13. КАПИТАН ИНГЛЕНД

Единственное, что оставалось делать Сильверу, державшему Аннет на руках, было следовать за пиратами, которые тянулись вниз к заливу Спайкс. Не представляло особого труда определить, где они, поскольку шумные их разговоры, пение и крики раздавались так громко и беспечно, как на ярмарке в Уидскеме. Тропинка, однако, была узка и местами настолько крута, что, когда время от времени Сильвер терял из виду человека, шедшего впереди с факелом в руке, каждый его шаг требовал, несмотря на ловкость и силу, большого внимания и осторожности.

Добравшись наконец до пляжа маленького залива, он увидел оставшихся на берегу пиратов. Они ожидали, когда их отвезут с добычей на судно, бросившее якоря в море с наветренной стороны. Судовые шлюпки рейс за рейсом сновали по тихой воде под усыпанным яркими звездами черным небом.

Сильвер обратился к пирату, которого звали Бонсом. Он стоял на берегу и внимательно наблюдал за судном. Флинт, находившийся рядом, слегка поглаживал свои тонкие черные усы.

— Надеюсь, вы сдержите слово, сэр, — сказал Сильвер Бонсу. — Ведь вы обещали, что позаботитесь обо мне. Возьмите нас на борт, сэр! Бонс обернулся, пытаясь разглядеть говорившего, но не успел он ответить, как Флинт заявил издевательским тоном:

— Вот связанный бычок и сбежал с бойни. Не зваться мне Флинтом, если я позволю кому взять багажа хоть чуть более дозволенного. Слушай, приятель, — обратился он злобно к Сильверу, — капитан Ингленд, как настоящий джентльмен удачи, не берет женщин на борт, потому что от них одни неприятности и славные парни проламывают из-за них друг другу головы. Так что оставь ее на берегу, а для тебя, может, и подыщем местечко, хотя, по моему разумению, лучше всего тебе болтаться в петле здесь, на берегу!

— Эй, Флинт, — сказал Бонс, — а я и не знал, что капитан Ингленд сдал тебе командование. До сих пор я знал тебя, как квартирмейстера, так что если вдруг что изменилось, буду тебе признателен, коли просветишь меня на этот счет.

Смуглое лицо Флинта мгновенно потемнело от гнева, а Бонс продолжал весело, как бы ничего не замечая:

— Но как мне кажется, ты пока не капитан, а я все еще старший помощник, и решать буду я, если ты, конечно, не против.

Он повернулся к Сильверу:

— Вы подниметесь на борт со мной, приятель, а капитан Ингленд решит, как с вами быть. Возьмите с собой и девушку, хотя мистер Флинт и прав, сказавши, что между джентльменами удачи вроде нас не место женщинам. Впрочем, на старушке «Кассандре» можно найти десяток красивых негритянок, так что, полагаю, не имеет большого значения, окажется на борту одной смуглянкой больше или нет.

Так, менее чем через полчаса Джон Сильвер вступил на борт «Кассандры» в то время, как пираты вокруг него укладывали добычу в трюмы и готовили судно к отходу.

Сильвер стоял посреди палубы, держа за руку Аннет — она пришла в сознание еще в лодке и ловко забралась на борт, — когда Бонс хлопнул его по плечу и предложил идти за ним. Он привел Сильвера и Аннет в капитанскую каюту на корме «Кассандры», где за потрескавшимся столом красного дерева сидел капитан Ингленд, то и дело бравший солидные порции нюхательного табака, и мрачно изучал карту. Внезапно Сильвер почувствовал себя беспомощным и встревоженным. Аннет стояла возле него, затаив дыхание.

Увидя Аннет, капитан Ингленд галантно встал, предложил ей сесть и засуетился, а Бонс пододвинул ей стул, который, будь он новым, пришелся бы к месту в любом губернаторском дворце Вест-Индии. Вкратце Бонс объяснил положение.

— Да, конечно, — сказал капитан Ингленд вежливо, — славному моему экипажу всегда нужны новые товарищи, мистер Сильвер. Особенно такие, как вы. Но обычно на «Кассандре» не бывает дам, хотя, как мне кажется, в трюмах наши горячие головы прячут несколько молодых негритянок и развлекаются с ними время от времени. Думается мне, офицерам не понравится, если я нарушу правила ради вас. — Он замолчал на миг, взял еще понюшку табаку из серебряной своей табакерки и продолжил:

— Мистер Сильвер, полагаю, вы действительно желали бы вступить в береговое братство, не так ли? Если вам мешают моральные соображения, нет ничего проще, чем оставить вас, как беглого раба на необитаемом острове или отдать при первой возможности королевским судьям.

Сильвер начал горячо уверять капитана, что искренне и сильно желает поступить к нему на службу, но Ингленд прервал его:

— Разумеется, естественно, вы ведь сами пришли на борт «Кассандры». Но с этой девушкой будет трудно, — Ингленд снова замолчал в раздумье.

— Ну да, конечно. Мы вас сейчас обвенчаем, и можете оставить ее на Нью-Провиденс, где живут жены и дети джентльменов, вроде нас. И это улажено. Отлично! Мистер Бонс, не откажите в любезности позвать Иезекииля Уинтропа и скажите, чтоб шел немедленно, как только соберется.

Бонс вышел из каюты. Сильвер безмолвствовал, но Аннет подняла голову и улыбнулась ему. Улыбка согласия, смешанная со слезами раскаяния, как показалось Джону. Но это не имело значения. Все равно надо было что-то решать. Капитан Ингленд снова повернулся к ним:

— Наш проповедник Уинтроп — настоящий служитель Господа, приятель, но малость запятнал свои ризы. Присоединился к нам Уинтроп в Массачусетсе — его паства очень плохо отнеслась к слабостям своего духовного отца, имевшего неосторожность прелюбодействовать с сестрой собственной жены. Печально, конечно, но теперь и наши ребята не лишены слова Господня — поскольку он может рассказывать Святое писание с утра до вечера, только попроси.

В этот момент Бонс появился с беглым священником. Глаза преподобного Иезекииля Уинтропа были красными от беспробудного пьянства. Одет он был в темный кафтан, грязные оранжевые панталоны и поношенные сапоги. Из-за пояса торчал кремниевый пистолет. Завидя Аннет, он непристойно ухмыльнулся и подмигнул ей.

— Эй, Уинтроп, сказал Ингленд, — венчай эту парочку влюбленных, да поживее.

— Слава Богу, капитан Ингленд! — изрек Уинтроп высоким голосом. — Я всегда готов к сему делу. Но Господь в премудрости своей заставил меня забыть мой верный молитвенник.

Он похлопал себя по карманам и воздел очи горе в притворном отчаянии, как будто искал молитвенник среди балок потолка каюты.

— Слушай, Уинтроп, — сказал бесцеремонно Ингленд, — у нас нет времени слушать твои проповеди, особенно теперь, когда пора сниматься с якоря. Не все ли равно, по какой книге прочтешь? Думается, это тоже делу не помеха!

Отворив дверцу ближайшего шкафа, он вынул оттуда небольшую книгу и кинул ее Уинтропу.

— А, — сказал Уинтроп, разглядывая внимательно книгу, — Беньян. — Я всегда говорил, что ничем не тронуть христианскую душу так, как «Путешествием паломника». — Он полистал страницы и наконец объявил: — Да, вот это больше всего подойдет тем, кто готовится к долгому совместному пути в браке. Встаньте, чада мои!

После этого вздохнул, благочестиво всхлипнул и принялся читать нараспев, не переставая бросать взгляды на бюст Аннет.

— Чьи эти прекрасные горы? И чьи стада эти, что тут пасутся?

Пастырь: — Иммануиловы эти горы. С них виден град Его, и Его эти стада, за них жизнь свою отдал.

Христианин: — Отсюда ли достигну небесного града?

Пастырь: — Да, верен сей путь.

Христианин: — И долго ли следовать сим путем?

Пастырь: — Очень долго, особенно тем, кто истинно жаждет пойти туда.

Держа Аннет под руку, Сильвер удивленно слушал, как пьяный Уинтроп неожиданно сильным и красивым голосом читал о странствиях паломника к прекрасным горам. А в это время с носа судна зазвучала песня моряков, выбиравших при помощи кабестана якорные цепи. Песня дикая, прерываемая хохотом и пьяной руганью:

Пятнадцать человек на сундук мертвеца.

Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Пей, и дьявол тебя доведет до конца.

Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Каюта наполнилась страшной какофонией — напевный голос Уинтропа мешался с разудалой песней экипажа. Аннет задрожала, а Бонс мрачно усмехнулся.

Внезапно капитан Ингленд стукнул кулаком по столу.

— Достаточно, Уинтроп! — рявкнул он. — Это венчание, а не посвящение в сан. Кончай, у нас много работы! — и обратился к Сильверу и Аннет вполне вежливо: — Объявляю вас мужем и женой. Не совсем по церковным канонам, но вполне достаточно для пиратов Нью-Провиденса, куда мы плывем. — Ингленд поднялся. — Брачную ночь проведете в лазарете, — сказал он Сильверу. — И на вашем месте я бы держал жену под запором, пока не достигнем Багамских островов. Среди наших моряков немало таких, кто охоч разевать рот на чужое добро, в том числе и наш святой приятель пастор. Уинтроп, — крикнул Ингленд умильно улыбавшемуся проповеднику, — пошел вон! Мистер Бонс, пойдемте со мной.

Капитан вышел из каюты, спеша подставить паруса бризу и дать судну курс.

Так Сильвер попал в «береговое братство», как пираты Карибского моря часто называли свое содружество, и при этом добыл себе жену. Я особенно удивился, когда вдруг понял в одном месте его рассказа, что «старуха негритянка», «хозяйка», о которой он время от времени вспоминал на «Эспаньоле», была не кто иная, как Аннет Дюбуа. Но с другой стороны, после этих событий прошло столько лет.

Конечно, ревнители расовой чистоты поморщатся при чтении моего рассказа, поскольку в жилах Аннет текла наполовину негритянская кровь, но Сильвер не моргнул бы и глазом, знай он, что кровь ее смешана со ртутью или расплавленным оловом, поскольку любил ее искренне и более, чем любое другое человеческое существо. В сущности, драматическое бегство из имения Дюбуа и наскоро заключенный на борту «Кассандры» брак связали их так тесно, что союз этот оказался сильнее всех дальнейших испытаний и невзгод.

Пока «Кассандра» шла на северо-запад, подгоняемая попутным ветром, Сильвер изо всех сил старался добиться хорошего к себе отношения капитана Ингленда и его людей. Это не составило особого труда: Джон умел расположить к себе людей и был первоклассным моряком, и капитан, казалось, благоволил ему. Кроме того, Сильвер умел быстро ориентироваться; довольно скоро понял, что положение капитана Ингленда зависело прежде всего от его умения приводить людей к богатой добыче. Не сумей он учуять добычу, экипаж вправе был низложить его и избрать капитаном другого. А при малейшем подозрении в измене пираты могли вручить ему черную метку, после чего бедняге оставалось бы только читать молитвы и уповать на милость Господню.

Билли Бонс был первым помощником капитана Ингленда, точнее его штурманом. Прежде чем стать пиратом, Билли бежал из дома в Коннектикуте и плавал под началом одного капитана, промышлявшего контрабандой между Новой Англией и испанскими владениями в Карибском море. Он выучился навигации и чтению карты, но счастье ему изменило: британские власти задержали судно к северу от Ямайки и Бонса приговорили к двадцати годам каторжных работ в Джорджии. Шесть лет спустя он сумел подкупить стражу и бежал, добрался до Нью-Провиденс, где познакомился с Инглендом. Они быстро сошлись, быть может из-за сходства судеб — Ингленд ранее был помощником на небольшом сторожевом корабле с Ямайки и, когда пираты захватили судно, предпочел полную опасностей жизнь морского разбойника путешествию на доске note 3.

Следующим в иерархии был Джетроу Флинт, квартирмейстер, отвечающий за дисциплину экипажа и раздел добычи. Флинт был сыном одного диссидента note 4 из Уэльса, бежавшего на Рид-Айленд, чтобы свободно жить и исповедовать веру без препятствий со стороны англиканской церкви. Затем старый Флинт перебрался на остров Сент-Китс в Карибском море, где и погиб при одном из частых нападений французских корсаров, однако его сыну Джетроу удалось спастись и он попал в компанию пиратов на Наветренных островах. Флинт был жестоким, холодным, беспощадным человеком, любившим пытать пленников просто ради удовольствия. Этого капитан Ингленд не выносил, поэтому между ними часто возникали разногласия. Флинт был воспитан отцом в глубоком убеждении, что женщина суть сосуд греха, и Сильвер клялся, будто за все время, которое он его знал, ни разу не видел, чтобы Флинт глядел на женщин с вожделением, кроме тех моментов, когда его одолевал бес. Но более всего Флинт ненавидел французов, убивших его отца, и испанцев — идальговцев, как многие их называли, которых не отделял от иезуитских козней и преследований за веру.

В иерархии «берегового братства» за квартирмейстером следовали старший канонир, боцман, рулевые и плотник, равно как и оружейные мастера. Из экипажа Ингленда служили потом у Флинта, а после этого плавали на «Эспаньоле» плотник, медлительный, спокойный моряк по имени Том Морган, и боцман Джоб Андерсон. Все они от капитана до оружейных мастеров именовались «лордами» и имели право на большую долю добычи, чем обычные моряки. Внешне «лорды» мало чем отличались от других, но были более опытными моряками. Надо отметить, что если главари какого-либо пиратского корабля проявляли нерешительность или же им изменяла удача, экипаж вправе был низложить «лордов» и избрать на их места других моряков.

Сильвер вскоре понял, что порядок на «Кассандре» зависит от непрекращающихся успехов в налетах, подкрепленных сильной рукой и острым языком. Во время своих вахт на всем протяжении пути к Нью-Провиденс Сильвер, входивший в вантовую команду и работавший на фок-мачте, молнией летал вверх-вниз по снастям, поднимая и спуская паруса, поправляя такелаж. Своим новым товарищам он пришелся по душе, а капитан Ингленд и Бонс часто хвалили его за усердие и хорошую работу.

Для Аннет плавание было смесью радости с горем. Она была счастлива, оставаясь наедине с Джоном, но известие о гибели отца перенесла тяжело, как женщина со страстной натурой. Хотя Сильвер благоразумно утаил от нее подробности убийства Дюбуа, Аннет догадалась, чьих рук это дело, и глубоко возненавидела Флинта. Он же глядел на жену Сильвера как на альбатроса — предвестника несчастья на судне, по поверьям моряков, и от этого оба они взаимно ненавидели друг друга. Эта вражда перенеслась и на отношения между Флинтом и Сильвером, что последний неоднократно испытывал в дальнейшем.

Как бы там ни было, Джон Сильвер с облегчением наблюдал, как на горизонте возникает остров Нью-Провиденс — одинокий зеленый холм посреди сияющего моря. В город наезжали, как было известно всей Вест-Индии, самые отъявленные головорезы Карибского моря, но он, Джон Сильвер, все же шел в это осиное гнездо с гордо поднятой головой, как свободный человек.

14. НА МАЛАБАРСКИЙ БЕРЕГ

Капитан Ингленд говорил просто и ясно, чтобы каждый из сидевших перед ним в обширном зале трактира возле порта Нью-Провиденс шести десятков моряков мог понять его мысли, но Сильвер все же напрягал слух, чтобы не пропустить ни слова.

— Братья, — говорил капитан Ингленд, — я думаю на известное время увести «Кассандру» из Карибского моря. В последнее время испанцы выслали нам вдогонку боевые корабли, а Картахена, Каракас и Гавана прямо-таки ощетинились орудиями. Не то чтобы я боялся этих идальговцев, тем более французов или голландцев, черт бы их побрал, или даже кораблей короля Георга, разрази его гром, но думаю, что это не означает для нас непременно стремиться поплясать на рее.

На миг Сильвер отвлекся и оглядел пиратов, внимательно слушавших Ингленда. Вилли Бонс задумчиво кивал, как бы во всем соглашаясь с капитаном; рядом с ним сидел Андерсон. Том Морган вперил бессмысленный взгляд в свои сапоги, а слева от него обезображенное лицо Флинта выражало недовольство и презрение. Остальные представляли собой невообразимую смесь: сгрудившись и перемешавшись, сидели здесь англичане, шотландцы, валлийцы, несколько ирландцев, мулатов и квартеронов, один дезертир-испанец, пара дюжих голландцев, похожих на близнецов, высокий бледнолицый финн, разжалованный португальский капитан, дюжина французских корсаров, группа янки и скандальный баптист из Каролины. Большинство из собравшихся на сходку внимательно следили за словами капитана Ингленда.

— Последний поход к заливу Пария близ Тринидада без малого не обернулся катастрофой. Испанцы поставили в засаду где-то возле Порт-оф-Спейна два фрегата, и нам пришлось бежать, пока они не зажали нас в клещи. Если бы нам не повезло на Гренаде и Барбадосе, мы вернулись бы сюда с пустыми руками!

«Странно, — подумал Сильвер, — с детства я воспитан в ненависти к Испании и папистам, а вот поди ж ты — не направь эти идальговцы два фрегата в залив Пария — конец бы мне настал! Боже, храни Его католическое величество короля Испании и обеих Индий, но только ради этого случая!»

— Итак, братья, — продолжал Ингленд, — я предлагаю отправиться в Ост-Индию, к берегам Малабара. В Индии нас ждет богатая добыча; рассказывают, там все перегрызлись друг с другом — англичане, португальцы, французы и даже сам Великий Могол. В разгар войны им будет не до нас и мы добудем сколько угодно жемчуга, золота и пряностей. Захотим — нападем на Бомбей. А если обожжемся, то сможем передохнуть на Мадагаскаре, где вольготно живут и правят джентльмены вроде нас. Ребята, — добавил Ингленд, слегка понизив голос, — этот поход придется по вкусу не каждому. Кое-кому из вас покажется нелегким расстаться с Нью-Провиденс, может быть, на целых два года. Решайте сами. В этом походе нам предстоит или обрести огромные богатства, или сдохнуть с голода в какой-нибудь португальской тюрьме. Все может быть, ребята, но я уверен в успехе, ибо недаром зовут нас джентльменами удачи, разрази нас гром! Хочу знать, братья, что вы думаете на этот счет.

Первым раздался резкий и тонкий голос Флинта:

— Не отрицаю, что капитан Ингленд кое в чем прав, — сказал он, — но прав он, думается мне, не во всем. Уверен, что не пройдет много времени, как лондонское правительство набросится на испанцев и примется жестоко их карать за то, что эти идальговцы останавливают и обыскивают английских купцов на море. А вот тогда-то и наступит наше время на Карибском море — запишемся каперами и еще орать будем: «Да здравствует король Георг!» или как там еще! Одним словом, — его тонкие губы сурово сжались, — мне еще не надоело срубать испанские тыквы.

Билли Бонс заговорил сразу же после него.

— Все мы знаем, что такое Флинт, — сказал он грубо, — и пускай он сам охотится на испанцев. Я голосую за капитана Ингленда. Он прав, здесь становится опасно, горячо, а мне не улыбается быть поджаренным на медленном огне.

Многие из пиратов одобрительными возгласами встретили эти слова. Флинт, холодный и сдержанный, пожал плечами.

Предложение капитана Ингленда завладело воображением Сильвера. Малабарский берег с его баснословными богатствами, вольной жизнью и возможностью разбогатеть приманивал его, как далекая, загадочная и соблазнительная восточная сирена. Но надо было подумать и об Аннет, поскольку она оставалась в компании других пиратских жен в жалких лачугах Нью-Провиденса. Вопрос был в том, сможет ли она примириться с тем, что он покинет ее на два года, а может быть, и на больший срок. «К дьяволу, — подумал он, — она все простит, если я вернусь с мошной золота!» Тогда они могли бы покинуть Нью-Провиденс и поселиться в другом месте, может быть даже в Англии, и зажить там богато.

Он поднялся.

— Друзья, — начал он, — я за капитана Ингленда и скажу вам почему. Потому что дурень, как кричит кто-то из угла? Нет! Дело в том, что все, им сказанное, совершенно разумно, вот почему! Тут земля начинает гореть у нас под ногами, идальговцы зашевелились, а лорды адмиралтейства по глупости или скаредности не делают того, что надо бы сделать. Верьте мне, так и будет, а войны, обещанной Флинтом, мы еще десять лет не увидим. Поэтому я за Малабарский берег и не зваться мне Сильвером, если не привезу обратно усы самого Великого Могола в золоченом чехле.

Одобрительные возгласы и смех были ему ответом, и, довольный собой, Сильвер сел. После его речи капитан Ингленд предложил голосовать, и около сорока рук поднялись в его поддержку. Стало ясно, что Флинт проиграл. В скором времени он принялся искать сторонников плана регулярных набегов на берега Флориды.

Двумя днями позже капитан Ингленд собрал на «Кассандре» тех, кто его поддержал, для подписания договора и выборов офицеров. Подписи под текстом договора ставили по кругу, чтобы невозможно было установить, кто в каком порядке подписался, если попадешь в беду, нельзя будет установить предводителя. Сильвер был один из немногих, кто мог подписаться правильно,

— большинство пиратов приложили пальцы или с трудом нацарапали инициалы на захватанной грязными руками бумаге.

Когда с этим было покончено, капитан Ингленд обернулся к ним, предварительно ухватив из табакерки огромную понюшку табаку и шумно чихнув.

— А теперь слушайте, — сказал он. — Отплываем через четыре дня, как только загрузим провиант и проверим состояние «Кассандры». Договор уже всеми подписан, но для тех, кто неважно читает, объявляю самое важное: в этом плавании женщин на борт не берем; запрещается игра в карты и кости на деньги, также дуэли и выпивка после полуночи; добычу делит квартирмейстер; все споры разрешаются капитаном и его помощниками.

Капитан Ингленд продолжал и перечислил почти пятьдесят пунктов, так что Сильверу показалось, что нет особого различия, служить ли под сенью британского флага или под пиратским знаменем. Здесь надо отметить, что черное полотнище с нарисованными на нем черепом и скрещенными костями, столь обычное во времена Моргана и д'Олонне, почти никогда не реяло над палубами кораблей Ингленда, Флинта и иных наших, к прискорбию моему и всего просвещенного XVIII века, современников. На «Кассандре», к примеру, имелись флаги важнейших морских держав, поднимавшиеся на флагшток сообразно обстоятельствам, — один день пираты представлялись судном, идущим под красно-золотым имперским флагом Испании; на следующий день поднимали трехполосное красно-бело-синее знамя Голландской республики.

Сильвер заметил, насколько деловым человеком оказался Ингленд, при подготовке к отходу судна, что усилило его уважение к капитану. Со своей стороны, Ингленд высоко оценил Сильвера, как умелого моряка, а особенно его искусную работу с такелажем и умение ладить с людьми. Именно поэтому капитан предложил его в боцманы «Кассандры»; назначение Сильвера, как и остальных «лордов» (да простит мне читатель, но в дальнейшем изложении я буду, слегка уклоняясь от истины, именовать их офицерами — уж больно неподходящее и режущее слух каждому добропорядочному англичанину придумали для своих вожаков эти разбойники), решалось голосованием экипажа. Сильвера избрали почти без возражений, что его удивило и порадовало. Билли Бонс продолжал оставаться первым помощником и штурманом. Квартирмейстером избрали полного пожилого португальского капитана; Ингленд предполагал, что он будет очень полезен, если решат пойти в Гоп или в какую-либо из португальских факторий на западном берегу Индии. Джоб Андерсон стал главным оружейным мастером, а Том Морган — корабельным плотником. Одного из голландцев сделали старшим канониром, а рулевым поставили молодого тощего человека с прямыми черными волосами и настолько печальным и виноватым выражением лица, что все звали его просто Черным Псом.

Среди рядовых пиратов было несколько человек, которых Сильвер тайно приметил и держал под наблюдением, как возможных смутьянов: один из них — высокий желтоглазый Джордж Мерри (Весельчак), чье имя никак не соответствовало этому хмурому грубияну; другой — буйный и неуклюжий ирландец по имени О'Брайен, сосланный из Донегала на Барбадос в каторжные работы по приговору королевского суда за браконьерство.

Покончив с выборами офицеров «Кассандры», Сильвер быстро вернулся к Аннет. Устроились они в маленькой комнатушке сзади большого деревянного сарая, служившего складом для пиратов Нью-Провиденс.

На складе хозяйничала пятидесятилетняя толстуха Маргарет Бони. Муж ее ушел тринадцать лет назад в набег на северо-восточное побережье Бразилии и до сих пор не вернулся. Сейчас она жила здесь и спала между мешками с зерном и сушеными бобами. Связка ключей от склада всегда болталась на ее необъятной груди.

Сильвер отворил дверь своей комнаты. Прошел едва час после полудня, и внутри было так жарко и душно, что, казалось, воздух можно резать ножом. Маленькое продолговатое окно, забранное железной решеткой, было затянуто материей, прибитой к грубой деревянной раме. Солнечный свет проникал сквозь ткань, но для Сильвера, вошедшего с улицы, ярко освещенной солнцем, в комнате стояла тьма кромешная.