— Полагаю, это надо было предвидеть, — горестно вздохнул Шелк. — Ах, если бы хоть однажды — лишь один-единственный разочек — одно из этих великих событий произошло в ясный погожий день!

Гарион вполне осознавал, что скрывается за этой непринужденной болтовней. Ни один из его друзей не свободен был от естественного страха в преддверии грядущей встречи. У всех в мозгу сидели занозой слова Цирадис, сказанные в Реоне, — что один из них сложит голову во время единоборства. И каждый в меру сил пытался гнать от себя эту мысль — такова уж человеческая природа. Гарион, кое о чем вспомнив, приблизился к келльской прорицательнице, чтобы перекинуться с ней словечком.

— Скажи, Цирадис, надобно ли нам с Закетом вновь облачиться в доспехи перед высадкой на риф? — Он взялся двумя пальцами за ткань камзола, который с таким облегчением надел нынче поутру, надеясь, что ему никогда более не придется заковывать себя в сталь с головы до пят. — Ну, я имею в виду, что если встреча будет, так сказать, чисто «духовной», то в этом ведь нет надобности, правда? Но если все же есть вероятность столкновения, то следует быть во всеоружии…

— Ты прозрачен, словно стекло, Белгарион, — ласково упрекнула его прорицательница. — Как наивно пытаешься ты получить у меня ответы на вопросы, кои я не вправе с тобою обсуждать! Делай, как сам сочтешь нужным, король Ривы. Однако простое благоразумие диктует не пренебрегать крепкой сталью в преддверии возможных неожиданностей.

— Благодарности моей нет предела, — усмехнулся Гарион. — Советы твои — средоточие мудрости.

— Сколь жалки твои попытки шутить, Белгарион!

— Как можно, великая прорицательница?

Он еще раз улыбнулся ей и отошел туда, где Белгарат и Полидра рука об руку шли вслед за Сади и Закетом.

— Дедушка, мне только что удалось выудить из Цирадис кое-что важное.

— Если это и впрямь так, то это нечто новое, — отвечал старик.

— Думаю, там, на рифе, может разыграться битва. Я спросил ее, надо ли нам с Закетом снова влезать в латы. Она не ответила прямо, но намекнула, что это не самая дурацкая идея — просто так, на всякий случай.

— Тогда стоит предупредить остальных. Нельзя допускать, чтобы они угодили в неожиданную переделку.

— Я это сделаю.

Король, окруженный празднично разодетой свитой, уже поджидал их на пристани, выдающейся далеко в покрытое легкой рябью море. Невзирая на погожее утро, монарх был облачен в горностаевую мантию, а голову его венчала массивная золотая корона.

— Счастлив видеть вас, Белгарион из Ривы, и благородных спутников ваших и с искренней грустью расстаюсь с вами. Многие из присутствующих здесь высокородных особ просили у меня позволения произнести по этому поводу речи, но ради вас я безжалостно отказал им, будучи прекрасно осведомлен о неотложности вашего дела.

— Вы — настоящий и преданный друг, ваше величество, — с искренней благодарностью за то, что его избавили от бесконечных витиеватых речей, сказал Гарион. Он тепло пожал руку королю. — Знайте, что если Небо дарует нам завтра победу, то мы возвратимся на сей благословенный остров, дабы выразить глубочайшую благодарность и вам, и вашим придворным, которые отнеслись к нам со столь изысканной учтивостью и искренним радушием. — «Да и за лошадьми так или иначе пришлось бы возвращаться», — подумалось ему. — Теперь же, ваше величество, великие дела ждут нас. И мы расстаемся с вами, устремляясь навстречу нашей судьбе. Если будет на то воля богов, вскоре мы возвратимся. Прощайте, друг мой.

— Прощайте, Белгарион из Ривы. — Король, казалось, вот-вот расплачется. — И пусть даруют боги победу вам и вашим спутникам!

— Молю Небо, чтобы было так.

Гарион весьма эффектно взмахнул полой плаща и направился во главе процессии к сходням. Оглянувшись через плечо, он заметил Дарника, проталкивающегося сквозь толпу. Это было как нельзя кстати — едва только все они взойдут на борт, можно будет сразу приказать отдать концы, тем самым избавив себя от необходимости слушать бесконечные прощальные напутствия и махать в ответ рукой.

Вслед за Дарником слуги толкали тележки с поклажей. Тюки быстро погрузили на корабль, и Гарион направился прямиком в рулевую рубку, чтобы поговорить с капитаном — седым пожилым мореходом с обветренным лицом.

В отличие от западных судов, где доски палубы обычно были отдраены почти добела, на этом судне шканцы, реи и перила были покрыты блестящим темным лаком, а сияющие белизной канаты, аккуратно свернутые в кольца, свисали с отполированных кофель-нагелей. Все это производило впечатление необыкновенной чистоты и ухоженности — неопровержимое доказательство того, что хозяин судна гордится своим кораблем. Капитан облачился в видавший виды голубой камзол — как-никак он был в порту, а бархатный берет залихватски сдвинул на одно ухо.

— Думаю, все готово, капитан, — сказал Гарион. — Можно отчаливать — мы вполне успеем выйти в открытое море до начала прилива.

— Вижу, вы бывали в море, молодой господин, — одобрительно откликнулся капитан. — Надеюсь, и вашим друзьям это не впервой. От новичков на борту всегда головная боль. Они даже не понимают, что блевать против ветра — не самая удачная мысль. — Он возвысил голос: — Отдать концы! Поднять паруса!

— Вы говорите совсем не так, как островитяне, капитан, — заметил Гарион.

— Оно и неудивительно, молодой господин. Я родом с Мельсенских островов. Лет двадцать тому назад распространились нехорошие слухи, будто я стал пиратствовать в дальних широтах. Прознав об этом, я счел за благо не торопиться в родные пенаты. Вот и прибыл сюда. Не поверите, как эти люди обозвали мой бедный корабль, когда впервые его увидели!

— Чем-нибудь вроде «Плавучего замка»? — предположил Гарион.

— Так вы уже тогда были с ними знакомы?

— Да, правда, в другой части света…

— Поднять грот-парус! — прорычал капитан. — Вот так-то, молодой господин! — ухмыльнулся он. — В любом конце корабля вы услышите мой голос и будете знать, что происходит, — и ни к чему эта дурацкая болтовня. Так о чем бишь я? Ах да. Когда я попал сюда, суда на Периворе были такими нелепыми, что добрый чих мог бы их разом потопить. Можете себе вообразить — мне потребовалось всего-навсего пять лет, чтобы вдолбить местным жителям, что к чему!

— Видимо, боги вас не обделили красноречием, капитан, — рассмеялся Гарион.

— Недурным подспорьем была пара трюков с кофель-нагелями, — ухмыльнулся капитан. — Наконец мне пришлось предложить им состязание. Никто из здешних горячих голов просто не способен устоять против брошенного вызова — вот я и предложил устроить гонку вокруг острова. Стартовало два десятка судов — и только мое дошло до финиша. Тогда они и начали прислушиваться к моим добрым советам. Следующие пять лет я почти безвылазно просидел в доках, надзирая за кораблестроителями. А потом король милостиво дозволил мне снова выйти в море. Правда, он пожаловал мне еще и титул баронета, но на что он мне сдался? Думаю, у меня даже где-то есть собственный замок…

Со стороны гавани донесся традиционный мимбрийский салют — все придворные рыцари одновременно затрубили в рога.

— Кто им всем на уши наступил? — со вздохом спросил капитан. — На всем острове не сыскать умельца, который смог бы сыграть хоть самую примитивную мелодию! — Он уважительно поглядел на Гариона. — Слыхал, вы направляетесь на Туримский риф?

— На риф Корим, — рассеянно поправил его Гарион.

— Вы наслушались островитян, как я погляжу. Они даже название рифа правильно произнести не могут! Ну да ладно. Когда твердо решите, где именно хотите высадиться, пошлите за мной. Море вокруг рифа просто свирепствует. В такого рода месте любая ошибка смерти подобна, а у меня есть очень подробные морские карты.

— Но король говорил, будто не существует карт, где бы это место было изображено в деталях…

Капитан смущенно покосился на него.

— Слухи, о которых я уже упоминал, заставили многих капитанов устремиться за мной, — признался он. — Впрочем, чего уж там — они просто пустились за мной вдогонку: ведь за поимку преступника частенько награждают. Однажды при ясной погоде я проходил мимо рифа и тщательно промерил все глубины. Подыскать местечко, где можно отсидеться, никогда не повредит — тем более такое, куда не всякий отважится сунуть свой нос.

— Как ваше имя, капитан?

— Меня зовут Креска, молодой господин.

— Оставь ты этого «господина», прошу тебя! Меня зовут Гарион — и этого вполне довольно.

— Как скажешь, Гарион. А раз уж так, шагом марш с юта — дай мне спокойно вывести эту старую посудину из гавани!

Хотя и речь морского волка была иной, и происходило все на противоположном краю света, но капитан Креска так походил на друга Бэрака Грелдика, что Гарион вдруг почувствовал железную уверенность в благополучном исходе плавания. Он вернулся к друзьям.

— Нам крупно повезло, — сказал он. — Наш капитан оказался мельсенцем. Он уверенно чувствует себя в море — к тому же у него есть подробная карта рифа. Возможно, в здешних водах такая карта только у него одного. Он предложил помочь нам советом, когда мы решим, где именно хотим высадиться.

— Очень любезно с его стороны, — заметил Шелк.

— Возможно. Но весьма существенно и то, что он явно не горит желанием пропороть днище принадлежащего ему корабля.

— Всячески на это рассчитываю, — заявил Шелк. — По крайней мере, до тех пор, покуда нахожусь на борту.

— Пойду на палубу, — сказал Гарион. — Не могу сидеть в духоте в первый день плавания — меня начинает мутить.

— И это говорит владыка островного государства? — изумилась Полидра.

— Это всецело дело привычки, бабушка.

— Разумеется…

Море и небо были неспокойны. Тяжелый облачный фронт неумолимо надвигался с запада — оттуда накатывались огромные волны, возможно, зародившиеся где-то у восточного побережья Хтол-Мургоса. Хотя, будучи повелителем острова, Гарион знал, что подобное случается, он тем не менее ощущал какой-то суеверный страх, видя, как низкие облака стремительно несутся на запад, тогда как выше дует сильный ветер в прямо противоположном направлении, о чем свидетельствовало движение темных туч. Ему не раз приходилось видеть такое прежде, но на этот раз он совершенно не был уверен, что подобное явление всецело вызвано естественными причинами. Он вскользь подумал о том, что могли бы натворить две бессмертных противоборствующих сущности, если бы путешественники не отыскали корабля. Ему представилось вдруг, как волны моря расступаются, как обнажается широкая полоса дна, как беспомощно бьются на песке рыбешки… Он все менее чувствовал себя хозяином собственной судьбы. И, как некогда во время долгого странствия в Хтол-Мишрак, вновь объяла его уверенность в том, что именно два пророчества неодолимо влекут его на рифы Корим, все ближе к месту встречи, которая, пусть помимо его воли, была величайшим событием, которого вся вселенная ожидала с первого дня творения. И трагический вопрос «Почему именно я?» готов был уже сорваться с его губ…

И тут появилась Сенедра. Подкравшись сзади, она доверчиво уткнулась ему в бок, как делала в те первые безумные дни, когда они обнаружили наконец, что крепко любят друг друга. Гарион нежно обнял жену.

— О чем ты думаешь? — тихо спросила она.

Сенедра успела уже сменить старомодное платье из зеленого атласа, в котором щеголяла при дворе, на простое серое шерстяное платьице.

— Ни о чем… Просто по мере приближения к месту начинаю все сильнее волноваться.

— Но о чем ты волнуешься? Ведь мы же победим!

— Это еще не решено.

— Ты победишь! Ты ведь всегда побеждаешь!

— На этот раз все обстоит несколько иначе, Сенедра. — Он вздохнул. — Это не просто сражение. Я должен избрать преемника. Тот, кого я выберу, и будет новое Дитя Света, и даже, возможно, станет богом. И если я ошибусь в своем выборе, то на свет появится ужасающий бог. Вообрази себе, к примеру, Шелка в этой роли… Он живо обчистит карманы прочих богов и распишет все небо непристойными шуточками.

— Да, характер у него для этого неподходящий, — согласилась Сенедра. — Конечно, Шелк очень мил, но, думаю, Ул был бы против такого решения. А что еще заботит тебя?

— Ты прекрасно знаешь. Один из нас завтра расстанется с жизнью.

— Не стоит тебе ломать над этим голову, Гарион, — печально произнесла она. — Это буду я. Я знала это с самого начала.

— Не глупи. Я смогу этого избежать!

— Да? И каким образом?

— Просто скажу завтра, что не стану никого выбирать своим преемником, если хоть волос упадет с твоей головы.

— Гарион! — ахнула она. — Ты не сделаешь этого! Ведь тогда вся вселенная погибнет!

— Ну и что с того? На что мне вселенная, если тебя не будет рядом?

— Мне очень отрадно это слышать, но ты не имеешь право так поступить. Да ты так и не поступишь. У тебя слишком сильно чувство ответственности.

— А с чего ты вдруг решила, что это будешь именно ты?

— Это моя миссия, Гарион. У каждого из нас есть своя миссия, а у некоторых даже не одна. Белгарат должен был выяснить, где состоится последняя встреча. Бархотка — умертвить Харакана. Даже у Сади была миссия — прикончить Нарадаса. У меня же никакой миссии нет — значит, я должна умереть.

И Гарион решился.

— У тебя была миссия, Сенедра, — сказал он. — И ты блестяще ее исполнила.

— О чем ты?

— Ты, наверное, не сможешь вспомнить. Когда мы выехали из Келля, ты несколько дней просто спала на ходу.

— Нет, почему же, я об этом помню.

— И дело тут было не в обычной усталости. Зандрамас овладела твоим разумом. Она и прежде это делала. Помнишь, как тебе стало плохо по пути в Рэк-Хаггу?

— Да, мой дорогой.

— Это, конечно, был иной недуг, но в нем тоже повинна Зандрамас. Она уже больше года пытается овладеть твоим разумом.

Сенедра уставилась на мужа, широко раскрыв глаза.

— И вот, когда мы уезжали из Келля, она погрузила в сон твой разум. Ты ушла одна в чащу, тебе казалось, что ты повстречала там Арелл…

— Арелл? Но она же мертва!

— Я знаю, но тогда ты уверена была, что встретила именно ее, и она вручила тебе запеленутую куклу, а ты приняла ее за своего малыша. Тогда эта так называемая Арелл кое о чем тебя спросила, а ты ей ответила.

— Но о чем именно?

— Зандрамас во что бы то ни стало требовалось выяснить, где состоится встреча, а в Келль путь ей был заказан. Она приняла облик Арелл, чтобы обманом выведать это у тебя. Ты рассказала ей и про Перивор, и про карту, и про Корим. Это и была твоя миссия.

— Так, значит, я предала вас?

Сенедра съежилась, словно от удара.

— Нет. Ты спасла вселенную. Пойми, Зандрамас непременно должна была попасть на высоты Корим в назначенное время. Кто-то должен был подсказать ей дорогу туда. Эту задачу выполнила ты.

— Но я ничего не помню…

— И неудивительно. Полгара стерла это из твоей памяти. В том, что случилось, не было твоей вины, а ежели бы ты обо всем помнила, то терзалась бы раскаянием.

— И все равно я вас предала…

— Ты помогла случиться тому, что должно было случиться, Сенедра. — Гарион грустно улыбнулся. — Понимаешь, обе противоборствующие стороны стремятся к одному и тому же. Мы — и Зандрамас, разумеется, — пытались разыскать Корим и помешать противнику сделать то же самое, чтобы таким образом его победить. Однако судьбы мира так не решаются. Встреча непременно должна состояться, чтобы Цирадис могла сделать выбор. Пророчества все равно не позволили бы нам этого избежать. Обе стороны потратили уйму сил и времени — и все совершенно бессмысленно. Нам следовало бы с самого начала до этого дойти и тем самым избавить себя от массы проблем. Единственное утешение — Зандрамас пришлось куда сильнее попотеть, чем нам.

— Но я все равно уверена, что завтра умру.

— Глупости.

— Надеюсь только, что мне позволят обнять моего малыша, прежде чем я…

— Ты не умрешь, Сенедра!

Но она не слышала его.

— Прошу, береги себя, Гарион, — твердо сказала она. — Ешь вовремя, потеплее одевайся зимой и… и сделай так, чтобы наш сын не забыл меня!

— Сенедра, ты замолчишь или нет?

— И последнее, Гарион, — безжалостно продолжала она. — Я хочу, чтобы через некоторое время ты непременно вновь женился. Вовсе не следует, подобно Белгарату, убиваться три тысячи лет.

— А я и не собираюсь, ведь с тобой ничего не случится.

— Посмотрим. Но обещай, Гарион! Ты просто не сможешь жить в одиночестве — с тобой рядом непременно должен быть кто-то, нежный и заботливый…

— Может быть, довольно?

Из-за грот-мачты выступила Полидра с самым что ни на есть деловым видом.

— Очень мило и выжимает слезу, но, может быть, вы все драматизируете? Гарион прав, Сенедра. С тобой ничего не случится, так почему бы до времени не убрать свое блистательное благородство куда-нибудь в темный чулан?

— Я знаю то, что знаю, Полидра, — уперлась Сенедра.

— Надеюсь, ты не будешь слишком сильно разочарована, когда послезавтра проснешься и обнаружишь, что ты в добром здравии?

— Но тогда кто же умрет?

— Умру я, — спокойно сказала Полидра. — Мне известно об этом вот уже три тысячи лет — я успела свыкнуться с этой мыслью. По крайней мере, мне дарован этот день — и я проведу его с теми, кого любила и оставила ради великой цели. Сенедра, на ветру холодно. Пойдем-ка в каюту, покуда ты не схватила насморк.

— В точности твоя тетушка Пол, правда? — успела бросить Сенедра через плечо Гариону, пока Полидра вела ее к лесенке в кают-компанию.

— Вполне естественно, — отозвался Гарион.

— Как вижу, началось, — раздался неподалеку голос Шелка.

— Что началось?

— Слезные прощания. Абсолютно каждый уверен, что именно он не увидит завтрашнего заката. Подозреваю, они все, один за другим, явятся сюда, чтобы трогательно с тобой проститься. Я надеялся быть первым — просто для очистки совести, — но Сенедра опередила меня.

— Ты?! Тебя же невозможно убить! Ты слишком удачлив.

— Свою удачу я творил собственными руками, Гарион. Легко смухлевать, играя в кости. — Глаза маленького человечка затуманились от воспоминаний. — Недурное было времечко, правда? Хорошего нам выпало все-таки больше, чем плохого, — чего еще желать?

— Ты столь же сентиментален, как Сенедра и бабушка.

— Похоже на то, не правда ли? Это не слишком-то приятно. Не печалься, Гарион. Если случится вдруг, что жертвой окажусь именно я, это избавит меня от печальной необходимости принять одно неприятное решение.

— Что за решение?

— Тебе известна моя точка зрения на брак?

— О да! Ты частенько высказывался на эту тему.

Шелк вздохнул.

— Так вот, разбивая в прах собственные логические выкладки, думаю, я готов предложить руку Лизелль.

— А я-то гадал, сколько времени тебе на это потребуется!

— Так ты знал?

Шелк казался изумленным до глубины души.

— Об этом все знали, Шелк. Ее послали сюда, чтобы сцапать тебя, что она с блеском и сделала.

— Как печально столь бездарно угодить в западню, дожив до седых волос!

— По-моему, ты несколько преувеличиваешь.

— Отнюдь. Это мое решение — явный признак старческого слабоумия, — грустно вздохнул Шелк. — Мы с Лизелль могли бы и не менять ничего в наших отношениях, но красться по ночам темными коридорами в ее спальню вдруг стало казаться мне неуважительным по отношению к ней. А я слишком хорошо к ней отношусь…

— Хорошо относишься?

— Ну ладно! — решился Шелк. — Я люблю ее. Стало тебе легче от того, что ты вынудил меня вслух в этом признаться?

— Я просто хотел внести полную ясность — только и всего. Неужели ты признаешься в этом впервые — даже себе самому?

— Я пытался закрывать на это глаза. Слушай, давай переменим тему! — Маленький драсниец огляделся. — Как я надеялся, что он соблаговолит полетать где-нибудь в других широтах! — брюзгливо произнес он.

— Кто?

— Этот треклятый альбатрос! Он снова здесь. — Шелк указал на небо.

Гарион обернулся и увидел огромную птицу — распростерши снежно-белые крылья, она летела перед самым бушпритом. Облака на западе сгущались и темнели, и на этом фоне сверкающая птица казалась окруженной каким-то неземным сиянием.

— В высшей степени странно, — не сумел скрыть удивления Гарион.

— Как бы хотелось знать, что у него на уме, — вздохнул Шелк. — Все. Иду вниз. Глаза бы мои на него не глядели! — Он вдруг взял Гариона за руку. — Мы славно повеселились, — хрипло выдохнул он. — Береги себя.

— Тебе вовсе не обязательно уходить…

— Должен же я уступить место тем, кто уже стоит в очереди, чтобы слезно проститься с вами, ваше величество? — хмыкнул Шелк. — Полагаю, вас ждет безрадостный денек. А я пойду разведаю, не обнаружил ли Белдин в трюме бочонок эля…

И, небрежно помахав Гариону, маленький человечек направился к лестнице, ведущей вниз.

Пророчество Шелка сбылось блистательно. Друзья Гариона, один за другим, приходили сказать ему последнее «прости» — каждый был совершенно уверен, что жертвой падет именно он. И день действительно выдался в высшей степени мрачным.

Солнце уже почти село, когда произнесена была последняя доморощенная эпитафия. Гарион без сил облокотился на перила, с грустью глядя на фосфоресцирующие волны за бортом.

— Тяжелый день, не так ли?

Это снова был Шелк.

— Ужасный! А что, Белдин отыскал эль?

— Никому из вас нынче не порекомендую такого рода забав. Вам завтра нужны ясные головы. Я пришел проведать тебя, желая убедиться, что от мрачных мыслей, кои навеяли тебе прощания с дорогими друзьями, тебе не захотелось утопиться. — Шелк нахмурился. — Что это?

— Ты о чем?

— Что за гудение? — Он поглядел вперед. — Это оттуда!

Пурпурное небо после захода солнца стало почти черным, и эта черноту лишь кое-где прорезали зловещие ярко-алые вспышки — это последние лучи солнца пробивались сквозь тучи, застящие западный горизонт. Вдоль всей его линии виднелось ржавое сияние, и там то ли мерещились, то ли и впрямь виднелись клочья белой пены прибоя.

На палубу покачивающейся походкой человека, проводящего на суше много меньше времени, чем на море, вышел капитан Креска.

— Вот оно, добрые господа! — объявил он. — Впереди риф.

Гарион во все глаза уставился на Место, которого больше нет. Мысли обгоняли одна другую, чувства буйствовали.

И тут альбатрос издал короткий крик — как показалось Гариону, полный торжества. Огромная жемчужно-белая птица, единственный раз взмахнув крыльями, бесшумно устремилась прямо к рифу Корим.