В следующее мгновение Эдвард, изумленно глядевший на собственные портреты, окружающие его с четырех сторон, все понял. Эти картины Софи написала в последние два года, после того как, отказав ему, уехала в Париж учиться живописи. Все то время, что Эдвард провел в Южной Африке, трудясь как раб на своем алмазном руднике и думая о Софи день и ночь, она вовсе не веселилась с друзьями и любовниками в барах и кабаре. На выставке слишком много картин, значит, Софи работала как одержимая. А ведь она к тому же была беременна и готовилась к рождению их дочери. Похоже, она уделяла живописи каждое свободное мгновение, трудилась не покладая рук, иначе она просто не смогла бы сделать так много. Эдвард никогда в жизни не был так изумлен и так переполнен чувствами, и никто не сумел бы удивить его так, как эта женщина, которая должна вот-вот стать его женой.

И еще одно стало предельно ясным Эдварду. Все то время, пока они были далеко друг от друга, Софи любила его так же страстно, как и он ее. До безумия страстно.

Софи пришла в галерею одна. В какой-то момент ей захотелось попросить Эдварда пойти вместе с ней. Она вдруг испугалась, что ее отвергнут критики и публика, и ей захотелось ощутить рядом с собой силу Эдварда, его поддержку, захотелось, чтобы он был рядом с ней. Но надо быть сильной. Она должна постоянно помнить: она ведь сама не хотела, чтобы Эдвард увидел ее работы.

Софи явилась к Дюран-Ру за полчаса до официального открытия выставки, и сердце ее тяжело ворочалось в груди, словно каменная глыба. Ей не удалось поговорить с Жаком, тот был слишком занят последними приготовлениями, он зачем-то решил поменять местами кое-какие из работ. Минуты тянулись для Софи, как часы. И вдруг распахнулись двери, и в зал вошли первые посетители…

Галерея быстро до отказа наполнилась людьми. И тут Софи заметила свою мать и Ральстона. Она замерла от испуга — она вообще не ожидала увидеть их здесь. Ей нечего было сказать Сюзанне, но Бенджамина она должна поблагодарить за то, что он пришел сегодня поддержать ее, и за то, что прислал ей чек на огромную сумму — в качестве свадебного подарка. Софи шагнула к ним и слишком поздно заметила, что позади Ральстонов стоит маркиз Коннут.

— Софи, дорогая! — воскликнула Сюзанна.

Софи холодно кивнула ей, потом, приподнявшись на цыпочки, поцеловала Бенджамина в щеку. Он выглядел ужасно. Слезы затуманили глаза Софи. Ей так хотелось сказать, что с Лизой все в порядке, ведь Бенджамин страдал, мучился. Но тут она почувствовала на себе холодный взгляд маркиза — он ждал, что Софи выдаст себя и признается, где прячется Лиза. Софи сжала руки Бенджамина.

— Спасибо, что пришел… и спасибо за щедрый подарок.

Он с трудом улыбнулся.

— Я так рад, что ты наконец выходишь замуж, Софи! И… — он обвел взглядом выставочный зал, — и теперь я понимаю, что Деланца — именно тот человек, который тебе нужен. Я желаю тебе счастья, дорогая.

Софи хотелось заплакать. Но она лишь благодарно кивнула Бенджамину. Если он, лишь взглянув на картины, сразу понял, как она любит Эдварда, то, наверное, это поняли и все остальные посетители выставки? Но завтра они поженятся. Наверное, это будет выглядеть совершенно естественно. Наверное, все подумают, что они женятся по любви, и скандал из-за того, что она родила от него ребенка до свадьбы, понемногу затихнет. Вот только никто не будет знать настоящей правды — что бедная Софи О'Нил безответно влюблена в негодяя и распутника.

Сюзанна снова попыталась привлечь внимание дочери:

— Дорогая, прошу тебя…

Софи мельком глянула на бледное лицо матери, на ее полные боли глаза и отвернулась. Она думала об Эдане и не могла простить Сюзанну, при этом пытаясь забыть, что это слишком жестоко — отказываться от собственной матери; она постоянно напоминала себе, что Сюзанна хотела совершить нечто ужасное, хотела отдать свою внучку чужим людям.

Софи постаралась взять себя в руки. Ну почему она раньше не сообразила, что Сюзанна явится на открытие выставки? Интересно, по-прежнему ли Сюзанне неприятно и непонятно ее искусство. Впрочем, теперь мнение матери ничего не значило для Софи.

— Софи, cherie, я думаю, выставка будет иметь грандиозный успех! — воскликнул подошедший Жак.

Софи обернулась к нему и слабо улыбнулась:

— Не знаю… Мне кажется, все эти дамы ужасно возмущены тем, что я собой представляю, тем, как я живу, и тем, что я написала так много портретов Эдварда — он ведь отец моего ребенка, им всем это прекрасно известно. Боюсь, они пришли просто поглазеть и поискать новых поводов для сплетен.

— Ах, возможно, возможно, это и так, но ведь и пресса, и критики в восторге от вашей романтической истории! Ведь это la grande passion, великая страсть, не так ли?

Софи огляделась по сторонам. Великая страсть? Вряд ли это действительно так. Софи охватила печаль, боль горького разочарования.

Потом она вдруг ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Софи вздрогнула, когда увидела, что это тот же самый мужчина с золотистыми глазами, которого она заметила на балу в честь обручения Лизы. Она вцепилась в рукав Жака. Что-то встревожило ее, сильно встревожило…

— Жак, кто это? Вы знаете вон того человека?

Дюран-Ру проследил за ее взглядом. Заметив, что стал объектом внимания, незнакомец повернулся и затерялся в толпе.

— А, этот… Он анонимно купил две ваши работы, вскоре после того, как вы в прошлом году уехали в Париж.

— Но кто он такой? Я должна знать!

— Дорогая, вам же известно, если покупатель не желает открывать своего имени, я не могу…

— Я должна знать! — выкрикнула Софи.

— Его зовут Джейк Райан.

— Джейк!

Он замер, потом очень медленно повернулся.

Сюзанна схватила его за рукав. Ее глаза сверкали яростью. Они стояли неподалеку от входа в галерею, вокруг толпилось множество людей.

— Да как ты посмел сюда явиться! — возмущенно воскликнула Сюзанна.

Они не виделись с того дня, когда занимались любовью в гостиной его необъятного дворца, — прошло почти две недели. Но Джейк отлично знал, что Сюзанна не однажды пыталась добиться встречи. Однако он сказал ей все, что мог сказать, и распорядился, чтобы ее больше не впускали в его дом, поэтому каждый раз, когда Сюзанна являлась, слуга говорил ей, что мистера Райана нет. А сейчас она показалась ему полубезумной. У той женщины, к которой когда-то его так влекло, не было этих диких глаз. И он больше не испытывал к ней никаких чувств. Джейк просто не мог понять, почему в тот день его охватило вдруг неодолимое желание, конечно, можно свалить вину за происшедшее на выпитое виски, но он не стал этого делать.

— Я должен был прийти. Я не мог пропустить величайший день в жизни Софи.

— А завтра, по-твоему, тоже будет великий день, когда она выйдет замуж за этого ублюдка, который совратил ее и сделал ей ребенка? — злобно выпалила Сюзанна.

— Думаю, завтрашний день будет еще лучше, — спокойно ответил Джейк. — Деланца влюблен в нее по уши. Он сделает ее счастливой.

Сюзанна побледнела.

— Только не говори, что и он тоже твой друг!

Джейк кивнул.

— Да ты ненормальный! — На глазах Сюзанны показались слезы. — Ты приказал этому твоему придурку лакею не пускать меня в дом, ведь так?

— Сюзанна, к чему ты клонишь?

— Ты не можешь избавиться от меня вот так, не можешь! Джейк… Боже… я постоянно думаю о тебе… о нас!

Он медленно, с уверенностью произнес:

— Нет никаких «нас», Сюзанна. Все кончено. Кончено.

— Нет!

Он повернулся к ней спиной и хотел уйти.

Сюзанна бросилась следом и так вцепилась в Джейка, что он покачнулся. Ее силы в это мгновение словно удесятерились. Он устало повернулся.

— Ну что еще, Сюзанна?

— А ты знаешь, что иной раз я ненавижу тебя куда сильнее, чем люблю?!

Он молча смотрел на нее.

— Я хочу, чтобы ты вернулся ко мне, Джейк.

— Нет.

На ее побледневшем лице отразились одновременно и хитрость, и злоба.

— Я сделала это однажды — и я это сделаю снова!

Джейк почувствовал, как волосы зашевелились на его голове. По всему его крупному телу пробежала дрожь.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Она торжествующе засмеялась.

— Не понимаешь, да? А ты никогда не понимал! И никогда не знал!

— Никогда не знал чего?

— Что не было тогда никакого британского вельможи!

Джейк непонимающе смотрел на нее. Потом вдруг его осенила чудовищная догадка… Он ужаснулся:

— Что?

— Пятнадцать лет назад. Не было никакого британца!

В его мозгу закрутился бешеный водоворот воспоминаний. Пятнадцать лет назад. Зима 1887 года. Сплошные бураны и метели, одна из наихудших зим за многие годы. Восемьсот восемьдесят седьмой. В ту зиму Джейка узнал на балу некий заезжий британский сановник. Лорд Каррингтон. Дурацкая случайность. Безумный рок. Узнал и вынудил бежать из страны… От жены… от ребенка. Джейк в ужасе уставился на Сюзанну.

Она захохотала:

— Это я! Это я все подстроила! Я заставила тебя бежать! Я тебя выдала!

Джейк почувствовал, что пол уходит у него из-под ног. Ему трудно было дышать и еще труднее поверить словам Сюзанны.

— Но почему? Боже, почему?!

Глаза ее заблестели от слез.

— Я ненавидела тебя за ту танцовщицу!

Джейк смотрел на нее, почти не понимая смысла ее ответа. Танцовщица? Разве у него была какая-то женщина? Он не мог вспомнить. Он был столько лет верен Сюзанне, несмотря на ее постоянные измены, но потом в памяти всплыло: он и вправду однажды искал утешения в объятиях другой женщины. Боже, Боже! Джейк закрыл глаза, боль пронизала его до самой глубины души.

Так это не было случайностью, совпадением. Это не было роком. Это сделала Сюзанна — женщина, которую он так любил, его злобная, мстительная жена.

— Ты просто дурак! — продолжала тем временем Сюзанна. — Это все сделала я! Я выдала тебя тогда — и выдам снова! Так будет, будет! Вернись ко мне!

Джейк открыл глаза и молча посмотрел на нее. А потом повернулся и выбежал за дверь. Он снова сбежал.

— Софи, cherie! — воскликнул подошедший Жак. — Вы только посмотрите на эту толпу! Какой успех!

— Так ли?

— Да, так! — возбужденно проговорил торговец, прижимая к себе Софи. — Все в восхищении от ваших работ, и несколько крупных покупателей уже проявили интерес и заговорили о покупке кое-каких холстов. Но что куда более важно — Луизина Хэйвмейер просто влюбилась в «Прощай, невинность»! Она мне сказала, что, если я продам эту работу кому-нибудь другому, ноги ее не будет больше в моей галерее!

Софи глубоко вздохнула, потрясенная не на шутку. Луизина Хэйвмейер и ее муж считались наиболее крупными и влиятельными коллекционерами Нью-Йорка. И если Хэйвмейеры купят одну из картин Софи, другие коллекционеры тоже заинтересуются. К тому же Хэйвмейеры редко покупали одну-единственную работу понравившегося им художника — они обычно старались приобрести как можно больше его картин.

— Боже мой! — прошептала Софи, спрятав руку за спину и скрестив пальцы на счастье.

— Она должна убедить своего мужа, потому что скорее всего они не решатся повесить эту работу открыто. Ну, идемте, Софи. Пресса уже явилась. И еще несколько покупателей хотят поговорить с вами.

Ошеломленная Софи последовала через зал за Жаком.

— Сначала вы познакомитесь с некоторыми из моих лучших клиентов, — сказал Жак и тут же представил Софи некоему немецкому барону, жившему в Нью-Йорке.

— Я покорен, очарован вашими картинами. — Барон склонился к руке Софи, на его пальцах сверкнули драгоценные перстни.

— А мне очень, очень понравились портреты красивого молодого человека, — восторженно вставила нарядная дама.

— У вас такие яркие и смелые краски и удивительное сочетание цветов, — сказал барон, улыбаясь Софи. — Я уже купил пастель «Мужчина в кафе».

— Спасибо, — прошептала Софи, не веря в собственный успех.

— Мисс О'Нил?..

Софи с улыбкой обернулась.

Ей протягивал руку высокий джентльмен.

— Я Роб Грин из журнала «Харпер». У вас найдется время для интервью? Я намерен написать о вас статью. — Он широко улыбнулся.

Софи молча кивнула, не в силах ничего сказать. Статья в «Харпер»! Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Софи чувствовала себя так, словно внезапно превратилась в принцессу. И тут она вдруг заметила Эдварда, шагающего к ней через толпу, и толпа расступалась перед ним, как воды Красного моря перед Моисеем. Софи забыла о репортере, забыла о стоящих рядом восторженных поклонниках, забыла о Жаке. Она вернулась к реальности. Да, она не была принцессой — а Эдвард не был принцем, жаждущим объясниться ей в любви.

Эдвард остановился перед ней и уверенно взял ее за руку. Его взгляд казался таким теплым, таким нежным.

Софи замерла. Эдвард улыбался ей, и не только губами, его глаза тоже светились улыбкой… и его сердце улыбалось.

— Привет, дорогая, — сказал он. — Извини, что я опоздал.

Софи мало что соображала, когда несколькими часами позже Эдвард вел ее по красному ковру вестибюля «Савоя». Она так измучилась, что просто вынуждена была опереться на руку Эдварда. Они поднялись наверх, вышли из лифта. Софи не стала протестовать, когда он, поддерживая ее, пошел вместе с ней по коридору.

Но Софи все же не настолько отупела за этот фантастический, невероятный день, чтобы не заметить, как смотрит на нее Эдвард, — в его глазах светилась теплота, и такими его глаза были в течение всего дня. Он вел себя так, словно и в самом деле был ее пылким поклонником, горячо любящим женихом. Куда девался его гнев? Его враждебность? Что с ним случилось?

Более того, Софи чувствовала: ей будет весьма нелегко устоять перед ним при таких обстоятельствах. Она словно оттаяла. Сердце ее неуверенно трепетало в груди. Эдвард что-то задумал, в этом Софи не сомневалась. Но было ли намерение соблазнить ее первым или последним из его намерений?

Эдвард быстро провел ее до номера и отпустил лишь затем, чтобы достать свой ключ. Софи торопливо шагнула в распахнувшуюся дверь, надеясь помешать Эдварду войти. Теперь ее сердце уже колотилось тяжело и глухо, а губы пересохли до боли. Но Эдвард вошел в номер вместе с ней и тут же обратился к Рашель, игравшей с малышкой на голубом ковре на полу гостиной:

— Почему бы вам с Эданой не погулять часик-другой?

Софи попыталась выразить слабый протест — но ее сердце и загоревшееся тело не позволили ей этого.

Рашель вскочила, с улыбкой глядя на них обоих. Мгновением позже она уже собирала Эдану. Софи почувствовала, что ее ноги слабеют с каждой секундой. Она прислонилась к изумительно красивому столику в стиле чиппендейл, чтобы собраться с силами. Эдвард не имел права врываться в ее номер и тащить ее в постель лишь потому, что ему так захотелось…

Но… это было бы прекрасно — заняться с ним любовью после такого изумительного дня!

Софи подняла голову и посмотрела на Эдварда. Ее щеки пылали, она просто не могла сопротивляться велению тела. И в ответном взгляде Эдварда она прочла обещание исполнить все ее самые фантастические мечты — и подарить ей заодно и луну, и звезды. Софи крепче ухватилась за крышку стола. Ей казалось, что кровь с ревом и грохотом несется по ее венам. Острое желание поймало ее в свои сети. Как зачарованная, она ждала, что же будет дальше.

— Мы немножечко погуляем, cherie, — сказала Рашель, подхватывая на руки закутанную Эдану. Лицо француженки выглядело невозмутимым, но в глазах плясали хитрые огоньки. Она пронеслась мимо Софи и исчезла за дверью.

Софи была не в состоянии двинуться с места. И боялась еще раз посмотреть на Эдварда. Но все же посмотрела.

— Иди ко мне, любимая, — сказал он. Софи изумленно раскрыла глаза.

Он улыбался мягко и ласково.

— Больше тебе не сбежать от меня, Софи.

Ей показалось, что она теряет сознание. Он снова улыбнулся.

— Кроме того, мы собираемся завтра пожениться, ты не забыла? — Он шагнул к ней.

Софи наконец обрела голос:

— За-завтра… Но мы еще не… не обсудили… условия нашего брака…

Эдвард весело засмеялся, его глаза блеснули тепло и загадочно, он взял ее за руки. Софи не вздрогнула и не сжалась, когда он привлек ее к себе, прижал к своему крепкому возбужденному телу. Нет, она спокойно поддалась его объятию.

— Нам нечего обсуждать, — прошептал Эдвард, заглядывая ей в глаза и целуя ее в кончик носа. Софи содрогнулась от новой волны желания. — Ты будешь моей женой, вот и все, — бормотал он, целуя ее в глаза. Софи чуть слышно всхлипнула. — Самой любимой на свете женой, — добавил он хрипло и поцеловал ее в губы.

Софи сильно вздрогнула.

— Ч-что?..

Она уперлась руками в его грудь, а он осыпал поцелуями ее губы, подбородок, щеки…

— Ты слышала, — сказал Эдвард изменившимся голосом. — Я люблю тебя, волшебница. И намерен доказать это тебе — прямо сейчас.

Софи во все глаза смотрела на него, вцепившись в лацканы его смокинга, и не верила собственным ушам.

— Я… я не понимаю…

— Вот как? — Он насмешливо и маняще улыбнулся, впиваясь в ее губы и прижимаясь к ней бедрами. — Так позволь объяснить.

Софи задохнулась, когда он подхватил ее на руки.

— Эдвард, что ты делаешь?!

Он засмеялся, неся ее в спальню.

— Ты еще спрашиваешь?

Софи смотрела на его красивое лицо. Это лицо, с классически правильными чертами, с яркими и живыми голубыми глазами, привлекало и гипнотизировало ее, преследовало, порабощало…

— Прошу, не лги мне! — воскликнула она со слезами в голосе.

Эдвард осторожно положил ее на кровать.

— Вот уж кем я никогда не был, — сказал он, развязывая галстук и бросая его на пол, — так это лжецом. Любимая… — И его смокинг полетел вслед за галстуком.

Софи, побарахтавшись на кровати, села, глядя, как Эдвард, уже медленнее, расстегивает рубашку. Продолжая немного загадочно улыбаться, он наблюдал за Софи, дюйм за дюймом обнажая свое великолепное тело. Софи крепко сжала колени, стараясь дышать не слишком громко и глубоко, но ею уже овладела неодолимая страсть… ею овладела любовь.

— Что такое ты сказал? — едва выговорила она, и все ее тело сжалось в тугой комок.

— Я люблю тебя, черт побери! Я полюбил тебя в тот самый день, когда впервые увидел, и буду любить тебя до самой смерти, черт побери. А может быть, и после смерти тоже. Если только это возможно.

Софи смотрела на него широко раскрытыми глазами, и ее сердце колотилось так громко, что она почти ничего не слышала.

Эдвард сбросил с себя одежду. И Софи увидела его всего — его тело, ростом он был более шести футов, его изумительные мышцы, совершенные линии…

— И ты ведь тоже любишь меня, разве не так?

Софи глубоко вздохнула. В мире не могло быть зрелища прекраснее, чем обнаженный Эдвард, горящий любовью к ней, нет, ничего более прекрасного просто не могло быть. И не могло быть момента прекраснее, чем момент его признания. Софи вдруг поняла, что плачет.

Эдвард мгновенно очутился рядом с ней и нежно обнял ее.

— Почему ты плачешь? И почему, почему ты так долго сопротивлялась мне?

Софи встряхнула головой, не в состоянии вымолвить ни слова — она лишь цеплялась за Эдварда, захлебываясь рыданиями. Наконец она прошептала:

— Я боялась. Потому что любила тебя так сильно, так давно…

Он очень серьезно посмотрел ей в глаза.

Софи хотела сказать ему еще раз, как сильно она его любит, как всегда любила его и всегда будет любить. Но он закрыл ей рот горячим, глубоким, настойчивым поцелуем.

Не отрываясь от губ Софи, он опрокинул ее на кровать, лег сверху… Чуть позже поднял голову и посмотрел на нее пылающим взором, едва заметно улыбаясь.

— Потом, — хрипло произнес он, запуская пальцы в ее волосы и вынимая шпильки одну за другой. — Мы поговорим потом.

Софи не шевелилась, просто не могла пошевелиться, пока Эдвард расплетал ее косы, распуская волосы золотистым каскадом. Он улыбался чуть насмешливо. В его глазах светились желание, страсть, обещание… Наконец его руки скользнули под юбки Софи, к ее бедрам.

— Ну, теперь сними эти дурацкие тряпки, Софи! — приказал Эдвард.

Она повиновалась.

Софи лежала, обнаженная и неподвижная, но не насытившаяся. Она гадала, сможет ли вообще когда-нибудь насытиться…

Эдвард, сидя рядом с ней на краю кровати, с улыбкой смотрел на нее. Он достал из бархатного футляра бриллиантовое ожерелье и наклонился, чтобы надеть его ей на шею. Софи ничуть не смутилась. Она смело встретила восхищенный взгляд Эдварда и увидела, как в глубине его потемневших глаз вспыхнуло новое желание, в то время как он застегивал на ней ожерелье. Тончайшей работы нити сверкающих драгоценностей легли на нежную белую шею Софи.

Он сжал пальцами один из ее сосков, порозовевших и напрягшихся во время их страстного соединения, потом отбросил волосы с плеч Софи. И вдел в ее уши пылающие огнями серьги-подвески.

Софи искоса глянула на него, беспокойно повернувшись на подушке и слегка выгибаясь под его вопросительным взглядом. Да, она каждым дюймом своего тела ощущала его желание и чувствовала себя настоящей соблазнительницей. Глаза Эдварда затуманились. Его рука скользнула по шее Софи, сдвинув ожерелье, потом спустилась ниже, накрыла ее полную, горячую грудь.

— Каждый из этих камушков, — прошептал он, — я добыл своими собственными руками.

Софи смотрела на него, и новая волна желания прилила к ее бедрам.

— Так ты не… не занимался контрабандой краденых алмазов? — чуть слышно спросила она.

Он расхохотался:

— Нет! Черт побери, нет! Это просто легенда.

— Я рада. — Софи взяла его руку и опустила ее с груди на живот. Она вела себя бесстыдно, но ее это ничуть не смущало. — Хотя, конечно, было бы чрезвычайно романтично выйти замуж за контрабандиста.

Она не отрываясь смотрела ему в глаза.

Эдвард положил руку именно туда, куда хотелось Софи. Она задохнулась.

— Я украду кучу алмазов, если тебе так хочется, Софи, — сияя, воскликнул он. — Только скажи! Скажи, чего ты хочешь.

Она чуть шевельнулась и раздвинула ноги. Потом раздвинула их еще чуть шире…

— Да… — прошептала она. — Да…

Его палец проник в тяжелые, влажные складки.

— Так?..

Она кивнула, снова легко выгибаясь, на ее белой груди выступила легкая испарина, заставив блестеть нежную кожу, соски напряглись. Бриллианты на ее шее и великолепные серьги сверкали, отражая огни лампы. Палец Эдварда вошел внутрь, лаская гладкую, чувствительную плоть. Софи снова задохнулась и выгнулась, приподнявшись над постелью.

Эдвард тихо засмеялся.

— Ты самая прекрасная женщина из всех, кого я знал, — сказал он.

Софи встретила его взгляд, и волна болезненного наслаждения пронеслась по ее телу, все нарастая и усиливаясь, и она знала, что Эдвард говорит правду.

— О, Эдвард!

Его рука замерла.

— Когда я впервые увидел тебя, мне захотелось сделать именно это. Одеть тебя в одни бриллианты… мои бриллианты.

— Да…

Он поднял другую руку, сжатую в кулак. Софи не сразу поняла, что происходит, потом тихо вскрикнула — на нее пролился драгоценный дождь. Эдвард, разжав пальцы, высыпал на ее грудь десятки камней самых разных размеров. Софи изгибалась и едва дышала от возбуждения, ее грудь напряженно вздымалась. Несколько камушков скатились ниже, на ее живот, другие упали на кровать. Рука Эдварда витала над Софи, как волшебный жезл. И на нее все сыпались и сыпались бриллианты, сползая с ее живота ниже, еще ниже… Софи смотрела на свою грудь, на живот — и везде сверкали пламенные лучи бриллиантов. Она замерла. В рыжеватом гнездышке волос, скрывающем ее нежное лоно, тоже мерцали драгоценные камни.

— Я постоянно представлял, как сделаю это, — шептал Эдвард, провожая взглядом рассыпающиеся камни. И новый дождь сверкающих капель пролился на Софи, а Эдвард все сыпал и сыпал их…

Но вот их взгляды встретились.

— Все, что у меня есть, — твое, — сказал Эдвард.

Софи шевельнулась, страстное желание терзало ее тело. Эдвард обнял ее, впился в ее губы, раздвинул ее ноги. И, мгновенно очутившись на ней, словно пронзил ее насквозь… Софи закричала от невероятного, сотрясшего ее почти болезненного экстаза, охватившего каждую клетку тела, ей казалось, что она сейчас разорвется на части. Эдвард, огромный и твердый, двигался в ней, задыхаясь и дрожа…

— И весь я — твой!