ГЛАВА 13

— Это невозможно! — воскликнул Спархок. Монсел был захвачен врасплох этой внезапной вспышкой.

— Но у нас имеется больше, чем простое свидетельство, сэр Спархок. Крепостной, который сообщил об этом, знает его с детства. Ты, кажется, знаком с Элроном?

— Мы укрывались от бури в замке барона Котэка, — пояснил Эмбан. — Знаешь, Спархок, Элрон вполне может быть Сабром. У него самый подходящий склад ума. Почему ты так уверен, что это не он?

— Он… он не смог бы так быстро нагнать нас, — запинаясь, проговорил Спархок.

Монсел недоуменно глянул на них.

— Мы видели Сабра в лесу по пути сюда, — сказал Эмбан. — Это было зрелище, которого вполне можно было от него ожидать — человек в маске, весь в черном, верхом на черном коне, силуэт на фоне закатного неба — словом, я в жизни не видывал ничего глупее. Но, Спархок, мы не так уж быстро ехали. Элрон вполне мог нас нагнать.

Спархок не мог объяснить им, что на самом деле они ехали даже слишком быстро для того, чтобы кто-то мог их догнать, — тогда пришлось бы говорить об Афраэли и ее играх со временем. Он прикусил язык.

— Я просто удивился, вот и все, — солгал он. — В тот вечер в замке барона мы со Стрейдженом разговаривали с Элроном. Мне трудно поверить, что он мог бы раздувать недовольство среди крепостных. Он относится к ним с глубочайшим презрением.

— Быть может, это поза? — предположил Монсел. — Попытка скрыть истинные чувства?

— Не думаю, ваша светлость, что он на это способен. У него что на уме, то на языке — вряд ли ему доступна подобная хитрость.

— Не суди слишком поспешно, Спархок, — предостерег Эмбан. — Если в дело замешана магия, вряд ли может иметь значение, какой человек сам Сабр. Разве нет способа с помощью чар управлять его поведением?

— Есть, — признал Спархок, — и даже не один.

— Я немного удивлен, что ты сам не подумал об этом. Ты ведь искушен в магии. Личные взгляды и пристрастия Элрона не играют здесь никакой роли. Когда он изображает Сабра, говорит не он, а тот, кто стоит за ним — наш истинный противник.

— Мне бы следовало самому подумать об этом. — Спархок был зол на себя за то, что упустил из виду такое очевидное объяснение — и не менее очевидную причину того, что Элрон сумел нагнать их. Другой бог наверняка мог сжимать пространство и время с той же легкостью, что и Афраэль.

— Собственно, насколько широко распространено это презрение к крепостным, ваша светлость? — обратился он к Монселу.

— К несчастью, принц Спархок, почти повсеместно, — вздохнул Монсел. — Крепостные неграмотны и суеверны, но они далеко не так глупы, какими полагает их дворянство. В докладах, которые я получил, говорится, что Сабр, действуя среди дворян, чернит в их глазах крепостных не меньше, чем тамульцев. «Лентяи» — самое мягкое слово из тех, которые он при этом употребляет. Он уже наполовину преуспел в убеждении дворян, что крепостные заключили союз с тамульцами в некоем мрачном и повсеместном заговоре, конечная цель которого — освобождение крепостных и передел земель. Понятно, какие чувства вызывают у дворян такие речи. Вначале в них возбудили ненависть к тамульцам, затем уверили, что их же крепостные в союзе с тамульцами и что этот союз грозит их владениям и титулам. Они не смеют прямо выступить против тамульцев, опасаясь атанов, а потому вымещают всю свою ненависть на крепостных. Было уже немало случаев беспричинно жестокого обращения с людьми, которые после своей смерти должны бы единым строем отправиться на небеса. Церковь делает все, что в ее силах, но много ли мы можем сделать, пытаясь сдержать дворян?

— Вам не помешало бы иметь рыцарей церкви, ваша светлость, — мрачно проговорил Спархок. — Мы всегда отменно справлялись с наведением порядка. Если вырвать у дворянина кнут и тем же кнутом от души пару раз вытянуть его по спине, он очень скоро узрит свет истины.

— Хотел бы я, чтобы у астелийской церкви были свои рыцари, — вздохнул Монсел. — К несчастью…

Знакомый холодок — и то же самое темное пятно, назойливо маячащее на краю зрения. Монсел осекся и завертел головой, пытаясь разглядеть то, что увидеть было невозможно.

— Что та… — начал он.

— Посещение, ваша светлость, — напряженным голосом пояснил Эмбан. — Не сверните себе шею, разглядывая нашего гостя. — Он слегка повысил голос. — Как я рад снова увидеть тебя, дружище! Мы уж думали, что ты совсем забыл о нас. Тебе что-нибудь нужно? Или просто соскучился по нашему обществу? Мы, конечно, весьма польщены, но сейчас, видишь ли, мы немного заняты. Почему бы тебе не пойти поиграть? Поболтаем как-нибудь в другой раз.

Холодок вдруг резко сменился обжигающим жаром, и темное пятно налилось чернотой.

— Эмбан, ты спятил? — только и сумел выдавить Спархок.

— Не думаю, — ответил толстяк патриарх. — Твой мелькающий приятель — или приятели — раздражает меня, только и всего.

Тень исчезла, и воздух в комнате стал прежним.

— Что все это значит? — вопросил Монсел.

— Патриарх Укеры только что оскорбил бога, а быть может, и нескольких богов, — ответил Спархок сквозь стиснутые зубы. — На какое-то мгновение все мы были на грани гибели. Пожалуйста, Эмбан, больше так не делай — во всяком случае, пока не посоветуешься со мной. — Он вдруг рассмеялся с некоторым смущением. — Теперь я понимаю, что время от времени испытывала Сефрения. Нужно будет извиниться перед ней при следующей встрече.

Эмбан довольно ухмылялся.

— Я, кажется, немного вывел их из себя?

— Больше так не делайте, ваша светлость, — умоляюще повторил Спархок. — Я видел, что боги способны сотворить с людьми, и мне бы не хотелось быть поблизости, когда вы и в самом деле оскорбите их.

— Наш Бог защитит меня.

— Ваша светлость, Энниас молился именно нашему Богу, когда Азеш выжал его, точно мокрую тряпку. Помнится мне, ему это не пошло на пользу.

— Да, — признал, помолчав, Эмбан, — это и вправду было глупо.

— Рад, что вы понимаете это.

— Я не о себе, Спархок. О нашем противнике. С какой стати он обнаружил себя именно в этот момент? Он мог бы сдержать свои пылкие порывы и спокойно подслушивать наш разговор. Он узнал бы все наши планы. Более того, он обнаружил себя и перед Монселом. До его появления Монсел знал о его существовании только с наших слов. Теперь он видел все собственными глазами.

— Может, все же кто-нибудь будет любезен объяснить мне, в чем дело?! — не выдержал Монсел.

— Это были Тролли-Боги, ваша светлость, — сказал Спархок.

— Что за чушь? Троллей не существует, так откуда же у них могут быть боги?

— Это займет больше времени, чем я думал, — пробормотал Спархок едва слышно. — Собственно говоря, ваша светлость, тролли все-таки существуют.

— И ты видел их собственными глазами? — с вызовом осведомился Монсел.

— Только одного, ваша светлость. Его звали Гвериг. Среди троллей он считался карликом, так что в нем было всего футов семь роста. Его было очень трудно убить.

— Ты убил его?! — воскликнул Монсел.

— У него было кое-что, без чего я не мог обойтись, — пожал плечами Спархок. — Улаф, ваша светлость, видел куда больше троллей и может многое вам о них порассказать. Он даже умеет разговаривать на их языке. Я и сам умел когда-то, да, скорее всего, подзабыл. Так или иначе, у троллей есть язык, что позволяет отнести их к полулюдям, а стало быть, у них есть и боги, не так ли?

Монсел беспомощно поглядел на Эмбана.

— Даже не спрашивай меня, друг мой, — развел руками толстяк патриарх. — Это за пределами моих теологических познаний.

— Пока что вам обоим придется поверить мне на слово, — сказал Спархок. — Тролли существуют, и у них есть боги — пятеро и не слишком симпатичные. Тень, которую патриарх Эмбан так легкомысленно прогнал прочь, и были эти боги — или нечто, весьма на них похожее, — и именно это и есть наш противник. Именно это стремится уничтожить Империю и Церковь — или, возможно, даже обе наши церкви. Простите, что я так резок с вами, архимандрит Монсел, но вы должны знать, с чем имеете дело. Иначе вы окажетесь совершенно беззащитны. Вам вовсе не требуется верить в то, что я сказал, — довольно будет и того, чтобы вы вели себя так, будто верите мне, потому что иначе у вашей церкви не будет ни единого шанса уцелеть.

Атаны прибыли через пару дней. Дарсас необычно притих, горожане спешили укрыться — не было человека, который не припомнил бы свои провинности при виде двух тысяч стражей закона. Атаны оказались великолепно сложенными великанами. Две тысячи воинов обоего пола стройной колонной по четыре в ряд вбежали в городские ворота. На них были короткие кожаные кильты, нагрудники из блестящей стали и черные сапоги. Обнаженные золотисто-смуглые ноги бегущих мелькали в свете утреннего солнца, лица были суровы и непреклонны. Хотя атаны несомненно были солдатами, их вооружение отличалось разнообразием.

Они были вооружены самыми разными мечами, короткими копьями, топорами и прочим оружием, названия которому Спархок не знал. Вдобавок к этому все атаны носили в ножнах на руках и ногах по несколько кинжалов. Шлемов у них не было — головы атанов охватывали золотые обручи.

— Бог ты мой, — прошептал Келтэн Спархоку, когда они стояли на крепостной стене дворца, наблюдая за прибытием своего сопровождения. — Не хотел бы я встретиться с этими молодцами на поле боя. От одного их вида кровь стынет в жилах.

— В том-то все и дело, Келтэн, — так же тихо отозвался Спархок. — Миртаи сама по себе выглядит внушительно, но когда увидишь перед собой пару тысяч Миртаи, поневоле поймешь, как тамульцам удалось без особого труда покорить весь континент. Полагаю, что целые армии сдавались в плен без боя при одном виде атанов.

Колонна атанов заполнила площадь перед дворцом и выстроилась перед резиденцией тамульского посла. Золотокожий великан направился к дверям резиденции таким решительным шагом, что ясно было — если дверь ему не откроют, он попросту снесет ее, не замедляя шага.

— Почему бы нам не спуститься? — предложил Спархок. — Думаю, Фонтен сейчас приведет этого парня познакомиться с нами. Следи за своим языком, Келтэн. По-моему, у атанов совершенно отсутствует чувство юмора. Уверен, шуток они не понимают.

— Это уж точно, — едва слышно пробормотал Келтэн.

Спутники королевы Эланы собрались в ее покоях, с некоторым беспокойством ожидая прибытия тамульского посла и его генерала. Спархок не сводил глаз с Миртаи — ему хотелось увидеть, как примет она встречу со своими соплеменниками после стольких лет жизни на чужбине. Миртаи оделась так, как прежде никогда не одевалась, — очень похоже на своих сородичей, только вместо стального нагрудника на ней был облегающий жилет из черной кожи, а на голове серебряный, а не золотой обруч. Ее серьезное, торжественное лицо не выражало ни беспокойства, ни нетерпения. Она просто ждала.

Наконец появились Фонтен и Оскайн, и с ними — самый рослый человек, которого Спархоку когда-либо доводилось видеть. Его представили как атана Энгессу. Похоже, слово «атан» было не только названием народа, но и чем-то вроде титула. Энгесса был семи с лишним футов ростом, и когда он вошел, комната как будто стала меньше. Возраст его определить было невозможно, быть может, из-за принадлежности к тамульской расе. Он был худощав и мускулист, лицо хранило каменно-суровое выражение — непохоже было, чтобы этот человек хоть раз в жизни улыбнулся.

Едва войдя в комнату, он направился прямиком к Миртаи, как будто здесь никого больше не было. Он коснулся кончиками пальцев закованной в сталь груди и склонил голову.

— Атана Миртаи, — вежливо приветствовал он ее.

— Атан Энгесса, — отозвалась она, повторяя его приветственный жест. Затем они заговорили по-тамульски.

— О чем они говорят? — спросила Элана подошедшего к ним Оскайна.

— Это ритуал встречи, ваше величество, — ответил Оскайн. — Встречи атанов всегда сопряжены со множеством ритуалов — видимо, это помогает избежать кровопролития. Сейчас Энгесса расспрашивает Миртаи, как случилось, что она осталась ребенком — он имеет в виду серебряный обруч, знак, что она не проходила обряд Перехода. — Тамулец замолчал и прислушался к ответу Миртаи. — Она объясняет, что еще в детстве была разлучена с людьми, и до сего дня у нее не было возможности принять участие в обряде.

— Разлучена с людьми? — возмутилась Элана. — А мы тогда кто же такие?

— Атаны считают себя единственными людьми во всем мире. Я до сих пор не знаю, кем они считают нас. — Посол заморгал. — Неужели она и впрямь убила столько людей? — изумленно спросил он.

— Десятерых? — уточнил Спархок.

— Она сказала — тридцать четыре.

— Это невозможно! — воскликнула Элана. — В последние семь лет она была при моем дворе. Если бы она убила кого-нибудь, я бы знала об этом.

— Если б это случилось ночью — вряд ли, моя королева, — покачал головой Спархок. — Каждую ночь она запирает нас в спальне. Она говорит, что делает это ради нашей безопасности, а на самом деле, быть может, для того, чтобы отправиться на поиски развлечений. Может быть, лучше нам запирать на ночь eel

— Да она просто вышибет дверь, Спархок.

— Да, верно. Но ведь можно на ночь сажать ее на цепь.

— Спархок! — задохнулась Элана.

— Обсудим это позже. К нам идут Фонтен и генерал Энгесса.

— Атан Энгесса, — поправил Оскайн. — Энгесса ни за что не принял бы генеральского звания. Он — воин, «атан», и других титулов ему не надо. Назови ты его «генералом», ты бы оскорбил его, а это не самая лучшая идея.

У Энгессы был низкий негромкий голос, и говорил он по-эленийски с запинкой и сильным акцентом. Он старательно повторял имена всех, кого представлял ему Фонтен, явно запечатлевая их в памяти. Статус Эланы он принял без вопросов, хотя идея правящей королевы, скорее всего, была для него странной. Спархока и прочих рыцарей он признал воинами и потому отнесся к ним с уважением. Зато статус патриарха Эмбана, Телэна, Стрейджена и баронессы Мелидиры явно его озадачил. Зато к Крингу он обратился с традиционным пелойским приветствием.

— Атана Миртаи сказала мне, что ты стремишься заключить с ней брачный союз, — заметил он.

— Это правда, — слегка задиристо ответил Кринг. — У тебя есть возражения?

— Посмотрим. Скольких ты убил?

— Больше, чем я мог бы сосчитать.

— Значит, либо ты убил слишком многих, либо ты не умеешь считать.

— Я могу считать до двух сотен, — объявил Кринг.

— Солидное число. Ты — доми своего народа?

— Да.

— Кто изрубил тебе голову? — Энгесса указал на шрамы, покрывавшие обритую голову и лицо Кринга.

— Мой друг. Мы поспорили, кто из нас более достоин быть вождем.

— Как ты допустил, чтобы он нанес тебе эти раны?

— Я был занят. В это самое время я воткнул саблю в его живот и выяснял, что у него там внутри.

— Тогда это почетные шрамы. Я уважаю их. Он был хорошим другом? Кринг кивнул.

— Самым лучшим. Мы были как братья.

— Ты избавил его от неудобств старения.

— Это верно. С тех самых пор он не стал старше ни на день.

— Я не возражаю против твоего ухаживания за атаной Миртаи, — заключил Энгесса. — Она — дитя, лишенное родителей. Как первый взрослый атан, встреченный ею, я должен стать ей отцом. Есть у тебя ома?

— Спархок будет моим ома.

— Пришли его ко мне, и мы с ним обсудим это дело. Могу я называть тебя другом, доми?

— Это большая честь для меня, атан. Могу я также называть тебя другом?

— Это большая честь и для меня, друг Кринг. Надеюсь, что мы с твоим ома сможем назначить день, когда ты и атана Миртаи получите свои клейма.

— Да приблизит Бог этот день, друг Энгесса.

— Мне кажется, я только что был свидетелем сцены из первобытных времен, — прошептал Келтэн Спархоку. — Как думаешь, что было бы, если б эти двое не понравились друг другу?

— Полагаю, здесь было бы очень грязно.

— Когда ты хочешь отправиться в путь, Элана-королева? — спросил Энгесса. * Элана вопросительно взглянула на своих друзей.

— Завтра? — предположила она.

— Ты не должна спрашивать, Элана-королева, — жестко выговорил ей Энгесса. — Приказывай. Если кто-то станет возражать, Спархок-рыцарь убьет его.

— Мы стараемся обходиться без этого, атан Энгесса, — не моргнув глазом ответила она. — Так трудно потом отчистить ковры.

— А, — сказал он, — я так и думал, что на это есть причина. Значит, завтра?

— Завтра, Энгесса.

— Я буду ждать тебя с первым светом, Элана-королева. — С этими словами Энгесса развернулся и твердым шагом вышел из комнаты.

— Этот парень не из болтливых, — заметил Стрейджен.

— Да уж, — согласился Тиниен, — слов попусту не тратит.

— Спархок, — сказал Кринг, — можно тебя на два слова?

— Конечно.

— Ты ведь будешь моим ома?

— Само собой.

— Не обещай ему слишком много коней. — Кринг нахмурился. — Что он имел в виду, когда говорил о клеймах?

— Ах да, — вспомнил Спархок. — Это брачный обычай атанов. Во время церемонии счастливую пару клеймят. Они носят клеймо друг друга.

— Клеймят?

— Насколько я понял — да.

— А если супруги захотят расстаться?

— Думаю, тогда клейма зачеркивают.

— Как же можно зачеркнуть клеймо?

— Видимо, каленым железом. Ты все еще намереваешься жениться, Кринг?

— Разузнай, где ставят клеймо, Спархок, а уж тогда я буду решать.

— Полагаю, есть местечки, где тебе не очень бы хотелось ставить клеймо?

— Несомненно, Спархок, несомненно.

Они покинули Дарсас следующим утром на рассвете и направились на восток, к городу Пела, стоявшему в степях центрального Астела. Атаны с трех сторон окружали колонну эленийцев и пелоев, без труда поспевая за бегом коней. Беспокойство Спархока о безопасности его королевы заметно уменьшилось. Миртаи кратко — и даже безапелляционно — сообщила своей хозяйке, что будет путешествовать со своими соотечественниками. Она даже не спрашивала дозволения. В золотокожей великанше произошла странная перемена. Куда-то исчезло ее всегдашнее настороженное напряжение.

— Я не могу точно определить, в чем дело, — призналась Элана, когда около полудня они обсуждали эту перемену в Миртаи. — Она просто кажется не такой, как всегда, вот и все.

— Ваше величество, — сказал Стрейджен, — она и есть не такая, как всегда. Она вернулась домой, вот и все. Более того, присутствие взрослых позволяет ей занять свое естественное положение среди атанов. Миртаи все еще ребенок — во всяком случае, в собственных глазах. Она никогда не рассказывала о своем детстве, но я полагаю, что вряд ли это было счастливое и безопасное время. Что-то случилось с ее родителями, и ее продали в рабство.

— Но ведь все ее соотечественники — рабы, милорд Стрейджен, — возразила Мелидира.

— Рабство бывает разным, баронесса. Рабство народа атанов — скорее обычай, узаконенный государством. Миртаи же была самой настоящей рабыней. Ее еще ребенком разлучили с родителями, поработили и вынудили учиться самой стоять за себя. Теперь, когда она снова среди атанов, ей предоставился случай вернуть себе хотя бы часть детства. — Стрейджен помрачнел. — Мне-то такого случая никогда не представится. Мое рабство было врожденным и несколько иного толка, и смерть моего отца не освободила меня.

— Вы уделяете этому чересчур много внимания, милорд Стрейджен, — сказала Мелидира. — Не стоит, право, так упорно делать средоточием всей своей жизни свое внебрачное происхождение. В жизни есть вещи гораздо важнее.

Стрейджен остро глянул на нее, но тут же рассмеялся, заметно смущенный.

— Неужели я и впрямь так заметно жалею себя, баронесса?

— Не так, чтобы очень, милорд, но вы постоянно поминаете свое происхождение. К чему так беспокоиться, милорд? Присутствующим здесь безразлично, родились вы в законном браке или вне его, так с какой же стати вам-то маяться?

— Вот видишь, Спархок, — сказал Стрейджен. — Именно это я и имел в виду. Она самая бесчестная особа из всех, кого я встречал в жизни.

— Милорд Стрейджен! — воскликнула Мелидира.

— Но это правда, дорогая баронесса, — ухмыльнулся Стрейджен. — Вы лжете не словами, а всем своим видом. Вы ведете себя так, словно в голове у вас ветер, а потом — раз — одной фразой обрушиваете здание, которое я возводил всю свою жизнь. «Внебрачное происхождение», Бог ты мой! Вы ухитрились обесценить трагедию всей моей жизни.

— Сможете ли вы когда-нибудь простить меня? — осведомилась она, округляя глаза с нарочито невинным видом.

— Сдаюсь, — сказал Стрейджен, в комическом отчаянии поднимая руки. — Так на чем я остановился? Ах да, очевидная перемена в Миртаи. Я думаю, обряд Перехода очень важен для атанов, и это другая причина, по которой наша красавица-великанша ведет себя, как лепечущий младенец. Очевидно, когда мы доберемся до Атана, Энгесса намерен устроить для нее этот обряд, и сейчас она вовсю наслаждается последними днями детства.

— Можно мне проехаться с тобой, отец? — спросила Даная.

— Да, если хочешь.

Принцесса поднялась с сиденья кареты, вручила Ролло Алиэн, а Мурр — баронессе Мелидире и протянула руки к Спархоку.

Он усадил ее на обычное место перед собой на седле.

— Прокати меня, отец, — попросила она голосом маленькой девочки.

— Мы скоро вернемся, — сказал Спархок жене и легким галопом поскакал прочь от кареты.

— Стрейджен иногда бывает так утомителен, — едко заметила Даная. — Я очень рада, что Мелидира решила им заняться.

— Что? — ошеломленно переспросил Спархок.

— Где твои глаза, отец?

— Я особенно не присматривался. Они и в самом деле неравнодушны друг к другу?

— Во всяком случае она. Стрейджен узнает о своих чувствах, когда Мелидира будет готова ему об этом сказать. Что произошло в Дарсасе?

Спархок помолчал, борясь со своей совестью.

— Можно ли считать тебя духовной особой? — осторожно осведомился он.

— Это какой-то новый подход к делу.

— Ответь на вопрос, Даная. Имеешь ты отношение к религии или нет?

— Разумеется, да, Спархок. Собственно, я и есть средоточие религии.

— Стало быть, в общих чертах тебя можно было бы назвать… э-э… духовным лицом?

— Спархок, к чему ты клонишь?

— Просто скажи «да», и все. Я иду на цыпочках по грани нарушения клятвы, и мне нужно хотя бы формальное обоснование.

— Все, сдаюсь. Да, конечно, меня можно формально назвать духовным лицом, имеющим отношение к церкви — к другой церкви, конечно, но это не меняет сути дела.

— Благодарю. Я поклялся не раскрывать этой тайны никому, кроме духовного лица. Ты — духовное лицо, так что тебе я могу все рассказать.

— Спархок, это же чистой воды софистика.

— Я знаю, но она позволяет мне обойти клятву. Сабр — это шурин барона Котэка Элрон. — Спархок с подозрением глянул на нее. — Ты опять мошенничаешь?

— Я?!

— Даная, — сказал он, — ты слегка нарушила предел допустимых совпадений. Ты ведь все время знала то, что я тебе сейчас сказал, верно?

— Во всяком случае, не в подробностях. То, что вы, люди, зовете «всеведением» — чисто человеческое понятие. Его выдумали, чтобы уверить людей, что они не могут справиться со всем на свете. У меня бывают намеки, догадки, краткие вспышки знания. Я знала, что в доме Котэка мы отыщем что-то важное, и знала, что если вы все будете слушать внимательно, то ничего не упустите.

— Значит, это что-то вроде интуиции?

— Это самое подходящее слово, Спархок. Наша интуиция более развита, чем ваша, и мы внимательнее прислушиваемся к ее голосу. Вы, люди, предпочитаете пропускать его мимо ушей — в особенности мужчины. В Дарсасе случилось кое-что еще, верно?

Спархок кивнул:

— Нам снова явилась тень. Мы с Эмбаном в это время разговаривали с архимандритом Монселом.

— Кто бы ни стоял за всем этим, он очень глуп.

— Тролли-Боги? А разве они и в самом деле не туповаты?

— Спархок, мы не можем быть до конца уверены, что это Тролли-Боги.

— А разве ты могла бы в этом разобраться? Я хочу сказать, разве нет способа определить, кто наш противник?

Даная покачала головой:

— Боюсь, что нет, Спархок. Мы, боги, очень искусно прячемся друг от друга. Впрочем, глупость этого явления тени в Дарсасе определенно говорит о том, что мы имеем дело с Троллями-Богами. Нам до сих пор так и не удалось растолковать им, почему солнце встает на востоке. Они, конечно, знают, что утром солнце взойдет, но вот где именно — так и не уверены.