Глава 8

Хейнрич и Брэгг вышли из кабинета, чтобы поговорить с глазу на глаз. Франческа почувствовала, что ее бьет озноб.

Джонни Бартон мертв!

Брэгг вернулся в кабинет. Похоже, он не замечал ее присутствия. Франческа с трудом поднялась, опираясь на спинку стула.

В минуту Брэгг словно постарел на десяток лет. Морщинки под его глазами и вокруг рта стали глубже и заметнее. Насупившись, он подошел к письменному столу. Было очевидно, что он потрясен.

Франческа положила руку ему на спину.

— Это не ваша вина! — воскликнула она.

Брэгг, вздрогнув, посмотрел ей в глаза. Он явно забыл о се присутствии.

— Если он мертв, это моя вина, — ровным тоном заявил он.

Франческа хотела было возразить, но вместо этого выдохнула:

— Если?

Он отодвинулся, и ее рука скользнула вниз. Почувствовав неловкость, она скрестила руки на груди. Означает ли это, что он ее оттолкнул?

— Если он мертв. А Хейнрич сказал…

— Я слышал, что сказал Хейнрич, — оборвал ее Брэгг холодно, даже резко. — Но в этом городе полным-полно трупов, в том числе и детских.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать сказанное. Она ахнула:

— Вы думаете, что Джонни, возможно, жив? Что это ухо другого ребенка?

— Такая вероятность существует. — Комиссар быстро отошел от стола и сел в кресло.

Но насколько велика эта вероятность? Не тешит ли себя комиссар полиции несбыточными надеждами?

— Ну а если допустить, что ухо все же принадлежит Джонни? — сказала она.

Брэгг смотрел в окно, но теперь повернулся в кресле и встретился с ее взглядом.

— В этом случае преступник явно сумасшедший, но к тому же отличается особой жестокостью, желая заставить Бартонов мучиться и страдать. Я права?

На висках Брэгга пульсировала жилка.

— Продолжайте, — мрачно сказал он.

Франческа почувствовала себя неловко.

— А если ухо принадлежит другому мертвому ребенку, значит, этот сумасшедший хочет, чтобы мальчик остался жив.

Эта последняя мысль взволновала ее. В конце концов, оставалась надежда!

— В любом случае мы имеем дело с сумасшедшим. Он или безумный убийца, или просто безумец. — Брэгг встал. — Сожалею, что вам довелось узнать о последнем повороте в развитии событий. При любых обстоятельствах храните молчание. Я говорю ясно?

— Никому не скажу ни слова, — запинаясь, пробормотала она.

— Что вы уже успели рассказать? — резко спросил Брэгг. Не следует забывать, что он удивительно проницателен.

— Мне пришлось рассказать матери о третьем письме, — вынуждена была признаться Франческа.

Он поморщился:

— Лучше бы вы этого не делали.

— Она никому не скажет! — воскликнула Франческа.

— Пожалуйста, убедите ее молчать. Вы себе не представляете, мисс Кахилл, на что способны репортеры. Каким-то образом они умудряются выведывать подробности, которые им не следует знать. Я не хочу, чтобы о деталях этого дела писали все газеты города на первых полосах. Это наверняка подвигнет маньяка на другие крайности и затруднит его поиски.

Франческа подумала о Керланде, ждущем ее внизу, чтобы засыпать новыми вопросами.

— Я поговорю с мамой, как только вернусь домой.

— Благодарю вас. А сейчас прошу меня извинить.

Ей нужно было уходить. И все же она спросила:

— Вы расскажете об этом Бартонам?

Он спокойно посмотрел на нее.

— Позвольте мне открыть вам один секрет. Я потратил на его разгадку двадцать восемь лет своей жизни.

Франческа кивнула.

— Слова легко срываются с языка. Но слово — не воробей, вылетит — не поймаешь.

— Я поняла, — сказала Франческа, встретив его взгляд.

— До свидания. — Уже в дверях он позвал: — Мерфи! Хикки! Ньюмен!

Он не заметил, как девушка вышла.

Дом Монтроузов стоял на Мэдисон-авеню. Франческа вошла в гостиную вместе с родителями. Это был просторный зал, устланный огромными зелеными, синими и золотистыми восточными коврами. По всему залу стояли кресла и диваны, выдержанные в золотисто-зеленых тонах. Снизу стены были отделаны деревянными панелями, сверху — расписаны сценами из античной мифологии. С потолка свисали две огромные люстры.

Франческа с порога оглядела гостей. Она сразу же выхватила из толпы невысокую ладную фигуру Паркхерста, которого прежде встречала на светских раутах. Он беседовал с Монтроузом и двумя другими мужчинами.

Все трое слушали Паркхерста. Его волновало многое, интересно, о чем он с таким пылом говорит сейчас? Франческа переключила внимание на Монтроуза, который был великолепен в черном смокинге. Она вспомнила их вчерашний короткий разговор на лестнице и его благородство. Она знала, что он не расскажет об этом никому, даже Конни.

Или все-таки расскажет?

Внезапно он повернулся и в упор посмотрел на нее, словно почувствовав ее взгляд. Франческа отвернулась, но недостаточно быстро — он успел заметить, что она за ним наблюдает. С какой стати ей бояться, ведь она не преступница! Конечно, теперь он считал ее взрослой.

Монтроуз покинул Паркхерста и подошел к свояченице.

— Здравствуй, Франческа. Я надеялся, что ты придешь.

— Мама настояла, — ровным голосом объяснила Франческа, избегая взгляда его удивительно голубых глаз, но тут же пожалела о сказанном.

Монтроуз улыбнулся:

— Да, могу себе представить. Вероятно, ты предпочла бы провести время за чтением в библиотеке.

Франческа вскинула на него глаза. На мгновение ей показалось, что он знает, почему она постоянно сидит в библиотеке. Но уже давно она заставила Конни поклясться хранить молчание о ее поступлении в колледж, и Конни наверняка держит свое слово.

— Я безнадежный синий чулок, — проговорила она.

Он посмотрел на нее изучающим взглядом:

— Знаешь, я иногда удивляюсь тому, до чего ты не похожа на мою жену.

Франческе стало не по себе, у нее перехватило дыхание и участился пульс.

— Конни — само совершенство. Она идеальная жена, идеальная мать, идеальная хозяйка. — Франческа пожала плечами. — У меня же множество недостатков, — добавила она.

Монтроуз рассмеялся:

— Вы обе уникальны! А мою жену, хотя я ее обожаю, вряд ли назовешь совершенством.

— Что вас так позабавило? — Конни подошла к ним с приветливой улыбкой. — Рада, что ты пришла, Фрэн.

Монтроуз улыбнулся жене:

— Мы говорили о том, насколько ты далека от совершенства. — Он с любовью обнял ее за талию и притянул к себе.

Конни расплылась в улыбке:

— Нашли о чем говорить!

Франческа постаралась не замечать их любящих взглядов и прикосновений.

— Вообще-то мы говорили о моих недостатках, — уточнила Франческа.

— О недостатках? Твоих? — Конни обняла сестру. — Ты сегодня очаровательна. — Она посмотрела на Франческу, взглядом спрашивая, почему та сегодня накрасила губы, напудрилась, уложила волосы и надела все украшения.

— Не более очаровательна, чем ты, — искренне сказала Франческа. Ибо Конни была одной из самых красивых женщин, которых Франческе доводилось видеть. Сестра обладала тем же шармом, что и мать, и ей не нужно было прилагать для этого никаких усилий — все было отпущено ей природои. Ее красное с голубым открытое платье было одновременно и дерзким, и очень простым по крою, так что в нем было трудно отыскать какой-либо изъян. Грудь украшало большое бриллиантовое колье. Руку обвивал широкий бриллиантовый же браслет. Губная помада с оттенком красного вина придавала ей парижский шик.

— Я абсолютно согласен с Франческой, — улыбнулся Монтроуз. — Дорогая, ты сегодня великолепна, как всегда. Ну а теперь, надеюсь, леди меня извинят. — Учтиво поклонившись, он вернулся к гостям.

Конни схватила Франческу за руку.

— Что происходит? — в изумлении спросила она. — Ты моя сестра или самозванка?

— По-видимому, я самозванка, твоя сестра сидит в библиотеке и занимается. — Франческа собиралась спросить Конни, не проболталась ли та о ее секрете Монтроузу, когда с удивлением увидела новую гостью. — Здесь и Сара Чаннинг, я вижу?

Конни проследила за ее взглядом. Сара Чаннинг стояла рядом с Джулией и какой-то женщиной, но не участвовала в их разговоре.

— Эван ухаживает за ней, и, кажется, это серьезно.

Франческа покачала головой:

— Как это могло случиться? Ведь она такая молчунья! Сара безумно застенчива и робка. Вряд ли они подходят друг другу.

Конни пожала плечами:

— Я не слишком хорошо ее знаю.

Из толпы вынырнул Эван и в мгновение ока оказался рядом с Сарой. Он был гораздо выше ее и наклонился, обращаясь к ней. Франческа видела, как они улыбнулись друг другу.

— Насколько это серьезно, как ты полагаешь? — спросила Франческа сестру.

— Вероятно, об этом следует спросить Эвана, — ответила Конни. Оглядевшись вокруг и удостоверившись, что их никто не подслушивает, она отвела Франческу подальше от гостей. — Мама сказала, что ты нашла третью записку сегодня утром, — прошептала она.

Франческа вспомнила предупреждение Брэгга.

— Это она тебе сказала? — негромко, но с раздражением спросила Франческа.

— Правда, что письмо было в крови? Боже милосердный! Фрэн, есть еще новости? Умоляю, скажи, что они нашли этого милого малыша!

Франческа закусила губу. Брэгг будет отнюдь не в восторге от того, что ее сестра тоже знает о третьей записке.

— Конни, помалкивай, прошу тебя. Мне не следовало говорить об этом и маме.

— Я никому не скажу, — успокоила ее Конни. — Правда, Нейл уже знает.

Франческа застонала.

— И Бет.

— Что? Да как ты могла рассказать это Бет?!

— Но ведь она моя лучшая подруга! — возразила Конни и похлопала сестру по руке. — Да ты не бойся! Бет не сплетница, Нейл тоже не проболтается. Пошли обедать.

Бет не сплетница? Да большей болтушки не найти! Франческа некоторое время ошеломленно смотрела вслед сестре, затем, спохватившись, последовала за ней.

Вокруг ораторствующего Паркхерста собралась целая толпа. Он был сильным и страстным оратором, и его проповеди в пресвитерианской церкви на Мэдисон-сквер привлекали горожан.

— Я разделяю позицию Лоу, — вступил в разговор Кахилл. — Это будет сокрушительным ударом, если полиция закроет салуны на воскресные дни. Брэгг — человек высоких моральных устоев. Я считаю его настоящим реформатором.

Франческа подошла поближе, чтобы лучше слышать, ее пульс участился. Брэгг был реформатором, и она искренне этому рада.

— Интересно, что сделает комиссар Брэгг? Он человек Лоу или вполне самостоятелен? Если он в самом деле сторонник реформ, то должен проводить в жизнь принятые законы, — заявил кто-то из гостей.

— Брэгг оказался в очень сложном положении, — отозвался Кахилл. — Если он закроет салуны, то сразу резко упадут шансы Лоу на переизбрание. Но если не сделать этого, то он нанесет ущерб своему имиджу реформатора и высоконравственной личности.

— Не хотел бы я оказаться в его шкуре, — сказал кто-то. — Тем более после этого ужасного похищения. Пресса уже обвиняет его в некомпетентности.

Франческа так громко ахнула, что все повернулись в ее сторону. Господи, как могут газетчики быть столь несправедливы к Брэггу, который работает день и ночь, чтобы раскрыть это преступление? Как же так?

— Все в столовую! — Конни воспользовалась внезапной паузой.

Гости, повинуясь, выходили, на ходу обсуждая попытки Брэгга раскрыть дело о похищении. У Франчески защемило сердце: что будет, если Брэггу не удастся вернуть Джонни живым?

Франческа вдруг поняла, что он, без сомнения, лишится должности комиссара полиции.

Она поравнялась с отцом.

— Папа, комиссар собирается сегодня к нам на ужин?

— Он прислал свои извинения, — ответил Кахилл, беря дочь под руку. — Могу я проводить мою прекрасную дочь, этот очаровательный синий чулок, в столовую?

Франческа угрюмо кивнула. Она почувствовала страшное разочарование, отчего ее и без того плохое настроение совсем испортилось.

Занятия по французской литературе начинались в десять утра, и уже без четверти восемь Франческа, одевшись, спустилась к завтраку. Отец сидел во главе стола, потягивал кофе и читал «Таймс».

— Доброе утро, папа. — Франческа с улыбкой села рядом с ним.

Отец бегло улыбнулся.

— Доброе утро, Франческа, ты только взгляни! — Он передал ей газету.

Заголовок на первой полосе буквально кричал: «Есть новые письма, но нет никаких следов пропавшего наследника Бартонов!»

Франческа оцепенела, вспомнив вчерашнее требование Брэгга молчать обо всем, что ей известно. Одновременно она представила себе, как мать рассказывает новость сестре, а Конни — Нейлу и Бет. Она начала читать, чувствуя, что у нее трясутся руки: «Третье и четвертое письма были обнаружены с интервалом в несколько часов; одно было испачкано кровью, другое содержало фрагмент человеческого уха». Она ошеломленно подняла глаза на отца.

— Ты представляешь, что это за монстр?! — воскликнул Кахилл и стукнул кулаком о стол. — Хотя комиссар и отказывается от комментариев, похоже, что бедного мальчугана убили!

Она рассказала матери лишь о третьем письме. Кто же узнал о существовании четвертого? И что испытали Бартоны, увидев газету?

— Ужасно! — прошептала Франческа.

— Это более чем ужасно, — сказал отец. — Твоя мать сказала мне, что третье письмо нашла ты, Франческа.

Франческа смутилась. Вот так у них в семье хранят секреты.

— Папа… — начала она.

— Не надо! — Он поднял руку. — Я хорошо тебя знаю, дорогая. Я понимаю, что ты искренне хочешь помочь найти этого ребенка. Но я не желаю, чтобы ты участвовала в этом деле. Понятно? — Отец был весьма серьезен и озабочен.

Она кивнула, чувствуя, как у нее колотится сердце. В комнату вошел Эван и сел напротив сестры.

— Доброе утро! Почему все такие мрачные? — Он улыбнулся, но затем увидел газетные заголовки. — Позвольте? — уже серьезно спросил он.

Франческа протянула ему газету. Уже подали тосты, мармелад, яйца всмятку, сосиски и бекон, однако у Франчески не было ни малейшего аппетита.

— Твоя сестра нашла третье письмо, — заметил Кахилл, принимаясь за яйца и бекон.

— Отец прав. — Эван отложил газету. — Держись от этого дела подальше, оставь его полиции. У них есть опыт в решении подобных дел.

Франческа трясущимися руками налила себе чаю.

— Я не собиралась в это ввязываться. Просто мне удалось расшифровать подсказки. И потом, Джонни, может быть, еще жив.

Она тут же пожалела о своих словах. К счастью, никто не догадался, что это предположение комиссара Брэгга.

— Допускаю, что это возможно, — согласился Эван. — Впрочем, даже лучше, если он мертв.

— Как ты можешь такое говорить! — возмутилась Франческа.

— Ведь у мальчика отрезано ухо, Фрэн, — мрачно пояснил Эван.

— Но, может, это вовсе не ухо Джонни Бартона!

— Интересная теория! — признал Кахилл. — Но не сменить ли нам тему разговора?

Эван и Франческа кивнули. Франческа через силу принялась за яйцо. Кахилл нарушил молчание:

— У Эвана есть новость. Почему ты не расскажешь сестре?

Франческа подняла глаза. Брат заулыбался:

— Мы с Сарой собираемся обручиться. Мама устраивает грандиозный праздник в субботу, отец официально объявит о помолвке, а я публично вручу ей кольцо.

Франческа ошеломленно молчала.

— Фрэн! — Эван направился к ней. — Ты почему так побледнела? Может, увидела привидение? — пошутил он. — Я ожидал, что ты обрадуешься этой новости. В конце концов, ты собираешься меня поздравить?

— Не слишком ли спешишь? Неужели ты так влюблен? — воскликнула она.

— Он уже взрослый, — мягко заметил Кахилл, отрываясь от свежей газеты. — Давно пора определиться.

— Давно пора, — бодро согласился Эван.

У Франчески перехватило дыхание, как от удара.

— Давно ли вы знакомы? — спросила она наконец.

— Несколько недель, — ответил Эван, опершись рукой о спинку ее стула. — Она очень милая, Фрэн. Я надеюсь, вы подружитесь. — Он уже не улыбался, теперь взгляд у него был серьезный.

— Милая, — прошептала Франческа. — А нельзя ли отложить публичную помолвку? Пока ты не будешь уверен в своем выборе, в том, что именно с этой женщиной ты хочешь прожить всю свою жизнь.

Эван пожал плечами и улыбнулся:

— Но я уже уверен! Знаешь, Фрэн, иногда такое случается. Купидон посылает свою стрелу, и тут ничего не поделаешь. Франческа кивнула, но без улыбки: она не верила в это.

— Эван, как твоя верная любящая сестра, я прошу тебя подождать с помолвкой еще немного.

Прежде чем брат ответил, Кахилл зашелестел газетой, отложил ее и, вставая, сказал:

— Я искренне одобряю Эвана. Дети, мне пора в офис. Эван, поедешь со мной или попозже?

— Я отправлюсь с тобой, отец. — Эван подмигнул сестре. — Все будет хорошо, Фрэн. Поверь мне!

Она смотрела вслед брату и отцу. Вдруг Эван обернулся:

— Ты обещала навестить Сару.

— Я сделаю это при случае, — ответила она с вымученной улыбкой.

Когда мужчины ушли, Франческа отодвинула тарелки, оперлась локтями о стол и положила голову на руки. Минувшей ночью она ворочалась и металась во сне, ей снилось детское ухо, Брэгг, искавший Джонни, но обнаруживший Джоэла Кеннеди.

Брэгг говорил, что после похищения дважды был дома у Кеннеди. Где, он сказал, живет Мэгги Кеннеди? Кажется, недалеко от Десятой улицы?

Нужно найти Джоэла, потому что он может привести к Гордино. Громила — единственное связующее звено с сумасшедшим похитителем и автором ужасных садистских записок.

Вскочив из-за стола, Франческа зашагала по комнате, сжав руками пульсирующие виски. Мэгги Кеннеди порядочна и трудолюбива, по словам Брэгга. Она работает у Леви — знаменитого фабриканта мужской одежды. Вдруг Мэгги не захотела говорить с Брэггом, потому что он коп? Может, она откроется Франческе, как женщина женщине? Нужно непременно поговорить с Мэгги, иначе им не выбраться из тупика.

Франческа решила позаниматься час-другой, а затем попытаться разыскать Мэгги Кеннеди. В это момент за окном блеснул свет фары. Выглянув, она увидела длинный автомобиль Брэгга у дома Бартонов.

Конечно же, он видел утренние газеты. Должно быть, собирается объяснить Бартонам, что Джонни может быть еще жив. Не долго думая Франческа сорвалась с места и бросилась наверх. Запыхавшись, она подбежала к окну с театральным биноклем в руке. Брэгг уже успел войти в дом.

Франческа навела бинокль на нижние окна. И в холле, и в гостиной пусто.

И вдруг она увидела в окне силуэт Брэгга. Он стоял неподвижно, и ей хорошо был виден его профиль.

Он стоял, но губы его шевелились. Проклятие! Он с кем-то говорил.

Вероятно, его собеседником был один из Бартонов. А затем в ее поле зрения попала Элиза. Она бросилась Брэггу в объятия. Он ласково прижал ее к себе, и Элиза уткнулась лицом ему в грудь.

Не было сомнений, что она рыдала, а Брэгг ее успокаивал.

Не было также сомнений в том, что Элиза Бартон и Рик Брэгг не просто знакомые.

Глава 9

Вторник, 21 января 1902 года, 8 час. 30 мин. утра

Руки Франчески тряслись так сильно, что бинокль подпрыгивал, и это мешало ей разглядеть все подробности. Однако она отчетливо увидела, как Брэгг гладит волосы Элизы.

Мужчина и женщина так обнимаются лишь в том случае, если между ними слишком близкие отношения.

И вдруг они резко отстранились друг от друга, словно испытав внезапно чувство вины. Франческа глубоко вздохнула, поправила у бинокля резкость и увидела, что Элиза отошла от Брэгга. Очевидно, она с кем-то говорила, и секундой позже подозрение Франчески подтвердилось — в комнату вошел Бартон.

Франческе было дурно до тошноты.

Интересно, подозревает ли Бартон, что комиссар полиции Нью-Йорка состоит в любовной связи с его женой?

Как могло такое случиться? Тем более если учесть все нынешние обстоятельства. Франческа отошла от окна и села на стул. Кажется, еще никогда в жизни она не была так расстроена. Что с ней происходит? Какое ей дело до того, что Элиза — любовница Брэгга?

Слезы подступили к ее глазам. Она закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Это было тем более удивительно, что плакала она редко. Слезами горю не поможешь. К тому же ей не нравились женщины с глазами на мокром месте. Франческа быстро и решительно вытерла слезы. И тут ее озарило, и она вскочила с места.

Наверняка есть десятки — нет, сотни молодых людей в этом городе, которые открыто обожают и, вероятно, втайне любят Элизу Бартон.

Ведь это доподлинные слова Брэгга, не так ли?

Она вспомнила, как настойчиво он твердил, что мальчик жив, даже после четвертой записки. Как он настаивал на том, что ухо отрезано у трупа, а не у Джонни Бартона. И как его рассердило ее предположение, что Элиза отрицает свои связи на стороне ради сохранения брака. Внезапно Франческа поняла, почему Брэгг принимает этот случай столь близко к сердцу, почему он отказывается верить, что мальчик мертв, и так горячо защищает репутацию Элизы.

Его поведение подтверждает, что он влюблен в Элизу.

И сейчас она стала свидетельницей сцены, которая это подтверждала.

Интересно, подумала Франческа, как давно они состоят в связи? И как Элиза может постоянно обманывать своего мужа?

А Брэгг? Франческа словно услышала голос матери: «А что я тебе говорила? Яблоко от яблони недалеко падает!»

Франческа даже закрыла уши руками, чтобы не слышать самоуверенного голоса матери.

Раздался стук в дверь.

— Одну минуту, пожалуйста! — крикнула Франческа и бросилась в ванную. Глаза ее покраснели от слез. Она грустно улыбнулась своему отражению в зеркале, ущипнула себя за щеки и отвела выбившиеся золотистые пряди за уши, однако они строптиво вернулись на место. Да и ее глаза подозрительно блестели.

К тому же ее подташнивало, посасывало под ложечкой.

Франческа открыла дверь горничной.