По пути домой в Мал-Зэт Пелат подъехал ко мне, улыбнулся своей сладенькой улыбочкой и говорит: «Мой Учитель считает, что пора тебе переменить свой статус, император Маллореи». Тут у меня, надо признаться, поджилки затряслись. Я решил было, что Эрионд предложит мне отречься от престола и отправит куда-нибудь в горы овец пасти. Но Пелат продолжал: «Мой Учитель полагает, что вы кое-что откладываете в долгий ящик, причем совершенно неоправданно».

«И что именно?» — спросил я.

«Более того, ваша медлительность крайне печалит прорицательницу из Келля. Учитель настоятельно советует вам просить ее руки. Он хочет, чтобы это дело было улажено, прежде чем какие-либо неожиданные события расстроят ваши планы».

И вот, воротясь в Мал-Зэт, я сделал Цирадис официальное предложение. Как мне показалось, выражения мои были вполне уместны. Но Цирадис сразила меня наповал! Она наотрез мне отказала! Я думал, сердце мое вот-вот остановится. И тут наша маленькая загадочная пророчица заговорила сама, да как! Она сказала мне все, что обо мне думает. Никогда прежде не видел ее такой! Говорила она страстно, а некоторые ее выражения, хоть и были архаичными, все же никоим образом не льстили моему самолюбию. Потом я лазал в словари, настолько упомянутые выражения были таинственны».

— Вот молодчина! — воскликнула Сенедра.

«Но я жаждал примирения, — продолжал чтение Гарион, — и немедленно рухнул перед нею на колени, умоляя ее стать моей в таких идиотских и тошнотворно выспренних выражениях, что красноречие мое глубоко растрогало Цирадис, сердце ее смягчилось и она согласилась».

— Ох, уж эти мужчины! — презрительно фыркнула Сенедра.

«Церемония бракосочетания была столь пышной, что я вконец разорился. Мне пришлось даже занять деньжат у одного из деловых партнеров Хелдара — кстати, под гигантские проценты. Шафером на свадьбе был, разумеется, Эрионд — таким образом в мой гроб был забит последний гвоздь: если церемонию совершает бог, то ни о каком разводе и помыслить невозможно. Я погиб! В общем, месяц тому назад мы с Цирадис поженились и, доложу вам, никогда еще в жизни не был я счастливее!»

— О-о-о, — прерывисто вздохнула Сенедра, — как трогательно! — И она потянулась к кружевному платочку.

— Это еще не конец письма, — поспешно сказал Гарион.

— Так читай дальше! — Сенедра приложила платочек к глазам.

«Маллорейцы из Ангарака были вовсе не в восторге от того, что я взял в жены далазийку, но мудро предпочли держать свое мнение при себе: конечно, я переменился, но не настолько! Теперь Цирадис с величайшим трудом привыкает к своему новому положению — я в лепешку расшибся, но так и не смог убедить ее, что императрице подобает носить драгоценности. Она упорно украшает себя живыми цветами, а придворные дамы рабски подражают ей, чем повергают в отчаяние всех ювелиров Мал-Зэта.

Я долго намеревался обезглавить моего родственничка, эрцгерцога Отрата, но парень настолько жалок, что в конце концов я передумал и попросту отправил его домой. Следуя мудрому совету, который дал мне Белдин еще в Дал-Периворе, я приказал этому кретину заточить жену в мельсенском дворце и до конца дней своих не приближаться к ней более. Спору нет, эта дама — истинно притча во языцех в родном своем Мельсене, но, полагаю, она заслужила некоторую компенсацию за то, что все эти годы имела дело с таким ублюдком.

Вот, пожалуй, и все наши новости, Гарион. С величайшим нетерпением ждем весточки от вас и всех наших друзей, коим шлем самый горячий привет и заверения в искренней любви.

Всегда ваши

Каль (зачеркнуто) Закет и императрица Цирадис.

P.S. Заметь, я решительно отказываюсь от этой глупой и хвастливой приставки! О, чуть было не забыл: моя киска пару месяцев тому назад вновь покрыла себя позором. Не хочется ли Сенедре котеночка? Может быть, такой подарочек сгодится и для вашей малютки? Могу прислать сразу двоих.

З.»

С началом зимы королева Ривы все чаще стала выходить из себя, причем ее недовольство собою и миром возрастало по мере увеличения объема ее талии. Есть женщины, словно самой природой созданные для беременности, — королева Ривы явно была не из их числа. Она дерзила мужу, сурово обходилась с сыном, а однажды попыталась даже пнуть ногой безобидного волчонка. Юный волк проворно увернулся от удара и непонимающими глазами уставился на Гариона.

— Разве брат кого-то обидел? — спросил он по-волчьи.

— Нет, — ответил Гарион. — Все дело в том, что моя волчица сильно не в духе. Вскоре ей предстоит ощениться, а в такое время самки двуногих всегда невыносимы.

— А-а-а, — протянул волчонок, — Странные вы, люди, существа!

— Вполне с тобою согласен, — рассмеялся Гарион.

Метель на разные голоса завывала за окнами, но и в такую непогоду Грелдик умудрился доставить Полидру на Остров Ветров.

— Как же ты нашел дорогу? — спросил Гарион у закутанного в шубу моряка, когда они сидели у огня с кружками доброго эля.

— Мне указывала путь Белгаратова жена, — пожал плечами Грелдик. — Известно ли тебе, какая это потрясающая женщина?

— О да!

— Поверишь ли, ни один из моих матросов даже не понюхал спиртного за все время плавания! Да чего уж там, даже я сам! Нас почему-то вовсе не тянуло выпить…

— У бабушки есть некоторые здоровые предрассудки, и она не намерена с ними расставаться. Позволь мне тебя оставить. Я хочу пойти и поболтать с нею.

— Ты оставляешь меня в недурной компании. — Грелдик ласково погладил пузатый, почти доверху полный бочонок с элем. — Мы с ним славно проведем вечерок.

И Гарион стал подниматься по лестнице в свою опочивальню.

Золотоволосая женщина сидела у огня, задумчиво почесывая за ушами волчонка. Сенедра лениво развалилась на диване.

— А, вот и ты, Гарион, — сказала Полидра. Потом принюхалась и с упреком констатировала: — Ты пил.

— Только одну кружечку, с Грелдиком…

— Тогда будь добр, сядь во-он там, в дальнем углу. Волчье обоняние необыкновенно остро, а от запаха эля меня просто тошнит.

— Так вот отчего ты столь решительно борешься с пьянством!

— Разумеется. Какие еще могут быть причины?

— Думаю, Полгара делает это из иных соображений.

— Полгара всегда славилась дикими предрассудками. Впрочем, хватит шутить. Моя дочь ввиду известных вам причин не смогла прибыть сюда, и принимать роды у Сенедры буду я. Пол дала мне все возможные и невозможные наставления, большинство из которых я позволю себе проигнорировать. Роды — вполне естественный процесс, и чем меньше в него вмешиваешься, тем бывает лучше. Когда все начнется, попрошу тебя взять Гэрана с волчонком и убраться отсюда в самый отдаленный уголок цитадели. Я за вами пошлю, как только Сенедра благополучно разрешится.

— Хорошо, бабушка.

— Какой милый мальчик, — улыбнулась Полидра королеве Ривы.

— Мне он и самой нравится.

— От души на это надеюсь. Вот еще что, Гарион. Как только малышка родится и мы убедимся, что и она, и мамочка в полном порядке, сразу же отправимся в Вейл. Полгаре рожать недели через две после Сенедры, но все же не стоит терять времени понапрасну. Она хочет, чтобы ты был рядом.

— Тебе непременно надо ехать, Гарион, — поддержала Сенедра Полидру. — Как жаль, что я не смогу!

Гариона не очень-то радовала перспектива оставлять жену сразу после родов, но желание быть в Вейле, рядом с Полгарой, оказалось сильнее.

Все произошло через три дня. Ночью Гариону приснился изумительный сон — они с Эриондом ехали вниз по пологому, поросшему зеленой травкой холму…

— Гарион! — ворвался вдруг в его сон голос Сенедры.

Острый локоток привычно ткнулся ему под ребра.

— Да, дорогая? — отозвался Гарион, все еще пребывая во власти сна.

— Думаю, пора тебе кликнуть бабушку.

И Гарион тотчас же проснулся.

— Ты уверена?

— Ведь со мною это уже один раз было, дорогой, — кивнула Сенедра.

Гарион пулей вылетел из постели.

— Поцелуй меня, прежде чем уйдешь, — попросила она.

Он послушно исполнил просьбу.

— Не забудь прихватить с собой Гэрана и щенка. Когда доберешься до дальних покоев, тотчас же уложи Гэрана в постель!

— Все сделаю, дорогая.

На лице королевы появилось странное выражение.

— Думаю, лучше тебе поторопиться, Гарион! И Гариона как ветром сдуло.

С первыми лучами солнца королева Ривы разрешилась от бремени дочерью. У малютки были густые рыжие волосики и зеленые глазки — как и всегда на протяжении столетий кровь дриад давала о себе знать. Полидра сама принесла новорожденную, завернутую в одеяльце, в покои, где, сидя у камина, маялся в ожидании Гарион. Гэран с волчонком сладко спали на диванчике — эдакий причудливый клубок из лап, ног и рук.

— Как Сенедра? — спросил Гарион, вскакивая на ноги.

— Великолепно, — заверила его бабушка. — Просто немного устала. Роды были на удивление легкими.

Гарион вздохнул с облегчением и, осторожно отогнув уголок одеяла, взглянул в личико дочки.

— Вылитая мамочка! — воскликнул он.

Во все века и во всем мире люди первым делом ищут в новорожденном сходство с кем-то из родителей, словно в этом есть нечто удивительное. Гарион тихонько взял на руки малютку, всматриваясь в крошечное красное личико. Дочка взглянула на отца, и твердый взгляд этот показался Гариону удивительно знакомым.

— Доброе утро, Белдаран! — нежно сказал Гарион.

Это решение он принял уже давно, зная, что у них еще родятся дочки, которых вполне можно будет назвать в честь родственниц как по материнской, так и по отцовской линии. А потому вот эту он непременно хотел наречь в честь светловолосой сестры-близняшки Полгары — это казалось ему отчего-то невероятно важным. Пусть он видел только портрет Белдаран, и то лишь однажды, но эта женщина сыграла в их жизни ключевую роль.

— Спасибо, Гарион, — коротко произнесла Полидра.

— Мне это представляется вполне уместным, — смутился Гарион.

Принца Гэрана новорожденная сестрица не слишком впечатлила — впрочем, таковы все мальчишки на свете.

— Отчего она такая крохотная? — Это было первое, что он спросил, когда отец разбудил его, чтобы познакомить с малышкой.

— Все младенчики такие. Она быстро подрастет.

— Это хорошо. — Гэран серьезно поглядел на сестру и, чувствуя себя обязанным сказать хоть что-то одобрительное, добавил: — Красивые у нее волосики. Совсем как у мамы, правда?

— Я это тоже заметил.

В Риве в то утро торжественно звонили все колокола, а народ ликовал — хотя были наверняка и такие, кто втайне желал, чтобы королева разрешилась сыном: единственно из династических соображений. Народ Ривы, несколько столетий прожив вовсе без королей, придавал этому особое значение.

Сенедра, разумеется, лучилась счастьем. Выразив лишь мимолетное недовольство по поводу избранного мужем имени для дочки, она быстро смягчилась. Как истинная дриада она тяготела к именам, начинающимся на традиционное «Кс», и вот, некоторое время усиленно размышляя, похоже, нашла решение проблемы. Гарион был совершенно уверен, что королева умудрилась всунуть это «Кс» между букв имени Белдаран и теперь мысленно станет звать дочь только так. Но Гарион предпочел этим не интересоваться…

Королева Ривы была молода, крепка здоровьем и быстро восстановила силы. Правда, она оставалась в постели несколько дней, но в основном ради того, чтобы дать возможность местной знати и зарубежным послам посетить королевскую опочивальню, выразить почтение миниатюрной королеве и восхититься еще более миниатюрной принцессой.

Через несколько дней Полидра вновь явилась в опочивальню к Гариону.

— Похоже, здесь дела мои благополучно завершены, — сказала она. — Поскольку в помощи моей более нет нужды, пора нам отправляться в Вейл. Полгаре вот-вот рожать, ты знаешь.

Гарион кивнул.

— Я попросил Грелдика нас подождать. Он доставит нас в Сендарию быстрее любого другого капитана.

— Этот человек в высшей степени ненадежен…

— То же говорила и Полгара. И все же это непревзойденный моряк — лучшего не сыскать во всем свете. Я тотчас прикажу погрузить на борт лошадей.

— Нет, — коротко возразила Полидра. — Мы очень спешим, Гарион. Лошади нам только помешают.

— Ты… ты хочешь сказать, что мы пустимся бежать от побережья Сендарии до самого Вейла? — изумился Гарион.

— Ну, это не так уж и далеко, — улыбнулась она.

— А как же быть с провизией?

Бабушка лишь поглядела на него насмешливо, и Гарион тотчас же почувствовал себя круглым идиотом.

Прощание Гариона с семейством было трогательным, но кратким.

— Одевайся потеплее, — заботливо увещевала мужа Сенедра. — На дворе ведь зима…

Гарион предпочел не посвящать ее в детали своего предстоящего путешествия.

— Чуть не забыла. — Королева вручила мужу свернутый листок пергамента, — Это для тетушки Пол.

Гарион взглянул на листок — это оказался очень милый цветной акварельный портрет королевы с новорожденной дочерью на руках.

— Правда, красиво? — спросила Сенедра.

— Очень, — согласился он.

— Лучше тебе не мешкать, — сказала вдруг Сенедра. — Еще немного — и я вовсе не отпущу тебя!

— Не простудись, Сенедра, — улыбнулся Гарион в ответ. — И присматривай хорошенько за детишками.

— Естественно. А знаете, я люблю вас, ваше величество.

— И я вас, ваше величество.

Гарион нежно поцеловал жену, сына и дочурку и тихонько вышел из комнаты.

Море штормило, но неисправимому сорвиголове Грелдику до этого, казалось, и дела не было — его латаный-перелатаный корабль летел быстрее ветра по бурному морю. Грелдик при жутком ветре приказал поднять столько парусов, что любой мало-мальски здравомыслящий капитан мира, завидев эту картину, рухнул бы в обморок — и всего через два дня они достигли побережья Сендарии.

— Нам сгодится любой пустынный берег, Грелдик, — сказал капитану Гарион. — Мы очень торопимся, а если остановимся в Сендаре, то Фулрах и Лейла замучают нас поздравлениями и банкетами в нашу честь.

— А каким образом вы намереваетесь добираться до Вейла? — прищурился капитан.

— Ну… есть способы, — уклончиво ответил Гарион.

— Снова эти ваши штучки? — недовольно проворчал капитан.

Гарион молча развел руками.

— Но это же противно природе!

— Что поделаешь, я родом из странного семейства…

И Грелдик, недовольно бурча что-то себе под нос, приказал подойти к пустынному берегу, поросшему ржавой просоленной травой.

— Это вам сгодится? — спросил он.

— Лучше не придумаешь, — ответил Гарион.

Потом Гарион и Полидра долго стояли на берегу, дожидаясь, пока корабль Грелдика отойдет достаточно далеко от берега, — полы их плащей хлопали на ветру, словно крылья.

— Думаю, можно начинать, — сказал Гарион, половчее прилаживая за спиной свой Ривский меч.

— Не пойму, зачем ты потащил с собой эту штуку, — пожала плечами Полидра.

— Шар хочет поглядеть на ребеночка Полгары.

— Пожалуй, большей дикости я за всю жизнь не слыхивала! Ну, в путь?

Очертания их фигур замерцали, расплылись — и вот уже два волка бесшумно и стремительно мчались прочь от берега.

До Вейла они добрались всего за неделю. Изредка охотились и еще реже отдыхали. За эту неделю Гарион узнал про волчьи повадки много больше, чем за всю жизнь. Разумеется, Белгарат успел его многому научить, но старый волшебник вкусил волчьей жизни, уже будучи взрослым, Полидра же была знакома со звериным житьем с младых ногтей.

И вот однажды вечером они взбежали на вершину холма и увидели внизу маленькую усадьбу — ограда почти утонула в снегу, на крыше дома образовался огромный сугроб, но в окнах мерцал теплый гостеприимный свет.

— Мы успели? — спросил Гарион у волчицы с янтарными глазами.

— Да, — ответила Полидра. — Сестра рада, что мы мудро пренебрегли четвероногими, на которых разъезжают двуногие. Однако время близится. Давай спустимся и поглядим, как тут дела.

И они потрусили вниз по склону сквозь метель, а возле самых ворот приняли человеческое обличье.

В доме царило приятное тепло. Полгара, неловко передвигаясь, накрывала на стол, Белгарат сидел у огня, а Дарник невозмутимо чинил конскую упряжь.

— Я сберегла кое-что вам на ужин, — сказала, поворачиваясь к вошедшим, Полгара. — Мы уже отужинали.

— Так ты знала, что мы нынче появимся? — Гарион от изумления раскрыл рот.

— Конечно, дорогой. Мы с матушкой все время поддерживаем связь. Как поживает Сенедра?

— Они с Белдаран чувствуют себя прекрасно, — буднично произнес Гарион.

Полгара столько раз удивляла его, что Гарион чувствовал себя вправе хоть разок отыграться.

Полгара чуть не уронила тарелку, и ее изумительные голубые глаза широко раскрылись.

— О Гарион! — воскликнула она, бросаясь ему на шею.

— Тебе нравится это имя? Ну хоть чуточку, а?

— Больше, чем ты можешь себе вообразить!

— Как самочувствие, Пол? — спросила Полидра, снимая мокрый плащ.

— Думаю, великолепно, — улыбнулась Полгара. — Знаешь, мама, я все знаю про беременность, но вот сама испытываю это впервые в жизни. У меня такое впечатление, что младенцы только и делают, что толкаются, правда? Всего несколько минут назад мой ударил ножкой — и почему-то сразу в нескольких местах.

— Ах, так он еще и дерется? — подал голос Дарник.

— Он? — улыбнулась Полгара.

— Ну… просто сорвалось с языка, Пол.

— Ежели хотите, могу прямо сейчас сказать вам, кто это — он или она, — предложил Белгарат.

— Только посмей! — сверкнула глазами Полгара. — Никто не должен узнать об этом прежде меня!

Снегопад кончился перед самым рассветом, а вставшее солнце разогнало тучи. Свежевыпавший снег сиял ослепительной белизной, небо нежно голубело, и было хоть прохладно, но не морозно.

На рассвете Гариона, Дарника и Белгарата безжалостно изгнали вон из дома, и они слонялись вокруг дома, томясь от чувства собственной бесполезности, подобно всем мужчинам в подобной ситуации. Вот они остановились на самом берегу ручейка, протекавшего через двор фермы. Белгарат вгляделся в темную воду и заметил в глубине темные юркие тени.

— Ты успел уже насладиться рыбалкой? — спросил он у Дарника.

— Нет, — печально отвечал кузнец. — Прежней страсти как не бывало…

Все они знали почему и предпочли прекратить этот грустный разговор.

Чуть позднее Полидра принесла им перекусить, но решительно запретила даже приближаться к дому. К вечеру она заставила мужчин кипятить воду в кузнице Дарника.

— Никогда не мог взять в толк, зачем это надо, — посетовал Дарник, снимая с огня уже невесть какой по счету чайник. — Ну к чему им столько кипятка?

— Да ничего им не нужно, — ответил Белгарат. Старик развалился на охапке сучьев и внимательно изучал причудливую резьбу на новой колыбельке, которую смастерил будущий отец. — Это просто нехитрый способ занять мужиков, чтобы не путались под ногами. Некой гениальной бабе много тысяч лет тому назад пришла в голову эта идея, и женщины доселе свято соблюдают этот древний обычай. А ты кипяти воду, Дарник, кипяти! Этим ты осчастливишь женщин, тем более и не такой уж это тяжкий труд.

Луна еще не взошла, но холодный свет звезд серебрил снег — казалось, весь мир объят нежным голубоватым сиянием. Гарион никогда не видел еще такой волшебной ночи — будто, природа, затаив дыхание, напряженно чего-то ждет.

Гарион и Белгарат, заметив растущее беспокойство Дарника, предложили прогуляться на вершину холма. Они уже давно заметили, что Дарник всегда старается чем-то себя занять, борясь с волнением или тоской.

Кузнец взглянул в ночное небо.

— Правда, необыкновенная ночь? — спросил он, улыбаясь какой-то глупой блаженной улыбкой. — Думаю, я сказал бы то же самое, даже если бы дождь лил как из ведра…

— Со мной так всегда бывает, — со знанием дела заявил Гарион и тотчас же рассмеялся, выпуская изо рта клубы голубоватого пара. — Уж не знаю, подходящее ли это слово «всегда», но дважды это со мною было, точно говорю. И я вполне тебя понимаю. — Он поглядел на домик, с вершины кажущийся совсем крошечным. — Что-то тут слишком уж тихо, а?

— И ветра совсем нет, — согласился Дарник. — А снег съедает все звуки. — Он склонил голову к плечу, напряженно прислушиваясь. — Да, теперь и мне кажется, что ночь чересчур тиха — да и звезды какие-то слишком яркие… Полагаю, всему этому есть вполне прозаичное объяснение.

Белгарат улыбнулся:

— Друзья мои, вы оба безнадежные реалисты! В вас ни на грош романтики! Неужели вам в голову не приходит, что ночь эта и в самом деле особенная?

Гарион и Дарник недоуменно взглянули на старика.

— А вы остановитесь на секунду и вдумайтесь, — предложил им волшебник. — Пол почти всю жизнь посвятила воспитанию чужих детей. Наблюдая за этим, я испытывал затаенную боль всякий раз, когда она брала на руки чужое дитя. Этой ночью все переменится — так разве ночь эта и вправду не особенная? Нынче у Полгары появится собственное, родное дитятко. Для вселенной это, возможно, и не ахти какое событие, но вот для нас — очень важное.

— И вправду, — горячо согласился Дарник, но тотчас же впал в задумчивость. — Знаешь, Белгарат, я в последнее время кое над чем размышляю.

— Да, я в курсе.

— Не кажется ли вам, что мы все возвращаемся к тому, с чего начинали? Разумеется, дважды в одну реку не войдешь и различия, безусловно, есть, но все на удивление знакомо…

— А ведь и я думал о том же самом! — подхватил Гарион. — И меня не покидает все то же странное ощущение, что все это уже было.

— Ничего нет естественнее возвращения домой для тех, кто долго странствовал, — пожал плечами Белгарат, поддавая носком башмака снежный ком.

— Сдается мне, не так все просто, дедушка.

— И мне так кажется, — согласился Дарник. — По-моему, все гораздо сложнее и важнее.

Белгарат нахмурился и надолго умолк, размышляя.

— А ведь и я согласен с вами, — признался он. — Эх, жаль, нет здесь Белдина! Он бы все растолковал нам за одну минуту. Разумеется, никто из нас ни черта бы не понял, но он все равно объяснил бы. — Старик поскреб бороду. — Впрочем, кажется, и я нашел объяснение.

— Ну же, не томи! — взмолился Дарник.

— Мы с Гарионом обсудили этот вопрос примерно год тому назад. Тогда он заметил, что события повторяются вновь и вновь, раз за разом. Ты, наверное, слышал этот наш разговор.

Дарник кивнул.

— И тогда мы решили — виной всему этому произошедший некогда раскол вселенной, который не позволяет наступить будущему.

— Пожалуй, это не лишено смысла.

— Но вот теперь все переменилось. Цирадис сделала свой выбор, и последствия катастрофы постепенно сглаживаются. Теперь будущее может наступить.

— Тогда почему же все возвращается к истокам? — спросил Гарион.

— Но это же совершенно логично, Гарион, — серьезно заговорил Дарник. — Когда ты что-то начинаешь, то ведь начинаешь с начала, а не с конца, правда?

— Давайте этим и ограничимся, — предложил Белгарат. — Некогда жизнь остановилась. Теперь она продолжается. Все получили то, что заслужили. Мы с вами получили каждый свою награду, а наши противники жестоко наказаны. Это лишний раз доказывает, что мы не ошиблись в выборе пути.

Гарион вдруг громко рассмеялся.

— Что ж тут смешного? — изумился Дарник.

— Перед самым рождением нашей малышки Сенедра получила письмо от Бархотки — ну, от Лизелль. Этой оторве удалось уговорить Шелка назначить день свадьбы. Думаю, и он получил по заслугам, но уверен, что, стоит ему подумать об этом, он всякий раз втихомолку ужасается.

— А когда свадьба? — спросил Дарник.

— Будущим летом. Лизелль хочет, чтобы все мы собрались в Бокторе, дабы лицезреть ее торжество над нашим общим другом.

— Негоже так говорить, Гарион! — упрекнул его Дарник.

— Скорее всего, это сущая правда, — хмыкнул Белгарат. Потом полез за пазуху и извлек на свет глиняную бутылочку. — Кто хочет согреться? Тут самая адская жидкость, какую только можно найти в Стране улгов.

— Бабушке это не пришлось бы по нраву, — предупредил Гарион.

— Но ведь бабушки сейчас нет здесь, правда, Гарион? Бабушка немножечко занята, не так ли?

Они молча стояли, глядя на занесенную снегом ферму. Крышу венчал великолепный пушистый сугроб, а с крылечка свешивались мерцающие сосульки, похожие на алмазные подвески. Окошки дома золотились, отбрасывая теплые отсветы на сугробы, да еще розоватым светом мерцали двери кузницы, где все еще пылало пламя в горне, на котором мужчины целый вечер кипятили никому не нужную воду. Не колеблемый ветром столб голубого дыма поднимался в небо из трубы так высоко, что достигал, казалось, самых звезд.

Тут Гарион услышал странный звук — он даже не сразу понял, откуда он доносится. Звук издавал Шар — это была песня, полная томительного ожидания.

И тут из домика послышался звонкий крик. Это был младенческий крик, но в нем звучали вовсе не возмущение и недовольство, столь обычные для воплей новорожденных, — нет, крик этот полон был изумления и невыразимого восторга.

Шар вдруг замерцал нежным голубым светом, а томление в его песне сменилось радостью.

Когда Шар смолк, Дарник вздохнул полной грудью.

— Ну, теперь можно спускаться? — спросил он.

— Лучше еще немного подождать, — сказал Белгарат. — В подобных случаях всегда нужно время, чтобы немного прибраться в комнате, да и Полгаре надо дать возможность причесаться.

— Она и растрепанная необыкновенно хороша, — улыбнулся Дарник.

— Но она на сей счет иного мнения. Имей терпение.

Тут Шар вновь завел томительную мелодию, которой словно аккомпанировал голос новорожденного.

Трое друзей замерли на вершине холма, от их дыхания в воздухе клубился голубоватый пар — они завороженно прислушивались к этому двухголосому пению.

— Прекрасные здоровые легкие, — успокоил Гарион молодого отца.

Дарник рассеянна улыбнулся, весь превратившись в слух.

И тут к этой необыкновенной песне присоединился третий голосок. Это снова был младенческий крик.

На сей раз Шар засиял ярко-синим светом, осветив снег вокруг, и песня его наполнилась торжеством.

— Я знал это! — воскликнул восхищенный Белгарат.

— Двое? — ахнул Дарник. — Двойняшки?

— Это у нас семейное, Дарник, — захохотал Белгарат, стиснув кузнеца в могучих объятиях.

— Это мальчики или девочки? — спросил Дарник.

— Какая разница? Впрочем, думаю, теперь вполне можно спуститься и выяснить все на месте.

Но не успели они сделать и шага, как заметили, что во дворе происходит нечто весьма примечательное. С неба ударил вдруг мощный синий луч, вскоре подле него появился еще один, нежно-голубой. Когда эти гигантские световые колонны коснулись снега, домик словно омыло волнами лазури. Потом появились и другие лучи: красный и желтый, зеленый и фиолетовый… Были тут и оттенки, названий которых Гарион просто не знал. И вот, наконец, в самом центре этого буйства красок появилась величественная ослепительно белая мерцающая колонна. Подобно цветам радуги, лучи расположились полукругом — и все небо заиграло переливами пульсирующего радужного сияния.

А во дворе фермы уже стояли боги, и голоса их вторили торжественной благословляющей песне Шара Алдура.

Эрионд повернул к друзьям сияющее лицо и поманил их.

— Идите к нам!

— Теперь все закончилось, — раздался радостный голос Ула. — Теперь все хорошо.

И вот, озаряемые божественным светом, трое друзей стали спускаться с заснеженного холма, чтобы собственными глазами узреть чудо, которое, хоть и происходит на земле ежеминутно, все же остается величайшим чудом на свете.

Вот и настало время, дети мои, закрыть книгу сию. Будут и новые дни, и новые истории, но эта повесть закончена.