Глава 1

Холодный прозрачный воздух благоухал смолистым ароматом вечнозеленых деревьев. Яркое солнце над головами путников щедро проливало свет на снежные равнины, а в их ушах неумолчно звенели голоса ручьев, бегущих по каменистым руслам и питающих реки низин Даршивы и Гандахара. И аккомпанементом журчанию вод, стремящихся к назначенной судьбою встрече с великой рекой Маган, звучало тихое и печальное пение неутомимого ветра, блуждающего по смолистым зарослям сосен, пихт и елей, венчавшим горы, тянущиеся к небу в вечном томлении. Караванный путь, по которому ехали Гарион и его друзья, все выше и выше поднимался в горы, петляя вдоль звонких потоков по склонам горных хребтов. С гребня каждого хребта виден был следующий, а над всем этим каменным нагромождением главенствовали вершины такой немыслимой высоты, что они, казалось, подпирали небесный свод. Девственные пики эти окутывала королевская мантия вечных снегов. Гарион и прежде много времени проводил в горах, но никогда не приходилось ему видеть столь величественных вершин. Он знал, что до этих остроконечных колоссов много лиг пути, но горный воздух был так чист и прозрачен, что ему казалось, будто достаточно протянуть руку — и можно коснуться вечных снегов.

Здесь царил вечный покой, заставлявший позабыть о суматохе и суете равнин, которых они вкусили сполна, и безмятежность эта умиротворяла, отгоняя прочь все тревожные мысли. За каждым поворотом открывалась новая изумительная картина, всякий раз прекраснее прежней, и все ехали в полнейшем молчании, преисполненные изумления. Здесь лучшие творения рук человеческих казались незначительными и жалкими. Да, вовек рукам смертных не касаться этих вечных гор…

Солнечные летние дни были нескончаемо длинны. С ветвей деревьев, стоявших по обе стороны тропы, доносилось пение птиц, а к аромату хвои примешивался тонкий и нежный запах диких цветов, приносимый ветром с горных лугов. Изредка откуда-то из скал долетал пронзительный крик орла, усиленный горным эхом.

— Ты никогда не подумывал перенести сюда свою столицу? — спросил Гарион императора Маллореи, ехавшего бок о бок с ним.

Он говорил тихо. Ему казалось, что громкий человеческий голос может осквернить окружающее великолепие.

— Всерьез, разумеется, нет, Гарион, — ответил Закет. — Мое правительство не смогло бы тут работать. Чиновники мои в основном мельсенцы. А хотя мельсенцы и снискали репутацию людей в высшей степени прозаичных, на самом деле это далеко не так. Боюсь, мои министры дни напролет любовались бы пейзажем, а устав от созерцания, принялись сочинять дурные вирши. Кстати, ты ведь и понятия не имеешь о том, каково тут зимой.

— Снежно?

Закет кивнул.

— Местные жители никогда не измеряют толщину снежного покрова в дюймах — здесь это делается только в футах.

— Неужели в этих краях кто-нибудь живет? Я никого не вижу.

— Да лишь добытчики пушнины, золотоискатели и прочие авантюристы. — Закет слабо улыбнулся. — Впрочем, думаю, это лишь повод. Есть люди, предпочитающие одиночество.

— Здесь для этого самое подходящее место.

Император Маллореи заметно переменился с тех пор, как они покинули лагерь генерала Атески на берегах реки Маган. Он приосанился, а в глазах появился живой блеск. Подобно Гариону и остальным, он ехал настороже, пристально всматриваясь и чутко вслушиваясь в происходящее вокруг. Но перемены в нем отнюдь не были исключительно внешними. Закет всегда был человеком мечтательным, даже меланхоличным, порой страдал приступами черной депрессии, но в то же время обладал холодным честолюбием. Гариону часто приходило на ум, что типично маллорейское честолюбие и неутолимая жажда власти, характерные для императора, не столько качества природные, сколько средства постоянной проверки самого себя на прочность, и, возможно, происходят от глубоко скрытой потребности в самоуничтожении. Прежде и впрямь казалось, что Закет устремляется сам и бросает все военные силы империи в неравный бой, втайне лелея надежду, что встретит противника, который одолеет его, тем самым освободив от бремени жизни, которое ему столь тяжко нести.

Но теперь и это было уже не так. Встреча Закета с Цирадис на берегах Магана навсегда преобразила императора. Мир, казавшийся ему прежде серым и скучным, похоже, засиял для него новыми красками. Порой Гариону казалось, что лицо друга озаряется светом надежды, что прежде было вовсе нехарактерным для Закета.

За крутым поворотом тропы Гарион увидел волчицу — ту самую, которую нашел он раненной в мертвом лесу, в Даршиве. Она спокойно сидела, поджидая их. Поведение зверя все сильнее озадачивало Гариона. Теперь, когда лапа у волчицы зажила, она рыскала по лесам в поисках своей стаи, но всегда возвращалась, ничуть не опечаленная тем, что ей не удалось разыскать своих. Казалось, волчица преисполнена решимости не покидать путешественников и стать полноправным членом их и без того необычного отряда. Покуда они странствовали по диким местам, причуда волчицы не вызывала особых проблем. Но ведь не могли же они вечно оставаться в лесах и пустынных горах, а появление дикой и, возможно, агрессивной волчицы на оживленных городских улицах, по меньшей мере, привлекло бы к ним нежелательное внимание.

— Как твои дела, сестренка? — вежливо спросил у нее Гарион на языке волков.

— Хорошо, — ответила она.

— Ты нашла следы сородичей?

— В здешнем краю много волков, но мне они не родня. Волчица еще немного побудет с вами. А где мой волчонок?

Гарион оглянулся через плечо на маленький двухколесный фургончик.

— Он с моей волчицей в этой штуке с круглыми лапами.

Волчица вздохнула.

— Если он слишком долго просидит там, то не сможет потом ни бегать, ни охотиться, — неодобрительно сказала она. — А если твоя волчица станет и дальше его перекармливать, то у малыша растянется желудок и он не переживет бескормицы.

— Волк поговорит с нею об этом.

— Но послушается ли она?

— Возможно, и нет, но волк все равно поговорит с нею. Она слишком любит твоего волчонка, и ей приятно держать его рядом с собою.

— Скоро волку надо будет начать учить его охотиться.

— Да, волк знает об этом. Волк все объяснит своей волчице.

— Сестренка благодарит тебя. — Волчица помолчала, настороженно озираясь. — Будьте осторожны, — предупредила она. — Здесь живет какое-то существо. Волчица несколько раз почуяла его запах и, хотя ни разу не видела его, знает, что существо это очень велико.

— А каких оно размеров?

— Больше, чем животное, на спине которого ты сидишь.

Волчица оценивающе поглядела на Кретьена. Огромный серый жеребец уже попривык к зверю, отметил Гарион, однако он был бы благодарен волчице, если бы она не подходила к коню так близко.

— Волк передаст твои слова вожаку нашей стаи, — пообещал Гарион.

По неизвестной причине волчица явно избегала Белгарата. Гарион предполагал, что такое поведение диктует ей таинственный волчий этикет, правил которого сам он не знал.

— А теперь сестренка продолжит свои поиски, — сказала волчица, вставая. — Возможно, мой брат встретится с неизвестным зверем, и тогда мы узнаем, кто это. — Она помолчала. — Но если судить по запаху, он очень опасен. Он ест все подряд — даже тех животных, которых мы опасаемся.

И волчица побежала в чащу, двигаясь легко и бесшумно.

— Знаешь, даже жуть берет, — сказал Закет. — Я и прежде слышал, как люди разговаривают с животными, но не на их языке, как ты.

— Это фамильная способность, — улыбнулся Гарион. — Поначалу я тоже в это не верил. К Полгаре все время прилетают поболтать разные птички — обычно они судачат о яйцах. Птицы больше всего на свете любят поболтать о яйцах. Иногда их глупость просто потрясает. Волки — существа куда более достойные. — Он помолчал и прибавил: — Знаешь, вовсе не обязательно передавать Полгаре эти мои слова…

— Неужто это трусость, Гарион? — рассмеялся Закет.

— Нет, благоразумие, — поправил его Гарион. — А теперь я должен поговорить с Белгаратом. Гляди вокруг во все глаза. Волчица сказала, что где-то неподалеку обитает некий зверь. Говорит, он больше лошади и очень опасен. Она даже вскользь намекнула, будто бы этот зверь — людоед.

— А как он выглядит?

— Она его не видела, только учуяла, а еще набрела на его следы.

— Я буду внимателен.

— Неплохая мысль. — И Гарион, поворотив коня, поскакал к Белгарату и Полгаре, увлеченным беседой.

— Дарнику нужна башня где-нибудь в Вейле, — говорил дочери Белгарат.

— Не пойму, зачем ему она? — отвечала Полгара.

— У каждого апостола Алдура есть своя башня, Пол. Таков обычай.

— Да, старые обычаи живучи — они сохраняются, даже если давно утратили смысл.

— Ему придется много учиться, Пол. Ну посуди сама, как сможет он заниматься, если ты будешь постоянно путаться у него под ногами?

Полгара ответила отцу долгим ледяным взором.

— Ну, может, я неловко выразился…

— Поступай как знаешь, отец. Я подожду его сколько потребуется.

— Дедушка, — Гарион натянул поводья, — я только что говорил с волчицей, и она сказала мне, что в здешнем лесу обитает какое-то очень крупное животное.

— Может, медведь?

— Не думаю. Волчица несколько раз почуяла его запах, но ведь запах медведя она наверняка узнала бы, правда?

— Полагаю, ты прав.

— Она не говорила напрямик, но из ее слов я заключил, что зверь этот не слишком-то разборчив в еде. — Гарион помолчал. — Либо это плод моего воображения, либо она — необычная волчица…

— Не говорила напрямик? Что ты имеешь в виду?

— Вроде бы говорит все как есть, но остается ощущение, будто многого недоговаривает.

— Она умна — вот и все. Это качество нечасто, встретишь у самок, но тем не менее такое случается.

— Какой забавный поворот принял ваш разговор! — едко заметила Полгара.

— Ах, ты еще здесь, Пол? — ласково спросил Белгарат. — А я думал, ты давным-давно занялась делами…

Ответом ему был ледяной взор, но Белгарата это нимало не смутило.

— Поезжай и предупреди остальных, — сказал он Гариону. — Такая волчица и словом не удостоила бы обычного зверя. Как бы там ни было, но это таинственное существо безусловно необычно, а значит, опасно. Вели Сенедре держаться поближе к остальным. Одна в своем возке она чересчур уязвима. — Он минутку поразмыслил. — Не говори ничего такого, что могло бы ее встревожить, — просто пусть Лизелль едет вместе с нею в возке.

— Лизелль?

— Блондинка. Девушка с ямочками на щеках.

— Я прекрасно знаю, кто она такая, дедушка. Но, может быть, пусть лучше с Сенедрой поедет Дарник… или Тоф?

— Нет. Если кто-нибудь из них появится в возке, Сенедра тотчас же заподозрит неладное и испугается. А зверь, который охотится неподалеку, почует запах страха. Не следует подвергать ее такой опасности. Лизелль прекрасно натренирована, и под одеждой у нее наверняка припрятано по меньшей мере три кинжала. — Он тихонько хмыкнул и прибавил: — Полагаю, Шелк может точно сказать тебе, где именно…

— Отец! — укоризненно воскликнула Полгара.

— Хочешь сказать, что ты ни о чем не подозревала, Пол? Какая ненаблюдательность!

— Прекрасный удар! — оценил Гарион.

— Рад, что тебе понравилось, — довольно улыбнулся Белгарат, глядя на Полгару.

Гарион вынужден был пришпорить Кретьена, чтобы Полгара не смогла увидеть в этот момент его лица.

В тот вечер они особенно тщательно разбивали лагерь, избрав местом для ночлега осиновую рощицу, с одной стороны защищенную высокой крутой скалой, а с другой — глубокой горной речкой. Когда солнце опустилось за заснеженный горизонт и сумерки наполнили скальные расщелины призрачными синеватыми тенями, из дозора возвратился Белдин.

— Не рано ли мы остановились? — проскрипел он, приняв человеческий облик.

— Лошади устали, — ответил Белгарат, искоса наблюдая за Сенедрой. — Тропа слишком крута.

— Это еще цветочки. — Белдин, хромая, приблизился к огню. — Дальше подъем будет еще круче.

— Что у тебя с ногой?

— Не поладил с одним орлом — до чего же тупые они, эти орлы! Даже ястреба от голубя отличить не могут! Пришлось преподать ему урок. Покуда я выдирал перышки у него из крыльев, он цапнул меня за лапу.

— Ох, дядя, дядя… — осуждающе покачала головой Полгара.

— Он первый начал.

— Не видно ли позади солдат? — спросил Белгарат.

— Да тащатся какие-то даршивцы — мы опередили их дня на три пути, не меньше. Армия Урвона отступает. Теперь, когда нет ни его, ни Нахаза, солдатам незачем здесь оставаться.

— А это означает, что, по крайней мере, часть преследователей от нас отвяжется, — заключил Шелк.

— Не спеши радоваться, — остудил его пыл Белдин. — Учти, что теперь, когда нет ни церковных гвардейцев, ни карандийцев, даршивцам не на кого охотиться, кроме нас.

— Пожалуй, ты прав. А им известно, где мы сейчас?

— Зандрамас наверняка известно — и не думаю, что она станет скрывать это от своих воинов. А завтра к вечеру мы, похоже, доберемся до снегов. Пора подумать о том, как заметать следы. — Белдин огляделся. — А где твоя подружка-волчица? — спросил он у Гариона.

— Охотится. А еще ищет следы своих сородичей.

— И попутно кое-что разузнала, — тихонько сказал Белгарат, прежде оглядевшись, дабы убедиться, что Сенедра достаточно далеко и его не слышит. — Волчица рассказала Гариону, что где-то тут поблизости бродит некий крупный зверь. Нынче ночью Пол обследует окрестности, но, думаю, нам не повредит, если ты завтра тоже хорошенько все разведаешь. У меня настроение самое что ни на есть неподходящее для сюрпризов.

— Поглядим, что мне удастся выведать.

Сади и Бархотка сидели у костра. Они положили набок глиняный кувшинчик и всячески пытались выманить оттуда Зит с детенышами, соблазняя их кусочками сыра.

— Жаль, что у нас нет молока, — сказал Сади нежным контральто. — Молоко очень полезно для змеенышей. От него у них укрепляются зубки.

— Я это запомню, — отреагировала Бархотка.

— Вы собираетесь стать укротительницей змей, графиня?

— Они такие милашки, — ответила Лизелль, — чистенькие и спокойные, да и едят немного. К тому же могут быть весьма полезны в чрезвычайных ситуациях.

Сади ласково улыбнулся:

— Вскоре мы сделаем из тебя заправскую найсанку, Лизелль.

— Разве только через мой труп, — шепнул Гариону Шелк.

На ужин в тот вечер была жареная форель. Дарник с Тофом, едва закончив натягивать палатки, тотчас же направились прямиком на речной берег, прихватив с собою рыболовные снасти. Недавнее возведение в ранг апостола Алдура заставило Дарника перемениться, однако тяга к любимому времяпрепровождению осталась неизменной. У него давно отпала необходимость жестами договариваться о рыбалке с немым великаном — просто всякий раз, когда они разбивали лагерь поблизости от какого-нибудь водоема, оба действовали по давно установившейся традиции.

Сразу после ужина Полгара в птичьем обличье улетела в лесную тьму. Возвратившись, она рассказала, что не видела никаких признаков логова зверя, о котором предупреждала их волчица.

Утро выдалось холодным — дыхание лошадей тотчас же превращалось в пар, и Гарион и его спутники ехали, плотно запахнув плащи.

Как и предсказал Белдин, к вечеру они достигли границы снегов. Сперва тонким слоем инея были покрыты лишь колесные колеи, но впереди маячил уже сплошной снежный покров. Тем вечером они раскинули лагерь, немного не дойдя до снегов, а рано утром двинулись в путь. Шелк соорудил хитроумное приспособление — нечто вроде бороны, к которой на крепких веревках привязаны были камни величиной с человеческую голову. Надев хомут от этого приспособления на одну из вьючных лошадей, маленький человечек критически осмотрел следы, оставляемые камнями на снегу, и остался вполне доволен.

— Совсем недурно, — удовлетворенно отметил он.

— Не вполне понимаю, для чего нужна эта штука, принц Хелдар, — чистосердечно признался Сади.

— Камни оставляют на снегу следы, похожие на колесные колеи, — принялся растолковывать ему Шелк. — Следы подков могут насторожить солдат, идущих за нами, если кроме этих следов больше ни чего не будет. А вот следы колес вдоль караванного пути не вызовут у них недоумения — это дело обычное.

— Умно, — согласился евнух, — но почему было просто не нарезать веников из кустарника и не заметать след?

Шелк отрицательно покачал головой.

— Если замести все до одного следы, это будет выглядеть совсем уж подозрительно, ведь по этому пути ездят довольно часто.

— Похоже, ты обо всем подумал.