Глава 5

Князь распахнул окно. Шпион сломя голову удирал по газону. Перекинув ногу через подоконник и согнувшись, Николас попытался протиснуться в окно. Не спуская глаз с улепетывающего шпиона, он выругался, ибо понял, что пролезть сквозь окно ему не удастся, князь был для этого слишком крупным и высоким. Он помедлил, скорчившись на подоконнике, и вдруг с удивлением прищурился. Ему привиделось нечто невероятное. Николас не верил своим глазам. Не может быть!

Он спрыгнул с подоконника и, промчавшись по коридору, выскочил через черный ход. Обогнув угол, князь оказался возле фасада, откуда как на ладони была видна вся улица. Его противник бежал теперь по другой стороне улицы. Николас подбоченившись смотрел ему вслед. Его не одурачишь!

Маленький шпион, как ни абсурдно, был не мужчиной, а женщиной.

Это так позабавило князя, что он, рассмеявшись, застегнул камзол. Мгновение спустя Николас пересек улицу и подозвал наемный экипаж.

Кэролайн, едва переводя дух, влетела в магазин. Отец, занимавшийся с покупателями, взглянул на запыхавшуюся дочь, и глаза его округлились. Кэролайн узнала клиента, пожилого джентльмена, большого любителя готических романов. Повернувшись к мужчинам спиной, она сделала вид, что разглядывает корешки книг на одной из полок, и дрожащей рукой начала перелистывать томик Чосера.

Ну и ну, еле ноги унесла!

Девушка все еще не пришла в себя от потрясения, которое испытала, столкнувшись лицом к лицу с Северьяновым. Ведь их разделяло одно лишь оконное стекло! Она не могла забыть его разгневанное лицо и не сомневалась, что если бы замешкалась и не успела удрать, князь разбил бы стекло, и тогда ей не поздоровилось бы.

Одежда на Кэролайн промокла от пота. Ей пришлось пробежать несколько кварталов, прежде чем она наняла кеб и доехала до дома. У нее до сих пор дрожали колени.

Если бы Северьянов поймал ее, то был бы вправе привлечь к суду за нарушение границ частных владений. Вообще-то в подобных переделках Кэролайн еще не бывала. Но и шпионить за частной жизнью объектов своих обличительных статей ей еще не случалось.

Звякнул колокольчик над входной дверью. Кэролайн обернулась и равнодушным взглядом проводила уходившего из лавки мистера Эймса. Как только за ним закрылась дверь, она увидела, с каким изумлением взирает на нее отец.

— Ты не поверишь тому, что со мной произошло! — воскликнула девушка.

Джордж подошел к ней.

— У тебя эспаньолка съехала набок.

Кэролайн провела рукой по своей накладной бородке и поняла, что с одной стороны она отклеилась. Девушка покраснела. Неудивительно, что прохожие так странно поглядывали на нее!

— В следующий раз приклей ненадежнее, — насмешливо посоветовал Джордж.

Кэролайн вздохнула и, сняв бородку, сунула ее в карман коричневого сюртука.

— Прошлой ночью его жена чуть не умерла.

— Чья жена? — удивился Джордж, поправляя сбившуюся набок треуголку дочери.

— Жена Северьянова, — нетерпеливо пояснила Кэролайн, еще не оправившаяся вполне. Она представила себе вчерашнюю сцену: князь приезжает домой после любовных утех и обнаруживает, что его жена при смерти. Интересно, ощутил ли он угрызения совести? Наверное, князя мучило раскаяние, ведь его жена потеряла ребенка. Их ребенка. Однако не очень-то похоже, что он убит горем. Князь завтракал как ни в чем не бывало. Неужели он такой бесчувственный чурбан? Девушка даже передернулась от возмущения. В памяти возникло его красивое, смуглое от загара лицо. Уж лучше бы оно было обезображено шрамами или изрыто оспой!

— Так вот куда ты ходила! — нахмурившись проговорил Джордж. — Кэролайн, прошу тебя, не преследуй этого русского. Оставь его в покое.

Девушка смутилась. Отец говорил непривычно резким тоном. Хотя Кэролайн едва исполнилось восемнадцать лет, Джордж всегда уважал независимость ее суждений и обращался с дочерью как со взрослым человеком. Он никогда не поучал Кэролайн, даже в детстве, и позволял ей сделать собственный выбор. Но сейчас его слова поразительно напоминали приказ.

— Почему я должна оставить его в покое? Он воплощает в себе все то, против чего я борюсь: безнравственность, экстравагантность, самодовольство, потворство собственным прихотям и тиранию. Подумай сам, папа: в России существует крепостное право!

Джордж вздохнул.

— Разве в этом виноват Северьянов?

— Но он соучастник этого, — упрямо заявила Кэролайн. — Я не могу уважать человека, который является в нашу страну в разгар войны с официальной миссией, но ведет себя как безответственный повеса, так, будто в мире ничего страшного и не происходит. Согласись, он должен был бы подавать пример и нам, и своему народу. А вместо этого предается разгулу всю ночь напролет, когда его жена лежит на смертном одре.

— Не все люди так высоконравственны, как ты, — улыбнулся Джордж. — Вижу, у меня нет шанса победить тебя в этом споре. Не решаюсь даже спросить, как ты узнала о его жене. И все же надеюсь, что ты не станешь писать о княгине в своей колонке.

— Конечно, не стану. Это был бы удар ниже пояса, однако уповаю на то, что этому человеку стыдно за свое поведение. — Кэролайн ступила на лестницу. — Хотя сильно сомневаюсь, что он когда-нибудь задумывается о своих поступках. Пойду-ка я к себе и переоденусь.

— Хорошая мысль. А мне надо уйти по делам.

Кэролайн кивнула и, быстро поднявшись по лестнице, вошла в свою комнату. Сняв с себя мужскую одежду, она аккуратно повесила ее. Надев сорочку, панталончики и светло-голубое платье с широким поясом под грудью, девушка несколькими взмахами щетки расчесала белокурые волосы. Мысли ее то и дело возвращались к Северьянову. На лице Кэролайн заиграла улыбка: так или иначе, утро у нее оказалось весьма удачным.

Разве можно оставить его в покое? Если князь будет по-прежнему давать пищу для ее сатирической рубрики, она, как и подобает уважающему себя журналисту, воспользуется этим материалом. Ведь цель статей Коппервилла в том, чтобы показать лицемерие общества и, если получится, заставить хотя бы некоторых из его представителей задуматься над своим поведением.

Интересно, будет ли князь на ужине с танцами у Шеффилдов, который должен состояться через несколько дней? Хотя намечается не бал, приглашено не менее сотни гостей, поскольку праздник был посвящен пятидесятипятилетию лорда Шеффилда. Кэролайн задумалась о том, кого туда пригласят. Она знала, что там наверняка будет принц-регент. О каждом шаге этого человека ей сообщал один из его слуг, с которым она завела дружбу. Съедутся на вечер, видимо, также лидеры партии тори, включая Ливерпула. Поэтому если Северьянов и не получил приглашения, то сам напомнит о себе. Кэролайн не сомневалась: леди Шеффилд ни при каких обстоятельствах не исключит из списка приглашенных никого из членов королевской семьи, тем более этого красивого русского князя. Девушка отметила в своем дневнике, что на этом приеме ей необходимо присутствовать. Нельзя же упустить такой случай!

Взглянув на себя в зеркало, стоявшее на небольшом бюро, она скорчила гримасу своему отражению. Щеки у нее все еще горели, глаза лихорадочно блестели. Кэролайн вдруг представила себе зал, освещенный десятками канделябров, пары, вальсирующие по паркету под звуки скрытого от глаз оркестра, слуг, снующих между гостями и разносящих прохладительные напитки… И Северьянова, на голову возвышающегося над толпой и надменно наблюдающего за танцующими. Ей совсем не хотелось снова переодеваться лакеем и наблюдать за происходящим, стоя в толпе слуг за дверью.

Но хватит ли у нее смелости? Сможет ли она дерзко присвоить себе чужой титул, чтобы получить доступ на праздник и увидеть все происходящее, так сказать, изнутри? Удастся ли избежать разоблачения? Ведь ее могут выдворить оттуда с позором! Правда, попав туда, Кэролайн затеряется в толпе, и никому до нее не будет дела.

Сердце у девушки учащенно забилось. Почему бы не попытаться? Ведь проникнув на праздник, она получит обширнейшую информацию! И не только о Северьянове!

Взбудораженная своей затеей, Кэролайн спустилась вниз. Джордж, собираясь уходить, уже надевал сюртук и цилиндр.

— Вернусь часа через два, — сказал он, взяв с конторки связку книг.

Кэролайн кивнула. Покупателей в лавке не было, и она проводила отца до двери. Потом, подойдя к конторке, девушка проверила выручку за утро. Увы, была продана всего одна книга. Кэролайн немного огорчилась, но быстро прогнала грустные мысли. Она редко впадала в уныние, ибо была по природе оптимисткой. Долго тянулась зима, и весна слишком медленно вступала в свои права, но Кэролайн знала, что скоро наступит лето и торговля оживится. Обязательно. Война сильно подорвала торговлю, как и все прочее. От инфляции, нехватки товаров, безработицы страдали все, кроме богачей. Не хотелось думать об этом, но с каждым месяцем становилось все труднее платить за аренду, да и государственные налоги превращались в тяжкое бремя. Девушка благодарила судьбу за то, что статьи Коппервилла с самого начала пользовались успехом у читателей. Ее работа в газете приносила маленький доход, но для них с отцом он был существенным подспорьем.

Услышав, как звякнул колокольчик, Кэролайн отложила бухгалтерскую книгу и с улыбкой подняла глаза на посетителя. И тут у нее перехватило дыхание.

В дверях стоял князь Северьянов. Его высокая, внушительная фигура заполняла собой дверной проем, заслоняя проникавший снаружи солнечный свет.

Кэролайн, не веря своим глазам, оцепенела от удивления. Северьянов пристально посмотрел на нее, и на губах его заиграла улыбка. Он вошел в лавку, и дверь закрылась за ним.

Кэролайн вздрогнула. Мозг ее лихорадочно работал. Князь знает. Знает, что она, переодевшись в мужскую одежду, шпионила за ним…

Но Северьянов ни в чем не обвинял ее. С щеголеватой ленцой он подошел ближе и, остановившись перед конторкой, медленно обвел взглядом Кэролайн от макушки белокурой головки до грудей, то есть внимательно осмотрел все, что открывалось взгляду, поскольку ошеломленная девушка так и не встала из-за конторки

— Добрый день, — сказал Северьянов с едва уловимым славянским акцентом, придающим особый шарм его безупречному английскому языку.

Кэролайн открыла рот, чтобы ответить, но язык не повиновался ей. Он не мог не догадаться. Его приход — не простое совпадение. Но ведь она не заметила, чтобы ее преследовали… Правда, Кэролайн ни разу не оглянулась.

Князь сделал шаг вперед, не сводя глаз с ее лица. Взгляд его дольше, чем следует, задержался на губах Кэролайн, и она почувствовала, как вспыхнули ее щеки. Неужели он выследил ее?

Князь снова улыбнулся своей диковатой улыбкой, от которой у Кэролайн замерло сердце.

— Мне говорили, будто это лучшая книжная лавка в Лондоне и что именно сюда следует обратиться, если нужен редкий манускрипт.

Девушка облизнула пересохшие губы, выругав себя за то, что так встревожилась.

— Добрый день, — наконец ответила она. — А что именно вы хотели бы найти? — Кэролайн показалось, что ее охрипший голос звучит, как карканье вороны.

Князь стоял очень близко, и девушка, чтобы взглянуть ему в глаза, задрала голову. Сердце у нее продолжало бешено колотиться. Он был в военном мундире. Его грудь украшали ордена и медали. Ей стало страшно. Опасность исходила от этого великолепного, сильного тела, но особенно пугала в нем бьющая через край дерзкая чувственность, заметная и в обжигающем взгляде янтарно-золотистых глаз, и в изгибе полных губ, и даже в ямочке на подбородке.

Кэролайн боялась потерять сознание. Нельзя допустить, чтобы он действовал на нее таким образом! Не уподобляться же безмозглым дамочкам, млеющим от его взгляда. Она крепкий орешек и по праву гордится своим здравомыслием.

— Я ищу трактат Питера Абеляра в подлиннике и «Энциклопедию» Бартоломью. — Северьянов не сводил с нее пристального взгляда.

— Простите, я задумалась, — встрепенулась Кэролайн. Князь начал повторять сказанное, но девушка прервала его:

— Подлинный текст трактата Абеляра написан по-латыни.

— Я это знаю, — улыбнулся он.

Кивнув, Кэролайн взяла перо и записала заказ. «Хоть бы князь не заметил, как дрожит у меня рука. Вот как? Он знает латынь? И интересуется философским учением о диалектике?» — удивленно подумала она.

— Этот трактат очень нелегко отыскать. — Кэролайн встретилась с ним взглядом. — Абеляр писал в XI веке.

— Вы хорошо образованы, — заметил русский. — Для женщины.

Кэролайн насторожилась. Может, в его словах есть какой-то подтекст?

— Я читала Абеляра. — Слова ее прозвучали с вызовом, хотя она не желала этого. — Я прочла его, когда мне было одиннадцать лет.

Если князь и удивился, то не показал виду.

— В подлиннике или в переводе? — уточнил он. Кэролайн вздернула подбородок.

— В подлиннике. — Девушка умолчала о том, что читала и перевод.

— Поразительно. — Его глуховатый голос звучал чуть-чуть интимно. — Редко встретишь женщину, свободно читающую по-латыни.

— Я и по-французски свободно говорю, — пролепетала Кэролайн, завороженная его гипнотизирующим взглядом. Князь удивленно приподнял бровь.

— Вы владеете языком, на котором говорят при дворе русского царя! Занятно. Может, вы и Бартоломью читали?

— Читала.

Он оперся руками на конторку, еще больше приблизившись к девушке. Их лица оказались в нескольких дюймах друг от друга, и она чувствовала жар, исходивший от его мощного тела.

— Кто руководил вашим образованием?

Щеки Кэролайн полыхали жарким пламенем. Наверное, в магазине слишком душно.

— Отец, — ответила она.

— Мистер Браун?

— Да.

Его взгляд снова медленно скользнул по ее лицу, оголенной шее — слава Богу, что на ней платье с глухим воротом! — и по груди.

— Когда я смогу встретиться с мистером Брауном и узнать, может ли он выполнить мой заказ?

— Он вернется через несколько часов, — пробормотала Кэролайн.

Значит, Северьянов придет еще раз? Это странно обрадовало и вместе с тем испугало ее.

Сунув руку в потайной карман, князь извлек белую визитную карточку и протянул девушке.

— Здесь указано, где меня можно найти, — чуть улыбнувшись сказал он. — На всякий случай.

Их пальцы соприкоснулись. Кэролайн вздрогнула. Уж не насмехается ли князь над ней? Может, это намек на то, что ему все известно о ее рискованной проделке этим утром? Не предполагает же он, что Кэролайн сама пожелает увидеться с ним?

— Спасибо. — Даже не взглянув на визитку, она сунула ее в ящик конторки. — Если повезет, мы, возможно, найдем для вас Бартоломью. — Кэролайн показалось, что князь видит ее насквозь и читает все мысли.

— Меня больше интересует Абеляр, — небрежно заметил Северьянов. — В любом случае передайте мистеру Брауну, что я надеюсь на его помощь. Если он выполнит этот заказ, я снова воспользуюсь его услугами.

— Не беспокойтесь, я все передам.

Губы Северьянова снова тронула улыбка. Кэролайн ожидала, что он откланяется. Но князь вместо этого неожиданно взял ее руки и, склонившись, поднес к губам.

Она вздрогнула от неожиданности. Северьянов выпрямился — ей показалось, что в его глазах мелькнула озорная искорка — и, поклонившись, вышел из лавки.

У Кэролайн подкосились ноги, и она опустилась на пол возле конторки.

Глава 6

Отец возвратился домой раньше, чем она ожидала. Кэролайн уже пришла в себя после встречи с Северьяновым. Девушка так и не поняла, выследил ли он ее, когда она бежала от его дома. Если да, то осмелится ли она проникнуть на вечер к Шеффилдам в следующий вторник? Однако это был единственный способ проверить, знает ли князь о ее затее с переодеванием.

Кэролайн охватили страх и радостное возбуждение. Хорошо, что хотя бы Коппервилл ничем не рискует. Он должен сохранить инкогнито во что бы то ни стало.

Вспомнив о своей сатирической рубрике, девушка поежилась. Интересно, видел ли он ее статью? Но может, князь вообще не читает «Морнинг кроникл»? Правда, она не сомневалась, что в конце концов кто-нибудь обязательно скажет ему об этом. Слава Богу, князь не подозревает, что она и есть Коппервилл!

— Как успехи в лавке? — спросил Джордж, снимая сюртук.

— Заходил мистер Хенсон и купил роман «Чувство и чувствительность», автор которого предпочел не раскрывать своего имени.

Кэролайн передала отцу записку с заказами Северьянова. Он прочел ее и покачал головой.

— Неужели кому-то нужен Абеляр в подлиннике? Невероятно! — Джордж удовлетворенно улыбнулся.

— Невероятно или маловероятно?

— И то и другое. — Джордж положил записку на стол. — Вот Бартоломью я, пожалуй, найду. Я видел эту книгу в Праге, в доме одного клиента. Если за книгу готовы заплатить хорошую цену, я, вероятно, заполучу ее. Но кто же сделал такие заказы?

— Ни за что не угадаешь. Не кто иной, как известный русский князь Северьянов!

Джордж насторожился.

— Он был здесь?

— Папа, в чем дело? — спросила девушка, озадаченная его реакцией.

— Кэролайн, ты написала о нем под псевдонимом «Коппервилл», статья опубликована сегодня утром в газете, и этот человек неожиданно появился в нашей лавке. Разве это не повод для беспокойства? О том, что под именем Коппервилла скрываешься ты, известно только твоему редактору да мне.

Кэролайн немного смутилась.

— Что в этом странного? У нас книжная лавка, а ему понадобились редкие книги. Князь не мог соотнести меня с Коппервиллом. Наверное, он еще не прочитал эту статью, возможно, даже не знает о ней. Однако не исключено, что князь выследил меня сегодня утром.

— Это мне не нравится! Раньше ты никогда не заходила так далеко в своих затеях.

— Но князь не обвинил меня ни в том, что я нарушила границы его частных владений, ни в чем-либо другом, — задумчиво возразила Кэролайн. — Если даже он понял, чем я занималась, то почему-то помалкивал об этом.

— Этот человек прибыл сюда, чтобы договориться о союзе между нашими странами, Кэролайн. Он русский князь, полковник и близкий друг императора Александра, — строго заметил Джордж.

Кэролайн нахмурилась.

— К чему ты клонишь, папа?

— По-моему, в своих обличительных статьях ты заходишь слишком далеко. До последнего времени ты писала об экстравагантных вкусах и недозволенных поступках представителей высшего света, но никогда еще не избирала своей мишенью государственного деятеля такого масштаба. Ты совершаешь ошибку и можешь навлечь на себя неприятности, Кэролайн, потому что вмешиваешься в дела государственной важности, тем более в военное время.

Теперь Кэролайн по-настоящему встревожилась. Что правда, то правда, уже несколько лет назад ужесточились законы, ограничивающие свободу слова, особенно по части политики. Однако едва ли кто-то вздумает обвинить ее во вмешательстве в процесс переговоров о заключении союза только на том основании, что она, уличив Северьянова в безнравственном поведении, дискредитировала его в глазах общества. Но Кэролайн понимала причину тревоги отца: ему страшно, когда она рискует, и Джордж хочет оградить ее от неприятностей. Возможно, ей действительно следует проявлять большую осторожность. Кэролайн смутилась. Отец ужасно расстроился бы, узнав, что она затевает. Он никогда ничего не запрещал ей, но, несомненно, будет волноваться и переживать за нее. Поэтому девушка решила утаить от отца, что все-таки попытается проникнуть на праздник к Шеффилдам.

Николас остановился на лестничной площадке третьего этажа своего особняка и прислушался. Здесь находилась детская и классная комната, где Катя ежедневно занималась со своим учителем Раффальди. Здесь же располагались комнаты ее гувернантки и нянюшки Лизы, хотя Николас был уверен, что нянюшка спала на тюфяке в спальне Кати, как делала всю жизнь, где бы они ни жили.

Он напряг слух, но не услышал ни детского визга, ни смеха, ни тихого пения, ни оживленных разговоров, ни даже звуков клавесина или фортепьяно, на которых Катя так хорошо играла. Тяжело вздохнув, князь свернул в коридор.

Дверь классной комнаты была приоткрыта, и Николас увидел Катю. Она сидела за столом, склонившись над книгой. Раффальди сидел напротив нее, перед ним лежала раскрытая тетрадь: он проверял Катину работу.

Гувернантке Тэйчили, по мнению Николаса, полностью лишенной человеческого тепла и сострадания, по настоянию Мари-Элен доверили воспитание Кати. Сейчас в классной комнате ее не было. Николас постучал в створку двери.

— Можно прервать вас?

Раффальди встал. Катя подняла голову от книги.

— Ваше сиятельство, — смуглый итальянец поклонился, — смею доложить, что ваша дочь сделала всего одну ошибку в сочинении.

— Рад это слышать. — Николас не сводил глаз с Кати. — На какую же тему было сочинение?

— Катя, скажи своему отцу, о чем ты писала, — улыбнулся итальянец.

— Об императрице Екатерине.

— Вот как? Серьезная тема, — сказал Николас. — Что же ты о ней написала?

— Она была великой правительницей, потому что стремилась сделать Россию лучше, — серьезно ответила Катя. — Екатерина расширила границы России и хотела, чтобы все чувствовали ответственность за своих крепостных. Она мечтала, чтобы миром правили природа и разум.

— Я поражен.

— Спасибо, папа. — Катя опустила глаза и, кажется, немного покраснела.

«Надеюсь, это оттого, что ей приятна похвала», — подумал князь.

— Не хотите ли почитать ее сочинение? — спросил окрыленный успехами ученицы Раффальди.

— Обязательно, но не сейчас. Мне нужно поговорить с дочерью наедине.

Итальянец поспешно вышел.

Николас подошел к Кате. Она сидела не двигаясь и смотрела на него. Он уселся на маленький стул напротив нее, чувствуя себя ужасно крупным и неуклюжим.

— Тебе понравился мой подарок? — спросил князь.

— Да, спасибо, папа.

Ему очень хотелось бы, чтобы девочка вскочила и, забыв о сдержанности, бросилась ему на шею.

— Ты мне покажешь его? — Князь обвел глазами классную комнату, но котенка не обнаружил.

— Покажу. Но мадам Тэйчили сказала, что я должна держать его в своей комнате.

— Принеси его. Это котик?

Катя кивнула и вышла. Вскоре она вернулась, держа на руках белый пушистый шарик с голубыми глазами. Девочка остановилась перед Николасом и с самым серьезным видом протянула ему котенка.

— Хочешь подержать его?

— Нет, спасибо. — Николас, однако, погладил котенка за ухом. Котенок замурлыкал.

Катя не отрываясь смотрела на отца.

— Как ты назвала его?

— Александром.

Николас чуть не рассмеялся.

— Ты назвала его в честь царя?

— Нет, в честь дяди Алекса.

— Мой брат будет польщен. — Князь чуть не расхохотался.

— Он сказал, что мне надо завести Александру брата и назвать его Николасом, — бесстрастным тоном сообщила Катя.

— Полагаю, одного котенка достаточно. Хочешь поговорить о том, что случилось сегодня утром?

Катя, опустив глаза, молча гладила котенка.

— Я только что разговаривал с доктором. Твоя мама вне опасности. Она будет жить.

Катя молчала. Тишину нарушало лишь мурлыканье котенка

— Она еще слаба, — продолжал Николас, теряя надежду вызвать ребенка на разговор. — Ты сможешь не заходить к ней до завтра, чтобы не тревожить ее?

Не дождавшись ответа, князь повторил вопрос.

— Да. — Катя уткнулась в шерстку котенка.

— А может, навестишь маму вместе со мной сегодня? — спросил Николас, забыв о логике.

Девочка подняла на него черные глаза.

— Я подожду, как ты просил меня, папа.

Князь кивнул и поднялся. Так было всегда: все его слова и чувства натыкались на глухую стену.

— Рад, что тебе понравился Александр, — сказал он. В комнату вошла Тэйчили.

— Ваше сиятельство, — деловым тоном проговорила она, — у Кати сейчас урок музыки.

У девочки вытянулось личико.

— И пожалуйста, отнеси котенка на место. — Тэйчили нахмурилась.

— Наверное, следует сделать так, как говорит мадам Тэйчили, — вставил Николас. — Поиграешь с Александром после уроков.

— Хорошо, папа.

Он и гувернантка проводили взглядом Катю, которая вышла из комнаты, прижимая к груди персидского котенка.

— Она, кажется, еще более подавлена, чем обычно, — заметил князь.

— Не думаю, — возразила Тэйчили. — Катя — серьезный ребенок, и в этом нет ничего страшного.

— Она что-нибудь говорила о матери?

— Нет. Катя даже не упоминала о княгине.

— Скажите повару, чтобы приготовил на десерт ее любимое сладкое блюдо, — чуть помедлив, попросил Николас.

— Вы избалуете дочь, потакая ей, ваше сиятельство.

— Это мое право, — бросил князь и вышел из комнаты.

Он спустился на второй этаж совершенно расстроенный. Видно, Катина гувернантка слишком толстокожа. Ведь даже дураку видно, что после того как с ее матерью случилась беда, Катя еще больше замкнулась в себе.

Дверь в апартаменты княгини была закрыта. Не заметив двух побледневших от испуга служанок, Николас миновал гостиную и вошел в спальню. Комната была ярко освещена, в камине пылал огонь. Он и сам не знал, что ожидал увидеть, но Мари-Элен полулежала на широкой кровати, откинувшись на огромные подушки. Темные круги под глазами были особенно заметны на ее бледном лице. На столике рядом с кроватью стоял поднос с завтраком, к которому она почти не притронулась, и узкий бокал, наполовину наполненный шампанским. Кто-то прислал Мари-Элен большой букет роз, и они стояли повсюду: на столике возле кровати, на крышке бюро, на подоконнике. Цветов было слишком много, и они раздражали. Воронский остался в России — по крайней мере так думал Николас, — так что розы прислал, видимо, какой-то другой любовник.

— Здравствуй, Ники, — сказала Мари-Элен слабым голосом. — Не хочешь ли выпить со мной шампанского?

Князь сжал кулаки. Целый день он старался не думать о событиях этого утра.

— Рад, что ты в безопасности, но для шампанского еще слишком рано.

Она пристально посмотрела на него.

— Прошу тебя, не сердись на меня, Ники. Я так слаба. Удивительно, что осталась в живых. — По ее щекам покатились слезы. Из всех женщин, каких знал Николас, только Мари-Элен не дурнела, когда плакала.

— Если ты так тяжело больна, тебе лучше воздержаться от шампанского.

Она робко улыбнулась ему.

— Кажется, ты рассердился на меня, Ники. Но я умирала и не понимала, что говорю. — Мари-Элен попыталась сесть, но это ей не удалось.

Князю стало жаль жену. Он подошел ближе и помог ей.

— Спасибо. — Она хотела взять его за руку, но князь чуть отодвинулся.

Он скрестил руки на груди.

— Откуда эти розы? От Саши?

Мари-Элен широко распахнула глаза и побледнела еще больше.

— Ну? Я жду ответа, — неприязненно бросил Николас.

— Они от поклонника — от анонимного поклонника, — ответила она. — Вон там лежит карточка.

Князь подошел к бюро и взял в руки карточку. На ней было написано: «Настоящей красавице — преданный слуга». Он отшвырнул карточку, посмотрел ей в глаза и тихо сказал:

— Ты зашла слишком далеко, Мари-Элен.

— Не понимаю, о чем ты! Князь сверлил жену взглядом.

— Как только поправишься, тебя отправят в Тверь под вооруженной охраной, где ты и останешься… на неопределенное время.

Глаза ее округлились, ноздри затрепетали.

— Ты не можешь насильно заточить меня там!

— Я уже сказал: ты зашла слишком далеко. А Катя останется здесь, со мной.

— Это не правда!

— Что — не правда, Мари-Элен?

— То, что ты думаешь. — Она тяжело дышала.

— Едва ли ты знаешь, что я думаю. — Князь направился к двери.

— Ники! Ты злишься… но что такого я сделала? Ты не можешь отослать меня отсюда! Александр этого не допустит! Он обернулся.

— Царь и мой друг. Едва ли он одобрит все твои поступки. Мари-Элен явно испугалась.

— Но ведь ты не расскажешь ему этот вздор… о Кате?

— Я предпочел бы не говорить.

Она помедлила. Князь видел, что жена лихорадочно обдумывает ситуацию.

— Ты никогда не сделаешь этого. Ты слишком любишь ее. Ты никогда не опозоришь Катю таким образом, Ники.

Она права, но Александру можно довериться, он сохранит тайну. Зная это, Николас усмехнулся.

— Если ты… — Мари-Элен задыхалась. — Я расскажу обо всем Кате… и ты потеряешь ее навсегда… уж я позабочусь об этом!

— Кажется, ты действительно вздумала воевать со мной? Слезы снова хлынули из ее глаз. Она откинулась на подушки. Николас вышел из комнаты.

Князь нашел брата в библиотеке. Тот налил две стопки водки и одну из них подал брату. Николаса очень встревожило поведение жены и ее угрозы. Впрочем, своим поведением он тоже был недоволен, но разве у него оставался выбор? Соблазнив Сашу, Мари-Элен зашла слишком далеко. Такого удара ниже пояса князь не мог простить.