– Что? – переспросил Гаррик, не сомневаясь, что ослышался.
      Элеонора не спеша подошла к окну, вглядываясь в утренний туман.
      – Отец убьет меня, если узнает, что я тебе рассказала.
      Значит, он не ослышался? Гаррик подался всем телом вперед, непроизвольно сжав кулаки.
      – Значит, ты не мать Лайонела? – изумленно выдохнул он.
      Графиня повернулась к нему. На бледном лице ее влажно блестели заплаканные глаза.
      – Лайонелу было полгода, когда я вышла замуж за твоего отца, Гаррик, – бесстрастно произнесла она. – Но я вырастила его словно собственного сына.
      Гаррик даже лишился дара речи. Прошло немало времени, прежде чем он снова заговорил:
      – Неслыханно! Кто же настоящая мать Лайонела?
      – Она была первой женой твоего отца, двенадцатой графиней Стэнхоуп.
      Эта новость поразила Гаррика еще сильнее.
      – Я рос в полной уверенности, что ты первая и единственная жена отца! – хрипло проговорил он. – Я и понятия не имел, что он был женат до брака с тобой. Но почему ты никогда не говорила об этом?
      Элеонора покачала головой. По ее щеке скатилась слеза.
      – Когда я невестой приехала в Стэнхоуп-Холл, здесь сменился весь штат прислуги, а всю деревню перевезли на другое место. Поначалу я не придала этому никакого значения. Мало ли других землевладельцев перемещали деревни, целиком или частично, потому что они мешали реконструкции старого хозяйского дома или по какой-нибудь другой причине! Я решила, что и Карстон постигла такая же участь, потому что он портил пейзаж или что-то в этом роде. Но…
      Графиня внезапно замолчала, не в силах продолжать. Горькие воспоминания сдавили ей горло.
      У Гаррика голова раскалывалась от боли. В висках болезненно стучало.
      – Значит, чтобы скрыть от тебя первый брак, он поменял всех слуг и заставил всех местных жителей перебраться на другое место, – морщась от боли, проговорил он. – Получается, он хотел лишить тебя возможности случайно узнать о его первом браке от какого-нибудь хорошо осведомленного и словоохотливого крестьянина. Но к чему такие хлопоты и денежные расходы? Разве в свете не знали о его женитьбе?
      – Я не знаю, Гаррик. Не знаю, зачем он все это сделал, но, мне кажется, даже его родителям не было известно, что он женился на Мег Макдональд.
      – Мег Макдональд?!
      – Да, ее звали именно так, – кивнула Элеонора. – Она была родом из Северной Шотландии. Возможно, твой отец опасался возмездия… не знаю.
      – Она была шотландкой! Но о каком возмездии ты говоришь?
      – Полагаю, ее родные были против этого брака. Ты же знаешь, шотландцы недолюбливают нас, англичан, точно так же, как и мы их.
      – Отец тайно женился на шотландке, – пробормотал Гаррик. – Но почему? Он любил ее?
      – Не спрашивай меня, каким образом твой отец встретил ту шотландскую девицу. Он никогда мне об этом не рассказывал, а я не смела расспрашивать его.
      – Значит, и ты почти ничего не знаешь?
      Элеонора замолчала, опустив глаза.
      – Мама!
      – Я знаю, что Мег Макдональд была уже на последних месяцах беременности, когда выходила замуж за твоего отца.
      Элеонора больше ничего не сказала, но вывод напрашивался сам собой. Граф был вынужден жениться на ней.
      – А отчего она умерла? – помолчав, спросил Гаррик.
      Элеонора замолчала, погрузившись в глубокую задумчивость.
      – Мама!
      – Она покончила жизнь самоубийством, – тихо ответила она, не глядя на сына. – Выбросилась из чердачного окна…
 
      – Милорд, прошу извинить за вторжение, но нам необходимо срочно поговорить, – сказал сэр Джон, входя в библиотеку. Его лицо побагровело от возбуждения, парик сполз набок, одна гофрированная манжета скрылась под отворотом рукава камзола, другая же, наоборот, торчала.
      Граф Стэнхоуп оторвался от деловых бумаг и поднял глаза на коренастого пивовара.
      – Прошу вас, входите, сэр Джон!
      Тот сделал шаг вперед, и за его спиной граф Стэнхоуп увидел его светловолосую дочь с заплаканными глазами и покрасневшим носом. Предчувствуя недоброе и полагая, что разговор пойдет о предстоящем бракосочетании, граф тяжело вздохнул и помрачнел.
      Гаррик чуть не погиб. Глупец! Идиот! С кем вздумал тягаться? Драться на шпагах с Арленом Эшберном! И это при том, что сам никогда не умел держать шпагу в руках! Но, слава Всевышнему, чудо все-таки произошло, его сын остался в живых.
      – Не стану ходить вокруг да около, начну с самого главного, – решительно заявил сэр Джон.
      – Присаживайтесь, прошу вас, – любезно предложил граф.
      – Предпочитаю стоять! – воинственно заявил гость.
      – Тогда, полагаю, нам не мешало бы закрыть двери. – Граф вышел из-за стола и направился к дверям.
      – Не стоит, – остановил его сэр Джон.
      – Что случилось, сэр Джон? – поинтересовался граф, стараясь говорить как можно любезнее.
      Тот вытолкнул вперед свою дочь, которая еще продолжала всхлипывать, вытирая нос вышитым батистовым платком.
      – Ваш сын соблазнил мою дочь! – трагически воскликнул он.
      Граф был сильно удивлен таким заявлением, но не подал и виду.
      – Ну что же, тогда нам придется поторопиться со свадьбой, – хладнокровно проговорил он.
      – Нет! – громко возразил сэр Джон, и это одно-единственное слово прозвучало словно пушечный выстрел. – Мою дочь соблазнил ваш старший сын, Лайонел! Теперь он, как честный человек, обязан на ней жениться!
      Граф едва устоял на ногах, услышав такое, но уже через мгновение вновь овладел собой.
      – Неужели вы думаете, что я вам поверю? – с ледяным спокойствием произнес он, глядя на побагровевшего сэра Джона. – Это что же, очередная уловка с целью заставить меня дать согласие на изменение брачного контракта и женить на вашей дочери не Гаррика, а Лайонела?
      – Какая уловка? – взвился пивовар. – Этот негодяй вчера ночью лишил ее девственности! Сьюзен вернулась домой под утро и все рассказала!
      Он схватил дочь за руку и сурово рявкнул:
      – Кто обесчестил тебя вчера ночью?
      Девушка испуганно открывала рот, но не могла выдавить ни звука.
      – Сьюзен! Говори!!! – снова рявкнул сэр Джон. – Лайонел де Вер?!
      Сьюзен упала в кресло и истерически разрыдалась.
      Граф взялся за отвороты домашнего жилета и без тени сочувствия взглянул на несчастную.
      – Театральными штучками меня не проймешь! Женские истерики на меня тоже не действуют.
      Сэр Джон грозно двинулся на него.
      – Моя дочь была девственницей до того, как ваш сын… ваш старший сын не назначил ей свидание в беседке прошлой ночью! Стэнхоуп, она не лжет! Она не умеет лгать!
      Граф внимательно взглянул на взбешенного отца, потом подошел к дверям и жестом подозвал одного из сновавших по дому слуг.
      – Найди лорда Лайонела и скажи ему, чтобы срочно явился ко мне в библиотеку.
      – Ах нет! – испуганно воскликнула сквозь слезы Сьюзен.
      – Ах да! – резко оборвал ее граф.
      В углу библиотеки бесстрастно тикали напольные часы с маятником. Сьюзен перестала плакать. Все напряженно ожидали появления Лайонела. Он вскоре и появился с беспечной улыбкой на устах. Однако, когда он увидел лица собравшихся, улыбка испарилась сама собой.
      – Доброе утро! Что тут случилось? Уж не заболела ли мисс Лейтон? – озабоченно спросил он.
      Сьюзен, которая смотрела на него широко распахнутыми, полными надежды глазами, вновь разразилась слезами, а сэр Джон бросился к нему, на ходу выкрикнув:
      – Вы должны на ней жениться!
      Опасаясь наихудшего развития событий, граф Стэнхоуп решительно преградил дорогу пивовару, уже готовому с кулаками наброситься на обидчика дочери.
      – На ком это я должен жениться? – недоуменно переспросил Лайонел.
      Сьюзен зарыдала еще громче, хотя, казалось, это просто невозможно.
      – На моей дочери! – завопил сэр Джон.
      – Успокойтесь! – рявкнул граф и повернулся к Лайонелу. – Мисс Лейтон утверждает, что прошлой ночью ты ее соблазнил. Это правда?
      – Нет! – не колеблясь ни секунды, ответил Лайонел.
      Тотчас перестав плакать, Сьюзен уставилась на своего искусителя.
      Он живо повернулся к ней и с милой улыбкой спросил:
      – Дорогая мисс Лейтон, разве я вас соблазнил?
      Сьюзен только хлопала глазами, словно потеряв дар речи. Плечи ее еще вздрагивали от горьких рыданий, она тяжело дышала и была похожа на кролика, загипнотизированного удавом.
      Не дождавшись от нее ни слова, Стэнхоуп и сэр Джон повернулись к Лайонелу.
      – Полагаю, здесь какое-то недоразумение, – спокойно проговорил тот. – Да, я встречался прошлой ночью с мисс Лейтон в садовой беседке, поскольку она ясно с самой первой встречи дала мне понять, что далеко не равнодушна ко мне. Но я позвал ее на свидание лишь затем, чтобы деликатно объяснить всю неуместность ее притязаний, поскольку она обручена с моим братом. Весьма сожалею, мисс Лейтон, но я вынужден сказать всю правду.
      Сьюзен встала, открыла рот, но так и не смогла вымолвить ни слова. Слишком велико было потрясение.
      – Он лжец! Неисправимый лжец! – завопил сэр Джон. – Моя дочь вполне могла влюбиться в него, но никогда бы не стала откровенно навязывать себя! Никогда!
      – Итак, дорогой сэр Джон, не вижу никаких оснований утверждать, что ваша дочь против воли была лишена девственности лордом Лайонелом, – отрезал граф Стэнхоуп. – Ваш фокус не удался!
      Сэр Джон в ярости уставился на графа, багровея с каждой секундой все сильнее и сильнее.
      – Я расторгаю помолвку! – громко сказал он. – И, клянусь Всевышним, всем расскажу о бесчестности вашей семейки, граф! Идем, Сьюзен!
      Не сводя изумленных глаз с Лайонела и все еще плача, она покорно двинулась за отцом на негнущихся ногах. Уже у самых дверей их остановил голос графа Стэнхоупа:
      – Неужели вы всерьез полагаете, что выиграете в борьбе со мной? Вы жестоко ошибаетесь, мой друг.
      Сэр Джон метнул на него гневный взгляд и воскликнул:
      – Я люблю свою дочь! С ней поступили бесчестно! Есть вещи, ради которых стоит драться, даже если нет никакой надежды на победу.
      – Я уничтожу вас, Джон. Сровняю с землей.
      Краткость графа произвела гораздо большее впечатление, чем многословные угрозы.
      Сэр Джон взял дочь за руку и стремительно вышел из комнаты.
      Воцарилось молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов.
      – Глупец! – повернулся Стэнхоуп к Лайонелу.
      Тот изумленно поднял брови.
      Захлопнув дверь, Стэнхоуп гневно произнес:
      – Только не разыгрывай из себя джентльмена! Я прекрасно знаю, что ты ее использовал. Такая неопытная девица, как мисс Лейтон, понятия не имеет, как соблазнить мужчину.
      – Отец… – начал было Лайонел, но граф тут же перебил его:
      – Зачем? Зачем тебе это было нужно? Понятно, что она – легкая добыча, но вокруг сотни женщин, готовых принадлежать тебе без лишнего шума!
      – Она очень мила, – пожал плечами Лайонел, поняв, что притворяться дальше нет смысла. – Жаль, конечно, что я дал волю своей страсти, но она сама виновата! Строила мне глазки при каждой встрече.
      – Мне был нужен этот брак с Гарриком! – взорвался граф.
      Лайонел счел за лучшее промолчать.
      Граф принялся расхаживать из угла в угол, словно зверь по клетке. Неожиданно он остановился и спросил:
      – А что, если Лейтон вызвал врача для официального медицинского заключения?
      – Все равно я стану все отрицать. Скажу, что это сделал Гаррик.
      Граф посмотрел на него и усмехнулся.
      – Мы с тобой оба прекрасно знаем, что Гаррик испытывает к ней отвращение и ни за что не прикоснется до официальной церемонии бракосочетания. Да и после вряд ли… Расторжение этой помолвки только обрадует его.
      Граф нахмурился и тихо чертыхнулся.
      – Простите, отец, – поморщился Лайонел. – Я знаю, что поступил дурно, но я так увлекся, что…
      – Увлекся? – переспросил граф, подходя к своему столу. – В отличие от Гаррика ты вовсе не похож на человека, который способен потерять голову из-за женщины.
      Лайонел взглянул на графа и тихо произнес:
      – Яблоко от яблони недалеко падает. Разве не так, отец?
      Граф расхохотался громовым смехом, а Лайонел, надев маску смирения, сменил тему разговора:
      – Отец, быть может, это преждевременно, но все же… Я знаю, вам нужен надежный наследник. Так стоит ли концентрировать все усилия на Гаррике? Я не такой бунтарь, как он.
      Граф понимающе улыбнулся.
      – Не волнуйся, я позабочусь о твоем будущем.
      – Тогда мне бы хотелось знать, как именно, – заискивающе улыбнулся Лайонел.
      – Завтра я собираюсь сделать официальное заявление, – отозвался граф.
      – Публичное заявление? – с надеждой в голосе переспросил Лайонел.
      – Вот именно. Завтра я объявлю тебя виконтом Кэдмон-Крэг и законным наследником по праву первородства.
 
      Арлен расхаживал по комнате в утреннем халате и тапочках. Вот он подошел к окну, чтобы раздвинуть портьеры, но, увидев за окном серое дождливое утро, передумал. Слава Богу, через несколько часов они с Элизабет отправятся в Лондон! Жизнь в деревенской глуши сводила его с ума. Правда, он еще не решил, как наказать Оливию.
      Черт бы побрал эту ведьму!
      В дверь постучали, и он повернулся, сказав: «Войдите!» При виде появившейся на пороге Элизабет сердце у него оборвалось.
      В розовом утреннем платье, она так и сияла красотой и свежестью. Самая прекрасная на свете женщина! Именно так думал всегда при виде ее Арлен. Во всяком случае, с тех пор, как ей исполнилось двенадцать, он не переставал искренне восхищаться ею.
      – Доброе утро, дорогой! – протянула она нежным голоском и, подойдя к окну, распахнула голубые портьеры.
      – Сейчас только половина одиннадцатого. Так рано никто не встает. Думаешь, тебе пристало сейчас находиться в моих покоях?
      Она беспечно махнула рукой.
      – Никто не посмеет нас побеспокоить, Арлен. Ну не будь таким занудой! Всем и так известно, что ты меня очень любишь. – Она озорно улыбнулась. – Ну запри дверь на замок, если не можешь иначе, и давай поговорим.
      Арлен послушно запер дверь и повернулся к сестре.
      – Смею надеяться, никто и не подозревает, насколько сильно я тебя люблю, – двусмысленно улыбнулся он.
      Она залилась заразительным смехом, нисколько не опасаясь, что ее услышат слуги. В этом была вся Элизабет – самоуверенная до предела.
      – Ты не забыла? Сегодня мы уезжаем, – напомнил ей Арлен.
      – Я знаю, но, честно говоря… мне что-то нездоровится, и я хотела бы остаться здесь, в деревне, еще на несколько дней.
      Арлен сразу же вспомнил, что она действительно недомогала последние дни.
      – Но ведь ты ненавидишь деревню.
      – Так-то оно так, но сейчас мне почему-то лучше здесь, на свежем воздухе. А ты поезжай без меня, Арлен, я нисколько не обижусь. Я останусь здесь еще на день-два, а потом приеду в город, – улыбнулась она.
      – Хочешь, я тоже останусь, – неуверенно предложил Арлен, которому очень хотелось уехать наконец в Лондон.
      – Дорогой, – потрепала его по щеке Элизабет. – Хоутон пробудет в Лондоне еще по крайней мере дня два. Потом он отправится со своими дружками куда-то в Шотландию, и я буду в твоем полном распоряжении.
      Немного поразмыслив, Арлен согласно кивнул.
      – Ладно, я поеду в Лондон, а ты постарайся как следует отдохнуть и набраться сил, чтобы мы могли вволю поразвлечься, когда ты вернешься.
      Элизабет улыбнулась и поцеловала его в щеку.
      – Не волнуйся. Что еще делать в этой глуши, кроме как есть и спать?
      Арлен рассмеялся.
      – Ну, – вопросительно взглянула на него Элизабет, – ты уже решил, что станешь делать со своей неверной женушкой?
      – Зачем ты напоминаешь мне об измене? – поморщился Арлен, словно у него внезапно разболелся зуб.
      – Да-да, она тебе изменила! – подхватила Элизабет. – И не с кем-нибудь, а с Гарриком де Вером!
      – Я загнал его в угол! Я вовсе не поскользнулся! Кто-то подставил мне подножку! – воскликнул Арлен, жалея, что не убил Кэдмона.
      – Мы с лордом Мэнионом видели все своими глазами, – осадила его Элизабет. – Рядом с тобой не было никого, кроме самого Кэдмона. Представляешь, с каким наслаждением он наставлял тебе рога с твоей благоверной?
      Арлен не любил, когда Элизабет дразнила его.
      – Ничего, я тоже наставлю ему рога с мисс Лейтон, когда он женится на ней! – прорычал он.
      – Сомневаюсь, что он вообще когда-нибудь на ней женится.
      Арлен чертыхнулся и снова принялся расхаживать по комнате.
      – Впрочем, я очень хорошо понимаю, чем Гаррик де Вер сумел привлечь к себе Оливию, – многозначительно усмехнулась Элизабет.
      – Опять ты за свое! – взвился Арлен. – Зачем ворошить прошлое? Зачем напоминать о своей измене?
      Элизабет на мгновение задумалась.
      – Мне тогда было шестнадцать, – тихо произнесла она. – Он был всего лишь на год старше, но уже весьма искушен в делах любви. Он соблазнил меня, Арлен. Я едва понимала, что происходит… Впрочем, мы уже тысячу раз говорили об этом.
      Он стремительно подошел к ней вплотную и свистящим шепотом спросил:
      – Тебе понравилось заниматься с ним любовью? Ты вопила под ним от наслаждения, да?
      – Не смей так со мной разговаривать! – ледяным тоном произнесла она, надменно вздернув подбородок.
      Он вдруг почувствовал, что может навсегда потерять ее.
      – Элизабет! – в ужасе воскликнул он. – Прости меня!
      Но она уже шла к дверям.
      – Я дам тебе знать, когда вернусь, хотя не знаю пока, через сколько дней отправлюсь туда, – проговорила она все тем же ледяным тоном.
      Поспешно бросившись за ней, Арлен встал у двери, загородив ей дорогу.
      – Я должен как-то наказать жену, – почти жалобно пролепетал он, заискивающе глядя на сестру.
      – У меня есть замечательный план, – мгновенно оживилась Элизабет. – Я думала об этом почти всю ночь. Слушай, ты должен куда-нибудь подальше отослать Анну. Это сразу решит чуть ли не все проблемы. Зачем тебе неполноценный ребенок? Я знаю одно превосходное место, куда ее можно упрятать на любой срок, хоть на всю жизнь!
      – А как быть с Оливией?
      – Пусть остается здесь, – пожала плечами Элизабет. – Ведь ей так нравится жить в деревне!
      – И ты думаешь, что она будет спокойно сидеть, если у нее отберут Анну? Ее придется удерживать в кандалах! А это запрещено королевским указом…
      – Арлен, ее надо накачать наркотиками. Утром, днем и вечером нужно подмешивать опий в еду и питье. Очень скоро она перестанет что-либо соображать. Будет лишь бесцельно бродить по дому и… стариться с невероятной быстротой. И кто узнает правду? Чтобы все шло как надо, я приставлю к ней свою служанку. Она хорошо знает свое дело.
      – Гениальная идея! – довольно воскликнул Арлен. – Таким образом я смогу избежать дальнейшего развития скандала!
      – Вот именно! – удовлетворенно кивнула Элизабет. Внезапно она сильно побледнела, глаза ее широко раскрылись.
      – Что с тобой, Элизабет? – встревожился Арлен.
      Не слыша брата, она подбежала к ночному горшку, и ее вырвало. Потом с помощью Арлена Элизабет обессиленно опустилась в кресло.
      Подав сестре стакан вводы, Арлен смотрел, как она медленно пила, и с тревогой вглядывался в ее бледное, даже слегка позеленевшее лицо.
      – Бог мой, да ты серьезно больна, – озабоченно выдохнул он.
      – Это не болезнь, – едва слышно пробормотала она. – Я беременна.
      – Не может быть! – отшатнулся он в изумлении и испуге.
      – Абсолютно достоверный факт, – окрепшим голосом подтвердила Элизабет.
      Арлен замолчал, ошарашенно глядя на нее.
      – Это, верно, Хоутон… – начал было он, но тут же осекся. Муж Элизабет был безнадежным импотентом. Во всяком случае, именно так говорила его сестра.
      – Не будь идиотом, Арлен, – недовольно нахмурилась она.
 
      Все пять дней, прошедшие с момента возвращения в Эшбернэм, Оливия старалась не покидать свои покои и держаться подальше от мужа. И все эти дни она со страхом ждала наказания, мучаясь неизвестностью.
      Гаррик. Что с ним? Жив он или мертв? Ни один из слуг не осмелился выполнить ее просьбу отправиться в Стэнхоуп-Холл и узнать, что с Гарриком.
      Оливия закрыла лицо руками, убеждая себя не предаваться отчаянию и быть сильной как никогда. Нет, Гаррик не мог умереть! Но он потерял много крови… Она и сейчас помнила во всех деталях ужасную картину: Гаррик безжизненно лежит у крепостной стены, весь залитый кровью. О Боже! И все из-за нее!
      Если бы он послушался ее и не стал принимать вызов Арлена, они все втроем были бы сейчас уже во Франции!
      Со дня дуэли прошла уже почти неделя, и в душе Оливии поселилась надежда на временную отсрочку наказания. Может быть, хоть на этот раз Арлен не станет мстить им с дочерью? Впрочем, отсутствие у мужа желания мстить могло означать только одно – Гаррик умер!
      Не в силах больше сдерживаться, она разрыдалась в голос.
      Когда слезы наконец иссякли, она снова вспомнила, как Гаррик лежал у стены в луже собственной крови. Она хотела молиться, но уже не могла. За эти пять дней она только и делала, что возносила молитвы.
      Ах, если бы она была девочкой, а не взрослой женщиной!
      Она могла бы верить в чудо, в добрых волшебников, в сказку! Но она давно уже не верила в чудеса.
      Оливия медленно подошла к закрытой двери и осторожно приложила к ней ухо. Поняв, что в коридоре никого нет, она осторожно выглянула. В коридоре действительно никого не оказалось, и Оливия стремглав бросилась в спальню дочери.
      Анна сидела на постели и играла с двумя маленькими фарфоровыми куколками. Подняв голову, она улыбнулась матери.
      Оливия подошла к ней, села рядом и нежно обняла за плечи.
      – Я так тебя люблю! – порывисто произнесла она.
      – Я знаю, мама, – ответила девочка. – Я тоже очень тебя люблю!
      – А чем тебя кормили на завтрак? – спросила Оливия, стараясь говорить как можно веселее, чтобы замаскировать печальную тяжесть на сердце. Анна в свои восемь лет знала и понимала гораздо больше, чем другие дети. Она уже говорила матери, что не верит в смерть Гаррика, но все же и она могла ошибаться, особенно в таком испуганном состоянии.
      – На завтрак были яйца, – помрачнела девочка. – Как жаль, что мисс Чайлдс уехала. Я очень скучаю по ней.
      – Я знаю, детка, – проговорила со вздохом Оливия, ласково погладив дочь по голове.
      Дверь в комнату Анны неожиданно распахнулась. Оливия испуганно вскрикнула, увидев на пороге Арлена. Потом она взглянула в его исполненные ненависти, жестокие глаза и еще крепче прижала дочь к себе. Итак, время страшной мести наступило!
      – Мне необходимо поговорить с тобой, – спокойно произнес Арлен, глядя на Оливию. – В твоей комнате.
      Она чувствовала, что он задумал какое-то злодеяние, но все же медленно поднялась, не отпуская от себя испуганную дочь.
      – Мама, не уходи! – горячо прошептала Анна, хватая ее за руку. – Мне страшно!
      Оливия повернулась к дочери, но в этот момент Арлен грубо схватил ее сзади за локти и потащил прочь.
      – Идем же! – прорычал он.
      – Нет! – отчаянно воскликнула Оливия, тщетно пытаясь вырваться из цепких рук мужа.
      – Мама, мамочка! – тоненько закричала Анна. – Не уходи!
      Но Арлен уже тащил Оливию по коридору, где стояли несколько слуг и новая гувернантка Анны, ужасная, бесчувственная женщина, которую нанял сам Арлен.
      Анна! Они хотят забрать Анну!
      – Нет!!! – пронзительно закричала охваченная ужасом Оливия, но Арлен ловко втолкнул ее в спальню и тут же закрыл за собой дверь.
      – Заткнись! – рявкнул он с ненавистью. – К чему так кричать, Оливия? Я только хотел с тобой поговорить, – уже тише продолжил он.
      – Что ты хочешь сделать с Анной? – срывающимся от волнения голосом спросила Оливия, готовая как кошка расцарапать ему лицо.
      – А разве я говорил, что хочу что-то сделать с собственной дочерью?
      Теперь он был уже почти спокоен, это-то и настораживало Оливию. Подойдя к столу, он налил из графина стакан воды и протянул его жене.
      – Вот, выпей и успокойся.
      Оливия рассеянно взяла стакан.
      – Я не хочу пить. Ты собираешься увезти Анну?
      – Нет, – бесстрастно ответил Арлен, и невозможно было понять, правда это или ложь. – Через час-другой я уезжаю в Лондон, а ты останешься здесь, дорогая, жить прежней простой деревенской жизнью.
      Оливия не верила собственным ушам. Кому, как не ей, было знать мстительную натуру мужа!
      – Ты возвращаешься в город? А меня и Анну оставляешь здесь?
      – А почему ты так удивлена этим? – улыбнулся он.
      – Гаррик… умер?! – пронзила ее мозг страшная догадка.
      – Нет, – равнодушно пожал плечами Арлен. – Насколько мне известно, очень даже жив и успешно выздоравливает. Впрочем, – он снова мерзко улыбнулся, – я слышал, граф Стэнхоуп собирается официально и публично объявить единственным наследником… Лайонела!
      Последних слов Оливия уже не слышала. Она была слишком обрадована неожиданным известием о выздоровлении Гаррика, чтобы обращать внимание на все остальное. Дрожа всем телом и испытывая огромное облегчение, она опустилась в кресло, поднесла к губам стакан с водой, поданный ей Арленом, и сделала два больших глотка. К ее удивлению, в стакане плавала лимонная корочка, придавая воде странный привкус. Слава Богу! Он жив! И вдруг ее пронзила тревожная мысль. Если Гаррик жив, почему Арлен так спокоен и даже милосерден?
      Она медленно подняла на мужа большие заплаканные глаза.
      – Я ничего не понимаю…
      – Не понимаешь? Чего ты не понимаешь?
      – Почему ты решил оставить нас с Анной здесь? – настороженно спросила Оливия.
      Арлен медленно приблизился и пристально взглянул на нее. В его глазах читалась неприкрытая враждебность.
      – Собственно говоря, я оставляю здесь… только тебя.
      Оливия так и замерла от ужасных предчувствий. Вот оно, наказание!
      – Анны уже нет.
      – Не может быть!
      – Смотри! Убедись в этом сама! – с гадкой улыбкой проговорил Арлен.
      Оливия в ужасе подбежала к двери и распахнула ее. В детской никого не было. Оливия дико вскрикнула.
      Стоявший позади нее Арлен довольно засмеялся.
      Самый страшный кошмар, какой только может быть в жизни женщины, стал явью!
      – Что ты с ней сделал?! – бросилась она к мужу. – Что ты сделал с моим ребенком?!
      Тот лишь пожал плечами, и на его губах появилась злорадная ухмылка.
      Оливия бросилась к окнам и увидела только, как от дома отъехала большая карета.
      – Анна!!!
      – А ты, моя дорогая, останешься здесь, – сладким голосом проговорил Арлен. – Одна!
      – Куда ты велел ее отвезти?!
      – В Бедлам.

      Она смутно понимала, что пора вставать, но никак не могла вспомнить зачем.
      Оливия с трудом повернула чугунную голову и подняла тяжелые веки. Пробивавшийся сквозь неплотно задернутые портьеры солнечный свет больно резанул по глазам. Голова гудела, в ней роились обрывки несвязных мыслей. Думать о чем-либо было невероятно тяжело: она никак не могла сосредоточиться. Кроме того, ее мучила страшная жажда. Язык и горло настолько пересохли, что казалось, весь рот забит ватой.
      Чувствуя, что должна встать с постели, она стала медленно подниматься. Это удалось ей далеко не сразу. Сделав над собой усилие, она все же села на кровати и бессмысленно уставилась на графин с водой.
      Потом она вспомнила, что умирает от жажды.
      «Вставай!»
      Голос, прозвучавший у нее в голове, был громким и властным. Да, она должна встать, но зачем?
      Оливия дрожащей рукой потянулась к графину и с большим трудом налила в стакан немного воды. Почему такое простое действие вызвало у нее огромные затруднения? Тень удивления мелькнула в ее затуманенном мозгу. И отчего она чувствует себя такой сонной, такой бесконечно усталой? Почему она еле ворочает языком?
      Анна…
      На какое-то мгновение в голове Оливии мелькнуло воспоминание о том, что ее дочь попала в беду и нуждается в помощи. Но уже в следующую секунду она забыла об этом.
      Время близилось к полудню, а Оливия все сидела на постели в одной ночной рубашке и безуспешно пыталась вспомнить что-то страшное, перевернувшее всю ее жизнь.
      Дверь в спальню неожиданно отворилась, и в комнату вошла незнакомая Оливии служанка.
      – Доброе утро, леди Эшберн, – улыбнулась она. – Ах, вы снова проспали почти до полудня!
      Служанка была вдвое старше Оливии. Худая как палка, с рыжими волосами, собранными в маленький пучок.
      Оливия тупо смотрела, как служанка поставила ей на колени поднос с едой – тарелку рубленых яиц и жареного мяса. Еда не вызвала у нее интереса, потому что аппетита совсем не было.
      Служанка тем временем подошла к окну и раздвинула портьеры. Потом повернулась к Оливии и пропела:
      – Кушайте, миледи! После завтрака я вас умою и одену.
      Сквозь розовый туман, заволакивавший ее мозг, Оливия все же чувствовала что-то неладное. Она смотрела на служанку так, словно та говорила по-китайски. При этом ей было неимоверно трудно двигаться и соображать. С ней явно было что-то не так. Кроме того, она никогда прежде не ела жареное мясо с рублеными яйцами.
      – Кто… вы? – с усилием спросила она и не узнала собственный голос – хриплый и надтреснутый, как у старухи.
      – Что вы сказали, миледи? – переспросила служанка, подходя к ней, чтобы покормить с ложечки. – Не понимаю, что вы там бормочете. Лучше ешьте!
      Она поднесла ко рту Оливии полную ложку рубленых яиц с кусочком жареного мяса.
      Прежде чем госпожа успела что-либо возразить нагловатой прислуге, та сунула ей в рот яйца и мясо. Бессознательно прожевав пищу, Оливия проглотила ее без всякого удовольствия. У яиц был горьковатый привкус, кроме того, их пересолили.
      Служанка вновь наполнила ложку не вызывавшей ни малейшего аппетита едой, но Оливии удалось вовремя отвернуться.
      – Вам нужно поесть! – проговорила нагловатая бабенка с едва заметным раздражением. Еще никогда в жизни слуги не разговаривали с Оливией таким тоном!
      Что-то явно не так. Почему ее кормят насильно? И кто вообще эта женщина?