50 оттенков - Пятьдесят оттенков свободы

– Это из-за пожара? Думаешь, пожар как-то связан с «Чарли Танго»? Ты поэтому беспокоишься? Поговори со мной… пожалуйста.

Кристиан смотрит на меня молча, и между нами снова пролегает молчание. Вот же гадство! Знаю, от него уже ничего не добьешься.

– Не надо выдумывать лишнего, – негромко выговариваю я, и слова отдаются эхом, тревожа память из недавнего прошлого – его собственное высказывание о том дурацком контракте.

Я наклоняюсь, беру у него с колен коробку и открываю. Он наблюдает за мной пассивно, словно я – какое-то забавное существо с другой планеты. Услужливый продавец уже подготовил камеру к работе, и я достаю ее и снимаю с объектива крышку. Навожу на Кристиана, и рамку видоискателя заполняет его прекрасное обеспокоенное лицо. Я нажимаю кнопку и удерживаю, сохраняя для потомства десять цифровых картинок озабоченного Кристиана.

– Ладно, тогда объектом будешь ты. – Снова нажимаю затвор. На последнем кадре его губы едва заметно вздрагивают. Жму еще, и на этот раз он улыбается – блекло, но все же… Я не отпускаю кнопку и вижу, как напряжение уходит, отпускает. Кристиан расслабляется, и я тихонько хихикаю. Слава богу. Мистер Непостоянство вернулся – и я как никогда рада его видеть.

– Э, это же вроде бы мой подарок, – шутливо ворчит он.

– Предполагалось, что будет весело, а вышло так, что теперь камера – символ женского доминирования, – отрезаю я, делая еще несколько кадров и видя на крупном плане, как меняется выражение прекрасного лица. В какой-то момент глаза Кристиана темнеют, и в чертах проступает что-то хищное.

– Так ты этого хочешь? Доминирования и подавления? – обманчиво мягким голосом спрашивает он.

– Нет, не хочу. Нет.

– Я ведь могу подавить вас по-крупному, миссис Грей, – зловещим тоном обещает Кристиан.

– Знаю, что можете, мистер Грей. И вы часто это делаете.

Он моргает, лицо вдруг вытягивается. Черт, что еще? Опускаю камеру и вопросительно смотрю на него.

– Что не так? – Мой голос звучит разочарованно. Ну же, скажи!

Молчит. Злится. Я снова поднимаю камеру.

– Так что случилось?

– Ничего, – говорит Кристиан и вдруг исчезает из видоискателя. Одним движением сметает на пол коробку из-под камеры, хватает меня, толкает на кровать и… вот он уже сверху.

– Эй! – Я успеваю сделать еще несколько снимков – Кристиан улыбается, и намерения у него самые недобрые. В следующий момент камера уже у него в руках, и фотограф оказывается в роли субъекта – Кристиан направляет объектив на меня и щелкает затвором.

– Итак, миссис Грей, хотите, чтобы я вас сфотографировал?

Я не вижу его лица – только всклокоченные волосы и сломанный ухмылкой безупречно вылепленный рот.

– Что ж, для начала, думаю, запечатлеем вас смеющейся.

Он безжалостно щекочет меня под ребрами, и я пищу, хохочу и верчусь под ним, безуспешно пытаясь схватить за руку и прекратить истязание. Его рот растягивается в ухмылке, а камера продолжает щелкать.

– Не надо! Прекрати! – кричу я.

– Шутишь? – Он откладывает камеру и пускает в ход вторую руку.

– Кристиан! – выдавливаю я, задыхаясь от смеха. Раньше он никогда меня не щекотал. Черт, да прекрати же! Я мотаю головой, пытаюсь вывернуться из-под него, толкаю обеими руками, но он неумолим, и роль беспощадного палача ему явно по вкусу.

– Перестань! – умоляю я, и он вдруг останавливается. Хватает меня за руки, прижимает их к подушке, привстает… Я никак не могу отдышаться. Он тоже. Смотрит на меня… как? Я замираю. Как? Удивленно? Восхищенно? С любовью? Ну и дела. Этот взгляд!

– Ты. Так. Прекрасна, – выдыхает он.

Смотрю на него, на его милое, дорогое, божественное лицо, и он вглядывается в меня так, словно видит впервые в жизни. Наклоняется, закрывает глаза, целует… Его восторг, неумеренная радость, восхищение – это как звонок для моего либидо. Даже не верится, что это все из-за меня. Ох… Он отпускает мои руки, просовывает ладони мне под голову, запускает пальцы в волосы, и я поднимаюсь ему навстречу, наполняюсь его желанием, отвечаю на его поцелуй. А поцелуй вдруг уже другой – не милый, сладкий, восхищенно-почтительный, но греховный, порочный, глубокий, жадный. Язык вторгается в мой рот не дарителем, а завоевателем, жадным и отчаянным, спешащим взять… Желание бежит по жилам, пробуждает мышцы и связки, отдается волнующей дрожью.

Что же не так?

Кристиан резко вздыхает.

– Что ты со мной делаешь, – бормочет он с рвущим душу отчаянием и вдруг опускается на меня, вдавливает в матрас – одной рукой держит за подбородок, другой шарит по телу, мнет груди, гладит по животу, бедрам, тискает снизу. Он снова целует, раздвигает мне ноги коленом, вжимает меня в себя, и его желание рвется через одежду, его и мою. Мой вздох и стон глохнут под его губами, я таю в жаре его страсти. Где-то далеко тревожно звенят колокольчики, но я не желаю их слышать, потому что знаю: он хочет меня, нуждается во мне, не может без меня и это – его любимая форма общения со мной, его самовыражения. Забыв обо всем, отбросив осторожность, я целую его, зарываю пальцы в его волосы, сжимаю кулаки и впитываю его вкус и запах.

О, Кристиан, мой Кристиан…

Он вдруг поднимается, стаскивает меня с кровати, и я стою перед ним, растерянная и ошеломленная. Он расстегивает пуговицы у меня на шортах, падает на колени, стаскивает их и заодно трусы… Не успев опомниться, я снова на кровати, под ним, и он уже рвет «молнию» на брюках. Боже, он даже не раздевается, даже не снимает с меня майку. Никакого вступления – он вонзается в меня с ходу, и я вскрикиваю, скорее от удивления, чем от чего-то еще…

Я слышу хрипящее дыхание над ухом.

– Да, да, да… – Он замирает, приподнимается и вгоняет еще глубже, вышибая из меня стон.

– Ты нужна мне, – хрипит Кристиан. Он пробегает зубами по моему подбородку, по скуле, покусывает и посасывает, потом снова целует – без нежностей, требовательно и алчно. Я обхватываю его руками, обвиваю ногами, сжимаю и не отпускаю, словно хочу выдавить все, что тревожит его, не дает покою. Он начинает двигаться, как будто пытается вскарабкаться внутри меня. Снова и снова, выше и выше, отчаянно, безумно, подчиняясь древнему инстинкту. Захваченная заданным им сумасшедшим темпом, я отдаюсь ему полностью, без остатка. Что гонит его? Что тревожит? Вопросы остаются без ответа, потому что мысль не успевает за телом, которое уносится выше и выше на волне безумных ощущений, отвечая выпадом на выпад, ударом на удар. Я слышу натужное, шипящее, резкое дыхание и знаю – он забылся во мне. За стоном – вздох, за хрипом – вскрик. Это так эротично – его неутолимая жажда, его ненасытный голод. Я уступаю, отдаю, а он требует больше и больше. Как же я хочу этого – и для себя, и для него.

– Кончай со мной, – выдыхает он и поднимается, разрывая мои объятия. – Открой глаза. Мне нужно видеть тебя. – Это не просьба, но приказ, требующий беспрекословного подчинения. Мои глаза тут же открываются, и я вижу напряженное, разгоряченное лицо и горящие, голодные глаза. Его страсть, его любовь – как удар потока: плотина рушится, и я кончаю, откинув голову, содрогаясь в конвульсиях.

– О, Ана! – вскрикивает он и, догнав меня последним рывком, замирает, а потом падает, но тут же скатывается, так что сверху оказываюсь я.

Оргазм уходит. Я хочу отпустить какую-нибудь шутку насчет подавления и объекта, но прикусываю язык – кто знает, какое у него настроение? Отрываюсь от его груди, смотрю в лицо. Его глаза закрыты, руки – на мне. Я целую Кристиана через тонкую ткань льняной рубашки.

– Что же все-таки не так? – мягко спрашиваю я и с волнением жду ответа. Может быть, теперь, после секса, он скажет, в чем дело.

Но нет, Кристиан молчит. И тут меня посещает вдохновение.

– Торжественно обещаю быть верным партнером в болезни и в здравии, в час счастливый и горький, делить радость и печаль…

Он застывает и лежит неподвижно. Потом открывает свои бездонные глаза и смотрит на меня. А я продолжаю повторять слова свадебного обета:

– Обещаю любить тебя безоговорочно, поддерживать во всех начинаниях и устремлениях, почитать и уважать, смеяться с тобой и плакать, делить надежды и мечты и нести утешение в пору испытаний. – Я делаю паузу, выжидаю; он смотрит на меня, чуть приоткрыв рот, но ничего не говорит.

– Заботиться о тебе, холить и лелеять, пока мы оба живы. – Я вздыхаю.

– Ох, Ана, – шепчет он и приподнимается, обрывая наш восхитительный контакт. Теперь мы лежим на боку, и он поглаживает меня по щеке.

– Торжественно клянусь оберегать наш союз и дорожить им и тобою, – шепчет он. – Обещаю любить тебя верно и преданно, отвергать всех других, быть с тобой рядом в радости и горе, в болезни и здравии, куда бы жизнь ни увела нас. Обещаю доверять тебе, защищать и уважать тебя. Делить с тобой радости и печали, утешать в тяжелые времена. Обещаю холить тебя и лелеять, поддерживать твои мечты и беречь от всех невзгод. Все, что мое, отныне и твое. Моя рука, мое сердце, моя любовь – отныне и навек твои.

Слезы наворачиваются на глаза. Кристиан смотрит на меня, и выражение его лица смягчается.

– Не плачь, – тихо говорит он, подхватывая сорвавшуюся с ресницы слезинку.

– Почему ты не хочешь поговорить со мной? Пожалуйста, Кристиан.

Он жмурится, как будто от боли.

– Я клялся нести тебе утешение в тяжелый час. Пожалуйста, не вынуждай меня нарушать обещание.

Кристиан со вздохом открывает глаза. Выражение лица унылое, безрадостное.

– В Сиэтле поджог. – Вот черт. Я смотрю на него – он такой юный, такой беззащитный. – И теперь они могут охотиться за мной. А если за мной, то… – Он замолкает.

– То и за мной, – заканчиваю за него я. Кристиан бледнеет, и я понимаю, что добралась наконец-то до истинной причины его беспокойства. – Спасибо.

Он хмурится.

– За что?

– За то, что рассказал мне.

Он качает головой, и губ его касается бледная тень улыбки.

– Вы умеете убеждать, миссис Грей.

– А ты умеешь изводить себя и, может быть, умрешь от сердечного приступа, не дожив до сорока, а мне нужно, чтобы ты оставался со мной еще долго-долго.

– Если меня кто-то и доведет до могилы, миссис Грей, так это вы. Я и так чуть не умер, когда увидел вас на гидроцикле. – Он откидывается на подушку, прикрывает ладонью глаза и ежится.

– Послушай, я всего лишь прокатилась на «джет-скае». На них сейчас даже дети катаются. Подумай, что будет, когда мы приедем к тебе в Аспен и я впервые в жизни встану на лыжи.

Кристиан поворачивается, и я едва удерживаюсь, чтобы не рассмеяться, – такой ужас на его лице.

– К нам в Аспен, – поправляет он.

Я пропускаю реплику мимо ушей.

– Я уже взрослая и вовсе не такая хрупкая, какой кажусь. Когда ты это поймешь?

Он пожимает плечами и поджимает губы. Пора менять тему.

– Значит, пожар. Полиция знает о поджоге?

– Да.

– Хорошо.

– Я приму дополнительные меры безопасности, – сухо говорит он.

– Понимаю. – Мой взгляд скользит по Кристиану. Он по-прежнему в шортах и рубашке, а я – в майке. Вот так и потрахались по-скорому. Я прыскаю.

– Что? – спрашивает Кристиан.

– Ты.

– Я?

– Да. Ты. Все еще одет.

Он смотрит на себя, потом на меня, и его лицо расплывается в широкой улыбке.

– Ну, вы же знаете, миссис Грей, не могу удержаться. Смотрю на вас, и руки чешутся. Особенно когда вы вот так хихикаете. Как школьница.

Щекотка… Вот оно что. Я перекидываю ногу, чтобы оседлать его, но он уже просчитал мои коварные планы и хватает меня за обе руки.

– Нет.

Судя по тону, Кристиан не шутит.

Принимаю обиженный вид, но потом решаю, что он не готов.

– Пожалуйста, не надо. Не выдержу. Меня никогда не щекотали в детстве. – Я опускаю руки, показывая, что ему нечего опасаться. – Бывало, смотрел, как Каррик балуется с Миа и Элиотом, но сам…

Я прижимаю палец к его губам.

– Знаю, молчи. – Я нежно целую его в губы, туда, где только что был мой палец, и, свернувшись рядышком, кладу голову ему на грудь. Во мне опять нарастает знакомая боль, и сердце охватывает печаль. Ради этого человека я готова на все – потому что люблю его.

Он обнимает меня, прижимается носом к волосам и нежно поглаживает по спине. Мы лежим так какое-то время, нисколько не тяготясь молчанием, но в конце концов я первой нарушаю тишину:

– Тебе доводилось обходиться без доктора Флинна?

– Да. Однажды мы не виделись две недели. А почему ты спрашиваешь? Испытываешь неодолимую тягу пощекотать меня?

– Нет. Думаю, он тебе помогает.

– Так и должно быть, – фыркает Кристиан. – Я хорошо ему плачу. – Он легонько тянет меня за волосы, заставляя повернуться к нему. Поднимаю голову. – Озабочены состоянием моего здоровья, миссис Грей?

– Любая хорошая жена заботится о здоровье возлюбленного супруга, мистер Грей, – укоризненно напоминаю я.

– Возлюбленного? – шепчет он, и вопрос повисает между нами.

– Очень-очень возлюбленного. – Я приподнимаюсь, чтобы поцеловать его, и он смущенно улыбается.

– Не хотите ли пообедать на берегу, миссис Грей?

– Готова на все, лишь бы вы были довольны, мистер Грей.

– Хорошо, – усмехается он. – На борту я могу обеспечить вашу безопасность. Спасибо за подарок. – Он берет фотоаппарат и, держа его в вытянутой руке, снимает нас – в посткоитальной, постисповедальной, постщекотальной позе.

– Всегда пожалуйста. – Я улыбаюсь, и в его глазах вспыхивают огоньки.

Мы гуляем по Версальскому дворцу – роскошному, пышному, золоченому великолепию восемнадцатого века. Эту некогда скромную охотничью сторожку «короля-солнце» превратил в прекрасную монаршую резиденцию, пережившую в том же столетии последнего самодержца.

Самый потрясающий зал – Зеркальный. В западные окна вливается мягкий послеполуденный свет, и зеркала вдоль восточной стены как будто пылают, освещая позолоченное убранство и громадные хрустальные люстры. Восхитительно.

– Интересно. Вот что случается с деспотичным мегаломаном, добровольно заточающим себя в такой роскоши, – обращаюсь я к Кристиану. Чуть склонив голову, он смотрит на меня в зеркале.

– Вы это к чему, миссис Грей?

– Ни к чему, мистер Грей. Просто делюсь наблюдением.

Я делаю широкий жест рукой. Тихонько посмеиваясь, он выходит следом за мной на середину зала, откуда я, открыв рот, любуюсь открывшимся видом: великолепными садами, отражающимися в зеркалах, и великолепным же Кристианом Греем, моим супругом, наблюдающим за мной из зеркала.

– Я бы построил такой же для тебя, – шепчет он. – Хотя бы ради того, чтобы увидеть, как солнце полирует твои волосы. – Кристиан убирает мне за ухо выбившуюся прядку. – Ты словно ангел. – Он целует меня в шею пониже уха и тихонько шепчет: – Мы, деспоты, делаем это все ради любимых женщин.

Я краснею, застенчиво улыбаюсь, и мы идем дальше по огромному залу.

– О чем думаешь? – спрашивает Кристиан, делая глоток послеобеденного кофе.

– О Версале.

– Претенциозно, согласна? – Он усмехается, а я оглядываю обставленную с не меньшей роскошью столовую «Прекрасной леди» и поджимаю губы.

– Я бы не назвал это претенциозным, – оправдывается Кристиан, заметив мой взгляд.

– Знаю. Здесь просто мило. О таком медовом месяце любая девушка может только мечтать.

– Правда? – удивленно спрашивает он и застенчиво улыбается.

– Конечно.

– Осталось всего лишь два дня. Хочешь еще что-нибудь посмотреть? Что угодно, только скажи.

– Хочу просто быть с тобой.

Он поднимается из-за стола, подходит и целует меня в лоб.

– А обойтись без меня один час сможешь? Надо проверить почту, посмотреть, что происходит дома.

– Конечно, – говорю я, старательно скрывая разочарование. Целый час без него! Ну не странно ли, что мне так хочется постоянно быть с ним? Мое подсознание поджимает губы и изо всех сил кивает.

– Спасибо за фотоаппарат, – говорит он и уходит в кабинет.

Вернувшись в каюту, я решаю тоже заняться почтой и открываю лэптоп. Письма от мамы и Кейт с последними слухами и сплетнями и расспросами о медовом месяце. Что им сказать? Все было прекрасно, пока кто-то не вознамерился поджечь «Грей энтерпрайзес». Я уже отправляю письмо маме, когда в мой почтовый ящик падает сообщение от Кейт.

От кого: Кэтрин Л. Кавана

Дата: 17 августа 2011 г. 11:45 СТВ

Кому: Анастейша Грей

Тема: ОМГ!!!!

Только что услышала о пожаре в офисе Кристиана. Думаешь, поджог?

К хох

Она в сети! Я перескакиваю к своей новой игрушке – скайпу – и вижу, что она доступна. Быстро пробегаю пальцами по клавиатуре.

Ана: Ты здесь?

Кейт: ДА! Как ты? Как медовый месяц? Ты уже видела мое письмо? Кристиан знает о пожаре?

Ана: У меня все хорошо. Медовый месяц проходит отлично. Твой мейл видела. Про пожар Кристиан знает.

Кейт: Я так и думала. Новости очень скудные. Что случилось, непонятно. А Элиот, конечно, ничего не говорит.

Ана: Ищешь материал для заметки?

Кейт: Ты слишком хорошо меня знаешь.

Ана: Кристиан почти ничего не рассказывает.

Кейт: Элиот узнал от Грейс!

Ну уж нет! Вот чего не надо Кристиану, так это того, чтобы о пожаре узнал весь Сиэтл. Я решаю использовать проверенный на практике прием отвлечения из арсенала Кавана.

Ана: Как Элиот и Итан?

Кейт: Итана приняли на магистерский курс по психологии в Сиэтле. Элиот – лапочка.

Ана: Какой молодец Итан!

Кейт: Как наш любимый экс-дон?

Ана: Кейт!

Кейт: Что?

Ана: Ты знаешь что!

Кейт: Извини.

Ана: Он в порядке. Более чем.

Кейт: Если тебе хорошо, то и я рада.

Ана: Я на седьмом небе от счастья.

Кейт: Мне надо бежать. Поговорим позже?

Ана: Не знаю, получится ли. Ты посмотри, буду ли я в сети. Эти три часовых пояса, жуть!

Кейт: Согласна. Я тебя люблю.

Ана: Я тоже тебя люблю. Пока.

Кейт: Пока.

Теперь уж Кейт эту историю из рук не выпустит. Я закатываю глаза и закрываю скайп, пока Кристиан не увидел нашу переписку. Реплика насчет экс-дона ему бы точно не понравилась. Да и экс ли он? Я в этом не совсем уверена. Вздыхаю. Кейт знает все со времен нашего девичника, когда я уступила ее инквизиторским расспросам. Приятно все-таки поболтать со знакомым человеком. Смотрю на часы. После обеда не прошло и часа, а я уже скучаю по мужу. Возвращаюсь на палубу – может, он уже закончил?

Я в Зеркальном зале. Кристиан стоит рядом, смотрит на меня с любовью и улыбается. Он словно ангел. Я улыбаюсь в ответ, но потом заглядываю в зеркало и вижу себя в своей серой, унылой комнатушке. Нет! Я торопливо оглядываюсь на Кристиана – он улыбается, грустно, печально. Протягивает руку, убирает мне за ухо выбившуюся прядку. Потом поворачивается и, не сказав ни слова, медленно уходит. Идет по бесконечному залу к богато расписанным дверям, и звук его шагов отскакивает эхом от зеркал – одинокий человек, человек без отражения…

Я просыпаюсь в панике, хватая ртом воздух.

– Эй, – озабоченно шепчет он из темноты.

Здесь, он здесь. Ему ничто не грозит. Облегченно перевожу дух.

– Ох, Кристиан, – шепчу я, пытаясь усмирить скачущее сердце.

Он обнимает меня, и лишь тогда я понимаю, что по лицу у меня катятся слезы.

– Ана, в чем дело? Что случилось? – Кристиан гладит меня по щеке, утирает слезы. Я слышу его боль.

– Ничего. Просто кошмар…

Он целует меня в лоб, в мокрые от слез губы. Утешает, успокаивает.

– Все хорошо. Это только сон, – шепчет Кристиан. – Ничего не бойся. Со мной тебе ничего не надо бояться.

Я вдыхаю его запах, прижимаюсь к нему, стараясь отогнать то ощущение отчаяния и потери, что пришло во сне, и вдруг понимаю, что больше всего на свете боюсь потерять его.

Глава 5

Я поворачиваюсь, привычно подкатываюсь к Кристиану и обнаруживаю, что его нет. Черт! Сна как не бывало. Я привстаю, беспокойно оглядываю каюту. Кристиан наблюдает за мной из небольшого кресла, стоящего у кровати. Он кладет что-то на пол, поднимается, подходит к кровати и растягивается рядом со мной. На нем серая футболка и шорты.

– Не бойся. Не паникуй. Все в порядке. – Голос мягкий, тон увещевающий, словно он разговаривает с испуганным, загнанным в угол зверьком. Протягивает руку, убирает у меня с лица волосы – и я мгновенно успокаиваюсь. Вижу, он и сам обеспокоен чем-то и безуспешно пытается это скрыть.

– Ты такая нервная в последние дни.

– Я в порядке. – Безмятежно улыбаюсь – не хочу, чтобы Кристиан знал, как меня тревожит этот случай с поджогом. Я хорошо помню, что чувствовала после случая с «Чарли Танго», когда от Кристиана не было известий: пустоту в душе и невыразимую боль. Теперь те же чувства всплывают вновь, и память скребет сердце. – Ты наблюдал за мной, пока я спала?

– Да, – коротко отвечает Кристиан, изучающе глядя на меня. – Ты разговаривала во сне.

– Неужели? – Черт! Чего я там наговорила?

– Ты чем-то обеспокоена, – добавляет он, продолжая смотреть мне в глаза. Я не выдерживаю, моргаю. Нет, от этого человека ничего скрыть невозможно. Он наклоняется, целует меня между бровей. – Когда ты хмуришься, у тебя между бровями появляется что-то вроде маленького треугольника. Его так приятно целовать. Не тревожься, малышка, я о тебе позабочусь.

– Я не о себе тревожусь, а о тебе. Кто позаботится о тебе?

Он снисходительно улыбается.

– Я уже большой и достаточно страшный, чтобы самому о себе позаботиться. А теперь вставай. Прежде чем отправиться домой, я бы хотел кое-что сделать.

Он широко, как будто напоминая, что ему всего лишь двадцать восемь, улыбается и хлопает меня пониже спины. Я вскрикиваю от неожиданности и вдруг понимаю, что уже сегодня мы отправимся в Сиэтл. От этой мысли становится грустно. Уезжать не хочется. Я была счастлива двадцать четыре часа в сутки и не готова делить мужа ни с его компанией, ни с его семьей. Мы провели чудесный, волшебный медовый месяц. Не без сбоев, надо признать, но ведь это нормально для новобрачных?

А вот Кристиан взволнован как мальчишка, и его возбуждение – даже при том, что в голове у меня бродят разные мрачные мысли – заразительно. Он легко соскальзывает с кровати, и я, заинтригованная, следую за ним. Интересно, что он задумал?

Кристиан вешает мне на запястье ключ.

– Хочешь, чтобы я вела?

– Да, – улыбается он. – Не слишком туго?

– Нет, нормально. – Я поднимаю брови. – Ты поэтому надел спасательный жилет?

– Да.

Я прыскаю со смеху.

– Какая уверенность в моих способностях, мистер Грей.

– Как всегда, миссис Грей.

– Ну так не читайте мне нотаций.

– Да я и не смею.

– Смеете и будете, но только на тротуар в заливе свернуть будет нельзя.

– Сказано справедливо и к месту, миссис Грей. Будем стоять здесь весь день и обсуждать ваши навыки или все-таки отправимся на берег и повеселимся?

– Сказано справедливо и к месту, мистер Грей.

Я становлюсь за руль гидроцикла, Кристиан устраивается сзади и отталкивается от яхты. Тейлор и двое матросов с интересом наблюдают за нами с палубы. Кристиан обхватывает меня руками, ерзает, прижимается теснее. Да, вот чем мне нравится такой транспорт. Я вставляю ключ зажигания, нажимаю кнопку, и мотор отвечает громким урчанием.

– Готов? – кричу я, перекрывая шум двигателя.

– Готов и всегда буду, – отвечает он, прижавшись губами к моему уху.

Я мягко включаю передачу, и «джет-скай» отходит от «Прекрасной леди» – слишком медленно, на мой вкус. Кристиан сжимает объятья. Добавляю газу, и мы прыгаем вперед. Двигатель работает ровно, не глохнет, и я счастлива.

– Полегче! – предостерегает Кристиан, но и в его голосе звучат радостные нотки.

Я проношусь мимо «Прекрасной леди» и беру курс в открытое море. Мы бросили якорь напротив Порт-де-Плезанс Сен-Клод-дю-Вар. Вдалеке, словно встроенный в Средиземное море, виднеется аэропорт Ниццы. Уже после прибытия сюда, прошлой ночью, я слышала звук идущего на посадку самолета и теперь решаю взглянуть поближе.

Мы несемся к цели, прыгая над волнами. Я в восторге, а самое главное – Кристиан дал мне полную свободу. Мы мчимся к аэропорту, и все беспокойство, все тревоги последних дней уходят сами собой.

– В следующий раз возьмем два гидроцикла! – кричит Кристиан. Я улыбаюсь – погонять с ним наперегонки было бы здорово.

Мы мчимся через прохладное синее море к концу взлетно-посадочной полосы, когда небо над головой вдруг раскалывает грохот идущего на посадку самолета. Я вздрагиваю и, поддавшись на мгновение панике, выворачиваю руль и одновременно жму на газ вместо тормоза.

– Ана! – кричит Кристиан, но уже поздно. Гидроцикл виляет, и я, раскинув руки и ноги и прихватив с собой Кристиана, лечу в море.

Здесь холодно, не то что у берега. Я погружаюсь, но тут же всплываю – спасибо спасательному жилету, – успев отведать средиземноморской водички. Кашляя и отплевываясь, протираю глаза и оглядываюсь. Кристиан уже плывет ко мне. Гидроцикл с заглохшим двигателем беззаботно покачивается неподалеку.

– Ты в порядке?

– Да, – хриплю я и не могу скрыть радости.

Видишь, Кристиан? Это худшее, что может случиться, когда катаешься на гидроцикле! Он заключает меня в объятья, отстраняется и с тревогой шарит глазами по моему лицу.

– Видишь, все не так уж плохо! – улыбаюсь я, шлепая ладонями по воде. Не сразу, но он все же улыбается, сначала недоверчиво, потом с облегчением.

– Да уж. Если не считать, что я весь мокрый, – ворчит он совсем не сердито.

– Я тоже.

– А ты нравишься мне мокрая, – ухмыляется он.

– Кристиан! – укоризненно говорю я тоном праведного негодования. Он улыбается своей роскошной улыбкой, наклоняется, крепко целует и отстраняется. Я перевожу дух. Его глаза темнеют под полуопущенными веками, и мне становится жарко.

– Давай вернемся. Нам все равно надо принять душ. Но поведу я.

Мы прохлаждаемся в зале для пассажиров первого класса лондонского аэропорта Хитроу, ожидая рейса на Сиэтл. Кристиан читает «Файнэншл таймс». Я беру фотоаппарат, хочу сделать парочку снимков. Он такой сексуальный в белой льняной рубашке и джинсах, с засунутыми за пуговицу очками. Вспышка. Кристиан мигает и улыбается мне своей застенчивой улыбкой.

– Как самочувствие, миссис Грей?

– Не хочется возвращаться. Мне так нравится, когда тебя не нужно ни с кем делить.

Он наклоняется, сжимает мою руку. Подносит ее к губам, целует костяшки пальцев…

– Мне тоже.

– Но?.. – спрашиваю я, услышав непроизнесенное короткое слово в конце его заявления.

Кристиан хмурится.

– Но?.. – Он делает вид, что не понял. Я слегка наклоняю голову и смотрю на него с выражением «ну же, скажи», которое довела до совершенства в последние пару дней. Кристиан вздыхает и откладывает газету. – Я хочу, чтобы этого поджигателя поймали поскорее и чтобы нам не о чем было беспокоиться.

– О… – Я и вправду удивлена его откровенностью.

– Уэлчу не поздоровится, если нечто подобное случится еще раз.

Обещание звучит так зловеще, что у меня по спине бегут мурашки. Кристиан бесстрастно смотрит на меня, и я не знаю, чего он от меня ждет и какой мне нужно быть – дерзкой, легкомысленной, беспечной? Мыслей нет, и, чтобы снять возникшее между нами напряжение, я делаю то единственное, что приходит в голову: поднимаю фотоаппарат и щелкаю затвором.

– Эй, соня, мы уже дома, – говорит Кристиан.

– М-м-м, – сонно ворчу я, пытаясь удержать сон, в котором мы с Кристианом валяемся на одеяле в Кью-Гарденсе. Я так устала! Поездки ужасно изнуряют, даже если путешествуешь первым классом. Мы провели в самолете часов восемнадцать или даже больше – я уже потеряла счет времени. Дверь открывается, я открываю глаза и вижу склонившегося надо мной Кристиана. Он расстегивает ремень и берет меня на руки.

– Эй, я и сама умею ходить!

Кристиан только фыркает.

– Мне нужно перенести тебя через порог.

Я обнимаю его за шею и вскидываю бровь.

– Понесешь на тридцатый этаж?

– Миссис Грей, рад сообщить, что вы набрали вес.

– Что?

Он улыбается.

– Так что, если не возражаешь, воспользуемся лифтом.

У входа в «Эскалу» нас встречает Тейлор.

– Добро пожаловать домой, мистер Грей, миссис Грей.

– Спасибо, Тейлор.

Я одариваю Тейлора мимолетной улыбкой, и он идет к «Ауди», за рулем которой сидит Сойер.

– Так что, я действительно набрала вес?

– Немного, – успокаивает Кристиан, но лицо его вдруг темнеет. О нет… что еще?

– Ты всего лишь вернула тот вес, что потеряла, когда ушла от меня, – негромко объясняет он, вызывая лифт, и еще больше мрачнеет.

Я вижу, чувствую его боль, и под сердцем как будто повисают гири. Нет!

– Эй. – Глажу его по щеке, запускаю пальцы в волосы, тяну к себе. Он не упирается, охотно уступает. – Если бы я не ушла тогда, стоял бы ты сейчас здесь? – шепчу я, глядя в глаза цвета грозовой тучи. На губах смущенная, моя любимая улыбка.

– Нет, – тихо говорит он и, не выпуская меня из объятий, входит в кабину. – Нет, миссис Грей, я не стоял бы здесь с вами сейчас. Но я бы знал, что могу защитить тебя, если бы ты не бросила мне вызов.

В его голосе слышится нотка сожаления. Черт.

– А мне нравится бросать тебе вызов, – осторожно говорю я.

– Знаю. И мне… мне это тоже нравится, – с улыбкой признается он.

Слава богу.

– Так я тебе даже толстая нравлюсь? – шепчу я. Он смеется.