Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Соперник

ModernLib.Net / Джойс Бренда / Соперник - Чтение (стр. 1)
Автор: Джойс Бренда
Жанр:

 

 


Бренда Джойс
Соперник

      Посвящается Адаму, а также самым лучшим на свете подругам: Анне Мор, Венди Мослер, Джуди О’Брайен, Кэрол Шулер и Роберте Стальберг.

Пролог

       Корнуолл, Кэдмон-Крэг, 1746 год
      – Да что с тобой? Стреляй же! – раздался властный окрик графа Стэнхоупа.
      Гаррик вздрогнул. Вспугнутая охотничьими собаками стая уток с невероятным шумом поднялась с поросшей вереском болотистой пустоши в пасмурное небо. Птицы отчаянно крякали и суматошно хлопали крыльями. Гаррик снова прицелился, но птицы странным образом слились у него перед глазами в одно большое расплывчатое пятно. Стоявший рядом брат тем временем снова выстрелил из своего пятифутового фитильного ружья, и очередная, уже шестая, подстреленная им утка упала на землю.
      У Гаррика взмокли ладони.
      – Черт бы тебя побрал! Стреляй! – снова крикнул ему граф, его отец.
      Обливаясь потом, Гаррик снова положил палец на спуск и изо всех сил нажал. Грохнул выстрел, приклад ружья больно ударил в плечо, и Гаррик покачнулся.
      – Опять промахнулся, – презрительно процедил сквозь зубы граф.
      Гаррик опустил ружье и, отерев потное лицо рукавом рубашки, тяжело оперся о приклад. Разочарованный неумелым выстрелом сына, граф отвернулся. Тем временем Лайонел, брат Гаррика, успел перезарядить ружье и сделать еще один, последний выстрел. На землю упала очередная утка.
      Наступила полная тишина. Стихла испуганная дичь, замолчали ружья охотников. На земле лежала добрая дюжина убитых и раненых птиц.
      – Отличная стрельба, Лайонел! – похвалил старшего сына Ричард де Вер, двенадцатый граф Стэнхоуп, и, улыбнувшись, одобрительно похлопал его по плечу. – Пожалуй, ты лучший стрелок во всей округе, несмотря на свой нежный возраст.
      Гаррику хотелось сквозь землю провалиться.
      Откинув со лба густую светлую челку, Лайонел довольно улыбался и щурил голубые глаза. Как и у брата, его волосы длиной до плеч были заплетены в косичку, но не были напудрены по тогдашней моде. Впрочем, на этом сходство братьев кончалось. Гаррик был младше на полтора года, зато много выше старшего брата. У него были темные волосы и смуглая кожа. Из-под голубого шерстяного камзола Лайонела выглядывали белоснежные кружевные манжеты. Гаррик же предпочитал простые рубашки и камзолы коричневого цвета.
      – Отец, разве четырнадцать лет – нежный возраст? – улыбнулся Лайонел. – Если бы я до сих пор не научился метко стрелять, то вряд ли вообще когда-нибудь этому научился.
      Гаррик молча переминался с ноги на ногу. Небо над головами охотников было серым, дул сильный холодный ветер. Хотя уже наступила весна, поросшие вереском болотистые пустоши Корнуолла казались замерзшими и крайне неприветливыми. Издалека доносился рев прибоя: волны без устали бились о скалы юго-западного побережья полуострова.
      Граф Стэнхоуп был одет в темно-зеленый камзол и серебристые панталоны до колен. Букли парика свисали до самых плеч.
      – Тебе и двенадцати не было, когда ты уже умел отлично стрелять, – кивнул граф Лайонелу. – Я очень хорошо это помню.
      Повернувшись к Гаррику, граф бросил на своего младшего сына недовольный взгляд. Гаррику шел тринадцатый год.
      Мальчик сделал вид, что с интересом изучает свое ружье, словно увидел его в первый раз. К нему подбежала пятнистая охотничья собака и ткнулась в ладонь своим мокрым холодным носом. Гаррик притворился, что не заметил ласкавшегося к нему пса.
      – А ты, Гаррик, сколько уток тебе удалось сегодня подстрелить? – сердито обратился к нему отец.
      Гаррик поднял голову, чувствуя, как щеки заливает жаркий румянец. Отцу ведь прекрасно известно, сколько птиц ему удалось подстрелить.
      – Ни одной, – выдавил наконец Гаррик.
      Наступила гнетущая тишина.
      – Ни одной, – хмыкнул отец. – Лайонел подстрелил добрых полдюжины, а ты, значит, ни одной?
      С трудом выдерживая взгляд голубых глаз отца – таких же голубых, как у Лайонела, – Гаррик прошептал:
      – Вы правы, отец…
      – Может, оставить тебя здесь, чтобы ты как следует попрактиковался в стрельбе, а самим пока вместе с матерью и братом вернуться в Лондон? – спросил граф.
      Гаррик пожал плечами, притворяясь, что ему все равно. Собака снова ткнулась ему в ладонь холодным носом, и на сей раз мальчик не выдержал, погладил собаку по голове. Он ненавидел охоту, считая это занятие слишком жестоким, поскольку очень любил животных, хотя отец считал, что его любовь к ним чрезмерна. Граф был твердо уверен, что подобные чувства не делают чести мужчине, и не поощрял их в сыне.
      – Отец, – заговорил Лайонел, – помните зимнюю ярмарку? Никто не мог превзойти нашего Гаррика в борьбе, даже тот громадный крестьянин из Уикхэма! Гаррик отлично дерется, разве так уж важно для него метко стрелять?
      Подойдя к Гаррику, Лайонел широко улыбнулся и одной рукой обнял брата за плечи.
      – К тому же он очень нравится женщинам, – продолжил он, глядя на сурового отца, – хотя разрази меня гром, если я понимаю, почему! Лично мне кажется, что из нас двоих я краше! – Лайонел лукаво подмигнул брату.
      Последнее было правдой лишь наполовину, но Гаррик был искренне благодарен брату за то, что тот, как всегда, пришел ему на помощь, пытаясь защитить от отцовского гнева.
      – Моим наследником будешь ты, Лайонел, – едва заметно улыбнулся граф, – и тогда все женщины станут смотреть только на тебя. А драться на кулаках больше пристало холопам, Гаррик!
      Окинув младшего сына холодным взглядом, граф обернулся в сторону поджидавшей невдалеке свиты и сделал знак рукой. Тотчас же к графу и его сыновьям подбежали слуги в париках и ливреях, ведя в поводу лошадей. Егеря стали проворно собирать подстреленных уток, а псари – созывать охотничьих собак.
      Легко вскочив в седло, несмотря на кажущуюся грузность, граф пустил коня рысью. Мальчики верхом последовали за отцом.
      Очень скоро всадникам слева открылся мрачный вид скалистого побережья. Почти у самой воды виднелись руины старинной крепости, возведенной еще в двенадцатом веке. Местные жители поговаривали, что в развалинах обитают привидения.
      Братья не сговариваясь придержали своих лошадей.
      – Послушай, – тихо проговорил Лайонел, – скажись больным, когда мы с отцом в следующий раз отправимся на охоту. Скажи, что у тебя болит живот, или голова, или что угодно!
      – Как же, поверит он мне, – пробормотал Гаррик.
      В ответ Лайонел лишь вздохнул.
      Через некоторое время вдали показалось родовое поместье Кэдмон-Крэг. Трехэтажный каменный замок высился прямо на скалистом утесе, где не росло ни одного деревца. Развалины старинной крепости находились примерно в миле от замка. Граф редко навещал это поместье, приезжая сюда главным образом, чтобы проверить, как идут работы на его оловянных рудниках. Огромный графский замок был выстроен несколько веков назад и почти ни разу не подвергался реконструкции. Над въездными воротами нависала сторожевая башня, был здесь и деревянный подвесной мост, впрочем, его давно уже перестали поднимать на ночь. Внутренний двор был вымощен гладкими булыжниками.
      Подошло время ужина, и мальчики вслед за отцом направились в большой зал, где на стенах было развешано старинное оружие, а с потолочных балок свисали старые боевые знамена.
      Перед огромным, в полтора человеческих роста, камином сидела их мать с томиком сонетов в руках. Светловолосая и голубоглазая, она поражала своей природной красотой. Подняв голову, она без тени улыбки взглянула на вошедшего мужа и сыновей, потом отложила в сторону книгу и медленно встала. Темно-зеленое шелковое платье с изумрудами выгодно оттеняло молочную белизну ее кожи.
      – Мы отлично провели время, – улыбнулся жене граф и, взяв у слуги большую кружку эля, залпом осушил ее. – Сегодня Лайонел превзошел самого себя. Я горжусь им!
      Краска стыда снова залила щеки и шею Гаррика. Отцовские слова больно ранили его самолюбие. Чувствуя на себе взгляды всех присутствовавших, он наконец поднял голову, чтобы посмотреть на мать.
      Графиня сделала шаг к Лайонелу и мягко произнесла, целуя его в щеку:
      – Я очень рада за тебя.
      Потом перевела взгляд на Гаррика, и в ее глазах застыло робкое сочувствие. Она ничего не сказала младшему сыну. Ему тоже нечего было сказать матери; внутренне он весь сжался.
      – Гаррик не сумел подстрелить ни одной птицы, – с притворным равнодушием заметил граф. – Сдается мне, нарочно, только чтобы разозлить меня.
      Ложь! Гаррик с отчаянием взглянул в понимающие глаза матери и вдруг, резко развернувшись, решительным шагом направился к выходу. Как ему хотелось крикнуть во все горло: «Я ведь тоже твой сын, отец!», но увы…
      – Интересно, куда это ты собрался? – раздался за его спиной голос графа. – Разве я разрешил тебе уйти?
      Стиснув зубы, Гаррик ничего не произнес в ответ. Уже у двери он услышал, как граф угрожающе произнес:
      – Мадам, манеры вашего младшего сына оставляют желать много лучшего. Его безобразное поведение выводит меня из себя, и боюсь, мое терпение скоро лопнет.
      Это было серьезным предупреждением.
      Захлопнув за собой тяжелую дверь, Гаррик пустился бежать через двор к сторожевой башне. Слуги смотрели ему вслед, но без особого удивления или любопытства. Им всем была хорошо известна страсть молодого хозяина к уединению, и поэтому он пользовался у них репутацией странноватого и взбалмошного отпрыска знатного рода. Гаррик был прекрасно осведомлен об этом. Впрочем, он не находил в своем поведении ничего странного, но не считал нужным переубеждать окружающих.
      Пробежав по старому подвесному мосту, он очутился на дороге. В глазах его стояли горькие слезы. Он ненавидел себя за эту детскую, как он считал, слабость и поспешил объяснить ее сильным и резким ветром. Сейчас ему как никогда хотелось быть хоть немного похожим на своего старшего брата, умного, красивого, ловкого, знающего все на свете и, самое главное, умеющего нравиться людям. Утеревшись рукавом, он свернул с дороги на едва заметную тропинку, поскольку не собирался идти в деревню. Ему хотелось остаться одному.
      Завидев развалины старинной крепости, он замедлил шаг. Резкие порывы холодного ветра заставляли его поминутно щуриться и отворачиваться. Он шел и думал об отце, о подстреленных утках… Неужели отец по-настоящему презирал его за неумение метко стрелять? Почему ему ни разу не удалось угодить отцу? Почему граф всегда замечал только недостатки младшего сына? Гаррик честно старался целиться как можно лучше, но птицы, взмыв в небо, сливались у него перед глазами в темное пятно. Гаррик старался изо всех сил! Он всегда очень старался, а отец упорно не замечал этого.
      Иногда Гаррику нестерпимо хотелось оказаться на месте Лайонела. Старший брат был не только метким стрелком, но и превосходным фехтовальщиком. Он превзошел Гаррика и в грамматике, и в арифметике, к тому же он довольно бегло говорил по-французски. Гаррик искренне радовался его талантам и всегда гордился им. Лайонел был всеобщим любимцем, будущим наследником графского титула и всего имущества.
      Гаррик пнул ногой камень, валявшийся на тропинке, и тот, покатившись по крутому обрывистому склону, упал в морскую пену.
      Похоже, ему никогда не стать таким же, как Лайонел. Наверное, отец все-таки прав… Гаррик был явным неудачником, и отец никогда не будет им доволен.
      На ходу откидывая со лба непослушные волосы, Гаррик вошел в крепость, от которой остались лишь внешние стены, да и те были во многих местах разрушены безжалостным временем.
      Небо над головой заметно потемнело. Осторожно ступая по заросшим травой камням, Гаррик увидел у стены несколько огромных, покрытых черной сажей валунов. Очевидно, много веков назад здесь был камин или что-то вроде того. Глубоко вздохнув, мальчик вытер рукавом последние слезы, и бившая его до сих пор мелкая дрожь стала понемногу утихать. Присев возле пролома в стене, он представил, как когда-то в эту крепость возвращались из боев нормандские рыцари во главе с Вильгельмом Завоевателем. Покрытые грязью, все в крови, они подходили ближе к огню, чтобы отогреться…
      Гаррик помотал головой, и видение исчезло. Поднявшись на ноги, он подошел к отверстию в стене, бывшее когда-то бойницей для лучников, и посмотрел вниз на штормившее серое море.
      Волны зло бились о скалистый берег, шапки белой пены покрывали огромные, блестевшие от соленой влаги прибрежные валуны. Грохот прибоя почти оглушил Гаррика. На горизонте зловеще потемнело небо.
      Гаррик постепенно успокоился. Ему нравилось это дикое безлюдное место. Он бы с удовольствием остался здесь, вместо того чтобы с семьей возвращаться в Лондон.
      – Гаррик!
      Он резко повернулся и увидел у входа в крепость своего старшего брата.
      – Зачем ты пришел сюда? – спросил его Гаррик, но в душе обрадовался.
      – А зачем ты убежал? – улыбнулся Лайонел.
      Он подошел к Гаррику и, обняв брата за плечи, посмотрел на бушевавшее внизу море.
      – Скоро разразится настоящая буря, – задумчиво протянул он, глядя в темневшее с каждой секундой небо.
      – Да, – согласился Гаррик, – погода как раз для контрабандистов.
      Он улыбнулся. Всем было отлично известно, что местные жители под прикрытием темноты или же плохой погоды занимаются контрабандой. Несколько лет назад мальчики обнаружили в прибрежных скалах рядом с развалинами крепости множество пещер, в одной из которых стояла дюжина бочек, доверху наполненных французским бренди. С тех пор они частенько играли в этих пещерах в контрабандистов.
      – Мы могли бы прийти сюда после ужина, – подмигнул брату Лайонел, теребя золотую монету, висевшую у него на шее на тонкой цепочке. – А вдруг нам повезет и мы застанем контрабандистов?
      – Очень может быть, – согласился Гаррик, – но если нас поймает отец, тебе тоже достанется на орехи.
      Лайонел вдруг посерьезнел и, сняв с шеи цепочку с золотой монетой, сказал:
      – Возьми!
      Гаррик взглянул на монету. Она была испанской; мальчики нашли ее несколько лет назад в пещерах, облюбованных контрабандистами, и с тех пор брат носил ее на счастье.
      – Нет, не могу, – пробормотал Гаррик.
      – Я хочу, чтобы отныне ее носил ты, – настойчиво повторил Лайонел. – Может, она принесет тебе счастье, как принесла мне…
      Гаррик отрицательно покачал головой, потом наклонился, взял с земли камень и изо всех сил швырнул его в море. Оба молча проследили за полетом камня.
      – Ты нашел эту монету, – сказал Гаррик, – значит, она твоя, тебе ее и носить. К тому же ты ведь старше меня, значит, отцовский титул унаследуешь ты. Как знать, может, тебе еще понадобится твой талисман…
      – Но я действительно очень хочу, чтобы теперь эта монета принадлежала тебе, – решительно возразил Лайонел.
      Гаррик помолчал, потом твердо повторил:
      – Нет, она должна принадлежать тебе. Но все равно спасибо…
      – Что же, хорошо, – буркнул Лайонел, снова надел талисман на шею, подобрал с земли камень и тоже запустил его в сторону моря. Его бросок оказался удачнее броска брата: камень улетел гораздо дальше.
      Гаррик недовольно скривился, подыскал гладкий и круглый голыш и снова швырнул его в море, вложив в этот бросок всю силу и отчаяние подростка. На сей раз его камень пролетел дальше, чем камень Лайонела, и Гаррик удовлетворенно улыбнулся.
      – Отличный бросок, – кивнул брат.
      – Знаешь, из этих бойниц когда-то стреляли горящими стрелами, – задумчиво проговорил Гаррик.
      Лайонел взглянул на него, и оба мальчика медленно подошли к бойнице. Посмотрев через узкую щель вниз, на скалистый берег моря, Лайонел с недоумением произнес:
      – Интересно, как нападавшие взбирались на стены крепости по такому крутому и обрывистому склону? Просто невероятно!
      – Да, склон крутой, но на нем есть выступы. За них можно цепляться руками, ставить ноги… Так что забраться на крепостные стены не так уж трудно. Давай подойдем поближе!
      – Что-то не хочется, – стушевался Лайонел.
      – Почему? Боишься?
      – Чего мне бояться? – вскинул голову брат, заметно побледнев.
      Гаррик молча подошел к огромному пролому в стене, нижний край которого был вровень с его плечами.
      Лайонел округлил глаза от ужаса и встревоженно воскликнул:
      – Что ты делаешь?!
      Словно не слыша брата, Гаррик перелез через край пролома и встал на узкий выступ с внешней стороны. Далеко внизу прямо под ним яростно бились о скалы волны. Гаррик никогда не боялся высоты, но сейчас и у него захватило дух. Лайонел же ужасно боялся высоты, и Гаррик знал об этом.
      – Что ты делаешь?! – снова крикнул старший брат.
      Гаррик ничего не ответил.
      Начался дождь. Закрыв глаза и подставив лицо резкому холодному ветру, он внезапно почувствовал, как в его душе воцарились мир и покой. Ему действительно очень нравилось это дикое место, чего никак не мог понять отец, да и Лайонел тоже. Кроме Гаррика, похоже, никому не нравился забытый Богом южный Корнуолл.
      Неожиданно на узком выступе рядом с Гарриком показался Лайонел. Его лицо было мертвенно-бледным от страха.
      – Видишь, я не боюсь, – выдавил он, – но, скажи на милость, зачем ты это делаешь?
      Мир и покой в душе Гаррика сменились чувством вины перед братом, которого он подтолкнул к бессмысленной и опасной выходке. Братья стояли плечом к плечу, спинами прижавшись к стене крепости. Вокруг завывал сильный ветер, бросая в лица мальчикам мелкие колючие капли начинавшегося дождя.
      – Дождь… Надо вернуться домой прежде, чем разыграется буря, – произнес Лайонел.
      Гаррик заерзал на месте, чтобы устроиться поудобнее. Из-под его ног выскользнул камень и с грохотом покатился вниз по склону.
      – Вот и ступай домой, – отозвался Гаррик, – а я не хочу ужинать с ними…
      – А что ты будешь делать? – с гневом спросил Лайонел. – Стоять тут, на этом узком выступе, и ждать, пока тебя смоет волна?
      – Именно, – сердито буркнул Гаррик.
      – Почему ты не делаешь так, как я? – спросил Лайонел, поворачиваясь и перелезая сквозь пролом в стене. Через секунду он был уже в безопасности за стеной. – Почему не хочешь хотя бы сделать вид, что согласен с отцом? Почему все время сопротивляешься? Все равно тебе его не победить, он ведь граф!
      – Я не безмозглый лакей, чтобы не иметь собственного мнения! – выпалил Гаррик.
      – Знаешь, что я обо всем этом думаю? – понизив голос, произнес Лайонел. – Надо быть самым настоящим дураком, чтобы по каждому мельчайшему поводу бодаться с графом!
      Резко развернувшись, Лайонел ушел. Дождь понемногу усиливался. Поежившись, Гаррик поглубже засунул руки в карманы потрепанного охотничьего камзола и плотнее прижался к стене, не обращая внимания на бушевавшее внизу море. Возможно, Лайонел умело притворялся перед отцом, но все же по своей сути оставался марионеткой в его руках. Гаррик не мог и не хотел так жить. Теперь он искренне радовался тому, что был младшим, а не старшим сыном графа, которому предстояло стать полноправным наследником, а значит, всегда исполнять волю отца.
      Вот так бы и стоять всю ночь на узком выступе, прислонившись спиной к стене крепости! В такую погоду легко застудиться насмерть. Тогда граф наконец поймет, что у него двое сыновей, а не один.
      Дождь все усиливался и в конце концов превратился в ливень. Продрогнув, Гаррик повернулся, перелез через стену крепости и сначала тихонько побрел, а потом побежал в сторону родового замка Стэнхоупов. Небо совсем почернело, над головой сверкали ослепительные молнии, гремел гром, дождь лил как из ведра.
      К тому времени, когда Гаррик добрался до дома, он весь промок до нитки и дрожал от холода. Теперь он уже сожалел, что не пришел раньше.
      У огромного камина, держа в руке высокий бокал с вином, стоял отец, мать сидела в большом, похожем на трон кресле рядом. Едва Гаррик несмело вошел в зал, как отец повернулся к нему, а мать вскочила с кресла с радостным и одновременно укоризненным возгласом:
      – Гаррик! – Она тут же позвала горничную: – Бесси, немедленно распорядись, чтобы Гаррику приготовили горячую ванну. И принеси одеяла!
      Граф продолжал хранить молчание, пока его жена укоряла сына:
      – Гаррик, что ты наделал! Где ты был? Зачем так рисковать? Ты что, ищешь смерти?
      – Я был в крепости, – глухо отозвался Гаррик, мельком взглянув на отца.
      – Блестящая идея! – саркастически заметил тот. – А где Лайонел?
      Мальчик застыл на месте от неожиданности.
      – Разве он еще не дома? Он ушел раньше меня!
      Повисла напряженная тишина. Обменявшись с мужем тревожным взглядом, графиня тихо сказала:
      – Лайонел пока не приходил… Боже мой, он наверняка простудится…
      – Ничего страшного с ним не случится, – с деланным равнодушием произнес граф. – Уверен, он явится с минуты на минуту.
      Графиня покраснела и молча кивнула. Появилась горничная с охапкой одеял в руках. Взяв одно из них, графиня укутала Гаррика и скомандовала:
      – Ступай наверх, в свою спальню, и немедленно ложись в постель. Ричард! – повернулась она к мужу. – Сообщите мне, как только вернется Лайонел!
      Дурные предчувствия шевельнулись в душе Гаррика.
      – Мама, Лайонел должен был вернуться домой по крайней мере десять минут назад. С ним что-то случилось!
      – Ничего с ним не случилось, – с притворной уверенностью возразила Элеонора, безуспешно пытаясь улыбнуться.
      Но Гаррик остановился на лестнице, в смятении глядя на входную дверь.
      – Идем же! – потянула его за руку графиня.
      Гаррик нехотя подчинился, в последний раз бросив на дверь взгляд, полный ужаса и тревоги.
 
      Поиски Лайонела начались уже ночью. В них участвовали все слуги, деревенские жители с собаками, лошадьми и фонарями. Вся дорога к крепости освещалась многочисленными факелами, несмотря на продолжавшийся ливень, они не гасли. Граф резко повернулся к младшему сыну:
      – Где ты видел его в последний раз?
      Домой Лайонел так и не вернулся. Через час после прихода Гаррика из дальней деревни возвратились несколько слуг. Ни один из них Лайонела не видел.
      Итак, последним видел Лайонела Гаррик.
      Слезы закипели у него на глазах, но он отчаянно сдерживался, чтобы не зарыдать. Где же Лайонел? Куда он подевался?
      Может, поскользнулся на глинистой дорожке, упал, ударился о камень и потерял сознание? А вдруг он давно уже… мертв?! Гаррик переживал за брата и ужасно боялся собственного отца, который, как ему казалось, винил во внезапном исчезновении Лайонела именно его, Гаррика.
      Спрыгнув с лошади, он побежал к тому месту, где несколько часов назад вместе с Лайонелом стоял у внешней стены старинной крепости.
      – Я стоял вот здесь, на этом выступе, – выдавил Гаррик, задыхаясь от страха и слез, отчаянно моля небеса хранить Лайонела. – Рядом стоял Лайонел. Потом он перелез обратно в проем и ушел, но я не видел, когда и куда…
      Не сходя с коня, граф подъехал к тому месту, о котором говорил сын, молча взглянул на бушевавшее внизу море и бросил на Гаррика взгляд, от которого пали бы ниц десятки взрослых мужчин, не то что двенадцатилетний подросток… Потом граф повернул коня к сгрудившимся у него за спиной слугам и крестьянам и властно приказал:
      – Тщательно обыщите каждый фут земли между графским замком и этими развалинами. Он не мог пропасть бесследно! Надо его найти! Не растворился же он в воздухе…
      Однако, похоже, именно это и произошло с его старшим сыном, потому что с той поры никто не видел Лайонела де Вера, виконта Кэдмон-Крэга, наследника графства Стэнхоуп…

Часть первая
ВОЗВРАЩЕНИЕ

Глава 1

       Эшбернэм, Западный Суссекс, 1760 год
      Она замерла на террасе, залитой лунным светом, и ей вовсе не хотелось возвращаться в дом. Стояла прохладная июньская ночь. Легкий ветерок овевал ее обнаженные руки, ласково играл непослушными светлыми кудрями, выбившимися из замысловатой прически…
      Из гостиной доносились нежные звуки клавесина, там собрались гости. Дверь на террасу была приотворена, и присутствующие в любой момент могли выйти в огромный сад возле дома. Сам дом был выстроен всего десять лет назад и являл собой внушительное каменное здание с ионическими колоннами, множеством балкончиков и замысловатым фронтоном. Каменная лестница вела с террасы прямо в цветущий сад, переходивший в огромный парк, где водились олени.
      Внезапно мелодичные аккорды клавесина разорвал неприятный диссонанс. Очевидно, исполнитель, игравший на этом чудесном музыкальном инструменте, допустил ошибку. Наступила неловкая тишина, и именно в этот миг Оливия вдруг почувствовала, как в воздухе разливаются волны страха, боли и отчаяния…
      Оливия поспешно закрыла глаза. Тем временем музыкант продолжил свою игру, теперь уже безошибочную, но лишенную того блеска, который присущ одаренным от природы людям.
      Весь день, ожидая гостей, Оливия чувствовала непонятный страх, словно прибытие мужа и его друзей должно было принести в дом какое-то несчастье. Теперь у нее ломило виски…
      Пока что ничего ужасного не произошло. Наверное, на этот раз интуиция обманула ее, она просто боялась приезда мужа.
      В этот момент Оливия ненавидела свой дар предвидения, ей хотелось быть такой же, как все, обычной, нормальной.
      Она знала, что должна вернуться к гостям мужа, Арлена. Усилием воли заставляя себя двинуться к гостиной, она стала придумывать благовидные предлоги, под которыми ей можно было удалиться отсюда и подняться наверх, в спальню Анны, чтобы проверить, не погасли ли свечи у ее изголовья. Накануне глупая служанка, молоденькая ирландка, не заметила, как догорели и погасли свечи, а потом еще спорила с ней, Оливией, доказывая, что ребенок должен спать в полной темноте. Этого не случилось бы, если бы гувернантка Анны, мисс Чайлдс, не уехала на несколько дней к родителям.
      Должно быть, сегодня свечи в спальне Анны горели тихим ровным пламенем и девочке снились счастливые сны про пятнистых пони, про кукольный спектакль и засахаренные сливы, которые они ели на ярмарке на прошлой неделе.
      Оливия горячо надеялась, что ее восьмилетняя дочь не унаследовала от нее редкий дар предвидеть будущие события. Думать даже не надо об этом!
      Собравшись с духом, Оливия направилась к гостиной. Скоро Арлен снова вернется в Лондон, и они вместе с дочерью станут жить просто и уединенно.
      На ней было прекрасное шелковое платье пастельных тонов. Широкая пышная юбка на кринолине подчеркивала ее тонкую талию; на шее и в ушах сверкали жемчуга и бриллианты, с явной неохотой подаренные ей мужем несколько лет назад. Миновав каменную чашу фонтана, Оливия вошла в роскошно убранную гостиную, где собрались гости ее мужа.
      Сидевшая за клавесином молоденькая девушка не прервала игры. Ее напряженная поза свидетельствовала о том, что ей очень не нравилось выступать на публике. Зато на Оливию с любопытством взглянула сестра мужа, Элизабет, одна из писаных красавиц высшего света. Ей было отлично известно, что невестка чувствовала себя не в своей тарелке в подобных компаниях, и потому ее сейчас обуревало смешанное чувство жалости и презрения к ней.
      Когда Элизабет Вентворт приезжала в Эшбернэм, все обязанности хозяйки дома она немедленно брала в свои руки. Впрочем, Оливию это нисколько не волновало, хотя золовка вела себя порой совершенно невыносимо.
      Едва серые глаза Оливии встретились с холодным взглядом голубых глаз Элизабет, как у нее уже в который раз за все девять лет своего не слишком счастливого замужества возник вопрос, что же такого она сделала своей золовке, что та столь откровенно ее невзлюбила. Оливия всегда старалась быть как можно приветливее с сестрой Арлена, но в последнее время избегала ее, словно опасную и заразную болезнь. Впрочем, без особого труда, поскольку Элизабет терпеть не могла жить в деревне, а Оливия – в городе.
      Сидевшая за клавесином Сьюзен Лейтон закончила пьесу. Оливия опустилась в небольшое, отделанное позолотой кресло рядом с мужем. Публика разразилась аплодисментами. Сьюзен повернулась к публике, и Оливия, аплодировавшая громче других, заметила необычную бледность светловолосой семнадцатилетней девушки.
      – Браво! – воскликнула она, чтобы подбодрить молоденькую музыкантшу, мысленно восхищаясь ее мужеством.
      Сьюзен благодарно посмотрела на Оливию, потом грациозно присела. На ее щеках заиграл яркий румянец.
      – Не правда ли, она превосходно играет! – просиял сэр Джон Лейтон, крупный мужчина с тяжелым подбородком. Его объемистый живот не скрывал даже просторный бархатный камзол. Напудренный по тогдашней моде парик сидел на его голове как-то криво. Пухлые щеки горели. Он был простым пивоваром, десять лет назад возведенным в ранг рыцаря с присвоением звания сэра за оказание неких важных услуг королевской семье. Он сумел сколотить такое значительное состояние, что мог бы купить несколько таких роскошных поместий, как Эшбернэм. Во всяком случае, так сказал жене Арлен.
      Несмотря на свое низкое происхождение и вечно съезжавший набок парик, сэр Джон очень нравился Оливии, потому что у этого грузного пивовара было поистине золотое сердце. Она отлично знала, что Арлен лишь притворялся другом сэра Джона, но пока не понимала, зачем этот доверчивый толстяк понадобился ее мужу.
      – Действительно превосходно! – с легкой иронией отозвалась Элизабет.
      Мать Сьюзен, леди Лейтон, миниатюрная привлекательная женщина, чем-то походила на птичку. Она постоянно нервно улыбалась, вертела во все стороны головой, и едва ли произнесла за весь вечер хотя бы с десяток слов.
      Рядом с ней сидел Генри Уэнтворт, маркиз Хоутон.
      Вдвое ниже и вдвое же толще сэра Джона, он крепко спал в своем удобном кресле. Его ноги чудовищно распухли от подагры и едва помещались в широких туфлях с большими пряжками. Элизабет громко щелкнула своим японским веером, и маркиз, испуганно вздрогнув, проснулся.
      – Милорд, хотите, теперь я сыграю на клавесине? – нараспев произнесла Элизабет, вставая с места.
      Арлен внезапно схватил Оливию за руку и, наклонившись к ней, раздраженно прошептал:
      – Где ты была?
      Оливии было по-настоящему больно, но она не подала виду и даже не попыталась отдернуть руку.
      – Выходила подышать свежим воздухом, – тихо произнесла она в ответ.
      Гости, не замечая супружеской перебранки, продолжали громко обсуждать музыкальные способности Сьюзен Лейтон. Но вот за инструмент грациозно села Элизабет, всем своим видом выражая полную уверенность в успехе.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23