Она понятия не имела, сколько сейчас времени.
      Ей казалось, что она умирает.
      Мэри застонала и перекатилась на другой бок. Сердце у нее колотилось, в голове пульсировала боль. В горле пересохло. Очень хотелось пить. Мэри с трудом села и взглянула на часы. Как это она вчера умудрилась дойти до такого состояния?
      Винс.
      В памяти постепенно начало всплывать все, что произошло.
      Она весь день провела с Бет. Потом… Потом, мучаясь угрызениями совести и уже немного навеселе, Мэри отправилась домой, по дороге зашла в магазин, затем приготовила Винсу отличный ужин. Он пришел поздно и, как ни странно, был совсем не голоден. Мэри обиделась и разозлилась.
      Чем больше она думала об этом, тем яснее сознавала, что за последние дни они с Винсом почти не разговаривали. Сексом они занимались один или два раза в неделю, но его мысли были постоянно чем-то заняты.
      Не может быть, чтобы у него появилась другая женщина, хотя чем черт не шутит. Винс не из тех мужчин, что заводят интрижки на стороне.
      Шесть из семи вечеров в неделю он был дома, с ней. Один вечер Винс имел полное право провести с приятелями в мужской компании. Это было бы справедливо. Но… нет, в тот вечер он, наверное, был с приятелями.
      Мэри встала и приняла душ. Ей стало немного лучше, но похмелье не прошло. Кокаиновые похмелья были хуже всего – они отнимали много сил. Она продолжала думать о Винсе, и в душе ее нарастала тревога. Когда он последний раз занимался с ней любовью? Должно быть, около двух недель назад. Значит, что-то случилось.
      Мысль о том, что она может потерять Винса, привела ее в ужас.
      Мать, конечно, рассмеялась бы и сказала, что Мэри не сможет удержать мужчину, если не сбросит лишний вес. Это, разумеется, вздор. А вдруг нет?
      Бет была бы в восторге. Она ненормальная, если надеется, что Мэри переедет к ней. Подурачиться с женщиной – это одно, но открыто жить вместе – совсем другое дело. К тому же она любит Винса.
      Не на шутку встревоженная, Мэри накинула большую фланелевую сорочку Винса и босиком направилась в спальню. В ящике комода она нащупала под своим бельем металлическую шкатулку и вынула ее. Там находились ампулы, аптечные весы, соломинки, бритва, деньги – но пакетиков из фольги не было.
      Черт побери! У нее ничего не осталось.
      Мэри быстро подсчитала наличные: сто семьдесят пять долларов. И денег совсем мало. А ведь еще недавно было триста двадцать пять долларов. Она, кажется, не продала то, что должна была продать. Или продала? Если память не обманывает ее, она дважды брала для себя по полграмма из того, что подлежало продаже.
      Она начала придумывать, как солгать Винсу, чтобы выпросить денег. Пожалуй, надо попросить денег на продукты. Сказать, что пригласила на ужин друзей. Но на эти расходы она получит от Винса полсотни долларов – не больше.
      Можно, конечно, обратиться к матери. Но это очень унизительно.
      Мать даст ей денег – проблема не в этом. Она будет насмехаться над ней и говорить колкости.
      Ее жизнь дала трещину. Винс, наверное, устал от нее. И вполне возможно, завел интрижку.
      Надо делать все по порядку. Сначала Мэри заедет к нему на работу и попытается взять немного денег. Потом позвонит Бену. Может, он поверит ей в долг – раньше так иногда бывало. Если бы ей удалось вспомнить, кому она продала наркотик (она это в конце концов обязательно вспомнит), то она позвонила бы этому человеку и поторопила с оплатой. Ну а на худой конец она всегда может обратиться к матери…

      Он ненавидел школу.
      – Ну, живо, Рик! – говорил Джек, тряся его за плечо. – Пора вставать.
      – Отвали, – пробормотал Рик, протирая глаза.
      Когда он наконец открыл их, Джек уже ушел.
      Рик ненавидел все школы, но особенно эту. Парни здесь были сплошь педерасты и снобы, и все они смотрели на него свысока. Чтоб они пропали!
      Рик натянул разорванные и выгоревшие черные джинсы, светло-зеленую рубаху, выгоревшую черную куртку – свое обычное облачение. Он уже курил «Кул». Джеку не нравилось, что Рик курит, и он запретил ему курить в других местах, кроме своей комнаты и балкона. Ладно. Когда Джека не было дома, Рик курил в гостиной, потягивая пиво, и смотрел телевизор с большим экраном.
      Вот это был телевизор так телевизор!
      Впрочем, как и все остальное в расположенной в Вествуде холостяцкой резиденции с тремя спальнями, принадлежащей Джеку. Рик ненавидел Лос-Анджелес, хотя эта резиденция, как и ранчо в Санта-Барбаре, ему нравилась. Оба дома были небольшими по сравнению с великолепными усадьбами вдоль Родео-драйв и в остальной части Беверли-Хиллз, но Рику они казались настоящими дворцами. Чтобы жить в таких хоромах, стоило даже ходить в школу.
      Он докурил сигарету и, запустив руку в задний карман, выудил пять долларов. Черт побери! Ему не хватает сорока баксов. Джек давал ему приличную сумму на карманные расходы – пятьдесят баксов в неделю. Этого должно было хватать на транспорт, еду, сигареты и все прочее вроде альбомов, новой рубашки и кино. Но денег едва хватало на кокаин, побаловаться которым любил Рик. На днях он впервые попробовал «крэк», и ему понравилось. На десять баксов можно купить достаточно «крэка», чтобы пару часиков провести под кайфом. Может, он вообще перейдет на «крэк».
      Рик знал, что если попросить у Джека еще денег, он захочет узнать, на что они потребовались. Свою еженедельную субсидию он уже израсходовал. Пятьдесят баксов в неделю! Братан мог бы раскошелиться и на сотню.
      Рик вышел на кухню, где Джек, закончив завтрак, ставил посуду в раковину. Джек дружески улыбнулся ему, но Рик знал, что улыбка неискренняя. Ведь он актер. Да и что ему до Рика за дело! До какого-то мальчишки с улицы! Он до сих пор не понимал, зачем Джек взял его к себе. Возможно, чтобы не мучили угрызения совести.
      – Я уезжаю через несколько часов, – сказал Джек. – Надеюсь, ты будешь вести себя как следует. Я тебе верю. И пожалуйста, не выводи из себя Рут Гудман.
      – Да, будь спокоен, – отозвался Рик. Он знал, что Джек не верит ему. Живым доказательством этого была Рут Гудман. Господи! Джек нанял для него няньку!
      – В следующий уик-энд я постараюсь прилететь домой, – продолжал Джек. – Веди себя хорошо с Рут. И не вздумай прогуливать занятия в школе.
      Рик пробормотал что-то невнятное, выразив согласие. А сам между тем лихорадочно соображал, как бы ему раздобыть денег на «крэк» и пиво.
      – Перед отъездом мы с тобой уже не увидимся. – Джек посмотрел ему прямо в глаза. – Если тебе что-нибудь понадобится, если возникнет проблема, позвони мне в Тусон, договорились? Номер я приклеил скотчем возле телефона.
      Немного помедлив, Джек ушел, а Рик задумался о том, что ему делать дальше. Еще хотя бы день такой добродетельной жизни – и он спятит. Нужно раздобыть денег. Проще всего поискать что-нибудь подходящее здесь. Он направился в комнату Джека, остановился на пороге и огляделся.
      Комната была выдержана в стиле модерн – вся белая, кроме огромных размеров черной кровати. Наволочки в черную и белую полосу, простыни тоже в черную и белую полосу. Женщин здесь побывало великое множество. Джек с самого начала объяснил, что у него много друзей среди женщин. Друзей. Ладно. Из-за шума, который кое-кто из них поднимал по ночам, Рик иногда не мог заснуть до утра. Его восхищала богатая сексуальная жизнь брата: в постели он очень редко бывал один. Рик завидовал ему.
      Он нашел золотые с бриллиантами запонки, которые однажды видел на Джеке. Они были небрежно брошены в хрустальную пепельницу, где лежали всякие мелочи: несколько купюр по одному доллару и разменная монета, серебряная скрепка для счетов, золотая булавка для галстука, украшенная бриллиантом, галстук-бабочка, спички…
      Немного подумав, Рик остановил выбор на запонках.

      Джексон Форд и ее мать.
      Даже сейчас, когда Белинда мчалась по скоростному шоссе и ветер трепал ее волосы, мысль об этом болью отозвалась в сердце. Это не должно было бы задевать ее. Но задевало.
      И оставляло такое ощущение, словно ее предали.
      Белинда глубоко вздохнула. Хуже всего было то, что Белинду влекло к нему. Сильно. По-настоящему. Его мужская притягательность была так велика, что любая женщина чувствовала себя беспомощной перед ним, если он проверял на ней свой магнетизм.
      Белинда с нетерпением ждала встречи с Джеком, выбирая удобный момент, чтобы улизнуть с вечеринки Маджориса, и обдумывая, как бы поделикатнее отделаться от Адама. В это мгновение она краем глаза заметила в другом конце комнаты мать и отца, о чем-то беседующих с Джеком Фордом.
      Никто из них не улыбался. Белинде это показалось странным. Может, они знакомы? Потом на лице Эйба появилась очень неприятная ухмылка – жестокая и злорадная. Джек резко повернулся и пошел прочь. Нэнси на своих высоких каблучках и в шелковом костюме почти бегом пересекла комнату и исчезла в конце коридора. Белинда сразу же заметила, что мать едва сдерживает слезы. Она взглянула на Эйба. Форд ушел, но у отца была явно довольная физиономия.
      Она нашла мать в дамской комнате.
      – Мам, это я, Белинда. – Сквозь закрытую дверь она слышала ее всхлипывания.
      Наконец дверь открылась.
      – Прошу тебя, Белинда, не сейчас…
      Нэнси представляла собой жалкое зрелище.
      – Мама, что все это значит? – спросила ошеломленная Белинда.
      Нэнси снова заплакала. Белинда протиснулась в дамскую комнату и остановилась в нерешительности. Ей еще никогда не приходилось успокаивать мать.
      – Мама? Не хочешь поговорить об этом?
      – Я ненавижу его! – воскликнула Нэнси сквозь слезы. – Я его ненавижу.
      – Что Эйб наделал на этот раз?
      – Не Эйб, а он. Джек Форд!
      Белинда в растерянности уставилась на нее.
      И Нэнси, всхлипывая, поведала дочери о короткой любовной связи с Джеком Фордом.
      Белинда – хоть убей – не могла себе представить этих людей вместе, хотя видела их собственными глазами. Белинда вспомнила, как он взглянул на нее в тот момент, когда они занимались любовью. Вспомнила, как встретилась с ним глазами на вечеринке, и у нее не осталось сомнений в том, что тот шофер и Джексон Форд – одно и то же лицо.
      Нэнси тогда влюбилась в него.
      Белинда с силой вцепилась в рулевое колесо, ставшее влажным под руками. Невозможно поверить, что ее мать была влюблена в Джека Форда. У Нэнси тайная любовная связь? А как же Эйб? Но разве Эйб этого не заслуживал?
      Трудно вообразить, что сделал бы Эйб, если бы узнал об этом. Он, наверное, убил бы Нэнси! И Форда – тоже!
      Белинда не была бессердечной. И тогда, на вечеринке, и сейчас она, несмотря на шок, пыталась с пониманием отнестись к ситуации. Но почему-то сочувствия к ним не ощущала. Белинда, конечно, догадывалась, что Нэнси была очень одинока и не могла устоять перед обаянием Форда, тем более что она видела его ежедневно. Тем не менее Белинда почти ненавидела их обоих. Когда она представляла себе их вместе, у нее до боли сжималось сердце.
      Слава Богу, что она вовремя узнала правду! Слава Богу. Потому что в тот вечер Белинда предвкушала встречу с Фордом с таким энтузиазмом, какого не чувствовала уже давным-давно. Даже теперь, зная, как была близка к тому, чтобы переспать с бывшим любовником своей матери, Белинда ничего не могла поделать с собой. От мужчины она ждала, чтобы он страстно желал ее и только ее, а потом ушел, навсегда запомнив, как хорошо было с ней. Белинде просто необходимо было самоутвердиться после того, как ее по-свински бросил этот мерзавец Род. Она думала, что Род любит ее, а он однажды просто ушел, не сказав ни слова. А шесть месяцев спустя женился. Это предательство опустошило Белинду.
      Задумавшись, она чуть не пропустила вход на строительный участок. Она свернула с шоссе, мысленно возблагодарив судьбу за то, что ее встреча с Фордом расстроилась. Как бы он ни вел себя по отношению к ней, Белинда была твердо намерена ограничиться деловыми отношениями. Она не утратит самообладания и ничем не выкажет своего презрения. Просто сделает вид, будто не имеет ни малейшего понятия о том, что когда-то он и ее мать были любовниками.

      Мэри несколько раз бывала у него на работе. Она припарковалась возле входа на строительный участок рядом с красной «тойотой», вышла из машины и направилась к дому. Облегающий фигуру свитер сразу же привлек заинтересованные взгляды плотников. Этот свитер Мэри надела специально для Винса: ему он очень нравился.
      Она мысленно прокручивала диалог с Винсом: «Винс, дорогой, я пригласила Джима и Барбару на ужин в субботу и хочу угостить их на славу. Мне нужна сотня долларов…»
      Он, конечно, удивится, зачем ей столько денег.
      И даже если даст эту сумму, то что произойдет потом, когда выяснится, что никакого ужина даже не планировалось?
      – Где Винс? – спросила она у парня, прилаживающего лист кровельного железа к диагональным опорам каркаса крыши.
      – Внутри, – ответил он.
      Перешагнув кучу строительного мусора, Мэри вошла в дом, где в углу двое плотников стучали молотками, заколачивая гвозди.
      Она увидела их сразу же: Винса, расстроенного и сердитого, и женщину с фигурой, как у Ракель Уэлш, в красном трикотажном платье. Она разговаривала с ним, стоя спиной к Мэри. Это была она.Мэри поняла это, как только увидела их. Великолепная блондинка.
      Винс схватил женщину за плечи и взглянул на нее с такой страстью, что Мэри почувствовала себя совсем скверно. Потом Винс поднял глаза и через плечо блондинки увидел жену. Его лицо выразило глубокое изумление, и он инстинктивно опустил руки.
      Интуиция подсказывала Мэри, что следует немедленно повернуться и бежать.
      Вместо этого она медленно подошла к ним, пытаясь дышать равномерно, а не как после забега на дальнюю дистанцию. Мэри ощущала пульсирующую боль в висках. Ей отчаянно хотелось выпить.
      – Мэри? – прозвучал хриплый голос Винса.
      Мэри во все глаза уставилась на женщину, которая теперь повернулась и тоже внимательно смотрела на нее. Красавица. Не то чтобы совсем худая, но без единой унции лишнего жира. Фигура у нее была как у тренера по аэробике. Мэри хотелось убить эту женщину или по крайней мере выцарапать ей глаза.
      – Привет, – сдержанно сказала женщина. – Я давненько присматривалась к этому дому и решила попросить десятника показать мне его. Вы владелица дома?
      Мэри понимала, что она лжет. Эта женщина – любовница Винса. Они спят вместе. Она это чувствует.
      – Я жена десятника, – напряженно сообщила Мэри.
      – Что ты здесь делаешь, Мэри? – Винс схватил жену за локоть.
      Мэри даже не взглянула на него, продолжая рассматривать женщину, которая наблюдала за ними, хотя делала вид, что не обращает на них внимания.
      – Я Мэри Спаццио, – представилась Мэри. – А вы?.. – Ей было необходимо узнать, кто она такая.
      – Белинда Глассман, – сказала женщина, немного помедлив. – Ну что ж, спасибо, Винс, за то, что показали мне дом. Приятно было познакомиться, Мэри.
      Мэри смотрела, как она уходит, шагая широким, упругим шагом, потом взглянула на Винса. Он не заметил, что Мэри наблюдает за ним, а она уловила неприкрытую страсть и отчаяние на его лице. Мэри не могла больше находиться рядом с ним, она ненавидела его и ненавидела ее. Повернувшись, Мэри выскочила из дома следом за Белиндой.
      – Подождите! – крикнула она, когда Белинда уже садилась в машину.
      Белинда оглянулась.
      – Держись от него подальше, – крикнула Мэри, – или я убью тебя!
      – Боюсь, вы ошибаетесь, – сказала Белинда, садясь в «тойоту».
      – Сучка! – крикнула Мэри сквозь слезы. – Мерзкая сучка! – Но машина уже исчезла за поворотом.

      С большой неохотой – и это еще мягко сказано – Винс повернул свой пикап на дорожку, ведущую к дому.
      В тысячный раз прокрутив в мозгу встречу жены с любовницей, он подумал, что Белинда с честью вышла из неприятной ситуации. Она вела себя безупречно. И ничем не выдала себя. Дала весьма логичное объяснение – не придерешься. Почему в таком случае Мэри не поверила?
      Винс вылез из пикапа и остановился по дороге, чтобы полить цветы. Не глядя в сторону дома, он не спеша оборвал несколько засохших цветков. Уши у него горели. Наконец, поняв, что дольше невозможно откладывать неизбежное, Винс вошел в дом.
      Мэри сидела за кухонным столом с заплаканными глазами и раскрасневшимся от ярости лицом.
      – Давно? – спросила она. – Давно ли,отвечай мне, мерзавец!
      – Мэри, о чем ты? – попытался выкрутиться Винс, не понимая, почему бы ему не сказать ей всю правду, тем более что он уже несколько месяцев собирался сделать это.
      – Ты знаешь, о чем я говорю! – взвизгнула она, вставая из-за стола. – Ты трахаешь Белинду Глассман?
      – Нет, – солгал Винс. Не успел он произнести это слово, как понял: Мэри знает, что это ложь.
      – Я ненавижу тебя! – воскликнула она и, не дав мужу опомниться, схватила со стола бокал и швырнула в него.
      Он едва успел увернуться. Просвистев возле его правого виска, бокал ударился о стену, разбившись вдребезги.
      – О Господи, – только и вымолвил Винс.
      – Сколько времени это продолжается? Я желаю знать, давно ли ты трахаешь ее? – орала Мэри, и Винс понял, что она сильно навеселе.
      – Мэри, я не знаю, что и сказать…
      – Свинья! – В него полетела солонка. – Кобель! – За солонкой последовала мельница для перца.
      – Пропади все пропадом! – рявкнул Винс. – Я рад, что ты узнала.
      Мэри замерла.
      – Значит, это правда?
      У нее дрожал от обиды голос, и она выглядела такой молодой и беззащитной, что Винс почувствовал себя совершенным негодяем. Ведь он когда-то любил Мэри. И не хотел обижать ее.
      – Ты любишь ее, Винс?
      Он помедлил. Пристально глядя на него, Мэри ждала ответа.
      – Да.
      – Подонок! – Мэри чуть покачнулась. – Она богачка. Дочь Эйба Глассмана. Что, по-твоему, ей нужно от простого плотника вроде тебя? А? Что? Ты нужен ей только ради секса, Винс.
      Обидные слова. Он понимал, что Мэри хочет задеть его. Самое главное – она была права.
      – Я ненавижу тебя! – орала Мэри, швыряя в него все, что попадалось под руку, и осыпая его такими грязными ругательствами, каких он еще не слыхивал.
      «Она сошла с ума», – подумал Винс, вдруг испугавшись, и выскользнул за дверь.
      – Я ненавижу вас обоих! – неслось ему вслед. – Вы еще пожалеете об этом – и ты, и Белинда Глассман!

      Небрежно стукнув в дверь, Джек вошел в комнату. Настроение у него было превосходное. Они только что расселились в гостинице. В руках Джек держал сценарий, хотя ему незачем было туда заглядывать, потому что свои реплики он уже знал наизусть. По пути из аэропорта, когда они проезжали каменистой пустыней в каньон Вентанна, где расположилась большая часть съемочной группы, ему в голову вдруг пришла одна мысль относительно интерпретации образа его героя Ника Райдера. Он хотел попросить Мелоди почитать ему реплики партнера.
      Увидев ее, он замер.
      Мелоди вытирала слезы. Глаза ее покраснели.
      – Мел? – испугался Джек. – Что случилось?
      Она отвернулась.
      – Прошу тебя, Джек, не сейчас.
      Мелоди плакала. Но почему? За несколько лет их знакомства он только однажды видел Мелоди плачущей: ее тогда обидел он сам.
      – Мел, с тобой все в порядке? – спросил Джек, легонько прикоснувшись к ее плечу.
      – Нет, я совсем расклеилась.
      Плечи ее вздрагивали. Джек сжал их руками.
      – Скажи, что случилось? – прошептал он. – Мне невыносимо видеть тебя в таком состоянии.
      Мелоди застонала и, неожиданно обняв Джека, спрятала лицо на его груди. Он опустился рядом с ней на краешек кровати и стал поглаживать по спине.
      – Неужели это я чем-то расстроил тебя?
      – Нет, Джек, нет. Видишь ли, иногда… на меня нападает такая депрессия… Мне кажется, я больше не выдержу!
      – Расскажи мне обо всем, Мел. Я хочу помочь, – попросил он, покачивая ее.
      – Это все из-за одиночества, – всхлипнула она. – Я так одинока. У меня никого нет. Совсем никого.
      – У тебя есть я. – Джек обнял ее покрепче.
      Мелоди дрожала всем телом.
      – Тебе этого не понять, Джек. Я не красавица и не звезда. У меня никого нет. А у меня, как у любого человека, есть потребности. И не только физиологические, но и эмоциональные.
      Она буквально повисла на нем.
      – Боже мой! – воскликнул потрясенный Джек. – Я отнимаю у тебя все твое время! И у тебя не остается времени для себя!
      Мелоди молчала.
      Джек подумал о толпах девиц, бегающих за ним, и попытался представить, каково все это видеть Мелоди. Как же она это выносит? Не он ли виноват в этом? Джек понимал, что виноват хотя бы отчасти, потому что монополизировал ее время. И еще интересно бы знать, сознавала ли Мелоди, что говорит, когда на днях буквально предложила ему себя. Наверное, все-таки сознавала. Его не влекло к этой женщине, но он испытывал к ней множество чувств, в том числе и нежных, так что это вполне могло сойти за желание. Зачем делать из этого проблему? Они с ней все-таки действительно друзья. А секс – это всего лишь секс. Кстати, это ведь из-за него у нее нет времени, чтобы подумать о себе.
      Не разжимая объятий, Джек прикоснулся губами к ее виску. Впервые он осознал, что у Мелоди податливое и очень женственное тело, ощутил, как прижались к нему ее полные тяжелые груди.
      – Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя несчастной, Мел, – хрипло произнес он. Это были не пустые слова, Джек действительно не хотел этого.
      Она взглянула на него широко распахнутыми глазами – такая беззащитная, такая растерянная.
      – Я могу ненадолго избавить тебя от одиночества, – сказал Джек и сделал длинную паузу, чтобы до Мелоди дошел смысл его слов. У нее округлились глаза, губы раскрылись. Джек поцеловал ее.
      Она открыла рот, и язык Джека осторожно проник внутрь.
      Руки Мелоди зарылись в его волосы, она каким-то образом оказалась лежащей на спине, он – на ней. Губы Мелоди были раскрыты – жадные, изголодавшиеся, бесстыдные. Она обвила Джека ногами, притягивая к себе. Он немедленно отреагировал, и его член – твердый, тяжелый – уже пульсировал, прижимаясь к ней и нетерпеливо ожидая вторжения в ее плоть. Мелоди застонала, откинула голову, и Джек поцеловал ее в шею.
      Ее страстная реакция, на мгновение удивив, разожгла его. Он забыл, что это Мел. Тело лежащей под ним женщины было податливым, теплым и дрожало от нетерпеливого желания.
      – М-м-м, – простонал он, лаская языком сосок – такой нежный, такой твердый.
      Войдя в нее, Джек отметил жаркую влажность и восхитительную упругость сжавших его мускулов. Женщина под ним сгорала от нетерпения. Он с изумлением вспомнил, что это Мелоди.
      – Джек, о Джек! – выдохнула она, когда его член вторгся в ее тело, и достигла оргазма, выкрикнув его имя.

      – Эйб, слава Богу, что ты в городе! – воскликнул Тед Маджорис, в голосе которого явно звучала паника.
      – Бог здесь ни при чем, – лениво заметил Эйб, откидываясь на спинку кресла в своем лос-анджелесском офисе.
      – Что происходит? Совет сходит с ума! Слухи роятся словно пчелы!
      – Что ты имеешь в виду? – Эйб улыбнулся заламывающему руки Теду. – У нас свободная страна, не так ли? Разве человек не имеет права прикупить несколько акций компании?
      – Эйб, я слышал, что в твоих руках уже тридцать процентов компании. Этоты называешь «несколькими акциями»? Послушай, поговаривают, ты берешь «Северную звезду» под свой контроль.
      Эйб расхохотался:
      – О каком взятии под контроль идет речь, Тед? Я был основным инвестором «Северной звезды» почти двадцать лет.
      Маджорис смущенно замялся.
      – Между восемью и тридцатью процентами – большая разница. Едва ли тебе нужно объяснять это.
      – И не надо, не объясняй. – Эйб беззвучно рассмеялся. – Послушай, моя дочь продала сценарий «Северной звезде», помнишь?
      – Как не помнить, фильм уже запущен в производство.
      – Съемки начинаются завтра, – уточнил Эйб. – Я просто решил немного поддержать ее, купив несколько дополнительных акций – и все.
      – Ага. Значит, вот как обстоят дела. Ну что ж, в этом есть смысл. А ты меня не обманываешь, Эйб? Ты знаешь, что можешь доверять мне. Я никому не скажу ни слова.
      Следующие пять минут Эйб убеждал Маджориса, что никакого взятия под контроль не планируется, уверенный в том, что уж теперь-то слухи наверняка не прекратятся. Более того, они даже усилятся, поскольку он только что ловко направил их по ложному пути. Отделавшись от Маджориса, он спросил у Розали:
      – Адама Гордона удалось наконец отыскать?
      – Да, сэр, он на проводе.
      – Адам, – пророкотал Эйб, – где тебя черти носили вчера? Я целый день безуспешно пытался связаться с тобой! Я в городе, и нам не мешало бы встретиться.
      – Я был с Белиндой.
      Радостное возбуждение охватило Эйба, он даже подался вперед.
      – Весь день?
      – Весь день, – самодовольно ответил Адам. – По правде говоря, я только что вернулся домой.
      Эйб расхохотался:
      – Значит, ты все-таки забрался к ней в постель, а? Много же тебе потребовалось времени, я даже начал сомневаться, удастся ли это тебе. Ну, рассказывай, крепка ли твоя позиция? Она уже влюблена в тебя?
      Последовала пауза, в течение которой Эйб ясно представил Адама – напряженного, расстроенного, может быть, даже сердитого. Но черт возьми, Адаму так долго не удавалось добиться результатов, что Эйб стал подумывать, не сократить ли побочную деятельность Адама, если она мешает ему добиваться Белинды.
      – Она сопротивляется, – наконец сообщил Адам. – Она очень упряма.
      Эйб снова рассмеялся:
      – Мне ли этого не знать! А ты, приятель, поезжай-ка лучше на съемки и не останавливайся на достигнутых результатах. – Его дружеский тон сменился жестким, в нем прозвучало предостережение. – Ты ухватился за краешек, смотри не упусти его.
      Эйб повесил трубку и потянулся, удовлетворенно улыбаясь. Он вообразил, как Адам мчится за Белиндой в Аризону. Кует железо, пока горячо. И фыркнул. Настроение у него было превосходное.
      – Пришли Хельгу, – сказал он Розали по интеркому.
      Эйб всегда испытывал прилив сил, когда чувствовал, что побеждает. В этой связи он вспомнил об Уилле Хейуорде и усмехнулся. Уилл, должно быть, полный идиот, если вздумал шантажировать его.
      На пороге кабинета появилась Хельга – роскошная блондинка, нордическая красавица.
      – Закрой дверь, – приказал Эйб. – И иди сюда.
      Она подошла. Трикотажное платье облегало ее аппетитные формы. Эйб усадил Хельгу на колени и, взяв ее руку, положил на свой твердеющий член.
      – Ты готова, куколка?

      – Я умираю с голоду.
      Мелоди не могла отвести взгляда от Джека. Она все еще лежала в постели, прикрывая простыней грудь. На пустыню за окном спускались сумерки, небо окрасилось во все оттенки радуги. Джек, стоя перед окном на фоне заходящего солнца, натягивал брюки поверх шорт в черную и зеленую полоску. Он был так великолепен, что дух захватывало.
      И только что занимался с ней любовью.
      Именно так, как она это представляла себе.
      Все еще не надев рубашку, Джек выпрямился и заметил, что она наблюдает за ним. Он смущенно усмехнулся и провел рукой по волосам.
      – С ума сойти, а?
      «О Господи, я люблю его», – подумала Мелоди. Ей хотелось оповестить об этом Джека и весь мир. Хотелось сказать ему, как чудесно заниматься с ним любовью. Но вместо этого она продолжала беспомощно смотреть на него.
      Джек надел рубашку.
      – Надеюсь, здесь прилично кормят. Ох, чуть не забыл, Мел. Я ведь хотел прочесть тебе кое-что, чтобы ты посмотрела, как получается.
      Мелоди сразу же села в кровати.
      – Джек, подожди немного. Давай сначала поедим вместе, а потом обсудим твои идеи.
      – Ладно, – согласился Джек, с благодарностью взглянув на нее.
      Мелоди вскочила с постели, схватила одежду и помчалась в ванную. Сердце у нее колотилось от возбуждения. Они будут ужинать вместе! Джек наблюдал за ней с добродушной усмешкой. Он очень хорошо знал женщин и понимал, что сейчас Мел не хочется, чтобы он видел ее тело, как будто осталось что-то, чего он еще не видел. Ему не верилось, что он переспал с Мел. Отогнав от себя эту мысль, Джек стал смотреть в окно и обдумывать предстоящие съемки и характер героя, которого ему предстояло сыграть. Он так глубоко погрузился в размышления, что даже не услышал, как Мелоди, полностью одетая, вернулась из ванной комнаты.
      – Я готова, – застенчиво улыбнулась Мелоди.
      – Мел, – сказал Джек, когда они вышли в коридор, – вчера на меня снизошло великое озарение. Ведь это последний шанс Ника Райдера спастись, вновь обрести человеческие качества, вновь почувствовать себя мужчиной. Как ты думаешь?
      Мелоди, не понимая, поморгала.
      – О чем ты?
      – Мы с тобой говорим о моем герое, – теряя терпение, пояснил Джек и повторил только что высказанные соображения.
      Они вошли в просторный вестибюль с полами из терракоты. Он обвел вестибюль равнодушным взглядом, не задерживаясь ни на ком конкретно. Этот трюк Джек отработал давно и довел до совершенства, хотя сам привлек взгляды если не всех, то большинства присутствующих. В фойе находилось около десятка приезжих, в том числе женщина, которая, повернувшись к нему спиной, разговаривала с портье возле конторки, два человека из съемочной бригады, парикмахер Джека со своим приятелем и помощником. Потом глаза Джека округлились от неожиданности при виде дамы в красном жакете и прямой черной юбке, белокурые волосы которой тяжелой массой рассыпались по плечам.
      Не может быть.
      Джек уставился на нее.
      Он не ошибся: это была она.
      – Спасибо, – сказала дама портье, и у Джека екнуло сердце.
      Еще до того, как она обернулась, едва услышав звук ее голоса, он понял, кто она.