Глава 9

Когда Дом вошел в столовую, Рутерфорд, отхлебывая крепкий чай, читал «Тайме».

Это была одна из самых приятных комнат в Уэверли Холл: две стены обшиты медового цвета дубом, третья оклеена яркими обоями с желтыми цветами, а четвертая целиком состояла из огромных окон. Солнечные лучи, проникающие через них, золотили синий с желтым персидский ковер и бледно-голубую шелковую штору. За окном слышалось утреннее щебетание птиц, сад переливался всеми цветами радуги.

Дом подошел к буфету и положил на тарелку бекон, яйца, намазанные маслом тосты и пирог.У Доминика было какое-то странное состояние, причину которого он пока не мог понять. Он не собирался соблазнять Анну, но… Хотя прошлая ночь оказалась для него более чем приятной, Дом все же чувствовал себя негодяем.

Когда он сел за стол, герцог отложил газету.

— Доброе утро. Дом. Как ты спал?

— На удивление хорошо, — нехотя отозвался тот.

Герцог изучающе посмотрел на него. Дом молча принялся за пирог. Ему не понравилась назойливость Рутерфорда, хотя он всегда любил деда. Герцог был единственным, кто хвалил Дома, когда тот этого заслуживал. Правда, такие случаи представлялись Рутерфорду нечасто, потому что его внук рос непослушным ребенком, но Дом хорошо помнил каждый. Надо сказать, что бранил и наказывал его тоже только дед. Таких случаев было гораздо больше, и Доминик тоже их помнил.

Даже мальчиком он понимал, что дед заботится о нем. Это почти восполняло отсутствие внимания отца, смягчало боль от его безразличия к сыну…

— А хорошо ли спала Анна? — осведомился Рутерфорд.

Дом положил ложку и нож.

— В этом доме нет секретов?

— Полагаю, пара-тройка есть, — улыбнулся герцог.

— Анна до сих пор спит, — с деланным равнодушием ответил Дом. Анна не просто спала, она спала не в постели. Доминик проснулся один. Поступок его жены не так сложно было понять: она собиралась продолжать сопротивление. То, что произошло, не сделало ее счастливой. Дом очень обиделся, обнаружив Анну в кресле, и не только потому, что проснулся с мыслью снова заняться любовью.

— Я рад, что вы оба сделали шаг к примирению, — сказал Рутерфорд, снова раскрывая газету.

— Не слишком обольщайся, — вздохнул Дом. — Мы только собрались его сделать.

Доминик снова принялся за завтрак. Но мысли не давали ему покоя. Собственно, чем он так расстроен? В том, что прошлой ночью они оказались в одной постели, Анна виновата не меньше, чем он. Возможно, он злится потому, что ночь прошла так чертовски хорошо? И потому, что знает: Анна вовсе не сдалась?..

— Черт, — пробормотал Дом, отшвырнув салфетку. Но Рутерфорд был поглощен газетой. Дом встал, подошел к окну и выглянул в сад. Он довольно долго стоял у окна, стараясь не думать об Анне, но у него ничего не получалось. Все его мысли вертелись вокруг нее. И того, что он сделал. Его решение остаться и помириться с Анной родилось спонтанно. А вдруг она забеременела? Что ж, он не будет огорчаться по этому поводу. Напротив, если Анна родит ему наследника, он отдаст ей Уэверли Холл законно и навсегда.

— Почему ты просто не попросил меня позаботиться о наследнике, вместо того чтобы шантажировать? — спросил наконец Дом.

— А ты согласился бы? — засмеялся Рутерфорд.

— Может быть.

Герцог фыркнул.

— Ты бы сказал мне: «Иди к черту да там и оставайся!» Мы оба знаем: ты вернулся домой только потому, что получил известие о болезни отца, и не собирался задерживаться здесь дольше, чем необходимо.

— Будь у тебя хоть капля терпения, не потребовалось бы никакой дарственной. Со временем я и сам позаботился бы о том, чтобы обеспечить тебя наследником.

— Старики нетерпеливы.

Дом цинично усмехнулся. Но герцог, похоже, был доволен.

— Значит ли все это, что ты на некоторое время остаешься здесь, с женой?

— Да, — ответил Дом.

— Адвокат твоего отца просил, чтобы вся семья собралась сегодня утром. Он придет с минуты на минуту.

— Что может быть в завещании Филипа?

— Не знаю. Думаю, это только формальность, — сказал Рутерфорд.

— Что произошло в мое отсутствие? — спросил Дом. — Почему Анна не может ужиться с матерью?

— Анна уживется с кем угодно. Твоя мать, напротив, требовательна и капризна.

— Моя мать заслужила свое положение в этом доме и имеет право делать здесь все, что захочет, — сказал Доминик. — Особенно теперь. Повторяю, она заслужила это. Знаешь, она мне вчера сказала, что ты никогда особенно не благоволил к ней.

Герцог ответил не сразу.

— Филип женился без моего предварительного согласия. Они сбежали, и я не мог им этого простить.

Дом представил, как, должно быть, взбесился дед от такого открытого неповиновения.

— И не простил до сих пор, через столько лет?

— Да, но не по той причине, по которой ты думаешь. — Герцог зашелестел газетой. — Впрочем, сейчас главное не Кларисса. Ваши отношения с Анной гораздо важнее.

— Ты хочешь сказать, — подчеркнуто сухо произнес Дом, — что главное в том, чтобы я спал со своей женой?

— Я имею право на свои причуды, — улыбнулся Рутерфорд.

— О чем это вы говорите? — спросила Анна, появившись в дверях. Ее щеки пылали. Доминик вскочил на ноги.

— Доброе утро, Анна.

Она бросила на него холодный взгляд, а затем так же сурово взглянула на герцога.

— Я не все расслышала.

Рутерфорд тоже встал.

— И что же особенного ты услышала? У тебя нет повода для беспокойства, Анна, — мягко сказал он.

Она вошла в комнату. Глаза ее сверкали.

— Я слишком смущена и поражена, чтобы повторить то, что услышала! — воскликнула она. — Извините, но то, что мы с Домом делаем наедине, вас не касается.

Дом заволновался. Анна не знала об условиях дарственной Рутерфорда, и Доминику не хотелось, чтобы это всплыло наружу, особенно теперь, после их первой совместной ночи.

— Ты не права, Анна, — спокойно сказал Рутерфорд.

— Не права?! — Она бросила на Дома убийственный взгляд.

— Доминик — мой наследник, а я уже стар. Естественно, меня очень даже касается, спите вы вместе или нет, — произнес Рутерфорд. — У тебя есть обязанность, Анна. Твоя обязанность в этой семье — обеспечить моего внука наследником.

Лицо Анны стало пунцовым.

— Вы можете желать все, что вам заблагорассудится, но вам придется слишком долго ждать, пока желания станут явью. Может быть, всю жизнь! — Она повернулась к обоим мужчинам спиной и подошла к буфету.

Дом и Рутерфорд обменялись взглядами. Дом подошел к Анне и положил ей руку на плечо. Она поежилась. Рутерфорд предпочел в этот момент выйти из комнаты.

— Анна, — ласково сказал Дом, — У тебя нет причин так расстраиваться.

— Нет? — Она скинула его руку. — Вы оба пытаетесь за меня построить мою личную жизнь!

— Но он герцог. У него есть все основания беспокоиться о будущем герцогства, — как можно мягче проговорил Доминик.

— А ты помогаешь ему по первому требованию?

Взгляд Дома стал жестче.

— Я никогда не делаю того, чего сам не хочу.

— Правда? Значит, можно считать счастливым совпадением, что ты захотел ко мне в постель именно в тот самый момент, когда тебя об этом попросил твой дед?

— Анна, — серьезно сказал Дом.

— Нет! — крикнула она. — Ты соблазнил меня прошлой ночью по его желанию. Ты не хотел меня, ты хотел наследника.

— Это неправда. — Дом сделал шаг вперед и взял ее за руки.

— Нет, правда! — в отчаянии выкрикнула Анна.

— Начался пожар, ты испугалась. А потом все случилось…

— Это вряд ли могло случиться само по себе, — возразила Анна.

— Иногда это случается между двумя людьми, которые влюблены друг в друга, — жестко сказал Дом. Кровь бросилась ей в голову.

— Вряд ли мы влюблены друг в друга! Ты соблазнил меня. Дом. Возможно, ты и вошел в мою комнату из-за пожара, но затем ты попросту воспользовался моим испугом.

Дом мог отрицать, что соблазнил ее, но состоянием Анны он действительно воспользовался, тут говорить нечего.

— Какая разница? — спокойно ответил он. — Дед прав. У нас обоих есть обязанности, которые превыше наших личных желаний. Пришло время выполнить наш долг, Анна.

— Ты забыл, что я американка? И мне наплевать на ваше герцогство и наследников! — в бешенстве выпалила Анна. — Я не собираюсь начинать с тобой никаких отношений, пока ты не докажешь мне, что действительно переменился.

— Понятно. Значит, опять возвращаемся к самому началу?

— Да.

— Несмотря на то, что прошлой ночью ты выполняла супружеские обязанности так же страстно, как и я?

— Я была… в беспамятстве.

— По меньшей мере, — улыбнулся он. Прежде чем она успела возразить, он прижал к ее губам кончики пальцев, заставляя замолчать.

— Мы оба были в беспамятстве, Анна. Зачем отрицать, что мы сгорали общим желанием и получили взаимное наслаждение?

— Между нами нет абсолютно ничего общего! Ты бессердечный человек, которым правят только страсти и эгоизм. А у меня, знаешь ли, есть сердце, и я не собираюсь отдавать его тебе.

— Ты боишься, что снова влюбишься в меня?

— Нет.

— Тогда чего ты опасаешься? Я обещал тебе быть надежным мужем.

— Надежным мужем, — с горечью повторила она. — Из-за прошлой ночи я не доверяю тебе. Я не прощаю тебя. Я не хочу тебя. — Ее глаза метали молнии. — Возвращайся в город, Дом. Возвращайся к ней.

— Опять мы отвлеклись на разговоры о других женщинах, — с сожалением произнес Дом. Она не ответила.

— Анна… а если я скажу тебе, что Марго и другие… они все в прошлом и что я буду верен тебе?

Анна покрылась холодным потом.

— Это ничего не изменит, — тихо ответила она. Ее слова страшно разочаровали Дома, но он быстро взял себя в руки.

— Понятно.

— Неужели? — Анна резко повернулась и вышла из комнаты.

Дом смотрел ей вслед.

Семья собралась в библиотеке. Кларисса пришла последней. Семейный адвокат Кэнфилд, высокий худой человек средних лет, обменялся рукопожатием с мужчинами и приветствовал леди. Все сели. Кларисса и Анна — на диван. Дом — в кресло около них, а герцог предпочел остаться за письменным столом. Кэнфилд откашлялся.

— Это займет немного времени. Можно начинать?

Рутерфорд кивнул. Дом поймал себя на том, что смотрит на Анну. Она сделала вид, что не замечает его взгляда. Кларисса казалась очень взволнованной.

Кэнфилд зачитал завещание. Оно было коротким, так что вся процедура заняла лишь несколько минут.

«Я, Филип Сент — Джордж, маркиз Уэверли. граф Кэмптон и Хайглоу, барон Фелдстоун и наследник, герцогства Рутерфорд, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим завещаю все свое состояние, составляющее примерно восемь тысяч фунтов, моему самому дорогому другу Мэтью Файрхавену. Также завещаю ему мой особняк Уэверли Хауэ в Лондоне вместе со всем имуществом.

Моей любимой законной жене я не оставляю ничего. Моему единственному сыну оставляю мой дневник. Подписано и засвидетельствовано сегодня, пятнадцатого сентября тысяча восемьсот пятьдесят второго года лордом Чарлзом Гарлеем и мною». Кэнфилд отложил завещание. В комнате воцарилась гробовая тишина. Кларисса вскочила на ноги. Ее лицо стало белым как мел, но она не произнесла ни слова.

Дом тоже встал, ошеломленный тем, что они услышали.

— Кто этот чертов Мэтью Файрхавен?

Кэнфилд посмотрел на Дома.

— Как сказано в завещании, он лучший друг вашего отца.

Дом не верил своим ушам.

Кларисса молчала.

Анна смотрела то на Дома, то на его мать.

Постепенно удивление Дома уступило место обиде и бешенству. Господи Боже! Отец все завещал своему другу и не оставил ни пенса ни жене, ни сыну! Пораженный, он снова сел.

Кларисса с высоко поднятой головой прошла к окну и, повернувшись ко всем спиной, бездумно уставилась в сад.

Дом молча следил за ней. Первой опомнилась Анна.

— Кларисса, я налью вам горячего чаю.

— Не надо, — безжизненным голосом произнесла Кларисса.

Доминика охватила ярость. Его мать осталась нищей! Он знал, что она и Филип не подписали до свадьбы соглашения о доле собственности, которая перейдет к ней в случае смерти мужа, потому что сбежали. И вот теперь Филип оставил все сбережения и Уэверли Хауз Файрхавену! Это было величайшим оскорблением. Но никто из посторонних не должен узнать об этом. Он поднялся с кресла.

— Кэнфилд, вам придется хранить содержание завещания в полной тайне.

— Разумеется, — вежливо ответил Кэнфилд. Но Дом не успокоился.

— Иначе вы будете отвечать передо мной, — продолжил он более решительно.

Герцог встал и подошел к внуку.

— Дом, я уверен, что мистер Кэнфилд никому не расскажет, что произошло здесь сегодня утром. — Его тон был еще более суров.

Дом почти не слышал герцога. Сердиться надо было не на Кэнфилда, а на Филипа.

Он посмотрел на мать. Она все еще неподвижно стояла у окна. Как Филип мог так с ней поступить? Они были женаты двадцать девять лет. Неужели Филип хотел наказать ее даже из могилы? И за что?

Когда-то они любили друг друга и даже бежали вместе, чтобы пожениться. Неужели потом они так серьезно поссорились? Дом знал, что их отношения были весьма прохладны, но не думал, что родители до такой степени ненавидят друг друга.

Наконец Кларисса повернулась. Ее лицо было мертвенно-бледным и совершенно безжизненным, словно восковая маска.

— Не имеет никакого значения, узнает кто-нибудь или нет.

Дом покачал головой.

— Имеет, — решительно сказал он и, подойдя к матери, слегка сжал ее плечи. — Мама, я хочу, чтобы ты ни о чем не беспокоилась. Я все устрою. В твоей жизни ничего не изменится.

— Спасибо, Доминик, — ответила Кларисса, глядя ему в глаза.

— Ну, Кэнфилд, ты всех нас удивил, — со вздохом промолвил Рутерфорд.

Кэнфилд покраснел от смущения.

— Я пытался отговорить Филипа, но он был непреклонен.

— Мой сын как был дураком, так им и остался, — сердито буркнул Рутерфорд.

— Лорд Уэверли, — сказал адвокат, обращаясь к Доминику.

Дом увидел, как Кэнфилд достает сверток.

— Что это? — спросил он, хотя уже и сам понял, что в нем.

— Как сказано в завещании, ваш отец оставил вам свой дневник. Вот он, — с улыбкой произнес Кэнфилд.

Дом уставился на завернутую в бумагу рукопись толщиной в большую книгу. Дневник?.. Дом не знал, что Филип вел дневник. Может быть, содержимое даст ему наконец возможность узнать и понять своего отца.

Кэнфилд положил дневник на стол и достал из кармана часы.

— Мне действительно пора идти. Очень жаль, что я принес вам столь печальные известия.

Дом не видел, как Кэнфилд жал руку деду, как бормотал слова прощания матери и Анне. Он не отрываясь смотрел на сверток, в котором лежал дневник отца. Его переполняло любопытство.Но и дурные предчувствия тоже.

Кэнфилд выжидающе остановился около Дома. Тот с силой пожал ему руку и сухо поклонился. Мать, Анна и дед пошли провожать адвоката, но Доминик не двинулся с места и остался в кабинете.

Анна вскоре вернулась, но сейчас Дом был бы рад, если б она ушла.

— Дом, ты очень расстроен?

— Нет, все хорошо.

— Это же только дневник , — сказала Анна.

Дом улыбнулся.

— Я предвкушаю удовольствие от его чтения. — Он вспомнил безошибочно оскорбительный тон завещания, и улыбка исчезла с его лица.

— Я лучше пойду, — сказала Анна. — Леди Кларисса в шоке.

— Ничего удивительного, — мрачно произнес Дом. У дверей Анна обернулась.

— Дом, ты уверен, что с тобой все в порядке?

— Ты ждешь от меня признания, Анна? Да, со мной не все в порядке. Мой покойный отец только что нанес жестокий удар моей матери. И мне тоже. Я совсем не знал своего отца. Он был для меня почти чужим. Я, конечно, чувствовал, что он не любит меня, но не думал, что до такой степени. А теперь он завещал мне свой дневник. Зачем?

Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

— Я уверена, что он любил тебя, Дом… — начала Анна.

— Ошибаешься, — прервал он ее. — В любом случае я скоро это узнаю.

Анна постояла в нерешительности, словно хотела сказать что-то еще, но передумала, кивнула и вышла.