— Такова цена власти.

— Верно. А как отреагировали великие герцоги Толнедры, когда император назначил вас своим наследником?

Вэрен засмеялся.

— Их вопли, наверное, были слышны на арендийской границе.

— Когда наступит время, вам, вероятно, придется свернуть кое-кому шею.

— Возможно.

— Конечно, все ваши войска вам преданы.

— Да, мои войска — это мое утешение.

— Вы мне нравитесь, генерал Вэрен, — сказал бритоголовый найсанец. — Уверен, что мы с вами когда-нибудь сможем прийти к взаимовыгодной договоренности.

— Я хотел бы всегда поддерживать хорошие отношения с соседями, Сади, — с апломбом произнес Вэрен.

В другом коридоре Эрранд обнаружил довольно любопытное сборище. Сендарийский король Фулрах, одетый в скромной темно-коричневой гамме, беседовал с арендийским королем Кородуллином и Дростой-Лек-Таном, надракийским монархом, на котором был богато усыпанный драгоценностями камзол и панталоны омерзительного желтого цвета.

— Кто-нибудь слышал о том, какое будет принято решение по поводу регентства? — спросил худой, изможденный король Надрака. Глаза у Дросты были навыкате, и, казалось, они собираются выпрыгнуть с его изрытого оспой лица. Он беспокойно переминался с ноги на ногу.

— Я так понимаю, что молодого короля будет опекать королева Поренн, — предположил Фулрах.

— Они никогда не отдадут управление в руки женщине, — фыркнул Дроста. — Я знаю алорийцев, все они смотрят на женщину как на недочеловека.

— Поренн не совсем такая, как другие женщины, — возразил сендарийский король. — Она необычайно талантлива.

— Но как же сможет женщина охранять границы такого большого королевства, как Драсния?

— Ошибаетесь, ваше величество, — сказал надракийцу Кородуллин с непривычной для него прямотой. — Все остальные алорийские короли ее, безусловно, поддержат, кроме того, на ее стороне Белгарион Ривский. Ни один монарх, будучи в здравом уме, не станет противостоять желаниям Повелителя Запада.

— Рива отсюда далеко, — возразил Дроста, прищурив глаза.

— Не так уж далеко, Дроста, — ответил ему Фулрах. — У Белгариона очень длинные руки.

— Что новенького на Юге, ваше величество? — обратился Кородуллин к королю Надрака. Дроста издал непристойный звук.

— Каль Закет купается в крови мургов, — с отвращением в голосе произнес он. — Он оттеснил Ургита к Западным горам и истребляет каждого мурга, который ему попадается под руку. Я все еще надеюсь, что кто-нибудь пустит в него стрелу, но ведь на мургов ни в чем нельзя положиться.

— Ты не думал о союзе с королем Гетелем? — спросил Фулрах.

— С таллами? Ты шутишь, Фулрах. Я ни за что не сяду с таллами в одно седло, даже если мне придется в одиночку противостоять маллорейцам. Гетель так боится Закета, что даже при упоминании о нем сразу делает в штаны. После битвы при Тул-Марду Закет сказал моему таллскому кузену, что если Гетель хоть раз еще вызовет его неудовольствие, то будет распят на кресте. Если Каль Закет вознамерится выступить на север, то Гетель, наверное, спрячется в ближайшей навозной куче.

— Как мне говорили, к тебе Закет тоже не пылает большой любовью, — сказал Кородуллин.

Дроста рассмеялся пронзительным, слегка истеричным смехом.

— Он хочет поджарить меня на медленном огне, — ответил он, — и сделать из моей кожи пару сапог.

— Удивительно, как это вы, ангараканцы, до сих пор еще друг друга не истребили, — улыбнулся Фулрах.

— Торак приказал нам воздерживаться от этого, — пожал плечами Дроста. — И он велел своим гролимам выпустить кишки всякому, кто ослушается. Торака мы, конечно, недолюбливали, но всегда ему подчинялись. Только идиот мог поступить иначе — как правило, мертвый идиот.

На следующий день с востока прибыл Белгарат-волшебник, и тело короля Родара Драснийского было предано земле. Облаченная в глубокий траур маленькая светловолосая королева Поренн стояла во время церемонии рядом с юным королем Хевой. Позади короля и его матери стоял принц Хелдар, на его лице отражалась целая гамма чувств. Внимательно поглядев на него, Эрранд отчетливо увидел, что маленький шпион уже на протяжении многих лет был влюблен в крошечную жену своего дядюшки и что Поренн, хотя и была к нему сильно привязана, не отвечала ему взаимностью. Государственные похороны, как и все официальные церемонии, длятся долго. Во время этой бесконечной процедуры королева Поренн и ее маленький сын были очень бледны, но ни один из них ни разу ничем не выдал своего горя.

Незамедлительно после похорон состоялась коронация Хевы, и новоявленный драснийский король тонким, но твердым голосом провозгласил, что впредь его мать будет помогать ему в деле управления королевством.

В заключение церемонии Белгарион, король Ривский и Повелитель Запада, поднялся с места и обратился с краткой речью к присутствующим высокопоставленным особам. Он приветствовал вступление Хевы в весьма избранное объединение правящих монархов, высказал одобрение по поводу его мудрого выбора королевы матери на роль регентши, довел до сведения всех и каждого, что полностью поддерживает королеву Поренн и что любой, кто выкажет ей малейшее неуважение, безусловно, об этом пожалеет. И так как, делая это заявление, он опирался на Ривский меч, все присутствующие в Тронном зале восприняли его речь очень серьезно.

Через несколько дней все гости разъехались.

Когда Полгара, Дарник, Эрранд и Белгарат, сопровождаемые королем Хо-Хэгом и королевой Силар, выехали на юг, на равнины Алгарии уже пришла весна.

— Печальное путешествие, — произнес Хо-Хэг, обращаясь к Белгарату, ехавшему с ним рядом верхом на лошади. — Мне будет не хватать Родара.

— Нам всем будет его не хватать, — ответил Белгарат. Он поглядел вперед, туда, где, подгоняемое алгарийскими пастухами по направлению к Сендарийским горам, на большую ярмарку в Мургосе медленно двигалось стадо скота. — Удивительно, что Хеттар согласился поехать с Гарионом в Риву в это время года. Ведь это он обычно ведет стада на ярмарку.

— Это Адара его уговорила, — сказала старику королева Силар. — Они с Сенедрой не успели поговорить обо всех секретах и упросили Хеттара погостить в Риве, а Хеттар своей жене почти ни в чем не отказывает.

Полгара улыбнулась.

— Бедный Хеттар, — сказала она. — Если уж и Адара и Сенедра вдвоем взялись его обрабатывать, то у него не оставалось ни малейшего шанса. Это две очень целеустремленные юные дамы.

— Перемена обстановки пойдет ему на пользу, — заметил Хо-Хэг. — Летом он всегда становится беспокойным, а теперь, когда все мурги отступили на юг, он даже не может развлечься охотой за их лазутчиками.

Когда они добрались до южной Алгарии, Хо-Хэг и Силар попрощались и повернули к востоку по направлению к крепости. Дальнейший путь к Долине они проделали без особых приключений. Белгарат на несколько дней задержался в усадьбе, а потом стал готовиться к возвращению в свою башню. Уже под конец ему пришло в голову взять с собой Эрранда.

— Его руки могут здесь пригодиться. У нас тут все немножко запущено, отец, — сказала ему Полгара. — Мне нужно засеять огород, и у Дарника тоже масса работы после прошедшей зимы.

— Тогда, может, пусть лучше мальчик не путается здесь у вас под ногами?

Она долго и пристально глядела на него и наконец уступила.

— Если ты так хочешь, отец, — сказала она.

— Я знал, что ты со мной согласишься, Пол, — ответил тот.

— Только не задерживай его на все лето.

— Конечно нет. Я хочу немного поболтать с близнецами и взглянуть, вернулся ли Белдин. Где-нибудь через месяц я вернусь. И его с собой привезу.

Итак, Эрранд и Белгарат снова отправились вдвоем в самое сердце Долины и снова поселились у старика в башне. Белдин еще не вернулся из Маллореи, но Белгарату многое нужно было обсудить с Белтирой и Белкирой, поэтому Эрранд и его гнедой жеребец были по большей части предоставлены самим себе.

Как-то раз ярким летним утром они отправились к западному краю Долины, чтобы исследовать подножие гор, обозначавших границу с Улголандом. Проехав несколько миль мимо круглых, поросших деревьями холмов, они остановились в неглубоком широком овраге, где, перекатываясь через поросшие мхом зеленые камни, журчал бурный ручей. Высокие смолистые сосны приятно затеняли его от жаркого утреннего солнца.

Эрранд спешился, и вдруг из кустов на берегу ручья вышла волчица, остановилась и внимательно посмотрела на мальчика с конем. Волчица была окружена необычным голубым нимбом, мягким сиянием, которое, казалось, исходило от ее густого меха.

Обычно лошадь, даже когда она только чует запах волка, охватывает безумная паника, но гнедой встретил взгляд волчицы спокойно, даже не шелохнувшись.

Мальчик понял, кто эта волчица, но удивился, встретив ее здесь.

— Доброе утро, — вежливо обратился он к ней. — Какой чудесный день, не правда ли?

Волчица засветилась таким же мерцанием, как и Белдин, когда он принимал образ ястреба. Как только мерцание рассеялось, на месте животного оказалась женщина с огненно-рыжими волосами, золотистыми глазами и легкой улыбкой на губах. Хотя на ней было простое коричневое платье, как на обычной крестьянке, она носила его с таким царственным достоинством, которому могла позавидовать любая королева, увешанная драгоценностями.

— Ты всегда так церемонно приветствуешь волков? — спросила она.

— Я не часто общаюсь с волками, — ответил он, — но я сразу же понял, кто ты.

— Да, я знала, что ты поймешь. А он знает, где ты?

— Белгарат? Нет, наверное. Он разговаривает с Белтирой и Белкирой, так что мы с конем отправились посмотреть новые места.

— Тебе бы лучше не слишком далеко забираться в Улгские горы, — посоветовала она. — В этих местах встречаются разные дикие существа.

Он кивнул.

— Буду иметь это в виду.

— Ты сделаешь для меня кое-что? — прямо спросила она.

— Если смогу.

— Поговори с моей дочерью.

— Конечно.

— Скажи Полгаре, что в мир пришло большое зло и большая опасность.

— Зандрамас? — спросил Эрранд.

— Зандрамас — только часть этого, но корень всего зла — Сардион. Его нужно уничтожить. Скажи моему мужу и дочери, чтобы они предупредили об этом Белгариона. Его миссия еще не закончена.

— Я им скажу, — пообещал Эрранд. — Но разве ты сама не можешь поговорить с Полгарой?

Рыжеволосая женщина опустила глаза.

— Нет, — печально ответила она. — Я причиню ей слишком много боли, если явлюсь ей.

— Почему же?

— Это напомнит ей о тех годах, когда она была маленькой девочкой, выросшей без присмотра матери. И всякий раз, когда она меня видит, все это вновь оживает.

— Значит, ты никогда ей не рассказывала? О той жертве, которую тебе пришлось принести?

Она испытующе поглядела на него.

— Откуда тебе известно то, о чем не знают даже мой муж и Полгара?

— Я точно не могу сказать, — ответил он. — Но мне это известно, так же, как и то, что ты не умерла.

— А Полгаре ты об этом расскажешь?

— Нет, если ты этого не хочешь.

Она вздохнула.

— Может, когда-нибудь, но не сейчас. Я думаю, будет лучше, если она и ее отец останутся в неведении. Мне еще предстоит выполнить мою миссию, и пускай лучше меня ничто от этого не отвлекает.

— Как ты пожелаешь, — вежливо ответил Эрранд.

— Мы еще с тобой встретимся, — сказала она. — Предупреди их о Сардионе. Скажи им, чтобы не забывали о нем, увлекшись поисками Зандрамас. Все зло исходит от Сардиона. И в следующий раз, когда встретишь Цирадис, будь поосторожнее. Она тебе зла не желает, но у нее своя задача, и она сделает все, чтобы ее выполнить.

— Я буду осторожен, Поледра, — пообещал он.

— Ах, — произнесла она, будто вдруг что-то вспомнив, — тебя вон там еще кое-кто поджидает. — Она протянула руку в сторону длинной и узкой каменистой гряды, нависающей над Долиной. — Он еще не видит тебя, но он ждет. — Тут она улыбнулась и, снова засияв голубым светом, приняла образ волчицы, которая, не оглядываясь, убежала прочь.

Эрранд, сгорая от любопытства, снова взобрался на спину коня, выбрался из лощины и поскакал на юг по направлению к каменной гряде, оставив справа высокие холмы, поднимавшиеся к сверкающим белым горным вершинам земли улгов. Затем, оглядевшись вокруг в поисках подъема, он краешком глаза уловил отблеск солнца, которое на мгновение сверкнуло, отразившись от чего-то блестящего в центре небольшого уступа на полпути вверх по каменистой тропке. Он без колебаний поскакал туда.

На человеке, который сидел в густых зарослях кустарника, была надета своеобразная кольчуга, составленная из множества металлических чешуек. Он был невысок, но широк в плечах, а на глаза ему свешивался кусок полупрозрачной ткани, служившей защитой от яркого солнечного света.

— Это ты, Эрранд? — хриплым голосом спросил человек с прикрытым лицом.

— Да, — ответил Эрранд. — Давно мы с тобой не виделись, Релг.

— Мне надо с тобой поговорить, — хрипло произнес улг. — Только спрячемся куда-нибудь от света.

— Конечно. — Эрранд соскользнул с коня и последовал за улгом в пещеру, уходящую в глубину склона.

Релг слегка наклонился под нависающей над входом скалой и вошел внутрь.

— Я так и подумал, что это ты, — сказал он Эрранду, вошедшему вслед за ним в прохладный полумрак пещеры, — но при ярком свете не мог тебя как следует разглядеть. — Он убрал с лица занавес и вгляделся в мальчика. — Ты вырос.

Эрранд улыбнулся.

— Да уже несколько лет прошло. Как Таиба?

— Она подарила мне сына, — произнес Релг, как будто сам удивляясь этому. — Очень особенного сына.

— Рад это слышать.

— Когда я был молод и переполнен сознанием своей собственной святости, со мной говорил Ул. Он сказал мне, что ребенок, которому суждено стать новым Горимом, появится среди улгов через меня. В гордыне своей я решил, что мне нужно найти и обнаружить этого ребенка. Откуда я знал, что все гораздо проще. Он говорил о моем сыне. Мой сын отмечен им — мой сын! — В голосе улга слышалась благоговейная гордость.

— Пути Ула не похожи на пути человеческие.

— Как это верно.

— И ты счастлив?

— Моя жизнь опять стала полной, — просто ответил Релг. — Но теперь у меня новая миссия. Наш старый Горим послал меня разыскать Белгарата. Он должен срочно поехать со мной в Пролгу.

— Он не очень далеко отсюда, — сказал Эрранд. Он поглядел на Релга и заметил, что даже в полутемной пещере глаза улга были крепко сощурены, почти закрыты, чтобы в них не проник свет. — У меня есть конь, — сказал он. — Если хочешь, могу съездить за ним и через несколько часов доставить его сюда. Тогда тебе не придется выходить на свет.

Релг с благодарностью взглянул на него и кивнул.

— Скажи ему, чтобы он непременно приехал. Гориму нужно с ним поговорить.

— Скажу, — пообещал Эрранд и, повернувшись, вышел из пещеры.

— Что ему нужно? — раздраженно спросил Белгарат, когда Эрранд сообщил ему, что его хочет видеть Релг.

— Он хочет, чтобы ты поехал с ним в Пролгу, — ответил Эрранд. — Тебя желает видеть Горим, старый Горим.

— Старый Горим? А что, есть новый?

Эрранд кивнул.

— Сын Релга, — ответил он.

Белгарат на мгновение уставился на Эрранда, а потом вдруг расхохотался.

— Что здесь смешного?

— Видимо, у Ула есть чувство юмора, — фыркнул старик. — Никогда бы не подумал.

— Я что-то тебя не понимаю.

— Это долгая история, — смеясь, произнес Белгарат. — Ну что ж, раз Горим желает меня видеть, поехали.

— Мне тоже ехать с тобой?

— Полгара с меня спустит живьем шкуру, если я тебя одного здесь оставлю. Так что поехали.

Эрранд показал старику дорогу через Долину к каменистой гряде у подножия гор. Скоро они подъехали к пещере, где ждал Релг. Несколько минут ушло на то, чтобы объяснить жеребцу, что он должен один вернуться в башню Белгарата. Эрранд с ним немного побеседовал, и умное животное в конце концов поняло, чего от него хотят.

Несколько дней им пришлось пробираться по темным лабиринтам Пролгу. На протяжении всего пути Эрранду казалось, что они тыркаются, как слепые, но Релг, от глаз которого при дневном свете не было никакого толку, в кромешной тьме подземных переходов чувствовал себя как дома и безошибочно угадывал направление. И вот наконец они вышли к блестевшему под сводами просторной пещеры неглубокому прозрачному, как стекло, озеру, посреди которого возвышался остров, где их ждал старый Горим.

— Ад хо, Белгарат, — крикнул отшельник в белой робе, когда они подошли к берегу подземного озера. — Гройа Ул.

— Горим, — с почтительным поклоном отвечал Белгарат. — Ад хо, гройа Ул. — По мраморному переходу они вышли на остров. Белгарат и старый улг тепло обняли друг друга за плечи. — Давненько мы не виделись, — сказал волшебник. — Как ты здесь, в своей берлоге?

— Чувствую себя помолодевшим, — улыбнулся Горим. — Теперь, когда Релг нашел моего преемника, я наконец вижу, что моя миссия скоро завершится.

— Нашел? — удивился Белгарат.

— Это в конце концов одно и то же. — Горим с любовью посмотрел на Релга. — У нас бывали разногласия, правда, сынок? — сказал он. — Но, как выяснилось, все мы шли к одному и тому же результату.

— Но мне потребовалось больше времени, чтобы это понять, Горим, — с сожалением произнес Релг. — Я упрямее многих других. Иногда я удивляюсь, как еще Ул не потерял со мной терпения. Прошу меня простить, но мне нужно к жене и сыну. Я их уж много дней не видел. — И он, повернувшись, быстро зашагал прочь.

Белгарат усмехнулся.

— Он поразительно изменился.

— Женитьба часто преображает мужчин, а у нашего Релга жена — просто чудо, — согласился Горим.

— Ты уверен, что их ребенок — избранный? Горим кивнул:

— Ул это подтвердил. Нашлись такие, кто против этого возражал, поскольку Таиба — марагийка, а не дочь улгов, но Ул заставил их замолчать.

— Не сомневаюсь в этом. Ул своим голосом кого угодно усмирит. Ты хотел меня видеть?

Лицо Горима сразу посерьезнело. Он указал в сторону домика в форме пирамиды.

— Давай зайдем. Нам нужно обсудить одно неотложное дело.

Эрранд вошел в дом вслед за стариками. Комната была тускло освещена свисающим с потолка на цепочке мерцающим хрустальным шаром, посередине стоял стол с низкими каменными скамьями. Они сели за стол, и старый Горим торжественно посмотрел на Белгарата.

— Мы не похожи на людей, что живут наверху при свете солнца, друг мой, — сказал он. — Для них шумит ветер в деревьях, бурлят потоки, птицы пением наполняют воздух. А мы здесь, в наших пещерах, слышим лишь звуки самой земли.

Белгарат кивнул.

— Земля и скалы говорят с улгами на своем особенном языке, — продолжал Горим. — Звук может дойти до нас, пройдя полмира. И вот один такой звук несколько лет отдавался эхом по скалам, с каждым месяцем становясь все громче и отчетливее.

— Может быть, это разлом? — предположил Белгарат. — Может, где-то смещается каменная кора материка?

— Не думаю, друг мой, — покачал головой Горим. — Звук, который мы слышим, — это не движение всей беспокойной земли. Это звук, вызванный пробуждением одного-единственного камня.

— Я, наверное, тебя не совсем правильно понял, — нахмурился Белгарат.

— Камень, который мы слышим, живой, Белгарат. Волшебник пристально поглядел на своего друга.

— Есть только один живой камень, Горим.

— Я и сам всегда так думал. Я слышал, какой звук издает Шар Алдура, двигаясь вокруг земли, и знаю, что этот новый звук — тоже голос живого камня. Он пробуждается, Белгарат, и ощущает свою силу. И он несет зло, друг мой, — такое зло, что сама земля стонет под его тяжестью.

— Как давно ты начал слышать этот звук?

— Это началось вскоре после смерти проклятого Торака.

Белгарат поджал губы.

— Нам известно, что в Маллорее началось какое-то шевеление, — сказал он. — Однако мы не знали, насколько это серьезно. Что ты еще можешь рассказать об этом камне?

— Только как его зовут, — ответил Горим. — Этот шепот донесся до нас через пещеры и подземелья, прошел сквозь толщу земли. Его имя Сардиус.

Белгарат вскинул голову.

— Ктраг-Сардиус? Тот самый Сардион?

— Ты о нем слышал?

— Белдину это имя встретилось в Маллорее. Оно также связано с чем-то по имени Зандрамас.

Горим судорожно глотнул воздух, и лицо его мертвенно побледнело.

— Белгарат! — испуганно вскрикнул он.

— В чем дело?

— Это самое ужасное проклятие в нашем языке.

Белгарат в недоумении уставился на него.

— Я думал, что хорошо знаю язык улгов. Почему же я раньше никогда не слышал этого слова?

— Потому что никто его при тебе не произносил.

— Не думал, что улги вообще умеют ругаться. А что оно означает, если попытаться объяснить?

— Оно значит сумятицу — хаос — полное отрицание. Это ужасное слово.

Белгарат нахмурился.

— С какой стати бранное слово улгов появилось в Маллорее в качестве какого-то имени или названия? И какая тут связь с Сардионом?

— Может, эти два слова используются для обозначения одного и того же?

— Я об этом не подумал, — признался Белгарат. — Очень может быть. Смысл, во всяком случае, очень похож.

Полгара очень обстоятельно внушила Эрранду, что нельзя прерывать старших, когда они разговаривают, но речь шла о деле такой важности, что он решился нарушить это правило.

— Это не одно и то же, — вмешался он. Оба старика с удивлением повернулись к нему.

— Сардион — это камень, так?

— Да, — отвечал Горим.

— Зандрамас — это не камень. Это существо.

— А как же ты это можешь знать, мой мальчик?

— Мы встречались, — тихо ответил Эрранд. — Не совсем лицом к лицу, но… — Трудно это было объяснить. — Это было как тень, только человек, который отбрасывал тень, находился в другом месте.

— Проекция, — объяснил Гориму Белгарат. — Нехитрая уловка, к которой часто прибегают гролимы. — Он снова повернулся к мальчику. — Эта тень тебе что-нибудь говорила?

Эрранд кивнул:

— Она сказала, что собирается меня убить.

У Белгарата перехватило дыхание.

— Ты сказал об этом Полгаре? — спросил он.

— Нет. А надо было?

— Тебе это не показалось довольно серьезным?

— Я думал, что она мне просто угрожает, чтобы напугать меня.

— Ей это удалось?

— Напугать меня? Нет, вряд ли.

— Не слишком ли ты самоуверен, Эрранд? — спросил Белгарат. — Или тебя так часто угрожают убить, что тебе это уже надоело, или как?

— Нет. Это было впервые. Но ведь это была лишь тень, а тень не может причинить вреда, правда?

— И часто тебе попадаются такие тени?

— Еще только Цирадис.

— А кто такая Цирадис?

— Точно не знаю. Она говорила на маллорейском наречии — немного устаревшем, и на глазах у нее повязка.

— Пророчица, — хмыкнул Белгарат. — А она тебе что сказала?

— Сказала, что мы еще встретимся и что я ей понравился.

— Тебе это, конечно, польстило, — сухо заметил Белгарат. — Нельзя так скрытничать, Эрранд. Если происходит что-то необычное, обязательно надо рассказать кому-нибудь из старших.

— Простите, — извинился Эрранд. — Я просто думал, что, ну, что у тебя, и Полгары, и Дарника других забот хватает.

— Мы ничего не имеем против того, если ты нас от них отвлечешь. В другой раз не забывай рассказывать нам о подобных вещах.

— Если тебе угодно.

Белгарат обратился к Гориму.

— Мне кажется, что мы начали куда-то продвигаться, — сказал он, — благодаря нашему молчаливому юному другу. Мы знаем, что Зандрамас, извини меня за это слово, существо — существо, каким-то образом связанное с живым камнем, который ангараканцы называют Ктраг-Сардиус. Мы уже получили предупреждение о Зандрамас, поэтому получается, что Сардион тоже представляет непосредственную угрозу.

— Что же нам теперь делать? — спросил его Горим.

— Я думаю, что всем нам нужно хорошенько поднапрячься и выяснить, что же на самом деле происходит в Маллорее, даже если нам придется разобрать эту страну по камушкам. До настоящего момента мной двигало просто любопытство. Теперь, похоже, я должен взяться за дело всерьез. Если Сардион — это живой камень, то он похож на Шар, а я не хочу, чтобы вещь, обладающая таким могуществом, находилась в руках у неподходящего человека, а из того, что я успел понять, Зандрамас — человек определенно неподходящий. — Он с озадаченным видом повернулся к Эрранду. — А ты каким образом во все это замешан, малыш? — спросил он. — Почему всем и каждому, кто вовлечен в эту заваруху, обязательно нужно встретиться с тобой?

— Я не знаю, Белгарат, — честно ответил Эрранд.

— Может, с этого нам и стоит начать. Я уже давно себе обещаю как-нибудь на днях серьезно с тобой поговорить. Наверное, как раз пришло для этого время.

— Как пожелаешь, — ответил Эрранд. — Хотя не знаю, чем я смогу тебе помочь.

— Вот это мы и выясним, Эрранд. Вот это мы и выясним.