Глава 10

Леди вообще-то не пьют спиртное, разве что изредка бокал вина за ужином или глоток шерри после обеда. И уж конечно, они не пьют изысканные французские вина средь бела дня. Софи смотрела, как официант в белом пиджаке склоняется над ней, чтобы наполнить ее бокал бледным золотистым шабли. Она подняла руку.

— Я не могу.

Эдвард улыбнулся ей через стол. Он смотрел на нее дерзко и доверительно.

— Вы не можете мне отказать, — сказал он. — Только не мне.

Софи опустила глаза и отвернулась, чтобы оглядеться по сторонам. Все это казалось ей сном, она никак не могла поверить в реальность происходящего. Вокруг сидели самые прекрасные дамы, каких ей доводилось видеть, они были одеты в яркие, светлые чайные туалеты и шляпки в тон платьям. Их сопровождали невероятно интересные и элегантные мужчины — одни в темных деловых костюмах, другие в более свободных, но не менее изысканных. Но ни один из мужчин не мог сравниться с ее собственным кавалером.

От волнения Софи слегка дрожала. Ей казалось невероятным, что она сидит сейчас в прославленном ресторане «Дельмонико» с таким человеком. Но она действительно здесь. Да ведь и все события этого дня таковы, что в них, казалось бы, невозможно поверить, однако они были. Эдвард смотрел ее работы, но не просто восхищался ими, он нашел их великолепными. Он именно так и сказал.

Софи вздрогнула. И ведь он целовал ее, целовал так же, как Хилари, с грубой, и обжигающей, и ненасытной страстью… Он целовал ее именно так, как ей виделось в мечтах, и куда более крепко и страстно, чем она могла вообразить.

Безусловно, он хам. Сюзанна права. Он задумал обольстить Софи. А Софи была готова стать безропотной жертвой.

Она молча кивнула Эдварду в знак согласия. Официант налил вино в бокал.

Эдвард усмехнулся:

— Вот это настоящая Софи.

Девушка бросила на него быстрый взгляд, затрепетав от охвативших ее чувств, от страха, от волнения, от страсти… но она не должна любить его, не должна. Она не настолько глупа. Их отношения сейчас невыразимо прекрасны — а может быть, ей лишь хочется этого… А ведь Софи не так хороша, как те женщины, которых знал Эдвард, и совсем не обладает их опытом. Но их отношения должны быть прекрасны. И она — некрасивая, хромая, эксцентричная Софи О'Нил — в конце концов, похоже, узнает кое-что о жизни и страсти. Кто бы мог вообще подумать, что ей выпадет такая возможность — да еще с таким человеком! Но это все неизбежно кончится — скорее рано, чем поздно. И нельзя ни на минуту забывать об этом, надо быть заранее ко всему готовой. Она не может позволить себе любить его, что бы ни произошло. Софи быстро потянулась к бокалу, взяла его и сделала глоток. Вино оказалось почти сладким, с нежным, изысканным ароматом.

— Вкусно? — с некоторым сомнением в голосе спросил Эдвард, внимательно наблюдающий за девушкой.

— Восхитительно! — от всей души воскликнула Софи. — Никогда ничего вкуснее не пробовала!

Пока Эдвард заказывал еду — столько блюд они вдвоем не съели бы и за сто лет, — Софи, не теряя времени, оглядывала все вокруг. Они с Эдвардом занимали столик у окна. Большой обеденный зал «Дельмонико» выходил на Пятую авеню и нарядный зеленый парк на Мэдисон-сквер. Там по дорожкам прогуливались пары — дамы держали в руках зонтики, защищая свои нежные лица от лучей летнего солнца, на мужчинах были легкомысленные соломенные шляпы или консервативные фетровые. Небо сияло изумительной голубизной, и по нему плыли большие, пухлые облака.

И зал ресторана тоже являл собой море красок: на дамах туалеты смелых тонов, на джентльменах серые шерстяные или очень светлые льняные костюмы. Столики слепили белыми скатертями, сверкали хрусталем и серебром, и в центре каждого стояла красивая ваза со свежими цветами.

— Кто все это съест? — спросила Софи, когда официант ушел. — А главное, кто выпьет все это вино?

— Ну, нам же не обязательно все приканчивать, — улыбнулся Эдвард. И добавил, понизив голос: — Просто я хочу, чтобы для вас было подано все самое лучшее, Софи.

Она помолчала, нервно крутя вилку. Потом подняла на него глаза.

— Сегодня и так самый лучший день, Эдвард, — прошептала она. Взгляд Эдварда стал таким пристальным, что Софи отвернулась, подняла бокал и отпила еще вина. Сердце ее билось слишком быстро. Очевидно, обольщение, начатое в ее мастерской, продолжится и здесь. Софи знала, что ей незачем так волноваться, потому что Эдвард настоящий джентльмен и опытный любовник. Возможно, он захочет где-нибудь уединиться с ней позже, после ленча? Мысли Софи прыгали, сердце время от времени замирало.

— Почему вы так настроены против брака? — спросил вдруг Эдвард.

Софи чуть не уронила салфетку.

— Что?!

Он повторил вопрос.

— Более странного вопроса вы просто не могли придумать.

— Почему? Когда мы с вами познакомились, вы заявили, что намерены никогда не выходить замуж, — весело и тепло сказал Эдвард. — Вот это действительно странно.

Глядя в его блестящие глаза, Софи немного успокоилась. В самом деле, она говорила ему о своем желании остаться незамужней, теперь она это ясно припомнила. И кстати, до того момента она и вообразить бы не могла, что станет говорить на такую тему с посторонним человеком, однако сейчас ей хотелось понять, почему Эдвард вспомнил об этом. Он не был бесчестным человеком, Софи не сомневалась в этом. Наверное, Эдвард хотел выяснить, готова ли Софи пожертвовать своей драгоценной девственностью или станет хранить ее для будущего мужа. Она улыбнулась немножко натянуто.

— Эдвард, неужели я должна напоминать вам, что у моих дверей не толпятся поклонники?

Эдвард стал серьезен и чуть наклонился вперед.

— Так вы намерены остаться старой девой лишь потому, что думаете — вам не найти поклонника?

Софи вспыхнула, глаза ее сверкнули.

— Дело не только в этом.

— Вы уверены?

— Да. Я слишком занята своей работой. Ни одному мужчине не понравится, если его жена будет весь день проводить в мастерской — а может быть, и всю ночь. Предполагается, что женщина должна заниматься домом и растить детей, не так ли, Эдвард?

— Так вы не хотите иметь детей?

— Я не собираюсь заводить детей, поскольку не собираюсь выходить замуж.

— И вы уверены, что именно такая жизнь подходит вам больше всего?

Софи вздернула подбородок, отказываясь признать, что, конечно, полной уверенности у нее нет. Она не раз страстно томилась по тому, что, казалось, с легкостью дается другим женщинам, ей хотелось иметь дом и семью. Но она запрещала себе сосредоточиваться на этом, гнала искушение прочь.

— Да, уверена.

Эдвард не спускал с нее глаз, и Софи видела, что он ей не верит. Это ее пугало. Она не могла признаться, что отбросила бы свои шокирующие идеи, если бы нашла любовь, если бы ее полюбили в ответ. Но Софи слишком хорошо знала, что мужчины не могут найти ее привлекательной, потому что она — хромая, и никого не интересует то, что она еще и хорошая художница. И ничто тут не поможет, ничто, сколько ни мечтай…

— Возможно, в один прекрасный день вы все же передумаете, — сказал наконец Эдвард. Он все еще всматривался в ее глаза. — Когда вам встретится подходящий человек.

Софи едва нашла силы, чтобы не отвести взгляда. Ведь в ее душе так ясно, так громко звучало: «Но я уже встретила подходящего человека!» Софи и сама была потрясена и напугана этим. Она боялась, что уже полюбила Эдварда, а этого не должно было случиться, не должно!

— Почему у вас слезы на глазах? — ласково спросил Эдвард, накрывая ее руку своей.

Софи резко высвободила пальцы.

— В Нью-Йорке летом слишком пыльно. Эдвард, глупо говорить об этом. У меня нет поклонников и никогда не будет. Никто не захочет жениться на мне, и мы с вами оба знаем почему. Давайте оставим это.

— Нет, Софи, — возразил он. — Вы вольны думать, что хотите, но я вряд ли с вами соглашусь.

Софи рассердилась. Она наклонилась вперед и резко спросила:

— Может быть, вы считаете, что меня надо выставить на ярмарке невест?

Он весело посмотрел на нее:

— Думаю, в один прекрасный день так оно и случится. Когда вы будете готовы.

Софи усмехнулась и бросила дерзкий вызов:

— Я поищу мужа тогда, когда вы женитесь, Эдвард.

Он окаменел от изумления.

Софи удовлетворенно рассмеялась:

— Вы ведь сами заявили, что вас касаются мои личные дела. Значит, и я могу вмешиваться в ваши.

Он постарался улыбнуться:

— Возможно.

Софи насмешливо смотрела на него:

— Ну же, Эдвард! Исповедуйтесь! Мы с вами знаем, что сейчас вы ищете лишь наслаждений, но, возможно, однажды вам захочется жениться. Все мужчины рано или поздно начинают искать жену, которая присматривала бы за их домом и растила их детей.

Улыбка на лице Эдварда растаяла.

— Только не я.

Софи, искренне удивленная, неуверенно спросила:

— Вы это серьезно?

Он мрачно кивнул.

— Но почему?

Его длинные пальцы поглаживали длинную ножку фужера.

— Я слишком много повидал, Софи. Жизнь — это не сад, полный роз. Роз там вообще не найти.

— Как это уныло звучит!

Эдвард посмотрел на нее так серьезно и грустно, что у Софи заныло сердце.

— Вы были бы потрясены, знай вы, сколько замужних леди заигрывало со мной, намереваясь затащить к себе в постель.

— Конечно, есть замужние женщины, лишенные моральных устоев. Но ведь и мужья в равной степени не верны им.

— Да. Но я понял, что верность вообще практически не встречается в этом мире.

Софи возмутилась:

— Уверена, вы преувеличиваете. Но, выходит, вы не женитесь лишь потому, что вам не вынести неверности, вздумай ваша жена изменить вам?

Он чуть заметно улыбнулся:

— К несчастью, я не преувеличиваю. И я не верю в любовь, потому что видел одно лишь вожделение. И… да, я не смог бы вынести неверности жены. Видите ли, в глубине души я, наверное, старомоден, более того, я и себе самому не простил бы неверности — ну, а женись я, такая нелепость вполне может произойти.

Софи молчала. Она думала, что Эдвард или очень романтичен, или совершенно лишен иллюзий. А может быть, и то и другое вместе.

Они засиделись за кофе. Ресторан уже почти опустел, они остались едва ли не одни и не спешили уходить.

— Все было прекрасно, Эдвард, — сказала Софи. Она выпила куда больше вина, чем следовало бы, зато почти исчезла ее недавняя нервозность. По правде говоря, теперь она трепетала от сладкого предчувствия.

— Я рад. — Он ласково смотрел на нее. — Софи, а вы когда-нибудь пробовали продать ваши работы?

Софи мгновенно насторожилась:

— Нет.

— А почему? — Эдвард говорил небрежным тоном, но взгляд его был внимателен и остр. — Вы вообще-то думали об этом?

— Конечно, думала. Я намерена через несколько лет стать профессиональной художницей. Но… я еще не готова.

— По-моему, вы более чем готовы.

Взгляд Софи словно притягивали его сверкающие голубые глаза. Она стиснула руки на коленях. И промолчала.

— Может быть, мне попробовать поискать хорошего торговца картинами? И договориться о встрече?

Софи задрожала. Она действительно не была готова, она это знала.

— Я и так знаю, кто лучший из торговцев, — услышала она собственный голос.

— Вы боитесь.

— Да.

— Не нужно бояться. Конечно, вы услышите и отказы. Это неизбежно. Даже величайшие из художников не сразу находили признание, особенно в молодости.

Он был прав. Но Софи все равно боялась, ее разрывали сомнения. Вот бы довериться Эдварду, позволить ему заняться ее делами, раз он того хочет…

— Не знаю…

— Давайте поговорим с торговцем, — предложил Эдвард.

— Не знаю… — повторила она.

— Думаю, вам пора выбраться из своего угла, Софи, — довольно резко сказал Эдвард. — Пишите, что вам захочется. Открыто. Продавайте свои картины. Рискните, пусть даже вы услышите отказ. Носите прекрасные платья, измените прическу, выезжайте в свет — на балы, на чайные приемы, на бега! Позвольте мужчинам увидеть вас такой, какой вас вижу я!

Софи даже рот разинула. Эдвард весело усмехнулся.

— Но при чем тут наряды и мужчины, какое они имеют отношение к моей живописи? — спросила Софи, загораясь гневом.

— Думаю, большое, — спокойно ответил он.

— Нет! — Голос Софи прозвучал твердо, но на самом деле ее захватила нарисованная Эдвардом картина. По правде говоря, сегодня она и чувствовала себя совсем не такой, как прежде, — нет, она уже не была некрасивой, чудаковатой калекой, сегодня она ощущала себя молодой, прекрасной, желанной… Она вообразила себя на прогулке, в ярком нарядном платье, с высокой пышной прической… И почти увидела себя на балу, окруженную поклонниками, среди которых, конечно же, был и Эдвард.

Софи с усилием отбросила нелепые мысли. Откашлявшись, сказала:

— Я не прячусь в углу ни от кого и ни от чего.

— В самом деле? — поинтересовался он, явно не веря ей. Софи прямо взглянула ему в глаза, не желая признавать, что он прав. Потому что он был не прав, не прав!

— Если бы я пряталась, Эдвард, я давно бы сбежала от вас.

Он принял вызов и, наклонившись через стол, всмотрелся в нее потемневшими глазами.

— Вам не сбежать от меня, Софи, даже если вы очень постараетесь.

В его голосе прозвучало что-то откровенно мужское, почти первобытное, и Софи вздрогнула.

— Вы… вы мне угрожаете?

— Ничуть. Я ваш защитник, Софи. Не забывайте этого никогда.

По телу Софи пробежала нервная дрожь, кожа покрылась пупырышками.

Эдвард продолжал:

— Если вы не будете рисковать, вам никогда не добиться успеха.

Софи молчала. Она думала о том, что готова рискнуть и стать его любовницей. Она станет женщиной, и, без сомнения, вся ее жизнь переменится…

Он сжал ее руку.

— Вы уже рискнули, здорово рискнули — и сами знаете. Вы — искательница приключений, Софи, дерзкая искательница приключений. Я в этом уверен. Я ни в чем в жизни не был так уверен.

Слезы наполнили глаза Софи. Ей ни разу не приходилось слышать подобных слов…

— Хорошо. Я согласна.

Эдвард откинулся на спинку стула — улыбающийся, довольный, мужественный…

В голове Софи мелькнуло, что она должна написать его вот таким, немедленно, на портрете он должен сидеть, развалясь, за столом прославленного ресторана «Дельмонико»… Ее сердце затрепетало от волнения, и она забыла о слезах.

— Эдвард, — дерзко, почти бесстыдно уставясь на него, сказала она, — не могли бы вы оказать мне одну большую услугу?

Он удивленно посмотрел на нее:

— Разумеется. Любую. Когда угодно. Только скажите. У нее перехватило дыхание.

— Вы согласитесь позировать мне?

Глава 11

Ньюпорт-Бич

Сюзанна прошлась по спальне, остановилась у двери на балкон, взглянула на залитый звездным светом океан. Настолько привычен был этот вид, что она едва заметила серебристые барашки на черной воде, мерцающий небосвод… Всецело погруженная в собственные мысли, она не расслышала стука в дверь. Когда Бенджамин с порога мягко окликнул ее, Сюзанна вздрогнула.

Бенджамин, как и его жена, уже приготовился ко сну, на нем был отделанный бархатом халат плотного шелка и пижама.

— Дорогая?

Сюзанна знала, зачем он пришел. Она вышла замуж за Бенджамина, не испытывая к нему ни любви, ни страсти, и не ждала и от него ничего подобного. За десять с половиной лет их брака у нее почти не было поводов сожалеть о сделанном, вот разве что те ночи, когда он приходил к ней в спальню, заставляли ее грустить, но, к счастью, приходил он не слишком часто. И Сюзанна никогда не прогоняла мужа, никогда не позволяла ему даже заподозрить ее в равнодушии. Она улыбнулась:

— Заходи, Бенджамин.

Он улыбнулся в ответ, входя в спальню.

— Ты чем-то встревожена, дорогая. Что случилось?

Сюзанна вздохнула и села на кровать — роскошное сооружение с пологом красных и желтых тонов, сверкающим золотыми нитями.

— Я не уверена, что Софи можно оставлять в городе одну.

Он сел рядом, слегка коснувшись коленями ее коленей.

— Но почему бы и нет? Софи взрослая, разумная девушка. Может быть, произошло что-то, о чем я не знаю?

Сюзанна с улыбкой посмотрела на Бенджамина. Он не принадлежал к числу тех мужчин, которые способны пробудить в женщине страсть, но был милым, добрым человеком, заботливым и ненавязчивым.

— Нет. — Она думала об Эдварде Деланца. На днях Сюзанна видела Хилари. Та явно нервничала, и Сюзанне нетрудно было понять причину. Эдвард не приехал к Хилари в ее летнюю виллу. Он остался в городе. Сюзанне страшно было и подумать почему. — Может быть, нам снова послать за ней? В самом деле, здесь, на побережье, гораздо веселее!

— Милая, Софи уже двадцать, она неглупая, уравновешенная девушка и очень любит живопись. Дай ей жить по-своему. К тому же мы скоро сами вернемся в Нью-Йорк.

Сюзанна через силу улыбнулась.

— Конечно, ты прав, — сказала она, однако тревога ее не оставила. Сюзанна обладала шестым чувством, и ей не нравилось, что оно говорило ей сейчас. Правда, миссис Мардок, получившая подробнейшие инструкции, должна была немедленно сообщить хозяйке о появлении Эдварда в их городском доме, а таких сообщений не поступало, и это должно было бы успокоить Сюзанну. И все же тревога не утихала.

Бенджамин похлопал ее по руке и выключил свет. Сюзанна сбросила свой шелковый халатик, оставшись в бирюзовой ночной рубашке, и скользнула под одеяло. Бенджамин лег рядом. Когда рука мужа потянулась к ее груди, Сюзанна закрыла глаза. Бенджамин сжимал ее соски, пока они не напряглись.

Сюзанна позволяла ласкать себя, но почти не чувствовала возбуждения. И, как всегда, начала думать о Джейке. Она представляла его так живо и ярко, словно он был здесь, в комнате — высокий, широкоплечий, со стройными бедрами и золотистыми волосами, такой невыносимо сексуальный… Бог. Будь он проклят. Если бы только он не сбежал из тюрьмы… Он и сейчас был бы жив. За решеткой, но жив. Сюзанна представляла свой визит в тюрьму, представляла, как она, в платье, сшитом по последней моде, в сопровождении охранника идет к его камере, по бесконечным полутемным коридорам, мимо других заключенных — мимо разгоряченных самцов…

А Джейк ждал бы ее и уже был бы готов… Он всегда был готов заняться любовью.

Сюзанна тихо вскрикнула, ее захлестнула волна желания — она видела Джейка, в тускло-коричневой тюремной одежде, за решеткой, и знала, что его петушок уже тверд, как кремень, в предвкушении их соития…

Бенджамин накрыл ее своим телом, и Сюзанна крепко обхватила его, раскинув ноги, — разгоряченная, жаждущая.

Дверь камеры отперта. Охранник усмехается бесстыдно и понимающе. Из соседних камер доносится свист, уханье. Но Сюзанну это не беспокоит. Дверь за ее спиной захлопывается, щелкает замок. Джейк стоит, прижавшись к противоположной стене, и его возбужденный фаллос натягивает ткань тюремных штанов. Он улыбается уголками рта. И манит Сюзанну пальцем. Она бросается вперед. Джейк прижимает ее к стене, мгновенно задирает юбки и вонзается в нее — горячий и твердый.

Сюзанна вскрикнула. Бенджамин уже проник в нее, и она пылала, охваченная огнем, и это было великолепно.

Чуть позже Сюзанна открыла глаза и уставилась в потолок. Бенджамин поцеловал ее в щеку, сказал: «Спасибо, дорогая» — и улегся на живот. В те ночи, когда он приходил к жене, он оставался до утра, и Сюзанна, в общем, ничего не имела против. Вот только муж громко храпел и никогда не предпринимал второй попытки.

Но сегодня она страдала. Ее все еще мучило желание, но дело было не только в этом. На глазах Сюзанны сверкали слезы. У нее болело сердце. Она ненавидела Джейка, ей не хватало Джейка, она хотела его… Не было ни одной ночи, когда бы она не желала его, но самыми худшими были те, которые приходилось проводить с Бенджамином.

Оказалось просто невозможно не сравнивать то, что она имела когда-то, и то, что имеет теперь; и хотя разум постоянно напоминал Сюзанне, что Джейк принес ей одни лишь несчастья, а теперь у нее есть все, — разум и логика оказывались слишком холодны и скучны. Из-за присутствия Бенджамина в Сюзанне просыпалась острая тоска, мучительное желание — столь же сильное, сколь и безнадежное.

Наконец она отодвинулась от мужа и обхватила подушку. Ей не впервые приходилось представлять Джейка в те минуты, когда она занималась любовью с Бенджамином. Джейк всегда был с ними в постели. Но фантазии Сюзанны не имели ничего общего с реальностью. В последний раз, когда она видела Джейка живым, он находился в тюрьме, но их встреча ничуть не походила на то, что она воображала себе теперь. Джейк просто знать ее не хотел. Слезы потекли по щекам Сюзанны, когда она погрузилась в воспоминания.

Нью-Йорк, 1888 год

— Идите за мной, мэм.

Лицо охранника было серьезным и мрачным. Сюзанна в то утро надела черное платье, как нельзя больше подходящее к ее гневу и унынию, черную шляпу с короткой вуалью и черные перчатки. Белоснежным носовым платком она прикрывала нос, чтобы запах духов хоть немного перебил тюремную вонь, вонь немытых мужских тел. Она шла за надзирателем, высоко вскинув голову, всем своим видом демонстрируя презрение, хотя душа у нее сжималась от страха и отвращения. Ее высокие каблуки громко цокали по каменным плитам пола. Сюзанну привели в небольшую комнату, где возле обшарпанного деревянного стола сидел Джейк, похудевший и напряженный. За его спиной стоял охранник.

Надзиратель, приведший Сюзанну, вошел в комнату следом за ней. У обоих охранников на поясах висели большие черные пистолеты в кобурах и дубинки на цепочках. Но Сюзанна знала, что Джейк все равно может сделать попытку сбежать.

Джейк ровным голосом поздоровался с женой, его лицо не изменило выражения. Сюзанна посмотрела на него, потом обернулась и смерила взглядом пришедшего с ней охранника.

— Неужели вы не можете хотя бы на минуту оставить нас наедине? Разве нам обязательно говорить в вашем присутствии?

Надзиратель, никак не отреагировав на ее вспышку, вышел вместе со своим напарником. Сюзанна ждала, пока они очутятся за дверью, но вот наконец щелкнул замок. Она знала, что охранники следят за ними сквозь окошко в двери. Но все равно бросилась к Джейку.

— Они завтра передадут тебя британским властям! — воскликнула она. — Я не могу в это поверить!

Он смотрел на нее совершенно бесстрастно.

— Где Софи?

Сюзанна побледнела, потом шагнула к нему, взмахнув сжатой в кулак рукой.

— Софи! Софи дома, как и положено маленькой девочке! Черт бы тебя побрал!

Джейк встал и теперь смотрел на нее сверху, тоже распаляясь гневом.

— Я хотел видеть дочь, Сюзанна, чтобы попрощаться с ней. Почему ты не привела ее?

— А как насчет меня? — закричала она, колотя его кулаками. — Как насчет меня, ты, ублюдок?! Ты заперт здесь, а я свободна, но мне теперь хуже, чем когда-либо! Когда я иду по улице, знакомые при виде меня переходят на другую сторону!..

Джейк не пытался уклониться от ее ударов, и Сюзанна била его по груди и по лицу, но вскоре утомилась. Она обливалась слезами, но все же отчасти сумела взять себя в руки.

— Они депортируют тебя, и я останусь совсем одна! Будь ты проклят, Джейк О'Нил!

Губы его сжались, глаза потемнели, но он промолчал. Сюзанна наконец перестала плакать и теперь всматривалась в красивое лицо мужа.

— Неужели тебя совсем не интересует, что будет со мной?

Он лишь крепче сжал челюсти, отказываясь говорить.

— Все было так плохо, когда мы поженились! Но ты преуспел в бизнесе, и мы с этим справились. Не совсем, не все двери открылись перед нами, но уже очень многие! А теперь они все снова захлопнутся — все, все до единой! — Она готова была снова разрыдаться.

Джейк наконец заговорил:

— Ты вывернешься, Сюзанна, и неплохо устроишься. Я в этом уверен.

Она широко раскрыла глаза, приходя в бешенство.

— Да, так же, как я устроилась в первые годы нашего брака, в той чертовой лачуге, которую ты нагло называл нашим домом!

— Да. Примерно так же. — Он обжег ее яростным взглядом. Сюзанна вспомнила, как она, беременная, целыми днями сидела в жалкой хижине совершенно одна, пока Джейк работал и работал, словно ее и на свете не существовало. Она вспомнила о тех немногих часах, которые они проводили вместе, — часах безумной, животной страсти. Она вспомнила о своей первой измене, о второй, третьей…

— Во всем виноват только ты! Ты не смеешь винить меня!

— Кажется, я уже слышал это раньше. Возможно, ты и права. Мне очень жаль. Мне очень жаль, что ты забеременела, жаль, что я оказался так глуп, чтобы настаивать на женитьбе, жаль, что я был дураком и женился на тебе. — Голос его понизился. — И мне жаль, что я продолжал заботиться о тебе, когда любой другой мужчина на моем месте уже выгнал бы тебя из дома.

Сюзанна ошеломленно уставилась на него. Прежде он никогда и ни за что не просил прощения, даже в такой форме. И в первый раз он открыто заговорил о своих чувствах — это напугало Сюзанну и в то же время вселило в нее надежду.

— Джейк… Джейк, мне этого не вынести… — Она крепко обняла его. — Боже, мне не вынести всего этого! Они же увезут тебя навсегда!

Он быстро взял ее за руки и отстранил от себя.

— Тут уж ничего не изменишь, — твердо прозвучал его голос.

Сюзанна, подняв голову, посмотрела мужу в лицо:

— Но я люблю тебя! А ты… ты любишь меня. Ты… ты сказал сейчас именно это!

Джейк криво улыбнулся:

— Если ты любишь меня, Сюзанна, ты выбрала странный способ доказать свою любовь. Скажи-ка, кто лежал в твоей постели прошлой ночью, пока я торчал в этой грязной клетке? И кто будет лежать в ней сегодня, и завтра, и послезавтра?

Сюзанна замерла.

— Никто! — воскликнула она. И это было правдой в прошлую ночь она спала одна и скорее всего будет спать одна в предстоящую ночь. Но если Джейк думает, что она собирается сохнуть и вянуть все то время, которое ему предстоит провести в тюрьме, то он здорово ошибается.

Джейк хрипло рассмеялся:

— Неужели ты думаешь, я поверю, что ты намерена хранить мне верность теперь, если и прежде была неверна? Ты думаешь, я поверю, что ни один мужчина не погладит твое горячее тело, пока я буду десять или пятнадцать лет сгорать без женщины — до тех пор, пока меня не освободят… если меня вообще освободят когда-нибудь? — Теперь он уже почти кричал.

И Сюзанна разозлилась ничуть не меньше.

— А разве ты вправе ожидать другого? — выпалила она. — Разве ты не сам во всем виноват?

Но гнев Джейка погас так же быстро, как и вспыхнул. В его глазах промелькнуло что-то темное и печальное.

— Ладно. Разумеется. Во всем виноват я. Как всегда. — Он жестко посмотрел на жену. — Приведи ко мне Софи, Сюзанна. Немедленно.

Она вздрогнула. Если бы Джейка не увозили завтра, она бы сейчас развернулась и убежала: ведь он снова, снова думал о дочери, тогда как должен был думать о ней, своей жене, он должен был умолять ее о прощении, говорить о вечной любви! Черт бы его побрал! Но его увозили, он осужден за свое давнее преступление и будет сидеть в английской тюрьме, и Сюзанна не знала, сколько пройдет времени, прежде чем она снова сможет навестить его. А если его никогда не выпустят, если он никогда не вернется домой… Внезапно Сюзанна по-настоящему испугалась, и остатки гнева испарились. Что, если она никогда не увидит Джейка?