ГЛАВА 5

Посол Оскайн откинулся в кресле.

— С чего бы начать? — задумчиво проговорил он. — Если разглядывать каждое происшествие само по себе, оно покажется малозначащим. Однако именно совокупность этих происшествий поставила Империю на грань крушения.

— Это мы можем понять, ваше превосходительство, — заверил его Эмбан.

— Церковь вот уже много столетий находится на грани крушения. Наша Святая Матерь дрейфует от кризиса к кризису, шатаясь, как подвыпивший матрос.

— Эмбан, — мягко упрекнул Долмант.

— Прошу прощения, — извинился толстый священнослужитель.

Оскайн улыбнулся.

— Хотя порой именно так и кажется, не правда ли, ваша светлость? — заметил он Эмбану. — Я полагаю, что правительство Церкви не слишком отличается от имперского правительства. Бюрократии, чтобы выжить, кризисы необходимы. Если не будет кризиса того или иного рода, кому-нибудь может прийти в голову мысль сократить десятка два-три должностей.

— Это я и сам заметил, — согласился Эмбан.

— Тем не менее я уверяю вас: то, что сейчас происходит в Империи, отнюдь не мыльный пузырь, сочиненный ради того, чтобы укрепить чье-то положение. Я ничуть не преувеличиваю, говоря, что Империя на грани крушения. — Бронзово-смуглое лицо Оскайна стало задумчивым. — Наша Империя, в отличие от ваших эозийских королевств, неоднородна. На дарезийском континенте имеется пять рас. Мы, тамульцы, живем на востоке, эленийцы на западе, стирики — вокруг Сарсоса, валезийцы — на своем острове, а кинезгийцы — в центре континента. Вероятно, не слишком естественно то, что так много разных народов собрано под одной крышей. У нас разные культуры, разные религии, и каждая раса пребывает в твердом убеждении, что она-то и есть центр вселенной. — Оскайн вздохнул. — Все мы, вероятно, были бы счастливее, если бы жили каждый сам по себе.

— Но когда-то, в далеком прошлом, кое-кто оказался чересчур властолюбивым? — предположил Тиниен.

— Отнюдь нет, сэр рыцарь, — отвечал Оскайн. — Скорее уж можно сказать, что мы, тамульцы, вляпались в Империю. — Он покосился на Миртаи, которая сидела молча, держа на коленях Данаю. — И вот причина, — добавил он, указывая на великаншу.

— Я здесь ни при чем, Оскайн, — возразила она.

— Я и не виню тебя лично, атана, — улыбнулся он. — Все дело в твоих соплеменниках. Миртаи тоже улыбнулась:

— Я не слышала этого обращения с тех пор, как была маленькой. Давно уже никто не называл меня «атаной».

— А что это означает? — с любопытством спросил Тиниен.

— »Воин», — пожала она плечами.

— »Воительница», если быть точным, — поправил Оскайн и нахмурился. — Не хочу задеть вас, но эленийский язык ограничен в своей возможности выражать тонкости некоторых определений. — Он взглянул на Элану. — Ваше величество заметили, что ваша рабыня не похожа на других женщин?

— Она не рабыня, — возразила Элана, — она мой друг.

— Что за невежество, Элана, — выговорила ей Миртаи. — Разумеется, я рабыня. Я и должна быть рабыней. Продолжай свой рассказ, Оскайн. Я объясню им позже.

— Ты думаешь, они поймут?

— Нет. Но я все равно объясню.

— И в этом, почтенный архипрелат, — обратился Оскайн к Долманту, — заключена причина создания Империи. Атаны отдали себя нам в рабство около полутора тысяч лет назад — ради того, чтобы их человекоубийственные наклонности не привели к поголовному уничтожению расы. В итоге у нас оказалась лучшая в мире армия — и это при том, что народ мы миролюбивый. Мы всегда выигрывали небольшие споры с другими народами, которые возникают время от времени и, как правило, улаживаются переговорами. В наших глазах соседние народы — сущие дети, не способные управиться с собственными делами. Империя начала разрастаться исключительно в интересах порядка. — Он оглядел рыцарей церкви. — Опять же, не хочу никого обидеть, но война — глупейшее изо всех человеческих занятий. Есть куда более действенные способы убедить людей изменить свои намерения.

— Как, например, угроза выпустить атанов? — лукаво предположил Эмбан.

— Этот способ действует отменно, ваша светлость, — признал Оскайн. — В прошлом одного присутствия атанов было довольно, чтобы предотвратить обострение политических дискуссий. Атаны — совершенная полиция. — Он вздохнул. — Полагаю, вы заметили проскользнувшее в моей речи пустяковое уточнение: «в прошлом». К несчастью, сейчас дела обстоят иначе. Империя, состоящая из различных народов, всегда обречена на мелкие вспышки национализма и расовых разногласий. Ничтожным людям свойственно стремиться так или иначе доказать собственную значимость. Это звучит патетически, но расизм в сущности есть последнее прибежище ничтожества. Подобные вспышки, как правило, не получают широкого распространения, но вдруг ни с того ни с сего эпидемия этих вспышек разразилась по всей Империи. Всяк вышивает стяги, распевает национальные гимны и трудится над изощренными оскорблениями в адрес «желтых собак». В наш адрес, разумеется. — Оскайн вытянул ладонь и критически ее осмотрел. — На самом деле кожа у нас не желтая. Скорее… — он задумался.

— Бежевая? — подсказал Стрейджен.

— Это тоже не слишком лестно, милорд Стрейджен, — улыбнулся Оскайн. — Ну да ладно. Быть может, когда-нибудь император издаст особый указ о том, каким цветом следует именовать нашу кожу — отныне и навеки. — Он пожал плечами. — Как бы то ни было, но отдельные вспышки национализма и расовой ненависти не смогли бы стать проблемой для атанов, даже если бы случились одновременно во всех городах Империи. Все дело осложняют сверхъестественные явления.

— Я так и думал, что за этим что-то кроется, — пробормотал Улаф.

— Вначале эти проявления магии были направлены на самих людей, — продолжал Оскайн. — У каждого народа есть свой мифический герой — некая выдающаяся личность, которая объединила людей, даровала им национальную цель и определила национальный характер. Современный мир запутан и сложен, и простой народ мечтает о простых временах героев, когда национальные цели были несложны и ясны и всякий точно знал, что он из себя представляет. Кто-то в Империи воскрешает героев древности.

Спархока вдруг пробрал озноб.

— Великанов? — быстро спросил он.

— Гм… — Оскайн задумался. — Да, пожалуй, это верное определение. Ход времени искажает и размывает очертания прошлого, и наши национальные герои со временем прибавляют в росте. Полагаю, что, думая о них, мы воображаем их великанами. Весьма тонкое восприятие, сэр Спархок.

— Я не заслужил этой похвалы, ваше превосходительство. Просто нечто подобное происходит и здесь. — Долмант остро глянул на него. — Я объясню потом, Сарати. Продолжайте, посол Оскайн. Вы сказали, что кто бы ни стоял за беспорядками в Империи, начал он с воскрешения национальных героев. В этих словах содержится намек на продолжение.

— О да, сэр Спархок, разумеется. Продолжение, и еще какое! У всякого народа есть не только свои герои, но и свои страшилища. И мы столкнулись со страшилищами — вампирами, оборотнями, вурдалаками — всеми теми, кем пугают детишек, чтобы научить их хорошо себя вести. Наши атаны не в силах сладить с чем-то подобным. Их учат управляться с людьми, а не с ужасами, порожденными фантазией веков. Вот в этом-то и есть наша проблема. У нас в Империи девять различных народов, и вдруг все они, как один, принялись преследовать свои национальные цели. А когда мы высылаем атанов, чтобы навести порядок и укрепить власть Империи, навстречу им из-под земли поднимаются тысячелетние кошмары. Это нам не по плечу. Правительство его императорского величества надеется, что ваша церковь признает здесь некоторую общность интересов. Если Тамульская империя развалится на девять воюющих королевств, возникший хаос неизбежно отразится на Эозии. Более всего нас тревожит магия. Мы в состоянии справиться с обычным мятежом, но не готовы иметь дело с охватившим весь континент заговором, который применяет против нас магию. Сарсосские стирики зашли в тупик. Что бы они ни пытались предпринять, контратаки следуют быстрее, чем они успевают приняться за дело. Мы слыхали о том, что произошло в Земохе, сэр Спархок, и потому я обращаюсь именно к вам. Заласта из Сарсоса — наилучший маг Стирикума, и именно он заверил нас, что вы — единственный человек в мире, обладающий силой, которая исправила бы наше положение.

— Заласта преувеличивает мои возможности, — пробормотал Спархок.

— Вы знаете его?

— Мы встречались. По правде говоря, ваше превосходительство, я лишь малая частица того, что на самом деле произошло в Земохе. В сущности, я был лишь руслом для потока силы, которой даже не берусь описать. Я был орудием в руках кого-то другого.

— Даже если это и так, вы — наша последняя надежда. Кто-то явно замыслил погубить Империю, и мы должны узнать, кто это. Если мы не сможем отыскать источник наших бед и уничтожить его, Империя погибнет. Поможете ли вы нам, сэр Спархок?

— Не мне принимать решение, ваше превосходительство. Вам следовало бы обратиться к моей королеве и Сарати. Если они прикажут, я отправлюсь в Дарезию. Если запретят — не тронусь с места.

— Тогда я направлю на них всю гигантскую мощь моего дара убеждения, — улыбнулся Оскайн. — Однако даже если допустить, что мои усилия увенчаются успехом — в чем я отнюдь не уверен — мы окажемся лицом к лицу с еще одной не менее серьезной проблемой. Мы должны любой ценой защитить достоинство его императорского величества. Когда одно правительство просит о помощи другое — это дело обычное, но когда правительство его императорского величества обращается к частному лицу с другого континента… Вот эту проблему нам и придется решать.

— Не думаю, чтобы у нас был выбор, Сарати, — веско говорил Эмбан. Был поздний вечер. Посол Оскайн отправился спать, а прочие, к которым присоединился Ортзел, патриарх Кадаха, что в Ламорканде, собрались, чтобы хорошенько обсудить его просьбу. — Мы можем не одобрять целиком и полностью всю политику Тамульской империи, но сейчас мы жизненно заинтересованы в ее стабильности. Сейчас мы полностью поглощены Рендорской кампанией. Если Тамульская империя развалится, нам придется отозвать большую часть наших армий — и рыцарей церкви — из Рендора, чтобы защищать наши интересы в Земохе. Согласен, сам по себе Земох не так уж и значителен, но мы не можем недооценивать стратегическое значение Земохских гор. Последние два тысячелетия в этих горах сидели наши враги, и этот факт целиком поглощал внимание нашей Святой Матери. Если мы позволим новому врагу завладеть Земохскими горами, мы потеряем все, чего добился Спархок в столице Земоха. Мы вернемся в то же положение, в каком находились шесть лет назад. Нам опять придется покинуть Рендор и готовить силы для отражения новой опасности с востока.

— То, что ты говоришь, и так очевидно, Эмбан, — заметил Долмант.

— Знаю, но иногда такой прием помогает выложить все карты на стол и как следует их рассмотреть.

— Спархок, — сказал Долмант, — если бы я приказал тебе отправиться в Материон, а твоя жена велела остаться дома — что бы ты сделал?

— Вероятно, отправился бы в монастырь и в ближайшие несколько лет молил Бога направить меня на путь истинный.

— Наша Святая Матерь церковь потрясена твоим благочестием, сэр Спархок.

— Я готов на все, лишь бы порадовать ее, Сарати. Я же ее рыцарь, в конце концов. Долмант вздохнул.

— Стало быть, все сводится к некоему соглашению между мной и Эланой?

— Подобная мудрость может исходить только от Бога, — заметил Спархок своим друзьям.

— Ты имеешь что-нибудь против? — едко осведомился Долмант. Затем он с безнадежным видом глянул на королеву Элении. — Назовите свою цену, ваше величество.

— Что-что?

— Давай не будем ходить вокруг да около, Элана. Твой рыцарь припер меня к стене.

— Знаю, — ответила она, — и я так восхищена этим, что едва дышу. Мы обсудим это с глазу на глаз, достопочтенный архипрелат. Мы же не хотим, чтобы сэр Спархок узнал свою истинную цену, не так ли? Ему может прийти в голову, что мы платим ему меньше, чем он заслуживает.

— Как же мне это надоело, — пробормотал Долмант, не обращаясь ни к кому в особенности.

— Думаю, нам следовало бы задуматься еще кое над чем, — сказал Стрейджен. — В рассказе тамульского посла было кое-что знакомое — или никто, кроме меня, этого не заметил? У нас, в Ламорканде, происходят события, до боли похожие на тамульские неурядицы. Все ламорки твердо убеждены, что Дрегнат вернулся, и это почти совпадает с той ситуацией, о которой рассказал Оскайн. Далее, по пути из Симмура нас атаковал отряд ламорков, которые могли появиться только из прошлого. У них было стальное оружие, но бронзовые доспехи, и говорили они на древнеламоркском. После того как сэр Улаф прикончил их предводителя, те, кто еще оставался в живых, исчезли бесследно. Остались только мертвые, вернее, древние засушенные мумии.

— И это еще не все, — добавил Спархок. — В горах западной Эозии действовала бандитская шайка. Вожаки бандитов были из бывших сторонников Энниаса, и они прилагали все усилия, чтобы раздуть мятежные настроения у местных крестьян. Платиму удалось заслать шпиона в их лагерь, и он рассказал нам, что вдохновителем шайки был не кто иной, как Крегер, старинный подручный Мартэла. Одолев бандитов, мы стали допрашивать одного из них о Крегере, и тогда то же самое облако, которое мы видели на пути в Земох, поглотило пленника и разорвало в клочья. Что-то затевается в Эозии, и это «что-то» исходит из Ламорканда.

— И ты полагаешь, что между этими случаями есть связь? — спросил Долмант.

— Это логическое заключение, Сарати. Слишком много сходных черт, чтобы их можно было игнорировать. — Спархок помолчал, глядя на жену. — Это может стать причиной семейных неурядиц, — с сожалением продолжил он, — но я полагаю, что мы должны весьма серьезно отнестись к просьбе Оскайна. Кто-то шарит в прошлом, извлекая в настоящее людей и тварей, которые мертвы вот уже многие тысячелетия. Когда мы столкнулись с этим в Пелозии, Сефрения сказала нам, что на такое способны только боги.

— Ну, это не совсем верно, Спархок, — поправил его Бевьер. — На самом деле она говорила, что некоторые наиболее могущественные стирикские маги тоже могут воскрешать мертвых.

— Думаю, что мы можем исключить эту возможность, — покачал головой Спархок. — Мы с Сефренией как-то говорили об этом, и она сказала мне, что за сорок тысячелетий стирикской истории было только два стирика, обладавших такими способностями, да и то неполноценными. Нынешнее воскрешение древних героев и армий происходит в девяти королевствах Тамульской империи и по крайней мере в одном королевстве Эозии. Слишком много сходных черт, чтобы счесть это простым совпадением, а вся схема — какова бы ни была ее цель — чересчур сложна, чтобы исходить от того, кто не в полной мере владеет заклинанием.

— Тролли-Боги? — мрачно предположил Улаф.

— Я бы не отрицал такой возможности. Они проделывали это и раньше, так что мы знаем, что они на такое способны. Впрочем, сейчас все, что мы имеем, — некоторые подозрения, основанные на кое-каких высокоученых догадках. Нам отчаянно нужна информация.

— Это уж мое дело, Спархок, — сказал Стрейджен, — мое и Платима. Надо так понимать, что ты отправляешься в Дарезию?

— Похоже на то, — Спархок бросил виноватый взгляд на жену. — Я бы с радостью отправил кого-нибудь другого, но, боюсь, он не будет знать, что искать.

— Я, пожалуй, отправлюсь с тобой, — решил Стрейджен. — Моих коллег там не меньше, чем в Эозии, а представители нашей профессии умеют собирать информацию куда лучше вас.

Спархок кивнул.

— Может быть, нам следует начать прямо отсюда, — предложил Улаф. Он взглянул на патриарха Ортзела. — Откуда взялись все эти невероятные россказни о Дрегнате, ваша светлость? Ничья репутация не может сохраниться в течение четырех тысяч лет, какой бы впечатляющей персоной он ни был при жизни.

— Дрегнат, сэр Улаф — литературный образ, — отвечал суровый светловолосый священник, слегка улыбаясь. Как восхождение на трон архипрелата изменило Долманта, так и Ортзела изменила жизнь в Чиреллосе.