ГЛАВА 14

Город Пела в центральном Астеле был основным средоточием торговли, куда со всех концов Империи съезжались торговцы и перекупщики скота — заключать сделки с пелойскими скотоводами. Город с виду был какой-то запущенный, недостроенный, и неудивительно — здания его по большей части были не чем иным, как щедро разукрашенными фасадами, за которыми были воздвигнуты большие шатры. С начала времен никто даже и не пытался замостить его улицы, покрытые колеями и выбоинами, и когда по ним проходил караван повозок или гнали стадо скота, поднимавшаяся туча пыли заволакивала весь город. За расплывчатыми с виду границами города волновалось море шатров — переносные жилища кочевых пелоев.

Тикуме провел их через город к холму, подножие которого окружали разноцветные полосатые шатры. Навес, растянутый на высоких кольях, затенял почетное место на самой вершине холма, и земля под навесом была выстлана коврами, завалена мехами и мягкими подушками.

Миртаи была в центре всеобщего внимания. Ее довольно скудную походную одежду прикрывала пурпурная мантия до пят, признак ее почти королевского статуса. Кринг и Тикуме церемонно провели ее в самую середину лагеря и представили супруге Тикуме, остролицей женщине по имени Вида, которая тоже была облачена в пурпурную мантию и на Миртаи поглядывала с неприкрытой враждебностью.

Спархок и все прочие присоединились к вождям пелоев в тени навеса как почетные гости.

Супруга Тикуме становилась все мрачнее и мрачнее по мере того, как пелойские воины, один за другим представляясь Крингу и его будущей невесте, состязались друг с другом в многочисленных и изысканных комплиментах Миртаи. К комплиментам присоединялись дары и песни, воспевавшие красоту золото-кожей великанши.

— Когда только они успели сочинить все эти песни? — шепотом спросил Телэн у Стрейджена.

— Мне думается, что эти песни сочинили давным-давно, — ответил Стрейджен. — Они просто вставили туда имя Миртаи, только и всего. Полагаю, что кроме песен будут еще и стихи. В Эмсате есть один третьесортный стихоплет, который весьма недурно зарабатывает на жизнь, сочиняя стихи и любовные письма для молодых дворян, которым лень или бездарность мешает сочинять самим. Существуют целые сборники таких творений с пропусками для имен — именно для такой цели.

— И они просто заполняют пропуск именем своей девушки? — недоверчиво воскликнул Телэн.

— Заполнять их именем чужой девушки вряд ли имело бы смысл, верно?

— Но это бесчестно! — возмутился Телэн.

— Какая свежая идея, Телэн, — рассмеялся патриарх Эмбан, — и как неожиданно услышать ее именно от тебя.

— Нельзя мошенничать, когда говоришь девушке о своих чувствах, — настаивал Телэн. С недавних пор Телэн начал замечать девушек. Они, конечно, существовали и прежде, но прежде он не замечал их существования, а сейчас у него оказались некоторые на удивление стойкие убеждения. К чести его друзей, никто даже не улыбнулся этим его непривычным рассуждениям о честности. Что касается баронессы Мелидиры, она порывисто заключила Телэна в объятья.

— Это еще зачем? — с некоторым подозрением осведомился он.

— Да так, пустяки, — ответила баронесса, нежной ручкой касаясь его щеки. — Когда ты в последний раз брился?

— Кажется, на прошлой неделе — а может, позапрошлой.

— По-моему, тебе опять пора побриться. Ты определенно взрослеешь, Телэн.

Мальчик слегка покраснел.

Принцесса Даная хитро подмигнула Спархоку.

После даров, стихов и песен последовала демонстрация воинской удали. Соплеменники Кринга красовались тем, как ловко они управляются с саблями. Подданные Тикуме вышли на поле с дротиками, которые они метали в цель либо сражались ими как короткими копьями. Сэр Берит выбил из седла такого же молодого сириникийского рыцаря, а двое генидианцев со светлыми волосами, заплетенными в косички, устроили притворный, но оттого не менее устрашающий бой на топорах.

— Обычное явление, Эмбан, — заметил посол Оскайн патриарху Укеры. Дружба этих двоих дошла уже до той стадии, когда они начали в разговоре отбрасывать титулы. — Жизнь воинственных народов, как правило, бывает ограничена множеством церемоний и ритуалов.

— Это я заметил, Оскайн, — улыбнулся Эмбан. — Наши рыцари церкви — самые вежливые и церемонные люди, каких я знаю.

— Благоразумие, ваша светлость, — загадочно пояснил Улаф.

— Рано или поздно вы к этому привыкнете, ваше превосходительство, — заверил посла Тиниен. — Сэр Улаф весьма скуп на слова.

— У меня и в мыслях не было говорить загадками, — отозвался Улаф. — Я только хотел сказать, что трудно быть невежливым с человеком, у которого в руках топор.

Атан Энгесса встал и слегка чопорно поклонился Элане.

— Могу я испытать твою рабыню, Элана-королева? — спросил он.

— Что, собственно, ты имеешь в виду, атан Энгесса? — настороженно спросила она.

— Близится время обряда Перехода. Мы должны решить, готова ли она. Эти воины показывают свою удаль. Я и атана Миртаи примем в этом участие. Это будет самое подходящее время для испытания.

— Как знаешь, атан, — согласилась Элана, — если только сама атана не возражает.

— Она не станет возражать, Элана-королева, если только она истинная атана. — Энгесса резко развернулся и зашагал туда, где среди пелоев восседала Миртаи.

— Решительно, — заметила Мелидира, — Миртаи сегодня в центре всех событий.

— Я считаю, что это просто чудесно, — отозвалась Элана. — В другое время она почти всегда держится в тени. Она заслужила хоть капельку внимания.

— Но ведь все это по политическим соображениям, — вставил Стрейджен. — Подданные Тикуме осыпают Миртаи вниманием, чтобы задобрить Кринга.

— Знаю, Стрейджен, но все равно это чудесно. — Элана задумчиво поглядела на свою золотокожую рабыню. — Спархок, я сочла бы личной честью для себя, если бы ты как можно скорее переговорил с атаном Энгессой. Миртаи надлежит получить хоть немного счастья.

— Я приложу все усилия, моя королева.

Миртаи охотно согласилась на предложенное Энгессой испытание. Грациозно поднявшись, она расстегнула застежку на вороте пурпурной мантии и сбросила ее с плеч.

Пелои дружно ахнули. Их женщины обычно облачались в более скромные одежды. Презрительная гримаса на лице Виды слегка поблекла. Миртаи была в высшей степени женственна. А также хорошо вооружена, и это тоже потрясло пелоев. Она и Энгесса вышли на открытое место перед навесом, коротко склонили головы в ритуальном приветствии и обнажили мечи.

Спархок полагал, что может отличить показательный поединок от настоящего боя, но то, что происходило на его глазах, ломало всякие рамки. Казалось, что Миртаи и Энгесса нешуточно стараются убить друг друга. Они в совершенстве владели мечами, но их манера фехтования включала в себя куда больше физических контактов, чем западный стиль боя.

— Похоже на кулачный бой с мечами, — заметил Келтэн Улафу.

— Верно, — согласился тот. — Хотел бы я знать, можно ли проделывать такое в схватке на топорах. Если б можно было лягнуть кого-то в лицо, как сейчас сделала Миртаи, а потом нанести удар топором, сколько бы я выиграл поединков!..

— Так и знал, что она с ним это проделает, — засмеялся Келтэн, когда Энгесса рухнул навзничь в пыль. — Она уже испытала этот прием на мне.

Энгесса, однако, не стал валяться на земле, переводя дыхание, как валялся когда-то Келтэн. Атан стремительно перекатился подальше от Миртаи и вскочил, по-прежнему сжимая в руке меч. Он вскинул клинок, салютуя, и тут же снова ринулся в атаку.

«Испытание» продолжалось еще несколько минут, покуда один из наблюдавших за боем атанов не ударил кулаком по своему нагруднику, давая знак закончить поединок. Этот человек был намного старше своих соплеменников — по крайней мере, так могло показаться. Волосы у него были совершенно белые, но в остальном он с виду ничем не отличался от других атанов.

Миртаи и Энгесса обменялись церемонными поклонами, а затем он проводил ее на место. Вновь набросив пурпурную мантию, она опустилась на подушки. Презрительная гримаса окончательно исчезла с лицо супруги Тикуме.

— Она готова, — сообщил Энгесса Элане и, сунув руку под нагрудник, осторожно потрогал ушибленное место. — Более чем готова, — добавил он. — Она — искусный и опасный противник. Я горжусь тем, что именно меня она будет звать отцом. Она прибавит блеска моему имени.

— Мы все любим ее, атан Энгесса, — улыбнулась Элана. — Я так рада, что и ты разделяешь наши чувства. — Она обрушила на сурового атана всю мощь своей разрушительной улыбки, и он нерешительно, словно против воли, улыбнулся в ответ.

— По-моему, сегодня он проиграл дважды, — прошептал Телэн Спархоку.

— Похоже на то, — согласился тот.

— Мы никак не можем изловить их, друг Спархок, — говорил Тикуме вечером того же дня, когда все они удобно растянулись на коврах возле ярко пылавшего костра. — Эти степи — открытые травянистые равнины, почти безлесные, и укрыться здесь негде, а по высокой траве нельзя проехать, не оставив такой след, что и слепой заметит. Они появляются из ниоткуда, убивают пастухов и угоняют скот. Я сам гнался за одним таким отрядом. Они угнали сто голов скота и оставляли на траве широкий след. И вдруг через пару миль след оборвался. Не было никаких признаков, что они рассыпались по сторонам. Они попросту исчезли — словно кто-то подхватил их и унес в небеса.

— А других беспорядков у вас не было, доми? — осторожно спросил Тиниен. — Я хочу сказать — среди твоих подданных нет никаких волнений, странных слухов, преданий — и всего такого прочего?

— Нет, друг Тиниен, — усмехнулся Тикуме. — Мы народ открытый и откровенный. Мы не прячем друг от друга своих чувств. Если б что-то было неладно, я бы давно уже знал об этом. Я слыхал, что творится в окрестностях Дарсаса, так что понимаю, почему ты задаешь такие вопросы. Нет, здесь не происходит ничего подобного. Мы не поклоняемся своим героям, как в других краях, мы просто стараемся быть похожими на них. Кто-то крадет наш скот и убивает пастухов — вот и все. — Он слегка укоризненно поглядел на Оскайна. — Я нисколько не хочу вас задеть, ваша честь, — продолжал он, — но хорошо бы вам предложить императору, чтобы он послал разобраться с этим делом кого-нибудь из атанов. Если мы станем разбираться сами, нашим соседям это может не понравиться. Мы, пелои, становимся немножко несдержанными, когда кто-то угоняет наш скот.

— Я обращу внимание его императорского величества на это дело, — пообещал Оскайн.

— И поскорее, друг Оскайн, — посоветовал Тикуме. — Как можно скорее.

— Она умелый и искусный воин, Спархок-рыцарь, — говорил Энгесса на следующее утро, сидя со Спархоком у небольшого костра.

— Согласен, — отвечал Спархок, — но согласно вашим же обычаям она еще дитя.

— Потому-то я и веду переговоры за нее, — указал Энгесса. — Будь она взрослой, она сама говорила бы за себя. Дети порой не знают своей истинной цены.

— Но ребенок не может стоить столько же, сколько взрослый.

— Это не совсем верно, Спархок-рыцарь. Чем моложе женщина, тем выше ее цена.

— Что за чепуха! — вмешалась Элана. Переговоры были деликатного свойства, а такие обычно проводятся с глазу на глаз. Однако для жены Спархока слова «обычно» не существовало. — Твое предложение, Спархок, совершенно неприемлемо.

— Ты на чьей стороне, дорогая? — мягко спросил он.

— Миртаи моя подруга, и я не допущу, чтобы ты оскорблял ее. Десять коней, подумать только! Я могла бы выручить столько за Телэна.

— Ты и его собираешься продать?

— Я только привела пример.

Сэр Тиниен, проходивший мимо, тоже остановился около них. Из всего их отряда он был ближе всех с Крингом и остро чувствовал ответственность, которую возлагала на него дружба.

— Какое же предложение ваше величество могли бы счесть приемлемым? — осведомился он у Эланы.

— Не меньше чем шестьдесят коней! — твердо заявила она.

— Шестьдесят! — воскликнул Тиниен. — Вы же разорите Кринга! Что за жизнь будет у Миртаи, если вы отдадите ее за нищего?

— Кринга вряд ли можно назвать нищим, сэр рыцарь, — огрызнулась она. — У него есть золото, которое король Сорос заплатил ему за уши земохцев.

— Но это не его золото, ваше величество, — указал Тиниен. — Оно принадлежит его народу.

Спархок усмехнулся и кивнул Энгессе. Незамеченные, они отошли от костра.

— Я думаю, атан Энгесса, что они сойдутся на тридцати, — наудачу предположил он.

— Вполне вероятно, — согласился Энгесса.

— Мне это число кажется вполне справедливым. А тебе? — это уже звучало как предложение.

— Приблизительно о таком числе я и думал, Спархок-рыцарь.

— Я тоже. Значит, решено?

— Решено. — И они ударили по рукам.

— Скажем им об этом? — спросил атан, и на его лице появилась едва заметная усмешка.

— Они развлекаются вовсю, — ухмыльнулся Спархок, — зачем же лишать их такого удовольствия? Мы сможем узнать, насколько верной окажется наша догадка. Кроме того, этот торг очень важен для Кринга и Миртаи. Если мы придем к соглашению за каких-то пару минут, им покажется, что их отдали задаром.

— Ты весьма опытен и знающ, Спархок-рыцарь, — заметил Энгесса. — Ты в совершенстве постиг сердца мужчин — и женщин.

— Энгесса-атан, — с грустью ответил Спархок, — не родился еще тот мужчина, который мог бы сказать, что в совершенстве постиг сердце женщины.

Переговоры между Тиниеном и Эланой достигли между тем трагической стадии, когда оба вовсю обвиняли друг друга в разбивании сердец и тому подобном. Игра Эланы была великолепной. У королевы Элении был изрядный талант устраивать сцены, да к тому же она была искусным оратором. Она разражалась импровизациями на тему постыдной скаредности сэра Тиниена, и ее голос то поднимался, то снижался с истинно королевскими модуляциями. Тиниен, напротив, был хладнокровно рассудителен, хотя тоже время от времени поддавался эмоциям.

Кринг и Миртаи сидели неподалеку, держась за руки, и с беспокойством, затаив дыхание, ловили каждое слово. Пелои Тикуме окружили скандалившую пару и тоже с интересом прислушивались к торгу.

Так продолжалось несколько часов, и солнце уже почти зашло, когда Элана и Тиниен наконец с немалым трудом достигли согласия — остановившись на тридцати конях — и заключили сделку, поплевав на ладони и звучно ударив по рукам. Спархок и Энгесса подобным образом узаконили соглашение, и восхищенные пелои разразились оглушительными воплями. Этот торг был лучшим развлечением дня, и его счастливое завершение праздновали долго и шумно.

— Я совсем обессилела, — пожаловалась Элана мужу, когда они удалились на ночь в отведенный им шатер.

— Бедняжка, — посочувствовал Спархок.

— Я должна была вмешаться, Спархок. Ты слишком уступчив. Ты бы отдал нашу Миртаи задешево. Какая удача, что я оказалась там! Тебе ни за что не удалось бы заключить такого удачного соглашения.

— Я представлял другую сторону, Элана, разве не помнишь?

— Вот именно этого я и не понимаю, Спархок. Как ты мог так постыдно обойтись с бедной Миртаи?

— Таковы уж правила игры, любовь моя. Я представлял Кринга.

— И все-таки, Спархок, я очень в тебе разочарована.

— Ну что ж, по счастью, вы с Тиниеном сумели устроить все как надо. У нас с Энгессой и вполовину не вышло бы так хорошо.

— Да, и в самом деле получилось славно… хотя у нас и ушел на это почти весь день.

— Ты была великолепна, любовь моя, совершенно великолепна.

— Знаешь, Спархок, — говорил на следующее утро Стрейджен, — случалось мне бывать во многих неприглядных местах, но Пела из них — наихудшее. Ее ведь уже несколько раз покидали — ты знал об этом? Впрочем, «покидали» — не то слово. Точнее будет сказать «перевозили». Пела стоит там, где пелои устраивают свой летний лагерь.

— Наверно, составителей карт это сводит с ума.

— Весьма вероятно. Это временный городишко, но он так и лопается от золота. Чтобы купить стадо, нужна изрядная сумма наличных.

— Вы сумели связаться с местными ворами?

— Скорее уж они с нами связались, — ухмыльнулся Телэн. — Один мальчишка лет восьми срезал у Стрейджена кошелек. Работает он неплохо, вот только бегает недостаточно быстро. Я поймал его ярдов через пятьдесят. Когда мы объяснили, кто мы такие, он был счастлив провести нас к своему главарю.

— Совет воров уже принял решение? — спросил Спархок у Стрейджена.

— Нет, — ответил Стрейджен, — они все еще размышляют. Наши дарезийские собратья по ремеслу немного консервативны. Не знаю уж почему, но мысль о сотрудничестве с властями кажется им безнравственной. Я надеюсь получить ответ, когда мы доберемся до Сарсоса. Воры Сарсоса имеют немалый вес в Империи. Случилось что-нибудь важное, пока нас не было?

— Кринг и Миртаи обручились.

— Быстро это у них вышло. Надо бы их поздравить.

— Почему бы вам обоим не лечь спать? — предложил Спархок. — Завтра мы отправляемся в Сарсос. Тикуме будет сопровождать нас до границ степей. Сдается мне, он бы с радостью ехал и дальше, но побаивается Сарсосских стириков. — Он поднялся на ноги. — Пора спать, — повторил он. — Мне нужно поговорить с Оскайном.

В лагере пелоев царила тишина. Было начало лета, и полуденная жара загнала кочевников в тень шатров. По утоптанной и твердой, как камень, земле Спархок шел к шатру, который делили посол Оскайн и патриарх Эмбан. Его кольчуга тихонько позвякивала в такт шагам. Поскольку они были сейчас в безопасном лагере, рыцари решили на время отказаться от неудобств, причиняемых доспехами.

Оскайн и Эмбан сидели под навесом у шатра и ели дыню.

— Приветствую тебя, о сэр рыцарь! — сказал Оскайн пандионцу.

— Это старомодное приветствие, Оскайн, — заметил Эмбан.

— Я и сам человек старомодный, Эмбан.

— Я хотел кое о чем разузнать, — сказал Спархок, присаживаясь на ковер под сенью навеса.

— Весьма типичное желание для юнца, — усмехнулся Оскайн.

Спархок пропустил эту шпильку мимо ушей.

— Эта часть Астела сильно отличается от западной, — заметил он.

— Верно, — согласился Оскайн. — Астел — это котел, который дал начало всем эленийским народам — как здесь, в Дарезии, так и в Эозии.

— Когда-нибудь мы об этом поспорим, — пробормотал Эмбан.

— Дарезия старше, только и всего, — пожал плечами Оскайн. — Это отнюдь не означает, что она лучше. Так или иначе, согласитесь, что до сих пор то, что вы видели в Астеле, не слишком отличается от вашей эленийской Пелозии.

— Да, — согласился Спархок, — несомненное сходство существует.

— Когда мы достигнем границы степей, этому сходству придет конец. Западные две трети Астела — типично эленийские. От границы степей и до границ Атана Астел становится стирикским.

— Как это произошло? — спросил Эмбан. — В Эозии стирики рассеяны по всему континенту. Они живут в своих деревнях, по своим законам и обычаям.

— Насколько ты сегодня космополитичен, Эмбан?

— Ты собираешься оскорбить мои провинциальные взгляды?

— Надеюсь, что не слишком сильно. Эленийцы изначально были фанатиками. — Оскайн поднял руку. — Позволь мне закончить, прежде чем ты взорвешься. Фанатизм — это разновидность эгоизма, а ты, мне думается, согласишься, что эленийцы весьма высокого мнения о себе. Они, похоже, считают, что Бог улыбается в первую очередь им.

— А разве это не так? — притворно удивился Эмбан.

— Прекрати. По причинам, понять которые по силам одному Богу, стирики особенно раздражают эленийцев.

— Это я могу понять без труда, — пожал плечами Эмбан. — Они смотрят на нас свысока, точно на детей.

— С их точки зрения, мы и есть дети, ваша светлость, — вставил Спархок. — Цивилизация стириков существует уже сорок тысяч лет. Мы начали немного позже.

— Каковы бы ни были причины, — продолжал Оскайн, — первым побуждением эленийцев всегда было изгнать — или уничтожить — стириков. Вот почему стирики переселились в Эозию куда раньше вас, эленийцев. Их загнал в те безлюдные края эленийский фанатизм. Однако Эозия была тогда не единственным безлюдьем. Существовал еще край вдоль атанской границы, и многие стирики в древности бежали туда. Когда была создана Империя, мы, тамульцы, попросили эленийцев оставить в покое стириков, живущих в окрестностях Сарсоса.

— Попросили?

— Мы были весьма настойчивы — и за нашей спиной стояли атаны, которые маялись от безделья. Мы позволили эленийскому духовенству произносить с кафедры обличительные проповеди, но разместили вокруг Сарсоса достаточно атанских гарнизонов, чтобы разделить эленийцев и стириков. Так гораздо спокойнее, а мы, тамульцы, просто обожаем покой. Думается мне, господа, что когда мы попадем в Сарсос, вы найдете чему удивляться. Это единственный истинно стирикский город во всем мире. Поразительное место, господа. Бог улыбается там совершенно особенной улыбкой.

— Ты все говоришь о Боге, Оскайн, — заметил Эмбан. — Я полагал, что постоянное упоминание имени Божьего — чисто эленийский недостаток.

— Вы более космополитичны, чем я предполагал, ваша светлость.

— Но что же все-таки вы имеете в виду, когда говорите о Боге, ваше превосходительство?

— Мы употребляем это слово в общем смысле. Наша тамульская вера не слишком-то глубока. Мы считаем, что отношения человека с Богом — или богами — это его личное дело.

— Это ересь, Оскайн. Ересь, которая оставляет церковь не у дел.

— Совершенно верно, Эмбан, — усмехнулся Оскайн. — В Тамульской империи поощряются еретические взгляды. Благодаря этому у нас есть о чем поговорить в долгие дождливые дни.

Они выехали в путь на следующее утро в сопровождении большого количества пелоев. Отряд, продвигавшийся на северо-восток, напоминал уже не столько армию, сколько переселение народов. Кринг и Тикуме в последующие несколько дней ехали почти все время вместе, возобновляя свои родственные связи и обсуждая разведение скота.

Во время путешествия от Пелы к границе степей Спархок был весь внимание, однако сколько ни старался, так и не смог уловить следов того, как Афраэль играла со временем и расстоянием. Богиня-Дитя была чересчур искусна, чтобы человеческий глаз мог заметить ее безупречные манипуляции.

Как-то, когда Даная ехала с ним на крупе Фарэна, Спархок заговорил о том, что его беспокоило.

— Я не то чтобы любопытствую, но, судя по всему, прошло около пятидесяти дней с тех пор, как мы сошли на берег в Салеше. А сколько же — на самом деле?

— Немного поменьше, Спархок, — ответила она. — Наполовину — уж наверняка.

— Мне бы хотелось получить точный ответ, Даная.

— Я не очень-то хорошо разбираюсь в цифрах, отец. Я знаю разницу между «несколько» и «много», а это ведь и есть самое главное, верно?

— Но не самое точное.

— Тебе так важна точность, Спархок?

— Без точности нельзя мыслить логически, Даная.

— Ну так и не мысли логически. Попробуй интуицию — просто так, для разнообразия. Может быть, тебе даже понравится.

— Так все же — сколько, Даная? — не отступал он.

— Три недели, — пожала она плечами.

— Это уже лучше.

— Ну… более или менее.

Граница степей была отмечена густым березняком, и здесь Тикуме и его соплеменники повернули назад. Поскольку день близился к концу, королевский эскорт стал лагерем на краю леса, чтобы уже при свете дня отправиться в путь по дороге, извивавшейся среди деревьев и сейчас еле различимой.

Когда развели костры и начали стряпать ужин, Спархок окликнул Кринга, и они отправились искать Энгессу.

— У нас необычное положение, господа, — сказал Спархок, когда все трое отошли от лагеря, к самому краю леса.

— Как это, Спархок-рыцарь? — спросил Энгесса.

— В нашем отряде три разновидности воинов и, я полагаю, три различных военных тактики. Нам бы стоило обсудить наши различия, чтобы в случае стычки не путаться друг у друга под ногами. Обычная тактика рыцарей церкви основана на нашем снаряжении. Мы носим доспехи и ездим на крупных конях.