Глава 7

Они упорно ехали вперед, все время на север, избегая разбросанных по недракскому лесу поселений. Гарион заметил, что ночи постепенно становились короче, а к тому времени, как они достигли северных предгорий, ночная тьма исчезла. Вечер и утро сливались в несколько часов светлых сумерек, когда солнце на короткое время исчезало за горизонтом, а потом внезапно появлялось снова.

Северная граница проходила по верхней кромке недракского леса. Это была не столько горная страна, сколько цепь гор, длинная гряда вздыбленной земли, простирающаяся с запада на восток и образующая как бы спинной хребет континента. По мере того как путники продвигались по едва различимой тропе через седловину между двумя заснеженными пиками, окружающие деревья становились все ниже, пока наконец не исчезли совсем. За этой чертой больше не было деревьев. Белгарат остановился на опушке последней рощицы и срезал с полдюжины молодых побегов.

Ветер, дувший с вершин, приносил колючий мороз и сухой воздух вечной зимы. Когда они достигли каменистой вершины, Гарион впервые в жизни увидел простиравшуюся перед ним бескрайнюю равнину. Эта равнина, на которой не росли деревья, была покрыта высокой травой, которая колыхалась под капризным ветром подобно морским волнам. По этому пустынному простору текли в никуда реки, и до самого горизонта были разбросаны тысячи мелких голубых озер и водоемов, сверкавших под северным солнцем.

– Насколько же далеко она простирается? – тихо спросил Гарион.

– Отсюда до полярных льдов, – ответил Белгарат, – на несколько сот лиг.

– И никто здесь не живет, кроме мориндимов?

– Никто не хочет жить на этой равнине. Большую часть года она погребена под снегом, и вокруг – тьма. Ты мог бы идти по ней шесть месяцев, так и не увидев солнца.

По скалистому склону они спустились вниз к равнине и обнаружили неглубокую низкую пещеру у основания гранитного утеса, который, казалось, разделял горы и предгорья.

– Остановимся здесь на некоторое время, – сказал Белгарат, слезая с уставшей лошади. – Нам нужно сделать кое-какие приготовления, а лошади нуждаются в отдыхе.

Следующие несколько дней они были очень заняты. Белгарат менял их внешний облик, Силк ставил грубые капканы в лабиринте тропинок, протоптанных кроликами, которые шныряли в высокой траве, а Гарион бродил по предгорьям в поисках корней каких-то растений и белого цветка с особым запахом. Белгарат же сидел у входа в пещеру, мастеря из срезанных им побегов различные приспособления. Корни, которые собрал Гарион, давали темно-коричневое красящее вещество, и Белгарат аккуратно наносил его на кожу путешественников.

– У мориндимов темная кожа, – объяснял он, окрашивая руки и спину Силка, – несколько темнее, чем у толнедрийцев и найсанцев. Через несколько недель краска сойдет, но продержится она достаточно долго, чтобы мы успели проехать через Мориндленд.

Придав их коже смуглый оттенок, Белгарат растолок пахучие цветы, чтобы получить ярко-черную краску.

– Волосы Силка вполне годятся, – сказал он, – и мои могут сойти, но вот у Гариона они совершенно не того цвета. – С этими словами Белгарат развел немного краски и окрасил золотистые волосы Гариона в черный цвет. – Вот теперь лучше, – проворчал он, закончив. – И еще осталось достаточно краски, чтобы сделать татуировку.

– Татуировку? – спросил изумленный Гарион.

– Мориндимы весьма обильно разукрашивают себя.

– И будет больно?

– Мы не будем наносить себе настоящую татуировку, Гарион, – сказал ему Белгарат, огорченно взглянув на него. – Татуировка слишком долго заживает. Кроме того, боюсь, что твоя тетушка закатит истерику, если я верну ей тебя, украшенным всевозможными изображениями. Эта краска продержится достаточно долго, чтобы мы могли проехать через Мориндленд, а в конце концов татуировка исчезнет.

Силк сидел, скрестив ноги, перед пещерой, глядя на весь мир глазами портного: он пришивал свежие кроликовые шкурки ко всем их одеждам.

– А не начнут они пахнуть через несколько дней? – спросил Гарион, сморщив нос.

– Вероятно, – согласился Силк. – Но у меня нет времени для того, чтобы их выделать.

Потом, тщательно нанося на лица татуировку, Белгарат объяснил им маски, которые отныне они должны будут носить.

– Гарион будет странствующим рыцарем – искателем приключений, – сказал он.

– А что это значит? – спросил Гарион.

– Сиди смирно, – сказал ему Белгарат; хмурясь, он наносил острием пера хищной птицы тонкие линии под глазами Гариона. – Это обычный ритуал мориндимов: молодой мориндим с определенным положением обязан отправиться в странствие в поисках приключений, прежде чем займет свое место в структуре клана. На голове у тебя будет белая меховая головная повязка, а в руках – красное копье, которое я вырезал для тебя. Оно имеет исключительно обрядовое назначение, – предупредил Белгарат, – так что не вздумай пронзить им кого-нибудь. Это весьма дурной тон.

– Постараюсь запомнить это.

– Мы попробуем замаскировать твой меч, чтобы он выглядел вроде реликвии или чего-нибудь в этом роде. Колдун может увидеть или почувствовать присутствие Ока – это зависит от того, насколько он силен. И еще одно замечание: странствующему рыцарю – искателю приключений – категорически запрещено разговаривать в любых обстоятельствах, так что держи язык за зубами. Силк станет твоим провидцем. У него будет белая меховая повязка на левой руке. Провидцы по большей части говорят загадками и тарабарщиной и склонны к тому, чтобы впадать в транс и закатывать истерики. – Белгарат взглянул на Силка: – Как думаешь, справишься ты с этим?

– Да уж, – ответил, усмехаясь, Силк.

– Не очень-то в это верится, – проворчал Белгарат. – Я же буду колдуном Гариона. У меня будет жезл с рогатым черепом, это заставит многих мориндимов избегать нас.

– Многих? – быстро спросил Силк.

– Вмешиваться в дела странствующего рыцаря тоже считается дурным тоном, но это случается сплошь и рядом. – Старик критически осмотрел татуировку Гариона. – Хорошо, достаточно, – сказал он и повернулся со своим пером к Силку.

Когда все закончилось, всех троих едва можно было узнать. Метки, которые старик тщательно нанес на их руки и лица, оказались не столько рисунками, сколько узорами. Лица превратились в отвратительные дьявольские маски, а открытые участки тела были покрыты символами, нанесенными черной краской. На всех троих были меховые штаны и жилеты, а вокруг шеи позвякивали ожерелья из костей.

Затем Белгарат в поисках чего-то направился вниз, в долину, расположенную как раз под пещерой. Его пытливому уму не пришлось долго искать то, что нужно. Гарион с отвращением смотрел, как старик хладнокровно раскопал могилу, вытащил оттуда оскаленный человеческий череп и осторожно вытер с него грязь.

– Мне понадобятся рога оленя, – сказал он Гариону, – не слишком большие и относительно одинаковые.

Белгарат сидел на корточках и в своих мехах и татуировке имел свирепый вид. Взяв пригоршню сухого песка, он начал скоблить череп.

В высокой траве то тут, то там валялись выбеленные солнцем и ветром рога, поскольку обитающие здесь олени сбрасывают их каждую зиму. Гарион подобрал с дюжину их и, вернувшись к пещере, увидел, что его дед сверлит пару дыр в макушке черепа. Белгарат критически рассмотрел рога, принесенные Гарионом, выбрал из них пару и воткнул в сделанные отверстия. Скрип рогов о кость заставил Гариона стиснуть зубы.

– Ну и как, по-твоему? – спросил Белгарат, поднимая увенчанный рогами череп.

– Чудовищно! – содрогнулся Гарион.

– В этом-то и заключается основная идея, – ответил старик. Он крепко утвердил череп на верхушке длинного шеста, украсил его несколькими перьями, а затем поднялся. – Давайте укладываться – едем.

И они стали спускаться вниз, через белесые предгорья, в долину, заросшую колышущейся, по грудь, травой. А солнце тем временем уже клонилось к юго-западному горизонту, чтобы затем быстро нырнуть за горную гряду, которую они только что пересекли. Запах невыделанных кроличьих шкурок, которые Силк пришил к одежде, был не из приятных, при этом Гарион всячески старался не смотреть на чудовищно преображенный череп, венчавший шест Белгарата.

– За нами следят, – несколько небрежно заметил Силк примерно после часа езды.

– Я был уверен, что это случится, – ответил Белгарат. – Но мы продолжаем путь.

Их первая встреча с мориндимами произошла как раз на восходе солнца. Они сделали остановку, чтобы напоить лошадей, на отлогом, усыпанном гравием берегу извилистого ручья. И тут дюжина одетых в меха всадников с темными, покрытыми дьявольской татуировкой лицами галопом выскочила на противоположный берег и остановилась. Они не произносили ни слова, но пристально вглядывались в отличительные знаки, которые Белгарат наносил с такой скрупулезностью. После короткого, вполголоса, совещания они повернули лошадей и ускакали. Но через несколько минут один из них вернулся галопом и привез с собой узел, завернутый в лисий мех. Он чуть помедлил, потом перебросил узел через ручей и умчался, ни разу не оглянувшись.

– Что же все это значит? – спросил Гарион.

– Узел – это подарок или нечто вроде, – ответил Белгарат. – Это их приношение любому дьяволу, который, может быть, сопровождает нас. Пойди подыми его.

– А что в нем?

– Всего понемногу. Но на твоем месте я не стал бы его открывать. Кстати, ты забыл, что не должен разговаривать.

– Но ведь кругом никого нет, – ответил Гарион, вертя головой и пытаясь уловить хоть малейший признак того, что за ними следят.

– Все же не будь так уверен в этом, – ответил старик. – Может быть, сотни мориндимов прячутся сейчас в траве. Пойди подбери узел и поедем дальше. Мориндимы достаточно вежливы, но будут гораздо счастливее, если мы уберем наших дьяволов с их территории.

Путники ехали по плоской бесцветной долине в окружении тучи назойливых мух, которых привлек запах необработанных меховых шкурок.

Следующая встреча с мориндимами, происшедшая несколько дней спустя, была менее дружеской. Путники выехали на холмистую местность, где из травы поднимались огромные округлые белые валуны и пасся дикий бык с большими вытянутыми рогами и темной косматой шерстью. Надвинулись тучи, серое небо потемнело, а короткие сумерки, знаменующие собой переход одного дня в другой, превратились в ночь. Путники спускались по пологому склону к большому озеру, которое под тучами походило на лист жести, когда вдруг из высокой травы выросли покрытые татуировкой воины в меховых одеждах и окружили их плотным кольцом. В руках у них были длинные копья и короткие луки, сделанные, по всей очевидности, из кости.

Гарион быстро остановил лошадь и взглянул на Белгарата, ожидая указаний.

– Смотри им прямо в глаза, – тихо сказал ему дед, – и помни, что тебе не разрешено разговаривать.

– Подходят еще, – выразительно сказал Силк, дернув подбородком в сторону вершины близлежащего холма, откуда шагом приближались около дюжины мориндимских всадников на раскрашенных низкорослых лошадях.

– Давайте я поговорю с ними, – сказал Белгарат.

– Пожалуйста.

Ехавший во главе группы всадник был дороднее, чем сопровождавшие его спутники. А черная татуировка на лице перемежалась красными и голубыми линиями, указывая на его высокое положение в клане и делая дьявольскую маску на лице еще более отвратительной. В руках у него была большая деревянная дубинка, разукрашенная странными символами и инкрустированная рядами острых зубов различных животных. То, как он держал ее, указывало, что это скорее символ власти, чем оружие. Всадник ехал без седла, а из лошадиной сбруи была одна только уздечка. В тридцати ярдах от путников он остановился.

– Зачем вы заехали в земли клана Ласки? – кратко и требовательно спросил он. Выговор у него был странный, а взгляд – прямой и враждебный.

Белгарат с достоинством выпрямился.

– Конечно, глава клана Ласки и раньше видел знак поиска, – холодно ответил он. – Нас не интересуют земли клана Ласки, мы следуем указаниям духа-дьявола клана Волка в тех поисках, которые он возложил на нас.

– Я не слышал о клане Волка, – ответил глава клана. – Где их земли?

– На запад отсюда, – ответил Белгарат. – Чтобы достигнуть этого места, мы ехали на протяжении двух убываний и пребываний духа Луны.

Казалось, на главу клана это произвело впечатление.

Но тут какой-то мориндим с длинными седыми косами и жидкой неопрятной бородкой подъехал к главе клана. В правой руке он держал жезл, увенчанный черепом большой птицы. Раскрытый клюв черепа был украшен зубами, что придавало ему особенно свирепый вид.

– А какое имя носит дух-дьявол клана Волка? – требовательно спросил он. – Может быть, я знаю его.

– Маловероятно, колдун клана Ласки, – вежливо ответил Белгарат. – Он редко уходит далеко от своих людей. В любом случае я не могу назвать его имя, поскольку он запретил открывать его кому бы то ни было, кроме провидцев.

– А можешь ли ты описать его наружность и характерные черты? – спросил колдун с белыми косами.

В этот момент Силк испустил глубокий горловой звук, застыл в седле и отчаянно закатил глаза, так что видны оказались только белки. Конвульсивным, судорожным движением он вскинул вверх руки.

– Берегитесь демона Агринджу, который, невидимый, крадется за нами, – произнес он нараспев глухим голосом оракула. – В своих видениях я лицезрел его трехглазую морду и пасть с сотней клыков. Глаз смертного человека не может созерцать его, но его руки с семью когтями даже теперь простираются вперед, чтобы разорвать на части каждого, кто осмелится стать на пути избранного им искателя, копьеносца из клана Волков. Я видел, как он пожирает дерзкого. Грядет добыча, а он жаждет человеческого мяса. Бегите, спасайтесь от его голода! – Силк задрожал, уронил руки и наклонился в седле, будто из него вдруг выпустили воздух.

– Ты, я вижу, уже побывал здесь, – пробормотал краешком губ Белгарат. – Но пытайся все же сдерживать свою фантазию. Помни, именно мне предстоит воплотить то, что выдумываешь ты!

Силк вскользь посмотрел на него и слегка подмигнул. Описанный им демон произвел явное впечатление на мориндимов. Всадники нервно озирались, а те, кто стоял в высокой, по пояс, траве, невольно сгрудились, дрожащими руками вцепившись в оружие.

Тогда сквозь кучку перепуганных воинов протолкался худой мориндим с белой меховой повязкой на левой руке. Вместо правой ноги у него была деревянная култышка, поэтому при ходьбе он тяжело хромал. Остановив на Силке полный откровенной ненависти взгляд, он широко раскрыл руки, покачиваясь и трясясь. Спина его изогнулась, и вдруг он упал и стал биться в муках мнимого припадка. Затем совершенно одеревенел и через некоторое время начал говорить:

– Дух-дьявол клана Ласки, ужасный Хорджа, говорит со мной. Он требует узнать, почему демон Агринджа посылает своего искателя в земли клана Ласки. Демон Хорджа тоже настолько страшен, что на него нельзя смотреть. У него четыре глаза, сто десять клыков и на каждой из шести рук по восемь когтей. Он кормится желудками людей и постоянно голоден.

– Жалкий подражатель, – презрительно фыркнул Силк, все еще опустив голову. – Даже собственной фантазии нет.

Колдун клана Ласки бросил презрительный взгляд на провидца, неподвижно лежавшего на траве, а затем опять повернулся к Белгарату.

– Дух-дьявол Хорджа бросает вызов духу-дьяволу Агриндже, – объявил он. – Он предлагает ему убраться прочь или же вырвет желудок у искателя Агринджи.

Белгарат выругался сквозь зубы.

– И что теперь? – пробормотал Силк.

– Я должен сразиться с ним, – хмуро ответил Белгарат. – К этому шло с самого начала. Этот, с белыми косами, пытается создать себе имя. Он, вероятно, нападал на каждого колдуна, который переходил ему дорогу.

– А сможешь ты справиться с ним?

– Сейчас узнаем. – Белгарат соскользнул с седла. – Предупреждаю, чтобы вы оставались в стороне, – прогудел он, – иначе я выпущу на вас нашего изголодавшегося духа-дьявола.

Острием копья Белгарат нарисовал круг на земле и в нем пятиконечную звезду, а затем зловеще вступил в центр этого рисунка. Седой колдун клана Ласки презрительно усмехнулся и соскочил со своей низкорослой лошади. Он быстро начертил на земле такой же символ и вступил под его защиту.

– Ах, вот как, – пробормотал Силк Гариону. – Раз вычерчены символы, никто из них не сможет отступить.

И Белгарат, и колдун с седыми косами начали бормотать заклинания на языке, которого Гарион никогда не слышал, и угрожающе размахивать в сторону друг друга своими страшными жезлами. Провидец клана Ласки, вдруг осознав, что находится в самом центре неизбежной схватки, чудесным образом излечился от своего припадка, вскочил на ноги и с испуганным видом умчался прочь.

Глава клана, пытаясь сохранить достоинство, осторожно заставил свою лошадку попятиться, чтобы отъехать как можно дальше от двух бормотавших стариков.

И вот над большим белым валуном, находившимся приблизительно в двадцати ярдах от обоих колдунов, в воздухе началось какое-то слабое мерцание, нечто вроде волн горячего воздуха, поднимающегося от красной черепичной крыши в жаркий день. Это привлекло внимание Гариона, который с удивлением уставился на странное явление. Пока он разглядывал его, мерцание стало более отчетливым, и казалось, что в него вливаются разорванные кусочки радуги, которые мерцали, перемешивались, взвивались вверх, подобно колеблющимся языкам пламени, поднимавшимся от невидимого огня. И пока Гарион взволнованно наблюдал это явление, справа появилось еще одно мерцание, льющееся из высокой травы. Оно тоже начало вбирать в себя цвет. Глядя то на одно, то на другое, Гарион заметил, или вообразил, что заметил, как в центре сначала одного, а затем второго мерцания стали возникать какие то призрачные контуры. Вначале они расплывались, изменялись, вбирая цвета из мерцавшего вокруг них воздуха. Затем, казалось, эти призрачные контуры, достигнув определенной точки, вспыхнули, и образовались две огромные ужасные фигуры. Обратившись друг к другу, они рычали и брызгали слюной с невероятной ненавистью. Каждая была высотой с дом, широкоплечая, а кожа их отливала разными оттенками, сменявшими друг друга подобно волнам.

У фигуры, стоявшей в траве, имелся третий глаз, злобно глядевший между двумя другими, а ее огромные руки заканчивались кистями с семью растопыренными когтями, жадно тянувшимися вперед. Выступающая вперед пасть была широко разинута и усеяна рядами жутких, острых, как иглы, зубов. Из пасти несся громоподобный, полный ненависти голодный вой.

У валуна высилась другая фигура. В верхней части ее торса, под непомерно широкими плечами, гроздьями свисали длинные, покрытые чешуей руки, извивавшиеся, подобно змеям, во всех направлениях. Каждая рука заканчивалась широко растопыренной кистью со многими когтями. Из-под тяжелых бровей безумно взирали два глаза, расположенных друг над другом, а пасть, подобно пасти другой фигуры, ощерилась целым лесом зубов. Эта отвратительная морда то поднималась, то опускалась, а из пасти извергалась пена.

Но даже когда эти два чудовища взирали друг на друга, создавалось впечатление, что монстров захлестнула некая мучительная борьба: по коже пробегала дрожь, а на груди и боках перекатывались огромные бугры. У Гариона возникло странное ощущение, будто внутри этих призраков заключается что-то еще – нечто совершенно другое и даже худшее. Рыча, оба демона сближались, но, несмотря на явное стремление к битве, казалось, их что-то заставляет, принуждает драться. В них чувствовалось страшное внутреннее сопротивление, чудовищные лики конвульсивно подергивались, и каждый из демонов сначала рычал в сторону своего противника, а потом в сторону колдуна, который им повелевал. Это сопротивление, как показалось Гариону, проистекает из чего-то, коренящегося глубоко в природе каждого демона. Они ненавидели свою рабскую зависимость, то, что их принуждают подчиняться чьим-то приказам. Цепи колдовства и заклинаний, которыми их опутали Белгарат и колдун с седыми косами, причиняли им невыносимые страдания, от которых они рыдали, и эти рыдания смешивались с ревом и рычанием.

Белгарат покрылся потом, который струился по его покрытому темными пятнами лицу. Заклинания, которые удерживали демона Агринджу в созданном Белгаратом образе, непрерывным потоком лились с языка чародея. Малейшая запинка в словах заклинания или искажение образа, созданное чародеем в уме, уничтожили бы власть над чудовищем, которое он же сам и вызвал, и оно обрушится на него. Корчась так, как будто кто-то пытался разорвать их изнутри, Агринджа и Хорджа, сцепившись, царапались и кусались, вырывая своими ужасными пастями из тела друг друга куски покрытого чешуей мяса. И от этой битвы дрожала земля.

Слишком ошеломленный, чтобы испытывать страх, Гарион созерцал эту жестокую схватку, и тут он заметил характерное различие между двумя демонами. Агринджа истекал кровью от ран – странной кровью, такой темно-красной, что она казалась почти черной. А из Хорджи кровь не текла. Куски, вырванные из его рук и плеч, были похожи на обломки дерева. Колдун с седыми косами тоже увидел это различие, и в глазах его вдруг отразился испуг. Голос колдуна стал пронзительно резким, он отчаянно творил заклинания, пытаясь удержать контроль над демоном. Перекатывающиеся под кожей Хорджи бугры стали крупнее. Огромный демон вырвался от Агринджи и замер – грудь его ходила ходуном, глаза горели отчаянной, ужасной надеждой.

Колдун с седыми косами теперь уже вопил. Заклинания беспорядочно срывались с его губ, неуверенно, будто что-то преодолевая. И тогда непроизнесенная тирада замерла у него на языке. Он отчаянно пытался произнести ее, но опять запнулся.

С торжествующим криком демон Хорджа выпрямился и, казалось, взорвался. Куски и обрывки чешуйчатой шкуры разлетелись во все стороны, и демон отряхнулся от чар, которые связывали его. Теперь у него были только две руки и почти человеческое лицо, увенчанное парой изгибающихся остроконечных рогов. Ноги его заканчивались копытами, а с сероватой кожи каплями стекала слизь. Он медленно повернулся, и его горящие глаза уставились на бормотавшего что-то колдуна с седыми косами.

– Хорджа! – взвизгнул седой мориндим. – Я приказываю тебе... – Слова застряли у него в горле, когда он в ужасе увидел, что демон внезапно вышел из-под его власти. – Хорджа! Я твой хозяин!

Но огромные копыта демона уже подминали траву, и он шаг за шагом приближался к своему бывшему хозяину.

В безумной панике седой мориндим отступил, бессознательно сделав роковой шаг, выйдя из-под защиты круга и звезды, нарисованных на земле.

Тогда Хорджа улыбнулся холодной улыбкой, наклонился и схватил визжащего колдуна за локти, не обращая внимания на удары увенчанного черепом жезла, сыпавшиеся на его голову и плечи. Затем чудовище выпрямилось и, подняв сопротивляющегося человека за ноги, подвесило его в воздухе вниз головой. Огромные плечи напряглись, и со злобным, плотоядным взглядом демон нарочито медленно разорвал колдуна.

Мориндимы пустились в бегство.

Огромный демон пренебрежительно бросил им вслед куски своего бывшего хозяина, затем с диким охотничьим воплем бросился в погоню за ними.

Трехглазый Агринджа все еще стоял, полусогнувшись, почти с безразличием созерцая уничтожение седого мориндима. Когда все было кончено, он повернулся и обратил горящий ненавистью взор на Белгарата.

Исходивший потом старый чародей поднял перед ним жезл с черепом, причем лицо его приняло крайне сосредоточенное выражение. Внутренняя борьба с новой силой разгорелась в чудовище, но воля Белгарата постепенно подчинила его себе. Агринджа завыл от отчаяния, царапая когтями воздух, затем страшные руки упали, и голова чудовища склонилась в знак признания своего поражения.

– Убирайся, – почти небрежно приказал Белгарат, и Агринджа мгновенно исчез.

Гариона вдруг охватил жуткий озноб, разболелся живот. Гарион повернулся, отошел на несколько шагов, упал на колени, и тут его вывернуло.

– Что случилось? – спросил Силк дрогнувшим голосом.

– Уверенность покинула колдуна, – спокойно ответил Белгарат. – Думаю, что причиной этому кровь. Когда он увидел, что Агринджа истекает кровью, а Хорджа – нет, то понял, что что-то позабыл. Это поколебало его уверенность, и он утратил свою сосредоточенность. Гарион, прекрати.

– Не могу, – простонал Гарион и снова согнулся от боли в животе.

– И долго Хорджа будет охотиться за другими мориндимами? – спросил Силк.

– Пока не зайдет солнце, – ответил Белгарат. – Подозреваю, что клану Ласки выдастся плохой денек.

– Есть шанс, что он повернет и набросится на нас?

– У него нет для этого никаких причин. Мы же не пытались поработить его. Как только Гарион снова придет в себя, мы сможем двинуться дальше. Нас больше не станут беспокоить.

Гарион поднялся, слабой рукой вытирая рот.

– Теперь ты в порядке? – спросил его Белгарат.

– Не совсем, – ответил Гарион, – но ничего не поделаешь, надо подниматься.

– Выпей глоток воды и постарайся не думать об увиденном.

– А не придется тебе когда-нибудь снова проделать это? – спросил Силк, глядя на Белгарата немного диким взглядом.

– Нет, – уверенно ответил Белгарат. На вершине холма, примерно с милю отсюда, были видны несколько всадников. – Другие мориндимы, живущие здесь, наблюдали за всем происходящим. Весть об этом распространится, и теперь никто не приблизится к нам. Давайте на лошадей – и вперед. До берега еще долгий путь.

Все последующие дни их поездки Гарион по крупицам собирал интересующие его сведения о том ужасном соперничестве, свидетелем которого он стал.

– Ключом ко всему этому является образ, – подвел итоги Белгарат. – Тот, кого мориндимы называют духом-дьяволом, по виду не многим отличается от людей. В своем воображении ты рисуешь образ и заставляешь духа принять его. До тех пор, пока ты сможешь удерживать дух в этом образе, он вынужден делать то, что ты приказываешь ему. Но если по какой-либо причине образ разрушается, дух вырывается на свободу и принимает свою настоящую форму. После этого ты ни за что не сможешь удерживать его в своей власти. У меня в этих делах есть некоторое преимущество. Превращение из человека в волка и обратно несколько обострило мое воображение.

– Тогда почему Белдин сказал, что ты плохо владеешь магией? – полюбопытствовал Силк.

– Белдин – сторонник строгих правил, – пожал плечами старик. – Он считает, что необходимо все привести в образ, все, до последней черточки, с головы до пят. В действительности в этом нет необходимости, но он считает, что надо только так и не иначе.

– А ты не думаешь, что мы могли бы поговорить о чем-нибудь другом? – спросил Гарион.

Через день или чуть позже они достигли побережья. Небо по-прежнему было затянуто грязновато-серыми тучами, и Восточное море под ними выглядело угрюмым. Отлогий берег, по которому они ехали, был густо усеян круглой черной галькой и выбеленными деревянными обломками, прибитыми к берегу. Волны накатывали и откатывали обратно с долгими печальными вздохами. В воздухе парили, жалобно крича, морские птицы.