ГЛАВА 9

Пелои были кочевым пастушеским народом с болотистых земель Восточной Пелозии, отменными наездниками и неистовыми воинами. Они говорили на несколько архаическом эленийском, и некоторые слова, сохранившиеся в их наречии, давно уже вышли из употребления в современном эленийском. Одним из таких слов было «доми» — слово, наполненное величайшим почтением. Означало оно «вождь» или что-то в этом роде, хотя, как сказал однажды сэр Улаф, очень много теряло в переводе.

Нынешнего доми пелоев звали Кринг. Это был худой жилистый человек чуть повыше среднего роста. Как было в обычае у его соплеменников, он брил голову, и его лицо и обритый череп покрывали жуткого вида сабельные шрамы — неоспоримое свидетельство того, что процесс восхождения к власти у пелоев сопряжен с определенными трудностями. Он одевался в черную кожу, и от жизни, проведенной в седле, его ноги стали кривыми. Кринг был отчаянно верным другом и обожал Миртаи с той минуты, как впервые увидел ее. Миртаи не разочаровывала его, хотя и не особенно поощряла. Они представляли собой довольно странную пару — атана была на фут с лишним выше своего пылкого поклонника.

Гостеприимство пелоев было щедрым, и слова «разделить соль» означали обычно, что к соли присоединялось неимоверное количество жареного мяса, за поглощением которого мужчины беседовали «о делах», что могло означать все, что угодно — от обсуждения погоды до формального объявления войны.

После трапезы Кринг рассказал о том, что видел, когда ехал со своей сотней пелоев через Земох.

— Земох никогда и не был настоящим государством, друг Спархок, — говорил он. — Здесь живет слишком много разных народов, чтобы их можно было объединить под одной крышей. Единственное, что удерживало их вместе, — страх перед Оттом и Азешем. Теперь, когда и бог, и император ушли в небытие, земохцы попросту расползаются в разные стороны. Никаких стычек, свар, ничего подобного — они просто больше не общаются друг с другом. У каждого земохца свои взгляды на жизнь и убеждения, так что им друг с другом и говорить-то особенно не о чем.

— А есть у них хоть какое-нибудь правительство? — спросил Тиниен у бритоголового доми.

— Разве что видимость, друг Тиниен, — ответил Кринг. Они сидели в большом открытом шатре посреди пелойского лагеря, угощаясь жареным быком. Солнце только что зашло, и тени гор, лежавших на западе, вытянулись, перечеркивая уютную долину. В полумиле от лагеря светились окна Басны. — Правительственные чиновники перебрались в Гана Дорит, — продолжал Кринг. — Никто сейчас не осмеливается даже близко подойти к бывшей столице. Чиновники в Гана Дорит строчат указы, но их гонцы обычно останавливаются в ближайшем селении, рвут указы на мелкие кусочки, пережидают некоторое время, а потом возвращаются и докладывают начальству, что все идет как надо. Чиновники счастливы, гонцам не приходится мотаться по всей стране, а народ занят своими делами. Собственно говоря, это не самая худшая разновидность правления.

— А какая у них религия? — с интересом спросил сэр Бевьер. Этот молодой рыцарь был фанатиком и много времени посвящал разговорам и мыслям о Боге. Несмотря на это, товарищи его любили.

— Они неохотно говорят о своей вере, друг Бевьер, — отвечал Кринг. — Именно религия в первую очередь и причинила им немало бед, так что теперь они не слишком-то рвутся открыто обсуждать вопросы веры. Они растят урожай, ухаживают за овцами и козами и предоставляют богам самим улаживать свои споры. Земохцы больше ни для кого не представляют угрозы.

— Если не считать того факта, что распавшееся государство — открытое приглашение к завоеванию для любого соседа, у которого найдется хотя бы намек на армию, — добавил Оскайн.

— Да кому захочется ввязываться в этакие хлопоты, ваше превосходительство? — осведомился Стрейджен. — В Земохе нет ничего ценного. Тамошним ворам приходится браться за честный труд, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Золото Отта, похоже, было всего лишь иллюзией. Оно исчезло бесследно со смертью Азеша. — Он сардонически ухмыльнулся. — И вы не представляете, как горевали по этому поводу некоторые приспешники первосвященника Симмура.

Лицо Кринга вдруг странно изменилось. Дикий всадник, чье имя наводило страх на его соседей, побледнел, потом вспыхнул, как маков цвет. Из женского шатра, где ее по пелойским обычаям разместили с прочими женщинами, появилась Миртаи. Странным образом королева Элана даже не возражала против того, чтобы отправиться в женский шатер, и это немало обеспокоило Спархока. Миртаи воспользовалась удобствами женского шатра, дабы придать себе «подобающий» вид. Кринг этим видом был явно впечатлен.

— Прошу прощения, — пробормотал он, торопливо вставая, и устремился навстречу путеводной звезде своей жизни.

— Полагаю, мы присутствуем при рождении легенды, — заметил Тиниен. — По крайней мере целую сотню лет пелои будут слагать песни о Кринге и Миртаи. — Он взглянул на тамульского посла. — А что, ваше превосходительство, Миртаи ведет себя так, как это в обычае у атанских женщин? Ей явно льстит ухаживание Кринга, но она не торопится дать ему определенный ответ.

— Атана ведет себя согласно обычаю, сэр Тиниен, — ответил Оскайн. — Атанские женщины признают лишь долгие и неспешные ухаживания. Им доставляет удовольствие мужское внимание, а ведь после свадьбы большинство мужчин обычно устремляет свое внимание на что-то иное. Сейчас Миртаи знает, что она — средоточие внимания доми. Мне говорили, что женщины весьма ценят подобные вещи.

— Но ведь она, надеюсь, не водит его за нос? — спросил Берит. — Я очень люблю доми и не хотел бы, чтобы его сердце было разбито.

— Отнюдь, сэр Берит. Атана определенно благосклонна к нему. Если бы она находила его ухаживания неприятными, она бы давно уже убила его.

— Похоже, ухаживать за атанской женщиной — довольно беспокойное занятие, — заметил Келтэн.

— О да! — рассмеялся Оскайн. — Мужчина должен быть крайне осторожным. Если он будет слишком настойчив, женщина убьет его, если будет недостаточно настойчив — выйдет за другого.

— Это не слишком цивилизованно, — заметил Келтэн с неодобрением.

— Но атанским женщинам нравится такое положение дел, а впрочем, женщины ведь куда примитивнее нас, мужчин.

Они покинули Басну на рассвете следующего дня и направились на восток, к Эсосу, городу на границе между Земохом и Астелом. Для Спархока это путешествие оказалось весьма странным. С одной стороны, он был совершенно уверен, что оно заняло не более трех дней. Он досконально помнил каждую минуту из этих трех дней, каждую милю. А между тем его дочь то и дело будила его, когда он был твердо уверен, что спит в шатре, — и рыцарь с удивлением обнаруживал, что дремлет на спине Фарэна и что судя по расположению солнца целый день пути на самом деле занял не больше шести часов. Принцесса Даная будила своего отца по весьма практической причине. Присоединение пелоев к отряду значительно увеличило количество припасов, от которых нужно было избавляться каждую «ночь», и Даная попросту заставляла отца помогать ей.

— А что ты делала с припасами, когда мы путешествовали с армией Воргуна? — спросил у нее Спархок на вторую «ночь», которая на самом деле заняла около получаса раннего утра этого бесконечного дня.

— Я поступала по-иному, — пожала она плечами.

— По-иному?

— Просто делала так, что лишняя провизия исчезала.

— А разве ты не можешь сделать так и сейчас?

— Могу, конечно, но тогда еда не достанется животным. Кроме того, это дает мне случай поговорить с тобой с глазу на глаз. Выверни этот мешок с зерном вон под теми кустами, Спархок. Там в траве прячется выводок перепелок. В последнее время они голодают, а сейчас как раз время подрастать птенцам.

— Ты хотела о чем-то поговорить со мной? — осведомился Спархок, взрезая мешок кинжалом.

— Да ни о чем таком особенном, — ответила Даная. — Я просто люблю разговаривать с тобой, а ты всегда так занят.

— И еще тебе подворачивается случай покрасоваться, верно?

— Да, пожалуй, что так. Какая радость быть богиней, если не можешь время от времени немножко побахвалиться?

— Я люблю тебя, — рассмеялся он.

— О, как это мило, Спархок! — воскликнула она. — От чистого сердца и без малейшего размышления! Хочешь, я сделаю траву лиловой, дабы выразить тебе свое расположение?

— С меня хватит и поцелуя. Лиловая трава, чего доброго, напугает коней.

Они прибыли в Эсос тем же вечером. Богиня-Дитя так искусно смешивала реальное и иллюзорное время, что не оставалось ни малейшего зазора. Спархок был рыцарем церкви, искушенным в магии, но его воображение трепетало при мысли о могуществе лукавой маленькой богини, которая, как сказала она сама во время сражения с Азешем, своей волей вызвала себя к жизни и которая сама решила возродиться его дочерью.

Они стали лагерем неподалеку от города, и после ужина Стрейджен и Телэн отвели Спархока в сторонку.

— Что ты думаешь насчет небольшой разведки? — спросил Стрейджен у рослого пандионца.

— Что ты имеешь в виду?

— Эсос довольно крупный город, — ответил светловолосый талесиец, — и здесь наверняка есть свое воровское сообщество. Полагаю, мы трое могли бы разузнать кое-что полезное, побеседовав с вожаком местных воров.

— Он тебя знает?

— Не думаю. Эмсат довольно далеко отсюда.

— Тогда с чего ты решил, что он захочет с тобой разговаривать?

— Из вежливости, Спархок. Воры и убийцы исключительно вежливы друг с другом. Это сберегает здоровье.

— Если он не знает, кто ты такой, каким образом он поймет, что с тобой нужно быть вежливым?

— Существуют некоторые опознавательные знаки.

— У вас, воров, довольно сложное сообщество.

— Все человеческие сообщества сложные, Спархок. Это одна из тягот, которые налагает на нас цивилизация.

— Когда-нибудь ты обучишь меня этим знакам.

— Не думаю.

— Почему бы нет?

— Потому что ты не вор. Это еще одна из тех сложностей, о которых мы говорим. Дело нее в том, что мы знаем только точку зрения посла на происходящее — и только в общих чертах. Мне бы хотелось побольше подробностей, а тебе?

— Еще как, друг мой.

— Так почему бы нам не отправиться в Эсос и не поразведать?

— Действительно — почему?

Они переоделись в неприметное платье и верхом выехали из лагеря, сделав круг на восток, чтобы въехать в город с той стороны.

На въезде в город Телэн критически посматривал на укрепления и никем не охраняемые ворота.

— Они тут чересчур расслабились, если вспомнить, насколько близко здесь граница с Земохом, — заметил он.

— Земох больше не представляет угрозы, — возразил Стрейджен.

— Старые привычки стойки, милорд Стрейджен, и не так уж много времени минуло с тех пор, как по ту сторону границы хозяйничал Отт, а за его спиной торчал Азеш.

— Сомневаюсь, чтобы эти люди так уж сильно страшились Азеша, — заметил Спархок. — У бога Отта не было никаких причин устремлять свой взгляд в эту сторону. Его всегда тянуло на запад, потому что там был Беллиом.

— Пожалуй, ты прав, — признал Телэн.

Эсос был небольшим городом, примерно как Лэнда, город в центральной Эозии. Вид у него был довольно древний — люди селились на этом месте с начала времен. Мощенные булыжником улочки были узкими и кривыми, и друзья долго и бесцельно бродили по ним.

— Как мы узнаем, в какой части города искать твоих собратьев по ремеслу? — спросил Спархок у Стрейджена. — Не можем же мы подойти к какому-нибудь горожанину и спросить его, где нам найти воров?

— Мы с Телэном возьмем это на себя, — усмехнулся Стрейджен. — Телэн, поди-ка спроси у какого-нибудь карманника, где тут воровской притон.

— Ладно, — ухмыльнулся Телэн, соскальзывая с седла.

— У него уйдет на это вся ночь, — заметил Спархок.

— Разве что он ослепнет, — отозвался Стрейджен, глядя, как мальчик протискивается в людской толчее. — С тех пор как мы въехали в город, я видел уже троих карманников, а ведь я еще и не особенно присматривался. — Он поджал губы. — Они здесь немного иначе работают. Видимо, это связано с узкими улицами.

— Где же тут связь?

— На узких улицах люди часто сталкиваются друг с другом, — пожал плечами Стрейджен. — Карманник в Эмсате или Симмуре нипочем не сумел бы сделать свое дело, натыкаясь на клиента. Это куда действеннее, смею тебя заверить, но вырабатывает дурные навыки.

Телэн вернулся через несколько минут.

— У реки, — сообщил он.

— Чего и следовало ожидать, — пробормотал Стрейджен. — Отчего-то воров всегда тянет к реке. Я так и не сумел понять почему.

Телэн пожал плечами.

— Наверное, потому, что по ней можно спастись вплавь, если дело примет дурной оборот. Нам лучше пойти пешком. Всадники привлекают к себе слишком много внимания. В конце улицы есть конюшня, там можно оставить лошадей.

Они наскоро переговорили с угрюмым конюхом и дальше двинулись пешком.

Притон воров Эсоса располагался в захудалой таверне на задах узкого тупика. Прямо над дверью висела на ржавом крюке грубая вывеска с изображением виноградной грозди, а на пороге удобно растянулись двое бродяг, потягивая пиво из помятых кружек.

— Мы ищем человека по имени Джукта, — сказал им Телэн.

— На что он вам сдался? — подозрительно проворчал один из бродяг.

— По делу, — холодно ответил Стрейджен.

— Этак всякий может сказать, — буркнул небритый бродяга, поднимаясь на ноги с увесистой дубинкой в руке.

— Это всегда так утомительно, — со вздохом пожаловался Стрейджен Спархоку. Затем его рука метнулась к рукояти шпаги, и узкий клинок со свистом вылетел из ножен. — Дружочек, — сказал он бродяге, — если не хочешь между завтраком и ужином получить в брюхо три фута стали — посторонись. — Острие шпаги убедительно коснулось живота небритого бродяги.

Второй стране прыгнул вбок, украдкой нашаривая рукоять кинжала.

— Не стоит, — убийственно тихим голосом предостерег его Спархок и, откинув плащ, показал ему кольчугу и эфес тяжелого меча. — Не знаю, приятель, где именно сейчас расположен твой завтрак либо ужин, но мне наверняка удастся вывернуть их на мостовую вместе с твоими кишками.

Бродяга застыл на месте.

— Брось кинжал, — процедил Спархок.

Лезвие кинжала со звоном ударилось о булыжники.

— Я так счастлив, что мы смогли разрешить это маленькое недоразумение без лишних неприятностей, — промурлыкал Стрейджен. — А теперь почему бы вам не провести нас внутрь и не представить Джукте?

Потолки в таверне были низкие, пол выстлан подгнившей соломой. Ее тускло освещали несколько сальных свечей.

Спархоку в жизни не доводилось видеть человека волосатее Джукты. Его руки от плеч до кончиков пальцев покрывала курчавая черная поросль. Обильные заросли так и выпирали из-за ворота туники, уши и ноздри напоминали птичьи гнезда, а борода начиналась сразу же под нижними веками.

— В чем дело? — голос Джукты исходил, казалось, из недр курчавой поросли.

— Они нас заставили привести их сюда, Джукта, — проскулил от порога один из бродяг, тыкая пальцем в шпагу Стрейджена.

Свиные глазки Джукты опасно сузились.

— Не занудствуй, — сказал ему Стрейджен, — и будь повнимательней. Я уже дважды дал тебе знак, а ты ничего не заметил.

— Еще как заметил, да только врываться сюда с оружием в руках — не самый лучший способ для знакомства.

— Мы немного торопились. Думаю, за нами гонятся. — Стрейджен сунул шпагу в ножны.

— Вы ведь нездешние, верно?

— Верно. Мы из Эозии.

— Далеконько же вы забрались от дома.

— Чего мы, собственно, и добивались. На родине дела для нас обернулись не лучшим образом.

— Чем вы занимаетесь?

— Мы по природе своей бродяги, так что искали удачи на больших и малых дорогах Пелозии. Увы, некий высокопоставленный церковник, когда мы беседовали с ним о делах, внезапно заболел и скончался, и рыцарям церкви вздумалось расследовать причину его хвори. Мы с друзьями решили, что нам не повредит перемена пейзажа.

— А что, эти рыцари церкви и впрямь так ужасны, как о них говорят?

— Даже хуже. Мы трое — все, что осталось от шайки в три десятка сорвиголов.

— Думаете осесть в этих местах?

— Мы еще не решили. Мы подумали, что вначале надо бы оглядеться — а заодно и убедиться, что рыцари больше не гонятся за нами.

— Не хотите назвать свои имена?

— Не очень. Мы ведь еще не знаем, останемся ли здесь, а какой смысл сочинять новые имена, если все равно двинемся дальше?

Джукта расхохотался.

— Если вы не уверены, что осядете в этих местах, — зачем же пришли ко мне?

— Большей частью из вежливости. Было бы ужасно невежливо, оказавшись в городе, не нанести визита собрату по ремеслу, да к тому же мы решили, что будет весьма полезно, если ты истратишь несколько минуток своего драгоценного времени и просветишь нас насчет местных порядков и стражей закона.

— Я никогда не бывал в Эозии, но думаю, что порядки и здесь, и там одинаковы. Разбойничков с большой дороги недолюбливают.

— Какое непонимание, — вздохнул Стрейджен. — Здесь, видимо, имеются шерифы и все такое прочее?

— Шерифы есть, это точно, — сказал Джукта, — но в этой части Астела они не слишком суются за городские стены. Здешние дворяне сами заботятся о поддержании порядка в своих владениях. Шерифы обыкновенно участвуют в сборах налогов, так что в деревнях они не самые желанные гости.

— Это неплохо. Стало быть, нам придется иметь дело с плохо обученными крепостными, которые больше привыкли ловить мелкое жулье, чем управляться с людьми серьезными. Дела ведь обстоят именно так?

Джукта кивнул.

— И к тому же эти шерифы-крепостные по большей части не высовывают носа за пределы земель своего господина.

— Мечта разбойничка, — ухмыльнулся Стрейджен.

— Не совсем, — покачал головой Джукта. — Не стоит подымать здесь слишком много шума. Местный шериф не станет за вами гоняться, но он может послать гонца в атанский гарнизон в Канае. Убежать от атанов невозможно, а брать пленных их попросту не учили.

— Это может стать помехой, — согласился Стрейджен. — Есть еще что-нибудь такое, что нам надо бы знать?

— Слыхали вы когда-нибудь об Айячине?

— Боюсь, что нет.

— Тогда вы можете нарваться на немалые неприятности.

— И кто же такой Айячин? Джукта повернул голову.

— Акрос, — позвал он, — поди сюда и расскажи нашим собратьям об Айячине! Я не очень-то сведущ в древней истории, — пояснил он, пожимая плечами и разводя руки. — А вот Акрос был учителем до того, как попался на краже у своего работодателя. От него, правда, не всегда можно добиться толку — у него маленькие сложности с выпивкой.

Акрос оказался помятым человечком с налитыми кровью глазами и пятидневной щетиной.

— Чего тебе надо, Джукта? — осведомился он, пошатываясь.

— Пошарь в том, что осталось от твоих мозгов, и расскажи нашим друзьям все, что сможешь вспомнить об Айячине.

Хмельной педагог ухмыльнулся, и его тусклые глазки заблестели. Он шлепнулся в кресло и глотнул из своей кружки.

— Я только немножко выпил! — сообщил он заплетающимся языком.

— Это правда, — сказал Джукта Стрейджену. — Когда он по-настоящему напьется, то и говорить не может.

— Насколько хорошо вы, господа, осведомлены в истории Астела? — вопросил Акрос.

— Совсем не осведомлены, — признался Стрейджен.

— Тогда я буду излагать вкратце, — Акрос откинулся в кресле. — В девятом веке очередной архипрелат Чиреллоса решил, что эленийскую веру необходимо воссоединить — под его рукой, разумеется.

— Разумеется, — усмехнулся Стрейджен. — Все благие цели именно к этому и приводят, верно? Акрос потер ладонью лицо.

— Я нетвердо помню подробности, так что не будем на них останавливаться. Рыцарей церкви тогда еще не было, и архипрелат потребовал войска у королей Эозии. Войско прошло через Земох — Отт к тому времени еще не родился, и Земох не был препятствием для эозийской армии. Архипрелат стремился к религиозному единству, но дворян из его войска куда больше интересовали завоевания. Они разоряли Астел, пока не появился Айячин.

Телэн подался вперед с горящими глазами. Это была единственная слабость мальчика — хорошая история заставляла его позабыть обо всем.

Акрос вновь глотнул из кружки.

— Существует множество противоречивых рассказов о происхождении Айячина, — продолжал он. — Одни говорят, что он был принцем, другие — бароном, и есть даже такие, что утверждают, будто Айячин был из крепостных. Ну, кто бы он там ни был, пылкой любви к родине ему было не занимать. Он поднял на бой тех дворян, которые еще не переметнулись к врагу, а затем сделал то, на что прежде еще никто не осмеливался. Он вооружил крепостных. Война с захватчиками длилась много лет, и после одной большой битвы, в которой Айячин как будто бы проиграл, он бежал на юг, заманивая эозийскую армию в Астельские топи, что как раз на юге страны. Он заключил тайный союз с патриотами в Эдоме, и вдоль южных границ топей ожидала огромная армия. Местные крепостные провели войско Айячина через топи и зыбучие пески, а вот эозийцы сдуру двинулись напролом, и множество их утонуло в трясине. Тех же, кто уцелел и выбрался из топей, перебили объединенные силы Айячина и эдомцев.

Айячин, конечно, надолго стал национальным героем, но дворяне, которые ненавидели его за то, что он вооружил крепостных, сговорились против него, и вскоре он был убит.

— Ну почему все истории так плохо заканчиваются?! — горестно воскликнул Телэн.

— Наш юный друг — литературный критик, — пояснил Стрейджен. — Он мечтает о том, чтобы у всех историй был счастливый конец.

— Шут бы с ней, с древней историей, — проворчал Джукта, — но вся соль в том, что Айячин вернулся — во всяком случае, так болтают крепостные.

— Это часть астельского фольклора, — пояснил Акрос. — Крепостные всегда говорили друг другу, что когда случится большая беда, Айячин встанет из могилы и вновь поведет их за собой.

Стрейджен вздохнул.

— Неужели нельзя придумать что-нибудь новенькое?

— А в чем дело? — осведомился Джукта.

— Да, собственно, ни в чем. Просто у нас в Эозии ходят похожие байки. Так с какой стати эта чушь может помешать нам, если мы обоснуемся в Астеле?

— С такой, что «часть астельского фольклора», о которой упомянул Акрос, кой у кого может заморозить кровь в жилах. Крепостные верят, что когда Айячин вернется, он освободит их. Так вот, недавно объявился какой-то сумасброд, который сеет смуту среди крепостных. Мы даже не знаем его настоящего имени, а крепостные зовут его Сабр. Он всем рассказывает, что сам лично видел ожившего Айячина.