Глава 3

— Я хотел бы подождать еще несколько минут, если никто не возражает, — сказал Тед Уильямс. Его манеры были исполнены достоинства, а лицо казалось суровым, что приличествовало ситуации. Блэр сидела в кабинете Рика вместе с Фейт и Джейком. Она устроилась на диване, а Фейт и Джейк предпочли два огромных стула с резными спинками, стоявших рядом, перед строгим письменным столом Рика.

Тед Уильямс, высокий лысеющий адвокат из Далласа, стоял, держа в руке кипу бумаг и готовясь зачитать завещание.

— Чего мы ждем? Кажется, все на месте, — резко сказала Фейт, нервно разглаживая на коленях черное платье на чехле. Она гораздо больше походила на нью-йоркскую даму, чем на жительницу Техаса.

Блэр знала, что Фейт неприятно ее присутствие. Она и не скрывала этого, и, как только Блэр появилась в кабинете, лицо ее исказилось. Но Уильямс попросил Блэр присутствовать во время чтения завещания, и Блэр поняла, что Рик что-то оставил ей и Линдсей. До этой минуты она и не вспоминала о завещании. Ее потрясло сообщение Мэтта о том, что Дана объявилась в родном городе. При одной мысли о Дане Блэр чувствовала, как спазм сжимает ее внутренности. Блэр не могла бы ясно выразить своих чувств. Она была изумлена, смущена, ошарашена. Она двадцать один год не видела мать. Открытки, приходившие от нее раз или два в год, в счет не шли. Когда Блэр исполнилось тринадцать, она начала их рвать не читая. Блэр привыкла считать, что ее мать для нее все равно что умерла.

— Я не помешал?

Блэр вздрогнула, услышав голос Мэтта. Лицо Джейка стало напряженным. Фейт и Джейк повернулись к двери, чтобы видеть Мэтта.

— Входите, Мэтт, входите, — приветливо улыбнулся ему Уильяме.

Мэтт бросил беглый взгляд на Блэр. Их глаза встретились. Он вошел и остановился у окна, опершись бедром о подоконник. Блэр еще раз отметила про себя, что он высок и строен.

Он был в своем мундире, но без шляпы. В отличие от всех остальных Мэтт казался совершенно невозмутимым, незаинтересованным и спокойным, даже расслабленным.

— Извините, — отрывисто сказала Фейт, — при чем здесь Мэтт?

— Я попросил его прийти, и если вы позволите мне начать, то скоро вам все станет ясно. — Уильяме откашлялся, прочищая горло. — Незадолго до смерти Рик собирался поехать в Нью-Йорк. — Он выразительно посмотрел на Блэр. — Он хотел сам сообщить вам об учрежденных им фондах. Блэр, как и Фейт и я, а также вы, Мэтт, становимся распорядителями его собственности.

Блэр была ошеломлена. Тед Уильямс повторил сказанное. Прежде чем он попытался продолжить, Фейт вскочила на ноги:

— Папа назвал Блэр в числе распорядителей?

Казалось, она не поверила своим ушам, Блэр, впрочем, тоже решила, что ослышалась. Она посмотрела на Фейт, потом на Джейка — лицо его было напряженным и мрачным. Блэр всем сердцем тянулась к нему.

— Да, такова была его воля. И Мэтт был назначен четвертым душеприказчиком.

Все больше удивляясь, Блэр посмотрела на Мэтта, вовсе не казавшегося удивленным. Фейт изменила позу, чтобы взглянуть на Мэтта:

— Я этому не верю. Сначала, видите ли, Блэр, потом Мэтт.

Она протянула руку и коснулась руки Джейка, но тот отдернул руку.

— Я так понимаю, что он не доверил тебе управлять делами самой.

Фейт ответила Джейку пристальным взглядом:

— Но по крайней мере он не исключил меня.

Джейк уже распалился. Он внезапно вскочил, чуть не опрокинув свой стул:

— Он сказал вам, почему исключил меня из числа наследников? Я начал работать на него, когда мне было шестнадцать.

Уильяме остался невозмутимым:

— Нет, не сказал. Я хотел бы теперь перейти непосредственно к завещанию.

Джейк снова сел. Блэр видела, что он в ярости. Она не могла поверить, что Рик мог отрешить его от дел подобным образом. Рик ведь был от него без ума. Или не был? Может, ей это только казалось?

Завещание было составлено очень кратко и определенно. «Хьюитт энтерпрайзис» разделяется между обеими сестрами. Фейт получает две трети, а Блэр треть. В случае если Блэр решит остаться в Техасе и стать действующим управляющим компанией, ее доля увеличится до пятидесяти процентов. Акции компании разделяются между сестрами поровну.

Блэр с трудом понимала, что говорит Уильяме — две трети, одна треть… Если бы она осталась здесь, пятьдесят процентов? Но она не собиралась оставаться в Хармони! Ее дом был в Нью-Йорке, и вся ее жизнь была связана с Нью-Йорком. Здесь у нее не было ничего, кроме тягостных воспоминаний. Разве можно было что-нибудь возразить на это?

— Ну и ну, — присвистнул Мэтт. — Рик приготовил много сюрпризов.

Блэр бросила на него взгляд. Он улыбался так, будто был доволен.

Он улыбался ей. Блэр тотчас же отвела глаза.

— Все личные вещи Рика остаются его старшей дочери Фейт. Это включает коллекцию произведений искусства, винные погреба, машины, личный реактивный самолет «лир», кондоминиумы в Далласе, Палм-Бич и Аспене. Все, за исключением этого дома.

Фейт смотрела на Уильямса так, будто он нес несусветную ахинею.

— Этот дом? — выдохнула она.

— Этот дом остается Блэр.

Блэр чуть не свалилась с дивана.

Джейк вскочил на ноги:

— Старый подонок! Вы закончили?

Он весь кипел гневом.

— Не совсем. Есть еще траст в пользу Линдсей. Из него могут изыматься средства только на ее образование и медицинское обслуживание. Блэр, этот траст позволяет вам дать ей самое лучшее образование. Когда же Линдсей исполнится двадцать пять лет, она сможет тратить деньги из этого фонда по своему усмотрению. — Он улыбнулся Блэр, потом взглянул на Фейт и Джейка. — В случае если у вас будут дети, такие же фонды будут учреждены и для них. Если вы останетесь бездетными, эти деньги вернутся в исходный фонд.

Блэр неуклюже привалилась к спинке дивана. Она не смогла бы устоять на ногах: голова у нее кружилась.

Джейк спросил:

— Это все?

Глядя на его сумрачное лицо, Блэр видела не взрослого мужчину, а отверженного мальчугана из своего детства, с подбитым глазом, в рваных джинсах, старающегося скрыть слезы. Ее переполняла жалость к нему.

— Боюсь, что это все.

Джейк стремительно вышел из комнаты — его движения были резкими, казалось, он полыхал гневом. Фейт встала: ее трясло.

— Я этого не потерплю! Он ничего не оставил Джейку. А ей оставил! — Она ткнула дрожащим пальцем в Блэр. — Ей он оставил треть акций компании, если она вернется в Нью-Йорк, и пятьдесят процентов, если останется здесь! И дом! Этот дом мой!

— Согласно завещанию это не так, — спокойно возразил Уильяме.

Фейт уже рыдала:

— Как он мог так поступить с нами? Мы так любили его!

Никто ей не ответил. Блэр остро чувствовала, насколько был уязвлен и рассержен Джейк. Она испытывала непреодолимую потребность последовать за ним. Он не заслужил этого. И она была сердита на Рика, вместо того чтобы торжествовать. В висках у нее пульсировала кровь. О чем только думал Рик? Господи! Боже милосердный! Он оставил этот дом ей!

— Любопытное завещание, — процедил сквозь зубы Мэтт, и его голос ворвался в мысли Блэр и прервал их.

— Я собираюсь опротестовать завещание в судебном порядке! — выкрикнула Фейт.

— Это не очень удачная мысль. Тебе придется доказывать, что Рик был не в своем уме или что кто-то оказывал на него давление, когда он составлял этот документ, — заметил Мэтт.

Фейт снова разразилась слезами.

Мэтт участливо похлопал ее по плечу:

— Фейт, может быть, это завещание пойдет на пользу всем вам.

Он говорил с ней терпеливо и мягко. Она покачала головой, но подняла на него заплаканные глаза. И можно было понять, что для нее его слова не пустой звук. Блэр почувствовала, что Фейт и Мэтт, должно быть, были друзьями, что она доверяла ему и уважала его. Это почему-то взволновало Блэр, но сейчас она не могла об этом долго размышлять. Вместо этого она улучила удобный момент и выскользнула из комнаты, понимая, что ей следовало бы поблагодарить Уильямса, но чувствуя себя не в силах сейчас сделать это. На ней были джинсы и легкие спортивные туфли без каблуков. Она бросилась бежать. В окна холла Блэр видела Джейка, вышагивавшего вдоль газона. Он курил сигарету. Фигура его была залита ослепительным солнечным светом. Она быстро сбежала к нему по ступенькам веранды.

Джейк увидел ее и приостановился, вдыхая дым, потом яростно его выдохнул и бросил сигарету, растоптав окурок каблуком своих поношенных ковбойских сапог из крокодиловой кожи. Запыхавшись, Блэр остановилась рядом с ним. Его взгляд был пристальным, будто он пытался разгадать ее мысли, а разгадав, слегка смягчился, гнев его поутих.

— Мне жаль, — сказала она, отдышавшись и обретя способность говорить. Она дотронулась до его руки и позволила своим пальцам слегка задержаться на ней. — Право, мне жаль. Я ничего не понимаю.

Джейк поднял глаза к небу с таким выражением, будто рассчитывал увидеть Бога.

— Я тоже. — Их взгляды встретились. — Я думал, что был ему как сын. Черт возьми!

— Ты и был ему как сын, — сказала Блэр, увлажнив пересохшие губы языком, — но ведь ты муж Фейт и половина того, что есть у нее, принадлежит тебе. Возможно, он рассуждал именно так.

— Возможно, — ответил Джейк, — и, разумеется, он много думал о тебе.

Блэр вспыхнула:

— Я в смятении. Еще не переварила всего.

— Смею думать, что и не переваришь.

За их спиной хлопнула дверь, и Блэр виновато дернулась. Она обернулась и увидела Мэтта, направлявшегося к ним. Было похоже, что он не спешил. Он смотрел на нее и Джейка, и Блэр догадалась, о чем он думает. Она напряглась, когда он остановился возле них. Теперь он не смотрел на Джейка. Она читала в его глазах жалость, жалость к ней.

— Прими мои поздравления, Блэр, — сказал он.

Блэр следила за ним, пока он садился в машину. Ее смущение все возрастало, и она не понимала его причины. У нее не было оснований испытывать чувство вины. Она не сделала ничего дурного. Она ведь имела право утешить Джейка как друг.

Машина Мэтта тронулась. Глядя ему вслед, Джейк заметил:

— Должно быть, он все еще неравнодушен к тебе и не теряет надежды поживиться.

Блэр была задета:

— Джейк, это грубо и несправедливо. Мэтт вовсе не такой.

— Да брось ты! Я мужчина и понимаю образ мыслей мужчин.

Его взгляд пронизывал ее, будто просвечивал насквозь. Блэр отпрянула.

— Сомневаюсь, что все мужчины думают одинаково.

Джейк улыбнулся:

— Для телерепортера ты все еще слишком наивна, как та маленькая Блэр, которую я когда-то знал.

— Я не наивна.

Они стояли, глядя друг другу в глаза. Когда-то она была наивной, очень наивной и доверчивой, особенно если дело касалось Джейка. Он снова улыбнулся, не спуская с нее глаз.

— Но в этом-то и заключается твоя прелесть, Блэр. Спасибо за участие.

Блэр продолжала смотреть на него, чувствуя, что ее охватывает дрожь, томление и надежда, надежда на невозможное.

Джейк дотронулся до ее щеки. Это прикосновение было мимолетным, но Блэр не сомневалась в том, что, не стой они среди бела дня на ярком солнце и перед самым домом, он бы нежно поцеловал ее в губы.

Джейк ушел. А Блэр в отчаянии спрашивала себя, что с ней творится. Почему она до сих пор без ума от мужчины, столь скверно обошедшегося с ней десять лет назад и ставшего мужем ее сестры?

— Мама!

Линдсей ворвалась в спальню Блэр, где та безуспешно пыталась подремать. Все, о чем она могла сейчас думать, было завещание Рика, шокировавшее всех — и ее, и Джейка, и Фейт, и Мэтта. Блэр знала, что должна уехать из Техаса, и чем скорее, тем лучше, пока она не совершила чего-нибудь ужасного. Она имела в виду, что может снова позволить Джейку соблазнить себя, снова потерять голову и рухнуть в отчаяние. Блэр медленно села на постели. Раскрасневшаяся Линдсей смотрела на нее широко раскрытыми глазами. Она все еще производила впечатление маленькой жительницы Нью-Йорка в этой своей мини-юбочке и кроссовках на платформе.

— Что? Пожар? — спросила Блэр.

— Мама, там внизу Дана! — выкрикнула Линдсей.

Сердце Блэр сделало болезненный скачок и на мгновение остановилось.

— Ты меня слышишь? — громко спросила Линдсей, подпрыгивая на месте от нетерпения. — После стольких лет она хочет тебя видеть!

Блэр не двинулась с места. Мысли ее лихорадочно скакали, возвращаясь к одному и тому же. Она потеряла способность мыслить ясно. Но в конце концов одна мысль все-таки выкристаллизовалась — Блэр поняла, что вовсе не обязана спускаться вниз.

— Мама!

Блэр почувствовала, как болезненно бьется ее сердце. Удары его были до того сильными, что это казалось почти противоестественным и причиняло ей большое неудобство. Это ее даже испугало.

Блэр поднялась на ноги. Мать ждала ее внизу. Женщина, бросившая ее двадцать один год назад! Женщина, которая ушла, не оглянувшись! Она ни разу не приехала ее повидать, ни разу не позвонила! Только присылала эти чертовы открытки из Лос-Анджелеса, Гонолулу и Сиэтла. А теперь она была здесь, в Хармони. Она была в этом доме, внизу.

— Пошли. — Линдсей настойчиво потянула Блэр за руку.

— Оставайся здесь, — услышала Блэр собственный голос. И поняла, что ей все-таки придется спуститься вниз, хотя она предпочла бы этого не делать. Ей придется спуститься вопреки разуму и доброй воле.

Линдсей не поверила своим ушам:

— Мама, это ведь моя бабушка!

— У тебя нет бабушки! — отрезала Блэр.

У Линдсей вытянулось лицо.

— Прости, — тотчас же извинилась Блэр, внезапно осознав, что зря обидела дочь. Ее волнение, гнев, ужас не могли оправдать внезапного взрыва раздражения против дочери. Она должна была понять состояние девочки. Блэр на мгновение крепко прижала дочь к себе. — Пожалуйста, подожди здесь. Позволь мне поговорить с Даной наедине. Это важно, Линн! Ладно?

Линдсей кивнула, но в ее ореховых глазах стояли слезы. Блэр поцеловала ее и вышла из комнаты. Сердце билось, как колокол, ладони стали влажными, пока она спускалась, держась за полированные деревянные перила. Дана стояла на нижней площадке лестницы, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Блэр очень хорошо помнила эту ее манеру. Это воспоминание будто пронзило ее насквозь. Дана увидела дочь, вздрогнула и тотчас же замерла. Две пары темных глаз встретились.

— Блэр! — воскликнула Дана и, широко улыбаясь, раскрыла дочери объятия. — Ну надо же! Через бог знает сколько лет мы с тобой оказались в одно время в одном месте! И где? В Хармони! Ни много ни мало!

Блэр помедлила на последней ступеньке, засовывая руки в карманы джинсов. Ее матери было сорок шесть. Когда она носила Блэр, ей было семнадцать. Старела она красиво. Блэр была поражена, что ее мать оказалась такой же красивой, как и тогда, когда Блэр видела ее в последний раз. Несколько тонких морщинок-лучиков вокруг глаз, казалось, только подчеркивали ее привлекательность. Она укоротила свои длинные волосы. Классическая стрижка очень шла к ее совершенным, классическим чертам. Еще более обескуражило Блэр то, что на Дане был красивый и дорогой костюм.

«Дана умеет о себе позаботиться», — с горечью подумала Блэр.

Ее сердце заныло еще сильнее. Дана бросила дочь, чтобы стать актрисой, и, по-видимому, преуспела в этой области или в какой-нибудь другой.

— Привет, Дана.

Дану ничуть не смутили тон и выражение лица Блэр. Она сжала ее в объятиях и расцеловала, потом отступила, чтобы посмотреть на нее издали.

— Господи! Такая взрослая и роскошная! Блэр, Блэр, мы можем никому не говорить правды о нашем родстве. Мы вполне можем сойти за сестер.

Блэр почувствовала, что сейчас расплачется. Как и всегда, Дана думала в первую очередь о себе. Мать не стоила ее слез.

— Мы вообще никому ничего не будем говорить, — холодно возразила Блэр.

Дана перестала улыбаться и теперь пристально вгляделась в лицо Блэр.

— Ты сердишься на меня, — сказала она удивленно. — Я так взволнована нашей встречей. Я так приятно возбуждена, а ты злишься на меня и шипишь, как змея.

— С чего бы мне на тебя сердиться?

— Да, у тебя нет права сердиться на меня! Никакого права! — вскинулась Дана. — Дорогая, все это было так давно! Я все еще не могу поверить, что это было. Я слышала, что теперь ты известный телерепортер. И у тебя дочь. Мы должны наверстать упущенное. Я хочу знать о тебе все!

— И зачем это? — спросила Блэр, но тут шорох за спиной заставил ее обернуться. Она замерла при виде Линдсей, медленно спускающейся по лестнице. Ее дочь повела себя вопиюще — ослушалась ее!

Линдсей только взглянула на Блэр, а затем с любопытством уставилась на Дану.

— О Боже! Она так похожа на тебя! Ты моя внучка!

Дана улыбалась, одним цепким взглядом охватывая мини-юбку, платформы девочки и ее ногти, покрытые синим лаком.

Линдсей кивнула, еще не осмеливаясь улыбнуться.

— Иди сюда. Дай мне посмотреть на тебя! Какая красивая девочка! — восклицала Дана. — Мне нравится твой костюм, дорогая. Самый шик!

Линдсей шагнула к ней и робко улыбнулась. Блэр почувствовала, что внутри у нее все похолодело. Она забыла, какой обаятельной могла быть ее мать, когда хотела чего-нибудь добиться. Должно быть, и сейчас у нее была какая-то тайная цель. Но какая? Это не могло быть связано с деньгами. И ее одежда, и манера держаться свидетельствовали о том, что она была богата. К тому же у Блэр не было денег. С другой стороны, она ведь теперь должна была унаследовать от Рика солидный пакет акций. Эта мысль была Блэр неприятна.

— Как случилось, что вы ни разу не навестили нас до сегодняшнего дня? — спросила Линдсей.

Блэр смотрела на Дану, не имея ни малейшего желания помочь ей выкрутиться. Дана прижала к себе Линдсей и выпрямилась.

— Деточка, моя жизнь была сплошной безумной скачкой. Как на русских горках — то вверх, то вниз. И это повторялось без конца. А сейчас у меня тяжелейший бракоразводный процесс. Страшно сказать! Я развожусь с четвертым мужем!

Смех ее прозвучал смущенно, будто она извинялась. Дана посмотрела на Блэр. Потом состроила забавную гримаску:

— Ты мне напоминаешь Шарлотту, когда стоишь вот так с кислым выражением лица — углы губ опущены, губы поджаты.

Блэр возмутилась:

— Так ты ждешь моего одобрения? И что же именно мне полагается одобрить? Твой развод номер четыре? Или то, что тебе вздумалось ворковать со мной и моей дочерью? Ты бросила меня двадцать один год назад!

Дана уставилась на нее, будто не поняла или не расслышала.

— Я сама была ребенком, когда у меня появилась ты, Блэр. Я совсем не была готова к материнству. Моя мать прекрасно тебя воспитала. Если бы это сделала я, из тебя бы ничего путного не вышло. — Теперь Дана вошла в раж. Ее глаза метали молнии. — Мой первый муж собирался стать актером и страдал пристрастием к героину. Я не разводилась с ним. Однажды я пришла и застала его в ванной мертвым. Представь, что почувствовала бы ты на моем месте!

Блэр была смущена:

— Ну, я рада, что это случилось не со мной.

— И ты собираешься судить и наказывать меня за то, что я просто хотела жить? Я была слишком молода, чтобы стать матерью! Но ведь ты должна это понять, Блэр! Попытаться понять! — воскликнула Дана со слезами в голосе.

— По правде говоря, нет, потому что мне было девятнадцать, когда я родила Линдсей. И с того самого дня, как я поняла, что беременна, я уже знала, что мой ребенок станет главным в моей жизни и что я сделаю все на свете, чтобы дать своей дочери дом и любовь, которых она заслуживает.

Дана не сводила глаз с Блэр, и Блэр так же пристально смотрела на нее. Почувствовав, что Линдсей тянет ее за руку, Блэр взглянула на дочь и поняла, что та вот-вот заплачет.

— Мама, пожалуйста не ссорься с ней. Мы, возможно, никогда больше не увидимся, — укорила Линдсей.

Блэр поняла, как эгоистично она себя вела, затевая ссору с Даной на глазах у Линдсей и обременяя дочь своими неприятностями.

— Ты права, моя радость, — улыбнулась она Линдсей, потом холодно посмотрела на мать: — Ну что же? Ты пережила сладостный момент воссоединения семьи. И давай с этим покончим.

Дана посмотрела на Блэр и, поколебавшись, не очень уверенно проговорила:

— Я надеялась, что мы пообедаем втроем. — На ее лице появилось слабое подобие улыбки. Казалось, она в затруднении, но ведь Дана никогда в жизни не колебалась в принятии решений. — Ну, ради добрых старых времен.

— Нет никаких добрых старых времен, — отрезала Блэр.

Дана сжала губы. Внезапно Блэр ощутила ненависть к себе самой, ужаснувшись своей жестокости. Похоже, ее мать была всерьез расстроена. Но ведь такое было невозможно. Дана всегда думала и заботилась только о себе. Она была толстокожей, черствой и абсолютно непробиваемой.

— Ну, тогда, может быть, завтра, — предложила Дана, крепко сжимая в руке свою бежевую сумочку из крокодиловой кожи.

— Не уверена, — ответила Блэр, не обращая внимания на то, что Линдсей тянула и дергала ее за руку.

Лицо Даны превратилось в маску и теперь не выражало ничего. Она повернулась и удалилась грациозной походкой красивой женщины. Глядя сзади на фигуру Даны, ей все еще можно было дать чуть больше двадцати. Дверь за Даной захлопнулась, а Блэр продолжала смотреть на нее, словно была способна видеть сквозь дерево. Она услышала шум удаляющейся машины. И почувствовала себя так, будто у нее оторвался кусок сердца.

— Мы увидим ее еще когда-нибудь? — шепотом спросила Линдсей, стараясь сдержать слезы.

Блэр опустилась на ступеньку лестницы. Вопрос дочери будто впечатался в ее сознание.

— Мама! — Линдсей села рядом с ней. Блэр обернулась, притянула к себе дочь, и та заплакала.

Солнце уже садилось, окутывая подножия холмов трепетным розовым сиянием, и на фоне этих холмов вырисовывался городок. Блэр открыла дверцу «хонды», и они с Линдсей вышли на Купер-стрит, разделявшую Мейн-стрит надвое. На ней разместилось несколько самых известных и любимых в городе ресторанов. Мимо проезжали машины. По всему кварталу в обе стороны не спеша прогуливались люди. Блэр то и дело ловила на себе взгляды прохожих и не заблуждалась на этот счет. Она не думала, что причиной тому были ее бирюзовая шифоновая юбка и небесно-голубая маечка с короткими рукавами. Она не сомневалась в том, что ее узнают. В Хармони уже все, вероятно, знали, что она вернулась домой и что Рик оставил ей недурной куш.

— Мама, я знаю, что миссис Эррера советовала пойти в ресторан «У Джо», но вот этот выглядит здорово. — Линдсей показала на большой ресторан напротив, через улицу, с огромными сверкающими окнами.

— Думаю, этот ресторан — то, что надо, — согласилась Блэр.

Она поняла, что Линдсей захотелось пойти именно туда, потому что он весь был из стекла и она могла видеть, что происходит внутри. Полресторана было занято подростками, но ведь и Линдсей было всего десять.

Они уже собирались перейти через улицу, когда Блэр заметила знакомый серебристый «порше» и замерла на месте. Она смотрела, как Джейк уверенно припарковывал машину всего в нескольких шагах от проезжей части. Минутой позже он вышел из машины, высокий, поджарый, в плотно облегающих ладную фигуру джинсах и бледно-голубой батистовой рубашке. На ногах у него были все те же старые сапоги из крокодиловой кожи, а талию опоясывал ремень с огромной серебряной пряжкой. Он стоял на противоположной стороне улицы и улыбаясь смотрел на них. Блэр вцепилась в руку Линдсей, а Джейк перешел через дорогу своим обычным неспешным крупным шагом и остановился рядом, глядя на них. Сначала он улыбнулся Линдсей:

— А ну-ка, сейчас я угадаю. Ты собираешься затащить свою маму в «Пегас», чтобы съесть там гамбургер и жареную картошку.

Линдсей радостно закивала:

— Похоже, это славное местечко.

Джейк похлопал ее по плечу:

— Самое любимое развлечение для ребятишек в этом городе. Эй, Линн! Заключишь со мной сделку? — Он подмигнул девочке, все еще не глядя на Блэр. — Я заплачу за твой обед, а ты разрешишь мне угостить твою маму стаканчиком-другим виски в баре «Сансет».

Он выпрямился и наконец посмотрел на Блэр долгим взглядом.

— Думаю, я пойду с Линдсей, — поспешила ответить Блэр, убеждая себя, что ей не следует идти в бар с Джейком. Она все еще не могла доверять себе, если он был рядом.

— Мама! Это было бы здорово! Мне бы так хотелось пойти в «Пегас» одной. Там целая толпа детей моего возраста.

Блэр все не могла отвести глаз от Джейка. У него были такие же ореховые глаза, как у Линдсей. И опушены они были такими же густыми ресницами, как и ее глаза. Но сегодня вечером они казались ярко-зелеными по контрасту с голубым цветом одежды, и глаза Линдсей тоже казались зелеными.

— У тебя такой вид, — сказал Джейк, беря ее за руку, — что, похоже, пропустить стаканчик тебе не помешало бы. А после того, что было сегодня, и я бы не прочь опрокинуть парочку.

В мыслях Блэр то и дело всплывали события сегодняшнего дня. И ей было больно — стоило ли это скрывать от себя самой? Впрочем, как и ему. Блэр слегка расслабилась. Должно быть, Джейк чувствовал себя уязвленным условиями завещания Рика, хотя теперь сильное потрясение уже прошло. И она не могла осуждать его.

— На один час, Линн. А потом я зайду за тобой и мы поедем домой.

— Мама, ты лучше всех!