— В прошлом году, в ноябре, я ездил на автомобильную выставку в Лондон. И там машины поймали меня, как форель на крючок.

— Хмм… — буркнула мисс Эймс. — Всем молодым девчонкам это нынче нравится, не правда ли, моя дорогая?

Провожая мисс Эймс до двери, Софи чувствовала, что ее сердце и пульс словно бы взбунтовались. Что это выдумала старая леди? И в то же время перед мысленным взором девушки невольно вставала заманчивая картина: она сидит в двухместном черном автомобиле, а рядом с ней Эдвард в кепи и защитных очках… До сих пор Софи не приходилось кататься в авто, а может быть, она и умрет, не узнав, что это такое. И воображать себя на такой прогулке, да еще с Эдвардом Деланца, — просто романтическая ерунда, не более того.

Но вот ей пришлось наконец вернуться в гостиную. Хотя Софи очень боялась остаться наедине со своим гостем, все же она сумела немного успокоиться. Эдвард вышел из гостиной. Софи нашла его в коридоре рассматривающим ее картину двухлетней давности. Он обернулся к девушке:

— И это тоже писали вы?

Это был портрет Лизы в детстве. Софи писала его по памяти и при помощи фотографии.

— Вы знаток искусства, мистер Деланца? — Мысли Софи путались, она была чрезвычайно смущена.

— Едва ли. — Он широко улыбнулся.

— Но вы обладаете верным взглядом, мистер Деланца. — Софи разгладила несуществующую складку на юбке. К еще большему своему смущению, она увидела у себя на руке полоску красной краски. — Боюсь, я сегодня выгляжу не лучшим образом.

В его глазах вспыхнули искры.

— Не совсем так, мисс О'Нил.

От его слов воображение Софи снова разыгралось, но она решительно отбросила ненужные мысли. И все же тело ее напряглось… она инстинктивно сложила руки на груди.

— Зачем вы пришли? — тихо спросила она.

— А как вы думаете, зачем я здесь, Софи?

Девушку вдруг охватило напугавшее ее саму страстное желание, она почувствовала, как в ней закипает кровь… Она напомнила себе, что этот человек — беспринципный мошенник. Неужели он и вправду хочет совратить ее? Нет, вряд ли…

Но зачем бы еще ему приходить сюда — и зачем называть ее просто по имени, да еще таким соблазняющим тоном? Софи выпрямилась, собирая волю в кулак. Она однажды уже чуть не поддалась его обаянию, чуть не сдалась перед его красотой, на этот раз не следует быть такой дурочкой. Он может делать что угодно, говорить что угодно, однако она сохранит ясность мысли и не поддастся невольным желаниям.

— Не имею ни малейшего представления, мистер Деланца, — услышала она собственный голос.

— Я пришел навестить вас, разумеется, — сказал он, улыбаясь и сверкая очень белыми зубами. Его дерзкие голубые глаза весело смотрели на Софи.

Вопреки всей своей решимости девушка ощутила, что его чары неумолимо опутывают ее. Его притягательная сила казалась неодолимой.

— Мистер Деланца, я не понимаю… — напряженно произнесла она. — Зачем вам навещать меня?

— Вы задаете этот вопрос всем джентльменам, заходящим к вам?

Софи вспыхнула от искренней растерянности.

— Уверена, я говорила вам, что у меня нет поклонников.

Эдвард по-прежнему смотрел на нее, но улыбка исчезла с его лица.

— К вам никто не приходит?

Она вздернула подбородок:

— Из джентльменов — никто.

Его глаза смотрели недоверчиво. Потом он снова улыбнулся:

— Ну, теперь один такой появился — это я.

Софи нервно вздохнула. Кровь бешено билась у нее в висках.

— Вы светский человек… — заговорила Софи, осторожно подбирая слова. Она твердо решила выяснить его намерения. Твердо решила разгадать эту загадку, решить ее раз и навсегда.

Эдвард вопросительно вздернул левую бровь.

— А я, как вы и сами видите, художница, занятая своим делом и слишком эксцентричная. И… — Она не могла этого выговорить. Не могла вслух назвать причину, по которой он просто не мог считать ее интересной женщиной.

Его глаза потемнели.

— И что еще?

— Зачем вы пришли сюда? — выкрикнула Софи, теряя остатки и без того слабой выдержки.

Он склонился над ней.

— Значит, вы эксцентричны, вот как? Это забавно, потому что я не вижу в вас ничего эксцентричного. Оригинальность, талант — да. Эксцентричность? Нет. Чьи слова вы повторяете, Софи? Вашей матери?

Девушка от изумления потеряла дар речи. Он шагнул к ней — Софи подалась назад.

— Похоже, вы кое-что забыли, — пробормотала она.

Софи нервно облизала губы. Он вынудил ее прижаться спиной к стене. Софи дрожала от страха — она уставилась на Эдварда, окончательно онемев. Что, если он воспользуется ситуацией и поцелует ее? Как ей тогда быть?

А он подумал вдруг, что если ее до сих пор никто никогда не целовал, то ей, пожалуй, это должно понравиться…

В синих глазах Эдварда мелькнул гнев. я.

— Мне плевать на вашу дурацкую лодыжку, Софи.

— Ну, тогда вы единственный человек, который…

— Просто все остальные — толпа чертовых придурков.

Софи не отрывала от него взгляда, остро чувствуя, что их тела разделяют всего несколько дюймов, ощущая жар его тела. Хуже того, она ощущала, что и ее тело горит огнем, чего с ней никогда прежде не бывало.

— О чем это вы?

Он поднял руку. На одно краткое мгновение Софи показалось, что Эдвард хочет коснуться ее. Его рука помедлила возле плеча девушки, но потом Эдвард оперся ладонью о стену, как раз возле головы Софи.

— Я говорю, что зашел навестить вас, как это мог сделать любой другой молодой человек. Все вполне благопристойно и мило. Просто я нахожу вас очень интересной. А вы ведете себя так, будто я прокаженный.

— Я не хотела произвести такое впечатление, — неуверенно ответила Софи. Рукав его синего пиджака был так близко, что она ощутила щекой прикосновение мягкого ворса шерстяной ткани.

Эдвард внимательно посмотрел на девушку.

— Почему вы меня боитесь?

— Я не боюсь…

Но она боялась — ох, как она боялась! «Что мне делать, если он вздумает поцеловать меня?..»

Он криво улыбнулся. В глазах мелькнула горечь.

— Наверное, мне не следует вас винить. Но я вам обещаю, Софи, что никогда не причиню вам ни малейшего вреда. Я хочу быть вашим другом.

Последние слова он произнес мягким, почти мурлыкающим тоном. Софи немедленно отреагировала. Ее сердце забилось втрое быстрее, стало трудно дышать, во рту пересохло. Какую дружбу он имеет в виду?..

Софи осторожно посмотрела в его сверкающие голубые глаза. И перед ней всплыла картина слившихся тел, мужского и женского. Мужчиной был Эдвард, а женщиной — она сама. Конечно, в его словах был и другой, более глубокий, скрытый смысл, Сюзанна наверняка посчитала бы так. Но Софи сомневалась, верно ли это, потому что помнила, как добр и мягок он был с ней там, на веранде в Ньюпорте, тем незабываемым вечером. И она не знала, что ей чувствовать сейчас, когда он говорит с такой искренностью, — облегчение или разочарование.

Он пристально глядел ей в глаза.

— Мы друзья, Софи?

Софи задрожала. Она знала, что Эдвард ощущает эту дрожь, потому что щекой она касалась его руки. А если бы он еще чуть-чуть продвинулся вперед, то и колени их соприкоснулись бы.

— Софи?..

Она пыталась найти подходящие слова для ответа, но все казалось ей двусмысленным.

— Конечно, мы друзья, если это то, чего вы хотите. — И она снова покраснела.

Похоже, Эдвард был доволен. Но его следующие слова страшно взволновали Софи и окончательно лишили ее присутствия духа.

— А вы не напишете что-нибудь для меня?

— Что?

— Вы не могли бы написать что-нибудь для меня, Софи? — повторил он.

Она не в состоянии была шевельнуться. И сердце ее вновь бешено заколотилось.

— Напишите хоть что-нибудь, — льстиво-умоляюще проговорил Эдвард. — Что-нибудь, что вам самой захочется.

Софи подумала, что таким тоном ему приходилось говорить не однажды, со многими женщинами, когда он хотел поймать очередную жертву и затащить ее в свою постель. Она вжалась спиной в стену:

— Нет. Не думаю… Нет.

Его улыбка увяла.

— Но почему?

— Это не слишком хорошая идея.

— Отчего же?

Софи и сама не знала. В ней говорил инстинкт, предостерегая ее, не разрешая уступить его просьбе. Может быть, потому, что она находила его совершенно неотразимым, и потому, что ей очень хотелось услышать от него слова одобрения, даже если они не относились бы к ее работе и профессиональному мастерству. И почему-то Софи ощущала, что очень опасно впустить Эдварда в мир своего искусства, — куда более опасно, чем оставаться с ним наедине вот здесь, сейчас… или принять его дружбу.

— Вы слишком многого просите.

— Разве? Вы же написали портрет для мисс Эймс.

— Это не одно и то же.

— Почему?

Софи не нашлась что ответить. Она не могла сказать ему, что мисс Эймс — просто милая, хоть и ворчливая старушка, тогда как Эдвард — сказочный принц, мечта каждой женщины, и к тому же портрет мисс Эймс она написала по настоянию матери, а не по просьбе пугающего, опасного незнакомца-мужчины.

— Я очень занята, — ответила она наконец, хотя язык с трудом повиновался ей: ведь, говоря правду, она в то же время и лгала. — У меня занятия в Академии и этюды, это занимает почти все мое время.

— Понимаю. — Эдвард явно был огорчен, он опустил руку, которой опирался на стену. — Я думал, что, если мы стали друзьями, у вас найдется немножко времени и для меня.

Софи не знала, что думать. А если он и вправду просто вежлив и галантен? Если он вправду хочет стать ее другом? Если они смогут завязать платонические, но теплые и долгие отношения? Софи уже поняла — ей не хочется, чтобы Эдвард исчезал из ее жизни. Он стал частью ее мира, хотя едва успел приблизиться к самому его краешку.

— Почему вы все это делаете? — прошептала она.

— Потому что вы в этом нуждаетесь, — очень мягко ответил он, уверенно глядя ей в глаза. — Я вам нужен, Софи. Вы нуждаетесь в хорошей встряске.

Софи онемела.

И тут вдруг его руки оперлись о стену, по обе стороны головы девушки.

— Вы нуждаетесь в хорошей встряске, — повторил Эдвард, на этот раз грубоватым тоном, и внезапно его бедра коснулись ее бедер. — Отчаянно нуждаетесь.

Софи похолодела. Она ощущала его крепкие, мускулистые ноги и бедра… И ее охватило отчаяние оттого, что это прикосновение вызвало у нее в крови настоящий пожар. Она утонула в сверкающей голубизне его глаз, светившихся сейчас так необычно. Софи никогда не приходилось прежде видеть такого света ни в глазах мужчин, ни в глазах женщин. Она облизнула губы. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Конечно, это просто невозможно, однако… У Софи мелькнула абсурдная мысль, что Эдвард хочет поцеловать ее. И если ее инстинкт говорил правду, то надо немедленно оттолкнуть Эдварда, немедленно и решительно. Софи попыталась собраться с силами, найти подходящие слова — но не сумела.

— Я намерен как следует встряхнуть вас, Софи, — негромко проговорил он, и глаза его сверкали по-прежнему, а сам он так близко наклонился к девушке, что почти касался ее груди.

Их взгляды встретились. Казалось, испепеляющая своим жаром молния пронеслась между ними, и вспышка эта была так сильна и ярка, что Софи забыла о благопристойности и предостережениях матери, вообще о том, как должна вести себя порядочная леди. Все ее существо кричало: «Да, да!..» Эдвард понял это. Его губы сложились в мягкую улыбку, и он наклонился к ней. А для Софи момент ожидания его поцелуя был самым прекрасным и самым болезненным моментом всей ее жизни.

Она забыла обо всем на свете. По ее венам несся огонь, кожа пылала, лоно терзала пульсирующая боль, наполняя Софи странным, непонятным ей желанием. Она слышала, как с ее собственных губ сорвался тихий, похожий на стон звук — и тут же тело Эдварда коснулось ее тела. Софи задохнулась, когда напрягшееся мужское естество Эдварда прижалось к ее животу, девушку словно парализовало.

Его губы осторожно коснулись ее губ. Софи негромко застонала, охваченная томлением. Его губы снова коснулись ее рта. Софи сжала руки в кулаки, чтобы не вцепиться изо всех сил в широкие плечи Эдварда. Ее тело трепетало в ответ на легкое, нежное соприкосновение их губ, в ответ на тяжелый жар его чресел. Пораженная, Софи поняла: он ей нужен, она хотела бы растаять в его руках, ей хотелось касаться его тела — всего тела, хотелось опуститься с ним на пол, прижаться обнаженным лоном к его пульсирующей твердыне… Ей хотелось плакать, стонать, кричать от желания, ей хотелось завизжать: «Да!» Ей хотелось прорыдать: «Сейчас!..» И еще ей .хотелось, чтобы он поцеловал ее так, как целовал Хилари. Глубоко, сильно… Чтобы впился в ее раскрытые губы, и чтобы это стало прелюдией к тому, что Эдвард хотел сделать с ней, к тому, чего хотело его великолепное, сильное тело.

Но ничего подобного не произошло. После краткого мгновения, после мягкого и легкого прикосновения к ее губам он замер.

Глаза Софи были закрыты. Но она дышала тяжело, словно пробежала марафонскую дистанцию. Ее ногти впились в ладони. Тело дрожало, как туго натянутая тетива.

— Боже… — хрипло прошептал Эдвард.

Софи осмелилась наконец открыть глаза, осмелилась взглянуть на него. И ее словно обожгло устрашающим мужским желанием, которое она увидела в его взоре.

— Боже! — воскликнул он и резко отшатнулся от девушки. Софи не могла поверить. Она стояла, прислонясь к стене, жадно хватая воздух, и сердце ее стучало так громко, что она сама слышала его удары. И постепенно она осознала… Да, Эдвард поцеловал ее, но так легко, так коротко — едва ли этот поцелуй длился дольше сотой доли секунды. А она покорилась…

Нет, не покорилась. Это ничуть не было похоже на покорность. Она страстно желала поцелуя, она готова была стать распутной, дикой, безрассудной, готова была к тому, чтобы осуществились самые безумные фантазии.

Софи прижала ладонь к губам, и на ее глазах выступили слезы. Боже, Боже!..

— Ч-черт… — пробормотал Эдвард. Он быстро ушел в дальний конец гостиной и теперь стоял там спиной к Софи, ероша волосы.

Наконец он обернулся. Их разделяла вся гостиная. Он улыбнулся. Но это была уже не прежняя его улыбка — в ней явно просматривалась неуверенность.

— Знаете, мне кажется, я и в самом деле очень хочу иметь вашу картину, — с непонятной насмешкой произнес он.

Софи не ответила, потому что просто не могла говорить. Но если картина заставит его уйти, навсегда оставить ее в покое, С ее девственностью и здравомыслием, — ну что ж, он получит картину. Но уйдет ли он тогда?..

— Софи? С вами все в порядке? — Он уже не улыбался. Софи пыталась угадать, видит ли Эдвард, как она страдает.

Она заставила себя выпрямиться и любезно улыбнуться — отчаянно надеясь, что он не заметил ее повлажневших глаз, не ощутил ее неистового отклика на его пыл, не почувствовал, как ее тело уступало его силе.

— Разумеется.

Эдвард натянуто улыбнулся.

— Мне очень жаль… — Он замялся, подбирая слова. — Вы такая хорошенькая, Софи, и я… я забылся. Вы примете мои извинения?

— Вам не за что извиняться, — сказала Софи, стараясь проникнуть в тайный смысл его слов. Она знала, что у нее дрожат губы. И она была изумлена, несмотря на болезненное разочарование. Неужели он и вправду считает ее хорошенькой? Ну а иначе зачем ему целовать ее? Но ведь она некрасивая… и хромая. — В самом деле, мистер Деланца, — добавила Софи, тяжело сглотнув.

— И снова вы слишком милосердны, — пробормотал Эдвард, посмотрев ей в глаза.

Софи не могла выдержать этого и уставилась в пол. Эдвард направился к ней, и девушка, слыша его приближающиеся шаги, окаменела. Когда же решилась поднять глаза, Эдвард стоял на достаточно безопасном расстоянии от нее.

— Я, похоже, подверг опасности нашу дружбу?

Софи колебалась, но потом вдруг решилась на дерзость:

— Не знаю. А вы этого хотели?

— Если и хотел, то бессознательно, и постараюсь все исправить, — тут же клятвенно заверил Эдвард. — Я вам это обещаю, Софи О'Нил.

Он говорил слишком искренне, он не лгал. И Софи ответила — на сей раз от всего сердца:

— Мы друзья.

Он облегченно вздохнул и улыбнулся:

— Значит ли это, что я получу картину?

Софи, не обращая внимания на предостерегающий внутренний голос, ответила:

— Да.

— А что вы напишете?

— Не знаю.

Он тихо сказал:

— А я знаю, чего бы мне хотелось.

— Вы… вы знаете? — У Софи сел голос. Она снова вообразила себя в его объятиях и снова почувствовала каждый дюйм его изумительного сильного тела…

— Я бы хотел иметь ваш портрет.

Софи нервно хихикнула:

— Вы снова пытаетесь встряхнуть меня, как я вижу.

— Автопортрет для вас — встряска?

— Я не пишу автопортретов.

Эдвард посмотрел на нее очень серьезно.

— Так напишите один. Для меня.

— Нет!.. — Она скрестила руки, почти обхватив себя. — Это невозможно.

— Почему? Почему вы не пишете автопортретов?

Софи в замешательстве уставилась на него.

— Вы получите что-нибудь другое, но только не автопортрет.

После недолгого молчания Эдвард кивнул:

— Ладно, я знаю, когда пора сдаваться. — И, быстро шагнув вперед, он взял ее руку и чуть пожал, но не поцеловал. — Я задержался, мне пора. — И улыбнулся. — Надеюсь вскоре снова увидеть вас.

Софи отняла руку, у нее перехватило дыхание, но она надеялась, что Эдвард этого не заметил.

— Мне понадобится некоторое время, чтобы сделать работу маслом, если вы предпочитаете именно масляную живопись.

— Вы — художник, вам и выбирать и тему, и технику.

Софи кивнула и пошла за ним к двери. И лишь когда Эдвард ушел, она сообразила, что ей следовало заключить с ним сделку. В обмен на свою картину надо было попросить его позировать ей.

Он стоял спиной к Центральному парку, глядя на роскошный особняк на другой стороне улицы; он глубоко засунул руки в карманы бежевых брюк, франтоватая соломенная шляпа укрывала лицо от палящих лучей летнего солнца и от взглядов любопытных прохожих, которым вздумалось бы рассмотреть его. Едва ли кто-то мог его узнать, но все же рисковать он не хотел.

Пора было идти. Он неохотно повернулся и медленно зашагал по Пятой авеню. Он увидел то, что хотел, хотя ему и пришлось ждать почти весь день.

Да, он ждал целый день, только чтобы взглянуть на нее. Просто взглянуть на свою любимую дочь. Это было манной небесной для его жаждущей души.