Глава 3

Гора всегда была рядом. Даже блуждая в холодных дремучих лесах, они постоянно чувствовали, как возвышается она над всем миром — спокойная, белоснежная, безмятежная. Гора постоянно маячила у них перед глазами, настойчиво напоминала о себе, даже во сне являлась. Путники уже много дней ехали к этой сверкающей белой громадине, и день ото дня Шелк все больше мрачнел.

— Как вообще можно отдаться какому-то занятию в этом краю, где эта штука застит полнеба? — взорвался он однажды погожим вечером.

— Наверное, они просто не обращают на нее внимания, Хелдар, — мило улыбнулась Бархотка.

— Как можно не обращать внимания на такую громадину? — раздраженно ответил Шелк. — Интересно, известно ли ей самой, насколько она помпезна? Да что там, она просто вульгарна!

— Ты теряешь рассудительность, — ответила девушка. — Горе совершенно безразлично наше мнение о ней. Она будет вот так же стоять и тогда, когда никого из нас уже не будет. — Девушка помолчала. — Может быть, именно это и беспокоит тебя, Хелдар? Ну, то, что ты столкнулся с нетленным и вечным в своей бренной жизни?

— Звезды тоже вечны, так же, кстати, как и грязь у нас под ногами, — возразил Шелк, — но они не бесят меня так, как эта штуковина. — Он поглядел на Закета и спросил: — А кто-нибудь взбирался на ее вершину?

— А зачем это нужно?

— Да чтобы победить ее, чтобы унизить! — Маленький драсниец рассмеялся. — Хотя это еще менее разумно, не правда ли?

Но Закет оценивающе глядел на громадину, скрывающую половину неба на юге.

— Не знаю, Хелдар, — сказал он. — Я никогда даже не думал о возможности сражения с этой горой. Биться со смертными легко. Но биться с горой — это нечто совсем иное.

— А не все ли ей равно? — раздался голос Эрионда.

Юноша говорил столь редко, что порой казался немым, подобно гиганту Тофу. А в последнее время он еще больше ушел в себя.

— Гора, возможно, даже будет рада, — продолжал он. — Представляю, как ей одиноко. Наверное, она с радостью разделит удовольствие любоваться со своих высот этим миром со смельчаком, который отважится взойти на нее.

Закет и Шелк обменялись красноречивыми взглядами.

— Нам понадобятся веревки, — будничным тоном заявил Шелк.

— И еще некоторые приспособления, — прибавил Закет. — Всякие штуки, которые можно вбивать в лед, притом достаточно крепкие, чтобы выдержать вес человека.

— Дарник все придумает и сделает.

— Послушайте-ка, вы, двое, не пора ли остановиться? — резко остудила их пыл Полгара. — Сейчас не об этом надо думать.

— Мы просто рассуждаем, Полгара, — беспечно отвечал Шелк. — Не вечно же будет длиться наше путешествие, ну, а когда мы закончим дела — тогда…

Горы заставили их всех перемениться. Все реже и реже возникала надобность в словах, мысли делались более размеренными и длинными, и, сидя у огня во время ночных привалов, они делились ими друг с другом. Путешествие по горам словно стало для всех периодом очищения и духовного исцеления, а соседство величественной громады еще сильнее сблизило друзей.

Однажды ночью Гарион пробудился оттого, что вокруг стало светло, как днем. Он выскользнул из-под одеяла и отодвинул полог. Над миром стояла полная луна, щедро проливая на землю серебристое сияние. Гора, холодная и белоснежная, четко выделялась на фоне звездной россыпи, сияя в лунном свете столь ярко, что казалась почти живой.

Краем глаза Гарион заметил какое-то движение. Полгара выскользнула из палатки, где безмятежно спал Дарник. На ней был белый плащ, сиявший в свете луны столь же ярко, как вечные снега на далекой вершине. Она некоторое время постояла, любуясь величественным зрелищем, потом повернулась к палатке.

— Дарник! — шепотом позвала она. — Выйди и погляди!

Из палатки показался Дарник. Он был обнажен до пояса, и серебряный амулет на его груди сверкал в лунном свете. Он обнял Полгару за плечи, и оба они замерли, упиваясь волшебной красотой этой изумительной ночи.

Гарион уже собрался окликнуть их, но что-то его остановило. Этот момент был слишком интимным для супругов, чтобы посторонний мог позволить себе вмешаться. Некоторое время спустя Полгара потянулась к уху мужа и что-то зашептала, и они оба с улыбкой рука об руку направились к своей палатке.

Тихонько опустив полог палатки, Гарион вернулся туда, где расстелены были его одеяла.

Постепенно, когда путники взяли направление на юго-запад, лес стал меняться. Пока они ехали по горам, их окружали лишь хвойные вечнозеленые деревья да кое-где попадались купы тонких осинок. По мере приближения к подножию величайшей в мире горы им все чаще стали встречаться березы и вязы. И вот наконец они въехали в дубовую рощу.

Проезжая под сенью развесистых ветвей вековых дубов, Гарион невольно вспомнил Лес Дриад в южной Толнедре. Он взглянул в лицо своей миниатюрной жене и тотчас же понял, что сходство это не ускользнуло и от нее. Сенедра пребывала в состоянии мечтательной созерцательности — казалось, она вслушивается в голоса, внятные ей одной.

Однажды в ясный солнечный полдень они нагнали еще одного путника — седобородого старца, облаченного в одежду, сшитую из оленьих шкур. Орудия, торчащие из переметной сумы на спине покорного мула, выдавали занятие их владельца — золотоискатель, один из тех бродячих отшельников, ищущих покоя и уединения вдали от мирской суеты. Старик ехал верхом на косматой лошаденке, такой низкорослой, что ноги всадника почти касались земли.

— Значит, мне не послышалось, что кто-то едет следом за мной, — сказал он, поравнявшись с Гарионом и Закетом, облаченными в кольчуги и шлемы. — Вообще-то в этих лесах мне редко кто-то попадается — ну, из-за проклятия и всего такого прочего.

— Я полагал, что проклятие относится исключительно к гролимам, — сказал Гарион.

— Почти все считают, что доискиваться истины себе дороже. А вы куда путь держите?

— В Келль, — ответил Гарион. Он не видел никакого смысла делать из этого тайну.

— Надеюсь, вы едете по приглашению. Жители Келля не обрадуются чужеземцам, которым втемяшилось в голову явиться туда незваными.

— Там знают, что мы едем.

— Тогда все в полном порядке. Странное местечко этот Келль, и народец там необычный. Впрочем, долгая жизнь подле этой горушки хоть кого сделает странным… Если не возражаете, я поеду с вами до самого поворота на Баласу — это в нескольких милях отсюда.

— Чувствуй себя вполне спокойно, — сказал Закет. — А почему ты не моешь золото? Сейчас для этого самое что ни на есть подходящее время.

— Я прошлой зимой крепко застрял в горах, — принялся объяснять старик. — Вскоре у меня вышли все припасы. И потом, я стосковался по беседам с людьми. Лошадка моя и мул — прекрасные слушатели, но вот собеседники никудышные, а волки так быстро бегают, что и с ними разговора не получается. — Старик поглядел на волчицу и ко всеобщему изумлению обратился к ней на ее языке: — Здорова ли ты, матушка?

Акцент его был ужасен, да и фраза выстроена не вполне правильно, но говорил он, без сомнения, по-волчьи.

— Потрясающе! — Волчица слегка оторопела, но ответила на традиционное приветствие: — Волчица всем довольна.

— Брат рад это слышать. А как случилось, что ты путешествуешь с двуногими?

— Сестра примкнула к ним некоторое время тому назад.

— А-а-а…

— А как удалось тебе овладеть языком волков? — спросил Гарион.

— Так ты его тоже понимаешь? — Старика это открытие отчего-то очень обрадовало. Он поудобнее уселся в седле и сказал: — Я почти всю жизнь свою провел поблизости от волков. А правила вежливости велят выучить язык ближайших соседей. — Старик ухмыльнулся. — Честно говоря, поначалу я ни черта не понимал — но если долго вслушиваться, начинаешь в конце концов кумекать, что к чему. Лет пять тому назад я целую зиму прожил в волчьем логове. Это здорово помогло.

— И они вот так запросто позволили тебе жить вместе с ними? — усомнился Закет.

— Звери довольно долго ко мне привыкали, — признался старик, — но я был им небесполезен, вот они и приняли меня.

— Небесполезен?

— В логове было тесновато, а у меня при себе инструменты. — Старик указал на переметную суму. — Я расширил пещеру, и волкам это пришлось по нраву. Ну, а позднее я приглядывал за щенками, пока старшие охотились. Чудные ребятки! Играли, словно котята. Позже я пытался поладить таким же манером с косолапым. Ничего из этого не вышло. Мишки — чересчур высокомерные создания. Предпочитают держаться особняком. А олени слишком легкомысленны, чтобы с ними дружить. Так что лично я предпочитаю волков.

Лошаденка у старика была не очень быстроногая, и вскоре их нагнали остальные путники.

— Ну как, посчастливилось? — спросил Шелк, кивая в сторону сумы с инструментами.

— Худо-бедно, — уклончиво отвечал седобородый.

— Прости меня, — извинился Шелк. — Я и не думал допытываться.

— Ничего, друг. Я сразу увидел, что ты парень честный.

Бархотка, услышав эти слова, презрительно фыркнула.

— Я ответил тебе по привычке, — продолжал золотоискатель. — Не слишком разумно рассказывать всем и каждому, сколько золота тебе довелось намыть.

— Вполне тебя понимаю.

— Я никогда не держу при себе много золота, когда спускаюсь на равнины, беру ровно столько, чтобы хватило закупить все необходимое. А остальное надежно прячу в горах.

— Зачем ты этим занимаешься? — спросил Дарник. — Ну, я имею в виду, почему ты всю жизнь посвятил поискам золота? Ты же все равно не сможешь потратить всего, что отыщешь. Тогда ради чего все это?

— Надо же чем-то заниматься, — пожал плечами старик. — Человек распускается, не имея дела в жизни. — Он вновь хитро ухмыльнулся. — И потом, когда находишь в ручье самородок, чувствуешь такое волнение… На золото просто приятно смотреть.

— В самом деле, — искренне согласился Шелк. Старый золотоискатель поглядел сперва на волчицу, потом на Белгарата.

— По ее поведению можно заключить, что именно вы здесь главный, — отметил старик, обращаясь к волшебнику.

Белгарат был несколько удивлен.

— Ему знаком волчий язык, — поспешил объяснить ему Гарион.

— Потрясающе! — Белгарат, сам того не ведая, повторил то, что сказала волчица.

А старик продолжал:

— Я как раз собирался дать один совет этим двум юнцам, но, пожалуй, лучше мне поговорить об этом с вами.

— Со вниманием выслушаю.

— Далазийцы — народ странноватый, друг мой, и суеверия у них не вполне обычные. Было бы преувеличением сказать, что эти леса они считают священными, но все же относятся к ним очень почтительно. Я не советовал бы вам рубить здесь деревья — и пуще того, убить здесь кого-нибудь! — Старик указал на волчицу. — Она об этом знает. Вы, верно, уже заметили, что она здесь не охотится. Далазийцы не желают, чтобы лес этот был осквернен кровью. На вашем месте я бы это учел. Если вы оскорбите их верования, то можете чрезвычайно осложнить себе жизнь.

— Весьма благодарен за информацию, — ответил Белгарат.

— Никогда не вредно передать другому то, что сам уже знаешь, — сказал старик. Потом поглядел вперед. — Здесь мы с вами и распрощаемся. Отсюда дорога сворачивает на Баласу. Приятно было с вами поболтать. — Он почтительно приподнял потрепанную шляпу, глядя на Полгару, потом взглянул на волчицу. — Удачи тебе, матушка, — сказал он и пришпорил свою лошаденку. Низкорослое животное припустилось рысью, и вскоре старик исчез за поворотом.

— Что за милый старик, — сказала Сенедра.

— К тому же весьма полезный, — добавила Полгара и, обращаясь к Белгарату, сказала: — Лучше тебе предупредить дядюшку Белдина, отец. Пусть оставит в покое кроликов и голубей — по крайней мере, пока мы едем через этот лес.

— Я про него совсем позабыл, — спохватился Белгарат, — но тотчас же это сделаю.

Старый волшебник поднял лицо к небу и закрыл глаза.

— А этот старикашка и впрямь может разговаривать с волками? — спросил Шелк у Гариона.

— Он знает их язык, — ответил Гарион. — Говорит, правда, не слишком хорошо, но все понимает.

— И сестра уверена, что он понимает много лучше, чем говорит, — сказала вдруг волчица.

Гарион уставился на нее, пораженный: она поняла человеческую речь!

— Языку двуногих несложно выучиться, — пояснила волчица. — Как сказал этот двуногий с белой шерстью на морде, можно всему научиться довольно быстро, если дать себе труд внимательно слушать. Правда, сестра не собирается говорить на вашем языке, — критически прибавила она. — А то недолго и язык себе откусить…

Внезапно Гариона осенила одна мысль, и тотчас же на него снизошла абсолютная уверенность в том, что мысль эта здравая.

— Дедушка! — позвал он Белгарата.

— Не сейчас, Гарион. Я занят.

— Хорошо, я подожду.

— А это очень важно?

— Полагаю, да.

Белгарат открыл глаза.

— Ну, что там еще?

— Ты помнишь тот наш разговор в Тол-Хонете — ну, тем утром, когда шел снег?

— Ну, в общих чертах…

— Мы рассуждали о том, как часто кажется, будто все, что происходит, уже случалось когда-то прежде…

— Теперь припоминаю.

— Ты говорил тогда, что, как только два Пророчества разделились, время словно бы остановилось — и будущее не станет настоящим до тех пор, пока они вновь не соединятся. Потом ты сказал, что, покуда этого не произойдет, мы вновь и вновь будем ходить по замкнутому кругу одних и тех же событий, поступков…

— Я на самом деле так сказал? — Старик явно был доволен. — Глубокая мысль, не правда ли? А с чего вдруг ты заговорил об этом сейчас?

— Потому, что, как мне кажется, нечто подобное только что произошло. — Гарион поглядел на Шелка. — Помнишь того старика золотоискателя, которого мы повстречали в Гар-ог-Надраке, когда втроем ехали в Хтол-Мишрак?

Шелк кивнул и вопросительно взглянул на друга.

— А не показалось тебе, что старик, с которым мы только что разговаривали, точь-в-точь такой же?

— Пожалуй, теперь, когда ты это сказал… — Шелк прищурился. — Послушай, Белгарат, что это может означать?

Белгарат задумчиво изучал дубовые ветви у них над головами.

— Дайте мне поразмыслить минутку… Да, сходство бесспорно есть. Они оба люди одного сорта, и оба предостерегли нас от опасности. Думаю, надо поскорей вызвать Белдина. Это может быть крайне важно.

Не прошло и четверти часа, как с неба спикировал ястреб с синей лентой на лапе и, не успев коснуться земли, обернулся горбатым волшебником.

— Что вас так встревожило? — недовольно спросил он.

— Мы только что кое с кем повстречались, — ответил Белгарат.

— Мои поздравления.

— Полагаю, это очень серьезно, Белдин. — И Белгарат коротко все растолковал горбуну, не обойдя вниманием и теорию повторяющихся событий.

— Немного примитивно, — проворчал Белдин, — впрочем, оно и понятно. Твои гипотезы этим всегда отличались. — Старик сощурился. — Хотя, возможно, они довольно стройны — по крайней мере, временами…

— Весьма признателен, — парировал Белгарат. Затем принялся более подробно описывать обе встречи с золотоискателями — в Гар-ог-Надраке и в дубовой роще.

— Сходство удивительное, не правда ли? — заключил он.

— Может, простое совпадение?

— Отмахиваться от таких знаков свыше, называя их совпадениями, — вернейший способ крупно влипнуть.

— Ну хорошо. Для начала допустим, что это не было совпадением. — Горбун прикрыл глаза. — Но почему бы не развить немного твою теорию? — принялся рассуждать он. — Давай предположим, что эти повторяющиеся события совпадают по времени с важнейшими этапами нашего странствия.

— Нечто вроде путеводных вех? — предположил Дарник.

— Вот именно. Я сам не смог бы подобрать лучшего определения. Осталось лишь допустить, будто эти путеводные вехи указывают нам на то, что вот-вот произойдет нечто чрезвычайно значительное. Это для нас нечто вроде предупреждений.

— Чересчур много всяких «допустим» и «предположим», — скептически вставил Шелк. — Вы ударились в отвлеченные разглагольствования.

— Ты храбрый человек, Хелдар, — сардонически прищурился Белдин. — Кто-то или что-то пытается предупредить тебя о том, что грядет катастрофа, а ты упорно предпочитаешь этого не замечать. Это либо очень храбро, либо крайне глупо. Разумеется, я предоставляю тебе самому право выбора, употребив в качестве эпитета слово «храбрый» вместо другого…

— Один-ноль в пользу старика, — пробормотала Бархотка.

Щеки Шелка слегка зарумянились.

— А как мы узнаем, что именно должно случиться? — не сдавался драсниец.

— А этого и не требуется, — ответил Белгарат. — Довольно того, что обстоятельства диктуют нам удвоить бдительность. Нас предупредили. Остальное — наше личное дело.

Вечером, расположившись на ночлег, путники приняли все меры предосторожности. Полгара быстро приготовила ужин, а поев, они тотчас же загасили костер. Первыми в дозор отправились Гарион и Шелк. Они стояли на холме позади лагеря и вглядывались в темноту.

— Как это противно, — прошептал Шелк.

— Что противно?

— Знать, что вот-вот случится нечто неожиданное, и понятия не иметь, что именно. Жаль, что старички не оставили при себе свои великие теории…

— А ты и вправду любишь сюрпризы?

— Уж лучше получить сюрприз, чем вечно жить, дрожа от страха. Да и нервы у меня уже не те, что прежде.

— Ты порой принимаешь все чересчур близко к сердцу. Попытайся превратить все это в развлечение — этакое приятное волнение в предвкушении неведомого…

— Я жестоко разочаровался в тебе, Гарион. Я-то думал, ты разумный мальчик…

— А что я не так сказал?

— Ты сказал «предвкушение». В нашей с тобой ситуации это синоним беспокойства, а в беспокойстве ровным счетом ничего хорошего нет.

— Нам надо быть начеку, только и всего.

— Я всегда начеку, Гарион. Именно поэтому и прожил на свете так долго, но сейчас я весь как туго натянутая струна.

— Постарайся об этом не думать.

— Ну да, — саркастически хмыкнул Шелк, — тогда к чему предостережение? Разве для того, чтобы о нем не думать?

Солнце еще не поднялось, а Сади уже возвратился в лагерь и теперь шнырял от палатки к палатке, приглушенно что-то шепча.

— Кто-то приближается, — сообщил он, отогнув полог палатки Гариона.

Гарион ужом выполз из-под одеял, и рука его автоматически стиснула рукоять Ривского меча. Но он тотчас же опомнился — ведь старый золотоискатель предупреждал, что здесь нельзя допускать кровопролития. Неужели именно это должно было произойти? Но чего ждут от них? Чтобы они соблюли запрет или преступили его во имя некоей высшей цели? Но времени раздумывать у него не было. Сжимая в руке меч, Гарион вынырнул из палатки.

С бесцветного неба струился холодный стальной свет — так часто бывает перед самым рассветом. Тени еще не появились, а под сенью развесистых дубов царила даже не мгла, а некий призрачный неверный полумрак. Гарион двигался стремительно и бесшумно, ноги его сами собой перешагивали груды мертвых дубовых листьев и сломанные ветви, усыпавшие всю землю под древними исполинами.

Закет уже стоял на холме с мечом наготове.

— Где они? — даже не прошептал, а выдохнул Гарион.

— Они идут с юга, — еле слышно шепнул Закет.

— Сколько их?

— Трудно сказать.

— Они пытаются подкрасться незамеченными?

— Непохоже… Те, которых мы увидели, легко могли бы укрыться за стволами, но они не таясь идут по лесу — вот и все.

Гарион пристально вгляделся в лесную мглу и наконец увидел их. Идущие облачены были в белое — то ли в балахоны, то ли в длинные халаты — и даже не пытались скрываться. Двигались они размеренно и неторопливо, держась друг за другом на расстоянии ярдов десяти. И то, как они шли, вдруг явственно напомнило Гариону уже виденное прежде…

— Только факелов не хватает, — сказал подошедший сзади Шелк. Маленький человечек говорил в полный голос.

— Тише, ты! — прошипел Закет.

— А с какой стати? Им прекрасно известно, что мы здесь. — Шелк издевательски хохотнул. — Помнишь остров Веркат? — спросил он у Гариона. — Мы с тобою полчаса ползали по мокрой траве за Вардом и его людьми, а теперь я совершенно уверен, что они все время знали об этом! Мы с таким же успехом могли бы просто идти за ними след в след — это только избавило бы нас от неудобств.

— О чем ты толкуешь, Хелдар? — хриплым шепотом спросил Закет.

— Просто это одно из тех самых повторяющихся событий, о которых рассуждал Белгарат, — ответил Шелк. — Мы с Гарионом уже однажды видели точно такую же процессию. — Он горестно вздохнул. — Жизнь становится ужасно скучной — решительно ничего нового не происходит! — И, возвысив голос, он вдруг закричал: — Эй! Мы здесь! — Маленький драсниец явно обращался непосредственно к облаченным в белое фигурам.

— Ты спятил? — воскликнул Закет.

— Скорее всего нет, но ведь безумцы никогда наверняка не знают, безумны ли они, правда? Эти люди — далазийцы, а я сомневаюсь, что кто-то из далазийцев способен нанести обиду — с самого сотворения мира о таком не слыхивали.

Предводитель странной процессии остановился у подножия холма и откинул с лица капюшон своей белоснежной одежды.

— Мы поджидали вас, — объявил он. — Нас послала великая прорицательница, чтобы мы проводили вас в Келль.

Глава 4

С утра король Хева Драснийский пребывал в раздражении. Накануне вечером он подслушал разговор матери с посланником короля Анхега Черекского, и причиной для раздражения послужила дилемма морально-этического толка. Нечего было и думать о том, чтобы покаяться перед матерью в своем грехе, а иначе никак не найти повода обсудить с нею услышанное прежде, чем она сама соблаговолит заговорить об этом. Судя по всему, она вовсе не собиралась делать этого, и положение представлялось Хеве совершенно безвыходным.

Следует отметить, что Хева отнюдь не был одним из тех мальчиков, что вечно суют нос не в свое дело. И все-таки, как каждый истинный драсниец, он обладал национальной чертой характера, которую за неимением более подходящего термина именуют любопытством. Разумеется, все люди в той или иной степени обладают этим качеством, но у драснийцев любопытство в крови. Некоторые полагают, что именно это природное свойство помогло драснийцам стать лучшими в мире шпионами. Другие же придерживаются мнения, что именно потомственный шпионаж из поколения в поколение оттачивал это качество. Спор этот сродни дебатам о том, что появилось раньше: курица или яйцо — и столь же бессмысленный. Еще мальчишкой Хева частенько таскался хвостиком за одним из придворных шпиков — тогда и обнаружил он укромный чуланчик, примыкавший вплотную к восточной стене приемных покоев матери. Мальчик время от времени забирался туда, чтобы быть в курсе событий государственного значения, а также всего прочего, что представлялось ему любопытным. Он как-никак был королем и имел полное право все знать, а посему счел не лишним получать информацию и при помощи подслушивания, тем самым избавив мать от хлопотной надобности все ему пересказывать.

Последний же услышанный им разговор касался таинственного исчезновения графа Трелхеймского, его корабля под названием «Морская птица» и еще нескольких персон, включая сына графа Унрака.

Бэрака, графа Трелхеймского, в определенных кругах почитали неблагонадежным, а многие из тех, кто исчез вместе с ним, были и того хуже. Королей Алории крайне беспокоило то, что Бэрак со своей когортой гуляет на свободе в океане — а в каком именно, про то никому не ведомо. Это сулило массу неприятностей.

Но юного короля Хеву волновали не столько эти призрачные несчастья, сколько то обстоятельство, что закадычного приятеля Унрака взяли в плавание, а его самого — нет. Хеву терзала обида: королевское достоинство автоматически лишало его всякой возможности участвовать в предприятиях, хотя бы в малейшей степени сопряженных с опасностью. Все только и делали, что обеспечивали безопасность и неприкосновенность юного наследника престола, но сам Хева отчаянно не желал ни безопасности, ни неприкосновенности. И то, и другое сулило смертную скуку, а Хева был как раз в том возрасте, когда именно скуки больше всего хочется избежать.

Этим зимним утром, облаченный в красное с головы до ног, он шел по мраморным залам дворца в Бокторе. Остановившись перед большим гобеленом, он прикинулся, будто внимательно его изучает, — но, убедившись, что никто за ним не подсматривает — Драсния как-никак! — юноша скользнул за гобелен и очутился в том самом потайном чулане.

Его матушка как раз беседовала с надракийской девушкой по имени Велла и Ярблеком, злосчастным компаньоном принца Хелдара. При виде Веллы Хева всякий раз начинал нервничать. Она пробуждала в юноше чувства, с которыми он пока еще не умел справляться, и потому старался всячески ее избегать. А вот Ярблек его здорово забавлял. Речь его была грубовата и зачастую приправлена цветистыми ругательствами, значения которых Хеве знать не полагалось.

— Они непременно объявятся, Поренн, — уверял Ярблек королеву-мать. — Бэраку просто стало скучно, вот и все.

— Я не так переживала бы, если бы стало скучно лишь ему одному, — ответила королева Поренн. — Меня волнует, уж не началась ли настоящая эпидемия скуки. Соратники Бэрака — далеко не самые благоразумные в мире люди.

— Я встречался с ними, — хмыкнул Ярблек. — Похоже, вы совершенно правы на их счет. — Он прошелся взад-вперед по комнате. — Я прикажу нашим людям пристально следить за ними и доложить об их приближении, — сказал он.

— У меня самая лучшая разведка в мире, Ярблек.

— Может, оно и так, Поренн, но у нас с Шелком куда больше людей, чем у вас, — к тому же есть штаб-квартиры и резиденции в таких местах, о которых Дротик и слыхом не слыхивал. — Он взглянул на Веллу и спросил: — А ты хочешь вернуться со мной в Гар-ог-Надрак?

— Но ведь на дворе зима, — возразила Поренн.

— Оденемся потеплее, и дело с концом, — пожал плечами Ярблек.

— А что ты собираешься делать в Гар-ог-Надраке? — спросила Велла. — Мне вовсе не улыбается сидеть там и слушать ваши разглагольствования.

— Я собирался ехать в Яр-Надрак. Похоже, людям Дротика не посчастливилось разузнать, что именно на уме у Дросты. — Он замолчал и задумчиво посмотрел на королеву Поренн. — Во всяком случае, если даже они за последнее время преуспели, то мне об этом неизвестно, — дипломатично прибавил он.

— К чему мне что-либо скрывать от тебя, Ярблек? — с притворной искренностью воскликнула королева.

— Может, оно и так… Но если вы знаете что-то, Поренн, лучше скажите мне об этом. Я не хочу зазря таскаться в Яр-Надрак, да и зимы там лютые.

— Нет, пока я ничего не знаю, — серьезно ответила Поренн.

Ярблек хмыкнул.

— А вот я так не думаю. У драснийцев слишком характерная внешность, чтобы запросто разгуливать по Яр-Надраку и оставаться незамеченными. — Он взглянул на Веллу. — Ну, так ты едешь со мной?

— Почему бы и не прогуляться? — ответила девушка и, поглядев на Поренн, прибавила: — Не сочтите за оскорбление, госпожа, но ваше намерение сделать из меня истинную даму не идет мне на пользу. Поверите ли, вчера я покинула свои покои всего с одним-единственным кинжалом! Свежий воздух и крепкое пиво помогут мне вновь обрести ясность мысли и проворство.

Королева-мать вздохнула.

— Но постарайся не позабыть всего, чему я учила тебя, Велла.

— У меня прекрасная память, и я хорошо знаю, в чем разница между Боктором и Яр-Недраком. Начнем с того, что в Бокторе куда лучше пахнет.

— И надолго вы едете? — спросила Поренн у тощего Ярблека.

— На пару месяцев, полагаю. Думаю, нам лучше добраться до Яр-Надрака окольными путями — я не желаю объявлять Дросте о том, что я иду.

— Ну хорошо, — согласилась королева. Ее вдруг осенила какая-то мысль. — Вот еще что, Ярблек…

— Слушаю.

— Я очень привязалась к Велле. Не вздумай продать ее, когда будешь в Гар-ог-Надраке. Если ты это сделаешь, то очень меня огорчишь.

— Да кто ж ее купит? — искренне удивился Ярблек. И тотчас же принял боевую стойку — Велла машинально потянулась к одному из своих кинжалов.