ПРЕДИСЛОВИЕ

19 мая 1798 г. из французского порта Тулон отправилась в Египет экспедиционная армия Наполеона. Состояла она из 38 тысяч солдат, 2 тысяч пушек и… 175 ученых. Среди этих ученых были языковеды, топографы, археологи, геологи и даже поэты.

Наполеон, охваченный тщеславным желанием ослепить французов новыми военными подвигами, а вместе с тем стремясь укрепить господство Франции на Средиземном море, завладеть морским путем в Индию и, наконец, подорвать могущество Англии захватом Египта, возлагал на эту экспедицию огромные надежды. Многого ждали от нее и сопровождавшие армию ученые.

Однако, как военная операция, экспедиция Наполеона потерпела полную неудачу, и более 7 тысяч солдат остались навеки в песках пустыни и на берегах Нила. Но если Наполеон шел в Египет как завоеватель, то сопровождавшие его ученые преследовали совершенно иную цель: они стремились приподнять завесу над тайнами истории древнего Египта. Наполеон был разбит, а наука одержала одну из своих самых блестящих побед, и ее трофеями были 26 томов научных описаний, 12 атласов зарисовок и знаменитый Розеттский камень.

Этот испещренный письменами камень, найденный во время работ по укреплению военного форта близ Розетты, ознаменовал собой рождение новой науки – египтологии.

Но прошло немало лет, прежде чем была расшифрована и прочитана таинственная надпись на Розеттском камне. Лишь в 1822 г. талантливый молодой французский ученый Жан-Франсуа Шампольон положил начало разгадке тайны. После его смерти в египтологии наступил временный застой. Противники Шампольона, не желая признавать его метод дешифровки иероглифов, пытались найти какие-то новые пути, но все их попытки ни к чему не привели.

Прямым продолжателем трудов Шампольона был немецкий ученый Рихард Лепсиус (1810-1884) – учитель Георга Эберса, внесший большой вклад в совсем еще юную науку, систематизировавший ее и укрепивший ее основы.

Читателя, желающего ознакомиться с тем, как была прочитана эта надпись, мы отсылаем к книге Н. Петровского и А. Белова «Страна Большого Хапи». Л. , 1955, с. 62-95.

Не следует, однако, думать, что эту науку двигали вперед только на Западе. Русские путешественники бывали в Египте еще при Иване Грозном и при Петре I, а один из неутомимых исследователей его древней культуры, В. Григорович-Барский, посетил Розетту в 1727 г. Не ставя перед собой задачу изложить историю нашей отечественной египтологии, заметим только, что русские ученые знали о великом открытии Шампольона раньше, чем оно было опубликовано во Франции, а Петербургская Академия наук избрала его своим почетным членом за два с лишним года до того, как он стал членом Французской академии.

Назвав имя еще одного немецкого египтолога – Генриха Бругша (1827-1894), оставившего после себя огромное научное наследие, – мы назовем тем самым и второго учителя молодого Георга Эберса, ставшего позднее «немецким Шампольоном».

Горячая любовь к избранной им науке, отличающая истинного ученого, и неутомимые исследования привели к тому, что уже тридцати трех лет от роду Эберс получает кафедру египтологии в Лейпциге и в 1875 г. открывает там Музей египетских древностей.

Георг Эберс вошел в науку как автор многочисленных научных трудов, среди которых особой известностью пользовалось не утерявшее своего значения и по сей день классическое издание медицинского папируса, найденного им в фиванском некрополе и названного в его честь «папирусом Эберса». Будучи человеком исключительно обаятельным и обладая огромной эрудицией ученого, Эберс вместе с тем сыграл в мировой египтологии немалую роль как прекрасный преподаватель, пользовавшийся огромным уважением и любовью своих многочисленных учеников.

Еще учеником Лепсиуса и Бругша Георг Эберс начал писать свой первый исторический роман «Дочь египетского царя» – своего рода художественную популяризацию египтологии, которая представляла собой живую и увлекательно написанную картину быта древнего Египта. Когда роман был закончен, ученик отважился показать его своему строгому наставнику. Не без удивления принял Лепсиус из рук своего талантливого ученика объемистую трехтомную рукопись. Много неприятных слов пришлось тогда выслушать молодому Эберсу от своего учителя, недоумевавшего, как такой серьезный и вдумчивый, как ему казалось, человек может заниматься «подобными пустяками». В заключение маститый учитель попросил Эберса впредь «не компрометировать своего имени ученого такими экстравагантностями», но в утешение обещал все же «проглядеть эту курьезную вещь».

Позднее немецкий писатель-натуралист Вильгельм Бельше писал, что, когда растерявшийся от суровых нападок молодой Эберс безмолвно стоял перед Лепсиусом, низко опустив голову, «ученик, защищавший право искусства существовать наряду с сухими научными исследованиями, был значительно выше своего учителя».

Прошло около двух недель, и однажды после занятий Лепсиус пригласил Эберса к себе. Молодого ученого ждала приятная неожиданность: Лепсиус сказал ему, что нашел в его рукописи нечто совсем иное, чем он ожидал, что книга эта – научная работа, стоящая того, чтобы в нее заглянуть, да к тому же еще и увлекательно написанный роман.

Есть, к сожалению, еще такие ученые, которые, как это сделал в свое время Лепсиус, порицают своих учеников, когда тем приходит в голову облечь в форму художественного произведения плоды научной мысли, появившиеся в тиши кабинета или лаборатории. Однако, как показала жизнь, в таком стремлении молодых ученых нет ничего достойного порицания – напротив, стремление это следует всячески поощрять, ибо тем самым результаты серьезных научных исследований становятся доступными широкой массе читателей и расширяют круг их знаний.

«Отец русской египтологии» академик Б. А. Тураев считал основным достоинством романов Георга Эберса как раз то, что они способствовали развитию в широких кругах общества интереса к древнему Востоку.

Георг Эберс, ученый-египтолог, вошел в немецкую литературу как автор целой серии исторических романов. Он завоевал такой шумный успех, какого, по мнению критиков, не имел в Германии ни один писатель ни до, ни после него.

Характерной чертой романов Эберса является удивительно удачное и гармоничное сочетание художественного вымысла со строго научной основой. И это неудивительно, так как Георг Эберс был не только писателем, но и ученым, прекрасным знатоком древнего Востока, который сам читал и переводил древнеегипетские надписи и папирусы. Каждый исторический факт, зачастую впервые открытый им самим, проходил всестороннюю проверку в пытливом уме исследователя, прежде чем попасть на страницы романа. Особенно удался ему в этом смысле предлагаемый читателю роман «Уарда».

Учитель Г. Эберса Рихард Лепсиус постоянно напоминал своему ученику, что для лучшего понимания истории древнего Египта нужно знать и изучать историю других древнейших культур, уметь находить точки их соприкосновения, – только тогда можно получить общую и стройную картину как истории всего древнего мира вообще, так и истории древнего Египта в частности, проследить их взаимосвязь и взаимное влияние. Умение найти эти точки соприкосновения, считал Лепсиус, позволяет исследователю проникнуть в общий великий поток мировой истории. Талантливый ученик выдающегося ученого раз и навсегда усвоил это правило в научной работе и его же положил в основу своих исторических романов. Уже первый его роман дает нам картину Египта в эпоху персидских войн, знакомит нас с одним из интереснейших периодов в истории греко-египетских связей.

Не меньший интерес представляет и эпоха, непосредственно примыкающая к так называемому изгнанию гиксосов из Египта, когда после нескольких веков господства этого воинственного кочевого племени или, возможно, союза племен (в период примерно с 1710 до 1560 г. до н. э.) в истории древнего Египта начинается новый расцвет культуры. Это эпоха завоевательных войн египетских фараонов, когда бесчисленные полчища хорошо обученных воинов устремляются за пределы долины Нила. Эти, в сущности своей грабительские войны, обеспечили приток в Египет сказочных богатств. То было время монументальнейших сооружений в истории человечества. Немудрено, что именно эта эпоха привлекла внимание Эберса – ученого и писателя – и отражена в романе «Уарда» (1877 г.).

Источники дают нам лишь скудные сведения о тех событиях, которые предшествовали воцарению на египетском троне XIX династии (1350-1205 гг. до н. э.). Ее основатель, фараон Харемхеб, в прошлом несомненно одаренный и энергичный полководец фараона Аменхотепа IV, силой захватил власть, вероятно, опираясь на армию, и с правлением этого узурпатора начинается новая эра в истории Египта. Ему удалось восстановить порядок в государстве, еще не оправившемся после владычества гиксосов, а его преемники делали энергичные попытки вновь отвоевать утраченное господство в Азии. Однако к этому времени хетты уже настолько укрепились в городах Сирии, что ни походы Сети I, ни пятнадцатилетняя война с ними его сына Рамсеса II не смогли продвинуть северные границы Египта далее Палестины. Результатом этого многолетнего соприкосновения с хеттами было неудержимое проникновение их культуры, вобравшей в себя элементы великой цивилизации Передней Азии, во все области жизни Египта (Эберс считает хеттов семитами, однако новейшие данные науки опровергают эту точку зрения). В то же самое время на древнем Востоке впервые появляются народы Южной Европы (в «Уарде» – данайцы, сардинцы и др.), которые начинают серьезно угрожать Нижнему Египту с запада. К концу правления XIX династии Египет вновь охвачен смутами; возможно, что на египетский престол садится какой-то сириец и начинается эра XX династии.

Такова в общих чертах эпоха, описываемая Г. Эберсом в его романе «Уарда».

Какие же источники использовал автор в своем произведении?

Как обычно у Эберса, созданию романа предшествовали длительные исследования, которые отражены в научных трудах ученого. Эберс тщательно изучил надписи этой эпохи, высеченные на архитектурных памятниках. Особое внимание ученого привлек так называемый эпос Пентаура, фрагменты которого сохранились на одной из стен храма в Луксоре, на втором пилоне огромного храма в Карнаке, на храме в Абу-Симбеле. Поэтические строки героического эпоса древнего Египта настолько захватили Эберса, что он решил как можно подробнее изучить этот памятник и занялся папирусами с фрагментами этого эпоса («папирус Салье», папирус из коллекции Райфэ). В числе других источников, положенных в основу романа, следует назвать Туринский список «Книги Мертвых», изданный Лепсиусом, медицинский трактат, открытый самим Эберсом, а также многочисленные папирусы в коллекциях Британского музея и музея в Булаке. Кроме того, Эберс использовал и труды античных авторов: Геродота, Диодора, Страбона, Гораполлона, Флавия Вописка и других.

Лишь после того, как Эберс-ученый, занимаясь научными исследованиями, досконально изучил древний Египет и узнал его, пожалуй, даже лучше, чем писатель, работающий над романом из современной жизни, знает окружающую его действительность (ибо сегодняшний день непрерывно выдвигает все новые проблемы), он решился написать свой первый роман. Благодаря научным изысканиям он знакомился то с одной, то с другой эпохой многовековой культуры Нила, и вскоре история этой во многом еще загадочной страны предстала перед ним как единое целое. Надо сказать, что многое здесь определялось и личными усилиями Эберса как ученого, ибо сто лет назад египтология еще не располагала таким количеством общих работ по истории древнего Египта, как в наши дни. Немалую помощь оказала ему в этом и его богатая фантазия художника, заполнившая пробелы в научных сведениях о той или иной эпохе, и общая эрудиция, зачастую позволявшая сделать правильные догадки, позднее подтвержденные наукой. Вот на эту способность ученого создать в своем представлении единую, взаимосвязанную картину истории и следует, как нам кажется, обратить главное внимание при анализе романов Георга Эберса.

Однако, во избежание односторонней оценки Эберса-писателя, нужно обратить внимание читателя на тот несомненный факт, что в данном случае автор «Уарды» пошел по уже проторенному в истории литературы пути.

В середине XIX века проблема исторического романа была в значительной степени решена – во всяком случае, споры о том, возможен ли вообще жанр исторического романа, уже прекратились. Решающее слово было сказано еще Вальтером Скоттом, который первый убедительно доказал возможность сочетать в одном произведении историческую правду с художественным вымыслом.

Поскольку романы Вальтера Скотта сейчас пользуются большим успехом, так же как и в свое время, то, пожалуй, лучше всего сослаться на достоинства романов «Айвенго», «Уэверли», «Замок Вудсток» и многих других. Не будет преувеличением, если мы скажем, что после В. Скотта авторы исторических романов – по крайней мере те, которых много и охотно читали, – в той или иной степени шли по его стопам. Г. Эберс, конечно, не был немецким Вальтером Скоттом, но его романы в свое время ожидались с таким же нетерпением, как и романы его учителя в историческом жанре. Они написаны если не «в манере Скотта», то, во всяком случае, под сильным его влиянием. Так, например, в романе «Уарда» автор рисует колдунью Хект, приводит ее мудрые пророчества, показывает суеверность махора Паакера, говорит о вере в сны и духов. Подобные же темы и образы мы находим и у английского писателя, причем у него они также вводятся не только с целью придать увлекательность сюжету и разжечь интерес читателя, но и для того, чтобы воссоздать общий колорит описываемой эпохи. Это необходимо так же, как и описание оружия, одежды и бытовых предметов. Заслуга Эберса в том, что, вводя все это в роман, он умело использовал огромный материал, накопленный египтологией.

Роман «Уарда» начинается с поэтического описания природы тех мест, где живут его герои. Следует отметить, что пейзажи в романах Эберса органически связаны с повествованием, образуя живописный фон. Все эти ландшафты, описания улиц и площадей древних городов проверены личными впечатлениями автора во время его путешествий по Востоку.

В романах Эберса перед нами предстают образы фараонов, верховных жрецов, египетской знати, но наряду с ними большое место уделено и героям из народа – простым воинам, ремесленникам, рабам, причем люди из народа изображены автором с глубокой симпатией. В этом сказывается демократизм писателя, утверждавшего, что душевные качества простых людей отличаются чистотой и непосредственностью. Особенно яркое отражение нашел этот демократизм в первых главах романа. Пусть многое в мыслях автора, вложенных им в уста поэта Пентаура, звучит несколько приподнято и сентиментально, но в этом, повторяем, сказываются симпатии Эберса к народным массам. Нам думается, что именно сочувствие автора бесправному, угнетаемому знатью и жреческой верхушкой народу и делало романы Эберса такими популярными в России в конце прошлого и начале нашего века.

Буржуазные историки пытались и пытаются по сей день представить социальный строй древнего Египта как какую-то идиллию, где царили мир и всеобщее благоденствие. Еще совсем недавно (в 1949 г.) один американский египтолог прямо писал, что египтяне «не рассматривали свои условия жизни как состояние невыносимого рабства». Пускай Эберс, ученый-египтолог, в своих научных трудах не говорил о бесправном положении народа в древнем Египте, все же можно с уверенностью сказать, что в многочисленных письменных памятниках он усмотрел глубочайшее социальное неравенство, которое и нашло отражение в романах Эберса-писателя. Эберс прекрасно понял роль жреческой верхушки в общественной жизни древнего Египта – в этом отношении весьма примечательны речи и мысли верховного жреца Амени на страницах романа «Уарда». В уста этого идеолога жречества вложены слова, выражающие основную идею господства жрецов: поддерживать авторитет той светской власти, которая не мешает им обогащаться за счет эксплуатации крестьян, ремесленников и рабов. А беспринципность в отношении Амени к Рамсесу II является лишним доказательством его алчных стремлений.

Таким образом, есть основания считать, что Эберс в противоположность своим коллегам одним из первых понял, что в древнем Египте, как и в древней Греции и Риме, безраздельно господствовал рабовладельческий строй, – много позднее это было доказано в трудах наших советских египтологов.

В романе Эберса много массовых сцен, дающих читателю представление о своеобразии быта, нравов и обычаев древних обитателей долины Нила. Не станем утверждать, что в описании этих сцен полностью отсутствует поэтическая фантазия, но не следует вместе с тем и думать, что, описывая толпу у дворца везира Ани, праздник и другие массовые сцены, автор целиком находится в плену вымысла. Уже ко времени создания «Уарды» наука располагала значительным количеством строго документальных данных о жизни народа древнего Египта. Все эти разрозненные сведения, превращенные в романе в широкие картины народной жизни, засвидетельствованы в папирусах, надписях, предметах материальной культуры. Более того, до нас дошли даже отдельные разговоры, реплики, восклицания, зафиксированные иероглифами над изображениями сцен народной жизни на стенах храмов и гробниц.

Может показаться неправдоподобным домыслом описание туалетов, пристрастия женщин из древнеегипетской знати к изысканным нарядам и косметике. Однако и в этом Эберс был не только писателем, но и ученым, располагавшим научными данными обо всех сферах быта древнего Египта. В эпоху XIX династии, когда после завоеваний фараонов в Египет хлынули несметные богатства, пышно расцвел культ роскошных нарядов. На основании многочисленных изображений и предметов быта этой эпохи нам известно, например, что неизменной принадлежностью каждой египетской модницы были всевозможные коробочки для румян, баночки с мазями, флакончики с благовониями (заменявшими современные духи), ручные зеркала из полированной бронзы и т. п.

Можно было бы точно указать, из каких именно источников взяты многие сцены, описания, даже слова и мысли героев; впрочем, это нередко делает и сам автор в своих примечаниях. Но и сказанного здесь вполне достаточно, чтобы еще раз убедить читателя в умении автора использовать данные науки в художественном произведении.

Наконец, отметим еще одну черту исторического романа Эберса.

Страстный противник ложной канонизации истории древнего Египта, автор «Уарды» решительно заявляет в предисловии к первому изданию романа: «Берега Нила были в древности населены живыми людьми, такими же, как и мы, а отнюдь не шаблонными фигурами, вылепленными по религиозным канонам, какими их рисуют памятники». Но этого мало: тот, «кто желает показать их жизнь и их самих и для этого слепо подражает образцам, сохранившимся на стенах храмов и гробниц, невольно разделяет вину жрецов, заведомо и умышленно искажавших искусство, ибо это они принуждали живописцев и ваятелей эпохи фараонов предавать правду жизни в угоду древним священным канонам». Чтобы избежать этого, автор исторического романа, по мнению Эберса, «имеет право, не боясь слишком удалиться от действительности, уверенно и смело черпать материал из окружающей его жизни и порой брать за образец современного человека, правда, придавая персонажам своеобразие их эпохи и страны».

Жизнь обитателей долины Нила четыре тысячи лет назад была, конечно, мало похожа на современную, их интересы и нравы были совсем иными. Поэтому вывод Эберса слишком категоричен, но сделан он в соответствии с принципами исторического романа, разработанными Вальтером Скоттом.

С 1 декабря 1961 года по 31 марта 1962 года в районе Асуанской плотины (АРЕ) работала археологическая экспедиция АН СССР. Экспедиция обнаружила большое количество неизвестных ранее древнеегипетских надписей начиная с эпохи Древнего Царства. В этих надписях были прочитаны имена участников военных походов и экспедиций за золотом в Нубию, о которых, между прочим, идет речь в романе «Уарда». Найденные материалы открыли науке интереснейшую и еще мало изученную картину организации в древнем Египте экспедиций в древнюю Нубию. Таким образом, перед наукой открылась новая эра, эра необычайного ее расцвета.

Выход в свет в наши дни романа из жизни древнего Египта как бы перекидывает мост между современной историей и далеким прошлым, помогает читателям пополнить свои знания о далеких эпохах и лучше понять и оценить современность.

Романы Георга Эберса из жизни древнего Египта снабжены автором большим количеством авторских примечаний, особенно его первый роман «Дочь египетского царя». Сам Эберс придавал большое значение своим примечаниям, которые, по его мнению, «должны служить пояснением к тексту», «представлять собой гарантию той тщательности, с которой автор стремился, соблюдая при этом предельную точность, подать все археологические детали», – как писал он в предисловии к первому изданию «Уарды». Однако в этом же предисловии он счел нужным дать читателю дельный совет, как пользоваться этими примечаниями: «Каждая глава этой книги может быть понята и без пояснений, но тем не менее я поместил ряд поясняющих примечаний, предназначив их для любознательного читателя… Кто пожелает прочитать этот роман в соответствии с замыслом автора, не должен в процессе чтения обращать внимание на примечания, а лишь перед тем как приступить к новой главе, ознакомиться с примечаниями к предыдущей. Даже беглый взгляд, брошенный на примечания в процессе чтения, должен неизбежно прервать и ослабить впечатление, получаемое от художественного произведения».

В процессе подготовки к изданию перевода этого романа, все примечания автора были тщательно проверены переводчиком совместно с ответственным редактором. За годы, минувшие с момента выхода в свет «Уарды», бурно развивавшаяся египтология обогатилась многочисленными научными открытиями. В результате часть примечаний, в которых автор только отсылает читателя к тому или иному научному исследованию (немецкому, французскому или английскому, во многом уже устаревшим), была нами опущена или заменена поясняющими примечаниями. Ряд примечаний, обусловленных состоянием науки в годы жизни Эберса и в настоящее время уже устаревших или даже неверных, заменены примечаниями, отражающими современный уровень наших знаний истории древнего Египта.

В. Струве, Д. Бертельс

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ