Полидра кивнула:

— Это надолго займет мальчика.

Гэран охотно обменял Шар на новую игрушку. Однако сам Шар еще несколько часов кряду оплакивал расставание с новым другом, втихомолку жалуясь на ухо Гариону.

А на следующий день они уже подъезжали к дому. Полидра критически оглядела строение с вершины холма.

— Как вижу, ты многое перестроила тут, — заметила она, взглянув на дочь.

— Но ведь ты не против, мамочка?

— Разумеется, нет, Полгара. Дом должен отражать характер владельца.

— Уверен, дел тут не переделать, — вздохнул Дарник. — Вон там ограда почти завалилась. А если я нынче же не починю ворота, то вскоре по нашему двору будет шататься целое стадо алгарийских коров.

— А в доме необходимо произвести генеральную уборку, — прибавила его жена.

Они спустились с холма, спешились и вошли в дом.

— Какой ужас! — воскликнула Полгара, с отвращением глядя на слой мохнатой пыли, покрывавшей все вокруг, к слову говоря, не такой уж и толстый. — Нам нужны метелки, Дарник!

— Будут метелки, дорогая, — покорно кивнул он.

Белгарат тем временем производил ревизию в кладовой.

— Еще не время, отец, — с легким раздражением сказала Полгара. — Попрошу вас с дядюшкой Белдином и Гарионом прополоть мой садик — его заполонили сорняки!

— Что-о-о? — не веря своим ушам, воскликнул волшебник.

— Завтра я хочу заняться посадкой, — невозмутимо ответила ему дочь. — Мне нужна чистая и вскопанная земля.

Гарион, Белдин и Белгарат с видимой неохотой поплелись в чулан, где Дарник держал инструменты.

Гарион обреченно оглядел «садик» Полгары, который был достаточно велик, чтобы обеспечить витаминами маленькую армию.

Белдин же пару раз воткнул мотыгу в землю и взорвался от возмущения:

— Какая дремучая дикость!

Он отшвырнул мотыгу и ткнул перстом в грядку. По мере того как двигался его палец, на грядке появлялась ровная полоска взрыхленной земли.

— Полгара рассердится, — предупредил горбуна Гарион.

— Так это ежели она нас застукает, — хихикнул Белдин, поглядев в сторону дома, где Полгара, Полидра и королева Ривы вовсю орудовали метлами и тряпками. — Теперь ты, Белгарат. Делай бороздки поровнее.

— Может, удастся выпросить у Пол чуток эля, прежде чем возьмемся за грабли? — предположил Белдин, когда работа была закончена. — Лично я употел, даже невзирая на… нашу маленькую хитрость.

Тут в дом явился и Дарник, решив сделать перерыв, — починка ограды оказалась хлопотным делом. Женщины же вовсю размахивали метлами, вздымая облака пыли, которая, как заметил Гарион, упрямо не желала сдавать позиций, опускаясь на прежние места. Впрочем, пыль всегда так себя ведет.

— А где Гэран? — вдруг опомнилась Сенедра, роняя метелку и испуганно озираясь.

Полгара сосредоточилась и облегченно вздохнула.

— Дарник, дорогой, пойди-ка выуди его из ручья, — попросила она мужа.

— Что-о-о? — вскрикнула Сенедра, глядя вслед быстро удаляющемуся Дарнику.

— С мальчиком ничего не случилось, Сенедра, — успокоила королеву Полгара. — Просто свалился в ручей, и вся недолга.

— Просто свалился? — Голос Сенедры сорвался на визг.

— Нормальное времяпрепровождение для мальчишек его возраста, — ответила невозмутимая Полгара. — Гарион вечно падал в этот ручей, Эрионд тоже, ну, а теперь пришло время Гэрана. Не волнуйся. Кстати, он вполне прилично плавает.

— Но когда он успел научиться?

— Понятия не имею. Может быть, у мальчиков это врожденное — по крайней мере, у некоторых? На моей памяти Гарион был единственным, кто пытался утонуть.

— Я почти уже научился тогда плавать, тетушка Пол, — возмутился Гарион, — и все пошло бы на лад, если бы меня не занесло под корягу. Я больно стукнулся головой…

Сенедра в ужасе воззрилась на мужа, потом мешком осела на пол и разрыдалась.

Тут возвратился Дарник, таща Гэрана за воротник, словно щенка за шкирку. С малыша ручьем стекала вода, но он выглядел совершенно счастливым.

— Вывозился, как поросенок, Пол, — улыбнулся кузнец. — Эрионд вечно ходил мокрый, но таким грязным я его никогда не видел.

— Вынеси его вон, Сенедра, — велела королеве Полгара. — Посмотри только, грязь капает прямо на вымытый пол! Гарион, в чулане ванночка — принеси-ка, и побыстрее! Поставь во дворе и налей воды. — Она улыбнулась Сенедре. — Его так или иначе следовало выкупать. По мальчикам почему-то вечно ванна плачет. Гарион — тот умудрялся извозиться, кажется, даже во сне.

А вечером Гарион подсел к Белгарату, развалившемуся на крылечке.

— Ты чем-то озабочен, дедушка. Что стряслось?

— Ничего. Просто размышляю, как обустроиться, ведь Полидра теперь переедет ко мне, в башню…

— Ну и что?

— Придется нам лет с десяток погонять там пыль, а еще повесить на окна занавесочки. Некоторые в толк не возьмут, как вообще можно смотреть в окна без этих идиотских тряпочек…

— Ну, может, она не будет слишком уж усердствовать… На Периворе она как-то сказала, что волки далеко не так чистоплотны, как птички, например.

— Она наврала, Гарион. Поверь, она наврала!

А через пару дней пожаловали первые гости. Невзирая на летнюю жару, Ярблек по-прежнему щеголял в потрепанной меховой куртке, лохматой шапке, а лицо его хранило выражение безутешного горя. Велла, гибкая и чувственная надракийская плясунья, облачена была в свой умопомрачительный облегающий костюм из черной блестящей кожи.

— Что ты надумал, Ярблек? — спросил Белгарат.

— Это не я надумал, Белгарат. Она настояла…

— Ну ладно, — повелительно прервала его Велла. — У меня вовсе не так много времени. Давайте-ка поторопимся. Попросите всех во двор — мне необходимы свидетели.

— Свидетели чего, Велла? — спросила Сенедра у черноволосой красавицы.

— Ярблек намерен меня продать.

— Велла! — Сенедра задохнулась от ярости. — Это отвратительно!

В ответ Велла дружески посоветовала королеве «начхать» на условности, употребив несколько более крепкое словцо. Потом танцовщица огляделась.

— Ну что, все ли в сборе?

— Да, все, — отвечал сбитый с толку Белгарат.

— Вот и прекрасно.

Она гибко соскользнула с седла и по-турецки уселась на траву.

— Тогда перейдем к делу. Ты, Белдин — или Фельдегаст, или как там тебя, — некоторое время назад, в Маллорее, сказал, что хочешь меня купить. Ты говорил серьезно?

Белдин моргнул.

— Н-ну… вроде того, — пробормотал он.

— Да или нет, Белдин? — прищурилась Велла.

— Ну… оно конечно… да. Ты девка собой видная, а бранишься — заслушаться можно…

— Хорошо. Что ты даешь за меня?

Белдин закашлялся и покраснел до ушей.

— Не тяни кота за хвост, Белдин! Мы не можем ковыряться до вечера. Предложи Ярблеку свою цену.

— Ты в своем уме? — воскликнул потрясенный Ярблек.

— Никогда в жизни не была серьезней. Итак, сколько ты готов выложить за меня, Белдин?

— Велла, — забормотал Ярблек, — это какое-то недоразумение!

— Заткнись, Ярблек! Ну что, Белдин? Сколько?

— Все, чем я владею! — ответил горбун, завороженно глядя на плясунью.

— Это чересчур туманно. Я хочу знать, сколько именно. Без этого нельзя торговаться.

Белдин поскреб спутанную бороду.

— Белгарат, ты еще не посеял бриллиант, который нашел в Марадоре перед нашествием толнедрийцев?

— Думаю, нет. Он валяется где-то у меня в башне…

— Но там его за всю жизнь не отыскать!

— Он на полке в шкафу, что у южной стены, — уточнила Полидра, — прямо позади изъеденных крысами Даринских рукописей.

— Правда? — искренне изумился Белгарат. — А ты откуда знаешь?

— Помнишь, как Цирадис назвала меня в Реоне?

— Свидетельницей, а что?

— Надеюсь, это вразумительный ответ на твой вопрос.

— Послушай, одолжи-ка мне камушек, — попросил брата Белдин. — Впрочем, чего уж там — просто отдай, а? Очень сомневаюсь, что когда-либо смогу с тобой рассчитаться.

— О чем речь, Белдин! Мне этот булыжник все равно ни к чему.

— Он мне нужен сию секунду!

— Сейчас.

Белдин сосредоточился, вытянув вперед руку ладонью вверх. И вот на его темной ладони засиял камень, который можно было бы принять за кусок прозрачного льда, если бы не нежный розовый оттенок. Размерами он превосходил крупное яблоко.

— О зубы Торака с когтями вместе! — заикаясь, пробормотал Ярблек.

— Эй вы, двое! Как вам эта безделица? Хороша ли цена за эту хитрую девку? — заговорил Белдин на жаргоне шута Фельдегаста.

— Да он стоит в сто, нет, в тысячу раз дороже любой бабы! — восхищенно пробормотал Ярблек. — Ни за одну невольницу никогда не предлагали еще такой цены!

— Значит, это то, что надо! — торжествующе подытожила Велла. — Ярблек, когда вернешься в Гар-ог-Надрак, разнеси весть об этом торге по всему свету! Я хочу, чтобы все бабы королевства глаза выплакали от зависти!

— Ты жестокая девочка, Велла! — хмыкнул Ярблек.

— Это вопрос чести. — Танцовщица встряхнула иссиня-черными кудрями. — Ну, а теперь дело за малым. Ярблек, где мои бумаги?

— Да вот они.

— Тогда пусть мой новый хозяин поставит свою подпись.

— Но сперва мы должны поделить барыши, Велла. — Ярблек скорбно оглядел великолепный бриллиант. — Какая жалость, что придется распиливать эдакую красоту!

— Оставь его себе, — равнодушно сказала Велла. — Мне он без надобности.

— Ты… ты уверена?

— Он твой. Давай бумаги, Ярблек!

— Ты вообще соображаешь, что делаешь, Велла? — упрямился Ярблек.

— За всю жизнь еще ни в чем не была настолько уверена, а что?

— Но ведь он так безобразен — прости, конечно, Белдин, но это сущая правда. Велла, скажи, почему ты выбрала именно его?

— Из-за сущего пустяка.

— Какого пустяка?

— Он умеет летать, — благоговейно произнесла плясунья.

Ярблек лишь покачал головой, извлек на свет бумаги и быстро переписал их на имя Белдина.

— На кой сдались мне эти бумажонки? — изумился Белдин.

Гарион уже не впервые отметил, что, когда горбун пытается скрыть свои чувства, он прибегает к этому грубоватому жаргону. А чувства Белдина сейчас обуревали такие, что он сам их испугался…

— Спрячь их или выбрось, — пожала плечиками Велла. — Мне они также без надобности.

— Вот и ладненько, дорогуша.

Горбун смял бумаги и положил шарик на ладонь. Белый комочек тотчас же вспыхнул ярким пламенем и сгорел дотла.

— Так-то оно способнее будет. — Белдин сдунул с ладони пепел. — Ну что, дело сделано?

— Не совсем, — ответила Велла. Она наклонилась и вытащила из-за голенищ два острых кинжала. Потом еще два — из-за пояса.

— Вот, — протянула она их своему новому хозяину. — Они мне больше не нужны.

Взгляд ее был непривычно нежен и кроток.

— О-о-о… — Глаза Полгары наполнились слезами.

— Что это значит, Пол? — взволновался Дарник.

— Это самая великая жертва, на какую только способна надракийская женщина. — Полгара промокнула глаза уголком фартука. — Только что она всецело покорилась Белдину. Как это прекрасно!

— А на что мне эти ножички? — ласково улыбнулся Белдин.

Он подбросил кинжалы в воздух один за другим, и они пропали, обратившись в дым.

— До свиданьица, Белгарат, — сказал Белдин старому волшебнику. — Пошалили мы с тобой на славу, правда?

— Славное было времечко… — У Белгарата в глазах стояли слезы.

— Похоже, Дарник, — обратился горбун к кузнецу, — ты здесь меня заменишь.

— Ты говоришь сейчас так, будто собираешься умереть, — удивился Дарник.

— Еще чего, Дарник! Вовсе не собираюсь умирать. Просто… сменю образ жизни. Попрощайтесь за меня с близняшками. Все им растолкуйте. А ты, Ярблек, упивайся богатством, но не забудь, я все-таки остался в выигрыше! Гарион, смотри, чтобы в мире дела шли на лад!

— Ну, об этом позаботится Эрионд.

— Это я знаю, но приглядывай за ним! Не позволь ему влипнуть в новую историю!

Сенедре Белдин ничего не сказал — он просто облапил королеву и звонко чмокнул в щечку. Поцеловал он и Полидру. Она с любовью обняла его в ответ — янтарные глаза ее лучились.

— Пока, старая корова. — Он фамильярно шлепнул Полгару по мягкому месту. Потом выразительно поглядел на ее талию и добавил: — Говорил же я тебе, что растолстеешь, ежели будешь лопать столько конфет!

Она поцеловала его со слезами на глазах.

— Ну, а теперича, ласковая моя, — обратился он к Велле, — пойдем-ка прогуляемся. Нам надо кое-что обсудить, прежде чем мы всем сделаем ручкой.

И они рука об руку отправились на вершину ближайшего холма. Там они довольно долго беседовали. Потом обнялись, обменялись пламенным поцелуем и, не размыкая объятий, пропали, а в небе тотчас появились два ястреба.

Один из них был всем прекрасно знаком — с синей ленточкой на лапке. У другой же птицы ленточка эта отливала лиловым. Они резвились в воздухе, поднимаясь все выше и выше в своем свадебном танце, и вот превратились в две еле заметные точки. Потом и точки эти исчезли.

Гарион и остальные пробыли у Полгары и Дарника еще две недели. Но вот Полидра, заметив, что хозяевам хочется покоя и уединения, предложила всем съездить в Вейл. Пообещав к вечеру воротиться, Гарион с Сенедрой взяли сына и подросшего уже волчонка и вместе с Белгаратом и Полидрой отправились в самое сердце Вейла.

Около полудня они добрались до приземистой башни Белгарата и поднялись по винтовой лестнице на самый верхний этаж.

— Осторожнее, тут ступенька еле держится, — рассеянно предостерег их на лестнице хозяин.

Гарион помешкал, пропустил всех вперед, потом приподнял тяжелую каменную плиту и заглянул под нее. Под нею обнаружился круглый камушек величиной с лесной орех. Гарион вытащил его, сунул в карман и опустил плиту на место. Он заметил, что другие ступени вытерлись и просели от времени, а эта выглядит как новенькая, и подумал о том, сколько столетий или тысячелетий подряд старик перешагивал через нее. И Гарион стал подниматься с приятным сознанием выполненного долга.

— Что ты там делал? — спросил Белгарат.

— Ступеньку чинил. — И Гарион вручил старику странный камушек. — Она шаталась из-за этой вот штуковины. Теперь стоит как влитая.

— А знаешь, я буду скучать по этой ступеньке, — жалобно вздохнул старик. Потом уставился на камушек. — Ах, вспомнил! Я сам его положил под ступеньку.

— Но для чего? — изумилась Сенедра.

— Это бриллиант, моя девочка, — объяснил Белгарат. — Я хотел проверить, сколько времени мне понадобится ходить взад-вперед по лестнице, чтобы истолочь его в пыль.

— Бриллиант? — Глаза Сенедры расширились.

— Можешь взять его себе, если хочешь.

Белгарат протянул камушек королеве.

И тут случилось невероятное. Невзирая на свое толнедрийское происхождение, Сенедра продемонстрировала подлинное бескорыстие.

— Нет, спасибо, Белгарат, — сказала она. — Я не хочу разлучать тебя со старинным другом. Мы с Гарионом можем положить его на место, когда будем уходить.

Белгарат расхохотался.

Гэран и молодой волк резвились на полу под одним из окон. Мальчуган тискал волчонка, таскал за уши и хвост, зверь же, стоически снося истязания, то и дело норовил облизать мальчишке лицо. Гэран заливался счастливым хохотом.

Полидра критически оглядела круглую сводчатую комнату.

— Приятно вновь оказаться дома. — Она ласково погладила спинку кресла, испещренную глубокими царапинами от совиных когтей. — Я не менее тысячи лет просидела на этой самой спинке…

— А что ты делала тут, бабушка? — спросила Сенедра, которая безотчетно копировала теперь обращения Гариона к близким.

— Надзирала вон за ним. — И золотоволосая женщина указала на Белгарата. — Я полагала, что он когда-нибудь меня все-таки узнает, но не могла предположить, что случится это так нескоро. Вот и пришлось мне привлечь его внимание.

— Каким образом, бабушка?

— Я избрала вот это обличье. — Полидра коснулась пышной своей груди. — Похоже, я много больше интересую его как женщина, нежели как сова или волчица.

— Кстати, все время забываю тебя кое о чем спросить, — вмешался Белгарат. — Когда мы повстречались, вокруг не было других волков. Что ты делала там, одна?

— Поджидала тебя.

Он заморгал.

— Так ты знала, что я буду там?

— Разумеется.

— А когда это было? — полюбопытствовала Сенедра.

— После того, как Торак похитил у Алдура Шар, — рассеянно ответил Белгарат — он явно думал о другом. — Учитель отослал меня на север, дабы я уведомил о случившемся Белара. Я обернулся волком, чтобы выиграть время. Мы с Полидрой повстречались в области, которая ныне именуется северной Алгарией. — Он поглядел на жену. — Кто предупредил тебя, что я иду?

— Меня ни о чем не надо было предупреждать, Белгарат, ведь, родившись, я уже знала, что в один прекрасный день ты придешь. Но ты, надо признаться, не спешил. — Она вновь оглядела помещение. — Думаю, мы немножко тут приберемся. А на окна непременно надо будет повесить занавески…

— Ну, что я говорил? — вздохнул Белгарат.

Засим последовали поцелуи, объятия, рукопожатия, слезы прощания. Потом Сенедра подхватила на руки Гэрана, Гарион — волчонка, и семейство стало спускаться вниз по винтовой лестнице.

— Чуть не забыл, — на полпути спохватился Гарион. — Отдай мне бриллиант — я положу его на место.

— Разве нельзя положить на его место простой камушек? — Глазки Сенедры хитро блеснули.

— Дорогая, если тебе так уж нужен бриллиант, я подарю точно такой же.

— Конечно, Гарион, но если я оставлю у себя еще и этот, то у меня их будет целых два!

Он рассмеялся, но решительно разжал маленький кулачок жены, взял камень и возвратил его на прежнее место, под каменную ступеньку.

Внизу они сели на коней и шагом поехали по равнине, залитой ярким весенним солнцем. Сенедра прижимала к себе Гэрана, а волчонок трусил рядышком, то и дело бросаясь в погоню за кроликами.

Они еще недалеко отъехали от башни, когда Гарион расслышал знакомый звук, похожий на шепот. Он натянул поводья.

— Сенедра, — окликнул он жену и указал на двери башни. — Погляди…

Она оглянулась.

— Но я ничего не вижу.

— Подожди. Они вот-вот появятся.

— Кто?

— Дедушка и бабушка. А вот и они!

Два волка один за другим выскользнули из дверей и побежали рядышком по поросшей травой равнине. Они бежали, упиваясь свободой и ничем не омраченной радостью.

— Я уверена была, что они начнут с генеральной уборки, — удивилась Сенедра.

— Но это куда важнее, Сенедра. Это много, много важнее…

На закате они подъехали к дому Полгары и Дарника. Дарник все еще работал в поле, а из кухни доносилось тихое пение Полгары. Сенедра вошла в дом, а Гарион, сопровождаемый волчонком, направился прямо к Дарнику.

Ужин в тот день их ожидал королевский — гусь с пряной подливкой и роскошным гарниром из овощей трех видов. Был на столе и ароматный, свежеиспеченный хлеб, с которого еще стекали прозрачные капли горячего масла.

— Где ты взяла гуся, Полгара? — спросил озадаченный Дарник.

— Мой маленький секрет, — спокойно отозвалась жена.

— Пол!

— Объясню как-нибудь в другой раз, дорогой. А теперь давайте есть, покуда все не остыло.

А после ужина все долго сидели у камина. Собственно, огонь развели, казалось бы, без особой надобности — было тепло, даже окна и двери оставались открытыми, — но ведь именно огонь и очаг делают заурядное жилище родным домом, и тепло им необходимо не только для того, чтобы согреться…

Полгара держала на коленях Гэрана. Она прижималась щекой к его нежным кудряшкам, и лицо ее выражало полнейшее довольство.

— Это для практики, — тихонько сказала она, улыбнувшись Сенедре.

— Ну уж этого навыка вы никогда не утратите, тетушка Пол, — отвечала королева Ривы. — Ведь вы вырастили сотни мальчишек на своем веку!

— Ну, уж не сотни, дорогая моя, но полезно кое-что освежить в памяти…

Волчонок спал мертвецким сном у самого камина. Он то и дело тоненько взвизгивал во сне и сучил лапами.

— Наш малыш видит сон, — улыбнулся Дарник.

— Неудивительно, — ответил Гарион. — Всю обратную дорогу от дедушкиной башни этот грозный зверь гонялся за кроликами. Правда, ни одного так и не изловил. Кажется мне, он делал это просто ради забавы.

— Кстати, о снах. — Тетушка Пол встала. — Вам, вашему сыну и этому щенку завтра поутру рано вставать. Пора ложиться.

Поутру они поднялись с первыми лучами солнца, с наслаждением позавтракали, а потом Дарник с Гарионом отправились седлать лошадей.

Прощание было кратким — в сущности, в нем вовсе не было нужды, ибо они и не намеревались расставаться. Перекинувшись парой слов, женщины наскоро поцеловались, а Гарион с Дарником обменялись крепким рукопожатием.

На середине склона холма Сенедра вдруг обернулась.

— Тетушка Пол! — звонко крикнула она. — Я тебя люблю!

— Да, дорогая, — откликнулась Полгара. — Я знаю. И я люблю тебя.