ГЛАВА 25

— Такая манера говорить, ваше величество, бывает свойственна людям с развитым умом, — пояснил Заласта Элане. — Они говорят слишком быстро, потому что их мысли выплескиваются наружу. Император Сарабиан, возможно, и не так гениален, как думает он сам, но он обладает умом, с которым нельзя не считаться. Поразительнее всего то, что он ухитрился сохранить все в тайне от всего своего правительства. Подобные люди обычно столь рассеянны и легко возбудимы, что сами выдают себя.

Они собрались в королевских покоях, чтобы обсудить поразительное открытие минувшей ночи. Посол Оскайн явился с утра пораньше и принес с собой схему потайных ходов и укрытых постов для подслушивания внутри эленийского замка, который теперь стал их временным домом. С полдюжины шпионов аккуратно извлекли наружу и вежливо, но твердо попросили удалиться.

— В этом нет ничего личного, ваше величество, — извинился Оскайн перед Эланой. — Просто политическая рутина.

— Я это очень хорошо понимаю, ваше превосходительство, — отвечала она. Элана этим утром облачилась в изумрудно-зеленое платье и была в нем особенно хороша.

— А что, ваше превосходительство, — спросил Стрейджен, — ваша разведка достаточно развита?

— Нет, милорд, не слишком. У каждого министерства имеются свои шпионы, но они по большей части шпионят друг за другом. Своих коллег мы побаиваемся куда сильнее, чем иностранных гостей.

— Стало быть, единой разведки у вас нет?

— Боюсь, что нет, милорд.

— Вы уверены, что мы выставили всех шпионов? — спросил Эмбан, с некоторым беспокойством посматривая на сверкающие стены.

— Положитесь на меня, ваша светлость, — улыбнулась Сефрения.

— Боюсь, я что-то не понял.

— Она как следует пошевелила пальцами, патриарх Эмбан, — сухо пояснил Телэн, — и теперь все шпионы, которых мы не сумели обнаружить, квакают по-лягушачьи.

— Не совсем так, — поправила Сефрения, — но если за стенами и впрямь остались шпионы, они не услышат ни единого слова.

— Тебя весьма полезно иметь под рукой, Сефрения, — заметил толстяк церковник.

— Я и сам того же мнения, — согласился Вэнион.

— Тогда перейдем к делу, — предложила Элана. — Мы не хотели бы слишком часто использовать нашу выдумку, но все же необходимо обменяться с Сарабианом несколькими подарками — просто для того, чтобы убедиться, что никто не попытается перехватить наши послания, и чтобы придворные привыкли к виду Мелидиры, снующей туда и сюда со всякими безделушками.

— Я не собираюсь всего лишь сновать, ваше величество, — возразила Мелидира. — Я намерена соблазнительно вилять бедрами. Я уже давно заметила, что мужчина, который загляделся на бедра женщины, не слишком обращает внимание на то, чем занято все остальное.

— В самом деле? — отозвалась принцесса Даная. — Мне надо будет это запомнить. Баронесса, вы научите меня вилять бедрами?

— Принцесса, — сказал Телэн, — для этого тебе вначале нужно отрастить бедра.

В глазах Данаи появилось опасное выражение.

— Даже и не думай, — предостерег ее Спархок. Она пропустила его слова мимо ушей.

— Я с тобой еще за это поквитаюсь, Телэн! — пригрозила она.

— Сомневаюсь, ваше высочество, — дерзко отозвался мальчик. — Я пока еще бегаю быстрее тебя.

— У нас имеется и другая проблема, — сказал Стрейджен. — Тот великолепнейший план, который я составил пару месяцев назад, нынче ночью развалился на куски. Боюсь, что серьезной помощи нам от местных воров не дождаться. Они даже хуже, чем предупреждал нас Кааладор. Тамульское общество настолько закоснело, что мои местные собратья по ремеслу разучились самостоятельно мыслить. В этих местах имеются определенные шаблоны поведения воров, и те, с кем мы встречались прошлой ночью, настолько косны и узколобы, что не в состоянии обойти эти шаблоны. Эленийцы в местном воровском сообществе еще могут блеснуть самостоятельной мыслью, но вот тамульцы все, как один, непроходимо тупы.

— Это уж точно, — согласился Телэн. — Они даже не пытаются удрать, когда их застигнут на воровстве, — просто стоят себе и ждут, когда их отволокут в кутузку. В жизни не встречал ничего безнравственнее.

— Возможно, нам и удастся вывернуться, — продолжал Стрейджен. — Я послал за Кааладором — может быть, ему удастся втолковать им что-нибудь, согласуемое со здравым смыслом. Куда больше меня беспокоит то, что у местных воров нет и подобия единства. Воры не разговаривают с убийцами, шлюхи не разговаривают с нищими, а с мошенниками и вовсе не разговаривает никто. Убей меня Бог, не могу понять, как они вообще ухитряются существовать.

— Невеселые новости, — заметил Улаф. — Мы ведь рассчитывали, что воры послужат нам шпионской сетью.

— Будем надеяться, что Кааладор сумеет все уладить, — сказал Стрейджен. — То, что у здешнего правительства нет единой разведывательной службы, делает воровское сообщество жизненно важным для наших планов.

— Кааладор наставит их на путь истинный, — уверенно заявила Элана. — Я в него верю.

— Это потому, что тебе нравится, как он говорит, — пояснил Спархок.

— Кстати, о говоре, — сказала Сефрения. — Боюсь, как бы всем нашим усилиям не помешало то, что большинство из вас не говорит по-тамульски. Мы намерены кое-что предпринять по этому поводу. — Келтэн застонал. — На сей раз это будет не так мучительно, дорогой, — улыбнулась она. — Времени у нас слишком мало, чтобы обучать вас языку по всем правилам, поэтому мы с Заластой намерены немножко смошенничать.

— Не могла бы ты выразиться пояснее, Сефрения? — с озадаченным видом осведомился Эмбан.

— Мы попросту поколдуем, — пожала она плечами.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что можешь обучить кого угодно чужому языку с помощью магии?

— И еще как, — заверил его Спархок. — В пещере Гверига она в пять секунд научила меня языку троллей, а уж этот язык, я полагаю, учить куда труднее, чем тамульский. Тамульцы, по крайней мере, люди.

— Нам, однако, придется быть осторожными, — предостерегла маленькая стирикская женщина. — Если все вы вдруг проявите выдающиеся способности к языкам, это будет выглядеть более чем странно. Мы станем действовать понемногу: вначале основной набор слов и начатки грамматики, а уж потом можно будет двигаться дальше.

— Я бы мог прислать вам учителей, леди Сефрения, — предложил Оскайн.

— Благодарю, ваше превосходительство, но это ни к чему. Ваши учителя проникнутся удивлением — и подозрениями, — если вдруг обнаружат перед собой целую роту редкостно даровитых учеников. Мы займемся изучением языка самостоятельно, чтобы не выдать своих истинных намерений. Вначале я сделаю нашим ученикам чудовищный акцент, а потом мы его постепенно сгладим.

— Сефрения! — слегка обиженным голосом воззвал Келтэн.

— Что, дорогой?

— Так ты можешь обучать языку с помощью магии?

— Разумеется.

— Зачем же ты тогда столько лет пыталась учить меня стирикскому языку? Когда стало ясно, что из этого ничего не выйдет, тебе нужно было просто пошевелить пальцами — и все.

— Келтэн, дорогой, — мягко сказала Сефрения, — почему я пыталась научить тебя стирикскому языку?

— Наверное, чтобы я мог колдовать, — пожал он плечами. — Если только тебе просто не нравится мучить людей.

— Нет, дорогой. Для меня это было так же мучительно, как для тебя. — Сефрения содрогнулась. — Быть может, даже гораздо мучительнее. Ты действительно учил язык стириков для того, чтобы овладеть заклинаниями, но чтобы добиться этого, тебе нужно было научиться думать по-стирикски. Нельзя просто сказать вслух нужные слова и ждать, что они произведут желаемое воздействие.

— Подожди минутку! — затряс головой Келтэн. — Ты что же, хочешь сказать, что люди, которые говорят на чужих языках, и думают иначе, чем мы?

— Думать они могут и так же, только другими словами.

— Ты имеешь в виду, что мы все думаем словами?

— Разумеется, Келтэн. Что же еще, по-твоему, мысли?

— Понятия не имею. Но ведь, в конце концов, все мы люди, так почему бы нам всем не думать на одном языке?

Сефрения растерянно моргнула.

— И какой же это должен быть язык, дорогой?

— Эленийский, какой же еще? Вот почему иностранцы не такие умные, как мы! Им приходится переводить свои мысли с эленийского на ту варварскую тарабарщину, которую они зовут языком. Из чистого упрямства, само собой.

Сефрения недоверчиво воззрилась на него:

— Ты ведь это не всерьез, дорогой?

— Конечно же всерьез! Я думал, всем известно, почему эленийцы самые умные. — Лицо Келтэна сияло убийственным простодушием.

— О, дорогой! — вздохнула Сефрения почти с отчаянием.

Мелидира надела лиловое платье и, виляя бедрами, отправилась к личным покоям императора, перекинув через руку эленийский камзол из синего атласа. Миртаи следовала за ней. Миртаи не виляла бедрами. Глаза Мелидиры были невинно распахнуты. Лицо светилось непобедимой тупостью. Нижняя губка была мило прикушена, как если бы ее хозяйка задыхалась от волнения. Придворные императора Сарабиана с громадным интересом наблюдали за бедрами Мелидиры. Никто не обратил внимания на то, что у нее в руках.

Она вручила императору подарок, присовокупив маленькую сбивчивую речь, которую переводила Миртаи. Ответ императора был вполне официальным. Мелидира сделала реверанс и, виляя бедрами, поспешила назад, в эленийский замок. Вновь придворные были целиком и полностью поглощены ее бедрами — хотя уже имели возможность любоваться процессом виляния.

— Прошло без сучка без задоринки! — самодовольно сообщила баронесса.

— Как им понравилась ваша походка? — осведомился Стрейджен.

— Я превратила весь двор в камень, милорд Стрейджен! — рассмеялась она.

— Это правда? — спросил Стрейджен у Миртаи.

— Не совсем, — ответила атана. — Кое-кто последовал за ней, чтобы наглядеться вдоволь. Мелидира очень ловко управляется со своими бедрами. То, что творилось у нее под платьем, больше всего походило на драку двух кошек в холщовом мешке.

— Мы должны использовать дары, которые дает нам Господь, не так ли, ваша светлость? — с притворно набожным видом обратилась баронесса к Эмбану.

— Безусловно, дитя мое, — согласился тот, безуспешно пытаясь сдержать улыбку.

Четвертью часа позже прибыл посол Оскайн с алебастровой шкатулочкой на подушке из синего бархата. Элана вынула из шкатулочки послание императора и прочла вслух:

«Элана!

Твое послание прибыло благополучно. У меня сложилось впечатление, что мои придворные не только воздержатся от того, чтобы препятствовать свободному перемещению баронессы по дворцу, но и станут горячо защищать ее право на таковое перемещение. Как только этой девушке удается одновременно шевелить всем, что может шевелиться?

Сарабиан».

— Ну, и как же? — обратился Стрейджен к золотоволосой баронессе.

— Врожденный дар, милорд Стрейджен.

В последующие недели эленийские гости старательно делали вид, что изучают тамульский язык, а Оскайн помогал им, время от времени как бы невзначай говоря министрам, что обучал гостей языку во время долгого путешествия в Материон. На одном из банкетов, который устроил в их честь первый министр, Элана выступила с небольшой речью на тамульском языке, дабы довести до всеобщего сведения, что она и ее свита уже достигли определенных успехов.

Не обошлось, само собой, и без курьезов. Келтэн как-то ухитрился смертельно оскорбить одного придворного, с улыбкой высказав ему то, что он сам счел изысканным комплиментом.

— Что это с ним? — удивился светловолосый пандионец, озадаченно глядя, как придворный поспешно удаляется прочь.

— Что ты хотел ему сказать? — осведомилась Миртаи, с трудом подавляя смех.

— Что мне приятно видеть его улыбку, — пожал плечами Келтэн.

— У тебя получилось совсем не то.

— И что же у меня получилось?

— Ты сказал: «Чтоб у тебя выпали все зубы».

— Кажется, я употребил не то слово?

— Да, можно и так сказать.

Притворное изучение языка дало королеве и ее окружению множество свободного времени. Официальные церемонии и развлечения, которые они обязаны были посещать, обыкновенно имели место по вечерам, а дни оставались в полном их распоряжении. Они проводили это время в долгих разговорах — большей частью по-тамульски. Заклинание, которое использовали Заласта и Сефрения, помогло им полностью овладеть словарным запасом и грамматикой, но сглаживание акцента заняло гораздо больше времени.

Как и предсказывал Оскайн, первый министр неутомимо воздвигал на пути гостей самые разнообразные препятствия. Насколько ему удавалось, он заполнял их время утомительной и бессмысленной деятельностью. Они посещали открытия выставок домашнего скота. Они получали почетные звания в университете. Они осматривали образцовые крестьянские хозяйства. Всякий раз, когда они покидали императорскую резиденцию, первый министр снабжал их громадным эскортом — эскортом, который собирался по нескольку часов, и агенты Пондии Субата тратили это время с пользой, расчищая улицы от горожан — именно тех, кого и хотели бы увидеть гости. Гораздо хуже было то, что он всячески ограничивал им доступ к императору Сарабиану. Субат мешал им, как мог, но куда ему было сравниться с эленийской изобретательностью, тем более что кое-кто из свиты Эланы был совсем не тем, кем казался. Телэн в особенности озадачивал агентов первого министра. Спархок давно уже понял, что в любом городе мира проследить за Телэном было практически невозможно. Мальчик развлекался вовсю и доставлял в замок немало ценных сведений.

Как-то жарким дремотным днем Элана и другие дамы сидели в королевских покоях, и когда Спархок и Келтэн незаметно вошли туда, они услышали голос Алиэн, камеристки Эланы.

— Такое случается часто, — негромко говорила кареглазая девушка. — Это одно из неудобств жизни служанки. — Как обычно, Алиэн была в строгом платье приглушенно-серого цвета.

— Кто это был? — глаза Эланы метали искры.

— Это неважно, ваше величество, — отозвалась Алиэн с легким замешательством.

— Нет, Алиэн, — отрезала Элана, — важно.

— Граф Озрил, ваше величество.

— Я слыхала о нем, — ледяным тоном сказала Элана.

— Я тоже, — голос Мелидиры прозвучал ничуть не теплее.

— Как я понимаю, граф пользуется непривлекательной репутацией? — спросила Сефрения.

— Таких людей называют распутниками, леди Сефрения, — пояснила Мелидира. — Он барахтается в разврате самого грязного пошиба. Он похваляется, что избавляет Господа от труда проклясть его, поскольку был рожден для преисподней.

— Мои родители были люди сельские, — продолжала Алиэн, — и не знали о репутации графа. Поэтому они полагали, что служба у него для меня редкостная удача. Крестьянской девушке трудно отыскать другой способ выбраться из своего положения. Мне было тогда четырнадцать, и я совсем не знала жизни. Поначалу граф был со мной очень добр, и мне казалось, что мне неслыханно повезло. Потом однажды ночью он явился домой пьяным, и тогда я узнала, отчего он был так добр ко мне. Я не получила того воспитания, что Миртаи, и ничего не смогла поделать. Потом я, конечно, плакала, но он только смеялся над моими слезами. По счастью, обошлось без последствий. Граф Озрил имел обыкновение вышвыривать забеременевших служанок на улицу в одном платье. Очень скоро это развлечение ему надоело. Он уплатил мне жалованье и дал хорошую рекомендацию. Мне посчастливилось получить службу во дворце. — Алиэн едва заметно болезненно усмехнулась. — Поскольку никаких последствий не было, теперь, мне думается, все это не имеет особого значения.

— Для меня — имеет, — мрачно сказала Миртаи. — Клянусь тебе, что когда мы вернемся в Симмур, граф и недели не проживет на свете.

— Если ты намерена ждать так долго, Миртаи, то можешь и опоздать, — как бы между прочим заметил Келтэн. — Могу обещать тебе, что граф Озрил не увидит заката того дня, когда я вернусь в Симмур.

— Он не станет драться с тобой, Келтэн, — сказал Спархок своему другу.

— У него не останется другого выбора, — ответил Келтэн. — Я знаю немало оскорблений, проглотить которые не сможет ни один мужчина, — а уж если они не сработают, я просто начну резать его на кусочки. Когда отрежешь человеку нос и уши, он поневоле схватится за меч — возможно, потому, что не будет знать, за что ты примешься потом.

— Тебя арестуют.

— Не страшно, Спархок, — мрачно сказала Элана. — Я его помилую.

— Вы не должны делать этого, сэр Келтэн, — пробормотала Алиэн, опуская глаза.

— Именно, должен, — ответил Келтэн твердым, как кремень, голосом. — Когда я покончу с ним, то принесу тебе его ухо — как доказательство, что я сдержал свое слово.

Спархок искренне ожидал, что нежная девушка будет с отвращением протестовать против такого чудовищного подарка. Он ошибся. Алиэн одарила его друга горячей улыбкой.

— Это будет так мило, сэр Келтэн, — сказала она.

— Что же ты, Сефрения? — обратился Спархок к своей наставнице. — Заведи глаза к потолку и вздохни. На этот раз я даже соглашусь с тобой.

— С какой стати мне это делать, Спархок? — осведомилась она. — Я всем сердцем одобряю решение сэра Келтэна.

— Ты дикарка, матушка, — укорил Спархок.

— Вот как?

Тем же днем позднее Спархок и Келтэн присоединились к рыцарям, собравшимся в нестерпимо сверкающем главном зале псевдоэленийского замка. Рыцари сменили свои парадные доспехи на камзолы и обтягивающие штаны.