Июль 1987 года
      Сегодня Белинда не только выглядела, но и чувствовала себя как звезда. Она достигла вершины, весь мир был у ее ног.
      Смотрелась Белинда потрясающе. Рост около ста семидесяти сантиметров, но в лодочках на высоком каблуке она казалась несколько выше. Узкая черная юбочка сидела на ней как влитая, облегая стройные сильные ноги. На широкие плечи ярко-оранжевого жакета прямого покроя небрежно падали волны роскошных золотисто-белокурых волос. Безупречно красивые черты лица: высокие скулы, прямой нос, полные, чувственные губы, решительный подбородок.
      – Адам!
      Адам Гордон поднялся ей навстречу, увидев, что она, лавируя между столиками «Бистро-Гарден», направляется к нему.
      – Белинда, ты великолепна!
      – Адам, мы сегодня празднуем. Я хочу самого лучшего шампанского, какое только есть в этом заведении. Я угощаю, – быстро добавила Белинда.
      В городе, где экстравагантность была нормой, она обычно избегала экстравагантных поступков, да и не могла себе их позволить. Но сегодня был особый случай: она стала богаче на триста пятьдесят тысяч долларов!
      Адам – высокий, темноволосый, худощавый, но совсем не во вкусе Белинды – взял ее за руку. Она удивилась, что ответила согласием, когда он пригласил ее пообедать вместе с ним, и убеждала себя, будто причина совсем не в том, что Адам и ее отец, кажется, не выносят друг друга.
      – Расскажи подробнее. – Он тепло взглянул на нее.
      – Продан мой сценарий! Господи! Наконец-то! Его купила «Северная звезда». Они выбрали его специально для Джексона Форда. Ты не знаешь, кто такой этот Форд?
      Адам был адвокатом в одной из крупнейших юридических фирм Лос-Анджелеса, среди многочисленных клиентов которой числились и такие знаменитости, как Чарлтон Хестон и Джоан Коллинз.
      – Разумеется, знаю. Он снимается в детективном телесериале. Вернее, снимался. Съемки телесериала прекратились, и «Северная звезда» быстренько прибрала его к рукам. Форд сейчас невероятно популярен, возможно, даже самый популярный артист. Прими мои поздравления, Белинда. – Адам улыбнулся, подумав, однако, как бы это не нарушило его планы.
      – Ах, Адам, я так долго ждала этого – целую вечность!
      Белинда вспомнила о единственном сценарии, проданном ею два года назад, но так и не запущенном в производство. На этот раз все сложилось иначе: фильм будет снимать «Северная звезда», а не какая-то мелкая независимая студия, а кроме того, сценарий выбрали специально для суперпопулярного актера. На этот раз фильм отснимут и выпустят на экраны.
      – Думаю, наконец я добилась своего, Адам.
      Адам улыбнулся:
      – Да, ты добилась своего.
      – Более того, они, кажется, заинтересованы в моем следующем сценарии. Возможно, в недалеком будущем удастся продать еще один сценарий.
      – В таком случае нам действительно есть что отпраздновать.
      Белинда задумалась на мгновение.
      – Не сомневаюсь, что этот Форд невероятно сексапилен. Но умеет ли он играть…
      Не ответив на этот вопрос, Адам заказал бутылку шампанского «Кристалл».
      – Я хочу сказать, – продолжала Белинда, – что если его каждый год с тех пор, как он появился в телешоу, называли лучшим актером драматического сериала, то это еще ничего не значит. Разве он побеждал? У него, несомненно, потрясающая внешность, а улыбка и того лучше, но… – Она вздохнула. – Ох, я так нервничаю, Адам. Я хочу, чтобы все было безукоризненно. А что, если фильм даст хорошие кассовые сборы, что, если зрители на него валом повалят? Черт возьми, вот если бы эту роль играл Мел Гибсон!
      – Форд обеспечит кассу, – заверил ее Адам. – Сейчас он очень популярен.
      Белинда с благодарностью улыбнулась ему, но мысли ее были далеко.
      Съемки должны были начаться в декабре. При мысли об этом у Белинды замирало сердце. Ее сценарий продан, фильм запускают в производство, а следующее ее детище, «Возмущение», тоже обещали купить! Она удержится на плаву, хотя для этого придется, наверное, и лицемерить, и идти на компромиссы. Белинда долго жила в этом городе и знала, как редко везет сценаристам – их меняли, как порвавшиеся колготки, и тут же забывали о них. Поэтому она мечтала, чтобы фильм получился не просто хорошим, а великолепным.
      Белинде не терпелось вернуться домой, сесть за компьютер и отшлифовать кульминационный момент своего третьего сценария – на всякий случай.
      Ее домом был открытый всем ветрам коттедж на побережье в Лагуна-Бич в добром часе езды к югу от Лос-Анджелеса и Голливуда. Дом, построенный на сваях, буквально нависал над берегом. Снаружи он был выдержан в традиционном стиле, внутри же отличался эклектизмом. Из окон открывались потрясающие виды на Каталину и полосу прибоя. В коттедже были сосновые полы, высокие потолки, укрепленные балками, с большим застекленным пространством над гостиной. Меблировка ограничивалась кушеткой, несколькими креслами и сосновым сундучком, служившим также коктейльным столиком. Одну стену в гостиной почти целиком занимала огромная картина в авангардистском стиле, подаренная Белинде на день рождения дедушкой и бабушкой. На ней был изображен эскадренный миноносец, входящий в нью-йоркскую гавань во время празднования двухсотлетия города. Белинда влюбилась в эту картину, увидев ее в картинной галерее Сан-Франциско. Это полотно, после компьютера, было самой большой ее драгоценностью.
      Она открыла дверь, и навстречу ей с радостным лаем бросился большой черный лабрадор. Белинда почесала его за ухом и прямо посреди гостиной сняла туфли и колготки. «Может, позвонить родителям?» – подумала она.
      Отцу, конечно, нет до нее дела.
      Когда-то, давным-давно, это обижало Белинду, но теперь это было ей безразлично.
      И все же… В ее жизни произошло такое важное событие, а поделиться радостью ей не с кем, кроме знакомого, с которым она согласилась пообедать. Или Винса.
      Поразмыслив над этой ситуацией, она сделала неутешительный вывод… Белинда пересекла комнату и, раздвинув стеклянную дверь, вышла на веранду на крыше, где, кроме растений в горшках и экрана по пояс, прикрывающего от ветра, ничего не было. Она обвела взглядом спокойную гладь океана, скользящих по волнам серфингистов и лодки под белыми и голубыми парусами.
      Постояв минуту-другую, Белинда вернулась в комнату и взглянула на телефон. Ну и что, если отцу все это не интересно? Разве у нее нет права поделиться с ним радостью в столь значительный момент жизни? Нахмурившись, Белинда подошла к телефону.
      Она дозвонилась сразу же, и ей ответила одна из дюжины секретарш, работающих на отца.
      – Мистера Глассмана, пожалуйста, – сказала Белинда и, к своему удивлению, почувствовала, что рука, держащая телефонную трубку, стала влажной.
      – Кто его спрашивает?
      – Белинда Глассман. Его дочь.
      Секретарша от неожиданности шумно втянула воздух. Белинда никогда не звонила отцу – ни на работу, ни домой, – а в его офисе не бывала с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать лет. После минутной паузы секретарша попросила Белинду позвонить позднее, потому что у мистера Глассмана совещание.
      – Может, передать ему что-нибудь?
      – Не надо. – Белинда повесила трубку.
      Что ж, тем лучше. И с чего это ей взбрело в голову звонить отцу?
      А что, если позвонить матери?
      Белинда подумала о предстоящем вечере. Ей хотелось отпраздновать событие. Жаль, что сегодня не пятница, потому что в пятницу «Северная звезда» устраивала прием, на который она была приглашена и который не собиралась пропустить.
      Она вдруг затосковала по Дане, закадычной подружке ранней юности. Они отдалились друг от друга, когда Дана вышла замуж, а сейчас у нее было уже трое детишек. Замужество и материнство очень подходили для Даны, но себя в этой роли Белинда не представляла. Это объяснялось не только тем, что она, одиночка по природе, не могла близко сходиться с людьми. Скорее, причина была в том, что Белинда слишком хорошо знала мужчин и давно перестала мечтать о Прекрасном принце. Большинство мужчин хотели одного, и она прекрасно понимала, чего именно.
      И все же в такой момент, как сегодня, Белинда с удовольствием поделилась бы с кем-нибудь близким своей радостью.
      Конечно, это должен быть мужчина. При мысли о мужчинах Белинда взглянула на автоответчик, где мигал огонек. Она знала, кто звонит. Винс. Винс хорош в постели, но…
      Взяв черную записную книжку, Белинда перелистала страницы. Рик, Тед, Гарри (что еще, черт возьми, за Гарри?), Брэд, Тони…
      Тони. Тони очень, очень неплох. Она познакомилась с ним в баре. Но сейчас, не имея настроения встречаться с Тони, Белинда швырнула записную книжку в кресло. Пропади все пропадом! Сегодня она будет работать, а отпраздновать можно в другой раз.
       А отец мог бы прервать свое проклятое совещание и поговорить с дочерью…

      Эйб Глассман, не обращая внимания на секретаршу, следовавшую за ним по пятам, быстро шел по толстому ковровому покрытию коридора, направляясь к огромной двери резного розового дерева в конце коридора.
      – Меня не беспокоить, Розали, – бросил он, захлопнув дверь перед ее носом.
      Розали знала, что это означает, и понимала, что от выполнения приказания зависит ее работа.
      Эйб Глассман был шести футов ростом, широкоплеч и вполне подтянут, если не считать небольшой жировой складки на животе. Но ему было за пятьдесят, а к этому возрасту, считал он, каждый имеет право немножко распуститься. Эйб обошел свой письменный стол и сквозь стеклянную стену окинул взглядом открывающуюся перед ним панораму Манхэттена. Нью-Йорк. Его город. Где все началось.
      – …твою мать! – смачно выругался он.
      Что возомнил о себе этот ничтожный мерзавец? Кто он такой? Какой-то молокосос со смазливой физиономией, с еще не обсохшим на губах молоком. Черт бы его побрал! Эйб не мог поверить, что тот отказался от денег и вернул конверт, в котором лежало десять тысяч зелененьких! Не скупясь на эпитеты, он ругал Уилла Хейуорда, этого болвана, который по собственной глупости попал в такую историю, что ему, Эйбу Глассману, пришлось вызволять его, подкупив какого-то продажного копа. Он откупился от чертовых сенаторов – ради Бога! А теперь вот еще какой-то желторотый детектив демонстрирует ему свои моральные принципы – в Нью-Йорке, городе, где моральных принципов не существует!
      И пусть лучше этот мерзкий ниггер помалкивает, подумал Эйб, не то не сносить ему головы.
      Эйб вспомнил, как рос в перенаселенном квартале. Отец, сапожник из России, был прикован к постели, разбитый параличом вскоре после кризиса 1929 года. Его мастерская находилась в этой же квартире. После школы Эйб проводил большую часть времени на улице, играя в хоккей или затевая драки с итальяшками и ниггерами, которые смеялись над его одеждой и сильным акцентом. Но это было в порядке вещей. Он их тоже ненавидел.
      У него были две сестры и брат, как и он сам, всегда голодные. Чувство голода никогда не покидало Эйба в детстве. Даже сейчас он всегда подчищал до конца свою тарелку.
      Поскольку отец был тяжело болен, жили они на гроши, которые зарабатывала шитьем мать. Эйб был старшим в семье и стал ловким воришкой. Он воровал у уличных торговцев продукты и приносил домой. Мать это знала, но молчала. Эйбу было известно, что она втайне молится о том, чтобы он не попался.
      В тринадцать лет Эйб получил первую настоящую работу. На углу улицы находилась контора местного букмекера Эдди, длинного и тощего, как тростинка. Эйб собирал бумажки, на которых записывались ставки, и относил их на другой конец города Натану Хаммерштейну. Натан жил в хорошей квартире, казавшейся Эйбу настоящим дворцом, носил костюмы и начищенные до блеска коричневые штиблеты. Физиономию его украшали усы. Это сейчас Эйб понимал, как смешна была напускная важность Натана. А тогда он смотрел на него снизу вверх и мечтал, что когда-нибудь будет носить такой же роскошный костюм и иметь дом еще лучше, чем у Натана.
      Работа хорошо оплачивалась – Эйб получал несколько долларов в месяц, – и это позволяло ему кормить сестер, брата и мать. Отец его умер зимой 1944 года после второго удара.
      Эйбу еще не было восемнадцати. Смерть отца позволила ему избежать призыва в армию. Он считал, что ему повезло, ибо опасался, как бы что-нибудь не нарушило его планы. Подобно всем тем, кто не пошел на войну, Эйб работал на производстве, переведенном на военные рельсы. Кроме того, он подрабатывал на стороне, принимая ставки. Некто Люк Бонцио предложил ему место Натана Хаммерштейна, но Эйб вежливо отказался. Букмекерство не привлекало его.
      Никто не понял Эйба, когда он поступил в колледж. Его сестры вышли замуж в возрасте шестнадцати и пятнадцати лет, младший брат пристроился на прежнюю работу Эйба и принимал ставки. Мать посмотрела на сына и, ничего не сказав, снова склонилась над шитьем. Он выбрал для себя бесплатную среднюю школу, завел одного друга и относился к учебе очень серьезно. Его другом был Уилл Хейуорд, красивый чистенький мальчик, дальний родственник Морганов, одного из старейших семейств в Нью-Йорке. Хейуорд был заурядным шалопаем с уже заметными признаками алкоголизма, однако Эйб знал, что когда-нибудь этот парень, с его связями в обществе, может понадобиться ему.
      Пристрастие друга к алкоголизму и азартным играм Эйба не беспокоило. Наоборот. Он хранил информацию об этих слабостях на всякий случай.
      Эйб окончил нью-йоркскую среднюю школу 3 июня 1948 года, когда ему было почти двадцать два года. Хейуорд уже получил работу в банке благодаря одному из своих дальних родственников. У Эйба работы не было, хотя кое-какие предложения поступали. С ним снова завел разговор Люк Бонцио.
      – У тебя есть мозги и целеустремленность, – сказал Бонцио. – Нам нужны такие, как ты. С нами ты многого добьешься.
      Эйб усмехнулся:
      – Я действительно намерен многого добиться, но без вас.
      Бонцио покачал головой:
      – Когда-нибудь мы тебе понадобимся, и ты очень пожалеешь, что отказался.
      Выждав две недели, Эйб отправился в банк, где работал Хейуорд. В тот день он впервые увидел Нэнси Уорт, кузину Уилла. Она выходила из его кабинета. В свои восемнадцать Нэнси была не только красива, но и отличалась утонченной элегантностью. Эйб тут же понял, что ему нужна Нэнси Уорт и разница в их общественном положении не имеет никакого значения.
      – Я хочу взять заем, – сказал он Уиллу.
      – А под какой залог? – удивился тот.
      – Лавка моей матери.
      – Сколько?
      – Три тысячи долларов.
      Хейуорд рассмеялся:
      – Мы, конечно, близкие друзья, но я могу дать тебе за это не больше сотни!
      – Пойдем пообедаем вместе, – сказал Эйб.
      Пустив в ход все свое обаяние, а оно было немалым, Эйб предложил Хейуорду партнерство в обмен на заем. Как он и ожидал, Хейуорд капитулировал. Они составили перечень несуществующих статей недвижимости, оба подписались под ним, и Эйб получил три тысячи долларов. Он с ходу внес эту сумму в счет аренды кондитерской лавки на углу, которая стоила пятнадцать тысяч. Через несколько месяцев Эйб продал ее за двадцать тысяч.
      Потом он взял в аренду ресторан и, продав его, получил вдвое большую прибыль, чем ожидал. Вскоре он имел несколько объектов арендованной собственности, расположенных в Бруклине. Эйб знал, что мог бы нажить состояние, занявшись строительством многоквартирных домов, если бы удалось несколько изменить законы о зонировании. Он уговорил Хейуорда прозондировать парочку членов городского совета на предмет возможности подкупа. Результаты оказались положительными.
      Эйб построил свои первые многоквартирные дома.
      Его честолюбивые планы устремились через реку, на Манхэттен. Цены на недвижимость стремительно росли, и Эйб вознамерился построить офисы в центре города. Для этого на одном из земельных участков необходимо было снести несколько жилых домов, но на сей раз ни члены городского совета, ни деньги не помогли ему: Эйбу преградило путь Движение за сохранение исторических памятников Нью-Йорка.
      Бонцио обещал Эйбу убедить городской совет одобрить его план.
      – Что ты за это хочешь? – спросил Эйб.
      – Пустяк, – сказал Бонцио. – Всего шесть процентов от прибылей.
      Эйб недоверчиво посмотрел на него.
      – И еще поможешь нам провернуть сделку с недвижимостью во Флориде, – добавил Бонцио. – Нам нужен человек, хорошо разбирающийся в недвижимости.
      Эйбу не хотелось заключать сделку с сомнительными личностями, но ему становилось тесновато в Нью-Йорке, возникла потребность выйти на новые просторы.
      Бонцио, как и обещал, убедил совет отменить мораторий на строительство в квартале, где были расположены исторические здания. Эйб тоже сдержал слово и помог ему провернуть сделку со строительством отеля в Форт-Лодердейле. Узнав, что жена одного из членов нью-йоркского городского совета полгода пролежала в больнице после несчастного случая, Эйб нахмурился, но приписал это происшествие случайному совпадению, а не шантажу.
      Эта дама попала под колеса автомобиля, причем водитель скрылся с места происшествия.

      Раздевшись, Белинда присела на краешек массивной викторианской кровати на толстых ножках из розового дерева, с широким деревянным изголовьем и покрывалом из старинного кружева. Это было ее самое крупное приобретение – главный предмет меблировки почти пустой спальни. Она аккуратно натянула один чулок, пристегнув его к черному поясу. Потом второй. Поднявшись, Белинда надела туфельки на трехдюймовых каблучках и потянулась за малиновой кожаной юбкой. В таком настроении, как сейчас, она никогда не надевала трусики. Юбка облегала ее хорошо развитые формы, словно вторая кожа. За юбкой последовала золотистая шелковая блузка – естественно, бюстгальтер она не надела. Блузка четко обрисовывала упругие груди. Добавив к этому дюжину тонких золотых браслетов, крупные золотые серьги в виде колец и парочку цепочек на шею, Белинда сделала начес и закрепила лаком эффект небрежной взъерошенности.
      Поразмыслив, она все-таки решила пойти развлечься. Почему бы и нет? Адреналин играл в крови. Она чувствовала себя полной сил. У нее еще никогда не возникало такого ощущения, будто ей по плечу все, что угодно. Белинда чувствовала себя как ракета, готовая к запуску.
      Как только будет продан второй сценарий, она позволит себе немного расслабиться, перевести дух, почувствовать себя в безопасности… Возможно, даже устроить себе каникулы.
      У Белинды разыгралась фантазия. «Оскар» за лучший драматический сценарий… При одной мысли об этом у нее мороз пробежал по коже.
      Она попыталась представить себе выражение лица Эйба, когда он сидит в зале и наблюдает, как она получает дурацкую маленькую статуэтку. Может, хоть тогда он похвалил бы ее. Может, сказал бы: «Ты хорошо потрудилась, малышка». Нет, лучше: «Белинда, я так горжусь тобой». И возможно, даже обнял бы ее.
      «Господи, – испуганно подумала она, – неужели даже сейчас, по прошествии стольких лет, мне нужно его одобрение?»
      Осознав это, она так расстроилась, что бросилась в другую крайность. «Я всего добилась сама, – напомнила себе Белинда. – Я сделала это без их поддержки. Это само по себе мое большое достижение».
      Несколько лет ушло на то, чтобы подыскать агента. К этому времени Белинда написала полдюжины сценариев, но некому было заняться их реализацией. Она попала в заколдованный круг. Продать их без агента невозможно, а чтобы заполучить агента, нужно сначала продать что-нибудь. Потом Белинде немного повезло, и она встретила Лестера, причем – где бы вы думали? – в баре. Они поговорили, и он согласился прочесть один из ее сценариев. И стал агентом Белинды. Ей даже не пришлось переспать с ним.
      Она выбрала трудный путь, хотя могла бы, конечно, обратиться к отцу. У Эйба Глассмана были связи со всеми, кто имел вес по обе стороны Атлантического океана. Он был близким другом крупнейших голливудских магнатов, включая владельца студии «Олимпия», которая успешно функционировала со времен Бетт Дейвис и Кларка Гейбла. Белинда знала, что могла бы выбрать один из нескольких путей, начиная с прямого займа у Эйба для финансирования собственного независимого производства фильма «Возмущение» вплоть до производства на студии «Олимпия». Слава Богу, гордость не позволила ей сделать этого.
      Слава Богу, что она не поддалась искушению.
      Производство фильма по ее сценарию в «Северной звезде» – отличное начало. Фильмы этой кинокомпании считаются высококачественными, а если продюсеры вознамерились сделать суперзвезду из Джексона Форда, можно надеяться на успех. Не исключено, что он умеет играть. Белинда не смотрела телепередачи, но то, что Форд три года подряд получал «Эмми», кое о чем говорит.
      Зазвонил телефон.
      – Алло, Белинда, – раздался голос Эйба Глассмана.
      Белинда чуть не уронила трубку.
      – Привет.
      – Розали сказала мне, что ты звонила.
      Белинда уже глубоко сожалела о своем дурацком порыве. Ему все равно, ему совершенно безразлично то, что касается ее. Отец так и не простил ей переезда в Калифорнию. Не простил того, что она не вышла замуж и не родила ему наследника мужского пола. Стремление писать сценарии он считал нелепой причудой.
      – Я не звонила, – отозвалась Белинда. – Твоя секретарша ошиблась.
      Повисла напряженная пауза.
      – Как поживаешь? – спросил Эйб.
      – Прекрасно.
      – Не собираешься приехать сюда на уик-энд этим летом? Я хотел бы тебя кое с кем познакомить.
      – Попытаюсь, – ответила Белинда, подумав: «Ну уж нет, ни за что!» Потому что этот «кое-кто» наверняка очередной приемлемый кандидат в мужья. И вдруг у нее вырвалось: – Я продала сценарий. – Она была готова откусить себе язык.
      – Кому?
      – «Северной звезде».
      – За сколько?
      – За триста пятьдесят тысяч.
      – Поздравляю. Ну а теперь, когда ты доказала, что можешь писать эти чертовы штуки и продавать их, почему бы тебе не вернуться в Нью-Йорк и не обосноваться здесь? Не забывай, что мне уже пятьдесят три года, Белинда!
      – Нет уж, благодарю покорно.
      – Ты себя показала, – сердито продолжал Эйб. – Что тебе еще нужно? Я не вечен, Белинда, а кто тогда будет управлять всем этим? Тебе почти тридцать, и если ты будешь и дальше тянуть время, у тебя могут родиться неполноценные дети!
      – Я не хочу детей, – сказала Белинда. – Или, по-твоему, я обязана доставить тебе удовольствие и забеременеть прямо сегодня? Все равно я сегодня собираюсь как следует трахнуться.
      – Не дури! Ты же знаешь, что я не это имею в виду. Каждая нормальная женщина хочет детей.
      – Спасибо, но я уже знаю, что ты считаешь меня ненормальной.
      – Я этого не говорил.
      – Моя карьера пошла в гору! И будь я проклята, если остановлюсь!
      Эйб молчал.
      Одержать верх в разговоре с отцом – редчайший случай. Но Белинде этого показалось мало, она закусила удила.
      – «Северная звезда» использует этот фильм для раскрутки Джексона Форда. Сейчас он самый популярный актер в Голливуде. Значит, кассовые сборы будут огромными. А если «Возмущение» станет кассовым фильмом, я приобрету популярность, и мои сценарии будут раскупаться как горячие пирожки.
      Последовала еще одна не характерная для него пауза.
      – Ты знаешь, что эта индустрия непредсказуема, – сказал наконец Эйб. – Никто не в силах предвидеть, каков будет кассовый сбор. И актер, пусть даже самый популярный сегодня, завтра может стать кучей дерьма. Полно, Белинда, тебе и самой это известно.
      – Да, даже мне это известно. Спасибо, ты очень ободрил меня.
      – Что? – спросил Эйб кого-то на другом конце линии, потом снова сказал в трубку: – Мне надо идти, Белинда. Только что появился Уилл Хейуорд.
      – До свидания, Эйб.

      – Этот диалог – дерьмо.
      – Дайте обратный кадр! Обратный кадр! Господи, Джек!
      Джексон Форд стоял на сцене – прекрасный, но мрачный как туча, игнорируя свою партнершу, типичную калифорнийскую блондинку, уже успевшую привыкнуть к подобным вспышкам гнева. Юпитеры один за другим погасли, операторы, расслабившись, отступили на шаг от своей аппаратуры, воцарившееся было молчание нарушилось ворчанием, вздохами и рокотом разговора.
      Ассистент режиссера Ники Фелтон, низенький, круглый, с очками на огромном носу, в отчаянии покачал лысой головой.
      – Джек, что тебя не устраивает?! – воскликнул он в панике.
      Звезду что-то расстроило, а это абсолютно не допускалось.
      – Диалог – полное дерьмо, – повторил Джек.
      – Не волнуйся, – успокаивал его Ники Фелтон, обливаясь потом. – У нас полно сценаристов. Хочешь что-то изменить – мы на это пойдем.
      Джек молча повернулся и покинул сцену, направившись, судя по всему, в свою личную гримерную.
      – Он просто невыносим, – сердито прошипела Эдвина Льюис, долговязая ассистентка режиссера. – Ему невозможно угодить!
      – Он великолепен, – возразила другая дама.
      В разговор вмешался высокий худощавый мужчина:
      – Черт возьми, мы на целых двадцать недель отстаем от расписания. С меня довольно! Если Форд не возьмется за ум, он уволен.
      – Полно тебе, не горячись, Джон. Успокойся, – сказал Ники. Угроза Джона Прайса, директора, была пустыми словами, потому что он не располагал властью нанимать и увольнять кого-нибудь. – Форд прав. Именно эта сцена написана слабовато.
      – Перестань лизать ему зад! Он всего-навсего вонючая телезвезда, которая, попав в кино, возомнила себя великой кинозвездой. Так вот, до кинозвезды ему далеко, а я сыт по горло его капризами!
      – Джон, не волнуйся. Мы заменим одну-две строки, и не успеешь оглянуться, как отснимем всю сцену. Я тебе обещаю.
      – Никто из зрителей и внимания не обратит на то, что они там говорят, – проворчал Прайс. – Зрители пойдут глазеть или на голый торс Форда, или на сиськи Леоны.
      – Он хотя бы не требует, чтобы ему на съемочной площадке подавали «Дом Периньон» и икру, – вставила Эдвина. – Могло быть хуже.
      Фелтон метнул на нее уничтожающий взгляд. Да пожелай Форд израильских маслин, они появятся в мгновение ока, потому что «Северная звезда» связывала с этим актером большие надежды.
      – Верно, – обратился Ники к Прайсу. – Но почему бы нам не попросить Голдмана поработать над этим диалогом и сделать его менее высокопарным?
      – Нет, я за то, чтобы вообще выкинуть Форда из этого фильма! – не унимался Прайс.
      – Брось, Джон. У нас осталась всего неделя до конца съемок. Не верю, что тебе на самом деле хочется расторгнуть контракт с Фордом. Он – наша главная приманка. И Форд хороший актер.
      – Ишь, устроил истерику, сукин сын!
      – Я найду Мелоди.
      Эдвина убежала, оставив мужчин продолжать разговор. Она заметила рыженькую в углу, откуда та наблюдала за Прайсом и Фелтоном.
      – Мелоди! На тебя вся надежда! Умоляю, уговори Джека сыграть эту сцену.
      Мелоди, пышногрудая особа с копной рыжих волос, встала, бросив тревожный взгляд на ассистента режиссера и директора. Потом кивнула и, торопливо покинув съемочную площадку, постучала в дверь гримерной Джека:
      – Это я, Мел.
      – Входи.
      Мелоди вошла, и хотя она уже семь лет была личным менеджером Джека, его помощницей и лучшим другом, при виде его безупречного профиля и темной шевелюры, золотящейся в лучах солнца, у нее перехватило дыхание. Она закрыла за собой дверь.
      Он взглянул на нее и улыбнулся.
      Улыбнулся знаменитой улыбкой Джексона Форда, которая шла из глубины его дьявольски поблескивающих зеленых глаз.
      – Явилась, чтобы отчитать меня?
      – Это совсем не смешно, Джек. Это всего лишь любовная сцена.
      – Это моя любовная сцена! – сердито заявил он. – А Уильям – мой герой. И я намерен отстоять цельность его характера.
      Мелоди положила руку ему на плечо.
      – Я понимаю.
      – Понимаешь? – Форд искоса бросил на нее сердитый взгляд. – Все они думают, что я просто упрямый смутьян, но я уже одиннадцать лет в этом проклятом бизнесе и всего добился самостоятельно! Теперь я популярен и хочу оставаться популярным. А это мне не удастся, если критики высмеют мою игру! – Он сердито зашагал по комнате. – Я не допущу, чтобы в сценарии оставался этот дерьмовый диалог!
      – Мне не нравится, что ты завоевываешь такую репутацию.
      – Знаю, что тебе не нравится. Кстати, я как раз переписывал эту сценку. Дай мне несколько минут, и я закончу.
      Мелоди молча смотрела, как он вычеркивает строчки.
      – Джек! Я понимаю, многое зависит от успеха этого фильма. Но если за тобой утвердится дурная репутация смутьяна…
      Он взглянул на нее.
      Теперь, когда съемки телесериала отменили, три года его пребывания на экране в качестве телезвезды, пусть даже безумно популярной, ничего не гарантируют ему в будущем – абсолютно ничего. «Публика подобна шлюхе, Джек, – говорил Сандерсон Хорн, его агент. – Она совершенно не заслуживает доверия. А этот город – и того хуже. Ты должен работать, Джек, причем необходимо приступить к работе немедленно, иначе через год ты станешь лишь еще одним некогда популярным “бывшим”».
      Некогда популярный «бывший»! Сандерсону не откажешь в умении найти весьма убедительные эпитеты.
      – Плохая репутация – это полбеды по сравнению с возможностью быть освистанным, если этот диалог сохранится в прежнем виде. К тому же я никогда не был ангелом, – невесело усмехнулся Форд.
      – Ты великолепен, – сказала Мелоди, поглаживая ему плечо. – Ты еще всем им носы утрешь, уверена.
      – Господи! – Джек уставился на сценарий. – От этого так много зависит. Я просто обязан хорошо сыграть эту роль, Мел.
      – Ты это сделаешь, Джек, – убежденно отозвалась Мел. – Кстати, у меня есть кое-какие хорошие новости. Я только что разговаривала по телефону с Сандерсоном.
      Джек взглянул на нее.
      – Не тяни. Выкладывай!
      – «Северная звезда» только что остановила выбор на одном сценарии, который, по их мнению, очень подходит для тебя, планируется начать производство фильма по этому сценарию в декабре.
      Джек, затаивший дыхание, с облегчением выдохнул. Он не верил своим ушам.
      – Уже? А что за фильм?
      – В том же духе, что и тот, который снимают сейчас. Нечто в духе Чака Норриса с примесью Рэмбо. Фильм очень динамичный, и характер героя показан в развитии.
      – Спасибо тебе, Сандерсон!
      Джека охватило возбуждение. Съемки фильма почти закончились. Потом предстоит участие в утреннем ток-шоу в Нью-Йорке, пресс-релиз о «Беренджере», фильме, который сейчас снимался, потом организованная Бобом Хоупом специальная встреча на Гавайях. Он был близок к большому успеху, не сопоставимому с популярностью у любителей мыльных опер. Джек это знал. Чувствовал. И не он один: Мелоди и Сандерсон соглашались с ним.
      – Фильм называется «Возмущение», – сказала Мелоди. – И не забудь, что сегодня вечером у тебя интервью с репортером из воскресной газеты.
      – Ох, черт возьми, чуть не забыл! Позвони Диане и скажи, чтобы не приходила до десяти вечера.
      Мелоди покачала головой:
      – К десяти ты должен быть в постели.
      Джек усмехнулся:
      – Это я и собираюсь сделать.
      – Секретарша Маджориса звонила сегодня дважды. Ты еще не ответил, посетишь ли прием, который устраивает «Северная звезда» в пятницу вечером.
      – Ох, совсем забыл.
      – Джек, тебе необходимо пойти.
      – Знаю, знаю. Ладно, прими приглашение от моего имени. – Ему до смерти не хотелось тратить вечер пятницы на льстивые речи и саморекламу. Но у него не было выбора. – Ответь согласием за нас обоих.
      – Хорошо. – Переминаясь с ноги на ногу, Мелоди почему-то не уходила.
      – В чем дело?
      – Не знаю, как и сказать, Джек. У меня есть еще и плохая новость. Ну, не то чтобы совсем плохая, но…
      – Выкладывай.
      – Какая-то женщина целый день пытается дозвониться до тебя.
      Джек ухмыльнулся и пожал плечами:
      – Ну и что? Пора бы привыкнуть. Солнце тоже встает каждый день.
      – Джек, но эта женщина говорит, что она твоя мать.
      Он похолодел.
      – Вот как? Это невозможно, Мел. Моя мать умерла.

      Когда-то она любила его.
      Ее первые воспоминания об отце относились к тому времени, когда ей было шесть лет. Это был крупный человек с громким голосом, державшийся как король. Иногда, если она вставала рано и выглядывала из двери своей комнаты, ей случалось видеть, как он в черном костюме решительно шел по коридору, отправляясь на работу. Она тайком наблюдала за этим гигантом. Ей хотелось, чтобы он заметил ее, но она боялась сделать первый шаг.
      Боялась, что он прогонит ее. Так же как боялась в школе.
      Она и сама не знала почему, но с самого раннего возраста, еще с детского сада, другие девочки всегда сторонились ее. Белинде было с ними неинтересно, она презирала их, потому что скиталась сорванцом и умерла бы от стыда, если бы ее засекли за игрой в куклы. Мальчишки относились к ней хорошо, и она бегала с ними, пока ей не исполнилось десять лет. Когда они играли в футбол, Белинда была лучшим защитником. Когда играли в бейсбол, Белинда была лучшим подающим.
      Потом она вместе со своими приятелями попыталась вступить в Младшую спортивную лигу. Приятелей приняли, ее – нет. А ведь она была самым лучшим игроком! Белинда была возмущена. Но тренер объяснил ей: девчонок не принимают.
      Это потрясло Белинду. Она ушла домой и долго плакала.
      Их экономка Доротея, крупная темнокожая женщина, пыталась утешить ее. Белинда смутилась, когда ее застали плачущей, и прогнала Доротею. Нэнси и Эйб куда-то уехали из города.
      Как только они вернулись, Белинда отправилась к отцу. Она побаивалась Эйба, поскольку редко видела его и он внушал ей такое почтение, что было страшно просить его о помощи. Иногда, находясь с дочерью в одной комнате, он не замечал ее. Белинду это обижало, но она всегда подчинялась. Белинда была готова на все, лишь бы он любил ее. Но она знала: отец не любит ее.
      И все-таки Белинда любила его.
      Подобно тому, как человек любит Бога. На расстоянии. С нежностью и восхищением. Белинда была уверена, что он мог заставить тренера принять ее в команду.
      Сначала она попыталась поговорить с отцом, когда он одевался, готовясь идти вместе с Нэнси на званый обед. Белинда остановилась в дверях, на время утратив дар речи. Ей хотелось лишь одного – чтобы отец заметил ее. Наконец это произошло.
      – Привет, малышка, – сказал он. – Что ты здесь делаешь?
      – Папа, я хотела…
      – Нэнси, ты готова? Мы опаздываем.
      На том разговор и закончился.
      Белинда поймала его поздно вечером в кабинете. Он был погружен в работу и заметил ее, когда она кашлянула.
      – Белинда, почему ты не в постели? – раздраженно осведомился он.
      – Папа, мне нужно кое о чем спросить тебя.
      – Тебе следует быть в постели. Мама знает, что ты не спишь?
      – Нет, я… Папа, пожалуйста.
      Слезы застилали глаза Белинды. Как трудно заставить его выслушать ее! А это так важно.
      – Ладно. В чем дело?
      Она рассказала о команде, о том, что была лучшим игроком, о том, что всех ее приятелей приняли, а с ней тренер даже не стал разговаривать, потому что она девочка.
      – В этом вся проблема? – Эйб приподнял косматую бровь.
      – Да.
      Он рассмеялся.
      – Тренер прав. Бейсбол – игра для мальчиков. А ты не мальчик. К сожалению. Пора тебе перестать вести себя, как мальчишка, и начать вести себя, как подобает девочке. – Он начал что-то писать.
      Белинда бежала к себе в комнату, изо всех сил стараясь не заплакать, и думала: «Я ненавижу его. Я его ненавижу. Я его ненавижу». Но, оказавшись в постели, она разразилась слезами.
      Она перестала играть в футбол, когда однажды Джей Гольдштейн схватил ее во время игры за недавно появившиеся груди. В тот день, придя домой, Белинда горько плакала, ненавидя то, что с ней происходило, ненавидя Джея, ненавидя всех мальчишек и даже Господа Бога за то, что не сделал ее мальчишкой. Она была уверена, что если отец не любил ее раньше, то теперь вообще не будет любить.
      Это было в тот год, когда Белинда получила в подарок на день рождения Леди. Это была сбывшаяся мечта. Когда девочка увидела прекрасную гнедую кобылку в конюшне и Нэнси сказала, что теперь она принадлежит ей, Белинда простила отца и снова полюбила его всем сердцем. Она поцеловала мать, что случалось крайне редко. Отца в городе не было, но в день его возвращения Белинда не ложилась спать и ждала его, чтобы поблагодарить и сказать, как она счастлива.
      Он с недоумением взглянул на нее.
      – О чем ты говоришь? Тебе подарили лошадь на день рождения?
      Она застыла от удивления. Лицо у нее вытянулось.
      – Значит, мать подарила тебе на день рождения лошадь? – Эйб улыбнулся. – Что ж, возможно, это неплохая идея.
      Белинда постаралась не расплакаться у него на глазах и дала волю слезам, только оказавшись в своей комнате. Она плакала до изнеможения. Отец даже не знал о подарке. Ему было все равно. Он не любил ее.
      С тех пор Белинда сторонилась его, как и он – ее. Ей это не составляло большого труда, потому что она редко видела его. Самое обидное заключалось в том, что Эйб не замечал того, что дочь его избегает. Потом, когда ей было тринадцать лет, он лишил Белинду лета. У нее не было друзей в городе. Девочки не выносили Белинду и не скрывали этого. Мальчишки только и думали о том, как бы запустить руки ей под юбку. Белинда с нетерпением ждала лета. У нее была Леди и была Дана, такой же сорванец, как она, и ее первая в жизни подружка. А еще у Белинды были океан и книги. Она считала дни, оставшиеся до каникул в Гемптоне. А онвместо этого заставил ее поехать на два месяца в летний лагерь. Ну уж нет! Как бы не так!
      Но она поехала.
      Правда, не без отчаянной борьбы с ним.
      – Я не поеду! – орала Белинда, заливаясь слезами.
      – Поедешь! – орал в ответ Эйб.
      – Я тебя ненавижу, – твердила, истерически рыдая, Белинда. – Я тебя ненавижу. Я убегу. Я…
      – Ты меня ненавидишь? – вдруг спокойно переспросил Эйб.
      – Да! – с вызовом заявила Белинда. – Я всегда тебя ненавидела.
      Тяжелая пощечина застала ее врасплох, прозвучав, словно удар кнута, в неожиданно наступившей тишине. Прежде чем Белинда осознала, что он ударил ее, прежде чем пришла в себя и начала всхлипывать, Эйб сказал:
      – Ты ненавидишь меня? Я подарил тебе эту проклятую лошадь, я дал книги, которые ты читаешь. Эти джинсы и эта рубашка – кто, по-твоему, тебя одевает? Этот дом – многие ли дети имеют собственную комнату? А все эти игрушки? А?
      – Я тебя ненавижу, – упрямо повторила Белинда, стиснув зубы и покраснев.
      Эйб сжал кулаки.
      – Ты поедешь! Даже если мне придется связать тебя и засунуть в автобус, ты поедешь! Тебе ясно?
      – Ясно, – едва слышно произнесла Белинда и бросилась прочь.
      Она слышала, как Эйб сказал Нэнси:
      – Только посмей бежать за ней!
      И Нэнси не посмела.
      Жизнь в лагере была сущим кошмаром. Как обычно, девчонки сторонились ее. Одна дружелюбно настроенная вожатая попыталась объяснить Белинде, что все дело в том, что она очень красива и девчонки завидуют. Белинда еще никогда не слышала ничего подобного и долго разглядывала себя в зеркале, ища подтверждения словам вожатой. Еще сильнее удивило ее то, что она оказалась самой популярной девочкой на танцах, которые устроили в конце второй недели пребывания в лагере. Один мальчик из старшей группы повел Белинду в кусты, стараясь не попадаться на глаза вожатым (учащимся колледжа, которым до них, по правде говоря, не было дела, потому что они сами занимались тем же друг с другом). Он поцеловал ее – это был первый поцелуй Белинды – и, засунув руки под блузку, стиснул в ладонях ее груди. Она была страшно сконфужена. Белинде не хотелось, чтобы мальчиков привлекало в ней это. Но прикосновение было приятно – более чем приятно.
      На следующие танцы, состоявшиеся в конце месяца, Белинда не пошла. В этот вечер она убежала из лагеря, добралась на попутных машинах до ближайшего городка и села в автобус до Нью-Йорка.
      Того, что произошло на следующий день, Белинда не забудет до конца жизни. Приближаясь к материнской спальне, чтобы объявить о своем возвращении из лагеря, она услышала странные звуки, доносившиеся из-за двери. Дверь была закрыта, но не заперта. Белинда постучала, но никто не ответил. Она вошла.
      Ее мать лежала на спине поперек постели. Ее блузка была расстегнута, груди обнажены, юбка задрана до талии. На ней, приподнявшись на локтях, лежал мужчина и ритмично вторгался в ее тело. Мать издавала странные звуки, и еще слышались шлепающие звуки плоти. Должно быть, Белинда охнула от неожиданности.
      Мужчина посмотрел в ее сторону, и их взгляды встретились.
      Она бросилась бежать.

      Изумруды хорошо смотрятся с красным.
      Эйб наверняка будет доволен, что она надела изумруды.
      Решено: она наденет изумруды к красному костюму от Оскара де ла Рента. Довольная выбором, Нэнси Глассман остановилась перед зеркалом в полный рост в хозяйских личных апартаментах «Трамп-Тауэр» и придирчиво всмотрелась в свое отражение. Все говорили ей, что в свои сорок восемь она выглядит на десять лет моложе. Нэнси заметила морщинки вокруг глаз и на лбу и в сотый раз подумала, не пора ли сделать подтяжку.
      – Миссис Глассман, – обратилась к ней горничная, появляясь на пороге комнаты, – вас к телефону, мэм.
      Звонила Белинда.
      – Привет, дорогая. Какой сюрприз! – У Нэнси участился пульс. На лбу появилась испарина. Прикрыв рукой телефонную трубку, она приказала горничной: – Ингрид, принесите мне стакан вина и включите, пожалуйста, кондиционер. – Когда горничная вышла, она продолжила разговор: – Так о чем ты говорила, дорогая? Я отвлеклась.
      – У меня очень хорошие новости. Я продала сценарий. И есть шансы, что получу заказ на следующий.
      – Это чудесно! – воскликнула Нэнси. Она понимала, что говорит с излишним энтузиазмом, но ничего не могла с собой поделать. Ей всегда было трудно говорить с Белиндой. – Это просто чудесно, дорогая. – Она лихорадочно придумывала, что бы еще такое сказать.
      Последовала пауза.
      – Лестер продал его за триста пятьдесят тысяч, мама.
      Деньги были знакомой для Нэнси темой, в этом она разбиралась.
      – Подумать только! Такая куча денег за фильм?
      – Это только начало. Ходят слухи, что…
      – Спасибо, Ингрид. Так о чем ты говорила, дорогая?
      – Ходят слухи, что…
      Ингрид показала на часы:
      – Вам пора одеваться, миссис Глассман.
      Нэнси кивнула. Как ни стыдно было признаваться в этом, но она испытала облегчение, хотя снова прислушалась к словам дочери. Та рассказывала теперь что-то о производстве фильма.
      – Это прекрасно, дорогая.
      Нэнси отхлебнула глоток вина, не понимая как следует, о чем толкует Белинда. Да и зачем пытаться понять, если она вообще никогда не понимала свою дочь? Может, все-таки с тафтой будут лучше смотреться бриллианты? В этом сезоне изумруды носят буквально все.
      – А главную роль в фильме будет играть Джексон Форд, мама. Он сейчас самый популярный артист.
      Сердце Нэнси замерло, потом начало стучать с такой бешеной скоростью, что все ее тело охватила дрожь.
      – Отлично, Белинда, – сумела все-таки сказать она.
      – Я позвонила Эйбу. – Это была просто констатация факта.
      Теперь Нэнси обливалась потом. Джексон Форд. Ценой огромных усилий она заставила себя не думать о нем. Можно представить, что за разговор происходил между дочерью и мужем!
      – Дорогая, я опаздываю. Мне пора одеваться, мы с твоим отцом идем сегодня на благотворительный коктейль.
      – Ясно, – отозвалась Белинда. – Но хочу сказать тебе, что, когда я позвонила, у него не нашлось ни одного доброго слова для меня.
      – Он очень гордится тобой, – пробормотала Нэнси.
      – Послушай, мама, забудь об этом, мне не следовало ничего говорить тебе. Несправедливо, что я вклиниваюсь между вами. Иди на свою вечеринку и повеселись.
      – Позвони мне завтра, – торопливо сказала Нэнси, чувствуя, как струйки пота стекают по ложбинке между грудей. – Белинда, я горжусь тобой. Я…
      – Пока. – Дочь повесила трубку.
      Нэнси вытерла взмокший лоб. Она заметила, что у нее дрожат руки. Разговор встревожил ее. Нэнси всегда было трудно говорить с Белиндой, противостояние дочери и мужа беспокоило ее постоянно. Она сделала еще глоток, пытаясь успокоиться.
      Нэнси не понимала Белинду. Ей двадцать восемь, она необычайно красива, с умопомрачительной фигурой – и не замужем. Дочь не интересовал брак, не интересовали дети. Она писала сценарии, занималась бегом, велосипедным спортом и плаванием. Ну разве это жизнь? Белинде не следовало уезжать в Калифорнию. Это пустая трата времени. С таким происхождением и богатством, которое когда-нибудь достанется ей, она могла бы сделать блестящую партию. Что происходит с Белиндой?
      Нэнси было стыдно в этом признаться, но она не знала своей дочери. И никто не знал. Белинда отличалась независимостью и вела очень одинокую жизнь. Нэнси понятия не имела, есть ли сейчас мужчины в жизни ее дочери. Да и, откровенно говоря, не хотела этого знать. По крайней мере до тех пор, пока один из них не станет ее женихом. Вот тогда Нэнси обрадуется. Обрадуется и Эйб, который больше всего на свете хотел получить внука – и чем скорее, тем лучше.
      Трудно поверить, что Эйб позволил ей уехать. Но Белинда одна из немногих людей, которых Эйбу не удалось подчинить своей воле. В моменты столкновений оба шли в лобовую атаку, не желая уступать друг другу. Когда Белинда уехала на Запад, в доме по крайней мере стало спокойнее. Эйб, как ни странно, совсем не тревожился за дочь. «Белинда вернется, – говорил он. – Один шанс из миллиона, что она сделает карьеру как сценарист. Она вернется».
      Как будто он желал ей провала.
      Нэнси не желала Белинде провала, но ей очень хотелось бы, чтобы дочь вернулась в Нью-Йорк. Как говорится, никогда не поздно. Ей очень хотелось узнать наконец свою дочь. Но всякий раз, когда Белинда была рядом, Нэнси боялась, что дочь отвергнет ее.
      Однажды, много лет назад, Белинда очень сильно разозлилась на мать – так способен сердиться только ребенок, чьи иллюзии были разбиты. Нэнси надеялась, что тот случай никак не повлияет на их нынешние отношения. Но если она задумывалась над этим, то понимала: именно с тех пор все пошло по-другому.
      Нет, Нэнси решительно не желала вспоминать о Джеке Форде и обо всем, что с ним связано.
      Он испортил ей жизнь.
      Нэнси не была мстительна, но если бы Джексон Форд умер, она обрадовалась бы этому.

      Эйб сердито взглянул на жену, появившуюся на пороге его библиотеки в красной тафте и сверкающих изумрудах, на которые, впрочем, он не обратил ни малейшего внимания.
      – Эйб?
      Он со стуком швырнул телефонную трубку.
      – В чем дело, Нэнси? Черт возьми, я пытаюсь дозвониться по очень важному делу!
      – Извини. Я просто хотела сказать тебе, что готова, – пробормотала она и, попятившись, вышла из комнаты.
      Эйб снова поднял трубку. Где черти носят этого Маджориса? Он пытался дозвониться ему целый день, с тех самых пор, как поговорил по телефону с дочерью. Эйб был в ярости.
      Но еще не поздно.
      Сделке с покупкой сценария «Возмущение» не бывать. Так или иначе, он не допустит этого.
      Трудно решить, что его тревожило больше, какую беду следовало предотвратить в первую очередь. Неужели этот сукин сын Форд думает, что он забыл его? «Да подними же ты наконец трубку, черт бы тебя побрал!» – заорал Эйб, снова набрав номер.
      И если Белинда рассчитывает, что она вскоре станет знаменитым голливудским сценаристом, то она тоже жестоко ошибается.
      Не для того Эйб превратил «Глассман энтерпрайзиз» в империю с миллиардными доходами, чтобы после его смерти Дядюшка Сэм прибрал ее к рукам за здорово живешь. А во всем виновата Белинда – такой упрямой девчонки он еще никогда не видывал. Но Эйб всегда обожал хорошую драку.
      Ну, с Фордом он справится без труда.
      Вот Белинда – это совсем другое дело.
      Но ведь она его дочь, верно? Если у него и появились кое-какие сомнения после того, как семнадцать лет назад он узнал правду о своей жене, то с тех пор они давным-давно исчезли. Белинда его дочь. Тут уж не ошибешься. Очевидно, она вознамерилась сопротивляться ему из одного лишь духа противоречия до его смертного часа. Эйб понимал, что именно из-за этого Белинда жила в своей жалкой хибарке в Калифорнии и пыталась сделать писательскую карьеру – заметьте, под другим именем! – просто назло ему. Эйб не сдержал улыбки. Откуда ей знать, что она уже идет по дороге, которую он выбрал для нее. Ему еще предстоит получить внука.
      Эйб задумчиво повертел в руках приглашение. Такие приглашения приходили сотнями, нет, тысячами. Розали, наверное, уже ответила вежливым отказом от его имени. Эйб снова улыбнулся. Ничего, завтра ей придется позвонить и изменить ответ, выразив согласие. Он пойдет на прием, который устраивает «Северная звезда». И не только пойдет сам, но и захватит с собой жену.
      Эйб снова набрал номер.
      – Алло?
      – Тед, это Эйб.
      – Эйб! Вот так сюрприз! Постой… что случилось? – В голосе исполнительного директора «Северной звезды» послышалось беспокойство.
      – Я только что узнал, что «Северная звезда» подобрала новый сценарий для Форда.
      – Так и есть.
      – Отмени сделку, Тэд.
      – Эйб, контракт уже подписан.
      – Какие-нибудь финансовые расчеты уже имели место?
      – При подписании был передан чек с частичным удержанием некоторой суммы на случай изменения условий.
      Эйб вполголоса выругался.
      – Я не хочу, чтобы Форд снимался в этом фильме. Когда, черт возьми, Форд подписал контракт с «Северной звездой»?
      – Шесть месяцев назад. Но что происходит?
      – Не твое собачье дело! – огрызнулся Эйб. – Скажем, Форд у меня в черном списке и был там в течение пятнадцати лет. Не могу поверить, что этот мерзавец подписал контракт с «Северной звездой»!
      «Как случилось, что я об этом не знал? – удивленно подумал Эйб. – Немыслимо, невероятно». Он не смотрел телевизор, разве что время от времени «60 минут» или «Ночную линию», и не ходил в кино. Эйб никогда не делал покупки в супермаркетах, где во множестве продавались бульварные газетенки. Он читал только «Тайм», «Экономист» и «Уолл-стрит джорнал». Сомнительно, чтобы в их доме можно было найти «Ти-Ви гайд». Эйб даже не знал, читает ли Нэнси подобную макулатуру. Но если бы он смотрел телевизор или сам делал покупки в магазинах, то ему было бы известно, что этот ничтожный, жалкий подонок Форд действительно стал крупной телезвездой. Невероятно. Пропади все пропадом.
      А теперь, подписав этот контракт с «Северной звездой», Форд мог стать суперзвездой.
      – Эйб, позволь мне уточнить. Ты не хочешь, чтобы Форд снимался в «Возмущении», или не хочешь, чтобы «Северная звезда» снимала «Возмущение», или ты не хочешь, чтобы «Северная звезда» снимала Форда?
      – И то, и другое, и третье.
      – Слишком поздно, Эйб.
      – Каковы условия контракта с Фордом?
      – Ч-черт, я не знаю. Но могу узнать.
      – Узнай. И сразу же вышли мне копию его контракта по факсу.
      На мгновение возникла пауза.
      – Иисусе Христе, что ты собираешься сделать? Ты хочешь погубить этого парня?
      Эйб рассмеялся:
      – Полно, Тед. Просто пришли мне копию контракта. И держи язык за зубами.

      – Так, значит, вы репортер из воскресной газеты?
      – А вы Джексон Форд, – сказала она, с улыбкой протягивая руку.
      Приятно удивленный, Джек пожал протянутую руку. Линда Майер, стройная брюнетка с ярко-синими глазами, скрывавшимися под очками в черепаховой оправе, была, несомненно, весьма привлекательной женщиной лет тридцати с небольшим.
      – Я Джек. Добро пожаловать. – Он жестом пригласил ее войти. – Хотите что-нибудь выпить? Или съесть?
      – Я думала, вы не пьете, – торопливо сказала она.
      Скользкая тема. Джексон Форд, по собственному признанию, был алкоголиком и наркоманом, избавившимся от пагубных пристрастий семь лет назад.
      – Я не пью. Но если кто-нибудь пьет в моем присутствии, это меня не беспокоит.
      – В таком случае я с удовольствием выпью белого вина.
      Подав Линде бокал, Джек повел ее в ту часть гримерной, которая служила гостиной, и сел рядом с ней на обтянутую мягкой замшей кушетку.
      – Не ожидал увидеть такого репортера, – игриво сказал он. – Иначе не стал бы жалеть, что пришлось отменить одно свидание.
      Линда знала, что женщины сходят по Джеку с ума; во всяком случае, за ним прочно укрепилась репутация обольстителя. Тем не менее она испытывала нервное возбуждение. Она для него слишком стара. Все его женщины были в возрасте восемнадцати или около того.
      – Не возражаете, если мы, не теряя времени, сразу приступим к делу? – спросила она и покраснела.
      – Не возражаю. – Джек усмехнулся.
      Смущенная Линда включила маленький диктофон.
      – Джек, – начала она, стараясь, чтобы голос не дрожал, – я знаю, что вам, наверное, приходилось рассказывать свою биографию миллион раз, но…
      – Два миллиона раз, – уточнил Джек, обнажив в улыбке невероятно белые на фоне смуглой кожи зубы.
      – Поправка принята. Два миллиона. Но я хотела бы услышать ее в вашем изложении.
      – Ладно. С чего начать?
      Он заметил, что она сидит, изящно положив ногу на ногу. И почему его всегда одолевает похоть?
      – С самого начала, – попросила Линда. – Вы родились в Канзас-Сити.
      – Правильно. Тридцать семь лет назад.
      – И ваш отец…
      – Мой отец был автомехаником и пьяницей. Он бросил нас, когда мне было шесть лет. Мою мать это очень обрадовало. Она была официанткой. Мы жили на городской окраине. В настоящих трущобах. Я играл в хоккей и воровал, а она работала. Иногда мать не приходила домой ночевать. Порой приводила мужчин, которые, уходя, оставляли деньги на ее ночном столике. И я всегда слышал: «Отстань, Джек. Разве ты не видишь, что я не одна? Ложись спать, Джек. Джек, иди на улицу и поиграй. Джек! Я кому сказала: иди на улицу и поиграй!» Однажды ушла и не вернулась. Тогда мне было одиннадцать…
      Ничтожная дешевая проститутка. Он на всю жизнь запомнил этот день. Даже сейчас, при одном воспоминании об этом, у него до боли сжалось сердце. Джек вернулся в пустой дом. И сразу все понял. Он всегда знал, что когда-нибудь мать тоже бросит его, как и отец. Растерянный, не желая верить тому, что произошло, он поплелся на кухню и, найдя там полпинты виски, выпил все до дна и отключился. Он не плакал по ней. И никогда не станет.
      Кто бы ни позвонил ему сегодня, это не его мать. Его мать умерла.
      – Продолжайте, – мягко приободрила его Линда.
      Джек улыбнулся. Как-никак он актер.
      – Я уехал оттуда. На попутных машинах добрался до Сент-Луиса. Жил на улицах. Примерно год спустя меня задержали за угон автомобиля. Это был шикарный «тандерберд» вишневого цвета. – Он усмехнулся. – Полицейские узнали, что у меня нет родителей, и засунули меня в исправительный центр. Это было самое лучшее, что когда-либо со мной случалось.
      – Исправительный центр?
      – Нет. Дом моих приемных родителей, куда я попал оттуда. Это была по-настоящему добрая супружеская пара. Их собственные дети выросли, обзавелись семьями и жили в Нью-Йорке. Старики окружили меня любовью или по крайней мере пытались сделать это.
      – И тогда вы обнаружили у себя тягу к сцене?
      – Да-а. Но правильнее было бы сказать, что я обнаружил тягу к преподавательнице театрального училища. Господи, как же она была хороша! Высокая, красивая. Делия Корис.
      – Ну и?
      – Я безумно влюбился в нее. И стал посещать все ее уроки. Я хотел, чтобы она меня заметила, поэтому изо всех сил старался хорошо учиться. Впервые в жизни у меня появилось желание добиться успеха.
      – Продолжайте.
      – Я родился актером. Не поймите меня неправильно, мне еще предстояло учиться и учиться. Но у меня были врожденные способности, и мисс Корис, заметив это, взяла меня под свое крылышко и стала по-настоящему работать со мной. Наверное, я был неплохим учеником. – Его лицо снова осветилось улыбкой.
      Что правда, то правда: Джек был очень неплохим учеником.
      Он никогда не забудет, как она в первый раз занималась с ним любовью. Джек пришел к ней на урок. Ничего не скажешь, ему было чему поучиться! Для него это было не впервые – он утратил невинность в двенадцать лет, – но оральным сексом еще никогда не занимался. Джеку это понравилось. Ей – тоже.
      – А что было после театрального училища? – спросила Линда, прерывая его воспоминания. Заглянув в свои записи, она нахмурилась. – Я знаю, вы шесть лет проработали в Нью-Йорке в драматическом театре, а затем в семьдесят седьмом году приехали в Лос-Анджелес.
      Джек беззаботно улыбнулся, однако насторожился, потому что эту часть биографии придумал несколько лет назад.
      – Правильно, – подтвердил он ложные сведения. – Я работал в драматическом театре в Нью-Йорке, а когда приехал сюда, то пару лет снимался в рекламных роликах. Потом мне предложили сняться в сериале, в роли одного настырного детектива, а конец этой истории вы, наверное, знаете. – Джек улыбнулся. Какого черта? Никто не хотел услышать правду. И он тоже не хочет ее слышать.
      – В вашей биографии есть большой пробел с того момента, как вы приехали в Нью-Йорк, и до того, как стали сниматься в сериале, – заметила Линда. – Что тогда произошло на самом деле?
      Джек, не переставая улыбаться, небрежно откинулся на спинку дивана. Что произошло на самом деле? Он непроизвольно погладил кончиком пальца почти незаметный рубец на переносице – единственный шрам на его безупречном теле. Он никогда не забудет боль от удара латунным кастетом.
      Он никогда не забудет тот день. Солнечный день, безоблачное небо, жара. Четверг, 31 июля 1971 года. Джек до конца своих дней сохранит воспоминание об этом дне и вечную ненависть к Эйбу Глассману.
      – Я пытался выбиться в люди, как тысячи и тысячи других актеров и актрис. – Он пожал плечами. – Это скучная история.
      – Сомневаюсь, чтобы что-нибудь в вашей жизни было скучным. – Линда поправила сползшие на нос очки. – Как вы относитесь к тому, что вас называют самым сексуальным мужчиной в киноиндустрии?
      Джек улыбнулся еще шире:
      – Я на это не напрашивался.
      – Вы считаете себя сексуальным?
      – А вы?
      – Почему вы все время улыбаетесь? – спросила Линда, не в силах удержаться от улыбки.
      – Жизнь такая забавная штука! – Джек фыркнул. – Послушайте, милая, если бы вы оказались на моем месте, то тоже стали бы улыбаться.
      – Догадываюсь. Вам нравится сниматься в кино? Ходят слухи, что «Северная звезда» планирует снять вас в следующем фильме.
      – Признаюсь, мне приятно это слышать.
      – Думали ли вы в те далекие трудные годы, что когда-нибудь попадете сюда?
      – Сказать по правде, бэби, я иногда задумывался об этом. – И не просто задумывался, мысленно добавил Джек. Он наклонился к Линде, и его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица. – Послушайте, меня утомило это интервью.
      Она озадаченно посмотрела на него:
      – Может быть, еще несколько вопросов?
      – Потом. Сейчас меня больше всего интересуете вы.
      – Что именно вам хотелось бы узнать? – покраснев, спросила она.
      Джек понизил голос до шепота:
      – Я хотел бы узнать, как ты выглядишь без одежды, почувствовать, как эти прекрасные длинные ножки обвиваются вокруг моего тела. Я хотел бы узнать, какова ты на вкус.
      Линда застыла, приоткрыв рот от удивления.
      Джек притянул ее к себе, аккуратно снял очки и прижался губами к ее губам.
      – Ты такая привлекательная, такая сексуальная, – шептал он, а рука его тем временем скользнула вниз по ее телу, задержавшись на небольшой груди. – Ты возбуждаешь меня. – Рука Джека спустилась еще ниже и достигла бедер. Линда застонала. Другой рукой Джек расстегнул молнию на своих брюках, высвободил напрягшийся член и, взяв Линду за руку, решительно вложил его ей в ладонь. – Вот так, бэби. Это то, что надо.
      Она лишь беспомощно охнула.

      Вода была такая горячая, что от нее шел пар.
      Мелоди, закрыв глаза, лежала в ванне. Так приятно расслабиться, погрузившись в горячую воду и снять напряжение. О Боже, что за день выдался! Кажется, ей удалось успокоить Прайса и он не станет делать гадостей Джеку. Но одно было ясно: Прайс не станет директором следующего фильма с участием Джексона Форда!
      Джек.
      Даже с закрытыми глазами она видела его в мельчайших подробностях. Густые темно-каштановые волосы с золотистым отливом. Зеленые глаза с длинными ресницами и морщинками в уголках, появившимися оттого, что он часто улыбался. Высокие скулы, правильные черты лица. И его знаменитая улыбка покорителя женских сердец. Мелоди вздохнула.
      Джек заполнял все ее дни. Он был ее бизнесом.
      Джек заполнял ее ночи. Он был ее любовником.
      В мечтах.
      Интересно, как у него проходит интервью? Она надеялась, что Джек держит себя в руках. У нее не хватит сил успокаивать и умасливать еще и раздраженного репортера, который, однако, мог бы причинить Джеку значительно больше вреда, чем Прайс.
      К счастью, репортером оказалась женщина. Даже если она старуха лет пятидесяти, Джек очарует ее, если только эта женщина не разозлит его чем-нибудь. Мелоди вышла из ванны, стараясь не смотреть в зеркало. Мелоди была низенькая, с покатыми плечами, узкими бедрами и огромным бюстом. Мужчинам нравились ее груди. И нравился ее зад. По сравнению с остальными частями тела он был слишком велик. Она считала себя толстухой.
      Лицо свое Мелоди тоже не любила. Некрасивое. Хуже того – прямоугольное. Какой-нибудь недоброжелатель мог бы назвать его лошадиной мордой. У нее были синие глаза, маленькие, но широко расставленные. Она скрывала их под круглыми очками, которые делали ее физиономию не такой прямоугольной. Серьезное, ничем не примечательное лицо. Оно не соответствовало всему остальному. Остальному соответствовала копна невероятно густых рыжих волос. И кроме всего прочего, у нее были веснушки.
      За все годы их знакомства Джек никогда не приставал к ней. И она знала, что этого никогда не будет.
      Сначала Мелоди объясняла это тем, что она не в его вкусе. Ему нравились женщины вроде Дианы, девятнадцатилетней модели, у которой вообще не было фигуры. Ни грудей, ни зада, ни бедер – ничего. Высокая, угловатая. С потрясающе красивым личиком и массой темно-каштановых, почти черных волос. С синими глазами и черными ресницами. Одна из миллиона тощеньких брюнеток, которых Джек укладывал к себе в постель.
      Мелоди натянула маечку, доходившую ей до колен. Вспомнив о Диане, она злорадно фыркнула. Еще бы! Диана была в ярости, узнав, что Джек перенес встречу с ней на более позднее время, и заявила, что вообще не придет.
      Мелоди догадывалась, почему Джек предпочитает молоденьких бимбо. Он боялся привязаться к женщине, боялся полюбить. Это было печально, потому что виновата в этом была его мать. Мелоди почти не сомневалась: Джек только изображает безразличие к тому, что мать бросила его. Конечно, в душе у него навсегда осталась кровоточащая рана, и он, возможно, никогда не сможет полюбить ни одну женщину.
      Неужели позвонила действительно его мать?
      Если так, то Мелоди кое-что предпримет. Прошлое Джека все еще цеплялось за него, причиняя боль. Мелоди сознавала, что суется не в свое дело. Ведь она не психолог. Но это не имело значения. Мелоди любила Джека.
      Она любила Джека с тех пор, как впервые увидела его.
      Ей никогда этого не забыть. Мелоди только что переехала в жалкую однокомнатную квартирку в западной части Голливуда и работала в отделе рекламы одной маленькой фирмы. Она прожила в своей квартире целую неделю, полагая, что у нее всего четверо соседей. Пятая квартира на этом этаже, по-видимому, пустовала. В субботу после полудня Мелоди поднималась по лестнице с двумя пакетами продуктов. Он тоже.
      С покрасневшими глазами, небритый, Джек шел нетвердой походкой, и пахло от него пивом и сексом. Он был прекрасен. На губах его играла чувственная улыбка. Поставив свои пакеты, Мелоди наблюдала, как он копается в карманах в поисках ключей, поругиваясь вполголоса и опираясь для устойчивости на стену. Значит, ее ближайший сосед – пьяница… но самый красивый пьяница на свете.
      Через неделю она снова случайно встретилась с ним и представилась. На сей раз он не был так пьян – пожалуй, слегка под хмельком, но аккуратно одет, выбрит, и пахло от него одеколоном. Они разговорились. Он, разумеется, оказался актером. С тех пор их дружба крепла с каждым днем, несмотря на непрерывную вереницу женщин, то входящих в квартиру Джека, то выходящих оттуда.
      И в ту ночь, когда его бросили в кутузку, он позвонил не кому-нибудь, а именно Мелоди.
      И именно Мелоди, не меньше чем «Общество анонимных алкоголиков», помогла ему пройти через тяжелый период воздержания.
      Когда Джек вылечился, она предложила ему стать его менеджером. Мелоди была рядом с Джеком практически с самого начала и останется рядом до конца.
      Она забралась в постель. Укрывшись простыней, Мелоди стянула с себя майку и, думая о Джеке, начала ласкать свои груди. Она представила себе, как он прикасается к соскам губами, берет их в рот, посасывает, и соски мгновенно затвердели. Мелоди воображала, будто Джек безумно хочет ее, говорит, какая она красивая и как он любит ее. Рука Мелоди скользнула между ног. Она словно наяву ощущала там его губы, его язык. Достигнув оргазма, Мелоди со стоном прошептала его имя.
      Потом она лежала, ожидая, когда придет сон, и размышляла о том, на что она, собственно, надеется. Уж конечно, не на примирение Джека с матерью. Но Джеку необходимо с ней увидеться, чтобы навсегда распрощаться со своим прошлым.
      А потом он, может быть, перестанет валять дурака с восемнадцатилетними бимбо и найдет себе зрелую женщину, которая заслуживает любви и доверия.

      Она не перезвонила ему.
      Винс Спаццио вышел за ограду, которой был обнесен строительный участок, и не спеша направился к своему грузовичку, на ходу застегивая рубаху на широкой, очень мускулистой после десяти лет физического труда груди. Он взобрался в кабину, закурил сигарету, поправил зеркало заднего вида и выехал со стоянки.
      Белинда не позвонила. Рухнули его надежды.
      Но ведь из-за Мэри Белинда звонила ему только на работу. Возможно, она позвонит завтра. Он не видел ее целых четыре дня. Это было невыносимо.
      Винс едва не поддался искушению поехать к ней домой, но вовремя отказался от этой мысли. Она придет в ярость, если он явится незваным.
      Интересно, что Мэри приготовила на ужин? Ему хотелось есть. После рабочего дня Винс всегда был голоден как волк. Белинда. Она такая красивая. Он любил и ненавидел ее. Интересно, чем она занималась сегодня вечером?
      Неужели ей не хотелось увидеться с ним?
      Обычно транспортный поток по шоссе Сан-Диего, по которому Винс ездил с работы и на работу, двигался со скоростью пять миль в час, но только не сегодня. Сегодня Винс словно заведенный трудился дотемна. И не столько потому, что не хотелось возвращаться домой, к Мэри, сколько для того, чтобы отвлечься от мыслей о Белинде. Он включил радио. Может, она встретила кого-нибудь другого? Его охватила паника.
      Винс представил себе Белинду – голую, влажную от пота, лежащую на постели среди смятых простыней в ожидании безымянного любовника. Он представил себе ее грудь, полную, но высокую, с твердыми, напряженными сосками. Ее ноги, сильные, стройные, раздвинутые в ожидании, и ее лоно – розовое, прекрасное.
      Винс изо всех сил нажал на тормоза, едва избежав столкновения с идущей впереди машиной. Так недолго и в аварию попасть.
      Он припарковался возле своего коттеджа в Коста-Меса рядом с «фольксвагеном» Мэри. «В этот уик-энд надо будет подстричь газон», – подумал Винс.
      Мэри сидела на кухне со своей приятельницей Бет. На столе стояла почти пустая бутылка вина, а рядом с ней лежал осколок зеркала, валялся флакончик кокаина – тоже пустой, а также бритва и соломинка. Женщины вели оживленный разговор, то и дело прерывающийся взрывами хохота. Увидев Винса, обе замолчали.
      – Привет, Винс, – улыбнулась пьяная Мэри.
      У нее были длинные прямые темные волосы, круглое миловидное личико и большие карие глаза. Топ и джинсы наглядно указывали на то, что ей было бы неплохо сбросить около пятнадцати фунтов.
      – Привет, Мэри, – ответил Винс и кивнул высокой, невзрачной, худенькой Бет. Он попытался скрыть раздражение, вызванное тем, что Мэри снова под кайфом. – Пойду приму душ. Что у нас на ужин?
      Мэри с виноватым видом взглянула на него:
      – Я надеялась, что мы где-нибудь перекусим. Возьмем по бургеру или еще что-нибудь.
      Нараставший гнев наконец прорвался:
      – Какого черта? Я умираю с голоду! Я целый день работаю как проклятый, а ты здесь кайфуешь! С меня хватит! Я устал и хочу есть!
      – Иди ты в задницу, Винс, – невозмутимо заявила Мэри.
      Винс подошел ближе.
      – Ты хоть заметила, что во дворе цветы завяли? Или тебе все безразлично? И где, черт возьми, ты взяла деньги на кокаин?
      – Это Бет принесла, – сказала Мэри.
      Винсу показалось, что она лжет.
      – У меня кончилось терпение! – заорал он. Схватив жену за плечи, он заставил ее встать. – Посмотри на себя! На кого ты стала похожа? А во что превратила этот дом? Сущий свинарник!
      – Отпусти! – крикнула Мэри. Голос дрогнул, в глазах появились слезы.
      – Ох, пропади все пропадом! – пробормотал Винс, отпуская ее.
      Он направился в ванную и, открыв душ, услышал, как Бет что-то сказала, а Мэри ответила дрожащим голосом. Может, он слишком грубо обошелся с ней? Но видит Бог, это невыносимо! Как заставить ее пойти на работу? В самом начале их совместной жизни он сам не хотел, чтобы жена работала. Вообразил себя этаким мачо, настоящим мужчиной, главой семьи. Какой вздор! Теперь он готов сделать что угодно, лишь бы Мэри занялась чем-нибудь полезным.
      Когда-то Винс считал ее красивой. Он, наверное, никогда не забудет день, когда впервые увидел Мэри. Винс тогда пристраивал крыло к особняку на Бель-Эйр, принадлежащему ее отчиму. У него была бригада из двух человек. Тогда они еще воздвигали каркас. Крыло выдавалось в сторону океана и доходило почти до бассейна неправильной формы. Там, как обычно, загорала, лежа на шезлонге, миссис Крэндал, мать Мэри, в бикини такого размера, что их будто и вовсе не существовало, и вся золотисто-коричневая. Даже волосы были золотисто-каштановые. Когда она впервые появилась у бассейна, Винсент и парни из его бригады, как положено нормальным мужикам, немедленно уставились на нее.
      – Матерь Божия, вы только посмотрите! – воскликнул вдруг Фред.
      Винс посмотрел и тут же ощутил эрекцию. Миссис Крэндал лежала в своей обычной позе, но не представляла интереса, потому что в отличие от многих голливудских женушек, любивших позабавиться с молодыми плотниками, никогда не обращала на них внимания. Зато у девушки с длинными прямыми волосами, направлявшейся к миссис Крэндал, было на что посмотреть! На ней были топ и коротенькие шорты, облегавшие весьма аппетитный задик. Ножки были несколько полноваты, но красивой формы, а груди… кто мог бы остаться равнодушным к таким сиськам? Винс, например, не мог. Как он ни старался отвести от них взгляд, ничего не получалось.
      – Привет, мама, – сказала девушка.
      Это была Мэри, дочь миссис Крэндал, девушка лет двадцати с небольшим, и такая сексапильная, какие являлись в эротических снах каждому парню. Винсу, например, являлись.
      Винс вырос в Южной Калифорнии и был беден, тогда как вокруг, казалось, все были богаты. По крайней мере богаче, чем он. Винс жил в трущобах на окраине Лос-Анджелеса. У него было две сестры, мать работала официанткой, а отец умер до того, как он родился (по крайней мере так говорила мать). Дом кишел крысами, из кранов текла ржавая вода, на стенах облупилась краска.
      Окончив школу, Винс обучился плотницкому делу и вскоре начал вкалывать на строительных работах. Первая богатенькая дамочка была у него в девятнадцать лет. Он тогда работал на генерального подрядчика, который послал его в один особняк на Беверли-Хиллз, где требовалось установить кое-какое оборудование. Ему полагалось привинтить сушилки для полотенец в ванной комнате (платили за эту работу по тридцать долларов в час). Хозяйка дома, жена одного известного сценариста, наблюдала за его работой, стоя в теннисном костюме с коротенькой юбочкой. Винс вспотел от смущения и боялся встать. Если бы она заметила, что творится у него в штанах, он, чего доброго, мог потерять хорошо оплачиваемую работу. Пока Винс пытался справиться с эрекцией, хозяйка, заметив это, сама проявила инициативу – и все свершилось, как и следовало ожидать.
      К тому времени как Винс встретил Мэри, он уже трахнул не менее дюжины богатых дамочек. Мэри сильно отличалась от них. Она была молода, красива и совсем не похожа на сорокалетних пресыщенных баб, ищущих молодого кобелька, чтобы развеять скуку. Мэри заметила Винса в тот день, когда разговаривала с матерью у бассейна. (Да и какая женщина могла бы не обратить на него внимания? Он отлично знал, что хорош собой. Многие женщины говорили ему об этом.) Два дня спустя Винс пригласил ее на свидание.
      Через шесть месяцев они поженились.
      Когда Винс снова появился на кухне, Мэри и Бет все еще сидели за столом, пили и смеялись. С отвращением взглянув на них, он вышел, сел в грузовичок, поехал в «Макдоналдс» и съел на ужин два биг-мака, запив их молочным коктейлем. Потом немного прокатился, думая о Белинде и сгорая от желания.
      Вернувшись домой, Винс с облегчением увидел, что Бет ушла, а Мэри легла спать. Присев на край кровати, он стал стаскивать с ног кроссовки. Мэри обняла его сзади.
      – Прости меня, Винс. Не сердись.
      Он почувствовал прикосновение ее щеки и волос к голой спине.
      – Винс, сегодня уж так получилось. Мне было скучно, а тут зашла Бет и принесла порошок. И я не заметила, как пролетело время. Прошу тебя, не злись. – Она поцеловала его в плечо.
      Он ощутил, как прижались к его спине ее большие груди с твердыми сосками, представил себе, что это Белинда приникла к нему всем телом, и мгновенно ощутил эрекцию.
      – Винс? – шепнула Мэри ему на ухо.
      Он повернулся, обнял и поцеловал ее, нащупав рукой напрягшиеся соски. Наркотики и алкоголь возбуждали Мэри. Странно, но у Винса все было наоборот.
      Он взял губами сосок жены, она застонала. Винс встал, стянул с себя джинсы, опустился на Мэри и закрыл глаза.
      Он вообразил, будто в его объятиях Белинда – возбужденная, нетерпеливая. От этой мысли Винс чуть не кончил. Белинда. Он не открывал глаз, чтобы не утратить иллюзию. Винс вошел в ее плоть. Белинда. И начал ритмично двигаться, испытывая райское блаженство. О великолепная Белинда!

      Мэри перекатилась на другой бок и потянулась, стряхивая остатки сна. Солнечный свет пробивался сквозь сдвинутые шторы. Она отогнула краешек шторы и выглянула наружу. Чудесный день. Бросив взгляд на будильник, Мэри поняла, что уже почти полдень. Отлично. Она снова потянулась.
      Проснувшись окончательно, Мэри вспомнила о том, что было ночью, и, почувствовав нарастающий пульсирующий жар между ног, пожалела, что Винса нет дома. Он, надо отдать ему должное, чрезвычайно сексуален. И это хорошо, потому что Мэри тоже была страстной.
      У Винса великолепное тело. Подумав об этом, Мэри возбудилась еще сильнее. Ей было хорошо прошлой ночью. Выпивка и кокаин всегда вызывали у нее острую потребность в сексе. Странно, но она никогда не достигала оргазма, даже в трезвом состоянии. Правда, Винс об этом не знал. Наивысшая точка была, казалось, совсем близко, потом ускользала. Мэри привыкла притворяться, имитировать оргазм, с тех пор как в шестнадцать лет начала трахаться с мальчишками.
      Она вспомнила о плотнике, который недавно поступил на стройку к Винсу, и желание стало невыносимым. Мэри не сомневалась: будь сейчас Винс рядом, она сразу дошла бы до оргазма. Мэри запустила пальцы между ног и погладила себя, вообразив, что новый плотник, голый, наклонился над ней и наблюдает. Не прошло и пары минут, как она достигла пика.
      Мэри поднялась с постели и, не одеваясь, прошлепала босиком в ванную комнату. Черт возьми, а ведь Винс прав: дом действительно выглядит как свинарник. Может, стоит с помощью маленькой дозы кокаина вдохновиться на уборку? Мэри включила душ и, взглянув на напольные весы, подумала, не взвеситься ли. Наверняка за последнюю неделю она прибавила около двух фунтов. Но, увидев цифры на шкале, написанные черным по белому, она обязательно впадет в депрессию. «Лучше я сегодня совсем ничего не буду есть», – решила Мэри.
      Но беда в том, что за уик-энд она снова наберет вес.
      Вчера звонила мать: хотела, чтобы Мэри непременно зашла к ней сегодня. Нет уж, увольте! Мать прежде всего скажет, что она растолстела, потом порекомендует сесть на диету. Ее мать была худенькой. Она очень мало ела, но голод не мучил ее. Она жила в Беверли-Хиллз и сейчас разводилась с третьим мужем, взвешивая перспективу четвертого брака. Мать была настоящим фанатиком здоровья, физических упражнений, диеты, красивой одежды и ухоженной внешности. Ее нынешний муж – какой-то никчемный актеришка – был всего на пять лет старше Мэри. До него был известный оператор, больше подходивший матери по возрасту. А ее первый муж, отец Мэри, снимал авангардистские документальные фильмы. Сейчас он находился на съемках где-то в Таиланде. В прошлом году снимал в австралийской глубинке, в позапрошлом – в Китае.
      Приняв душ, Мэри позвонила своему другу Бену. По правде говоря, Бен не был ее другом. Винс взбесился бы, узнав об их отношениях.
      Бен имел отличную квартиру, которая не шла ни в какое сравнение с их жильем. Часть мебели Бен сделал своими руками. Поздоровавшись, Бен провел Мэри в гостиную.
      В комнате были высокие потолки и огромные окна. Перед обтянутым серой кожей диваном стоял кофейный столик со стеклянной столешницей, на котором были разложены большая горка кокаина, бритва, соломинка и пакет из фольги.
      – Возьми понюшку, – улыбнулся Бен.
      – Спасибо, – сказала Мэри.
      Бен предложил ей собственноручно приготовить понюшки, и она сделала четыре толстенькие полоски – по две для каждого. Мэри сразу почувствовала себя красивой и сильной, а жизнь показалась ей прекрасной.
      Сунув руку в карман, она извлекла пачку купюр. «Винс умер бы на месте, если бы увидел меня сейчас», – подумала она. Мэри отсчитала триста двадцать пять долларов.
      Через сорок пять минут Мэри ушла от Бена и села в свою машину. Она чувствовала себя великолепно. Бет сегодня работала. Она была барменшей. Мэри решила заехать к ней и выпить. И продать столько порошка, сколько удастся.

      Сбросив скорость красной «тойоты» до двадцати миль в час, Белинда поглядывала по сторонам, отыскивая строительный участок. Решение приехать сюда, чтобы увидеться с Винсом во время обеденного перерыва, возникло спонтанно. Мэри никогда здесь не появлялась и, наверное, никогда больше не появится. Но она не могла сосредоточиться на работе. Белинда хотела его, он был нужен ей сию же минуту.
      Вчера был потерянный вечер. Как обычно, после нескольких бокалов вина она почувствовала себя беззащитной и позвонила из бара Нэнси. Но ведь Нэнси никогда в жизни не защищала ее от Эйба, так почему она надеется на это сейчас? К тому же Белинда и сама с ним теперь неплохо справлялась.
      Эйб перезвонил. Потребовал, чтобы она встретилась с ним завтра в Лос-Анджелесе.
      – Я не смогу приехать туда завтра, – напряженно сказала Белинда.
      – Что за вздор ты несешь? Ты живешь в сорока пяти минутах оттуда. Изволь быть дома завтра в восемь утра!
      – Зачем?
      – Нам надо кое-что обсудить.
      Эйб редко говорил с ней так властно. Белинда терпеть не могла, когда ею помыкают.
      – Ты никогда не слышал слово «пожалуйста»?
      – Ах какие мы нежные! Ладно: пожалуйста, приезжай завтра утром. Кстати, твоя мать тоже хочет видеть тебя.
      – Ты привезешь с собой маму? – удивилась Белинда.
      – Именно так. Я намерен повести ее на прием.
      Перед Белиндой на противоположной стороне дороги возник строительный участок. Она развернулась и припарковала машину перед ограждением. Дом был обнесен лесами: строители возводили крышу. Два обнаженных по пояс загорелых рабочих вколачивали гвозди и, заметив ее, одобрительно засвистели. Белинда улыбнулась и вышла из машины.
      На ней были белая мини-юбка, босоножки на высоком каблуке и тонкий белый топ, облегающий грудь, не поддерживаемую бюстгальтером. Картину дополняли тонкие золотые браслеты и темные очки. Белинда направилась к воротам. Стук молотков прекратился.
      Она посмотрела вверх на троих мужчин, во все глаза разглядывающих ее.
      – Винс здесь?
      – Он там, за домом! – крикнул сверху блондин.
      И тут из-за угла появился Винс, торс которого поблескивал от пота. Увидев Белинду, он замер.
      Лукаво улыбнувшись, она направилась к нему. Винс поспешил ей навстречу.
      – Привет! – Обняв его за шею, она тесно прижалась к нему.
      Он застонал.
      – Глазам своим не верю. Что ты здесь делаешь?
      – А ты как думаешь?
      Белинда запустила пальцы в кудрявые черные волосы на его затылке. Держа руками голову Винса, она поцеловала его, раздвинув языком его губы. Ее соски затвердели от соприкосновения с его кожей, и Белинда потерлась ими о влажную от пота грудь Винса. Подхватив Белинду под ягодицы, он крепко прижал ее к внушительному утолщению под брюками и страстно поцеловал.
      – Черт возьми! Что ты со мной делаешь? – пробормотал Винс, когда они оторвались друг от друга.
      Парни на крыше засвистели и затопали ногами.
      – Ты мне нужен, – сказала Белинда. – Очень. Очень, Винс.
      Он с трудом перевел дыхание.
      – Ты не позвонила. Ни разу за целую неделю… Господи, Белинда, это же пять дней!
      – Неделя выдалась кошмарная. Сейчас почти полдень. В пяти минутах отсюда есть мотель. Встретимся там.
      Не дожидаясь ответа, Белинда повернулась и направилась к машине.
      Ровно через пятнадцать минут, в пять минут первого, Винс появился в мотеле. На Белинде, открывшей дверь, не было ничего, кроме топа, едва прикрывавшего бедра. Винс сгреб Белинду в охапку и уложил на кровать.
      Обхватив сильными руками голову Белинды, он начал жадно целовать ее. Потом, встав на колени, провел обеими руками по ее груди, талии, бедрам. Широко раздвинув ноги Белинды, Винс застонал, приподнял ее и опустил голову.
      Его дыхание было нежным и теплым, язык мягко ласкал складки розовой плоти.
      – Винс! – простонала она.
      Он поднял голову и мощным рывком вошел в нее.
      Потом, когда они лежали рядом, переводя дыхание и обливаясь потом, Винс вдруг спросил:
      – Который час?
      – Двадцать минут первого, – ответила Белинда, взглянув на свой «Ролекс».
      Винс стащил с нее топ и начал ласкать груди. Они снова занялись любовью – не спеша, смакуя каждое мгновение, – пока Винс не утратил контроль над собой и не перешел на неистовый ритм.
      – Я люблю тебя, – хрипло пробормотал он.
      Рядом с Белиндой Винс становился настоящим Ромео. Достигая оргазма, мужчины частенько изрекают что-нибудь высокопарное.
      – Когда мы снова увидимся? Завтра вечером?
      – Завтра вечером я иду на прием, – сказала Белинда. – Прием устраивает «Северная звезда». Возможно, в субботу?
      – Черт возьми! – опечалился Винс. – В субботу мне ни за что не удастся отделаться от Мэри.
      – Ах, я и забыла. – Белинда встала и оправила белую юбочку. Ничего она не забыла, просто ей захотелось поддеть его. – Ну что ж, в таком случае встретимся после уик-энда.
      – Я и так тебя редко вижу.
      – Но ведь это не я связана узами брака.
      – Ты права. – Винс отвернулся. – Возможно, пора мне что-то предпринять. Мне надоело прятаться. Мэри мне опротивела. Так не может дальше продолжаться. Может, следует просто сказать ей…
      – Ни в коем случае! – воскликнула Белинда и, замолчав, вздохнула. Что она может сказать? Она всегда была с ним откровенна. Разве она не объясняла Винсу, что их связывает только секс и ничего, кроме этого, между ними не может быть?
      – Ты даже не ревнуешь, – заметил он. – Тебе безразлично, что я пять ночей в неделю провожу с другой женщиной.
      Белинда не знала, что сказать на это, поэтому, глядя в зеркало, стала поправлять косметику на лице.
      – Что это за прием? – спросил Винс, потирая подбородок. – Нельзя ли мне пойти туда с тобой?
      Белинда не любила лгать. Но ей не хотелось обижать Винса.
      – Извини, но со мной пойдет один приятель. К тому же тебе все равно едва ли удалось бы оставить дома Мэри в пятницу вечером.
      Винс явно обиделся. Белинда обняла его сзади, как бы выражая сочувствие. Когда он обернулся и начал целовать ее, она поняла, что несколько разрядила ситуацию. Ей не хотелось обижать Винса, однако Белинда считала, что самым подходящим для нее спутником на этой грандиозной голливудской тусовке будет Адам Гордон. Адам, такой ловкий, такой элегантный, к тому же адвокат одной из самых известных юридических фирм Лос-Анджелеса. Она сделала правильный выбор.

      Адам Гордон остановился у стола секретарши.
      – У меня назначена встреча с мистером Глассманом.
      – Проходите, прошу вас, – улыбнулась она.
      Он, конечно, знал, куда идти, и ему предложили присесть в приемной перед кабинетом Глассмана.
      Глассман всегда заставлял его нервничать. И доводил до белого каления.
      Хотя именно в Глассмане заключалось решение всех его проблем. Адам был четвертым и самым младшим сыном в семье Гордон из Бостона. И по отцовской, и по материнской линии он принадлежал к кругу избранных, так как его прапрадед со своей молодой женой прибыл сюда еще до Американской революции. В той войне он поддерживал британцев, однако об этом Гордоны тщательно умалчивали, потому что обе ныне здравствующие миссис Гордон были членами Бостонского общества дочерей Американской революции.
      Его старший брат унаследовал небольшое объединение промышленных предприятий. Женатый, он имел двоих детей. Второй брат, инвестиционный банкир, уже успел втрое увеличить инвестиционный траст-фонд с капиталом в один миллион долларов. Третий погиб во Вьетнаме, совершив несколько героических подвигов и получив в награду множество медалей.
      Адам всегда был отщепенцем.
      Еще слишком молодой, чтобы отправиться воевать во Вьетнам, он был уже достаточно взрослым, чтобы участвовать в Вашингтоне в марше протеста против участия США в войне во Вьетнаме. Адама исключили из колледжа, и он отправился на попутных машинах куда глаза глядят вместе с одной девицей, приобщившей его ко всем наркотикам, которые он еще не пробовал, а также к групповому сексу, понравившемуся ему. Они оказались в Орегоне, в коммуне, которой руководил один религиозный фанатик. Адам считал Магараджу, как он про себя называл этого фанатика, болваном и фигляром, но поскольку в коммуне на одного парня приходилось примерно три девчонки, его постель чаще всего согревали сразу две из них.
      Отец Адама умер от сердечного приступа десять лет назад. Адам тогда не испытал никаких эмоций, потому что накурился опиума, однако он не испытывал их и сейчас. Отец всегда смотрел свысока на младшего сына, не скрывая своего неодобрения и не переставая удивляться тому, что произвел на свет такое ничтожество.
      Все изменилось в тот день, когда Адам чуть не умер от передозировки наркотиков в машине «скорой помощи». В больницу примчался его старший брат и ни разу не упрекнул его. На лице брата застыли тревога и страх – но отвращения там не было. Адам всегда обожал своего старшего брата Фреда. Учитывая десять лет разницы в возрасте, это было нетрудно. Фред воплощал в себе все, чего не было в Адаме. Он обладал чувством ответственности.
      Находясь в состоянии абстиненции, Адам сломался и расплакался на плече у Фреда. Фред поддерживал брата, нетвердо стоявшего на ногах, и успокаивал. В это мгновение Адам понял, каким дураком был все это время. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Фред гордился им! Он прошел программу реабилитации в Тусоне, потом поступил в университет, чтобы получить степень бакалавра гуманитарных наук. Адам преуспел в учебе, его приняли в юридическую школу, и он окончил ее вторым в своем классе. Фред и его жена пришли на выпускную церемонию. Фред буквально лучился от радости. Адам понял, что старался не напрасно.
      Фред нашел для брата первую работу в Лос-Анджелесе в качестве юрисконсульта, а четыре года спустя Адам уже служил в одной из самых престижных в городе юридических фирм – «Бенсон, Хелл и Крутшак».
      Теперь он добился успеха – в некотором смысле. Адам получал двести тысяч в год, не считая процентов с миллионного капитала, вложенного в траст-фонд. Он носил костюмы стоимостью в семьсот долларов. Ездил на «мерседесе». У него был дом в Малибу. Но этого было недостаточно. Да, он добился успеха, но жаждал большего, гораздо большего. Адам даже и не подозревал, что честолюбив, однако оказалось, так оно и есть. Деньги, успех, власть, положение в обществе – все это шло рука об руку. Адаму хотелось быть кем-то более значительным, чем корпоративный адвокат. Он мечтал стать таким же, как Фред.
      С Эйбом Глассманом Адам познакомился в прошлом году здесь, в Лос-Анджелесе, когда, сидя по разные стороны стола, они обсуждали одну сделку. Вызвав немалое раздражение Глассмана, Адам тогда указал на несколько упущенных мелочей, которые могли бы пойти на пользу «Глассман энтерпрайзиз». Уже в тот день, как и сейчас, Адам ощутил на себе воздействие тяжелого сверлящего взгляда черных глаз Глассмана. Ему еще никогда не приходилось встречаться с людьми, обладающими подобной харизмой. Мощная аура власти пугала Адама, возбуждала и завораживала.
      Он знал, что последует звонок. Так и случилось. Затем произошла осторожная встреча в лимузине Глассмана с тонированными стеклами. Они обсудили проект и к тому времени, как Адам вышел из машины, оба знали, что Адам стал человеком Глассмана. Позднее условия сделки обсудили вновь.
      Подумав о том дне, когда Глассман умрет, он улыбнулся. Глассману было пятьдесят три. Даже если ему отпущено еще тридцать лет, когда-нибудь он все-таки умрет. Адам подождет. Когда Эйб умрет, все по праву достанется ему, Адаму.
      Он еще не был женат и теперь понимал почему. Не попадалась подходящая перспективная кандидатура. Он подумал о Белинде Глассман, и улыбка на его лице стала еще шире.
      Как ни странно, предложил это сам Эйб Глассман. Предложил настойчиво.
      Разве он может проиграть, если его поддерживает сам Эйб?
      Да ни за что на свете.

      Она никогда не забудет лето 1971 года.
      Щемящее чувство одиночества и опустошенности начало преследовать ее через несколько лет после рождения Белинды. Может, даже раньше. Нэнси любила Эйба. В этом не было сомнения. Но она никогда его не видела. Его никогда не бывало дома. А если он и приезжал вечером, то, скупо улыбнувшись жене, проходил к себе в кабинет и запирался там. Иногда, ложась в постель среди ночи, Эйб будил ее поцелуем. Кажется, только в эти редкие мгновения они и бывали вместе.
      Нэнси понимала, что жаловаться глупо. Она имела все, что может пожелать женщина. У нее был энергичный муж, который любил ее, осыпал подарками: мехами, драгоценностями, дарил дома. Нэнси знала, что Эйб гордится ею. Несколько раз в неделю они где-нибудь бывали. Все друзья Эйба были его деловыми партнерами. Их жены, как и она, были привлекательны, увешаны бриллиантами, безупречно причесаны. Эйб не мог удержаться, чтобы не похвастать женой: «Разве она не великолепна?» И все неизменно соглашались с Эйбом.
      Иногда он уходил один. «Сугубо деловая встреча», – говорил Эйб.
      Нэнси, конечно, догадывалась, что это не всегда деловые встречи, знала, что у мужа есть другие женщины. Однако убеждала себя, что ее это не касается. Эйб любит ее, и никакая другая женщина никогда не займет ее место.
      К тому же была Белинда. Ее прелестная дочь. Эйб пришел в восторг, узнав, что жена забеременела, потому что больше всего на свете хотел сына. В период беременности он обращался с Нэнси как с принцессой – так же как и тогда, когда ухаживал за ней. Нэнси никогда еще не любила мужа так сильно и не была так счастлива. Она делала вид, что других женщин не существует. А потом родилась Белинда.
      Белинда об этом не подозревала, но Нэнси знала: Эйб никогда не простит дочери того, что она не сын.
      Он был так разочарован, что не мог этого скрыть. Более того, Эйб пришел в ярость и отнесся с полным безразличием к крошечному созданию, которое было его плотью и кровью.
      Нэнси убеждала себя, что у него это пройдет. Она-то любила свою маленькую дочь. Ей хотелось бы делать для нее все своими руками. Но она была миссис Глассман, а миссис Глассман просто обязана иметь няню и детскую. Нэнси не разрешалось менять пеленки, кормить дочь грудью или вскакивать в два часа ночи, услышав ее плач.
      Нэнси не удавалось забеременеть снова, и она понимала, что не оправдывает надежд мужа.
      Она всегда была верна Эйбу. Такое понятие, как «любовная интрижка», отсутствовало в ее лексиконе. Хотя она не была очень близка с дочерью, когда Белинду тем летом насильно отправили в лагерь, Нэнси казалось, что она умрет без нее от отчаяния и одиночества.
      Незадолго до этого Эйб нанял нового шофера, молодого человека двадцати одного года от роду. Им оказался будущий актер Джек Форд. Нэнси обычно не смотрела на других мужчин, но Форда заметила.
      Он был вызывающе сексуален и очень красив. Форд распахивал перед Нэнси дверцу автомобиля, говорил «доброе утро» и «доброй ночи», а она приходила в такое смущение, что даже не могла ответить. Под его неотразимым взглядом Нэнси старалась поскорее опустить глаза, чтобы он не прочел ее мысли. Потому что Нэнси, к собственному ужасу, начала мечтать о нем.
      В южном Темптоне у них был дом на берегу. Летом они ездили туда каждый уик-энд. Эйб обычно прилетал в пятницу поздно вечером, а Нэнси оставалась там с четверга по воскресенье, не желая держать Белинду в раскаленном городе. В уик-энд после отъезда Белинды в лагерь Эйбу пришлось уехать в Лос-Анджелес по делам, а Нэнси совсем не хотелось оставаться в полном одиночестве в душном городе. Она поехала в Темптон. Джек повез ее в лимузине.
      Нэнси никогда не была большой любительницей выпить, но на сей раз заставила Джека остановиться возле винного магазинчика в Темптон-Бэй и в течение последних тридцати минут до дома понемногу потягивала шотландское виски, размышляя о том, не делает ли ошибку, отправляясь на уик-энд в одиночестве. Дом был огромный – двадцать пять комнат, – и Нэнси вдруг стало страшно.
      Она не хотела оставаться одна.
      Нэнси и сама не знала, как это произошло. Они приехали поздно: слуги уже спали. Нэнси была немного пьяна, и настроение ее ухудшалось с каждой минутой. Джек внес чемоданы хозяйки, и она чуть не потеряла сознание от благодарности, когда он с искренним беспокойством спросил:
      – С вами все в порядке, миссис Глассман?
      На ее глазах выступили слезы, но Нэнси не позволила себе расплакаться.
      – Да. Со мной все в порядке. – Она взглянула на него.
      Его блестящие зеленые глаза смотрели на нее испытующе. Джек ждал. Он снял шоферский картуз, расстегнул ворот сорочки и приспустил галстук. У него были темно-золотистые волосы, перемежающиеся более светлыми прядями.
      – Я принесу остальной багаж, – сказал он.
      Когда Джек вернулся, Нэнси предложила ему выпить. «За компанию», – убеждала она себя.
      И тут он обнял ее.
      Нэнси стало так хорошо.
      – Боже, как вы красивы! Трудно работать у вас, каждый день видеть вас…
      У него были сильные руки, он не отпускал ее. Да ей и самой не хотелось уходить. Джек стал целовать ее, и это было так приятно. У него было сильное, горячее тело. Нэнси дрожала не от страха, а от желания. Он был отчаянно нужен ей.
      Джек без конца говорил всякие приятные вещи: «Ты так прекрасна… Я так долго ждал тебя… Господи, ты сводишь меня с ума… Кажется, я люблю тебя…»
       Ему казалось, что он любит ее.
      Она хотела, чтобы он остался на уик-энд, но ее смущало присутствие слуг. И сознание собственной вины. А также то, что она и сама не понимала, что делала. Нэнси хотела было попросить Джека остановиться в ближайшем мотеле, чтобы она могла встретиться с ним там, но не посмела. Он уехал на рассвете на следующее утро.
      Нэнси вернулась в город на день раньше. Джек принес в спальню ее чемоданы и ушел оттуда лишь несколько часов спустя. В понедельник утром Нэнси обнаружила, что беременна. Уже пять недель она носила под сердцем ребенка Эйба. Он будет в восторге. Но она не сказала ему об этом.
      Все ее мысли были заняты Джеком.
      Пути назад не было. Остальную часть месяца они встречались украдкой по утрам, сразу после того, как Джек отвозил Эйба в офис. Нэнси все еще не сказала Эйбу о том, что наконец забеременела.
      А потом в одно прекрасное утро, когда Джек был глубоко внутри ее и оба, обливаясь потом, двигались в одном ритме, он неожиданно замер.
      Нэнси открыла глаза и, увидев, что Джек словно поражен электрическим разрядом, подумала, что в комнату вошел Эйб. Она издала сдавленный крик, оттолкнула Джека и, прикрывшись простыней, взглянула на дверь.
      Там, широко раскрыв глаза от ужаса, стояла побледневшая как смерть Белинда. Она повернулась и бросилась бежать – только белокурые косички взлетали за ее спиной.

      Эйб всегда любил секс.
      Он полюбил его с того времени, как впервые в возрасте девяти лет мастурбировал в ванной у себя дома. Он полюбил его еще больше с тех пор, как впервые трахнул девчонку. Правда, это была всего лишь проститутка по имени Мейбл, которая ошивалась возле кондитерской лавки Эдди, куда Эйб приходил, чтобы собрать билетики с записями ставок. Ему тогда было четырнадцать.
      После этого Эйб стал несколько агрессивен. Он всегда хватал девчонок в школе, предпочитая тех, что постарше, у которых уже развились груди. К счастью, Эйб был высоким для своего возраста и поджарым, но не худым. Казалось, в его развитии период подростковой неуклюжести прошел незаметно. Он был скорее обаятельным, чем красивым, и очень настойчивым. Отказов Эйб не признавал. Но практиковался на девчонках, которые ему не отказывали и которым он нравился.
      В семнадцать лет он стал более осторожным, после того как от него забеременела одна старшеклассница по имени Бет. Она хотела, чтобы он женился на ней. Эйб расхохотался ей в лицо. Он даже не был уверен, что это его ребенок. Четыре месяца спустя она вышла замуж за своего одноклассника.
      Лучше всего были годы учебы в колледже. Девчонок там было сколько угодно – только помани пальцем. Правда, хороших девочек не было, но других – навалом. И Эйб всегда умел выбрать не самых плохих. К тому же в это время его интересовала Аманда Ли, любовница Люка Бонцио.
      Это была блондинка с такими великолепными сиськами, которые могли свести с ума любого парня. Эйб был не дурак и понимал, что она для него – запретный плод. Тем не менее ему не терпелось заполучить ее. В двадцать лет он уже привык получать то, что хочет.
      Бонцио так и не узнал об этом.
      А Аманда Ли безумно влюбилась в Эйба.
      Когда она надоела ему, он едва отделался от нее, откупившись деньгами.
      Нэнси была совсем другая.
      Она была настоящей леди. Именно поэтому Эйб влюбился в нее, поэтому и женился на ней. Он не сомневался, что она девственница, так как всегда знал: его жена окажется девственницей. До брачной ночи Эйб не занимался с ней любовью, а в эту ночь старался не допустить грубости, быть нежным, не причинять ей боль. Но разумеется, в какой-то момент потерял контроль над собой. Ему еще никогда не приходилось иметь дело с девственницами.
      Нэнси не достигла оргазма, но он и не ожидал этого от нее. Она не получила наслаждения, но и этого он от нее не ожидал. С женщинами, подобными Нэнси, так оно и должно быть.
      Эйба жена возбуждала, но иначе, чем другие женщины. Он занимался с ней любовью примитивно, уважительно, без особых излишеств. В офисе у Эйба была новая секретарша с гигантскими молочными железами, а к тому же непревзойденная мастерица орального секса. Эйбу и в голову не пришло бы попросить Нэнси проделать с ним что-нибудь подобное.
      Она была образцовой леди, образцовой женой, а родив ему сына, станет также образцовой мамашей.
      Так считал он до того очень жаркого дня в июле, когда, подняв телефонную трубку, случайно подслушал разговор.
      Прилетев домой из Лос-Анджелеса более ранним рейсом, чем планировалось, Эйб не отправился сразу в офис, а решил сделать несколько звонков из своего кабинета.
      По чистой случайности он поднял трубку на линии Нэнси. Эйб сразу же повесил бы трубку, но его насторожил знакомый голос мужчины, сказавший что-то насчет «завтра», на что Нэнси ответила: «Мы не сможем. Эйб вернулся».
      Услышав свое имя, он понял, что жена разговаривает с шофером, этим сукиным сыном Фордом, который в ответ рассмеялся и сказал: «Ну и что? Нам это пока не мешало. Я, как всегда, буду у тебя, как только отвезу его в офис. Мне нужно увидеть тебя, Нэнси. Ты мне нужна».
      «Джек, я боюсь, – помолчав, проговорила она. – Что, если он узнает? Что будет с Белиндой?»
      «Не тревожься, – успокоил он ее. – Я позабочусь обо всем. Увидимся завтра, бэби. – И добавил: – Я оттрахаю тебя так, что ты обо всем забудешь».
      Эйб был потрясен.
      Он нашел жену в спальне. Она сидела на краешке кровати возле телефона. Увидев мужа, Нэнси побелела как полотно.
      – Ах ты, дешевая проститутка! – взревел Эйб и, за три шага покрыв разделявшее их расстояние, закатил ей такую затрещину, что она упала с кровати. – Мне следовало бы убить тебя!
      – О Господи! – простонала Нэнси.
      Эйб грубо схватил жену и встряхнул, понимая, что причиняет ей боль, но не испытывая от этого ни малейшего смущения.
      – Сколько времени ты с ним распутничаешь? – заорал он. – Сколько времени, черт бы тебя побрал?
      – Это была ошибка, клянусь… – заливаясь слезами, бормотала Нэнси.
      – Сколько времени?!
      – Несколько недель.
      – А до Форда? – Эйб пригвоздил ее к стене. – Отвечай!
      – Клянусь, до него никого не было. Он первый…
      Эйб швырнул ее на кровать. Увидев, что он приближается, она отпрянула от него.
      – Если тебе хотелось этого, надо было всего лишь попросить. – Эйб грубо подтащил Нэнси к себе.
      Он пригвоздил жену к постели, задрал ночную сорочку и грубо вошел в нее, не обращая внимания на ее всхлипывания. Эйб хотел причинить ей боль. Еще и еще.
      Потом он с бешено бьющимся сердцем лежал на кровати, не обращая внимания на Нэнси, которая, с трудом поднявшись, прошла в ванную комнату. Эйб закрыл глаза. Этого не могло случиться. Нэнси Уорт Глассман не дешевая проститутка. Она его жена. Эйб продолжал видеть ее такой, какой видел все эти годы, – шикарной, элегантной леди до кончиков ногтей. Потом он представил себе Нэнси с этим ничтожеством Фордом – голую, влажную, изнывающую от страсти. Его чуть не вырвало. Эйб ненавидел ее. Он намеревался уничтожить Нэнси.
      И Форда.
      В брючках и свитере с маленькой сумкой в руке из ванной комнаты появилась Нэнси. Эйб вскочил.
      – Куда это, черт возьми, ты собралась?
      – Я… я ухожу.
      – Черта с два! – заорал он.
      Эйб ненавидел Нэнси, но совсем не собирался отпускать. Он не выпускал из своих рук то, что принадлежит ему.
      – Куда это, интересно, ты направляешься? К нему?К этому ничтожному молокососу? – Ситуация показалась ему настолько забавной, что он расхохотался. – Ты бросаешь Эйба Глассмана и уходишь к сопливому шоферу?
      Нэнси открыла дверь и побежала по коридору, как будто ей было невыносимо его присутствие.
      Эйб позволил ей уйти – пока. Если она думает, что Форд ее спаситель, то ее ждет жестокое разочарование. Неужели она намерена выйти замуж за этого молокососа? И всю жизнь питаться консервированными бобами и носить синтетику?
      Он услышал, как она упала и покатилась вниз по ступенькам, и инстинктивно выбежал на верхнюю площадку длинной изогнутой лестницы.
      Согнувшись пополам, Нэнси со стоном медленно поднималась на колени. Эйб чуть не бросился вниз, чтобы помочь жене, но остановился, напомнив себе, что ненавидит ее.
      Восемь часов спустя Нэнси выкинула двенадцатинедельный плод мужского пола, его сына.
      Она и Джек Форд убили его сына.

      Что произошло на самом деле?
      Джек любил свою работу. Конечно, он не собирался всю свою жизнь провести за рулем «кадиллака» Эйба Глассмана. Он приехал в Нью-Йорк изучать актерское мастерство. Конечно, этим летом Джек не очень часто посещал занятия, но это не имело значения. Глассман был великим человеком и баснословно богатым. Даже если пока он не владел половиной Нью-Йорка, то когда-нибудь будет владеть – Джек не сомневался в этом. И кто знает, возможно, с помощью Глассмана и ему улыбнется удача. Разве Глассман не доверяет ему?
      Когда Эйб Глассман впервые дал Джеку запечатанный конверт и попросил доставить его, Джек об этом почти не задумывался. В третий раз, получив конверт, он взвесил его в руке и даже понюхал. Поняв, что в конверте деньги, Джек отнес его в свою крошечную мрачную комнатушку на пересечении Бродвея и Сто десятой улицы, осторожно распечатал над паром и пересчитал деньги: пять тысяч долларов в стодолларовых купюрах. Он сложил все до единой купюры, не испытав ни малейшего соблазна, снова запечатал конверт и доставил его по назначению.
      Джек был убежден, что это взятка.
      Это подтверждалось перечнем адресатов, которым предназначались конверты: члены городского совета, один из секретарей мэра, помощник одного сенатора от штата Калифорния, даже какой-то полицейский. Крупные шишки.
      Джек начал подумывать о том, какой сладкой могла бы стать его жизнь.
      Он получал за эти доставки деньги. И немалые. Возможно, будет получать еще больше.
      Потом произошло это. Девочка застала его на великолепной миссис Глассман в тот самый момент, когда он, утратив бдительность, неистово трахал ее. Плохи дела. Что, если девочка скажет отцу?
      У него тряслись поджилки, пока он ждал возвращения Глассмана из Лос-Анджелеса. Он не мог спать и беспокойно ворочался в постели. Интересно, почему Нэнси Глассман не пришла на свидание, как было условлено?
      Джека мучило неудовлетворенное желание. Когда они разговаривали утром по телефону, кажется, все было в порядке. Может, потом что-то произошло?
      Эйб позвонил сразу после полуночи – он часто так делал. Вроде бы все было как обычно. Джек почувствовал огромное облегчение: значит, Эйб ничего не знает… значит, девочка не рассказала ему. Он окончательно убедился в этом, когда Глассман приказал ему приехать в городской дом и забрать очередной «пакет». Джек быстро добрался туда. Эйб показался ему таким же, как всегда.
      Адрес, по которому посылал его Эйб, на сей раз был не на Манхэттене, а в Куинсе. Джек никогда прежде не бывал там, но это не насторожило его. Он даже насвистывал, отбивая такт пальцами, лежащими на баранке, в предвкушении хороших премиальных, которые он обычно получал за эту дополнительную работу.
      Он заподозрил что-то неладное только тогда, когда спросил у кого-то направление и ему показали в сторону убогого района с полуразвалившимися домишками. Район очень напоминал то место, где Джек вырос. Настоящие трущобы.
      По адресу, который был дан Джеку, находилась лавка, где продавались табачные изделия и журналы с фотографиями обнаженных женщин. Что-то здесь было не так. Джек не боялся – он умел драться и мог защитить себя и с помощью кулаков и, если потребуется, с помощью горлышка разбитой бутылки, – он насторожился. В лавке находился огромный верзила устрашающего вида.
      Когда эта огромная туша ринулась к нему, Джек все понял. Эйб обо всем узнал.
      Он поднял стекло и включил зажигание. Уголком глаза Джек заметил какое-то движение, но поздно осознал, что происходит. Стекло разлетелось вдребезги, осыпав его градом осколков, и огромная окровавленная ручища просунулась внутрь машины. Джек не успел выжать сцепление, как рука схватила его за горло и выволокла из машины. Джек вцепился в разбитое стекло и скрипнул зубами от боли, порезав руки. Однако он успел схватить острый, как кинжал, осколок стекла. Его грубо толкнули, но он удержался на ногах.
      – Попробуй тронь, мерзкая скотина, – прохрипел Джек, не обращая внимания на кровоточащую руку.
      Верзила расхохотался.
      Взмахнув осколком стекла, Джек сделал выпад и отскочил назад. На жирном животе верзилы появилась кровавая полоса, и он хрипло застонал.
      Джек снова накинулся на верзилу, размахивая осколком. Верзила был неповоротлив, и Джек располосовал его руку от локтя до запястья.
      Пот застилал Джеку глаза, однако он уловил какое-то движение сзади. К нему с обеих сторон приближались двое. Верзила между тем рванулся к Джеку, и он отскочил в сторону. Что-то больно ударило его в лодыжку, и Джек рухнул на землю, поняв, что ему поставили подножку.
      Он перекатился и вскочил, но тут же получил подсечку и согнулся от острой боли, причиненной ударом кастета. Латунного кастета.
      В то же мгновение Джек понял, что попал в беду.
      У него хрустнула челюсть, голова резко откинулась назад. Следующий удар пришелся в живот, и он вскрикнул, согнувшись пополам. Последовал удар коленом в пах. Боль была невыносимой, и Джек, чуть не потеряв сознание, стал оседать на землю. Следующий удар коленом ему нанесли в лицо, сломав нос. Хлынула кровь. Потом его ударили по почкам, и он закричал от боли. Джек почувствовал, как хрустнули ребра, и начал захлебываться собственной кровью. Последовал сокрушительный удар по затылку – и все вокруг погрузилось в красно-черную муть.
       – Он мертв?
      – Еще нет, но при последнем издыхании.
      Смутно услышав эти слова, Джек подумал, что человек, должно быть, прав и он действительно умирает. Судя по словам обслуживающего персонала больницы, где Джек провалялся шесть месяцев, он чуть не умер в ту ночь, когда его доставили в отделение «Скорой помощи». Через три месяца после того, как Джека выписали из больницы, все двери в городе захлопывались перед его носом. Потом его вышвырнула старая подружка. Оставшись без работы и без крова над головой, Джек продавал себя, чтобы не умереть с голоду, и именно тогда понял: ему не пригрезились слова того верзилы, которые он услышал, прежде чем надолго потерять сознание.
      – Для тебя больше нет места в Нью-Йорке, красавчик. Никому не дозволено шутить шутки с Эйбом Глассманом.

      Она нервничала, хотя и понимала, что это глупо. Но с того момента, как Нэнси узнала, что Джексон Форд будет играть главную роль в фильме по сценарию Белинды, она превратилась в комок нервов. Ей было страшно. Страшно снова окунуться в прошлое. Хуже того. Страшно, что он снова входит в ее жизнь. Нэнси охватило предчувствие надвигающейся беды.
      Она ненавидела его.
      Нэнси лежала в больнице, слабая после выкидыша, плакала и ждала, что он придет, обнимет ее и скажет, что все будет в порядке, что он увезет ее оттуда, как только ей станет лучше. Шли дни, потом недели, она все ждала и ждала, а Джек так и не пришел. Нэнси никогда больше не видела его.
      Вернувшись домой, Нэнси начала пить. Сначала это был всего лишь коктейль в неположенное время, потом немного белого вина во время ленча. Она не пила перед ленчем, но предвкушение бокала вина за ленчем помогало ей прожить утро. Эйб редко бывал дома, а когда бывал, не скрывал презрения. Однако он ни разу не предложил развестись. Нэнси тоже не поднимала вопрос о разводе.
      Сейчас ей очень нужно было выпить, чтобы немного успокоиться.
      Почему Эйб взял ее с собой в Калифорнию, если уже много лет она нигде не бывала с ним вместе? Прожив с мужем тридцать лет, Нэнси стала подозрительной. Она понимала, что он взял ее неспроста.
      Нэнси начала готовиться к приему. Эйб сказал, это обычная голливудская тусовка, и не сообщил никаких подробностей. А что, если… при этой мысли у нее вырвался нервный смешок. Нет, такого не бывает! Как это могло прийти ей в голову? Голливуд велик, и было бы совершенно невероятным совпадением, если бы сегодня на этом приеме оказался Джек Форд.
 
      Огромная, тяжелая пустота давила на него.
      Джек терпеть не мог это состояние, но знал, что оно обязательно наступит.
      Опустошенность.
      Съемка закончилась. Он превзошел самого себя и был уверен, что не переоценивает свою работу: эта роль в его исполнении тянула на «Оскара». Того же мнения придерживались и актеры, и вся съемочная бригада. Сегодня, после того как был отснят последний дубль, они даже аплодировали ему. Присуждение «Оскара» было бы вершиной всех мечтаний Джека, всех его честолюбивых планов.
      Он понимал, что ему не позволят победить, потому что каждому в киноиндустрии были известны его принципы. Джек не подхалимничал. И не позволял паразитам помыкать собой. Он не желал играть в эти игры. И ему завидовали. Завидовали тому, что его звезда так быстро поднялась на небосклоне и светила так ярко.
      Джек взглянул на часы. Следует поторапливаться, ему еще нужно одеться. «Северная звезда» должна прислать за ним лимузин. Конечно, звездам дозволено опаздывать. Он улыбнулся, вспомнив о том времени, когда не было ни лимузинов, ни «феррари», ни дома в Санта-Барбаре, ни «Ролекса», ни агента, ни ролей – ничего.
      Видит Бог, он прошел долгий путь. Долгий путь от упорного парнишки, который был шофером у Глассмана в Нью-Йорке.
 
      Эйб улыбался.
      Он только что повесил телефонную трубку. Разговор оставил чувство предвкушения победы. Эйб разговаривал со своим консультантом. Шуман уже начал исподтишка скупать акции и готовиться к взятию компании под полный контроль. Эйб улыбнулся еще шире. У него сильная исходная позиция: он владеет девятью процентами акций «Северной звезды». Он рассмеялся.
      Эйб знал, что может приобрести еще четыре с половиной процента у троих акционеров, которые были по уши в долгу у него. Уилл Хейуорд не осмелится отказать ему, особенно после того как Эйб убедил детектива Смита не возбуждать против Уилла дело об операциях с наркотиками. Операции! Да Хейуорд просто потерял их, потому что был идиотом! Эйб понимал, что потворствует его пагубной привычке, но это не имело значения. Хейуорд слишком много знал, а Эйб не доверял ему, особенно теперь. Поэтому ему пришлось вызволить его из полиции и спасти от скандала. Уилл становился серьезной проблемой.
      Он разберется с этим на следующей неделе.
 
      Беверли-Хиллз.
      Белинда пребывала в самом хорошем расположении духа. Она взглянула на Адама и улыбнулась. Адам улыбнулся в ответ.
      В городе, где внешний вид играл огромную роль, она поступила правильно, выбрав его себе в сопровождающие. Хотя угрызения совести у нее все же были. Адам был элегантен и красив, как молодой Джеймс Бонд. Сначала он не казался ей ни привлекательным, ни отталкивающим, но потом мало-помалу они подружились. Ей уже двадцать восемь, пора перестать менять сексуально привлекательных шалопаев и остановить выбор на ком-нибудь вроде Адама. «Интересно, – мельком подумала Белинда, – хорош ли он в постели?»
      – Сегодня не одна пара глаз будет провожать тебя взглядом, – сказал Адам, направляя «мерседес» на покрытую щебенкой широкую подъездную дорожку.
      Белинда улыбнулась. Она была в ярко-оранжевом творении известного кутюрье. Удлиненный лиф платья плавно переходил в узкую юбку, чуть прикрывающую колени, с разрезом сзади вдоль правого бедра, доходящим почти до верха чулка.
      – Тебя трудно не заметить. Думаю, папарацци решат, что ты кинозвезда, – усмехнулся Адам. – Они будут ломать головы, пытаясь вычислить, кто ты такая.
      – Вот и хорошо. Немного внимания мне не повредит.
      Они вышли из машины. Белинда окинула взглядом дом в стиле позднего Тюдора, окруженный газонами и цветниками. Возле дома было припарковано множество лимузинов, «БМВ» и «мерседесов». Невероятно глупо выглядел человек в рыцарских доспехах, восседавший на коне, накрытом алой попоной, возле входа. Белинда улыбнулась. Такое можно увидеть только в Голливуде.
      Они оказались в очень просторной гостиной с каменным полом. Высокий потолок поддерживали деревянные балки. Стены были украшены щитами, копьями и мечами, что напоминало иллюстрацию к средневековому роману. Белинда, как и все прочие, слышала сплетню о том, что жена Маджориса, которая была на тридцать лет моложе его, воображала себя слабой маленькой женщиной эпохи Тюдор, нуждающейся в помощи. Вечеринка была в разгаре. Было многолюдно и шумно от жужжания голосов и всплесков смеха. Сверкали драгоценности, ослепляли наряды дам, поблескивали атласные лацканы фраков. И вдруг вся эта великолепная картина как бы смазалась, отошла на второй план, стала фоном.
      Фоном для него.
      Джексона Форда.
      Он стоял в центре комнаты – золотистый, сияющий, четко выделяющийся на этом фоне – и, словно мощный магнит, притягивал к себе ее взгляд. Форд был подобен солнцу в центре Вселенной.
      И тут случилось невероятное. Или, может быть, неизбежное?
      Форд поднял голову и взглянул на нее.
      Их взгляды встретились и надолго задержались друг на друге.

      – Кто это? – спросил Джек, наблюдая за женщиной, которая пересекала комнату.
      Мелоди проследила за его взглядом.
      – Я не знаю, – сказала она.
      Джек пристально рассматривал женщину. Она шла свободной, уверенной походкой, как будто совершенно убежденная в том, что ей вслед поворачиваются головы и люди провожают ее взглядами – так оно и было на самом деле. Женщина была не просто великолепна. Она была потрясающе сексуальна. Ее сексуальность ощущалась, как аромат духов, плывущий в воздухе – манящий, дурманящий, мощный.
      – Кто, черт возьми, она такая? – снова пробормотал Джек.
      Он разговаривал с Мелоди и молоденькой киноактрисой, которая так и липла к нему, а также с одним актером, играющим характерные роли. Физиономия этого актера появлялась в многочисленных шоу, но его фамилию никто не помнил. Занятый своими мыслями, Джек не следил за темой разговора.
      Извинившись перед своими собеседниками, Джек направился к ней, больше ни о чем не размышляя и руководствуясь одним лишь инстинктом, словно жеребец, учуявший кобылу, у которой течка. Кто же она такая? Актриса, наверное, но почему он до сих пор не видел ее? Джек пробирался сквозь толпу, раскланиваясь налево и направо и перекидываясь парой слов со знакомыми, но не спуская с нее глаз. Дважды он замечал ее взгляд, обращенный на него. Кажется, она была с каким-то парнем, лицо которого было ему смутно знакомо. Но даже если эта женщина пришла сюда не одна, разве это имело значение?
      – Привет!
      Она обернулась и увидела его знаменитую сногсшибательную улыбку сердцееда. Уголки ее полных розовых губ тоже дрогнули в улыбке. Черт возьми, вблизи эта женщина выглядела еще привлекательнее, чем издали. У нее был вкус. Стиль. Кто же она такая?
      – Привет, – ответила она, окинув его с головы до ног быстрым оценивающим взглядом.
      Голос у нее был чуть хрипловатый. Неужели ему не показалось и ее взгляд на мгновение задержался там, где он подумал? Его состояние едва ли бросается в глаза, однако, если присмотреться…
      – Меня зовут Джек. – Уверенный, что нет необходимости называть свою фамилию, он протянул руку.
      Женщина приподняла бровь. Судя по всему, она не узнала его. Он даже растерялся.
      – Белинда, – сказала она, протягивая ему теплую энергичную руку.
      Джек заглянул в ее карие глаза, и на какое-то мгновение ему стало страшно, как если бы он стоял на краю пропасти и понимал, что сейчас упадет. Но мгновение прошло, прошло и это ощущение. И он забыл об этом. Тем более что там было чем отвлечь внимание: губы – такие соблазнительные; груди – тоже соблазнительные; бедра… Кажется, он разглядел едва заметную полоску пояса для резинок?
      Что с ним происходит? Откуда такое возбуждение? Ведь она даже не в его вкусе!
      – Кто вы такая, Белинда? Я никогда раньше не видел вас.
      – А вы кто такой?
      «Ну и ну! Она не знает, кто я такой!» Джек растерялся. Такого с ним еще не бывало – по крайней мере с тех пор, как он добился успеха.
      – Как вам нравится нынешний прием? – спросил он, обводя взглядом комнату.
      – Здесь приятно. – Белинда без тени притворства улыбнулась ему.
      – Чем вы занимаетесь? – спросил он. Его взгляд беспомощно скользнул сверху вниз по ее фигуре.
      – А вы чем занимаетесь?
      Джек улыбнулся:
      – Я время от времени снимаюсь в кино. – Он не был хвастуном, но неужели она никогда не смотрит телевизор? Не читает журналы? Не ходит за покупками в супермаркет? – А теперь ответьте на мой вопрос.
      – А вы как думаете?
      – Думаю, вы начинающая киноактриса, – сказал Джек, надеясь, что не обидел ее. Будь она актрисой известной, он знал бы ее, заметил.
      Она пожала плечами:
      – Вы всегда так пристально разглядываете людей?
      – Никогда! Как вы могли подумать? – возразил он. – Но скажите, под платьем на вас что-нибудь надето?
      Она снова пристально посмотрела ему в глаза.
      – Не помню.
      – Может, стоит проверить? – В его голосе зазвучали волнующие баритональные нотки.
      – Возможно. – Взгляд ее скользнул вниз.
      Джек сомкнул пальцы на ее локте и провел вверх и вниз по руке. Кожа у нее была нежная, гладкая. Наэлектризованная.
      – Давайте сбежим отсюда, – предложил он. – Вы пришли сюда со своим приятелем?
      – Нет, с другом, – уточнила Белинда, продолжая смотреть ему в глаза.
      Джек подошел к ней совсем близко. Коснулся бедром. Рука его легла на спину Белинды, обтянутую шелком. Ее аромат усилился.
      – Вы должны предупредить его, что мы уходим?
      Она чуть заметно шевельнулась, прижалась бедром к утолщению у него в паху, а одной грудью – к его руке. Мгновение они смотрели в глаза друг другу – возбужденные, тяжело дышащие, разгоряченные.
      – Встретимся через некоторое время, – сказала она.
      – Как угодно, – ответил Джек, не зная, что говорит. Он остро ощущал присутствие этой женщины, его будоражил ее запах, и больше всего на свете ему хотелось как можно скорее уложить ее в постель. Он судорожно сглотнул. – Значит, через час? У «Ники Блэра»?
      – Через полтора, – уточнила она и, с трудом оторвав от него взгляд, пошла прочь.
      Джек смотрел ей вслед. Великолепный зад. Потом его взгляд уловил, как в разрезе юбки мелькнули стройные длинные ножки. О Господи! Полтора часа. Он сгорал от нетерпения.
      Повернув за угол, Джек увидел Эйба Глассмана.
      С супругой.

      Джек и Эйб Глассман смотрели друг на друга с противоположных концов комнаты. Джек лихорадочно пытался прогнать болезненные воспоминания.
      Он изо всех сил стиснул зубы, но не отвел взгляд. Джек понимал, что ему бросают вызов, и, черт возьми, не боялся этого мерзавца. Теперь Глассману не достать его. Руки коротки.
      Почувствовав, что очень напряжен, Джек заставил себя расслабиться, улыбнуться и принять невозмутимый вид. Словом, показать, что встреча с этим человеком, по чьему приказанию его чуть не убили, после чего он полгода провалялся в больнице и лишился всех шансов добиться чего-нибудь в Нью-Йорке, ничего для него не значит.
      От пребывания в одной комнате с человеком, которого Джек ненавидел, у него бешено забилось сердце и на лбу выступила испарина.
      Обняв Нэнси за талию, Эйб приближался к нему. Взглянув на Нэнси, Джек увидел ужас в устремленном на него взгляде. Она была так бледна, как будто увидела привидение. Может, Нэнси думала, что его тогда убили? Ведь она ни разу не пришла навестить его, пока он лежал в больнице. Может, они оба думали, что он умер?
      Сердце у него учащенно колотилось.
      – Ба, ба! Кого я вижу? Неужели это мой прежний шофер? – издевательским тоном осведомился Глассман.
      – Ба, ба! Неужели это Эйб Глассман, самый добропорядочный гражданин года? – невозмутимо отозвался Джек. По его виску поползла струйка пота.
      – Помнишь мою жену? – спросил Эйб, крепко держа Нэнси за локоть.
      На мгновение Джек встретился с Нэнси взглядом и поразился, увидев в ее глазах непримиримую ненависть.
      – Эйб, – едва слышно прошептала Нэнси, не отводя взгляда от глаз Джека.
      – Может, вам обоим хочется наверстать упущенное? – глумился Эйб.
      Его жестокость возмутила и разозлила Джека.
      – Что, черт возьми, вам нужно?
      – А ты все такой же сопляк, – гнусно усмехнулся Эйб. – Как был сопляком, так сопляком и остался.
      – Едва ли нам есть что сказать друг другу, – бросил Джек и, повернувшись, пошел прочь.
      – Не поворачивайся ко мне спиной, парень, – предупредил Эйб.
      Джек замер. Потом медленно, чтобы не подумали, будто он испугался, обернулся.
      – Если хотите что-то сказать мне, говорите. Если нет, извините. У меня назначено свидание.
      – О, будь уверен, мне есть что тебе сказать, – с усмешкой заявил Эйб. – Хочу дать совет.
      В этот момент Джек понял. Понял, что Глассман жаждет его крови. Понял, что та история еще не закончилась. Его охватил ужас.
      – Жду с нетерпением.
      Глассман рассмеялся.
      – Держись своей лиги. – Он рассмеялся еще громче. – Понимаешь, что я имею в виду? Ты отребье, Форд, и всегда был отребьем. Тебе никогда не удастся попасть в высшую лигу – и ты не попадешь.Я Хозяин в этом городе, как был Хозяином в Нью-Йорке. Тебе это о чем-нибудь напоминает?
      Пот лил с Джека градом.
      – Теперь вам меня не достать, – сказал он, чувствуя, что падает вниз – свободное падение с нераскрывшимся парашютом.
      – Ты так думаешь? Что ж, поживем – увидим, парень, – ухмыльнулся Эйб.

       Декабрь 1987 года
      Этот сон не снился ему уже очень давно.
      Точнее, лет с двадцати пяти, но в последнее время снова стал сниться и в ту ночь приснился опять. Снилось ему, что он еще мальчик. И идет домой. Он отчетливо видел свой квартал. Пустая автостоянка, наполовину заваленная мусором и отбросами и огороженная цепью, разорванной в нескольких местах и не составлявшей препятствия для прохода. Ряды обветшалых, покосившихся домишек, крытых кровельной дранкой, полуразрушенные ступеньки, облупившаяся краска, еле держащиеся на одной петле ставни на окнах. Ветхие, разобранные до остовов драндулеты, стоящие у обочины.
      Его дом был на углу и ничем не отличался от других домов в этом квартале. Одна сторона крыльца покосилась и грозила рухнуть. Одно из окон с выбитыми стенами было заколочено досками. Несколько лет назад во время очередного скандала папаша что-то швырнул в стекло. Мать истерически вопила, а Джек прятался под лестницей. В другом окне стекла тоже были либо выбиты, либо треснули.
      Подойдя ближе, Джек увидел стоящую на пороге мать, пышнотелую женщину в коротких шортах и лифе, со светлыми крашеными волосами, отросшими и темными у корней. Она улыбалась ему.
      Джек окликнул ее, хотел показать что-то важное, что обрадовало бы ее и заставило бы гордиться им и любить его. Но дом удалялся вместе с матерью, стоящей на пороге.
      Джек побежал.
      Дом стал удаляться быстрее.
      Он прибавил скорость. Стал звать ее.
      А мать смеялась все громче.
      Джек проснулся.
      Весь взмокший от пота, тяжело дыша, он сел на кровати и зажег лампу. Ну и дела!
      Теперь он знал точно, что звонила ему именно мать.
      Тем более что убедился в этом собственными глазами: Мелоди привела ее к нему в офис.
      Почему она так долго не пыталась связаться с ним?
      Что ей нужно теперь?
      А что нужно каждому? Деньги. Теперь, когда Джек стал знаменитой звездой, все прямо или косвенно хотели от него денег. Каждый парень, завязав с ним приятельские отношения, хотел, чтобы Джек либо прочел его сценарий, либо дал одобрительный отзыв о фильме, либо замолвил словечко насчет получения роли. То же самое относилось к женщинам.
      Имя Джека возглавляло списки приглашенных на каждое важное мероприятие. Он отказывался от большинства приглашений, кроме тех, которые его заставляла принимать Мелоди, потому что, по ее мнению, Джек должен был знакомиться с нужными людьми. Так что даже он оказался втянутым в эти игры. Хотя не выносил этого. И все это знали.
      Джек взглянул на часы. Золотой «Ролекс». Стоимостью восемь тысяч долларов. Все эти годы, когда люди, которые теперь умоляют Джека почтить своим присутствием их вечеринки, почитать их сценарии или не забыть о них при распределении ролей, брезгливо смотрели на него сверху вниз и отмахивались от него, как от назойливой мухи, ему хотелось иметь «Ролекс». И еще Джек мечтал о черном «феррари». Теперь у него было и то и другое. Теперь он мог смотреть свысока на большинство – хотя и не на всех – этих болванов.
      Что ей нужно?
      Зачем матери понадобилось увидеться с ним?
      Джек все еще не простил Мелоди ее предательства и в глубине души понимал, что никогда не простит. Он никогда не забудет тот день.
      – Только не сердись на меня, – сказала неестественно напряженная Мелоди, появляясь в дверях кабинета.
      – Я никогда не сержусь на тебя. Что случилось?
      – Я лишь делаю то, что, по-моему, следует сделать, – сказала она чуть не плача. – Потому что люблю тебя.
      Джек заподозрил что-то неладное.
      – Мел… – начал он.
      Мелоди выглянула за дверь.
      – Входите, Джанет.
      Вошла мать Джека.
      Не веря своим глазам, Джек замер.
      Она почти не изменилась, все те же крашеные белокурые волосы, темные у корней. Такое же, как у него, овальное лицо. Такие же зеленые глаза с длинными ресницами, только сильно подпорченные непомерным количеством теней и туши. У нее была все та же пышная фигура, обтянутая джинсами, обрисовывающими довольно стройные, несмотря на возраст, ноги. Джинсы дополнял топ, чересчур открытый. Ей, видимо, было за пятьдесят, но на фигуре возраст не сказался. Постарело лицо, но в этом был повинен и вульгарный макияж.
      – Привет, Джек, – улыбнулась она.
      Джек взглянул на Мелоди.
      – Как ты могла?! – в ярости воскликнул он.
      Мелоди попятилась.
      – Я думала…
      – Ты не думала! – рявкнул Джек. Он повернулся к Джанет: – Уходи! Убирайся отсюда – и из моей жизни! Выведи ее отсюда! – крикнул он Мелоди. Руки у него дрожали.
      – Думаю, тебе следует поговорить с ней, – возразила Мелоди.
      – Не смей отворачиваться от матери! – сердито заявила Джанет.
      – Ты мне не мать. Ты дешевая проститутка.
      Джанет шагнула к нему и дала пощечину.
      Джек, ошалев от неожиданности, попятился и прижал руку к лицу.
      – Проваливай! – снова бросил он. Сердце у него бухало так сильно, что, казалось, вот-вот разорвется.
      Мелоди растерялась.
      – Может, вам лучше уйти? – обратилась она к Джанет.
      – Нет, пусть он сначала выслушает меня. У меня рак, Джек. Я умираю.
      Выражение его лица не изменилось.
      – Вранье! – отрезал он.
      – Это правда. – Она заглянула ему в глаза.
      – Ждешь, что я пожалею тебя?
      – Я подумала, что мы могли бы помириться.
      Джек хрипло рассмеялся:
      – Ты ошибаешься. И можешь катиться ко всем чертям!
      – Ты тоже! – в ярости закричала Джанет. – Ты такой же, как твой отец. Точная копия. И те же проблемы с алкоголем – я все о тебе читала. Он тоже не пожалел бы меня.
      Джек выставил бы ее собственноручно, но ему не хотелось к ней прикасаться. Он подошел к двери и распахнул ее.
      – Убирайся!
      – Ты такой же мерзавец, как он. – Джанет двинулась к двери. – Неужели тебе даже не интересно услышать о своих сестре и брате?
      – Нет. Уходи.
      Джанет вышла.
      Джек закрыл лицо руками. Джанет была лживой дрянью, и он знал это. Она бросила его и не заслуживает его жалости. Даже если Джанет действительно умирает, ему это безразлично. Для него она давно умерла.

      «Такой лакомый кусочек пропадает зря», – подумал Питер Лансинг – и не в первый раз.
      У двери, ведущей в кабинет Форда, его встретила Мелоди – это она показалась ему весьма лакомым кусочком. Сегодня на ней был блузон, и Питер немного расстроился, потому что очень уж хорошо она выглядела в маечке. Выгоревшие джинсы обтягивали неширокие бедра и круглый зад. Великолепный зад. Она возбуждала его. Ему хотелось затащить ее в постель с тех самых пор, как он впервые – и единственный раз – увидел ее в начале августа. Когда его наняли разыскать брата и сестру Форда. Прошлой ночью Питер думал о Мелоди. Он не привык к таким ситуациям, когда хотел женщину и не мог получить то, что хочет.
      Еще тогда, в первый раз, Питер подумал: «Интересно, спят ли они вместе?»
      Сейчас ему в голову пришел тот же вопрос.
      – Ну, – сказал он, уже направляясь к двери, – как насчет сегодняшнего вечера?
      – Что вы имеете в виду? – Глаза Мелоди изумленно округлились под очками.
      – Ужин. Скажем, около семи. Я заеду за вами.
      Питер улыбнулся ей обезоруживающей мальчишеской улыбкой.
      На Мелоди его улыбка явно не подействовала.
      – Боюсь, об этом не может быть и речи, Питер.
      Он приуныл:
      – Почему? У вас другие планы?
      Но она уже вела его в офис Форда, объясняя через плечо:
      – Завтра мы выезжаем на натурные съемки, а потом отправляемся в Аспен на Рождество. Мне еще нужно сделать тысячу дел.
       Мы.Черт побери! Ему не понравилось это «мы».
      У него чесались руки – так ему хотелось обхватить эту стройную талию и эти великолепные груди. Питер был уверен, что она хороша в постели, стоит только затащить ее туда.
      Он отыскал Рика, брата Джека, месяц назад. Сбежав из приюта, тот связался с какой-то бандой в Хьюстоне и, ко всеобщей радости, был задержан за нападение с применением ножа, что и дало возможность Лансингу найти его. Официально опекуном Рика считалась Джанет, но судья с удовольствием передал его под опеку сводного брата. Лансинг поначалу не стал вникать в то, что произошло с парнишкой, поскольку был занят поиском его сестры. Но, копнув дело подробнее, понял, что мальчишка связался с настоящими бандитами и никому не известно, где находится его мать. Типичный случай брошенного ребенка.
 
      Форд был мрачен и выглядел усталым. Увидев входящего Лансинга, он встал и протянул ему руку. Рукопожатие оказалось на удивление крепким. При их первой встрече Лансинг ожидал увидеть изнеженного, избалованного любимца женщин, но уже через две секунды понял, что этот парень вырос на той же стороне улицы, где и он. Питеру Форд не нравился, но он отнесся к нему с уважением.
      И мучился, словно его жарили на медленном огне, всякий раз, когда Мелоди обращала к Форду затуманенный взор своих нежно-голубых глаз.
      К пущему неудовольствию Лансинга, Мелоди встала за спиной Форда, который сидел за письменным столом, готовая защищать его, как наседка цыпленка. А Лансинга терзал все тот же вопрос: спят ли они вместе?
      – Ради Бога, Мел, уймись, – несколько раздраженно сказал Форд. – Со мной все в порядке.
      Лансингу захотелось дать ему хорошую затрещину.
      Форд потер лицо руками и взглянул на нее.
      – Извини, Мел.
      – Ничего, Джек, – тихо сказала она и обратилась к Лансингу: – Питер, хотите что-нибудь выпить или, может, чашечку кофе?
      – С удовольствием выпью немного виски. – Лансинг отметил, как изменился ее тон, когда она обратилась к нему. Его присутствие явно докучало Мелоди.
      – Вы нашли ее? – спросил Джек.
      – Напал на след.
      Они окинули друг друга оценивающими взглядами.
      – Выкладывайте все, – сказал Форд. – Мне известно, чем занималась моя мать. Она проститутка. Что бы вы ни сказали, меня это не удивит. Я хочу знать все, что вам удалось выяснить.
      Появилась Мелоди со стаканом виски в руке.
      – Ладно. Лия бросила школу в четырнадцать лет. И если Джанет много раз побывала за решеткой за приставание к мужчинам, то Лия – тоже.
      – За то же самое? – напряженно спросил Форд.
      Мелоди тут же подошла к нему и положила руку на плечо. Форд даже не заметил этого.
      – Первый раз Лию упрятали за решетку, когда ей было пятнадцать. За приставание к мужчинам. Последний раз ее задержала в Хьюстоне два года назад полиция нравов. Я нашел ее подружку, которая сказала, что Лия перебралась в Нью-Йорк. Мой приятель служит там, в Управлении полиции Нью-Йорка. По моей просьбе он навел справки. Вероятнее всего, она перебралась в Нью-Йорк не для того, чтобы сменить профессию.
      Форд был мрачнее тучи. Он встал из-за стола и, подойдя к окну, повернулся к ним спиной.
      – Найдите ее, Питер, как можно скорее. И присылайте мне отчеты о том, как продвигаются поиски.
      Лансинг кивнул. Встреча закончилась. Он встал, и они обменялись рукопожатием. Мелоди проводила его до лифта.
      – Ну так как? – Питер снова одарил ее улыбкой. – Вы не передумали?
      Мелоди с недоумением взглянула на него.
      – О чем вы?
      «Не подозревает, бедняжка, какой шанс упустила», – подумал он.
      И все-таки интересно было бы знать, какие у нее отношения с Фордом…

      – Ты хоть помнишь, что я не видел тебя целых две недели? – спросил Адам Гордон.
      Если он хотел заставить ее почувствовать себя виноватой, то просчитался, но если пытался заставить занять линию обороны, то это ему удалось.
      – Извини, Адам, но все это время я работала, как маньячка.
      Они встретились за ленчем в «Ньюпорт-Бич», отдавая дань необычно теплому весеннему дню.
      – Знаю, знаю. Поправки к сценарию «Возмущения». Но ведь по вечерам ты не работаешь. Мы могли бы поужинать вместе.
      Белинда начала раздражаться.
      – Тебе ведь известно, что завтра начинаются съемки! Мне четко установили крайние сроки, и я должна успеть, Адам!
      Адам не одобрял энтузиазма Белинды, как не одобрял и перспективу продажи второго сценария, но не подал виду. Он взял ее за руку.
      – Я знаю. Я все понимаю. Извини меня.
      Белинда вздохнула:
      – Нет, это ты меня извини. Я не хотела так набрасываться на тебя. Но я смертельно устала.
      Смягчившись, Адам пожал ее руку.
      – Известно ли тебе, что сегодня я никуда тебя не отпущу?
      – О чем ты?
      Он посмотрел на нее теплым, может быть, слишком теплым взглядом.
      – Завтра ты уезжаешь в какую-то Богом забытую пустыню. Одному Господу известно, надолго ли. Так что сегодняшний вечер по праву принадлежит мне. Нам, – уточнил он.
      Она улыбнулась:
      – Я уезжаю всего лишь в Аризону, Адам. А ты говоришь так, будто это Аравийская пустыня. К тому же я точно знаю на сколько. Натурные съемки займут от восьми до десяти недель. Это еще не вечность.
      Адам усмехнулся, но слово «вечность» вызвало у него свои ассоциации. Это ухаживание длилось просто бесконечно, но продвигалось туго. Она вела себя весьма неопределенно. Адам даже не был уверен, что Белинда увлечена им. Но во всем виновата, конечно, ее проклятая карьера, которая отнимает так много сил и времени.
      Однажды он посетовал на это Глассману, но тот лишь расхохотался.
      – Тебе осталось недолго тревожиться, – завил Эйб, и Адама охватило радостное предвкушение.
      Старый мерзавец явно что-то затевал. Но что? Адам попытался порасспросить его, но тот помалкивал. Адаму же хотелось точно знать, как обстоят дела. Будь он уже мужем Белинды и совладельцем «Глассман энтерпрайзиз» в качестве зятя Эйба, Адам бы спокойно ждал сколько угодно. Но сейчас Белинда уезжала на край света.
      Терпение. Если Белинда играет с ним, водит его за нос, то он готов потерпеть. Однако Адам знал, что она не водит его за нос. Не флиртует. Да ей это и не нужно. Наследство делало Белинду более привлекательной, чем любую другую женщину, как и этот бесконечно затянувшийся период ухаживания.
      – Ты хочешь предложить что-то конкретное? – с любопытством спросила она.
      Белинда только что закончила поправки к сценарию, и ей хотелось немного расслабиться. К тому же она чувствовала себя немного виноватой. Белинда солгала Адаму, сказав, что за последний месяц ни разу никуда не выходила. За это время она несколько раз встречалась с Винсом – просто ради секса. Поначалу Белинда не считала, что чем-то обязана Адаму. Однако теперь, когда они долго встречались и стали такими хорошими друзьями, ей казалось, что она должна быть с ним по крайней мере честной или, скажем, хранить ему верность.
      Но как хранить верность человеку, с которым даже ни разу не переспала? Этого Белинда не знала. Всего раз в жизни, когда ей еще не было двадцати лет, у Белинды начался роман: она влюбилась, хранила верность и в конце концов осталась с разбитым сердцем.
      Адам нравился ей, и она с удовольствием бывала в его обществе. Он не слишком привлекал ее в сексуальном плане, но за последние несколько месяцев Белинда стала относиться к нему теплее, у нее вспыхнуло даже любопытство к нему, как к возможному сексуальному партнеру. Однако при одной мысли о близости с Адамом она начинала нервничать. Белинда еще никогда не ложилась в постель с мужчиной, с которым ее связывали столь тесные дружеские отношения. Если она переспит с Адамом, будет ли это означать, что у них роман? И хочет ли она заводить роман?
      Белинде не хотелось сейчас принимать решение. Слишком напряженными были последние несколько месяцев, и сейчас она мечтала лишь отдохнуть и расслабиться.
      – Наверное, завтра у меня будет время собраться, – сказала она.
      – Уверен, – поддержал ее Адам. – Так, может, поужинаем, а потом потанцуем?
      Подумав о том, что трудновато надевать туфли на высоком каблуке и накладывать макияж после целого месяца хождения босиком и в джинсах, она усмехнулась:
      – Будь по-твоему, Адам.
      Он улыбнулся. Черт возьми, сегодня должна быть незабываемая ночь. Прежде чем Белинда уедет из города, он должен привязать ее к себе с помощью старого как мир средства – секса.

      Завтра она уезжает.
      Почти неделю от нее не было ни слуху ни духу.
      Винс сходил с ума. Думая о ней день и ночь, он испытывал невыносимые муки. И становился раздражительным. Парни на стройке начали сторониться его. Винс был рад этому.
      Всему есть предел; он далеко не всякий раз мог трахнуть жену вместо Белинды.
      И Мэри, последнее время стала невыносимой. Она без конца пила. В доме был полный кавардак. Едва перешагнув порог, Винс приходил в ярость. А жена все чаще и чаще отсутствовала: где-то развлекалась. С одной стороны, это облегчало ситуацию, с другой – усложняло.
      Впервые Винс увидел Белинду на одной вечеринке.
      Потрясающая блондинка в облегающем фигуру красном платье – без рукавов, без бретелек. Она взглянула на него и улыбнулась. Призывно.
      Он отлично знал, что означает такая улыбка.
      Но это совсем не вязалось с ее обликом.
      Мэри была где-то в другом конце гостиной с их общими друзьями. Они пили и баловались кокаином. Одарив его еще одним горячим взглядом, красавица повернулась и стала подниматься по лестнице. У нее был высокий округлый зад, как будто специально созданный для его рук.
      Винс шел за ней.
      Он еще никогда не изменял Мэри.
      Но это было выше его сил.
      Они занялись сексом на полу, даже не раздеваясь. Винс задрал подол ее платья до талии, на мгновение удивившись тому, что на Белинде только чулки и узкий поясок с резинками. Обследовав то, что нужно, с помощью кончиков пальцев, Винс убедился, что там горячо и влажно. Она на ощупь расстегнула молнию на брюках Винса и выпустила его на волю. «Вот это да!» – охнула Белинда.
      Ухватив ее за ягодицы, Винс рывком вошел внутрь. Обхватив его ногами, Белинда выгнулась навстречу ему. Это было животное спаривание – секс в чистом виде. В считанные секунды они почти одновременно достигли оргазма.
      Мэри ничего не заподозрила.
      Через три недели Белинда согласилась снова встретиться с ним. Это были самые долгие три недели в его жизни.
      Белинда это умела. Она заставляла время замедляться или ускоряться.
      Она сводила его с ума.
      В пылу страсти Винс не раз говорил, что любит ее – и твердо верил в это. Не в пылу страсти он боялся произнести эти слова, чтобы не ослабить впечатление. Белинда не говорила ничего. Даже того, что ей хорошо с ним. Ничего. Ни слов любви, ни каких-то ласковых слов. Совсем ничего.
      Винс поднял телефонную трубку. Он не мог звонить из дома и звонил из местного автомата. Винс звонил ей в тысячный раз – и в тысячный раз ее телефон молчал. Где же она, черт возьми?
      И что еще важнее – с кем она, черт возьми?

      В доме был полный кавардак, но Мэри не обращала на это внимания. Она не спеша приняла душ, нежась под его струями, потом щедро опрыскала себя духами с экзотическим чувственным ароматом. Надев шорты и лифчик, она стала ждать Бет.
      Бет.
      Жаркая волна желания охватила ее.
      Шесть месяцев назад она упала бы в обморок, если бы ей сказали, что у нее будет любовная интрижка с женщиной.
      Нет, Мэри не перестали нравиться мужчины. Она по-прежнему получала удовольствие от близости с Винсом, но это не шло ни в какое сравнение с Бет. Винс возбуждал ее, но никогда не мог довести до оргазма.
      А с Бет она достигла оргазма с первого раза.
      Расположившись на шезлонгах, они загорали у дома. Это было три недели назад, когда стояла страшная жара. Мэри заметила, что Бет обвела взглядом ее тело и задержалась на грудях, но не придала этому значения. Обе были под хмельком, а Мэри привыкла к тому, что ее бюст всегда привлекает внимание.
      Однако Мэри насторожилась, когда Бет небрежно сбросила топ, обнажив довольно большие загорелые груди с твердыми коричневыми сосками. Бет одевалась так, что основное внимание в ней всегда привлекали длинные ноги и узкие бедра. Мэри завидовала ее отличной фигуре.
      Когда Мэри расстегнула лифчик, Бет предложила натереть ей спину лосьоном. Медленными, чувственными движениями она стала втирать маслянистую жидкость в кожу Мэри, начав с шеи и плеч, потом спустившись на спину.
      – Тебе нужен массаж, – тихо сказала Бет. – Ты такая напряженная.
      – Как приятно, – разнежилась Мэри. По ее телу разлилось тепло, она расслабилась.
      Руки Бет скользнули вверх по груди Мэри, прикоснувшись к ее соскам. Мэри замерла. Бет убрала руки. Как только Мэри снова расслабилась, все повторилось. Будь Мэри более опытной или если бы вместо Бет это делал парень, она сразу же поняла бы, что ее ласкают, чтобы получить сексуальное удовольствие. Мэри чувствовала себя страшной распутницей, потому что прикосновения Бет вызвали у нее горячую волну желания.
      Руки Бет коснулись ее ягодиц, прикрытых бикини, и начали массировать бедро. Мэри ощутила нарастающее возбуждение. Руки Бет двигались вверх и вниз, постепенно приближаясь к паху. Неожиданно к спине Мэри прикоснулся твердый сосок, и рука Бет нежно, со знанием дела стала гладить ее – Мэри никогда еще не испытывала ничего подобного.
      – Позволь мне заняться с тобой любовью, – шепнула прерывающимся голосом Бет.
      Тело Мэри говорило «да», а разум – «нет». Не зная, что ответить, Мэри промолчала. Бет скользнула вниз, прикасаясь сосками к спине Мэри, а ее руки обхватили груди Мэри.
      Потом Бет стянула с Мэри бикини и перевернула ее на спину. Мэри закрыла глаза. «Так нельзя, – думала она. – Это плохо».
      Потом Мэри почувствовала язык Бет между своих ног и поняла, что такого с ней еще не бывало.
      Через десять минут, к ее несказанному удивлению, она испытала настоящий и сильный оргазм.
      А теперь Мэри спокойно потягивала пиво, и ее вовсе не смущало, что она – существо бисексуальное. Мэри получала от этого невероятное удовольствие. Она еще никогда не поднималась до таких высот наслаждения, до каких возносила ее Бет. Правда, возникла проблема: Бет влюбилась в нее и стала предъявлять претензии. Она хотела, чтобы Мэри бросила Винса и переехала к ней. Мэри не знала, хочет ли этого.
      Боже, что сказала бы ее мать!
      Мэри представила себе вариант ее возможного высказывания: «Если бы ты немного сбросила вес, тебе не пришлось бы обращаться за любовью к девушкам, ты нашла бы любовников среди мужчин».
      Но все совсем не так. У нее был Винс. А уж он-то стопроцентный мужчина.
      И все же мать вопреки всякой логике найдет возможность увязать ее несколько лишних фунтов с отношениями с Бет.
      Мэри уже шесть месяцев не виделась с матерью. К счастью, этой осенью та жила в Париже с очередным мужчиной. Мэри прочла в разделе светской хроники о том, что развод – дело решенное. Новый любовник матери был еще моложе, чем ее последний муж. Мэри это было противно.
      Она услышала, как подъехала машина Бет. Бет была в юбке, напоминающей саронг, загорелая, стройная и улыбающаяся. Они посмотрели друг другу в глаза.
      – Привет, – сказала Бет, обнимая Мэри.
      Мать, наверное, возненавидела бы Бет с первого взгляда.

      Разумеется, Джек простил ее за то, что она привела к нему Джанет.
      Но не сразу.
      Пять дней после появления Джанет были сущим адом.
      На следующий день после посещения Джанет он разговаривал с Мелоди только по делу и игнорировал ее на приеме у Коэнов, все еще злясь на нее, как избалованный ребенок, затаивший обиду. Мелоди осознала свою ошибку. Ее тактический ход обернулся полной катастрофой. Джек пришел в ярость. Таким рассерженным она его еще никогда не видела, и на сей раз гнев Джека был обращен на нее.
      Уик-энд в Санта-Монике тоже оказался неудачным. Она только и думала о том, что потеряла дружбу Джека и его любовь, пусть даже платоническую. Несчастная, испуганная, удрученная, Мелоди то и дело плакала. Во вторник на следующей неделе Джек вернулся из Нью-Йорка, где участвовал в утреннем ток-шоу, и они встретились в его офисе в Лос-Анджелесе. Джек целый день был холоден и вежливо сдержан.
      В четыре часа, когда они собирались уходить с работы, Мелоди наконец решилась.
      – Джек?
      – Я ухожу, – сказал он. В его тоне не было и тени прежнего дружелюбия.
      – Прости меня. – Мелоди посмотрела на него полными слез глазами. – Я пришла извиниться. Я совершила ошибку.
      – Что правда, то правда, – колко заметил он. – Никогда не смей вмешиваться в мою личную жизнь. Моя личная жизнь касается только меня.
      Мелоди растерянно смотрела ему вслед.
      Когда Джек пришел на следующее утро, она поджидала его в кабинете. Глаза у нее опухли и покраснели. Мелоди протянула ему заявление об уходе с уведомлением за две недели.
      Джек прочитал его стоя и взглянул на нее. В его зеленых глазах была растерянность, даже паника.
      – Мел?..
      Она закусила губу и быстро направилась к двери.
      Он бросился за ней.
      – Что все это значит?! – воскликнул Джек, размахивая ее заявлением.
      – Там все написано, Джек. – Голос Мелоди дрожал.
      – Ты не можешь уйти.
      – Джек, я больше не могу у тебя работать.
      – А я-то думал, мы друзья. Извини, я вел себя как болван. Не бросай меня, Мелоди.
      По ее щекам покатились слезы.
      – Мел, прошу тебя. Не бросай меня. Ты мой лучший друг.
      В его глазах был испуг, как у маленького мальчика. «Как я могла так обидеть его? – думала Мелоди. – Он нуждается во мне – всегда нуждался. Кроме меня, у него никого нет!..»
      – Я не уйду, Джек, – прошептала она наконец, обливаясь слезами.
      Он подбежал к ней и так крепко обнял, что ее лицо прижалось к его груди. Джек никогда еще не обнимал Мелоди так нежно. Она чувствовала его пальцы в своих волосах. Потом он поцеловал ее в макушку и за ухом. Мелоди трепетала. Она в объятиях Джека. Почти так, как всегда мечтала.
      С тех пор он ни разу так не обнимал ее.
      А сейчас Джек висел на телефоне, едва сдерживая раздражение. Он разговаривал с педагогом-воспитателем мужской дневной школы в Беверли-Хиллз. Если бы Мелоди не слышала разговора, она все равно догадалась бы, что Рик снова попал в неприятность за драку. Интересно, сколько придется Джеку «пожертвовать» на нужды школы на сей раз, чтобы Рика не исключили?
      – Все в порядке, Джек?
      – Да-а, – вздохнул он. И неожиданно спросил: – Как тебе это удается, Мел?
      – Удается – что?
      – Как ты проводишь вечера?
      Мелоди озадаченно уставилась на него.
      – Ах, пропади все пропадом, – пробормотал Джек. – У меня назначено свидание с кем-то, а я не в настроении. Господи, как мне все надоело. Слава Богу, скоро начнутся съемки!
      В душе Мелоди шевельнулась слабая надежда. А что, если ему наконец надоели все эти безмозглые бимбо?
      – Может, поужинаем вместе, Джек? Я угощаю.
      Он взглянул на нее:
      – Даже не знаю. Хочешь скажу, что мне не нравится в моем контракте с «Северной звездой»? То, что они имеют эксклюзивное право. Черт возьми, за последние несколько месяцев я мог бы сделать парочку рекламных роликов. Разве у тебя нет на сегодняшний вечер никаких планов, Мел?
      – У меня? – Она печально улыбнулась.
      Кажется, Джек впервые внимательно посмотрел на нее.
      – Ты редко развлекаешься, не так ли? Тебе не бывает одиноко по вечерам? Или ты просто очень скрытная?
      Пораженная его вопросами, Мелоди отвела взгляд. Что она должна сказать? Правду? У нее учащенно забилось сердце.
      – Ничто человеческое мне не чуждо, Джек.
      Он поднял на нее свои прекрасные, немного печальные глаза.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Я не скрытная. И мне бывает одиноко.
      – Извини, – с сочувствием промолвил он.
      Мелоди хотелось прильнуть к Джеку и положить голову ему на плечо. Как будто прочитав ее мысли, он притянул Мелоди к себе и обнял одной рукой.
      – Жизнь нелегкая штука.
      Мелоди пожертвовала бы чем угодно, лишь бы это мгновение длилось вечно. Она заглянула ему в глаза и неожиданно для себя тихо и серьезно сказала:
      – Джек, мне не хочется быть одной сегодня вечером.

      – Вы связались с Адамом Гордоном?
      – Прошу прощения, сэр, – прозвучал невозмутимый голос, – его сегодня не будет в офисе.
      – Что за вздор вы несете? – рявкнул Эйб. – Позвоните ему домой. Вы оставили ему сообщение? Разве он не звонит вам, чтобы ему зачитали сообщения?
      – Я оставил два сообщения, мистер Глассман.
      Взбешенный, Эйб бросил трубку. Он представил себе Адама, высокого, темноволосого, красивого, самоуверенного и надменного. Это ему в Адаме нравилось. У него хватало смелости не спасовать перед Эйбом, но до определенных пределов. Он был достаточно умен, чтобы знать, с какой стороны намазан маслом его кусок хлеба.
      Конечно, немалую роль играло то, что дочь Эйба станет наследницей миллиардов, если он сам того пожелает. Но главное – жадность Адама.
      Эйб мог бы в мгновение ока уничтожить Адама. Лос-Анджелес привык к разного рода извращениям, но Адам был корпоративным адвокатом, работал в крупной и весьма консервативной фирме, и если бы Эйб обнародовал некоторые наклонности Адама…
      Эйб хотел знать, как обстоят дела на данный момент. Свести Адама и Белинду ему не составило труда. Эйбу лишь пришлось внедрить в ее сознание, что он презирает Адама, и она сама бросилась ему в объятия. Но с тех пор прошло почти пять месяцев, а звона свадебных колоколов что-то не слышно. Эйб начал злиться.
      Он был настроен очень решительно.
      «На сей раз я заставлю тебя плясать под свою дудочку, Белинда!» – с удовлетворением подумал Эйб.
      Еще немного, и он начнет открытое наступление на «Северную звезду». Убьет одним выстрелом двух зайцев. Ему не терпелось увидеть выражение физиономии Форда, когда тот узнает, что теперь им владеет Эйб Глассман.
      А если Белинда осмелится жаловаться, осмелится выразить возмущение (Эйбу понравился собственный каламбур), что ж, тогда он откроет ей правду. Правду о ее матери. И объяснит, почему уничтожает Форда. А если она расстроится, то что из того? В конце концов Белинда привыкнет и поймет, что все к лучшему. Каждая женщина, даже самая эмансипированная, хочет иметь мужа и семью. Со временем, когда ее сыну достанется все, она даже будет благодарна отцу.
      «Забавно, такая умница, – Эйб неохотно признал, что дочь отнюдь не глупа, – а думает, что сможет победить меня».
      Когда Белинда окончила колледж после тянувшегося два года неудачного романа с Родом Барнетом, Эйб уже выбрал будущего зятя. Умного, привлекательного, с отличной родословной. Безупречного отца для его внуков. По крайней мере ему так казалось.
      Познакомившись с Дэвидом Шеффером, Белинда быстро сообразила, что ее собираются выдать замуж. Они никогда не любила ходить вокруг да около и без обиняков спросила отца, что происходит.
      – Тебе двадцать три года, – сказал тогда Эйб, – почти двадцать четыре. Ты не становишься моложе. Ты без толку потратила целых два года на этого ничтожного болвана. Где мои внуки?
      – Я тебе не верю. – Белинда пристально посмотрела на него.
      – А чему тут верить? У меня нет сына. Я потратил всю свою жизнь на создание империи. Не для Дядюшки же Сэма я старался? Я хочу внука, Белинда, а мужа лучше Дэвида Шеффера тебе не найти.
      – Но я не люблю его!
      – Ну и что? Какое отношение к этому имеет любовь? Все это вздор. Похоть. Это проходит. Знаешь, почему я женился на твоей матери?
      – Боюсь спрашивать.
      – Потому что она была наделена всем, что я хотел видеть в своей жене – и матери моих детей. Стиль, порода, манеры.
      – Я не выйду замуж за Дэвида Шеффера.
      И не вышла.
      Только не потому, что, как ей казалось, она настояла на своем. Просто Эйб узнал, что Дэвид – вонючий скрытый гомосексуалист. Боже праведный! Ему только и не хватало зятя-гомосексуалиста!
      Эйб на некоторое время отложил решение этого вопроса. Нелегкая это задача найти подходящего зятя. Кандидатур было множество, но всегда обнаруживался какой-нибудь изъян, из-за которого кандидат выбывал из списка претендентов. Самое главное, чтобы он не выходил из-под контроля, но и не был бы слабаком. Увидев Адама, Эйб сразу же почувствовал, что нашел то, что надо, – при условии, что отыщется какой-то способ держать его под контролем. И он без труда нашел такой способ.
      С Белиндой дело обстояло труднее. Проклятые Уорты учредили-таки в ее пользу доверительный фонд на миллион долларов. Это давало ей большую финансовую независимость. Но это не остановило Эйба, и он продолжал изыскивать другие средства манипулировать судьбой дочери. С Родом Барнеттом все было просто: свое дело сделали деньги. Эйб наконец заплатил этому ничтожеству за то, чтобы он исчез из жизни Белинды. Кроме подкупа, пригрозил физической расправой. С Адамом Гордоном пришлось задействовать психологические рычаги.
      Прозвучал зуммер интеркома, и голос Розали произнес:
      – К вам Уилл Хейуорд.
      Эйба охватило раздражение. Бросив взгляд на календарь, он обнаружил, что Уилл явился без предварительной записи. Что, черт возьми, ему нужно?
      – Пусть войдет, – сказал Эйб. Что-то подсказывало ему, что это не просто визит вежливости.
      Вошел Уилл – небольшой худощавый человек с редеющими волосами.
      – Привет, Эйб, – улыбнулся он. Уилл явно нервничал.
      – Дерьмово выглядишь, Уилл, – откровенно заявил Эйб. – Пора бы тебе завязать с проклятым кокаином и выпивкой.
      – Эйб, – сказал Уилл, – Эйб, окажи мне любезность. Мне нужен небольшой заем. Всего пять тысяч.
      Эйб расхохотался:
      – Неужели ты собираешься вешать мне лапшу на уши и рассказывать, что намерен провести отпуск на Карибских островах? После того как я вызволил тебя из той истории, после детектива Смита ты ждешь, что я стану потворствовать твоему пристрастию к наркотикам?
      – Это не наркотики. Эйб, прошу тебя. Ради нашей старой дружбы.
      – Прежде начни проходить программу реабилитации, а потом я подумаю.
      – Эйб, – напомнил Уилл дрожащим голосом, – я много сделал для тебя.
      Глассман расхохотался:
      – Ты? Много сделал для меня? Это забавно. Очень забавно!
      – Ладно, – напряженным тоном отозвался Уилл, – тогда подумай о другом. Я знаю все, что тогда случилось со Смитом, – во всех подробностях. И о многом другом мне тоже известно. О сенаторе Уилки, например, или о контрактах Лазаруса с Пентагоном. А также…
      – Похоже, ты угрожаешь мне?
      – Мне нужны пять тысяч, Эйб. Но я их верну.
      – Ты шантажируешь меня? Ты хоть понимаешь, – Эйб побагровел от ярости, – что если упаду я, то и тебя за собой потяну?
      – Не обязательно.
      Несколько мгновений они сверлили друг друга взглядами. Разгневанный Эйб не скрывал удивления. Хейуорд угрожает пойти в полицию, в Бюро расследований, к окружному прокурору или еще куда-то и думает, что это сойдет ему с рук! Угрожает дать против него свидетельские показания и полагает, что все это пройдет безнаказанно. Болван! Эйб нажал кнопку интеркома:
      – Розали, принеси пять тысяч из наличных, предназначенных на мелкие расходы. И поскорее.

      Джек медленно ехал в своем черном «феррари», направляясь к дневной школе Беверли-Хиллз. Ребятишки группами по двое и по трое расходились из школы. Он обводил их взглядом, отыскивая Рика.
      И думал о Мелоди. Потрясение, которое Джек испытал, прошло. Он усмехнулся. Сказав, что не хочет проводить ночь в одиночестве, она покраснела и выбежала из кабинета. Некоторое время спустя Мелоди смущенно объяснила, что виной всему стресс, заставляющий ее иногда говорить странные вещи. Джек понимал ее. Он тоже иногда говорил и делал странные вещи под воздействием стресса. И все же Мелоди, в сущности, предложила ему себя. В это трудно поверить. Покачав головой, Джек снова улыбнулся.
      Слава Богу, что завтра он уезжает в Тусон. Ему не терпелось снова приняться за работу. С тех пор как закончились съемки «Беренджера», прошло почти пять месяцев, а он был из тех, кто плохо переносит длительные перерывы в работе.
      Пять месяцев.
      Он ничего не мог поделать с собой, но каждый раз, вспоминая об окончании съемок «Беренджера», Джек думал о приеме, который закатила по этому поводу «Северная звезда», и думал о ней.
       О ней.О блондинке, которая обманула его.
      О той, которая завлекла его и уклонилась от дальнейших встреч.
      Так с ним поступили впервые в жизни, и даже теперь, много месяцев спустя, Джек свирепел, думая об этом.
      Джек вспомнил бесконечное ожидание у «Ники Блэра». Он никогда еще ничего не ждал с таким нетерпением, как этой встречи. Поглощенный мыслями о ней, Джек даже не мог флиртовать с женщинами, пытающимися завладеть его вниманием. У него разыгралась фантазия, и он представлял себе, как занимается с ней оральным сексом… Напряженное ожидание сменилось тревогой. Джек все чаще поглядывал на входную дверь. Всякий раз, когда дверь распахивалась, он оживлялся, но, увидев, что это не она, снова сникал. В конце концов Джек понял, что сучка обманула его.
      Сначала она, видите ли, не знала, кто он такой, а потом обманула его.
      Все это неправдоподобно.
      А он даже понятия не имеет, кто она такая. Какая, в сущности, разница? Если бы Джек захотел, он мог бы моментально узнать, кто она такая, но не стал этого делать, потому что ему это без надобности…
      Наконец Джек увидел брата. Тот вышел из школы и теперь спускался по лестнице. Джек с облегчением вернулся к реальности. Завтра он уезжает в Аризону и оставляет Рика. Парнишка нуждается в нем.
      Толком не зная почему, но после непрошеного визита Джанет он задумался о ее словах о том, что у него есть брат и сестра. Сначала Джек решительно гнал от себя эти мысли. Какое ему дело до ее детишек?Никакого.
      Однако он и сам был ее ребенком.
      Да, кровь, видимо, не водица. И родственные отношения, как ни странно, обязывали. В конце концов Джек сдался и нанял Питера Лансинга, одного из лучших частных детективов в Лос-Анджелесе, поручив ему разыскать их. И Лансинг довольно быстро справился с поручением.
      Джек нанял лучшего адвоката, который устроил так, что дело Рика рассматривалось отдельно от дел других парней, участвовавших в разборке между бандами. Благодаря тому же адвокату Рика передали под опеку Джека до того, как будет оформлено официальное опекунство.
      Впервые он встретился с братом в здании суда по делам несовершеннолетних преступников. У него защемило сердце, и Джек, перенесся мыслями в другое место, в другое время, когда был двенадцатилетним мальчишкой – очень одиноким и очень испуганным. Правда, Джек пытался бравировать перед полицейскими, следователями и представителями службы социальной реабилитации, никак не желавшими отвязаться от него. И всего-то за угон машины! Но слава Богу, что его тогда поймали. Это изменило жизнь Джека, так же как сейчас наверняка изменится и жизнь Рика.
      Когда Джек вошел, Рик, враждебно ощетинившись, сидел между адвокатом и полицейским. Джека потрясло внешнее сходство брата с ним.
      – Привет, – сказал Джек. – Я твой брат, твой единоутробный брат.
      – А мне плевать. – В глазах Рика вспыхнули злобные огоньки.
      Джек посмотрел на адвоката и полицейского:
      – Могу ли я поговорить с ним наедине?
      – Он в полном вашем распоряжении. – Адвокат пожал плечами.
      Джек уселся за стол напротив Рика.
      – Чего тебе надо? – процедил сквозь зубы Рик.
      – Я хочу помочь тебе, – честно признался Джек.
      – Пошел ты, – заявил Рик. – Мне ничего от тебя не надо.
      – Хочешь отправиться в тюрьму? Я, конечно, могу бросить тебя на съедение волкам, и следующие несколько лет ты проведешь за решеткой. Но я готов купить тебе свободу и дать тебе дом. Тогда как от тебя потребуется лишь ходить в школу и вести себя, как положено цивилизованному человеку.
      – Я ненавижу школу и тебя тоже. – Рик говорил уже не так враждебно.
      Джек догадался, что мозг брата лихорадочно работает.
      – А вот я к тебе ненависти не испытываю и не понимаю, за что тебе ненавидеть меня. Я, между прочим, ничем не обидел тебя.
      – Где ты был, богатенький брат, когда мы сидели без денег, нам было нечего жрать, когда нас вышвырнули из дома? А? Где ты был тогда, господин Знаменитая Звезда?
      Джек подался к нему.
      – О том, что ты и Лия существуете, я узнал всего четыре месяца назад, Рик. Твоя мать – моя мать – бросила меня, когда мне было одиннадцать. – Джек чувствовал нарастающий гнев. – Я был такой же, как ты, парень. Ни денег, ни приличной одежды. Я занимался тем, что воровал на улицах. Джанет ублажала своих мужиков, а на меня не обращала никакого внимания. Однажды я вернулся домой, а она исчезла – исчезла вместе со своими пожитками.
      Рик смотрел на него округлившимися глазами.
      Теперь Джек вошел в роль. Ткнув в Рика пальцем, он произнес:
      – Поэтому я знаю о тебе все, парень, и не думай, что не знаю. Когда копы бросили меня в тюрьму для малолеток, я понял, что так дальше дело не пойдет. И когда меня поместили в приют, я напрягся и выдержал, чтобы снова не пойти на дно. И если у тебя хватит ума, то ты доверишься мне.
      Помедлив, Рик спросил:
      – Ну и чего будет?
      – Я хочу, чтобы ты жил со мной. Уже подготовлены документы для опекунства. А ты должен будешь посещать школу, переходить из класса в класс и не ввязываться в неприятные истории.
      – А что я с этого буду иметь?
      – Пищу, одежду и крышу над головой.
      – И все? – Рик презрительно сплюнул. – Это у меня было и без тебя.
      – Ты получишь свободу, Рик.
      Рик молчал, но Джеку казалось, что он читает его мысли как книгу. Он понимал: парнишка все еще не верит ему, но понимал и то, что забрезжил свет в конце туннеля. Наконец Рик, пожав плечами, сказал:
      – Почему бы и нет? Мне нечего терять, пропади все пропадом!
      – Нечего.
      И вот теперь Джек наблюдал за ним из окна машины. Он единственный из всех шел один. С трогательной независимостью его брат, в черных джинсах и черной куртке, шагал мимо шумных, хохочущих одноклассников, которые сторонились его. Сердце Джека сжалось от жалости. Он совсем сбросил скорость и остановился у обочины. Рик увидел его. Взгляд у парня был невеселый, настороженный.
      В это мгновение откуда ни возьмись с воплем «Джексон Форд!» выскочила девчонка. Следом за ней к машине устремилась целая толпа выкрикивающих его имя фанаток.
      Джек нахмурился:
      – Прыгай в машину, парень!
      Едва Рик сел в машину, как началось столпотворение. Девчонки орали, просили дать автограф, цеплялись за машину руками. Джек нажал на газ и тронул с места. Какая-то рыжеволосая девчушка, взвизгнув, отскочила в сторону, и они вырвались на свободу.
      Видит Бог, он никогда к этому не привыкнет.
      Переносить обожание фанаток помогало только чувство юмора.
      Рик смотрел прямо перед собой.
      – Они тебе не надоедают, а?
      – Многие просят твой автограф, – не глядя на него, пробормотал Рик.
      – Тебе это неприятно, парень?
      – Нет, с какой стати? Мне это безразлично.
      Джек притормозил на красный свет.
      – Что, черт возьми, произошло сегодня?
      Рик сердито взглянул на него.
      – Я не виноват. Они просто жалкие педерасты, – процедил он сквозь зубы. – Ну я и проучил их, чтобы не лезли!
      Джек положил руку ему на плечо.
      – Ну, полно, Рик, не дури. Расскажи мне все. Я на твоей стороне.
      – Как бы не так! – разозлился Рик. – Ты не на моей стороне. Я тебя раскусил.
      – Объясни, что все это значит?
      – Ну, в общем… это была не моя вина, – пробормотал Рик.
      – Мне очень не хотелось бы, чтобы ты и эту субботу провел за решеткой, – откровенно заявил Джек.
      – Скажи, что я заболел.
      – Боюсь, не смогу сделать этого, парень.
      Рик резко откинулся на спинку сиденья.
      – Ты такой же, как остальные.
      – Ошибаешься, я не такой. Только ты не даешь мне возможности доказать это.

      – Адам, – пробормотала Белинда, уткнувшись лицом в манишку его рубашки. Тело у него было теплое, твердое. Было приятно ощущать его руки на своей спине. И запах его одеколона «Лапидус для мужчин», знакомый и несомненно приятный. – Адам, я, кажется, пьяна.
      Он уткнулся в ее волосы:
      – Кажется, я тоже. От тебя великолепно пахнет.
      Белинда почувствовала, как его губы скользнули по ее виску. Теплая волна желания мягко прокатилась по ее телу. «Нельзя сказать, что меня безумно влечет к нему, – думала она. – Но благодаря вину и звездам нетрудно сделать следующий шаг». Она почти не сомневалась, что получит удовольствие. Только не слишком ли поздно принимать такое решение? И как сложатся их отношения после этого?
      – Белинда?.. – Адам повернул к себе ее лицо.
      – Не знаю…
      Адам поцеловал ее. Она заметила напряжение у него в паху, ей это понравилось и вызвало ответный жар. Белинда понимала, что должна принять решение. Он раскрыл языком ее губы, и она позволила ему сделать это.
      Он хорошо целовался. Прекрасно. И не был слишком напорист. Адам со своим отменным чувством меры знал, когда следует остановиться. Он был безупречен во всем.
      – Я пьяна. А завтра мне рано вставать. Я не знаю, Адам.
      Она почувствовала, как он напрягся.
      – Еще рано. Ты такая красивая, Белинда. Я хочу тебя. Я долго ждал. Ну же, прошу тебя.
      Она ни в чем не была уверена, но с удовольствием ощущала его близость.
      – Сегодня наша ночь, Белинда.
      – Во всем виновато вино, Адам. – Она заметила, что он рассердился. – Прости. Иногда я бываю слишком прямолинейна. Ты мне нравишься, и знаешь это.
      – Правда? Так докажи это, Белинда.
      Она помедлила.
      – Послушай, мы с тобой никогда не говорили о нас. О том, что будет потом.
      – Давай обсудим сейчас.
      – Чего ты от меня хочешь?
      Адам мялся, но не долго.
      – Я хочу просыпаться каждое утро и видеть тебя рядом. Я хочу, чтобы ты была в моей жизни.
      Опьянение сразу прошло. Без следа.
      – О чем ты говоришь?
      – Я хочу жениться на тебе.
      Белинда изумленно посмотрела на него.
      Он взял в ладони ее лицо.
      – Белинда, ведь я тебе не безразличен?
      – Конечно, – с готовностью отозвалась она. – Мы друзья. Но я в тебя не влюблена.
      – Ты не давала мне шанса проявить себя. Ты целиком поглощена карьерой. Ты держала меня на расстоянии. Пусти меня в свою жизнь, Белинда. Гарантирую, тебе это понравится. Нам будет хорошо.
      «Да, а потом ты предашь меня», – подумала она. Сердце ее неистово колотилось. В душе шевелилось что-то подозрительно похожее на страх. Белинда знала, что не любит его. Но может, она умышленно держала Адама на расстоянии? Может, умышленно держалась на расстоянии от мужчин? Черт возьми, неужели она хочет навсегда остаться в одиночестве?
      «Ну и что? Я от этого не страдаю», – сказала себе Белинда.
      Лгунья.
      «У меня есть работа. И я люблю одиночество».
      Каждому кто-то нужен. Эта прописная истина – чистая правда.
      – Белинда?
      Она взглянула на него. Что плохого, если она переспит с ним? Белинда спала с сотнями парней. Правда, она отступила бы от своих принципов, потому что Адам подходящий жених, однако и после этого можно по-прежнему держать его на расстоянии. Разве не так?
      Улыбнувшись, Белинда одарила его призывным взглядом, который отработала до совершенства много лет назад. У Адама загорелись глаза. Белинда открыла сумочку и достала ключи.

      – Белинда, я вчера пытался дозвониться тебе весь вечер.
      Белинда с трубкой в руке повернулась спиной к коридору. Черт возьми! Видно, у Винса интуиция развита не хуже, чем у Адама. Значит, это он без конца названивал целый вечер? Белинда отключила телефон только тогда, когда Адам, действуя языком, распалил ее до такой степени, что она, забыв обо всем на свете, трепетала в ожидании экстаза. И теперь ее мучили угрызения совести. Почему, интересно, она чувствует себя виноватой перед Винсом, а перед Адамом – нет?
      «Слава Богу, что завтра я уезжаю на натурные съемки», – подумала Белинда. Такой выход из ситуации, конечно, проявление трусости. Но по крайней мере это дает возможность отложить решение до возвращения.
      – Извини, Винс. Я вчера немного загулялась. Пришла домой навеселе и отключила телефон.
      – Ты сегодня уезжаешь, – напомнил он обиженно и испуганно. – Я надеялся провести ночь с тобой.
      – Я этого не обещала.
      – Я просто подумал… Послушай, я работаю, но позволь мне отвезти тебя в аэропорт.
      – Нет, не нужно, – торопливо ответила Белинда.
      Она знала Винса. Он отвечал за свои действия, но, когда это касалось ее, готов был, забыв обо всем, идти напролом. Если он повезет ее в аэропорт, дело кончится тем, что они остановятся где-нибудь по пути в мотеле, а это ни к чему.
      – Ну хотя бы заезжай на строительный участок по пути в аэропорт.
      – Послушай, я опаздываю. – Белинда взглянула в сторону спальни, где все еще одевался Адам. – Ладно, я заеду к тебе, – сказала Белинда и повесила трубку.
      В этот момент появился Адам. Она покраснела.
      – Кто звонил?
      – Человек, с которым я встречаюсь.
      – Я не знал, что ты с кем-то встречаешься. – Адам окинул ее таким взглядом, что Белинда почувствовала себя голой. – Ты намерена продолжать встречаться с ним?
      – Зачем задавать вопросы, Адам? Мы с тобой ни о чем не договаривались, и я об этом пока не думала. Мне надо собираться. – Как ни странно, но Белинда поняла, что сегодня Адам не стал ей ближе, чем был вчера.
      Он резко сменил тему разговора:
      – Позвони мне из Тусона и сообщи номер телефона.
      Адам, нежно посмотрел на нее. Потом поцеловал. Белинда теряла терпение. Наконец он отпустил ее и ушел. Не успел его «мерседес» скрыться за поворотом, как она вытащила из кладовки чемодан. И тут начались такие терзания, что Белинда присела на край кровати и глубоко вздохнула. Почему она так нервничает? Как будто чего-то боится? Но Белинда знала, откуда эта неожиданная тревога, это нервное возбуждение. Она впервые в жизни выезжала на съемки. И онбудет там. О Господи!
      Но какое ей до него дело?
      Он наверняка чудовищный эгоист. Говорили, с ним трудно работать на съемочной площадке, он слишком требователен, бескомпромиссен и не поддается на уговоры. А она обманула его. Хотя он – звезда. Что, если он настоит на том, чтобы сменили сценариста? Что, если заставит отстранить ее от участия в производстве фильма? Ведь если он затаил обиду, то может причинить большой ущерб ее карьере. Но возможно, он отнесся к случившемуся с полным безразличием? Может, он и в самом деле не вспомнит ее?
      Джексон Форд.
       Джексон Форд и ее мать.

      Она понятия не имела, сколько сейчас времени.
      Ей казалось, что она умирает.
      Мэри застонала и перекатилась на другой бок. Сердце у нее колотилось, в голове пульсировала боль. В горле пересохло. Очень хотелось пить. Мэри с трудом села и взглянула на часы. Как это она вчера умудрилась дойти до такого состояния?
      Винс.
      В памяти постепенно начало всплывать все, что произошло.
      Она весь день провела с Бет. Потом… Потом, мучаясь угрызениями совести и уже немного навеселе, Мэри отправилась домой, по дороге зашла в магазин, затем приготовила Винсу отличный ужин. Он пришел поздно и, как ни странно, был совсем не голоден. Мэри обиделась и разозлилась.
      Чем больше она думала об этом, тем яснее сознавала, что за последние дни они с Винсом почти не разговаривали. Сексом они занимались один или два раза в неделю, но его мысли были постоянно чем-то заняты.
      Не может быть, чтобы у него появилась другая женщина, хотя чем черт не шутит. Винс не из тех мужчин, что заводят интрижки на стороне.
      Шесть из семи вечеров в неделю он был дома, с ней. Один вечер Винс имел полное право провести с приятелями в мужской компании. Это было бы справедливо. Но… нет, в тот вечер он, наверное, был с приятелями.
      Мэри встала и приняла душ. Ей стало немного лучше, но похмелье не прошло. Кокаиновые похмелья были хуже всего – они отнимали много сил. Она продолжала думать о Винсе, и в душе ее нарастала тревога. Когда он последний раз занимался с ней любовью? Должно быть, около двух недель назад. Значит, что-то случилось.
      Мысль о том, что она может потерять Винса, привела ее в ужас.
      Мать, конечно, рассмеялась бы и сказала, что Мэри не сможет удержать мужчину, если не сбросит лишний вес. Это, разумеется, вздор. А вдруг нет?
      Бет была бы в восторге. Она ненормальная, если надеется, что Мэри переедет к ней. Подурачиться с женщиной – это одно, но открыто жить вместе – совсем другое дело. К тому же она любит Винса.
      Не на шутку встревоженная, Мэри накинула большую фланелевую сорочку Винса и босиком направилась в спальню. В ящике комода она нащупала под своим бельем металлическую шкатулку и вынула ее. Там находились ампулы, аптечные весы, соломинки, бритва, деньги – но пакетиков из фольги не было.
      Черт побери! У нее ничего не осталось.
      Мэри быстро подсчитала наличные: сто семьдесят пять долларов. И денег совсем мало. А ведь еще недавно было триста двадцать пять долларов. Она, кажется, не продала то, что должна была продать. Или продала? Если память не обманывает ее, она дважды брала для себя по полграмма из того, что подлежало продаже.
      Она начала придумывать, как солгать Винсу, чтобы выпросить денег. Пожалуй, надо попросить денег на продукты. Сказать, что пригласила на ужин друзей. Но на эти расходы она получит от Винса полсотни долларов – не больше.
      Можно, конечно, обратиться к матери. Но это очень унизительно.
      Мать даст ей денег – проблема не в этом. Она будет насмехаться над ней и говорить колкости.
      Ее жизнь дала трещину. Винс, наверное, устал от нее. И вполне возможно, завел интрижку.
      Надо делать все по порядку. Сначала Мэри заедет к нему на работу и попытается взять немного денег. Потом позвонит Бену. Может, он поверит ей в долг – раньше так иногда бывало. Если бы ей удалось вспомнить, кому она продала наркотик (она это в конце концов обязательно вспомнит), то она позвонила бы этому человеку и поторопила с оплатой. Ну а на худой конец она всегда может обратиться к матери…

      Он ненавидел школу.
      – Ну, живо, Рик! – говорил Джек, тряся его за плечо. – Пора вставать.
      – Отвали, – пробормотал Рик, протирая глаза.
      Когда он наконец открыл их, Джек уже ушел.
      Рик ненавидел все школы, но особенно эту. Парни здесь были сплошь педерасты и снобы, и все они смотрели на него свысока. Чтоб они пропали!
      Рик натянул разорванные и выгоревшие черные джинсы, светло-зеленую рубаху, выгоревшую черную куртку – свое обычное облачение. Он уже курил «Кул». Джеку не нравилось, что Рик курит, и он запретил ему курить в других местах, кроме своей комнаты и балкона. Ладно. Когда Джека не было дома, Рик курил в гостиной, потягивая пиво, и смотрел телевизор с большим экраном.
      Вот это был телевизор так телевизор!
      Впрочем, как и все остальное в расположенной в Вествуде холостяцкой резиденции с тремя спальнями, принадлежащей Джеку. Рик ненавидел Лос-Анджелес, хотя эта резиденция, как и ранчо в Санта-Барбаре, ему нравилась. Оба дома были небольшими по сравнению с великолепными усадьбами вдоль Родео-драйв и в остальной части Беверли-Хиллз, но Рику они казались настоящими дворцами. Чтобы жить в таких хоромах, стоило даже ходить в школу.
      Он докурил сигарету и, запустив руку в задний карман, выудил пять долларов. Черт побери! Ему не хватает сорока баксов. Джек давал ему приличную сумму на карманные расходы – пятьдесят баксов в неделю. Этого должно было хватать на транспорт, еду, сигареты и все прочее вроде альбомов, новой рубашки и кино. Но денег едва хватало на кокаин, побаловаться которым любил Рик. На днях он впервые попробовал «крэк», и ему понравилось. На десять баксов можно купить достаточно «крэка», чтобы пару часиков провести под кайфом. Может, он вообще перейдет на «крэк».
      Рик знал, что если попросить у Джека еще денег, он захочет узнать, на что они потребовались. Свою еженедельную субсидию он уже израсходовал. Пятьдесят баксов в неделю! Братан мог бы раскошелиться и на сотню.
      Рик вышел на кухню, где Джек, закончив завтрак, ставил посуду в раковину. Джек дружески улыбнулся ему, но Рик знал, что улыбка неискренняя. Ведь он актер. Да и что ему до Рика за дело! До какого-то мальчишки с улицы! Он до сих пор не понимал, зачем Джек взял его к себе. Возможно, чтобы не мучили угрызения совести.
      – Я уезжаю через несколько часов, – сказал Джек. – Надеюсь, ты будешь вести себя как следует. Я тебе верю. И пожалуйста, не выводи из себя Рут Гудман.
      – Да, будь спокоен, – отозвался Рик. Он знал, что Джек не верит ему. Живым доказательством этого была Рут Гудман. Господи! Джек нанял для него няньку!
      – В следующий уик-энд я постараюсь прилететь домой, – продолжал Джек. – Веди себя хорошо с Рут. И не вздумай прогуливать занятия в школе.
      Рик пробормотал что-то невнятное, выразив согласие. А сам между тем лихорадочно соображал, как бы ему раздобыть денег на «крэк» и пиво.
      – Перед отъездом мы с тобой уже не увидимся. – Джек посмотрел ему прямо в глаза. – Если тебе что-нибудь понадобится, если возникнет проблема, позвони мне в Тусон, договорились? Номер я приклеил скотчем возле телефона.
      Немного помедлив, Джек ушел, а Рик задумался о том, что ему делать дальше. Еще хотя бы день такой добродетельной жизни – и он спятит. Нужно раздобыть денег. Проще всего поискать что-нибудь подходящее здесь. Он направился в комнату Джека, остановился на пороге и огляделся.
      Комната была выдержана в стиле модерн – вся белая, кроме огромных размеров черной кровати. Наволочки в черную и белую полосу, простыни тоже в черную и белую полосу. Женщин здесь побывало великое множество. Джек с самого начала объяснил, что у него много друзей среди женщин. Друзей. Ладно. Из-за шума, который кое-кто из них поднимал по ночам, Рик иногда не мог заснуть до утра. Его восхищала богатая сексуальная жизнь брата: в постели он очень редко бывал один. Рик завидовал ему.
      Он нашел золотые с бриллиантами запонки, которые однажды видел на Джеке. Они были небрежно брошены в хрустальную пепельницу, где лежали всякие мелочи: несколько купюр по одному доллару и разменная монета, серебряная скрепка для счетов, золотая булавка для галстука, украшенная бриллиантом, галстук-бабочка, спички…
      Немного подумав, Рик остановил выбор на запонках.

      Джексон Форд и ее мать.
      Даже сейчас, когда Белинда мчалась по скоростному шоссе и ветер трепал ее волосы, мысль об этом болью отозвалась в сердце. Это не должно было бы задевать ее. Но задевало.
      И оставляло такое ощущение, словно ее предали.
      Белинда глубоко вздохнула. Хуже всего было то, что Белинду влекло к нему. Сильно. По-настоящему. Его мужская притягательность была так велика, что любая женщина чувствовала себя беспомощной перед ним, если он проверял на ней свой магнетизм.
      Белинда с нетерпением ждала встречи с Джеком, выбирая удобный момент, чтобы улизнуть с вечеринки Маджориса, и обдумывая, как бы поделикатнее отделаться от Адама. В это мгновение она краем глаза заметила в другом конце комнаты мать и отца, о чем-то беседующих с Джеком Фордом.
      Никто из них не улыбался. Белинде это показалось странным. Может, они знакомы? Потом на лице Эйба появилась очень неприятная ухмылка – жестокая и злорадная. Джек резко повернулся и пошел прочь. Нэнси на своих высоких каблучках и в шелковом костюме почти бегом пересекла комнату и исчезла в конце коридора. Белинда сразу же заметила, что мать едва сдерживает слезы. Она взглянула на Эйба. Форд ушел, но у отца была явно довольная физиономия.
      Она нашла мать в дамской комнате.
      – Мам, это я, Белинда. – Сквозь закрытую дверь она слышала ее всхлипывания.
      Наконец дверь открылась.
      – Прошу тебя, Белинда, не сейчас…
      Нэнси представляла собой жалкое зрелище.
      – Мама, что все это значит? – спросила ошеломленная Белинда.
      Нэнси снова заплакала. Белинда протиснулась в дамскую комнату и остановилась в нерешительности. Ей еще никогда не приходилось успокаивать мать.
      – Мама? Не хочешь поговорить об этом?
      – Я ненавижу его! – воскликнула Нэнси сквозь слезы. – Я его ненавижу.
      – Что Эйб наделал на этот раз?
      – Не Эйб, а он. Джек Форд!
      Белинда в растерянности уставилась на нее.
      И Нэнси, всхлипывая, поведала дочери о короткой любовной связи с Джеком Фордом.
      Белинда – хоть убей – не могла себе представить этих людей вместе, хотя видела их собственными глазами. Белинда вспомнила, как он взглянул на нее в тот момент, когда они занимались любовью. Вспомнила, как встретилась с ним глазами на вечеринке, и у нее не осталось сомнений в том, что тот шофер и Джексон Форд – одно и то же лицо.
      Нэнси тогда влюбилась в него.
      Белинда с силой вцепилась в рулевое колесо, ставшее влажным под руками. Невозможно поверить, что ее мать была влюблена в Джека Форда. У Нэнси тайная любовная связь? А как же Эйб? Но разве Эйб этого не заслуживал?
      Трудно вообразить, что сделал бы Эйб, если бы узнал об этом. Он, наверное, убил бы Нэнси! И Форда – тоже!
      Белинда не была бессердечной. И тогда, на вечеринке, и сейчас она, несмотря на шок, пыталась с пониманием отнестись к ситуации. Но почему-то сочувствия к ним не ощущала. Белинда, конечно, догадывалась, что Нэнси была очень одинока и не могла устоять перед обаянием Форда, тем более что она видела его ежедневно. Тем не менее Белинда почти ненавидела их обоих. Когда она представляла себе их вместе, у нее до боли сжималось сердце.
      Слава Богу, что она вовремя узнала правду! Слава Богу. Потому что в тот вечер Белинда предвкушала встречу с Фордом с таким энтузиазмом, какого не чувствовала уже давным-давно. Даже теперь, зная, как была близка к тому, чтобы переспать с бывшим любовником своей матери, Белинда ничего не могла поделать с собой. От мужчины она ждала, чтобы он страстно желал ее и только ее, а потом ушел, навсегда запомнив, как хорошо было с ней. Белинде просто необходимо было самоутвердиться после того, как ее по-свински бросил этот мерзавец Род. Она думала, что Род любит ее, а он однажды просто ушел, не сказав ни слова. А шесть месяцев спустя женился. Это предательство опустошило Белинду.
      Задумавшись, она чуть не пропустила вход на строительный участок. Она свернула с шоссе, мысленно возблагодарив судьбу за то, что ее встреча с Фордом расстроилась. Как бы он ни вел себя по отношению к ней, Белинда была твердо намерена ограничиться деловыми отношениями. Она не утратит самообладания и ничем не выкажет своего презрения. Просто сделает вид, будто не имеет ни малейшего понятия о том, что когда-то он и ее мать были любовниками.

      Мэри несколько раз бывала у него на работе. Она припарковалась возле входа на строительный участок рядом с красной «тойотой», вышла из машины и направилась к дому. Облегающий фигуру свитер сразу же привлек заинтересованные взгляды плотников. Этот свитер Мэри надела специально для Винса: ему он очень нравился.
      Она мысленно прокручивала диалог с Винсом: «Винс, дорогой, я пригласила Джима и Барбару на ужин в субботу и хочу угостить их на славу. Мне нужна сотня долларов…»
      Он, конечно, удивится, зачем ей столько денег.
      И даже если даст эту сумму, то что произойдет потом, когда выяснится, что никакого ужина даже не планировалось?
      – Где Винс? – спросила она у парня, прилаживающего лист кровельного железа к диагональным опорам каркаса крыши.
      – Внутри, – ответил он.
      Перешагнув кучу строительного мусора, Мэри вошла в дом, где в углу двое плотников стучали молотками, заколачивая гвозди.
      Она увидела их сразу же: Винса, расстроенного и сердитого, и женщину с фигурой, как у Ракель Уэлш, в красном трикотажном платье. Она разговаривала с ним, стоя спиной к Мэри. Это была она.Мэри поняла это, как только увидела их. Великолепная блондинка.
      Винс схватил женщину за плечи и взглянул на нее с такой страстью, что Мэри почувствовала себя совсем скверно. Потом Винс поднял глаза и через плечо блондинки увидел жену. Его лицо выразило глубокое изумление, и он инстинктивно опустил руки.
      Интуиция подсказывала Мэри, что следует немедленно повернуться и бежать.
      Вместо этого она медленно подошла к ним, пытаясь дышать равномерно, а не как после забега на дальнюю дистанцию. Мэри ощущала пульсирующую боль в висках. Ей отчаянно хотелось выпить.
      – Мэри? – прозвучал хриплый голос Винса.
      Мэри во все глаза уставилась на женщину, которая теперь повернулась и тоже внимательно смотрела на нее. Красавица. Не то чтобы совсем худая, но без единой унции лишнего жира. Фигура у нее была как у тренера по аэробике. Мэри хотелось убить эту женщину или по крайней мере выцарапать ей глаза.
      – Привет, – сдержанно сказала женщина. – Я давненько присматривалась к этому дому и решила попросить десятника показать мне его. Вы владелица дома?
      Мэри понимала, что она лжет. Эта женщина – любовница Винса. Они спят вместе. Она это чувствует.
      – Я жена десятника, – напряженно сообщила Мэри.
      – Что ты здесь делаешь, Мэри? – Винс схватил жену за локоть.
      Мэри даже не взглянула на него, продолжая рассматривать женщину, которая наблюдала за ними, хотя делала вид, что не обращает на них внимания.
      – Я Мэри Спаццио, – представилась Мэри. – А вы?.. – Ей было необходимо узнать, кто она такая.
      – Белинда Глассман, – сказала женщина, немного помедлив. – Ну что ж, спасибо, Винс, за то, что показали мне дом. Приятно было познакомиться, Мэри.
      Мэри смотрела, как она уходит, шагая широким, упругим шагом, потом взглянула на Винса. Он не заметил, что Мэри наблюдает за ним, а она уловила неприкрытую страсть и отчаяние на его лице. Мэри не могла больше находиться рядом с ним, она ненавидела его и ненавидела ее. Повернувшись, Мэри выскочила из дома следом за Белиндой.
      – Подождите! – крикнула она, когда Белинда уже садилась в машину.
      Белинда оглянулась.
      – Держись от него подальше, – крикнула Мэри, – или я убью тебя!
      – Боюсь, вы ошибаетесь, – сказала Белинда, садясь в «тойоту».
      – Сучка! – крикнула Мэри сквозь слезы. – Мерзкая сучка! – Но машина уже исчезла за поворотом.

      С большой неохотой – и это еще мягко сказано – Винс повернул свой пикап на дорожку, ведущую к дому.
      В тысячный раз прокрутив в мозгу встречу жены с любовницей, он подумал, что Белинда с честью вышла из неприятной ситуации. Она вела себя безупречно. И ничем не выдала себя. Дала весьма логичное объяснение – не придерешься. Почему в таком случае Мэри не поверила?
      Винс вылез из пикапа и остановился по дороге, чтобы полить цветы. Не глядя в сторону дома, он не спеша оборвал несколько засохших цветков. Уши у него горели. Наконец, поняв, что дольше невозможно откладывать неизбежное, Винс вошел в дом.
      Мэри сидела за кухонным столом с заплаканными глазами и раскрасневшимся от ярости лицом.
      – Давно? – спросила она. – Давно ли,отвечай мне, мерзавец!
      – Мэри, о чем ты? – попытался выкрутиться Винс, не понимая, почему бы ему не сказать ей всю правду, тем более что он уже несколько месяцев собирался сделать это.
      – Ты знаешь, о чем я говорю! – взвизгнула она, вставая из-за стола. – Ты трахаешь Белинду Глассман?
      – Нет, – солгал Винс. Не успел он произнести это слово, как понял: Мэри знает, что это ложь.
      – Я ненавижу тебя! – воскликнула она и, не дав мужу опомниться, схватила со стола бокал и швырнула в него.
      Он едва успел увернуться. Просвистев возле его правого виска, бокал ударился о стену, разбившись вдребезги.
      – О Господи, – только и вымолвил Винс.
      – Сколько времени это продолжается? Я желаю знать, давно ли ты трахаешь ее? – орала Мэри, и Винс понял, что она сильно навеселе.
      – Мэри, я не знаю, что и сказать…
      – Свинья! – В него полетела солонка. – Кобель! – За солонкой последовала мельница для перца.
      – Пропади все пропадом! – рявкнул Винс. – Я рад, что ты узнала.
      Мэри замерла.
      – Значит, это правда?
      У нее дрожал от обиды голос, и она выглядела такой молодой и беззащитной, что Винс почувствовал себя совершенным негодяем. Ведь он когда-то любил Мэри. И не хотел обижать ее.
      – Ты любишь ее, Винс?
      Он помедлил. Пристально глядя на него, Мэри ждала ответа.
      – Да.
      – Подонок! – Мэри чуть покачнулась. – Она богачка. Дочь Эйба Глассмана. Что, по-твоему, ей нужно от простого плотника вроде тебя? А? Что? Ты нужен ей только ради секса, Винс.
      Обидные слова. Он понимал, что Мэри хочет задеть его. Самое главное – она была права.
      – Я ненавижу тебя! – орала Мэри, швыряя в него все, что попадалось под руку, и осыпая его такими грязными ругательствами, каких он еще не слыхивал.
      «Она сошла с ума», – подумал Винс, вдруг испугавшись, и выскользнул за дверь.
      – Я ненавижу вас обоих! – неслось ему вслед. – Вы еще пожалеете об этом – и ты, и Белинда Глассман!

      Небрежно стукнув в дверь, Джек вошел в комнату. Настроение у него было превосходное. Они только что расселились в гостинице. В руках Джек держал сценарий, хотя ему незачем было туда заглядывать, потому что свои реплики он уже знал наизусть. По пути из аэропорта, когда они проезжали каменистой пустыней в каньон Вентанна, где расположилась большая часть съемочной группы, ему в голову вдруг пришла одна мысль относительно интерпретации образа его героя Ника Райдера. Он хотел попросить Мелоди почитать ему реплики партнера.
      Увидев ее, он замер.
      Мелоди вытирала слезы. Глаза ее покраснели.
      – Мел? – испугался Джек. – Что случилось?
      Она отвернулась.
      – Прошу тебя, Джек, не сейчас.
      Мелоди плакала. Но почему? За несколько лет их знакомства он только однажды видел Мелоди плачущей: ее тогда обидел он сам.
      – Мел, с тобой все в порядке? – спросил Джек, легонько прикоснувшись к ее плечу.
      – Нет, я совсем расклеилась.
      Плечи ее вздрагивали. Джек сжал их руками.
      – Скажи, что случилось? – прошептал он. – Мне невыносимо видеть тебя в таком состоянии.
      Мелоди застонала и, неожиданно обняв Джека, спрятала лицо на его груди. Он опустился рядом с ней на краешек кровати и стал поглаживать по спине.
      – Неужели это я чем-то расстроил тебя?
      – Нет, Джек, нет. Видишь ли, иногда… на меня нападает такая депрессия… Мне кажется, я больше не выдержу!
      – Расскажи мне обо всем, Мел. Я хочу помочь, – попросил он, покачивая ее.
      – Это все из-за одиночества, – всхлипнула она. – Я так одинока. У меня никого нет. Совсем никого.
      – У тебя есть я. – Джек обнял ее покрепче.
      Мелоди дрожала всем телом.
      – Тебе этого не понять, Джек. Я не красавица и не звезда. У меня никого нет. А у меня, как у любого человека, есть потребности. И не только физиологические, но и эмоциональные.
      Она буквально повисла на нем.
      – Боже мой! – воскликнул потрясенный Джек. – Я отнимаю у тебя все твое время! И у тебя не остается времени для себя!
      Мелоди молчала.
      Джек подумал о толпах девиц, бегающих за ним, и попытался представить, каково все это видеть Мелоди. Как же она это выносит? Не он ли виноват в этом? Джек понимал, что виноват хотя бы отчасти, потому что монополизировал ее время. И еще интересно бы знать, сознавала ли Мелоди, что говорит, когда на днях буквально предложила ему себя. Наверное, все-таки сознавала. Его не влекло к этой женщине, но он испытывал к ней множество чувств, в том числе и нежных, так что это вполне могло сойти за желание. Зачем делать из этого проблему? Они с ней все-таки действительно друзья. А секс – это всего лишь секс. Кстати, это ведь из-за него у нее нет времени, чтобы подумать о себе.
      Не разжимая объятий, Джек прикоснулся губами к ее виску. Впервые он осознал, что у Мелоди податливое и очень женственное тело, ощутил, как прижались к нему ее полные тяжелые груди.
      – Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя несчастной, Мел, – хрипло произнес он. Это были не пустые слова, Джек действительно не хотел этого.
      Она взглянула на него широко распахнутыми глазами – такая беззащитная, такая растерянная.
      – Я могу ненадолго избавить тебя от одиночества, – сказал Джек и сделал длинную паузу, чтобы до Мелоди дошел смысл его слов. У нее округлились глаза, губы раскрылись. Джек поцеловал ее.
      Она открыла рот, и язык Джека осторожно проник внутрь.
      Руки Мелоди зарылись в его волосы, она каким-то образом оказалась лежащей на спине, он – на ней. Губы Мелоди были раскрыты – жадные, изголодавшиеся, бесстыдные. Она обвила Джека ногами, притягивая к себе. Он немедленно отреагировал, и его член – твердый, тяжелый – уже пульсировал, прижимаясь к ней и нетерпеливо ожидая вторжения в ее плоть. Мелоди застонала, откинула голову, и Джек поцеловал ее в шею.
      Ее страстная реакция, на мгновение удивив, разожгла его. Он забыл, что это Мел. Тело лежащей под ним женщины было податливым, теплым и дрожало от нетерпеливого желания.
      – М-м-м, – простонал он, лаская языком сосок – такой нежный, такой твердый.
      Войдя в нее, Джек отметил жаркую влажность и восхитительную упругость сжавших его мускулов. Женщина под ним сгорала от нетерпения. Он с изумлением вспомнил, что это Мелоди.
      – Джек, о Джек! – выдохнула она, когда его член вторгся в ее тело, и достигла оргазма, выкрикнув его имя.

      – Эйб, слава Богу, что ты в городе! – воскликнул Тед Маджорис, в голосе которого явно звучала паника.
      – Бог здесь ни при чем, – лениво заметил Эйб, откидываясь на спинку кресла в своем лос-анджелесском офисе.
      – Что происходит? Совет сходит с ума! Слухи роятся словно пчелы!
      – Что ты имеешь в виду? – Эйб улыбнулся заламывающему руки Теду. – У нас свободная страна, не так ли? Разве человек не имеет права прикупить несколько акций компании?
      – Эйб, я слышал, что в твоих руках уже тридцать процентов компании. Этоты называешь «несколькими акциями»? Послушай, поговаривают, ты берешь «Северную звезду» под свой контроль.
      Эйб расхохотался:
      – О каком взятии под контроль идет речь, Тед? Я был основным инвестором «Северной звезды» почти двадцать лет.
      Маджорис смущенно замялся.
      – Между восемью и тридцатью процентами – большая разница. Едва ли тебе нужно объяснять это.
      – И не надо, не объясняй. – Эйб беззвучно рассмеялся. – Послушай, моя дочь продала сценарий «Северной звезде», помнишь?
      – Как не помнить, фильм уже запущен в производство.
      – Съемки начинаются завтра, – уточнил Эйб. – Я просто решил немного поддержать ее, купив несколько дополнительных акций – и все.
      – Ага. Значит, вот как обстоят дела. Ну что ж, в этом есть смысл. А ты меня не обманываешь, Эйб? Ты знаешь, что можешь доверять мне. Я никому не скажу ни слова.
      Следующие пять минут Эйб убеждал Маджориса, что никакого взятия под контроль не планируется, уверенный в том, что уж теперь-то слухи наверняка не прекратятся. Более того, они даже усилятся, поскольку он только что ловко направил их по ложному пути. Отделавшись от Маджориса, он спросил у Розали:
      – Адама Гордона удалось наконец отыскать?
      – Да, сэр, он на проводе.
      – Адам, – пророкотал Эйб, – где тебя черти носили вчера? Я целый день безуспешно пытался связаться с тобой! Я в городе, и нам не мешало бы встретиться.
      – Я был с Белиндой.
      Радостное возбуждение охватило Эйба, он даже подался вперед.
      – Весь день?
      – Весь день, – самодовольно ответил Адам. – По правде говоря, я только что вернулся домой.
      Эйб расхохотался:
      – Значит, ты все-таки забрался к ней в постель, а? Много же тебе потребовалось времени, я даже начал сомневаться, удастся ли это тебе. Ну, рассказывай, крепка ли твоя позиция? Она уже влюблена в тебя?
      Последовала пауза, в течение которой Эйб ясно представил Адама – напряженного, расстроенного, может быть, даже сердитого. Но черт возьми, Адаму так долго не удавалось добиться результатов, что Эйб стал подумывать, не сократить ли побочную деятельность Адама, если она мешает ему добиваться Белинды.
      – Она сопротивляется, – наконец сообщил Адам. – Она очень упряма.
      Эйб снова рассмеялся:
      – Мне ли этого не знать! А ты, приятель, поезжай-ка лучше на съемки и не останавливайся на достигнутых результатах. – Его дружеский тон сменился жестким, в нем прозвучало предостережение. – Ты ухватился за краешек, смотри не упусти его.
      Эйб повесил трубку и потянулся, удовлетворенно улыбаясь. Он вообразил, как Адам мчится за Белиндой в Аризону. Кует железо, пока горячо. И фыркнул. Настроение у него было превосходное.
      – Пришли Хельгу, – сказал он Розали по интеркому.
      Эйб всегда испытывал прилив сил, когда чувствовал, что побеждает. В этой связи он вспомнил об Уилле Хейуорде и усмехнулся. Уилл, должно быть, полный идиот, если вздумал шантажировать его.
      На пороге кабинета появилась Хельга – роскошная блондинка, нордическая красавица.
      – Закрой дверь, – приказал Эйб. – И иди сюда.
      Она подошла. Трикотажное платье облегало ее аппетитные формы. Эйб усадил Хельгу на колени и, взяв ее руку, положил на свой твердеющий член.
      – Ты готова, куколка?

      – Я умираю с голоду.
      Мелоди не могла отвести взгляда от Джека. Она все еще лежала в постели, прикрывая простыней грудь. На пустыню за окном спускались сумерки, небо окрасилось во все оттенки радуги. Джек, стоя перед окном на фоне заходящего солнца, натягивал брюки поверх шорт в черную и зеленую полоску. Он был так великолепен, что дух захватывало.
      И только что занимался с ней любовью.
      Именно так, как она это представляла себе.
      Все еще не надев рубашку, Джек выпрямился и заметил, что она наблюдает за ним. Он смущенно усмехнулся и провел рукой по волосам.
      – С ума сойти, а?
      «О Господи, я люблю его», – подумала Мелоди. Ей хотелось оповестить об этом Джека и весь мир. Хотелось сказать ему, как чудесно заниматься с ним любовью. Но вместо этого она продолжала беспомощно смотреть на него.
      Джек надел рубашку.
      – Надеюсь, здесь прилично кормят. Ох, чуть не забыл, Мел. Я ведь хотел прочесть тебе кое-что, чтобы ты посмотрела, как получается.
      Мелоди сразу же села в кровати.
      – Джек, подожди немного. Давай сначала поедим вместе, а потом обсудим твои идеи.
      – Ладно, – согласился Джек, с благодарностью взглянув на нее.
      Мелоди вскочила с постели, схватила одежду и помчалась в ванную. Сердце у нее колотилось от возбуждения. Они будут ужинать вместе! Джек наблюдал за ней с добродушной усмешкой. Он очень хорошо знал женщин и понимал, что сейчас Мел не хочется, чтобы он видел ее тело, как будто осталось что-то, чего он еще не видел. Ему не верилось, что он переспал с Мел. Отогнав от себя эту мысль, Джек стал смотреть в окно и обдумывать предстоящие съемки и характер героя, которого ему предстояло сыграть. Он так глубоко погрузился в размышления, что даже не услышал, как Мелоди, полностью одетая, вернулась из ванной комнаты.
      – Я готова, – застенчиво улыбнулась Мелоди.
      – Мел, – сказал Джек, когда они вышли в коридор, – вчера на меня снизошло великое озарение. Ведь это последний шанс Ника Райдера спастись, вновь обрести человеческие качества, вновь почувствовать себя мужчиной. Как ты думаешь?
      Мелоди, не понимая, поморгала.
      – О чем ты?
      – Мы с тобой говорим о моем герое, – теряя терпение, пояснил Джек и повторил только что высказанные соображения.
      Они вошли в просторный вестибюль с полами из терракоты. Он обвел вестибюль равнодушным взглядом, не задерживаясь ни на ком конкретно. Этот трюк Джек отработал давно и довел до совершенства, хотя сам привлек взгляды если не всех, то большинства присутствующих. В фойе находилось около десятка приезжих, в том числе женщина, которая, повернувшись к нему спиной, разговаривала с портье возле конторки, два человека из съемочной бригады, парикмахер Джека со своим приятелем и помощником. Потом глаза Джека округлились от неожиданности при виде дамы в красном жакете и прямой черной юбке, белокурые волосы которой тяжелой массой рассыпались по плечам.
      Не может быть.
      Джек уставился на нее.
      Он не ошибся: это была она.
      – Спасибо, – сказала дама портье, и у Джека екнуло сердце.
      Еще до того, как она обернулась, едва услышав звук ее голоса, он понял, кто она.
      Это девушка с приема «Северной звезды». Девушка, которая обманула его.
      Потянувшись за сумкой, она заметила его и замерла.
      Джек не мог отвести от нее взгляд, она тоже.
      Так они какое-то время и смотрели в глаза друг другу.
      Девушка была даже лучше, чем он запомнил. Джек забыл, как она действовала на него. Словно удар электрического тока.
      Потом она выпрямилась и улыбнулась самой беззаботной улыбкой.
      – Привет, – небрежно сказала она, как будто и не обманывала его. – Мы, кажется, уже встречались?
       Ей кажется?Она даже не помнит, что они встречались? Такая забывчивая? Не помнит его, Джека Форда, суперзвезду и секс-символа миллионов женщин? Миллионов.Это напомнило ему о том, что она даже не знала, кто он такой.
      Джек не мог поверить этому и, потрясенный, пробормотал:
      – Да, мы с вами встречались. Я очень хорошо это помню.

      Лансинг точно знал, где ее можно найти в это время ночи. У него не было настроения заниматься этим. Ему пришлось даже отменить свидание с той сексапильной блондиночкой-секретаршей. У нее великолепный зад, соблазнительно подчеркнутый облегающим трикотажным платьем, и не менее великолепные сиськи, так и манившие поиграть с ними. А ему вместо этого приходится курсировать по улицам, чтобы побеседовать с проституткой. Его ничуть не привлекала мысль о том, чтобы самому расслабиться с проституткой, хотя это по крайней мере сняло бы напряжение. Придется подождать – если повезет, то до завтра. И тогда Питер пригласит на ленч эту секретаршу… Как там ее зовут? Мелоди, да, именно Мелоди. Почему бы и нет?
      Он очень ясно представил себе Мелоди, и настроение у него заметно ухудшилось. «Совершенно невероятная ситуация», – с сарказмом подумал Питер, тормознув на красный свет.
      Он чувствует к ней сексуальное влечение, причем чем дальше, тем сильнее. А она относится к нему с полнейшим безразличием. Это раздражало его и приводило в отчаяние. Питер не привык к подобному. Обычно стоило ему направить на женщину свое обаяние, как та моментально сдавалась без боя и чаще всего оказывалась в его постели.
      Но не Мелоди.
      Она увлечена своим боссом.
      Такие вот дела.
      Питер представил себе, как это было с ним уже десятки раз, ее роскошное обнаженное тело, бело-розовое, с великолепными округлостями, с аппетитным кругленьким задом в своих руках и еще более аппетитными грудями возле своей щеки в тот момент, когда он погружается в нее – что за дьявольское наваждение!
      Он постарался выбросить из головы все мысли о Мелоди.
      Лия вместе с несколькими другими проститутками работала на сутенера по имени Рамон. Кажется, на него, кроме Лии, работали еще три девушки, но Лансинг в этом не был уверен. Девушки обслуживали два квартала между Двадцатой и Двадцать пятой улицами в западном районе Манхэттена. Они проживали в роскошных квартирах в самой престижной части района – разумеется, и «роскошное жилье», и «престижный район» оценивались по стандартам Гарлема. Рамон был не в ладах с законом, его не раз задерживала полиция. Он носил при себе не только огнестрельное оружие, но и десятидюймовый серебряный охотничий нож.
      Лансинг заметил Лию, появившуюся из темного переулка за пять минут до полуночи. Очевидно, она только что обслужила клиента. У нее были темно-русые волосы, чуть темнее, чем у Джека Форда, и их круто завитые пряди спускались до плеч. Лансинг предпочитал женщин полненьких, однако не мог не признать, что у нее невероятно красивое тело – она была выше среднего роста и стройная. Замедлив ход взятой напрокат машины, Питер высунулся из окна и поехал рядом с ней.
      – Привет, куколка!
      – Привет, красавчик. Гони пятьдесят баксов, и я обслужу тебя прямо в машине, – промурлыкала Лия. Густой слой макияжа не позволял рассмотреть, как она выглядит на самом деле. – С удовольствием предоставлю любые другие услуги – но это обойдется дороже.
      – Договорились.
      Лансинг открыл дверцу машины. Он наблюдал, как Лия обогнула машину спереди. Разумеется, лифчика на ней не было. Твердые округлые груди отчетливо обрисовывались под облегающим топом, дополненным мини-юбкой из такой же ткани.
      Усевшись в машину, Лия с шумом захлопнула дверцу.
      – Можешь потрогать, – схватив его руку, она приложила ее к груди, – но за это отдельная плата.
      Потом Лия протянула руку и сразу же отыскала то, что нужно, в его брюках.
      К этому времени возбуждение у него прошло, но тут же возобновилось при ее прикосновении.
      – Послушай, Лия. – Крепко схватив девушку за запястье, Питер отвел ее руку в сторону, но не отпустил. – Я хочу обсудить с тобой один деловой вопрос, а оральный секс меня не интересует.
      – Ах ты, мерзавец! – воскликнула Лия, вырываясь из его рук. – Отпусти меня!
      – Да получишь ты свои пятьдесят баксов! – рявкнул Лансинг. – Просто посиди и послушай то, что я скажу.
      Она недоверчиво взглянула на него.
      Питер протянул ей пятьдесят долларов и подождал, пока она пересчитала их.
      – Я частный детектив. Меня нанял твой брат, чтобы я отыскал тебя и привез домой. Он очень беспокоится о тебе.
      Она широко раскрыла удивленные глаза.
      – Рик?
      – Нет, Джек Форд. Хотя Рик тоже живет с Фордом в Лос-Анджелесе.
      – Что ему от меня надо?
      – Думаю, он хочет помочь тебе. Но почему бы тебе не слетать к нему и не спросить об этом у него самого?
      Лия долго смотрела на него в упор, потом рассмеялась.
      – Значит, он хочет помочь мне, да? А знает ли он, чем я занимаюсь? Знает, что я проститутка?
      – Я ему сказал, – спокойно ответил Лансинг. – Мы могли бы улететь завтра вечерним рейсом.
      – Зачем мне уезжать? У меня и здесь есть все, что нужно. К тому же… – Лия усмехнулась, – если попадется подходящий клиент, мне нравится то, что я делаю. Я могла бы уехать, если бы захотела. Но мне здесь нравится. Я зарабатываю пять сотен в день – без особого труда. У меня отличное жилье, украшения, любая одежда. А теперь скажи, зачем мне бросать все это и мчаться к какому-то придурку брату, который почему-то решил, что должен спасти мою душу?
      – Послушай, считай это оплаченными каникулами, – предложил Лансинг.
      Она фыркнула, потом быстрым ловким движением расстегнула молнию на его брюках и обхватила рукой пенис.
      – Ой, какой толстенький!
      У Лансинга перехватило дыхание. Его сопротивление могло сломаться в любую минуту.
      – Я никогда не платил за это, – пробормотал он, – и не намерен начинать сейчас.
      – Уверена, тебе не приходится платить за это, – отозвалась Лия и, мгновенно вскрыв зубами пакетик с презервативом, надела его куда следует.
      С трудом переводя дыхание, Лансинг сделал последнюю попытку:
      – Лия, ты могла бы начать новую жизнь. У Форда есть деньги и власть, он помог бы тебе.
      Она задрала свою мини-юбку, обнажив гладко выбритые прелести. «Будь что будет!» – только и подумал Питер и, передвинувшись к середине сиденья, приподнял ее и опустил на свой пенис.

      Рик привык к этому.
      В восемь утра все болтали и смеялись в коридорах в ожидании первого звонка. У всех было с кем поболтать, только не у него. Прислонившись спиной к шкафчику, он посматривал на ребят, ожидая, не взглянет ли кто-нибудь в его сторону. Это случалось редко. Вокруг Рика в радиусе добрых двух-трех футов словно была воздвигнута невидимая стена, отгораживающая его от всех остальных. Никто не пытался проникнуть за эту стену.
      Прозвенел звонок. Осталось пять минут до начала занятий. Рик отправился в мужской туалет и закурил «Кул». У писсуара стоял какой-то парень, двое ребят из приготовительного класса причесывались перед мутным зеркалом, висевшим на стене над грязными раковинами. Рик курил, полуприсев на угол раковины. Парень у писсуара застегнул молнию и ушел. Потом появился какой-то долговязый длинноволосый малый, достал откуда-то «косячок» и затянулся. Он даже не заметил, что не один в туалете, так как уже был под кайфом.
      Ребят из приготовительного класса Рик знал. Блондинчик Бен Фрот, один из самых популярных в школе парней, особенно среди первокурсниц, был сыном крупного финансового воротилы. О том, что он богат, свидетельствовала его одежда от Калвина Клайна и Ральфа Лорена. Его приятель Дейл, тоже из богатой семьи, как и Бен, пользовался популярностью. Рику, конечно, не было до этого дела. Просто противно смотреть, как первокурсницы охают, взвизгивают и закатывают глаза, сплетничая об этих парнях.
      – А вот и придурок, – сказал Фрот, глядя на отражение Рика в зеркале. – Эй, придурок, ты, видно, никогда не меняешь одежду?
      Рик холодно взглянул на него:
      – А зачем?
      Фрот потянул воздух носом и поморщился. Дейл заржал.
      – Может, купим ему какие-нибудь шмотки, а? – презрительно предложил он.
      – Его старший братец мог бы и сам купить ему шмотки, – возразил Фрот. – Не так ли?
      Рик, ни слова не говоря, загасил сигарету.
      – Давай вышвырнем его отсюда! – усмехнулся Фрот.
      Рик шагнул к Фроту и бросил окурок на его белую тенниску.
      – Ах ты, дерьмо! – заорал Фрот, но Рик расхохотался и был таков.
      Он влетел в класс на урок истории одновременно со вторым звонком. На днях Рик уже дрался с Фротом и Дейлом. С ними были еще двое парней. Четверо против одного. Ничего себе соотношение! И почему наказали только его? В этой школе явно можно откупиться деньгами.
      На уроке было скучно, и тянулся он бесконечно. Рик не слушал, о чем шла речь. Он смотрел в окно, пока не почувствовал, что самая красивая девчонка в классе – если не во всей школе – глазеет на него и хихикает, разговаривая со своей подружкой, тоже хорошенькой девчонкой. Та тоже смеялась. Рик покраснел. Наверное, они смеются над ним. Первую девчонку звали Патти. Она была белокурая, с хорошо развитой фигурой. Однажды Рик видел ее в шортах и маечке и не мог оторвать взгляд. Само собой разумеется, она дружила с Фротом.
      Патти заставила его думать о сексе.
      Он утратил невинность с подругой своей матери, когда ему было тринадцать. Заниматься сексом Рику очень понравилось. Приехав в Калифорнию, он еще ни разу ни с кем не переспал, а это означало, что приходилось частенько мастурбировать в ванной комнате. В Хьюстоне Рик имел возможность трахаться сколько хотел, главным образом с проститутками, а иногда с хорошенькими мексиканскими девчонками, слонявшимися по тем же улицам, что и он.
      Урок наконец закончился; Рик встал и пошел к выходу, разглядывая зад Патти, которая шла впереди него. Едва он повернул за угол, направляясь к залу для самостоятельных занятий, как кто-то схватил его за плечо и швырнул о стену. Рик увидел физиономию Фрота, Дейла и еще одного парня.
      – Ах ты, ничтожество! – прошипел Фрот. – Ты все еще здесь?
      Рик заметил, что Патти и ее подружка стоят позади, с нетерпением ожидая захватывающего представления. Рядом столпились еще несколько ребят. Рик, извиваясь всем телом, пытался высвободиться из рук крепко державших его Дейла и третьего парня.
      – Никогда не смей шутить со мной, – прошипел Фрот, сильно ударив его в живот.
      Рик согнулся пополам от боли, ловя ртом воздух. На глазах его выступили слезы. Рика поставили на ноги, схватив за шиворот, и нанесли еще один удар в то же место. Он до крови закусил губу, чтобы не вскрикнуть. Его отпустили, и он упал на колени, ухватившись обеими руками за живот.
      – Ладно, хватит с него, – хрипло бросил Фрот. – Идем, – обратился он к Патти, и та, обняв его за талию, ушла вместе с ним.
      – С тобой все в порядке? – услышал Рик чей-то глухой, почти хриплый голос.
      Рик с трудом оперся на бедро и неуклюже привстал. Подняв голову, он увидел очень темные глаза на смуглом лице.
      – С тобой все в порядке? – повторила девочка, прикасаясь к его плечу. – Я, пожалуй, позову медсестру.
      – Не надо! – Рик не узнал девочку и не понял, почему она о нем беспокоится. У девочки были короткие черные волосы, немного длиннее, чем у него. Она была пухленькая, но это дело вкуса. Он не сказал бы, что это ему не нравится. На ней были мешковатый красный свитер, джинсы и видавшие виды кеды. – Кто ты такая?
      – Лидия. Какие подонки! Ты уверен, что с тобой все в порядке?
      – А тебе не все равно?
      – Видишь ли, мне не безразличны люди, а несправедливость я терпеть не могу, – запальчиво заявила она. – Хорошо бы, этого Фрота кто-нибудь как следует пнул в яйца!
      Рик улыбнулся. Они посмотрели друг на друга, и он заметил удивление, промелькнувшее на ее лице. Потом она ответила ему улыбкой.
      – Когда ты улыбаешься, то похож на него как две капли воды.
      Улыбка на лице Рика завяла. Он понял, о ком говорит Лидия. Рик поднялся на ноги и, сознавая, что ведет себя грубо, повернулся и зашагал прочь.

      – Что мне делать? – жалобно простонала Мэри.
      – Успокойся. – Бет обняла ее. – Значит, Винс завел интрижку с Белиндой Глассман и хочет развестись с тобой?
      – Да, да, да! – крикнула Мэри, плача.
      Глаза у нее покраснели и опухли. Со вчерашнего вечера она, кажется, только и делала, что ела, нюхала кокаин и пила. Мэри понимала, что пора бы остановиться, иначе она рискует набрать еще пятьдесят фунтов веса.
      Вчера Винс вернулся домой после полуночи. Она сделала вид, что не замечает его. Где он был все это время? Зачем спрашивать, она знала где. С ней.
      – Он сам так сказал? А, Мэри?
      Она с большим трудом сосредоточилась на том, что говорит Бет.
      – Нет, нет. Он ничего не говорил о разводе. Но сказал, что любит ее.
      – Почему тебя это так беспокоит? У тебя есть я.
      – Я люблю Винса. Я не хочу тебя, я хочу Винса!
      – Просто ты никак не можешь согласиться с тем, что ты лесбиянка, Мэри. Никак не можешь смириться с этим. Когда научишься воспринимать это правильно, то поймешь, что не любишь Винса.
      – Это неправда! Мне кажется, я могла бы убить эту проклятую Белинду Глассман!
      Бет обняла ее за плечи и подвела к кушетке.
      – Я могу дать тебе все, чего не может дать Винс.
      – Но не детей, – истерически всхлипнула Мэри.
      – Разве ты хочешь детей?
      – Конечно, хочу. Каждая женщина хочет детей.
      – По правде говоря, это для меня новость.
      – Я ненавижу ее! Сучка.
      – Просто тебе обидно, что тебя отвергли. Но все к лучшему, Мэри.
      – Ты говоришь так, потому что хочешь заполучить меня целиком.
      – Не стану этого отрицать. Я не хочу делить тебя ни с кем – ни с Винсом, ни с другим мужчиной, ни с другой женщиной.
      – Ты по крайней мере по-настоящему любишь меня.
      – Почему бы тебе не переехать ко мне?
      Мэри нахмурилась:
      – Просто не верится. Как ты думаешь, сколько времени это у них продолжается, Бет? Ох, будь она проклята!
      – Так ты переедешь ко мне?
      – Только если меня вынудят обстоятельства. Это не может долго продолжаться. Она просто играет с ним.
      Бет отошла к окну.
      – Белинда Глассман. Трудно поверить. Зачем ей связываться с каким-то плотником?
      – Винс великолепный мужчина, – сердито возразила Мэри.
      – Дорогая, эта Белинда Глассман не дочь ли миллионера Эйба Глассмана? Если так, то даже не пытайся тягаться с ней.
      Но Мэри уже не слушала Бет. Ей в голову пришла одна мысль. Вчера в «Новостях» что-то говорили о «Глассман энтерпрайзиз», и диктор упомянул о том, что Эйб Глассман сейчас в Лос-Анджелесе.
      Эйб Глассман в городе.
      Интересно, очень ли трудно будет ей прорваться к отцу Белинды?

      Ей хотелось отхлестать себя по щекам. Безжалостно.
      Почему она сразу не извинилась за то, что обманула его? Зачем вела себя так нечестно? Черт возьми! Он разозлился, это сразу видно. Злой как черт – и все равно безумно сексапильный.
      Белинда засунула руки в карманы джинсов. Она стояла в каньоне возле грузовика с прицепом. Еще не было семи утра, но съемочная бригада уже подтаскивала кабели для внешнего освещения и реквизит, необходимый для оформления сцены. В этот ранний час было еще холодно. Дрожа в легкой куртке, Белинда притопывала ногами, чтобы согреться.
      «Не смей думать об этом человеке как о мужчине, – внушала она себе. – Подумай лучше о том, как спасти свою задницу, когда он узнает, что ты сценарист и что тебе было известно, кто он такой».
      Белинда бросила взгляд на его фургончик.
      Съемка первых дублей была назначена на девять утра. Ее просили прийти на съемочную площадку в семь. Может, Форда еще нет в фургончике? Он, наверное, еще в отеле, нежится с этой пышногрудой рыженькой. Но ведь ей это безразлично. Ей до этого нет никакого дела. Она при первой же возможности должна начать всячески умасливать его.
      Белинда увидела режиссера Дона Масционе в дубленой куртке. Он направлялся к фургончику Форда. Заметив Белинду, он помахал ей рукой в перчатке. Белинда увидела, как он постучал в дверь фургончика. Значит, Форд здесь. Дверь на мгновение распахнулась, и Белинда увидела то, что и ожидала, – эту рыженькую. Масционе исчез за дверью.
      – Там можно выпить горячего кофе, – дружески предложил главный осветитель, указав в сторону импровизированного буфета. – Похоже, вы совсем замерзли. – В руках он держал дрель и охапку электропроводов.
      – Спасибо, – сказала Белинда.
      Уже на полпути к фургончику, в котором была устроена походная кухня, она услышала, как кто-то окликнул ее. Оглянувшись, она увидела Масционе, который стоял на ступеньках фургончика Форда и махал ей рукой. У Белинды екнуло сердце. «Выше голову, леди, – сказала она себе. – В самом худшем случае тебе придется проглотить обиду и смириться с увольнением».
      – Мы хотим внести кое-какие изменения в первую сцену, – объяснил Масционе. – Послушайте, милочка, вам следовало бы надеть теплое пальто.
      Войдя в фургончик, Белинда ничуть не удивилась, что видит там мягкие, обитые замшей кушетки, массивный письменный стол, бар и даже кухоньку. Заметив, что Форда нет в комнате, она немного успокоилась.
      – Я хотел бы, – сказал Масционе, – сделать основной упор на действие, понимаете? Поэтому надо вычеркнуть несколько строк до слов Райдера: «Мы с тобой не друзья, Дерек, и никогда не были друзьями» и так далее.
      То, что говорил Масционе, казалось Белинде полным бредом, однако все утверждали, что он талантлив, поэтому в его словах должно было содержаться рациональное зерно. В это мгновение открылась дверь, и Белинда обернулась. Ее широко распахнутые глаза встретились с глазами Форда.
      – Ты уже знаком с нашим сценаристом, Джек? Белинда…
      – Белинда Карлайл. – Она назвала свой псевдоним.
      – А это, – Масционе широко улыбнулся и хлопнул Форда по плечу, – это звезда.
      Форд не улыбнулся и не пошевелился. Застыл как изваяние.
      – Мы уже, кажется, встречались, – пробормотала Белинда.
      Форд промолчал, но уголки его губ дрогнули то ли в улыбке, то ли в гримасе. У него раздувались ноздри. Он повернулся к ней спиной. Что было явно невежливо.
      – Так что ты собираешься сделать, Дон?
      – Я хочу, чтобы Белинда вычеркнула несколько строк. Чтобы было больше действия. До твоих слов «Дерек, мы никогда не были друзьями» и так далее. Тогда сразу же станут понятны отношения между ними. По-моему, так будет доходчивее.
      Форд кивнул и открыл свой сценарий.
      «Ну погоди!» – подумала Белинда, возмущенная тем, что он как будто не замечает ее присутствия. Она сняла джинсовую куртку. Даже не глядя на него, Белинда знала, что его взгляд немедленно переместился на нее. Под курткой на Белинде была облегающая красная водолазка – разумеется, лифчика под ней не было. Джинсы, обтягивающие фигуру, словно вторая кожа, были заправлены в ее любимые ковбойские сапожки из темно-синей змеиной кожи. Белинда не спеша села, лениво положила ногу на ногу и открыла сценарий. Потом взяла в рот кончик ручки и начала задумчиво его покусывать.
      Джек не сводил с нее глаз. Белинда ощутила какое-то извращенное удовольствие от того, что единолично завладела его вниманием, однако заставила себя сосредоточиться на поправках. Быстро приняв решение, она стала вычеркивать строчку за строчкой.
      – Остановитесь! – приказал Джек. – Что это вы вычеркиваете?
      Немного помедлив, Белинда оторвала взгляд от сценария. Будто не замечая Форда, она обратилась к Масционе:
      – Сколько строчек вычеркнуть?
      – От восьми до десяти. Но постарайтесь, чтобы текст не утратил связности, милочка.
      Белинда кивнула, просмотрела текст всей сцены и снова взглянула на него:
      – Готово.
      – Что-то слишком быстро, – саркастически заметил Форд, вздернув бровь.
      Он протянул руку и, даже не попросив разрешения, взял сценарий у нее из рук. Возмущенная Белинда едва удержалась от резких слов. Он перелистал страницы. На его виске билась жилка. Потом Форд перевел взгляд зеленых глаз на Белинду.
      «Ну вот, начинается, – подумала она. – Ядерная война».
      Свернув сценарий в трубочку, Форд бросил его ей на колени, попав как раз между ног. Свернутый сценарий показался ей похожим по форме на фаллос, и Белинда подумала, уж не умышленно ли он бросил его таким образом. Встретившись с ним взглядом, она поняла, что так оно и есть. В его взгляде был явный и несомненный сексуальный вызов. В фургончике было прохладно. Ее соски немедленно затвердели, но не от холода.
      Форд окинул ее дерзким взглядом:
      – Неплохо.
      – Угу, – пробормотала Белинда, не менее дерзко посмотрев ему в область паха.
      Форд распахнул дверь своей спальни.
      – Пришлите за мной в девять.
      Белинда откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Сердце у нее бешено билось. Каков, а?

      Шустрые парни из личной охраны выставили ее вон.
      Мэри была вне себя от ярости.
      Она вошла в здание без проблем. Поднялась в лифте на верхний этаж тоже без проблем. Секретарша посмотрела на нее как на кучу дерьма и холодно осведомилась:
      – Вам назначена встреча?
      – Нет, но…
      Секретарша заявила, что ей придется уйти. Мэри отказалась и хотела проследовать мимо нее, но поняла, что не знает, куда идти. Она наугад повернула направо.
      Тут-то ее и сцапали два верзилы из личной охраны и вышвырнули вон.
      Мэри сделала вид, что уходит, но тут же вернулась к входу в здание и уселась на скамейку. Если понадобится, она будет ждать хоть целый день.
      Ждать пришлось действительно долго, но наконец он появился.
      Эйб Глассман спускался по ступеням – высокий, широкоплечий, всем своим видом олицетворяющий большие деньги. Глассман направлялся к ожидающему его серебряному лимузину. Вот оно, это мгновение! Сейчас или никогда. Мэри бросилась к нему и преградила путь.
      На ней были джинсы в обтяжку и трикотажный топ, туго облегающий пышную грудь. Длинные волосы ниспадали на плечи. Он увидел ее и широко улыбнулся, не спуская глаз с подпрыгивающих на бегу грудей. То, что Глассман видел, ему явно нравилось.
      «Грязный старикан», – подумала она.
      – Мистер Глассман, прошу вас, подождите!
      Он удивился, но улыбнулся еще шире:
      – Мы с вами знакомы?
      Мэри замедлила шаг. У него был горячий взгляд – удивительно горячий для такого старика.
      – Я хочу поговорить с вами о вашей дочери, о Белинде, – с отчаянием пробормотала Мэри.
      – О Белинде? – Глассман всмотрелся в лицо Мэри и снова улыбнулся: – Время выбрано очень удачно. Позвольте мне подвезти вас.
      Мэри не могла поверить, что ей так повезло и что он так любезен. Не то что его противная секретарша. Водитель открыл перед Мэри дверцу, и она села в машину. Эйб расположился рядом с ней. Дверца закрылась. Мэри закусила губу, сложила руки, взглянула на него.
      Его теплый взгляд ласкал ее. Она затрепетала. Соски напряглись и затвердели – наверное, от прикосновения к грубому трикотажу, – а Глассман не сводил с них взгляда. «Я ему, кажется, понравилась», – подумала Мэри. И мысль эта доставила ей удовольствие. Этот человек – один из самых влиятельных людей в стране. И он хочет ее.
      – Кто вы такая?
      – Мэри. Мэри Спаццио.
      – Что я могу для вас сделать? – спросил он, и лимузин тронулся с места.
      – У вашей дочери любовная интрижка с моим мужем.
      – А кто ваш муж?
      – Винс Спаццио, плотник, работает на генерального подрядчика Джо Батлера.
      – Это очень интересно, Мэри. – Эйб нажал кнопку. Деревянная панель перед ним отодвинулась, обнаружив встроенный бар. – Хотите выпить, Мэри?
      – С удовольствием.
      Налив Мэри бокал белого вина, а себе пива, он снова взглянул на нее горячими черными глазами.
      – Глупец ваш Винс, – усмехнулся Эйб.
      Мэри покраснела.
      – Не могли бы вы остановить ее? Он всего лишь плотник, а она богатая женщина. Для нее это развлечение… но рушится мой брак.
      – Наверное, мог бы. – Эйб снова улыбнулся и отхлебнул пива. – Но зачем мне это делать?
      – Прошу вас. Ведь ваша дочь – богатая наследница… что, если они поженятся?
      Эйб расхохотался:
      – Не поженятся. Вам нужно привести более вескую причину для того, чтобы я остановил их.
      Мэри, пытаясь сосредоточиться, посмотрела в окошко. Потом почувствовала его руку на своем бедре и чуть не уронила бокал с вином. Эйб склонился к ней.
      – Заставь меня захотеть остановить их, – сказал он хриплым шепотом.
      Мэри бросила взгляд на его пах. У старого греховодника была эрекция, да еще какая сильная! Теплая, влажная волна прокатилась по ее телу, сосредоточившись между ног.
      – Я ничего не делаю даром, – пояснил Эйб. Рука его скользнула вверх по ее бедру и остановилась. Растопыренные пальцы почти касались промежности, где ощущалась пульсация.
      Мэри открыла рот, хотела было что-то сказать, но не сказала ни слова.
      Он усмехнулся.
      – У тебя необычайно соблазнительное тело, Мэри. – Рука Эйба коснулась ее груди. Он начал ласкать мягкую нежную плоть, и Мэри закрыла глаза, откинув голову на спинку сиденья.
      – Доставь мне удовольствие, Мэри, – попросил Эйб, – и я с радостью помогу решить твою маленькую проблему.
      Она открыла глаза. Его пальцы поигрывали с соском, и у нее совершенно промокли трусики. К ужасу Мэри, она невероятно возбудилась и отчаянно хотела этого старика. Этого всесильного, богатого человека.
      Эйб задрал вверх топ, обнажив роскошные груди, уткнулся лицом в ложбинку между ними и втянул воздух. Потом взял в рот твердый, остренький сосок и начал посасывать его.
      Мэри опустила руку, чтобы прикоснуться к нему. Она ощутила под пальцами длинное, пульсирующее, твердое, как камень, утолщение. «В его-то возрасте? Невероятно!» – подумала она.
      – Да, – поощрял ее Эйб, – о да, крошка, прикоснись к нему, выпусти его на свободу. – Он расстегнул молнию на брюках, и его пенис – горячий и твердый – упруго выскочил в ее руку.
      Он наклонил Мэри и потерся головкой напряженного члена сначала об один, потом о другой сосок. Мэри казалось, что она достигнет оргазма еще до того, как он войдет в нее. Она возилась с застежкой своих джинсов, но Эйб спустил их одним движением, словно освободил конфету от обертки.
      – О бэби, – пробормотал он, схватив ее за ягодицы и раздвигая ноги коленом.
      Он вошел в нее. Эйб Глассман, один из самых богатых, самых влиятельных людей страны. Оргазм, который она ощутила, был подобен по силе землетрясению.

      Рик стоял, прислонившись спиной к дереву, на автомобильной стоянке. Он находился в нескольких ярдах от сверкающего красного «порше». «Порше» принадлежал Фроту и был совсем новенький. В тени дерева Рика было почти не видно. Он инстинктивно потер болезненно-чувствительное место на животе.
      Сначала Рик услышал смех Патти. Они с Фротом рука об руку шли по направлению к «порше». Уроки закончились минут сорок назад. «Интересно, чем они занимались все это время?» – подумал Рик. Он представил себе Патти в объятиях Фрота. Он страстно целует девчонку, ее соблазнительное тело прижалось к нему. Фрот одной рукой ласкает ее грудь. Рик сердито тряхнул головой, отгоняя это видение.
      Вслед за ними шел Дейл с подружкой Патти. Рик, прищурившись, наблюдал за ними.
      Фрот открыл дверцу машины, и обе девчонки уселись на заднее сиденье. Дейл стоял возле багажника и ждал. Рик выскочил из тени, схватил Фрота за плечо, развернул к себе лицом и стукнул ногой прямо по яйцам.
      Фрот со стоном рухнул на землю.
      Тут к Рику подскочил Дейл и нанес короткий боковой удар правой. Рик увернулся и с дикой ухмылкой сильно саданул Дейла в челюсть. Голова Дейла резко откинулась назад, и он на мгновение потерял равновесие. Рик ударил снова, на сей раз в живот. Дейл согнулся пополам, получил еще удар коленом в физиономию и рухнул на землю. Для ровного счета Рик ударил его по ребрам – удар ощутимый, но не настолько сильный, чтобы сломать ребра. Рик был не дурак. Он давно постиг правило: когда дерешься, не поворачивайся к противнику спиной, пока не убедишься, что враг повержен и недееспособен. Сейчас он убедился, что и Фрот, и Дейл недееспособны, и расслабился.
      Фрот лежал на земле и со стоном ощупывал себя. Повернув к Рику побледневшее как смерть лицо, он прошипел:
      – Ты еще пожалеешь!
      Рик усмехнулся:
      – Никогда больше не вздумай шутить со мной.
      Когда драка закончилась, Патти вылезла из машины и опустилась на колени возле Фрота. Она удивленно взглянула на Рика. Тот, бросив на нее презрительный взгляд, повернулся и зашагал прочь.
      О том, что будет завтра, он старался не думать.
      Он не трус и никогда не был трусом. Он будет драться, пока они не прикончат его.

      «Мы не друзья, Дерек, и никогда не были друзьями».
      На съемочную площадку опустилась полная тишина, не нарушаемая даже птичьим щебетом. Форд застыл в напряженной позе с грозным взглядом потемневших глаз. «Настоящий герой», – подумала Белинда. «То, что надо! – вопил Масционе. – Великолепно! Фантастично!» Белинде пришлось признать, что Форд сыграл Райдера безупречно.
      После мимолетной встречи утром он ни разу не взглянул на нее, а было уже около часа дня.
      Уж не превратилась ли она в невидимку?
      Солнце стояло почти в зените, и, как это обычно бывает в пустыне, стало по-весеннему тепло. Белинда давно сбросила куртку и закатала рукава свитера. Она видела, как Форд направляется к своему фургончику, а рядом семенит Масционе, что-то торопливо говоря и жестикулируя. Потом оба скрылись в фургончике.
      Белинда впервые за день вздохнула с облегчением. Она чувствовала, как напряжение – эмоциональное, физическое, сексуальное – мало-помалу покидает ее. Следует посмотреть правде в глаза: она оказалась в опасном положении. Форд проведет на съемочной площадке всего две недели, а потом все разъедутся на каникулы. Но если Белинда не сумеет взять под контроль свою реакцию на него, это будут очень долгие две недели.
      Взять под контроль?
      Как, черт возьми, можно взять под контроль адское пламя?
      – Эй, Белинда! – крикнула ей ассистентка директора. – Король зовет.
      Белинда, только что собравшаяся купить себе сандвич, застыла.
      – Прошу прощения?
      – Вас требуют ко двору Короля, – усмехнувшись, пояснила ассистентка. Она была лесбиянкой, а поэтому одной из немногих женщин, невосприимчивых к притягательной силе Форда. Она указывала на его фургончик.
      – Меня зовет Масционе? – уточнила Белинда. В горле у нее пересохло.
      – Не-а, – покачала головой помощница ассистента. – Онзовет вас.
 
      Масционе ушел.
      Джек ощущал странное напряжение и внутреннее беспокойство. В нем бурлила энергия, готовая перелиться через край. Так было целый день, с того самого момента, как она утром вошла в его фургончик.
      Так, значит, она писательница.
      Кто бы мог подумать!
      Писательница. Сценарист. Голливудский сценарист. Это означает, что она знала, кто он такой, – знала еще тогда, на приеме, устроенном «Северной звездой». Значит, она уже тогда затеяла игру. И продолжала играть в эту игру сейчас. Что, черт возьми, она о себе возомнила?
      Джек снял рубаху, скатал в комок и швырнул в угол. Где ее черти носят? Он двадцать минут назад сказал ассистентке Масционе, что хочет видеть ее.
      Он сказал помощнице ассистента, что хочет обсудить с Белиндой диалог. Правильно, сказал. Сценарий раскрыт и ждет на столе. Но Форд хотел, чтобы это она была раскрыта и ждала, раздвинув ножки. Ждала его. Ему стало жарко, и он начал открывать окна. Следовало найти выход физическому напряжению. Придется быть осторожнее, иначе можно разбить окно.
      Черт возьми! Она делает это нарочно. Дразнит и заводит его. Однако Джека не проведешь, он безошибочно знает, когда ему дают зеленую улицу. Именно так, как Белинда сделала это тогда, на вечеринке у Маджориса. Может, она от этого получает удовольствие? Разжигает мужика, а потом бросает, как дурачка с вымытой шеей?
      Это просто испорченная девица.
      Но невероятно сексуальная.
      Во всей этой истории есть одна положительная сторона. Ее присутствие заставило Джека играть, как никогда раньше. Никогда еще он не был так хорош, так убедителен на сцене.
      «Хотел бы я устроить представление для нее одной, – мрачно подумал Джек. – В постели».
      Она постучала в дверь.
      Джек помедлил, но лишь долю секунды. Каждый мускул его тела напрягся. Он открыл дверь. В его глазах появилось насмешливое выражение – правда, смеялся он главным образом над самим собой.
      Белинда взглянула на него.
      Насмешливое выражение исчезло. Она знала, как взглянуть на мужчину. Их взгляды встретились. Джек пожалел, что снял рубаху. Он ощутил эрекцию, притом набирающую силу. Небрежным жестом Джек указал на стол.
      – Хочу обсудить с вами один диалог.
      Войдя в фургончик, Белинда сразу же заметила на столе раскрытый сценарий.
      – У вас возникла проблема? – спросила она, повернувшись к нему.
      У него вспыхнули глаза.
      – Можно и так сказать.
      Белинда знала, что произойдет дальше – и это не имело никакого отношения к сценарию. Но Белинда умела играть в эту игру. Она достала из-под мышки собственный экземпляр сценария и вновь почувствовала сексуальный смысл, который они старались ему придать. Белинда взглянула на свернутый сценарий и представила себе Джека – голого, возбужденного, склонившегося над ней.
      Он пристально смотрел на свернутый сценарий в ее руке, и их взгляды снова встретились. Белинда ничуть не сомневалась в том, что они думают об одном.
      – У вас проблема с диалогом? – спросила она.
      – Можно и так сказать. – Губы Джека чуть дрогнули в насмешливой улыбке.
      – На какой странице? – Белинда открыла сценарий.
      И тут у него сдали нервы. Он выхватил сценарий из ее рук.
      – Ты, черт возьми, отлично знаешь, что ни на какой странице там этого нет, ведь ты сама его написала!
      – Не смей выхватывать сценарий!
      Джек швырнул сценарий на кушетку.
      – Ты уже на приеме знала, кто я такой!
      – Знала, ну и что?
      – Ты лгала. Ты затеяла какую-то игру со мной, и ты лгала!
      – Почему, черт возьми, тебе так важно, знала я или нет?
      – Потому что ты ведешь какую-то игру!
      – А ты не любишь игры?
      Он напряженно замер, потом неожиданно улыбнулся и грубо схватил ее за плечи. Белинда оцепенела, понимая, что не сможет освободиться, пока он сам не отпустит ее. Неприятно улыбаясь, Джек притянул ее к себе так близко, что их тела почти соприкоснулись.
      – Я люблю игры, – тихо сказал он. – А ты, значит, хочешь поиграть?
      Белинда чувствовала его теплое дыхание.
      – Я не играю, – с трудом вымолвила она.
      – Ладно. В таком случае я тоже. – Джек сделал неуловимое движение, и Белинда оказалась всем телом – от колен до груди – прижатой к нему. Горячие, очень горячие токи пробежали между ними. Ей стали тесны джинсы, она чувствовала жар, исходящий от его огромного, возбужденного члена, тесно прижатого к ее паху.
      – Так зачем ты притворялась, будто не знаешь, кто я такой? – хрипло спросил Джек.
      Она пылала в огне. Закрыв глаза, Белинда прижалась к нему всем телом.
      – Прикоснись ко мне, – попросила она.
      Его пальцы скользнули между ее ног. Белинда лихорадочно глотнула воздух. Его губы – горячие, нетерпеливые – коснулись ее губ. Белинда застонала.
      В это мгновение открылась дверь.
      – Джек? – раздался голос Мелоди.
      Испуганно охнув, она закрыла дверь.

      Мэри ощущала себя сексуально привлекательной.
      И чувствовала себя великолепно.
      Теперь она сумеет отомстить.
      Мэри полулежала на огромной кровати Эйба, даже не прикрыв простыней обнаженную грудь. Из ванной доносился шум воды. Господи, кто бы мог подумать? Она впервые в жизни достигла оргазма с мужчиной – и с каким мужчиной!
      – Я опаздываю, – сказал Эйб, появляясь из ванной в трусах и застегивая сорочку. – Из-за тебя, куколка. – Он усмехнулся.
      Она улыбнулась в ответ.
      – Можешь оставаться здесь, сколько захочешь. – Эйб взял со стола запонки. – Черт побери, как бы мне хотелось, чтобы сегодня не нужно было лететь в Нью-Йорк. Или чтобы можно было взять с собой тебя.
      – Когда ты вернешься? – простодушно спросила Мэри.
      – Хочешь еще, а? – Явно довольный, Эйб подошел ближе, чтобы приласкать ее груди.
      Мэри охватило невероятно острое желание.
      – Я хочу увидеться с тобой, как только в следующий раз появлюсь в городе. Дай мне номер твоего телефона.
      Мэри продиктовала ему номер. Видит Бог, она мечтала снова встретиться с ним.
      – У тебя лучшие в мире сиськи. – Эйб нехотя оторвался от ее груди.
      – Эйб, подожди! А как насчет Белинды?
      – В этом положись на меня. – Он сверкнул белозубой улыбкой, подмигнул Мэри и ушел.
      Месть. Секс. Эйб Глассман. Господи, как ей хорошо!

      Вчера все его мысли были заняты только Белиндой.
      Сегодня он без конца думал о Мэри.
      Где она, черт возьми, шлялась всю ночь?
      Убить ее мало.
      В два часа ночи Винс позвонил Бет. Та понятия не имела, где Мэри, но сразу встревожилась. Винс выпытал у нее все, что ей было известно. Вчера Мэри отправилась в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с Эйбом Глассманом. При мысли об этом Винс пришел в ужас. Она совсем спятила!
      Бет сказала, что Мэри хотела упросить Эйба уговорить Белинду оставить Винса в покое.
      Винс пришел в ярость. Никому не удастся заставить его держаться подальше от женщины, которую он любит, даже Эйбу Глассману.
      Нет, Мэри действительно убить мало.
      В отличие от Бет Винс был почти уверен, что с Мэри ничего не случилось. Наверное, напилась в каком-нибудь баре и отключилась. Но если она отключилась после того, как развлекалась с каким-нибудь парнем, он из нее душу вытрясет!
      Винс не хотел анализировать овладевшее им чувство, но это было не что иное, как ревность.
      Днем на работе он хватил молотком по большому пальцу. При других обстоятельствах Винс посмеялся бы над собой. Но сейчас ему было не до смеха. Он помчался домой – насколько позволяла скорость транспортного потока, составлявшая не более пяти миль в час. Мэри дома не было.
      Винс ходил из угла в угол и ругался. Он в ярости стукнул кулаком по стене. Было больно, но он не обратил на это внимания.
      Потом Винс услышал звук ее «фольксвагена».
      Он встретил ее на пороге.
      – Где, черт возьми, ты была?
      В руках у Мэри был пакет с продуктами, и она улыбалась.
      – Ходила в магазин. Умираю с голоду.
      Винс выхватил пакет у нее из рук и швырнул на кушетку.
      – Где ты шлялась всю ночь, Мэри?
      – Не твое дело, Винс, – нежным голоском ответила она.
      Он изо всех сил сжал кулаки, чтобы не ударить ее, хотя понимал, что имеет на это полное право, поскольку она сознательно провоцирует его. Собрав рассыпавшиеся продукты, Мэри понесла их на кухню.
      – Я хочу знать, где ты провела ночь. – Винс последовал за ней.
      Мэри повернулась к нему:
      – А тебе что за дело, любовничек? У тебя есть твоя мисс Богачка.
      – Ты моя жена, – отрезал Винс.
      – А ты мой муж. – Она встряхнула густой гривой каштановых волос.
      Винс схватил ее за плечи, и Мэри поморщилась.
      – Ты с кем-нибудь переспала прошлой ночью? Отвечай! – Он был в бешенстве. Винс никогда еще не был так зол, но и с такой проблемой ему никогда еще не приходилось сталкиваться: ведь его жена, возможно, обманывала его!
      – Нет, – быстро ответила Мэри. – Я люблю тебя, Винс, и буду ждать твоего возвращения, когда эта сучка тебя бросит – а она тебя бросит, вот увидишь.
      Что-то непривычное в ее глазах мешало ему поверить ей. Взяв в ладони лицо Мэри, он поцеловал ее со злостью, крепко, до боли. Потом, одной рукой обхватив жену за талию, другой грубо схватил за грудь. Она ответила на его поцелуй.
      Толкнув Мэри на пол в кухне, Винс расстегнул ее джинсы. Она побледнела – то ли от удивления, то ли от страха. Ему было все равно. Сильно возбужденный, Винс чувствовал себя в полной готовности утвердить свою власть над ней. Содрав с жены джинсы, он коленом раздвинул ее ноги, схватил за ягодицы и одним рывком вошел в нее.
      Это походило на спаривание животных, и все закончилось очень быстро.
      Мэри, поднявшись с пола, спокойно начала готовить ужин.

      Душ был очень горячий и принес желанное облегчение ее усталому телу. «Слава Богу, – думала Белинда, выключая краны, – слава Богу, что рыженькая вовремя прервала нас».
      Белинда начала яростно растирать тело полотенцем. Она уже знала, что эта женщина – менеджер Форда и его личная ассистентка (похоже, в Голливуде каждый имеет ассистентку?). То, что она не была ни подружкой, ни последней любовницей Форда, порадовало ее. Очень. Хотя только полный идиот не заметил бы, что Мелоди относится к своему боссу покровительственно, по-хозяйски и ревниво. «Наверное, Форд постоянно нуждается во внимании такого рода», – решила Белинда.
      «Почему вы решили, что я болезненно самолюбив?» – вспомнила она его слова.
      Белинда улыбнулась, надевая шелковые шорты и маечку – и то и другое черного цвета с отделкой из белого кружева.
      Она чуть не совершила серьезную ошибку. Серьезную, если не фатальную. Спать с Фордом во время съемок, когда в его власти обеспечить ей успех или сломать ее карьеру? Она еще не лишилась рассудка. Ишь, что он себе позволяет! Приказывает явиться в его фургончик, чтобы, видите ли, обсудить какой-то диалог! Форд сделал это с единственной целью – залезть к ней в трусики! Белинда ни минуты не сомневалась в этом.
      Как ни минуты не сомневалась в том, что если хочет до конца принимать участие в съемках фильма, то должна держаться подальше от Форда.
      По возможности дальше.
      «Какой бы притягательной силой ни обладал этот мужчина для тебя и для миллиона других женщин. Включая твою мать», – сказала себе Белинда, расчесывая влажные волосы.
      Ну что ж, до того как они разъедутся на рождественские каникулы, осталось продержаться всего тринадцать дней, а когда они соберутся снова, звезды с ними уже не будет. Как ни странно, Белинде было трудно представить себе съемочную площадку без него – такого яркого, властного. Выпадали довольно продолжительные периоды, когда Форд не говорил ни слова, а потом – р-раз! – словно опускался топор. Освещение никуда не годится. Камера не под тем углом. Мизансцена расписана неправильно. Тот-то и тот должен двигаться не вправо, а влево. Когда говорил Король, все замолкали и только слушали. Потом Масционе вносил изменения.
      Справедливости ради Белинда признала, что сегодня Форд всего дважды выступил в роли диктатора – и, похоже, в обоих случаях знал, что говорит. И все же было ясно: все, включая Масционе, ходили перед ним на задних лапках. Все, кроме нее.
      После эпизода в его фургончике Форд ни разу не взглянул на нее. Белинда сознавала, что это раздражает ее, хотя и внушает уважение.
      В дверь постучали. Наверное, принесли заказанный ужин. Как раз вовремя, она проголодалась. Накинув халатик, Белинда направилась к двери, открыла ее и замерла.
      В дверях стоял улыбающийся Джек Форд.
      – Не ожидала? – Его теплый взгляд медленно, уверенно обвел ее с головы до ног.
      – Вы, наверное, попали по ошибке не в ту комнату, – сказала Белинда, готовая прикусить себе язык. Неужели хоть раз в жизни она не может вести себя дипломатично?
      – Я попал туда, куда хотел.
      Она широко раскрыла глаза от удивления, когда Джек с невероятной самоуверенностью проследовал мимо нее в спальню.
      – А-а, понимаю. Вы хотите обсудить со мной диалог.
      Он одарил ее умопомрачительной улыбкой:
      – Диалог подождет. Иди сюда, Белинда.
      Перед его вкрадчивым голосом было трудно устоять.
      – Завтра у нас назначен сбор в шесть утра, – едва дыша, отозвалась Белинда.
      Джек не сводил глаз с ее груди.
      – У тебя невероятно красивое тело. – Он заглянул ей в глаза. – Мы кое-что не закончили. Иди сюда.
      Все могло бы быть так просто… Белинда закрыла дверь и, опустив руки, прислонилась к стене, позволяя ему с восхищением разглядывать ее ноги под распахнувшимся халатиком. Горячий взгляд Джека ласкал ее, гладил… Когда их взгляды снова встретились, в улыбке Джека было обещание и предвкушение, а также уверенность в том, что она капитулировала.
      – Почему я? – спросила вдруг Белинда. – Почему не какая-нибудь другая из сотни женщин, присутствующих на съемках?
      Джек улыбнулся еще шире:
      – Глупый вопрос. Почему ты задаешь глупые вопросы, Белинда? Ты знаешь, я хочу тебя с того самого момента, как впервые увидел. Я тоже знаю, что ты хочешь меня с тех же самых пор. И что хочешь меня сейчас.
      – Желание не имеет к этому отношения. Я не хочу ложиться с тобой в постель. Особенно теперь. Особенно здесь и сегодня.
      – Какая ты лгунья!
      – Нет, физически меня влечет к тебе, но мне нужно думать о своей карьере, и я не намерена подвергать ее риску, переспав с суперзвездой. Секс есть секс, и в конечном счете он не идет ни в какое сравнение с тем, чего хочу я. А я хочу добиться успеха.
      Он замер и больше не улыбался.
      – Думаешь, я причиню тебе вред, если мы переспим?
      Белинда поняла, что Джек, видимо, воспринял это как оскорбление.
      – В этом бизнесе такое случалось. – Она покраснела.
      – В таком случае ты должна понимать, что возможно и обратное. – Джек усмехнулся. – Правильно?
      Белинда молчала.
      – Если ты не переспишь со мной… – Он замолчал. Глаза его горели гневом.
      – Мне приходится защищать себя.
      – Неужели ты действительно считаешь меня каким-то маниакальным эгоцентристом?
      – Я не имею ни малейшего понятия о том, какой ты.
      – Вот именно. Ты не знаешь, какой я на самом деле. Поэтому не смей судить о моих поступках и навешивать мне ярлыки. Понятно, леди? – Джек приблизился к Белинде, но не прикоснулся, а просто стоял и смотрел на нее. – И когда в следующий раз ты вздумаешь вилять перед моими глазами своим задом, я возьму то, что мне предлагают. Ясно?
      – Я не хотела… – начала было оправдываться она, но тут в дверь снова постучали. «Спасена!» – подумала Белинда.
      – Не хотела? Черта с два! Я всего лишь читаю текст, который пишешь ты, бэби. – Джек распахнул дверь и быстро вышел из комнаты.
      Сердце у Белинды колотилось со страшной силой. Не поворачивая головы, она постаралась спокойно сказать:
      – Поставьте поднос на стол, пожалуйста.
      – Что он здесь делал? – прозвучало вдруг за ее спиной.
      Белинда оглянулась:
      – Адам?!

      «Она, видимо, действительно считает меня придурком», – думал Джек. И не мог с этим смириться. Ведь если бы он был таким мерзавцем, как предполагает Белинда, то заставил бы ее переспать с ним, пригрозив в противном случае отстранить от участия в работе над фильмом. Но Джек никогда в жизни не принуждал к сексу ни одну женщину. И не намерен был делать этого впредь.
      Если бы только Джек мог не обращать на нее внимания, то сколько ни крути она задницей перед его глазами, у нее бы ничего не получилось.
      Надо же – Белинда отвергла его.
      Ему пришла в голову ужасная мысль: а что, если ее действительно к нему не влечет? Что, если она играет с ним, словно с глупым, сексуально озабоченным мальчишкой? А он, сам того не желая, подыгрывает ей?
      «Забудь о Белинде, – приказал себе Джек. – Забудь. Пусть даже она хороший сценарист, но как женщина – всего лишь «динамистка». Зачем тебе это надо?»
      Легко сказать, да нелегко сделать. Джек не мог заснуть. Здесь появился ее приятель, тот самый парень, который был с Белиндой на вечеринке у Маджориса, где они встретились впервые. Может, именно в этот момент они занимаются любовью. Джек отчетливо представил себе, как массивный пенис ее дружка вторгается в Белинду, а она стонет от наслаждения. Джек повернулся на живот – возбужденный и злой. Она сейчас с этим безымянным ничтожеством, а могла бы быть с ним. Белинда не просто выставила его, она предпочла ему другого мужчину!
      Невероятно!

* * *

      – Адам, ты не имеешь права допрашивать меня!
      – Ты с ним спала?
      – По-твоему, я идиотка? Я хочу держаться от него как можно дальше!
      Белинда говорила так убедительно, что Адам, поверив ей, успокоился и взял ее за руку. Они сидели на кровати.
      – Извини, Белинда. Я был в шоке, когда увидел, как он выходит из твоей комнаты, а ты так одета.
      – Я тоже была в шоке, когда он здесь появился. – Белинда старалась не думать о предостережении Форда насчет того, что он мог бы навредить ей, если она откажется переспать с ним.
      Адам улыбнулся и прижал руку Белинды к своей груди.
      – Не сердись, я соскучился.
      – За один день?
      – Да.
      – Адам, тебе нельзя здесь оставаться. Я работаю, у меня и без того хватает проблем.
      – Разве я проблема?
      Конечно, он создавал проблему, но не могла же Белинда прямо сказать ему об этом.
      – Нет, я не это имела в виду. Но твое присутствие здесь может причинить вред моей профессиональной репутации.
      – Я приехал всего на несколько дней. Всего. Сегодня среда, мы могли бы провести вместе уик-энд.
      – Нет. Мы работаем и в этот уик-энд, и в следующий, потому что Форд пробудет здесь лишь две недели, до рождественских каникул, и нам необходимо отснять все сцены с его участием. Извини, Адам, но тебе никак нельзя здесь остаться. Прежде чем лететь сюда, следовало посоветоваться со мной.
      – Когда речь идет о тебе, Белинда, я плохо соображаю. Конечно, надо было предварительно позвонить.
      – По-моему, Адам, завтра тебе стоило бы полюбоваться живописными окрестностями, а потом мы могли бы пораньше поужинать вместе, и ты вернулся бы в Лос-Анджелес.
      – Наверное, это лучше, чем ничего. Скажи, а на Рождество ты поедешь в Аспен?
      Белинда насторожилась:
      – Откуда тебе известно, что я езжу в горы на каникулы?
      Он улыбнулся:
      – Ты говорила как-то, что увлекаешься лыжами, а у твоих родителей есть бунгало в Аспене.
      Она совсем забыла об этом. Надо быть осторожнее. По правде говоря, Белинда не думала об Аспене, поскольку голова была забита множеством других мыслей.
      – Я пока не знаю.
      – А я поеду туда. Получил приглашение от Келлеров. Ты, должно быть, знаешь, что гвоздем сезона в Аспене всегда бывает их бал, посещаемый всеми, кто имеет вес в обществе. Пойдешь со мной?
      Конечно, Белинда знала о знаменитом рождественском бале у Келлеров, который они ежегодно устраивали пятнадцатого декабря. Правда, ее еще никогда туда не приглашали, но, как дочь Эйба, она могла пойти туда, если бы пожелала. Пока такого желания у нее не возникало. Но теперь, став восходящей звездой, Белинда подумала, что было бы нелишним завязать там нужные знакомства.
      – Ради твоей карьеры, – заметил Адам, – тебе не следовало бы упускать такую возможность.
      – Договорились, – сказала Белинда. Теперь предстояло преодолеть еще одно препятствие. – Адам, я сегодня поднялась в половине шестого утра. Сейчас десять. Я безумно устала.
      Он был явно разочарован.
      – Извини. Зря ты не позвонил.
      – Ну, делать нечего. Признаюсь, мне хотелось бы заняться с тобой любовью, но я прилетел сюда не только ради секса. Мне хотелось увидеть тебя, побыть с тобой. – Адам коснулся ее щеки.
      Белинда ощутила угрызения совести. Ведь она ни разу не вспомнила об Адаме после их последней встречи.
      – Значит, пожелаем друг другу спокойной ночи?
      – При условии, что встретимся завтра.
      – Договорились.
      Белинда проводила Адама до двери, смиренно подставив щеку для поцелуя. А как только он ушел, в изнеможении рухнула на кровать. И последняя мысль перед тем, как она погрузилась в сон, была, конечно, о нем. О Джеке Форде.

      Царила абсолютная тишина.
      К полудню стало еще теплее, чем накануне, даже жарко. В ноябрьском небе – ни облачка. Площадку в русле пересохшего ручья, на которой они снимали целое утро, кольцом окружали грузовики, прицепы, генераторные установки, кабели, осветительная аппаратура, приспособления для специальных эффектов и масса другого оборудования. В этот момент Джек Форд и его партнерша, потрясающе красивая брюнетка, стояли не двигаясь.
      – Дайте обратный кадр, – без всякого энтузиазма скомандовал Масционе.
      Брюнетка отошла от Джека и заняла исходную позицию. Форд, засунув руки в карманы, сердито уставился себе под ноги. Масционе медленно приблизился к нему.
      – Расслабься, Джек, все в порядке. Уверен, сейчас у тебя все получится.
      Форд взглянул на режиссера. Лицо у него было мрачнее тучи.
      Белинда, наблюдавшая за этой сценой, закусила губу.
      – Послушай, – улыбнулся Масционе, – на этот раз, когда ты произносишь…
      – Нет! – безапелляционным тоном отрезал Форд.
      Все разговоры между членами съемочной бригады немедленно прекратились. Умолк и Масционе. Белинда чувствовала: сегодня что-то идет не так. Еще вчера Форд был великолепен, но сегодня они снимали один и тот же кадр с восьми утра.
      – Что тебя не устраивает, Джек? – спросил Масционе.
      – Этот диалог никуда не годится. – Джек впервые за утро взглянул на Белинду. – Он неубедителен.
      Все посмотрели на Белинду.
      Она покраснела.
      – Что значит «неубедителен»?
      – То, что он неубедителен. Ник Райдер не сказал бы этих слов.
      – Ладно, – миролюбиво сказал Масционе. – Всем перерыв на двадцать минут. Белинда, милочка, подойди сюда.
      Стараясь не выказать своих чувств, Белинда подошла к режиссеру. Он повернулся к ней и, как будто она не слышала его разговора с Фордом, сказал:
      – Думаю, этот диалог нуждается в более тонкой настройке. Попытайся сделать это, милочка.
      Белинда улыбнулась – подхалимствовать перед ним оказалось не так уж трудно – и повернулась к Форду. Он исподлобья смотрел на нее.
      – Что именно я должна сделать? – спросила Белинда самым медоточивым тоном, как и положено «милочке».
      Джек устремил на нее напряженный, пытливый взгляд. В этот момент Белинда поняла, что он тоже помнит вчерашний вечер.
      – Диалог высокопарный, – бросил Джек.
      – Высокопарный? Спасибо, это мне многое говорит. Не могли бы вы развить эту мысль?
      – Райдер не стал бы говорить этих слов Адриенне.
      – Вот как? – Белинда изо всех сил старалась подавить возмущение. – Если вы такой знаток Райдера, почему бы вам самому не подсказать мне, что именно он должен сказать?
      – Милочка, – поспешил вмешаться Масционе, – не раздражайтесь. Мы все стараемся сделать хороший фильм.
      Белинда, не обратив на него внимания, ждала ответа.
      – Думаю, он вообще ничего не стал бы говорить. То, что он чувствует, видно по его глазам, выражению лица, позе.
      – Вы объясняете мне,что должен делать и говорить Ник?
      – Разумеется.
      Они сверлили друг друга взглядом.
      – Но я автор, я создала Ника. Я его выстрадала, вложила в него душу. А вы теперь утверждаете, что знаете его лучше, чем я? – От возмущения у нее зазвенел голос.
      Форд молчал.
      – Милочка, зачем так волноваться? – Масционе, кажется, терял терпение.
      – Нет, – вмешался вдруг Джек. – Ник не сказал бы этого Адриенне. Поверьте мне, уж я-то знаю. Ник – мужчина.Уж будьте уверены, Ник не стал бы сюсюкать с Адриенной так, как вы заставили его это делать!
      – Он не сюсюкает. Ник тревожится за нее!
      – Сразу видно, что это написано женщиной! – заорал Джек. – За версту чувствуется, что это написано женщиной!
      – Время истекло! – бросил Масционе.
      Джек схватил Белинду за плечо.
      – Мы обсудим эту сцену с глазу на глаз.
      – Охотно!
      Белинде пришлось почти бежать, когда Джек, широко шагая, потащил ее к своему фургончику. Присутствующие проводили их изумленными взглядами и начали перешептываться.
      Он втолкнул ее в фургончик. Взбешенная Белинда остановилась посередине. Джек с грохотом захлопнул дверь. Даже фургончик вздрогнул.
      – Теперь мне все понятно. Значит, ты намерен всячески демонстрировать свою власть надо мной? – осведомилась Белинда.
      – О чем ты? Все это вздор. – Джек сердито взглянул на нее. – Я знаю, что говорю. Ник никогда не стал бы сюсюкать с Адриенной.
      – Ник не сюсюкает, поверь мне. Он настоящий мужчина.
      – Откуда тебе знать?
      – Уж поверь мне, настоящего мужчину я всегда отличу.
      Джек расхохотался:
      – Как же, как же! Уж не того ли твоего франтоватого ухажера ты считаешь идеалом настоящего мужчины?
      – Адам не имеет никакого отношения к Нику! Ник – придуманный мной персонаж! Я его создала! Никто не знает его лучше, чем я!
      – Ошибаешься! – заорал Джек. – Ник мой персонаж. Я сам Ник! До тех пор, пока идут съемки, я и есть Ник Райдер!
      – Ладно. Ты Ник Райдер – и ты Король. – Быстрым движением она содрала с себя свитер и бросила его на пол.
      При виде ее полных белых грудей у Джека изумленно округлились глаза.
      – Давай покончим с этим, – сказала Белинда. – Можешь получить то, что хочешь, а потом будем вести себя как нормальные взрослые люди, профессионалы. – Она расстегнула джинсы.
      Джек решительно схватил ее за руку.
      – Надень свитер, – властно потребовал он.
      Посмотрев на него, Белинда встретилась с ледяным взглядом.
      «Белинда, – подумала она, – почему ты только сейчас делаешь это? Надо было раньше».
      Джек снова перевел взгляд на ее грудь.
      – Ты, видно, действительно получаешь удовольствие, заводя меня. Я не святой. У тебя три секунды, после этого я за себя не ручаюсь.
      Белинда натянула свитер, испытывая не то разочарование, не то облегчение.
      – Зачем в таком случае ты приволок меня сюда?
      – Чтобы поработать над этой сценой.
      Она недоверчиво взглянула на него:
      – Ты действительно считаешь эту сцену слишком душещипательной для Ника?
      – Да.
      – Я хотела, чтобы зрители поняли его, по-настоящему поняли в этой сцене.
      – Они поймут. Я этого добьюсь, вот увидишь, Белинда. Я не хочу вычеркивать весь диалог целиком, только с пятой по седьмую строки на последней странице.
      – У тебя здесь есть экземпляр сценария?
      – А как же!
      Джек схватил со стола сценарий и раскрыл его. Хотя Белинду волновало его присутствие, она подошла ближе и попыталась сосредоточиться на тексте.
      – Вот. – Джек указал строку длинным пальцем.
      – Теперь понимаю, – задумчиво сказала она. – Ты действительно мастер передавать чувства без слов.
      – Спасибо.
      Она пожала плечами:
      – Я никогда и не говорила, что ты плохой актер. Ну что ж, почему бы нет? Всего три строчки.
      – Белинда, ты чертовски хороший автор. Я знаю, это твой первый проданный сценарий. Сценарий и впрямь хорош, он держит в напряжении.
      Она улыбнулась:
      – Спасибо.
      – И еще добавлю, что грудь у тебя великолепна. – Джек усмехнулся.
      – Я знаю, – сказала Белинда.
      – Не сомневаюсь. Не хочешь ли перекрутить пленку назад, до того кадра, где ты снимаешь свитер?
      Она окинула его тем самым отработанным призывным взглядом.
      – Ох, пропади все пропадом, – выдохнул Джек. – Белинда…
      – Джек…
      Он подошел к ней и положил крупные теплые руки на ее плечи.
      – О, бэби, ты сведешь меня с ума.
      Белинда прикоснулась к его лицу, стараясь не думать о последствиях того, что они собирались делать. К ее удивлению, Джек дрожал.
      В это мгновение распахнулась дверь. На пороге появился Масционе. Он понял все с первого взгляда, но увиденное, судя по всему, отнюдь не обескуражило его.
      – Черт возьми, Джек! У меня плохие, очень плохие новости. А тебе, милочка, лучше уйти!
      Джек, все еще держа Белинду обеими руками, не ослабил хватку.
      – Она может остаться. Однако ты умеешь выбрать подходящий момент, Дон. Ну, что случилось?
      – Джек, извини, но тебе, пожалуй, лучше присесть.
      Джек не двинулся с места.
      – Это насчет твоей матери, Джек…
      Джек даже не моргнул.
      – Она умерла сегодня утром.
      Джек еще крепче прижал Белинду к себе. Ей показалось, что лицо его выразило удивление.
      – Вот как? – небрежно отозвался Джек. Больше он не сказал ни слова.
      Два часа спустя Джек уже ехал в аэропорт.

      По просьбе Джека все необходимые хлопоты взяла на себя Мелоди. Джанет умерла в своей постели в жалкой мрачной квартирке в Санта-Монике. Очевидно, она отказалась от госпитализации, ограничившись курсом химиотерапии. Похороны были назначены на завтра.
      Мелоди было безумно жаль Джека.
      Она больше не сердилась, не расстраивалась. Ну разве можно сравнить ее беды с несчастьем, обрушившимся на Джека? Мелоди забыла, как была удручена, что Джек не пришел к ней снова и вел себя так, словно никогда и не занимался с ней любовью, а только плясал на задних лапках перед этой белокурой сучкой.
      О чем он думает? Что чувствует?
      Джек не хотел видеть мать. Он не знал, есть ли у нее друзья, и не думал о том, устраивать ли поминки. Джек не хотел заказывать погребальную службу. «Просто позаботься о том, чтобы ее где-нибудь похоронили – все равно где, – процедил он сквозь зубы, едва сдерживая гнев. – У меня нет времени на это».
      Джек не хотел покидать съемки. Даже Масционе не удалось вразумить его. Джека уговорила Мелоди. «Джек, – сказала она, – если газетчики узнают, что ты даже не поехал на похороны собственной матери…» Больше ей не пришлось ничего добавлять. Он ближайшим рейсом вылетел в Лос-Анджелес.
      Почему Джек такой черствый? Все-таки Джанет – его мать. И теперь, когда Мелоди ему нужна, он не подпускает ее к себе.
      Она попыталась оставить послание в Нью-Йорке для Питера Лансинга, хотя сомневалась, что ему удастся вовремя найти Лию и привезти ее на похороны. Оказалось, что он уже уехал из Нью-Йорка.
      А как быть с Риком? Когда Мелоди спросила Джека, как он собирается сообщить о случившемся брату, Джек страшно разозлился. «Не знаю», – прошипел он сквозь зубы, и Мелоди, все поняв, удалилась и оставила его в покое.
      Похороны назначены на завтра. И она должна быть там, рядом с Джеком.

      Должен же он что-то чувствовать. Хоть что-нибудь. Угрызения совести, радость. Облегчение, гнев. Но он не чувствовал ничего.
      Совсем ничего.
      Все мысли Джека были заняты съемками. Белиндой. Он думал о том, что ему пришлось уехать в самый разгар работы над фильмом и именно тогда, когда у них с Белиндой наконец все должно было произойти. Его вновь охватил гнев. Даже своей смертью мать умудрилась помешать ему.
      Умерла. Значит, наверное, не лгала, когда говорила, что умирает. Эгоистка. Пришла к нему, надеясь получить от него прощение и, возможно, спасти свою душу.
      А он и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей.
      Может, с помощью его денег можно было бы найти лучших врачей и продлить ее жизнь? Она даже отказалась от медицинского наблюдения и умерла одна, в какой-то жалкой комнатушке.
      Но какое это имеет значение? Для него мать умерла давным-давно.
      В самой глубине души возникла смутная боль, но Джек не желал вникать в ее причины и обращать на нее внимание.
      То, что Мелоди взяла на себя хлопоты по организации похорон, было для него большим облегчением. Но как поступить с Риком? Следовало немедленно известить его, но Джек не знал, как отреагирует на это известие его брат. Разговоров о Джанет они избегали.
      Снова защемило сердце. На этот раз сильнее.
      Джек опять не обратил на это внимания. Он будет присутствовать на этих чертовых похоронах – ради Рика и еще по одной причине. Мелоди права: его отсутствие вызвало бы отрицательные отклики в прессе, а ему это совершенно не нужно. Но потом Джек отправится в Аспен, чтобы отвести душу, катаясь на лыжах. Масционе сказал ему, что расписание съемок немного меняется и его присутствие необходимо только после рождественских каникул. Джеку хотелось поскорее вновь приступить к работе, и это было вполне понятно после пяти месяцев вынужденного безделья. Наконец-то снова начнется работа. Это важнее всего.
      Все шло превосходно. Просто превосходно.

      Джек замялся в нерешительности. Рик только что вернулся домой из школы и, как обычно, сразу направился к холодильнику, ничуть не удивившись неожиданному возвращению Джека. Джек наблюдал за ним, не зная, как подступиться к брату, как сообщить ему о смерти матери, ведь он понятия не имел, как Рик к ней относился.
      – Рик?
      – Ну? – откликнулся Рик, поглощенный бутербродом с арахисовым маслом и джемом.
      – Нам нужно поговорить.
      Рик бросил на брата настороженный взгляд.
      – Я ничего такого не сделал.
      – Знаю, – сказал Джек и заметил, что Рик вздохнул с явным облегчением. – Иди сюда. – Он обнял его за плечи и повел к кушетке. – Присядем на минутку.
      – В чем дело? – спросил Рик. – Что случилось?
      – Рик, мужайся. Прошлой ночью умерла Джанет.
      Рик побледнел и замер.
      Джек положил руку ему на плечо.
      – У нее был рак – случай безнадежный.
      Наблюдая за выражением лица Рика, Джек увидел в его глазах неподдельное горе. Почувствовав, что глаза наполнились слезами, Рик вскочил и помчался в свою комнату.
      Джек последовал за ним и открыл дверь.
      – Рик?
      – Убирайся! – крикнул Рик. – Уходи, черт возьми, отсюда!
      Мальчик стоял посреди комнаты. В глазах его застыли слезы. Он в ярости вытирал их кулаком.
      Джек обнял брата. Тело Рика напряглось. У Джека мучительно сжалось сердце. Он обнял его еще крепче. Рик задрожал. Потом заплакал.
      – Не стесняйся, дай горю выход, – сказал Джек, стараясь избавиться от щемящей боли в сердце. – Плакать не стыдно.
      – Она даже не пришла попрощаться, – всхлипывал Рик.
      Прижимая к себе брата, Джек чувствовал угрызения совести. Ведь он знал, что мать умирает. Он мог бы что-то сделать. Мог позволить Рику увидеться с ней. О Господи.
      – Почему она не пришла проститься?
      – Не знаю, малыш. Я этого не знаю.

      Стоял чудесный теплый день. Ярко светило солнце, приятный ветерок пробегал по траве.
      Джек в темном костюме смотрел без всяких эмоций, как шестеро носильщиков несли гроб к открытой могиле. Рядом стояли Мелоди и Рик. Мелоди в черном траурном платье с черной сумочкой в руке то и дело бросала на Джека настороженные взгляды. Рик молчал и был очень бледен.
      Джек смотрел, как опускают в могилу гроб, но видел другое. Он вспоминал старую кухню, грязные, рваные обои на стенах, покрытый пятнами протершийся линолеум на полу, неустойчивый стол, у которого одна ножка была короче других. И запах. Ее запах. Тяжелый, навязчивый запах дешевых духов.
      И полуголую Джанет. Ему было всего шесть лет, и он едва ли понимал, что происходит. Мать в прозрачном красном халатике, в чулках и поясе, провожала очередного клиента. Джек стрельнул в него горохом и рассмеялся, потому что попал этому жирному борову в башку.
      – Джек!
      Он с хохотом попытался удрать.
      Слишком поздно. Джанет успела поймать его и наградить увесистой оплеухой.
      – Ах ты, негодяй! Только попробуй еще раз сделать такое!
      Джеку было больно, но он изо всех сил сдерживал слезы и думал: «Я тебя ненавижу!»
      Ему стало трудно дышать. На лбу выступил пот и пополз вниз по лицу. Слезы застилали глаза. Джек изо всех сил старался сдержать их.
      Он повернулся, сделал шаг и споткнулся, так как почему-то стал плохо видеть. Не обращая внимания ни на кого и ни на что и ощущая лишь острую боль в сердце, Джек ускорил шаг. Он хотел одного – поскорее добраться до машины.
      Джек не слышал, как его окликнула Мелоди.
      Найдя наконец «феррари», он сел в машину.
      «Я тебя ненавижу! Я тебя ненавижу!» – приговаривал он, стуча кулаками по рулевому колесу. Слезы струились по его лицу. Джек услышал чьи-то странные всхлипывания. Это рыдал он.
      «Я ненавижу эту сучку! Я ненавижу ее!
      А мне и всего-то нужно было немного любви. Сказать одно доброе слово, погладить хоть раз по голове, как гладят собачонку, хоть как-то показать одобрение…»

      Когда они вернулись в его вествудскую квартиру, она была тут как тут. Призрак Джанет.
      Джек уставился на нее и замер, боясь потерять сознание.
      Это была Джанет, только на тридцать лет моложе, в облегающем фигуру золотом комбинезончике и босоножках на четырехдюймовых шпильках с черными шнурками. Копна темно-русых волос. На лице – слишком много косметики. Призрак Джанет окинул Джека с головы до ног наглым оценивающим взглядом. Тут с криком «Лия!» к ней бросился Рик, и все вернулось в реальное измерение.
      Еще не придя в себя от неожиданности, Джек смотрел, как Рик обнимает свою сестру. И его сестру. Их сестра? Эта… проститутка?
      Эта копия Джанет?
      Джеку стало не по себе.
      – Я взял ключ у управляющего, – сказал Лансинг, и только теперь Джек заметил его.
      – Привет, братишка, – сказала Лия, снова окидывая Джека одобрительным взглядом. – Как жаль, что мы родственники, – фыркнув, добавила она.
      – Привет, – сказал Джек, откашливаясь. – Думаю, за это следует поблагодарить Питера.
      – Я подожду в приемной. – Лансинг отвел взгляд, опасаясь, как бы по его глазам не заметили, что эта сцена и забавляет его, и вызывает сочувствие. Мелоди торопливо выставила Питера и закрыла за собой дверь.
      В комнате воцарилась напряженная тишина.
      Рик наблюдал за ними обоими, стоя рядом с сестрой и как будто готовясь защищать ее.
      – Рик, не оставишь ли нас на несколько минут с глазу на глаз? – спросил Джек.
      Джек видел, что Рик готов поддержать сестру во всем, а конфликтные ситуации, несомненно, возникнут. К его удивлению, Рик сразу же подчинился. Видно, парнишку действительно сильно потрясла смерть Джанет.
      Лия подошла к Джеку совсем близко, бесстыдно разглядывая его похотливым взглядом.
      – В жизни ты тоже хорошо выглядишь, – заметила она. – Пожалуй, даже еще лучше.
      – Уймись! – возмутился Джек, схватив ее за локоть. – Хватит молоть вздор, я этого не люблю.
      – Ай-ай-ай, чем ты недоволен? – Лия подбоченилась и насмешливо посмотрела на него. – Это ты хотел меня видеть, а не я – тебя. Не забыл, красавчик?
      – Послушай, Лия, я хочу помочь тебе начать новую жизнь. Тебе незачем продавать себя на улице.
      Она рассмеялась:
      – Кто же откажется от помощи? Жаль только, что ты не появился, когда мне было одиннадцать и я обслужила своего первого клиента.
      Джека чуть не вырвало. Неужели он и в самом деле родственник этой шлюхи?
      – Прежде всего, почему бы тебе не отдохнуть? Ты, наверное, устала с дороги? – предложил он.
      – Хочешь, чтобы я жила у тебя? – прищурившись, спросила она.
      Он понимал, что ступил на тонкий лед.
      – Тебе нужна одежда. – Джек не мог дольше откладывать разговор о ее внешнем виде.
      – Собираешься пройтись со мной по магазинам?
      – Какой у тебя размер? – не ответив, спросил он.
      – Почти шестой. А вешу я сто двадцать фунтов. Причем, заметь, весь вес расположен в нужных местах. – Лия похлопала себя по круглому заду.
      Джек стиснул зубы.
      – Послушай, Лия, я не появлюсь с тобой в магазинах, пока ты выглядишь, как десятидолларовая шлюха, только что обслужившая клиента. Я попрошу Мел купить тебе джинсы и рубашку, чтобы с тобой можно было показаться на улице.
      – Значит, я тебя компрометирую? – сладким-пресладким голоском спросила она.
      – Ты компрометируешь себя.
      – Ты получил на что напрашивался, старший братец, поэтому не надо теперь воротить от меня нос.
      – Пойдем, я покажу, где ты будешь жить, – решительно сказал Джек.
      – А когда я получу свои деньги? Питер говорил, будто ты дашь мне несколько тысяч, чтобы оплатить транспортные расходы. – Лия усмехнулась. – Или он это выдумал?
      – Не выдумал. Ты получишь деньги, когда захочешь.
      «Что я делаю?» – подумал Джек. Его охватила паника.
      – Я предпочла бы получить их сейчас.
      – Завтра. Мел придется сходить за ними в банк. У меня нет при себе такой суммы наличными. – Джек помедлил у двери. – Полагаю, ты предпочитаешь наличные?
      – Конечно, – беззаботно отозвалась Лия. – В моем бизнесе, как ты знаешь, в ходу только наличные.

      Мэри было совершенно безразлично, что думают о ней окружающие. В поисках уединения она поднялась по лестнице на второй этаж дома друзей, где в полном разгаре была многолюдная вечеринка. Кокаина и спиртного было достаточно.
      Винс был зол на нее, но все-таки это лучше, чем безразличие. То, что случилось вчера, по крайней мере показывает, что он ревнует и заявляет свои права на нее. Все-таки лучше, чем ничего.
      Винс практически не сказал ей ни слова. Он не подходил к Мэри близко, не прикасался к ней, но ведь всего сутки назад буквально изнасиловал ее на кухонном полу. Да и насилием это трудно назвать, не так ли? В конце концов она, хотя и не была сильно возбуждена, с готовностью отдалась ему.
      Мэри подумала об Эйбе. Вот было бы хорошо, если бы она провела с ним и эту ночь, трахаясь до умопомрачения! Уж этот человек знает, как доставить женщине удовольствие. Подумать только, он мог сдерживать себя бесконечно! Винс по сравнению с ним казался школьником. Конечно, Эйб не так хорошо сложен, как Винс, не так молод и не имеет такой мускулатуры, как Винс.
      Однако с его деньгами, с его властью и с его мужской потенцией ему незачем иметь все эти достоинства. Его сексуальная привлекательность проявлялась совсем по-другому. И с ним она достигала оргазма.
      Хорошо бы поскорее снова увидеться с Эйбом. И хорошо бы к тому времени он успел образумить эту сучку – свою дочь. Мэри получила бы назад своего мужа. И что потом?
      Сейчас ей не хотелось думать об этом. Она задумалась о том, что они с Эйбом проделают друг с другом при следующей встрече, и размышляла об этом до тех пор, пока ее клитор не запульсировал от боли.
      – А-а, вот ты где!
      «Время она выбрала очень удачно», – подумала Мэри, взглянув на Бет.
      – Что ты здесь делаешь? – спросила Бет.
      Мэри не рассказала ей об Эйбе. Она слишком хорошо знала Бет. Та будет ревновать и никогда не поймет ее.
      – Я думаю, – сказала Мэри, не слишком погрешив против истины. Она похлопала по кровати рядом с собой. – Иди сюда.
      Бет с готовностью уселась рядом. Мэри взяла ее руку и положила на колено под юбкой. Она провела рукой по бедру вверх, потом вниз, потом снова вверх, на этот раз совсем близко от влажного-влажного местечка на стыке бедер, потом придержала там руку Бет, прижав ее к пульсирующему клитору. Пальцы Бет скользнули в ее трусики и начали потирать клитор. Мэри охнула.
      Она откинулась на подушки и раздвинула ноги. Бет бросилась запирать дверь.
      – Там нет замка, – хрипло пробормотала она и опустилась на колени между ног Мэри. Потом задрала ее юбку и сняла с нее розовые трусики.
      – Мне все равно. – Мэри застонала, почувствовав струю холодного воздуха на обнаженной коже.
      Бет большим пальцем раздвинула складки кожи и, наклонив голову, коснулась языком влажной плоти. Они обе торопливо сбросили одежду и удобно разместились на кровати: Мэри, широко раскинувшая полные бедра, и Бет, ласкающая языком самые сокровенные местечки своей подруги.
      В таком виде их и застал Винс.
 
      Он, конечно, мучился угрызениями совести.
      Винс чувствовал себя виноватым с тех самых пор, как грубо овладел собственной женой. Он хотел извиниться, но почему-то не мог попросить прощения. Гораздо проще было трусливо делать вид, будто ничего особенного не произошло. Однако он так и не узнал того, что хотел узнать.
      И вот теперь все стало ясно.
      Они были настолько поглощены друг другом, что даже не услышали, как он вошел. Винс застыл на пороге, уставившись на голый зад Бет, которая с явным наслаждением смаковала прелести его жены.
      Винс тут же ощутил эрекцию.
      Значит, любовница Мэри – женщина.
      Винс расстегнул молнию на брюках. Как и любой другой мужчина, он втайне мечтал об этом, и его пенис немедленно пришел в полную боевую готовность, явно не желая упустить такую возможность. Винс бесшумно подкрался совсем близко и стоял за спиной Бет, наблюдая словно завороженный, как она ласкает языком розовую плоть его жены.
      Мэри открыла глаза, и их взгляды встретились.
      Винс ухватился руками за бедра Бет и, поняв, что не в силах ждать ни секунды, вошел в нее сзади.
      Все трое достигли оргазма одновременно.

      Мелоди украдкой взглянула на Джека.
      Он молча сидел рядом с ней в самолете, идущем на посадку в Аспене. После похорон прошло десять дней, и всего десять дней оставалось на то, чтобы сделать предрождественские покупки. Но настроение было какое-то не праздничное, печально думала она. Джек смотрел в окно. С тех пор как они вылетели из Лос-Анджелеса, он не сказал ей и десятка слов. Рик упросил брата позволить ему остаться в Лос-Анджелесе, и Джек неохотно согласился. Опасаясь оставлять Рика с Лией, он отправил ее «на каникулы» в Палм-Спрингс. Лия была счастлива.
      Мелоди старалась не смотреть в окно, когда самолет, огибая горные вершины, покрытые снегом и заросшие соснами, шел на посадку на аэродром, расположенный в невероятно узкой, заснеженной долине. Она закрыла глаза и вцепилась в подлокотники кресла. Вообще-то Мелоди не боялась летать, но на этот раз самолетик был такой маленький, а щель между гор, куда им предстояло сесть, такой узкой, что ей стало страшно.
      Бедный Джек. Мелоди ужасно хотелось утешить его, поддержать, облегчить его боль. Произошло то, что она и предполагала. Джек сломался на похоронах, и, хотя Мелоди хотелось тогда утешить его, она понимала, что он не позволит ей этого сделать. Джек не желал, чтобы кто-нибудь видел, как он плачет, как горюет. Она знала лишь, что ему полезно дать выход сдерживаемым многие годы чувствам, какими бы они ни были. Эти чувства отравляли его душу, и от них следовало избавиться.
      Но может быть, сегодня Джек наконец подпустит ее к себе?
      После похорон у него хватало забот с Риком и Лией, особенно с Лией. Эта девица причиняла ему одни неприятности. Мелоди пыталась отвлечь Джека, приглашала то поужинать, то сходить в кино, но он постоянно отказывался. Однако сегодня вечером…
      Джек собирался пойти с ней на рождественскую вечеринку к Келлерам. А потом… потом Мелоди будет рядом, поддержит его, развеет его печаль всеми возможными способами. Она не забыла, как они занимались любовью, и знала, что Джек снова захочет быть с ней – Мелоди была уверена в этом. После того эпизода Джек никогда не заигрывал с ней (как, впрочем, и раньше) и вообще делал вид, будто между ними ничего не произошло.
      А она во всех подробностях помнила все, что он с ней проделывал, потому что еще никогда не испытывала ничего подобного.
      Джеку она не безразлична. Мелоди знала это. Занимаясь с ней любовью, он получал наслаждение. Она же видела, как он был возбужден. Разве из этого не следует, что они должны стать любовниками?
      И сегодня… сегодня они снова будут вместе. Самолет коснулся земли, раза два подпрыгнул, потом, постепенно сбавляя скорость, побежал по взлетно-посадочной полосе. Мелоди открыла глаза. Джек смотрел на нее с жалким подобием его обычной улыбки.
      – Прибыли, – тихо сказал он.
      Мелоди улыбнулась, заглянула ему в глаза, но Джек отвел взгляд.
      За бортом было 18 градусов по Фаренгейту. Вместе с двадцатью другими пассажирами они спустились по трапу в угасающий зимний день и сразу же прошли в багажное отделение аэровокзала. Аэропорт был таким же миниатюрным, как и самолет, как и вся эта долина, затерявшаяся среди гор.
      Мелоди первая заметила высокую стройную блондинку в громоздкой парке, теплых сапогах и с микрофоном в руке.
      – Джек Форд? – окликнула та, приближаясь к ним.
      Джек оглянулся, и Мелоди немедленно вклинилась между ними, чтобы оградить его от любых неприятных разговоров.
      – Я репортер «Вечерних новостей», – сказала блондинка. – Джек, прошу вас прокомментировать заявление «Северной звезды».
      – Без комментариев, – обрезала Мелоди, даже не поинтересовавшись, о каком заявлении идет речь. Она была одержима одним желанием – защитить Джека.
      – Судя по информации, полученной из надежных источников, «Беренджер» был претендентом на «Оскара». Как вы думаете, что побудило «Северную звезду» остановить работу над этим фильмом?
      Джек ошеломленно взглянул на нее.
      – Значит, вы не знаете?! – возбужденно воскликнула журналистка. – Это первое изменение в политике после смены владельца. «Северная звезда» не будет выпускать фильмы, не соответствующие ее высоким требованиям. Хотите, я зачитаю вам выдержку? Черт возьми, куда я сунула эту газету?
      – О чем вы говорите? – спросил Джек.
      – Никаких комментариев, – повторила Мелоди, хватая Джека за руку. – Джек, не обращай на нее внимания, – обратилась она к нему. – Мы не знаем, что происходит.
      Но журналистка услышала ее.
      – Значит, вы ничего не знали о смене владельца? – торжествующим тоном спросила она. – «Северная звезда» теперь вошла в состав «Глассман энтерпрайзиз». Хотите, я прочитаю вам, что пишут о прекращении работы над «Беренджером»?
      Пораженный Джек молча смотрел на нее.
      Падение. Свободное падение в безвоздушном пространстве.
      – «Северная звезда» прекращает производство «Беренджера», потому что фильм не отвечает высоким стандартам качества, которые делают «Северную звезду» лидером киноиндустрии, – читала журналистка. – Возможно, когда-нибудь в будущем при условии значительных изменений этот фильм появится на экранах». – Она улыбнулась. – Ну, какие-нибудь комментарии будут?
      Господи, ну почему сейчас, когда прошло столько лет?
      Джек долго молчал. Потом еле слышно произнес:
      – Этот сукин сын все еще охотится за мной.

      Она была ошеломлена.
      Даже не рассержена, а именно ошеломлена.
      Хотя Белинда не собиралась присутствовать на сегодняшней вечеринке у Келлеров, в Аспен ей придется поехать, чтобы поговорить с Эйбом. И узнать, что, черт возьми, он затевает на сей раз.
      Только вчера, в последний день съемок перед рождественскими каникулами, до нее впервые дошли кое-какие слухи. Был обеденный перерыв, все ушли обедать. Она тоже примостилась в уголке с чашкой кофе и бутербродом, лениво перелистывая страницы «Нью-Йорк таймс». К ней подошел ее приятель, бригадир осветителей. Белинда задержалась взглядом на фотографии своих родителей, покидающих великолепный нью-йоркский благотворительный бал. Перевертывая страницу, она услышала, как главный осветитель сказал:
      – Интересно, правда ли это?
      – Что именно?
      – Да все эти слухи.
      Отложив газету, Белинда принялась за бутерброд.
      – Какие слухи?
      – Слухи о смене владельца.
      – Какого владельца?
      – Иисусе! Неужели вы не слышали? Говорят, «Северная звезда» переходит в другие руки. – Он поднял бутылку кока-колы. – В руки некоего Глассмана. Говорят, он скупает акции как сумасшедший.
      Какое-то мерзкое предчувствие шевельнулось в ее душе.
      Что, черт возьми, затеял Эйб?
 
      – Ну, как поживает наш великий сценарист всех времен и народов?! – воскликнул Эйб, как только Белинда появилась на пороге его квартиры в Аспене.
      – Привет, дорогая, – сказала Нэнси – элегантное видение в джинсах, изготовленных по специальному заказу, украшенных тоннами индийской бижутерии.
      – Привет, мама, – сказала Белинда и обратилась к Эйбу: – Это правда?
      – У тебя такой вид, словно ты проглотила ложку скипидара. О чем ты спрашиваешь? Могла бы хоть поздороваться с отцом.
      – Это правда, Эйб? – раздраженно повторила она. – Ты действительно намерен прибрать к рукам «Северную звезду»? Это не пустые слухи?
      Эйб взглянул на нее и расхохотался:
      – Это не слухи, детка.
      – Ах ты, мерзавец! – заорала Белинда.
      Нэнси, стоявшая за ее спиной, побелела как полотно.
      – Не смей говорить со мной таким тоном, – строго сказал Эйб.
      – Но почему? Зачем ты делаешь это? Это из-за меня, не так ли?
      – Из-за тебя? – Эйб удивленно вздернул бровь. – Не обольщайся, дорогая!
      Он лгал, и Белинда понимала это.
      – Что ты затеял? Не слишком ли подозрительное совпадение: ты прибираешь к рукам компанию, на которую я работаю?
      – Я и до этой операции уже владел восемью процентами акций «Северной звезды», – спокойно возразил Эйб. – Это чисто деловая операция, и ты не имеешь к ней абсолютно никакого отношения. Неужели ты думаешь, что я готов выбросить на ветер миллионы долларов? Я давно присматривался к этой компании, Белинда. Я никогда не достиг бы того, что имею сейчас, если бы руководствовался в делах глупыми личными соображениями. Кстати, если бы это касалось тебя, то какая мне выгода приобретать контроль над «Северной звездой»?
      – Не знаю, но именно это я и пытаюсь выяснить.
      Эйб рассмеялся:
      – Ну что ж, подумай как следует, тогда поймешь, что ты не имеешь к этому никакого отношения.
      Белинда понимала, что ему нельзя доверять. Она слишком хорошо его знала.

      – Джек, это глупо.
      Обнаженный до пояса Джек стоял в спальне снятой им квартиры и копался в чемодане. Выудив наконец свой любимый свитер, он натянул его.
      – Тебе удалось кому-нибудь дозвониться, Мел? Хоть кому-нибудь?
      Мел молча наблюдала за ним. Зачем он собирается на эту вечеринку? Джек только что испытал страшное потрясение. Ему необходимо успокоиться.
      – Нет, Джек. Все разъехались до первого января.
      Лицо Джека сохраняло непроницаемое выражение, но на виске дергалась жилка.
      – Неплохо бы выпить чего-нибудь крепкого, – пробормотал он.
      У Мелоди округлились глаза. Она закусила губу, не зная, что сказать.
      Взглянув на нее, он невесело рассмеялся:
      – Не бойся. Я понимаю: бороться с Глассманом нужно на трезвую голову.
      – Джек, я уверена, что прекращению работы над «Беренджером» есть какое-то разумное объяснение.
      Он гневно уставился на нее:
      – Глассман пытается вцепиться в глотку мне лично. Ты ведь знаешь, что значит для меня этот фильм? Тебе известна разница между кумиром любительниц телевизионных сериалов и настоящей кинозвездой? Я работал над этим фильмом четыре месяца, Мел, и я играл хорошо, чертовски хорошо, можешь мне поверить! А теперь этот сукин сын ставит крест на моей работе.
      – Но, Джек, зачем ему проделывать с тобой такое?
      – Потому что я спал с его женой. Это было шестнадцать лет назад, Мел. Мне был двадцать один год. А ей это было нужно… очень нужно. Господи, таких одиноких женщин, как она, я еще никогда не видел!
      – Но это безумие, Джек…
      – Слушай дальше: после того как я вышел из больницы… Ох, я ведь не рассказывал тебе об этом, не так ли? – с горечью продолжал Джек. – Узнав о нас, он нанял трех головорезов, которые избили меня до полусмерти. А когда я вышел из больницы, то не мог удержаться ни на одной работе. Меня сразу увольняли. Глассман заставил одного из своих подручных следить за мной, и тот, подкупая всех, заботился о том, чтобы меня не брали на работу. Мое место в классе актерского мастерства было занято, другого мне не пожелали предоставить. Девчонка, с которой я вместе жил, выставила меня на улицу. Поверь, Мел, он даже и ее соблазнил деньгами. И вот я остался с десятью долларами в кармане на улицах Нью-Йорка.
      – Как же ты жил, Джек?
      Он хрипло рассмеялся:
      – Нашел какую-то богачку, которая платила мне за то, что я ее трахал.
      Мелоди смотрела на него с жалостью и сочувствием.
      – Ради Бога, не смотри на меня так. – Широко шагая, Джек направился к двери. – Ну, ты собираешься одеваться или нет?
      – Да, да, – засуетилась Мелоди и торопливо пошла переодеться во что-нибудь подходящее для вечеринки.
      Джек обвел тяжелым взглядом бар с запасом напитков. Ему очень хотелось выпить. Такого сильного желания он не испытывал уже многие годы. Но нет, не удастся Глассману заставить его снова попасть в зависимость от алкоголя. Эйбу Глассману не удастся уничтожить его.
      Он еще не знает как именно, но будет драться. Как-никак Джек вырос на улице и умеет драться. Нет, Глассман, ты рано празднуешь победу.

      Джек подверг себя жестокому испытанию.
      Однако он как ни в чем не бывало циркулировал среди гостей с любезной улыбкой, застывшей на лице.
      Особняк Келлеров, расположенный на Красной горе, позволял любоваться почти круговой панорамой ночного Аспена у подножия горы. Вечеринка проходила в трех огромных комнатах, начиная с просторного вестибюля с мраморным полом и стеклянным потолком. Гостиная имела еще более внушительные размеры. Там было устроено не менее дюжины уголков для отдыха с уютно сгруппированными мягкими креслами. Около сотни гостей находились сейчас в этой комнате и в столовой, где вдоль одной длинной, обшитой сосновыми панелями стены располагался буфет с закусками, которые не посрамили бы даже Бель-Эйр.
      По крайней мере десять человек упомянули в разговоре о прекращении съемок «Беренджера», проявив при этом ровно столько сочувствия, сколько следует. Половина из них заверили Джека, что после переделки даже самые худшие фильмы могут стать вполне приемлемыми. Джек улыбался и благожелательно кивал.
      Внутри он кипел от возмущения. «Беренджер» был хорошим, очень хорошим фильмом. Он это знал. Каждый, кто видел отснятый материал, соглашался с этим. Джек знал также, что отлично сыграл в этом фильме – просто великолепно. Тянул на «Оскара». Другая половина утешителей пыталась покопаться в его чувствах, почти не скрывая злорадства. Это было так характерно для Голливуда. Здесь обожали истории о быстром переходе от нищеты к богатству и снова в нищету.
      А кроме того, здесь было немало людей, завидующих тому, что Джек достиг таких высот и так быстро. Одиннадцать лет упорной работы до того, как его «открыли», эти люди в расчет не принимали. Они видели лишь то, что Джек играет главную роль в популярном сериале и что восемь месяцев спустя его стали называть «самым сексапильным мужчиной в Голливуде», «золотым мальчиком». Он подписал новый контракт (поговаривали, что его стоимость составляет полмиллиона долларов в год), потом его соблазнили миллионным контрактом независимые студии, снимающие рекламные ролики. Половина Голливуда ненавидела Джека, и сегодня, судя по всему, именно эта половина собралась здесь.
      Джек заметил, что Мелоди разговаривает с незнакомой супружеской парой и выглядит очень усталой. Увидев свой «островок безопасности», он направился к ней.
      – А-а, вот и ты! – Джек отвел ее в сторону.
      – Ну, как ты себя чувствуешь?
      – Лучше некуда, – саркастически ответил он, окидывая взглядом море голов вокруг.
      – Джек, зачем мы здесь?
      – Чтобы потом сказали, будто я боюсь показываться на публике? Нет уж, благодарю покорно.
      – Не смеши меня. Давай отойдем в сторонку и спокойно поедим чего-нибудь.
      – Я ценю твою заботу, Мел. – Джек смягчился. Она по крайней мере на его стороне. Мелоди никогда не бросит его. Он пожал ее руку.
      И тут он увидел ее.
      Сначала мелькнуло что-то золотое. Пара, закрывавшая ему обзор в этом направлении, именно в этот момент отодвинулась в сторону, и Джек увидел ее. Белинду. Она стояла с тремя мужчинами. Они о чем-то болтали.
      Он не забыл ее. Напротив. С тех пор как они виделись последний раз, Джек часто думал о ней. Более того, с нетерпением ждал возвращения на съемочную площадку – возвращения к ней. Чтобы продолжить то, что они не закончили. Чтобы довести до конца то, что начали несколько месяцев назад.
      На ней был совсем прозрачный золотой вязаный топ. Черные кожаные брючки сидели на Белинде словно влитые. Сильная, сексуальная, сегодня она будет принадлежать ему.
      Белинда смеялась чему-то сказанному одним из мужчин. Это был ее франтоватый приятель, но Джеку было все равно. Сердце у него учащенно билось, а джинсы в определенном месте стали тесноваты. Как случилось, что он позволил ей уйти?
      Ну нет. Сегодня его ничто не остановит.
      Ничто и никто.
      Это позволит ему забыть о «Беренджере». По правде говоря, он уже забыл обо всем на свете.

      Джексон Форд.
      Горячая волна возбуждения, пульсируя, прокатилась по ее телу.
      Разгоряченное воображение проделывало с ней странные штучки: она отчетливо представляла себе, как он склоняется над ней, как входит в нее… И конечно, уже не могла сосредоточиться ни на чем и ни на ком. Кроме него.
      Две недели, минувшие с тех пор, как они виделись последний раз, Белинду одолевали противоречивые чувства. Она была безумно возбуждена, да и неудивительно – ведь это был ее первый фильм. И ее охватила безумная тоска – потому что Джека не было на съемочной площадке. И еще Белинда все время с мучительно-сладким ощущением предвкушала новую встречу с ним, когда после каникул возобновятся съемки. Теперь период ожидания закончился.
      Белинде показалось, что Джек пробирается сквозь толпу к ней. Наконец-то! Но он остановился, не доходя до группы ее собеседников, чтобы обменяться с кем-то рукопожатием, перекинуться несколькими словами и одарить кого-то из гостей своей умопомрачительной улыбкой. Джек находился настолько близко, что Белинда заметила весьма внушительное утолщение под узкими выгоревшими джинсами. У нее перехватило дыхание. Потом он взглянул на Белинду через плечо женщины, с которой разговаривал, и его лицо озарила ослепительная улыбка – призывная, обещающая.
      Отойдя от своих собеседников, Белинда отправилась в ванную комнату. На ней не было нижнего белья, а она чувствовала, что между ног стало невероятно горячо и влажно. Нет уж, сегодня ей никто и ничто не помешает соединиться с ним! Ничто, кроме этого, уже не имело значения. Ни судьба ее следующего фильма, ни Эйб – ничего.
      Интересно, где он сейчас?
      В доме было множество ванных комнат, не менее десяти. Та, в которую зашла Белинда, располагалась при спальне, и пол там был застелен ковровым покрытием. В джакузи могли без труда уместиться шесть человек, а из окна виднелись ночные огоньки в долине. Белинда остановилась перед зеркалом в полный рост, разглядывая свое раскрасневшееся лицо.
      Припудрившись, она внимательно проверила, не потекла ли тушь, но все было в порядке. Ее макияж сегодня был под стать настроению: коричневые и золотые тени для глаз и ярко-красная губная помада, которая на большинстве женщин показалась бы вульгарной, но не на ней. Белинда достала помаду, собираясь освежить губы.
      И тут увидела в зеркале его.
      Их взгляды встретились.
      Джек улыбнулся ее отражению, потом его взгляд скользнул по спине и ногам Белинды.
      Она повернулась к нему. Его взгляд задержался на ее губах, скользнул по груди с напряженными сосками, натянувшими вязаный топ, потом спустился ниже.
      У Белинды пересохло во рту. Она не могла вымолвить ни слова.
      Джек подошел и положил руки на ее плечи. Белинда ощущала на лбу его дыхание. Его палец нежно прикоснулся к ее шее, помедлил, а затем скользнул по груди за глубокий треугольный вырез топа.
      Прикосновение было невероятно нежным, и по телам обоих прошла дрожь.
      И тут Джек схватил Белинду за ягодицы и, крепко прижав к утолщению под джинсами, впился губами в ее рот. Белинда застонала, обвила его шею руками и ответила ему таким же страстным поцелуем.
      Внезапно он исчез. Белинда на мгновение растерялась. Но тут же поняла, что Джек опустился на колени и прижался лицом к ее животу. Его горячее дыхание обжигало ее. Он целовал Белинду сквозь тонкую кожу брюк, и она совсем потеряла голову.
      – Прошу тебя! – простонала Белинда.
      Она лежала на полу, на спине. Джек снял с нее сапожки и кожаные брюки, раздвинул пальцами розовые складки и стал нежно посасывать клитор. Белинда обхватила его голову, чувствуя, как нарастает напряжение. Когда оргазм достиг кульминации и напряжение постепенно начало спадать, к Белинде вернулось ощущение действительности. Она открыла глаза и приподняла голову. Их взгляды встретились. Джек лежал на полу между ее обнаженных бедер, закинутых на его плечи.
      – Вот это да! – вымолвила Белинда, переводя дыхание.
      – Ты слишком быстро достигла пика, а я еще не успел.
      Белинда попыталась сесть, но он удержал ее, хрипло хохотнул и сразу же замолк, снова опустив голову, и опять начал ласкать языком ее скользкую, влажную плоть.
      Белинда застонала, опустившись на ковер.
      Послышались какие-то голоса.
      Женские голоса. И не успел Джек пробормотать: «Только этого не хватало!», а Белинда осознать, что дверь не заперта, на пороге появились две дамы. Обе они застыли на месте, раскрыв рты от удивления. Еще бы не удивиться: Белинда сидит, раскинув ляжки, а Джек Форд смакует, как деликатес, ее прелести.
      Опомнившись, дамы убежали.
      Она услышала приглушенный звук: Джек трясся от смеха. У него даже слезы выступили на глазах.
      – Нет, ты только представь себе! – бормотал он сквозь слезы, держась за живот.
      Глядя на него, Белинда тоже расхохоталась.

      Возвращение вниз к гостям чертовски позабавило бы Джека, но не сейчас, когда он обезумел от желания. Им незачем было ни разговаривать, ни что-то планировать. Джек крепко держал Белинду за локоть, глядя на нее с восхищением. Смущения не было и в помине. В прихожей им пришлось подождать, пока принесут пальто.
      – Где ты остановилась? – спросил Джек.
      – Ко мне нельзя – там отец, и у нас тоже гости.
      – Мне надо сказать своей спутнице, что я уезжаю. – Джек был уверен, что Мелоди не станет возражать.
      – Мне тоже. – Белинда улыбнулась.
      Когда Джек сообщил Мелоди, что уезжает, и пожелал хорошо провести время, она пристально посмотрела на него, но ничего не ответила. Джек пожалел, что приехал в Аспен не один. Будь он один, ему удалось бы весь уик-энд провести с великолепной Белиндой.
      Джек мучился от неудовлетворенного желания. То, что произошло, лишь раздразнило его. Он хотел большего, значительно большего.
      Джек мечтал об уединении. Полном уединении. На многие дни.
      Ему казалось, что он коснулся лишь верхушки айсберга, что, войдя в пруд, он может утонуть в океане.
      Такси подкатило моментально. В автомобиле напряжение достигло предела, Джек даже чувствовал его запах. Запах женской влаги, ее возбуждения, ее потребности в нем. Запах был восхитительный, пьянящий, кружил голову.
      Джек обнял Белинду за талию, и не успели оба и глазом моргнуть, как уже осыпали друг друга самыми интимными ласками, словно двое подростков. Кончиком пальца она обвела по контуру его пенис.
      – Не трогай, – прошептал он. – Мне не сдержаться.
      Белинда улыбнулась.
      Джек расплатился с таксистом, взял Белинду под руку, и они заскользили по обледеневшему тротуару к ступеням перед входом. Он отпер дверь, и Белинда вошла в гостиную. Задержавшись на мгновение, такая грациозная и чувственная, она пристально взглянула на него своим особым манящим взглядом и направилась в спальню. Джек следовал за ней по пятам.
      Одним движением Белинда сбросила с себя золотой топ.
      Ее обнаженные формы были великолепны. Наклонившись, Белинда сняла сапоги. Ее груди, округлые, полные, белые, колыхались из стороны в сторону, задевая бедра, обтянутые кожаными брюками.
      Джек наблюдал, как она расстегнула пояс на брюках, а затем молнию. Белинда помедлила, позволив ему рассмотреть влажный треугольник завитков, к которым он уже прикасался. Потом спустила брюки и гордо перешагнула через них.
      «Она устраивает представление для меня, – неожиданно понял он. – Она знает о своей сексуальной привлекательности. Она не боится меня, я не внушаю и никогда не внушал ей благоговения». Почему-то эта мысль особенно возбуждала его.
      Джек быстро разделся. Белинда следила за каждым его движением. Ему хотелось бы не проявлять такого нетерпения и тоже устроить для нее шоу, но это было выше его сил. Джеку нравилось, как она обводит взглядом его мощный торс. Он отлично знал, как выглядит, ибо тысячи раз видел себя на экране.
      – Джек, – прошептала Белинда, шагнув к нему.
      Почувствовав, как ее руки скользнули по твердому животу, он закрыл глаза. Она вздохнула, и рука ее спустилась вниз, преодолев внушительную выпуклость под джинсами. Джек преисполнился гордости и предвкушения.
      Белинда нащупала молнию и расстегнула ее. Его напряженный пенис пружинисто выскочил наружу.
      Она уставилась на него как завороженная.
      Джек быстро стянул с себя джинсы, будто неопытный, не владеющий собой юнец, хотя давно знал, что женщины млеют при виде его, и считал это мгновение, возможно, самым волнующим.
      – Ты тоже не носишь нижнего белья, – прерывающимся голосом проговорила она.
      Джек хрипло рассмеялся:
      – Мы с тобой одного поля ягоды. – Он подтолкнул Белинду к кровати.
      Потом все вышло из-под контроля и происходило стихийно.
      Они бросились друг к другу и, судорожно глотая воздух, слились в объятии. Джек взял в ладони ее лицо и стал целовать, забыв обо всем на свете, утратив всякую связь с реальностью, растворившись в ощущениях.
      Он приподнялся над Белиндой на локтях, намереваясь поиграть с ней, подразнить, медленно, очень медленно проводя головкой напряженного пениса по ее животу и постепенно направляя его к заветной цели между бедер. Белинда нетерпеливо устремилась ему навстречу и застонала. Забыв об игре, Джек утратил над собой контроль и мгновенно вторгся в нее.
      Наверное, именно это имел в виду Господь, обещая рай.
      И тут случилось невероятное.
      Он сразу же достиг оргазма. Все произошло так быстро, что Джек был не в силах остановиться. Хорошо еще, что Белинда тоже добралась до пика. Джек был уверен в этом, потому что чувствовал, как содрогается ее тело. Он взглянул на нее.
      Она улыбнулась.
      Джека вдруг одолели сомнения. Он был с одной из самых красивых, самых уверенных в себе женщин, а продержался всего пару минут. Даже меньше. Что она подумает? А вдруг он разочаровал ее? Господи! Как с ним такое случилось? Дорвался! Даже не успел сказать Белинде нужных слов – слов любви, – которые женщинам так нравится слышать.
      Она вздохнула и села.
      – Все было очень хорошо. – Белинда спустила с кровати красивые длинные ноги.
      Джек понял, что сейчас она встанет и уйдет.
      – Подожди. – Он схватил ее за руку.
      Белинда вопросительно взглянула на него.
      Джек не понимал, что с ним происходит. Он растерялся. Не мог найти нужных слов.
      – Я должна идти, – беззаботно сообщила она, сопроводив слова столь же беззаботной улыбкой.
      Джек продолжал держать ее за руку. Значит, Белинда разочарована. Неудивительно: такое напряжение, предвкушение чего-то необычайного, а в результате – две минуты суеты и делу конец.
      – Почему ты так неожиданно заторопилась?
       – Я?Разве заторопился не ты?
      Джек чуть не покраснел. Издав что-то похожее на стон, он усадил Белинду рядом с собой.
      – В этом виновата ты.
      – Но ведь ты мужчина, хозяин положения.
      Он фыркнул.
      Белинда рассмеялась и обвила руками его шею.
      – Ты простишь меня… Ник Райдер?
      – За что? За то, что ты так заводишь мужчину, или за то, что ты такая глупенькая?
      – За то, что я заставила тебя так быстро завершить свое дело.
      – Не напоминай мне об этом.
      – Почему? – Голос ее вдруг стал хрипловатым. – Эта мысль возбуждает меня.
      – Тебе приятно сознавать, что рядом с тобой я теряю всякий контроль над собой?
      Она выгнулась под его рукой и закрыла глаза.
      – Да.
      Белинда широко раскинула ноги.
      – И все же ты намерена уйти?
      – Я передумала.
      Джек рассмеялся, наслаждаясь своей властью над ней.
      – Я хочу, чтобы ты снова достигла кульминации, – сказал Джек, лаская ее. – Я хочу понаблюдать за тобой в этот момент.
      Она судорожно глотнула воздух и широко раскрыла глаза, испытав прилив острого наслаждения от его прикосновения. «На этот раз, – думал Джек, – я покажу ей, как хорошо со мной – как хорошо может быть нам вместе». Он приподнял ей волосы на затылке и легонько поцеловал в шею.
      По телу Белинды пробежала дрожь.
      Джек начал ласкать ее медленно, чувственно, преисполненный решимости применить все известные ему уловки и маленькие хитрости, чтобы заставить ее достичь таких высот наслаждения, на которых она еще никогда не бывала. Но разум отказывался подчиняться ему. Были только она и он. И он совсем растворился в ней. Его руки, губы, тело перестали подчиняться голосу разума и действовали, покоряясь только безумному желанию. Джек и опомниться не успел, как их сплетенные тела уже двигались в медленном, томном ритме. На этот раз он видел, как Белинда достигла наивысшей точки наслаждения. Потом еще раз и еще.
      Он лежал ошеломленный, испытывая странное чувство, будто впервые в жизни занимался любовью с женщиной. Занимался любовью, отдаваясь этому душой и сердцем, а не просто удовлетворяя физиологическую потребность. Эта мысль породила тревогу.
      – О Господи! – услышал Джек ее шепот.
      Джек лежал с закрытыми глазами, только губы дрогнули в улыбке. Он почувствовал, как Белинда прикоснулась к его лицу, и затаил дыхание. Она провела кончиками пальцев по его щеке, виску, уху. Джек наконец открыл глаза и взглянул на нее.
      Их взгляды встретились. Взгляды двух людей, объединенных интимной близостью.
      «Кажется, я увяз по уши», – подумал Джек и притянул ее к себе.
      – Скажи откровенно, Белинда, почему ты обманула меня и не пришла в тот вечер, когда мы условились о встрече?
      О Господи! Белинде не хотелось думать о своей матери и Джеке, особенно сейчас.
      – Не помню.
      – Значит, ты снова играешь со мной в игры? – Джек стиснул зубы.
      – Но я действительно не помню. – Ее глаза сверкнули.
      – Ладно. – Джек отпустил Белинду и уставился в потолок. – Известно ли тебе, что ты единственная женщина, не проявившая интереса к тому, кто я такой?
      – Неужели тебе хотелось бы, чтобы я пополнила армию твоих безмозглых темноволосых бимбо?
      – Что ты сказала? – усмехнулся он, приподнимаясь на локте.
      Белинда покраснела.
      – Откуда тебе известно, что мне нравятся молоденькие брюнетки? – спросил Джек, едва сдерживая смех. Он был очень доволен. Она ревнует. Пусть даже совсем чуть-чуть.
      – Я иногда читаю бульварные газетенки.
      – Вижу, моя репутация тебя не впечатляет.
      – Почему тебе так хочется, чтобы я была в восторге от Джека Форда, суперзвезды? Разве тебе мало, что все вокруг тебя – все эти Масционе и Мелоди – поют дифирамбы Джеку Форду, суперзвезде?
      – Мне было бы приятно знать, что я немного нравлюсь тебе.
      – Мне нравится Джек Форд – актер. Он хорошо играет.
      – Спасибо.
      В ее глазах блеснул озорной огонек.
      – И Джек Форд – любовник. Он тоже производит неплохое впечатление.
      – А как насчет Джека Форда – человека?
      – Я не знаю, что он за человек.
      – Белинда, мне хотелось бы, чтобы ты по-настоящему узнала меня. – Джеку действительно хотелось этого.
      – У тебя есть кое-какие сомнительные черты, но в целом ты великолепен. – Белинда потянулась за своими брюками.
      Взять их она не успела, потому что Джек метнулся к ней и заключил в объятия.
      – Я не позволю тебе уйти. Господи, сам не знаю почему, но не могу тебя отпустить. Пока не могу. Ты слишком быстро уходишь. – Белинда замерла, прижавшись спиной к его груди. – Останься со мной на ночь, Белинда. Давай вернемся в постель.
      Кто смог бы устоять перед этим страстным призывом?
      – Я хочу заснуть рядом с тобой, – прошептал он ей на ухо. От его шепота у нее мурашки по спине пробежали. – Я хочу, проснувшись через пару часиков, снова заняться с тобой любовью.
      Белинда осталась.
      Джек наблюдал, как она засыпает в его объятиях. Словно завороженный, он гадал, кто она такая на самом деле. Его последняя мысль перед тем, как погрузиться в сон, была о том, что он разузнает о Белинде все-все, что можно… И что он, возможно, никогда не отпустит ее от себя.

      Она проснулась в крепких объятиях лежащего рядом мужчины. Он тихо похрапывал. Кожа на его плече была шелковистая, на груди – несколько грубее. Она ощущала его легкое дыхание у себя на макушке. Даже во сне чувствовалась его жизненная сила и властность.
      Уж не пригрезилось ли ей то, что произошло между ними?
      Даже сейчас при воспоминании об этом ее охватывала дрожь и сладко замирало сердце.
      Она осторожно выскользнула из крепких объятий Джека, села и с неприкрытым любопытством медленно обвела его взглядом. Он был, несомненно, очень красив, слишком красив, чтобы не нажить себе множество врагов и завистников. И обладал огромной притягательной силой для женщин.
      Во сне морщинки на его лице разгладились, и он казался еще моложе. У него было великолепное тело. Белинда, конечно, уже имела счастье лицезреть его на экране – по крайней мере отдельные его части. Основной приманкой для телезрителей был роскошный торс Джексона Форда, его твердые широкие грудные мышцы, перекатывающиеся бицепсы. Интересно, наградила ли Джека такой красотой природа, или это результат долгих тренировок?
      Почему ей так страшно?
      Белинда ласково обводила рукой то, что попадалось ей на глаза. Вот под ее рукой затвердел сосок. Она не хотела будить Джека, но он немедленно отреагировал на прикосновение сильнейшей эрекцией.
      Да уж, природа одарила его мощной мужской потенцией. Неудивительно, что он так похотлив. Белинда улыбнулась. Рука ее скользнула по его животу, мягкому во сне, но без малейшего намека на жировые отложения. И ноги у него были именно такие, какие ей нравились: сильные и мускулистые. Очень, очень мощные.
      «Кажется, я попала в беду», – решила Белинда. Если она боялась близких отношений с Адамом, то теперь просто пришла в ужас. Форд перекатился на бок и прижался к ее ноге. Разве она могла устоять?
      Белинда легла рядом с ним, и он, не открывая глаз, обнял ее и коленом раскрыл ее с готовностью подчинившиеся ноги. Его пенис безошибочно нашел дорогу туда, куда следует, и глубоко вторгся в ее тело. «Невероятно, – улыбнувшись, удивилась Белинда. – Даже во сне?!»
      Ресницы Джека затрепетали, и он открыл затуманившиеся от сна глаза. Его движения стали энергичнее, на губах заиграла улыбка.
      – Белинда!
      Если бы он назвал ее каким-нибудь другим именем, она бы, наверное, умерла. Белинда закрыла глаза, углубившись в собственные ощущения и позволив своему желанию набирать силу. Все произошло очень быстро. Она постепенно спускалась с заоблачных высот, тяжело дыша и снова обретая связь с реальностью.
      Невероятно.
      Она смотрела на него, и ей хотелось заорать – то ли от радости, то ли от страха.
      Почему, почему все это случилось с ней?
      И почему ей было так хорошо? Более того, Белинда испытывала к нему роковое влечение. Именно роковое – иначе не скажешь. Чтоб он провалился! Ведь для него она лишь одна из многих сотен.
      Белинда вгляделась в него, пытаясь определить, что он за человек.
      «Он всего лишь звезда с непомерно раздутым самомнением и ненасытной потребностью в женщинах, – подумала она. – И я только что стала для него еще одним безымянным, безликим объектом совокупления. Может быть, в этой толпе я буду выделяться лишь тем, что я блондинка».
      Не хватало только влюбиться в этого самонадеянного бабника! Мужчины вроде него способны только причинить боль.
      Белинда поняла, что он за человек.
      Джек был ее точной копией, только мужского пола. Второй половинкой ее души.
      Она встала и, стараясь не шуметь, собрала свою одежду.

      Джеку снился сон.
      Он видел его не впервые и ненавидел его.
      Мерзкие городские трущобы, где прошло его детство. Пустая автостоянка, переполненные отбросами мусорные баки. Обветшалые коттеджи, грязные улицы, крысы. Его дом.
      Он видел ее на пороге. Свою мать.
      Что-то было не так. Джек знал, что она умерла.
      Сердце у него заколотилось в радостном предвкушении. Он вдруг понял, кто стоял там, махал рукой и ждал его.
      Это не была его мать.
      Это была Белинда. Он побежал к ней, к Белинде, которая ждала его.
      Но что-то опять было не так. Она не должна была находиться там, на пороге его дома.
      Ему стало страшно.
      И Джек понимал почему. Потому что он с самого начала знал, что будет дальше. Его дом стал удаляться.
      Только не это!
      Белинда!
      Но Джек не мог произнести ни звука, и ноги его не двигались.
      А дом уже почти скрылся из виду.
      Белинда! Белинда! Белинда!
      Дом превратился в крошечную точку на горизонте. Он начал плакать.
      Судорожно глотнув воздух, Джек сел в кровати и окончательно проснулся.
      Лицо у него было мокрым от слез. Он посмотрел на место рядом с собой. Там никого не было.
      Джек откинулся на подушку, ожидая, когда успокоится сердцебиение, и прислушиваясь к звукам из ванной, куда, должно быть, ушла Белинда. Почему ему приснилось такое? Это какое-то безумие.
      Джек прикоснулся рукой к подушке Белинды и вдохнул пьянящий аромат секса. На него нахлынули воспоминания. О Господи! Джек никогда не испытывал ничего подобного. Все, что было у него до сих пор, не шло ни в какое сравнение с прошлой ночью! Он рассмеялся хрипловатым самодовольным смехом.
      Они занимались любовью всю ночь. Джек всегда гордился своей выносливостью, однако даже не подозревал, что у него столь мощный запас жизненных сил.
      Но где же она? Ему вдруг очень захотелось собственноручно искупать Белинду в ванне. Джек улыбнулся, представив себе, как будет намыливать все ее тело, потом встал и направился к ванной.
      Ее там не было.
      Он вернулся в спальню и включил свет, начиная сердиться. Ее одежды – золотого топа, ковбойских сапожек, кожаных брюк – на полу не было.
      Не может быть! Ни одна женщина не уходила от него, пока он не приказывал ей уйти.
      Невероятно!
      На столике возле кровати Джек заметил записку:
 
      «Спасибо, Джек. Было очень мило.
      Белинда».
 
      Смяв записку в кулаке, он швырнул ее на пол.
      Мило? Было очень мило?
      Да кто она такая, эта ничтожная сценаристка, чтобы позволить себе уйти от него среди ночи и говорить, что то, что произошло между ними, «очень мило»?
      В этот момент в гостиной что-то упало и кто-то приглушенно выругался.

      Белинда снова с досадой выругалась, осторожно подняв с пола лампу и водворив ее на боковой столик, который нечаянно перевернула. Вдруг вся комната осветилась: кто-то нажал на выключатель. Она так и подскочила от неожиданности.
      – Какая любезная записка, – сказал Джек.
      Белинда держала в руках сапожки, и вид у нее был виноватый и растерянный. Потом она взяла себя в руки и расправила плечи. Разве она не вправе уйти, когда пожелает?
      – А что, по-твоему, я должна была сделать? Уйти, не попрощавшись?
      – Ты вообще не должна была уходить, – сердито оборвал ее Джек.
      – Ночь кончилась. Все было прекрасно. А теперь все позади. Послушай, у меня нет для этого времени.
      – А вы, однако, крепкий орешек, леди.
      Белинда распахнула дверь.
      – До свидания, Джек.
      Он ухватился за дверь, и та, подчинившись превосходящей силе, снова закрылась.
      – Давай поговорим.
      Что он о себе возомнил? Она хочет уйти – и дело с концом.
      – Я не желаю разговаривать, Джек. Мне надо пойти домой, принять душ, выпить чашечку кофе, переодеться и отправиться кататься на лыжах.
      Джек помрачнел еще больше:
      – Ты оскорбляешь меня, пытаясь вот так уйти.
      – Ты не привык к этому? Твои безмозглые бимбо не смели уходить без разрешения, не так ли?
      – Значит, ты хочешь поссориться со мной?
      – Я тебя слишком мало знаю, чтобы ссориться с тобой.
      – Если это не ссора, то я не знаю, как еще можно назвать твои слова.
      Джек вдруг оказался рядом с ней и заключил ее в объятия. Она чувствовала на щеке его дыхание.
      – Ты никуда не уходишь, – сказал он вкрадчивым тоном. – Ты не уходишь, и мы не ссоримся, Белинда. Ты не можешь бросить меня сейчас.
      Она понимала, что следовало бы уйти. Но беда в том, что она таяла в его объятиях и уходить ей не хотелось.
      – Прошу тебя, останься, Белинда. Мы проведем вдвоем все каникулы, целую неделю.
      Голос у Джека был хрипловатый, настойчивый. Голос обольстителя. А улыбка? Она так много обещала. Неделя с ним вдвоем. И что дальше? Дальше тебя выставят пинком в зад и заменят очередной бимбо?
      – Нет, благодарю покорно.
      Он не верил своим ушам.
      – Ты отказываешь мне? Уходишь? Бросаешь меня?
      – Извини.
      – Что ж, прекрасно. – Джек направился к двери в спальню, но остановился на пороге. – Прекрасно, Белинда, просто прекрасно!
      Она пристально смотрела на него.
      – Ты знаешь, от чего отказываешься?
      – Думаю, да.
      – Я больше не буду бегать за тобой. – Глаза Джека сердито сверкнули. – Я никогда не бегаю за женщинами.
      – И я никогда не бегаю за мужиками. – Белинда открыла дверь.
      – За мной бегают миллионы женщин! – заорал он.
      – Тем лучше! Значит, тебе есть из кого выбрать. Тем более что я все равно не в твоем вкусе.
      – Что правда, то правда. Ты не в моем вкусе.
      Белинде было обидно. Очень обидно.
      – По правде говоря, ты всего лишь самодовольный болван.
      – А ты всего лишь бессердечная мерзавка. Я, должно быть, совсем спятил, если бегал за такой, как ты. – Он исчез в спальне.
      – Как я уже говорила, – сладким голоском крикнула ему вслед Белинда, – все действительно было очень мило!
      Джек с грохотом захлопнул за собой дверь.
      Оказавшись на холодной предрассветной улице, Белинда чуть не заплакала. «Я не пролью из-за этого сукина сына ни единой слезинки, – утешала она себя. – Я поступила абсолютно правильно».
      Но легче ей не стало.

       15 января 1988 года
      Мэри была вне себя от ярости.
      Этот мерзавец солгал ей. Он использовал ее, а сам не выполнил обещания.
      Еще хуже было то, что, хотя они не виделись после той единственной ночи, которую провели вместе, Мэри радостно засуетилась, как только он позвонил ей сегодня утром и сообщил, что пробудет в городе целый день, а потом вернется в Нью-Йорк. Она встретилась с ним в его квартире, в Вествуде, где Эйб без лишних церемоний содрал с Мэри одежду и несколько часов подряд трахал ее. После секса Мэри спросила Эйба, какие меры он принял, чтобы разлучить его дочь и ее мужа.
      Эйб рассмеялся:
      – Никаких. Не нашлось подходящего момента, куколка, но какое это имеет значение? У тебя есть я.
      Взбешенная, Мэри привстала, чтобы залепить ему пощечину. Эйб поймал ее руку и пригвоздил к месту беспощадным взглядом потемневших глаз. Он чуть не сломал ей запястье.
      – Только посмей, – угрожающе произнес он и с такой силой отбросил Мэри на подушки, что она ударилась головой об изголовье кровати и страшно испугалась.
      Мэри ненавидела его. Эйб обманул, использовал ее. Но, увидев его напряженный пенис, который мог очень долго продержаться в таком состоянии внутри ее, она забыла обо всем. Зато сейчас вспомнила.
      Перемежая понюшки кокаина белым вином со льдом, она вспоминала и кипятилась все больше и больше.
      Когда они только что поженились и Винс любил и лелеял Мэри, он научил ее обращаться с оружием. С обычным револьвером двадцать второго калибра. И сейчас она достала его из ящика прикроватного столика, где он хранился. Мэри вздрогнула и снова запустила руку в ящик, отыскивая патроны.
 
      Оружие поблескивало в лунном свете.
      Человек, державший револьвер, гнусно ухмылялся, поднимая его.
      Уилл Хейуорд судорожно глотнул воздух.
      – Не надо, прошу вас! – крикнул он, не в силах отвести взгляда от смертоносного оружия.
      – Тебе конец, придурок, – бросил верзила.
      Уилл в отчаянии оглянулся вокруг, но Центральный парк в это время ночи, как и следовало ожидать, был пуст. Он снова беспомощно взглянул на убийцу и отступил на шаг.
      – Тебе некуда бежать, идиот!
      Уилл вскрикнул и бросился бежать.
      Но, нажимая на спусковой крючок, верзила поскользнулся на льду, потерял равновесие и рухнул на землю всеми своими тремястами фунтами веса. Выстрел, прозвучавший в ночи, не попал в цель.
      Уилл продолжал бежать.
      От его тяжелого дыхания в морозном воздухе поднимались облачка пара. Он бежал, спасая свою жизнь. Земля обледенела, было скользко. Добежав до Пятой авеню, Уилл оглянулся. Его преследователь был совсем близко. На этот раз не уйти…
      У светофора остановилось желтое такси. Уилл бросился к машине и вскрикнул, услышав выстрел. Он успел вскочить в машину, и водитель нажал на педаль, вопя на смеси испанского и английского языков, чтобы он убирался из такси ко всем чертям. Но Уилл не обращал внимания на ругань испуганного таксиста.
      Единственная мысль четко сформировалась в его сознании: этот мерзавец пытался убить его.
      В этом не было ни малейшего сомнения.
      Эйб Глассман, старый друг, пытался убить его.
 
      Все шло очень хорошо.
      Никогда еще захват компании не проходил так гладко.
      Эйб улыбнулся. Белинда оказалась более доверчивой, чем он предполагал, и даже не заметила, что действует по написанному им сценарию. Дочь не поняла, что он ни в коем случае не допустит, чтобы она добилась успеха.
      Эйб хохотнул, очень довольный собой.
      В «Новостях» местного телевидения Эйб видел, как в Аспен прибыл Форд и с каким изумлением воспринял весть о смене владельца компании и прекращении съемок «Беренджера». Эйб улыбнулся еще шире. Для Форда у него тоже припасен «приятный» сюрприз. И если Форд, узнав о том, какой поворот приняли события, был неприятно удивлен, то какова, интересно, будет реакция актеришки, когда он выяснит, какой следующий шаг предпримет Эйб.
      Эйб с нетерпением ждал, когда Форду сообщат о том, что «Возмущение» не будет сниматься. Надо лишь выбрать самый подходящий момент, чтобы обнародовать эту новость.
 
      Джек был в таком отвратительном настроении, что даже не мог читать лежащий перед ним сценарий. Он отбросил его в сторону. Вспомнив о длинноногой рыженькой, с которой провел прошлую ночь, он пришел в ярость. Джек с большим трудом достиг эрекции. Это он-то, Джек Форд, которому не было равных в быстроте реакции на женщину! Он стукнул кулаком по столу и подошел к окну.
      Это продолжалось уже целых четыре недели, с тех самых пор, как Белинда бросила его. Сначала Джек вообще ничего не хотел. Вернее, хотел, но только если думал о ней. При мысли о Белинде он мгновенно приходил в полную боевую готовность – словно дурак, который принарядился, а пойти некуда. Черт бы побрал эту сучку!
      Джек ежедневно подолгу катался на лыжах с Мелоди. В основном срывал на ней недовольство или погружался в уныние. Несколько раз, когда Джек поднимался в кресле по канатной дороге, ему казалось, что он видит внизу Белинду. Из-под смешной лыжной шапочки виднелись волосы такого же цвета, но под громоздким лыжным костюмом было трудно разглядеть все остальное. И каждый раз Джек ошибался.
      На третий раз он знал, что это она.
      Был теплый день. Подъемник на мгновение остановился. Мелоди подставила лицо солнечным лучам, а Джек наблюдал за какой-то лыжницей, спускавшейся по Красному спуску, знаменитому своими трамплинами. Преодолевать их желающих не нашлось, поэтому неудивительно, что лыжница спускалась в полном одиночестве.
      В эластичные лыжные брюки был заправлен свитер, на голове – черная мужская лыжная шапочка, на глазах – темные солнцезащитные очки. Она была красивой и сильной. Джек узнал ее, даже не видя волос или лица.
      Кататься она умела. Безупречный стиль: Белинда зависала над этими трамплинами грациозно, как балерина. У нее были невероятно сильные ноги. Ему ли не знать, какие они сильные! Он и сейчас чувствовал, как они обвивались вокруг его талии. Белинда пронеслась под его креслом, не взглянув вверх и полностью сосредоточившись на трудной трассе впереди. Когда подъемник двинулся дальше, Джек повернулся и следил за ней до тех пор, пока она не скрылась из виду.
      Он ощутил эрекцию.
      Сжав кулаки, он тупо смотрел сквозь окно на Уилширский бульвар. Джек был одержим ею. Он не мог ни на чем сосредоточиться, не мог спать, не получал удовольствия от близости с женщинами. Работать ему было бы легче, но съемки отложили на неопределенное время, дав Джеку еще один повод для беспокойства. Конечно, если бы началась работа, он бы увиделся с ней. Джек не мог бы сказать, обрадовала его эта мысль или привела в ярость. Он подошел к двери и распахнул ее. Необходимо узнать, где она сейчас. Он должен увидеться с Белиндой сегодня же.
      – Мелоди?
      Она взглянула на него.
      – Где у нас телефонный справочник? Не знаешь ли, эта Белинда Карлайл, сценаристка, живет в Лос-Анджелесе?
      Мелоди так уставилась на него, что он покраснел.
      – Я могу сказать тебе, где она живет, Джек.
      – Откуда ты знаешь?
      – Белинда и сама по себе знаменитость. Я читала о ней статью в газете. У нее дом в Лагуна-Бич.
      – Что? Что, черт возьми, ты имеешь в виду, говоря «она и сама по себе знаменитость»?
      – Разве ты не знаешь? – улыбнулась Мелоди. – Ее настоящее имя Белинда Глассман. Она дочь Эйба Глассмана.
 
      Белинда потеряла покой.
      Ей все надоело.
      Все у нее валилось из рук.
      Судя по всему, она влюбилась в самого известного бабника в Голливуде. А он? Разве он позвонил? Или попытался уговорить ее провести с ним еще одну ночь? Нет, Джек сдался без боя, как и предполагала Белинда. Избалованный тип. Сейчас он, наверное, утешается с одной из своих восемнадцатилетних бимбо.
      Ее захлестнула горячая волна ревности.
      «Господи! Кажется, плохи мои дела», – подумала Белинда.
      Съемки временно откладывались. Всякий раз, когда она думала об этом, у нее по спине пробегали мурашки. Белинда поговорила с Масционе, и тот с самым невозмутимым видом объяснил ей, что это обычное явление после передачи компании в другие руки, уверял, будто нет причин для беспокойства, и пообещал, что к февралю съемки возобновятся. Побочный результат действий Эйба. Подножка от Эйба, пусть даже непреднамеренная, однако… Он так или иначе вмешивался в ее карьеру. И Белинда не впервые пожалела, что она дочь всемогущего Эйба Глассмана. Потому что, будь ее отец обычным человеком, она сейчас работала бы на съемочной площадке. С ним.
      Рано или поздно они будут снова работать вместе. Но когда? До февраля осталось две недели, это не за горами. И попадет она из огня да в полымя. Как можно одновременно и бояться чего-то, и с нетерпением ждать? Так или иначе, ей придется держаться от него подальше.
      И конечно, мысль о том, что следует держаться от него подальше, заставила Белинду вспомнить о той ночи, когда они были близки. Ей вспомнилось их невероятное влечение друг к другу и собственная непростительная глупость: она не предохранялась. Даже не подумала об этом.
      Белинда знала себя: она не была ни глупа, ни забывчива. И если забыла воспользоваться диафрагмой, то сделала это умышленно. Вопреки здравому смыслу. Из какого-то упрямства Белинда в глубине души хотела забеременеть от него.
      Может быть, это не удалось.
      Господи, что она наделала?!
      Она, эмансипированная женщина, подсознательно прибегла к древней как мир уловке.
      «Завтра же надо сделать тест на беременность, – подумала Белинда. – А когда вернусь в Тусон, буду держаться от него подальше. Он человек опасный».
      В дальнейшем ей придется ограничиться такими мужчинами, как Винс.
      Прошлая ночь была полным фиаско. После Форда она не была с мужчиной ни в Аспене, ни в течение двух последующих недель, а прошлой ночью, для того чтобы достичь оргазма с Винсом, Белинде пришлось представить, что она в объятиях Форда. Вот до чего дошло. Бедняга Винс.
      В дверь позвонили.
      Думая, что это Винс, Белинда открыла дверь.
      Мэри Спаццио, улыбаясь, нацелила на нее револьвер.
      – Ах ты, мерзкая сучка! – прошипела она.

       Январь 1988 года
      Она ненавидела его.
      Как он может?
      Господи, все эти звуки – Мелоди не могла заснуть всю ночь.
      И этот смех. Его смех. Низкий, невероятно чувственный, невероятно возбужденный. С ней он никогда так не смеялся. Мерзавец.
      Мелоди хотелось уйти от Джека, умереть или убить его.
      – Мел! – крикнул он из кабинета.
      – Пропади ты пропадом, – пробормотала она, очень довольная собственной дерзостью.
      – Что это, черт возьми, за история с «Возмущением»? – Джек подошел к двери. – Что означает вся эта чушь насчет «приостановки съемок» на неопределенное время?
      «Судя по его виду, он тоже недоспал прошлой ночью, – злорадно подумала Мелоди. – Но как он смеет? Разве не знает, что я люблю его?»
      – Тед должен перезвонить мне, как только освободится, – спокойно сказала Мелоди.
      – Его безмозглая секретарша говорит это уже в течение двух недель! – возмущенно воскликнул Джек. – Господи, Мел, сегодня шестнадцатое число! Поезжай туда и выясни, что происходит!
      – Нам известно, что происходит, – невозмутимо заметила Мелоди.
      – Они ведут себя так, будто не знают, кто я такой! – возмущался Джек. – Как будто со мной и не подписывали один из самых крупных контрактов в истории «Северной звезды»! Будто я какой-то неопытный юнец, как это было когда-то!
      – Когда компания переходит в другие руки, всегда изменяется политика, – не слишком убедительно пояснила Мелоди.
      – Новая политика, говоришь? Да это настоящая война против меня! Сначала переход компании в другие руки, потом приостановка съемок «Беренджера», а теперь это! И я связан по рукам и ногам этим чертовым эксклюзивным контрактом! Я готов убить этого Сандерсона!
      – «Северная звезда» перешла в другие руки. «Беренджер» не будет выпущен на экраны. Съемки «Возмущения» отложены, – перечисляла Мелоди, наблюдая, как темнеет лицо Джека. – Разве Сандерсон не просил тебя не волноваться? Тебе платят, Джек.
      – Ты как будто радуешься этому? – Бросив на нее сердитый взгляд, он скрылся в своем кабинете и хлопнул дверью.
      Мелоди надеялась, что Джек злится и на нее тоже.
      Когда-то он был очень чуток. Нет, не так. Когда-то Мелоди казалось, что Джек чуток. Но теперь она поняла, что он ничем не отличается от любого другого красавца актера – эгоистичный, самовлюбленный и властный. Мелоди ощущала страшную обиду. Каждую ночь она плакала, пока не засыпала. Сидя рядом с Джеком в кресле подъемника, она с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться у него на глазах. Нередко Мелоди спускалась на лыжах с горы вслепую, потому что слезы застилали глаза.
      Она подняла телефонную трубку. Тед Маджорис все еще был на совещании. Она попросила к телефону Ника Фелтона. Он тоже был на совещании, но Мелоди не сомневалась: он ей перезвонит.
      Ники, ассистент продюсера «Беренджера», был неравнодушен к Мелоди. И всегда знал, что происходит. Мелоди и сама пока не понимала, зачем ей это нужно: то ли она выполняла свою работу, то ли ею руководили какие-то смутные мысли о мести.
      – Привет, любовь моя, – сказал, возникая на пороге, Лансинг. Мелоди вздрогнула от неожиданности. – Так как насчет сегодняшнего вечера?

      Он сидел, уставившись в пространство.
      В пространство или на газон за окном и дальше – на дорогу или на склоненную голову учителя, так поглощенного чтением книги, что не замечал ничего вокруг.
      «Вот и хорошо», – думал Рик.
      Он терпеть не мог зал для самостоятельных занятий.
      Мальчишка лет двенадцати рисовал что-то на крышке стола. Несколько ребятишек действительно занимались. Какой-то рыжий паренек беззвучно отбивал ногой неслышимый ритм. Две девчонки справа общались друг с другом на языке жестов. Когда учитель поднял голову, в классе стояла полная тишина, все застыли. Как только он снова опустил голову, рисование, отбивание ритма и оживленный разговор на языке жестов продолжились. Рик заметил, что у рыжего парнишки надеты наушники. Везет же некоторым!
      Одна из девчонок сунула ему записку: «Ты действительно брат Джексона Форда?» Рику стало противно. Все девчонки одинаковы. До него им нет никакого дела, их интересует только его звездный братец.
      Пришла еще записка: «Ты встречаешься с Лидией Каррера?»
      Это еще что за новости? Да, Рик поболтал с ней пару раз – и все.
      Рик нацарапал на клочке бумаги: «Нет», – и передал записку через плечо. Девчонки захихикали. Учитель резко вскинул голову.
      – Что происходит? – Он обвел каждого пристальным взглядом. Взгляд его остановился на рыжем парне, который не успел вытащить из уха наушник. – Брайан Ли! Немедленно положи сюда приемник.
      Брайан подчинился, но был явно расстроен.
      Десять часов. Рик чувствовал, что умрет от скуки. Невыносимо медленно тянулись минута за минутой. Вдруг он заметил какое-то движение за окном. На дереве вниз головой висела Лидия, словно веселая, довольная обезьянка. Рик чуть не расхохотался. Она корчила гримасы. Ее рубашка спустилась на грудь, обнажив плоский смуглый живот. Рик с надеждой ждал, не обнажатся ли груди. Она снова скорчила рожицу, и Рик расхохотался. Он сразу же замолчал, но было поздно.
      – Рик Форд! Почему ты смеешься?
      – Просто так, – ответил Рик, не смея еще раз взглянуть в окно.

      Адам был не дурак.
      Вернувшись в свой номер и закрыв за собой дверь, он стал обдумывать ситуацию. Адам видел, как Белинда ушла с вечеринки у Келлеров вместе с Фордом. Она сказала ему, что у нее разболелась голова, и настояла на том, чтобы он не провожал ее. За кого Белинда его принимает, за полного идиота? Почти шесть месяцев назад она точно так же поступила с ним на вечеринке у Маджориса. Значит, Белинда уже дважды обманула его ради этого жалкого актеришки.
      Адам еще тогда был взбешен, потому что Форд перебежал ему дорогу.
      И потому, что эта сучка предпочла ему Форда, мерзкого жеребца.
      Тогда Адам впервые почувствовал неприязнь к Белинде Глассман. Теперь он ненавидел ее.
      Адам потратил полгода, бегая за ней, ухаживая, ублажая ее – играя роль безупречного джентльмена. А она предпочла ему это ничтожество. Адаму хотелось как следует проучить ее – схватить и безжалостно оттрахать, как последнюю дрянь.
      Он, конечно, не сделает этого.
      Адам человек здравомыслящий и не склонен к неразумным поступкам. Он не намерен проиграть эту битву. Белинда Глассман от него не уйдет.
      Стоило ему вспомнить о «Глассман энтерпрайзиз» и связанных с этим миллиардах долларов, как Адам сразу же понимал, что не может позволить Белинде уйти.
      – Вижу, ты дома, – раздался голос.
      Адам взглянул в сторону двери и улыбнулся.
      В дверях стояла, улыбаясь ему, Сериз. Темнокожая, красивая, высокая, в лифчике с отверстиями для сосков и в штанишках с прорезью в промежности. Пенис Адама тут же отреагировал на ее появление. Адам подошел к Сериз, любуясь крупными, твердыми коричневыми сосками.
      – У меня для тебя сюрприз, – промурлыкала она, отводя его руки, потянувшиеся к ее груди.
      Адам последовал за ней в спальню, на ходу стянув свитер и бросив его на кресло. Он остановился на пороге и замер.
      Лежавшая на его кровати азиатка, маленькая и худенькая, была полной противоположностью высокой пышнотелой Сериз. Кроме черных чулок, на ней ничего не было. Ее соски – крошечные и заостренные – были подкрашены красным, лобковые волосы выбриты, ноги широко раскинуты, как и положено проститутке. Сериз фыркнула.
      – Ложись на нее, – сказал Адам, – а я пока разденусь.

      Мэри понимала, что находится на пороге ужасного срыва, может быть, даже безумия. Звонил телефон, но она не брала трубку. Вокруг валялись сегодняшние газеты. Все они были развернуты, прочитаны и отброшены в сторону. Ни слова. Она не нашла в них ни слова о случившемся.
      О Господи!
      Если Белинда Глассман мертва, то к ней, несомненно, с минуты на минуту постучится в дверь полиция. Она ждала их в любую минуту вот уже восемнадцать часов, с тех самых пор, как вчера вечером выстрелил ее револьвер. Мэри показалось, что к дому подъехала машина. Она вскочила, подбежала к окну и выглянула из-за шторы. Никого. Наверное, у нее начались слуховые галлюцинации.
      Она взмокла от пота.
      Ей никогда не забыть взгляда Белинды, когда прозвучал выстрел. Белинда хотела выхватить у нее револьвер, но Мэри сопротивлялась, хотя Белинда была сильнее ее. Потом раздался выстрел. Белинда вдруг выпустила из рук револьвер, лицо у нее побледнело, глаза широко раскрылись, и она пошатнулась. Над ее левой грудью появилось маленькое красное пятнышко, которое быстро увеличивалось. Она вскрикнула и опустилась на пол.
      Правда, Мэри сразу же поняла, что кричала не Белинда, а она сама.
      – Вызови «скорую», Мэри, – сказала Белинда.
      Остолбенев от ужаса, Мэри лишь постанывала, она глотала ртом воздух, не в состоянии ни двинуться с места, ни думать.
      – Мэри! Вызови «скорую»! Пожалуйста!
      Мэри видела, как Белинда закрыла глаза. О Боже! Она умирает. Может, уже умерла! Мэри вышла из оцепенения и бросилась вниз по ступенькам к своей машине. Потом вспомнила о револьвере, на котором могли остаться отпечатки ее пальцев. Она вернулась и схватила револьвер. Потом помчалась к машине, села и взяла с места на первой скорости. Пот струился по ее лицу, застилал глаза. Мэри заставила себя сбавить скорость до дозволенных пределов.
      А вдруг Белинда жива?
      Мэри остановилась у автомата и вызвала «неотложку», повесив трубку сразу же, как только назвала адрес и сказала, что это огнестрельное ранение. Потом снова села в машину и не останавливалась, пока не добралась до дома. Она долго сидела в машине, откинувшись на спинку сиденья и так крепко вцепившись в руль, что побелели костяшки пальцев.
      – О Господи, только бы она не умерла, – без конца повторяла Мэри.
      Она понимала, что за ней могут прийти в любую секунду. Полицейские и внимания не обратят на то, что Мэри выстрелила случайно. Она скажет, будто не знала, что револьвер заряжен. Мэри тщательно стерла с него отпечатки пальцев. Копы не найдут револьвер, если она положит его на место. Конечно, было бы надежнее выбросить его в океан, например, но тогда Винс начнет расспрашивать, что произошло. Нет, револьвер надо оставить там, где он всегда лежал.
      Мэри не хотела, чтобы Белинда умерла. Но ведь, выжив, она расскажет полиции, что произошло, – и что тогда? Мэри посадят в тюрьму. Она это понимала.
      Мэри включила радио, чтобы послушать новости. Сообщений о том, что в кого-то стреляли, а уж тем более что кого-то убили, не было. Пришел домой Винс – усталый, в отвратительном настроении, но Мэри не хотелось его видеть. Во всем виноват Винс.
      Он поинтересовался, что у них на ужин.
      – Отцепись, – огрызнулась Мэри.
      Винс обругал ее, вскочил в свой грузовичок и уехал.
      Мэри расплакалась. Ведь надо было вести себя так, словно ничего не случилось. К дому подъехала машина. Вернулся Винс или это полиция? В дверь постучали. Застонав, она поднялась и пошла открывать дверь. Это пришла Бет.
      Истерически рыдая, Мэри рухнула ей на руки.

      – Полицейское управление Лагуна-Бич.
      Белинда, сидевшая в больничном кресле-качалке, взглянула на офицера в штатском.
      – Это был несчастный случай, – устало сказала она.
      Кажется, вчера вечером Белинда уже говорила об этом полицейскому в форме, но вспоминалось это как в тумане.
      – Боюсь, мне придется получить более подробные показания, – заметил детектив. – Меня зовут Хьюит. Расскажите мне как можно подробнее, что произошло.
      – У вас пять минут, – строго предупредил его доктор Голд. – Не больше.
      Белинде было нечего скрывать.
      – У меня интрижка с мужчиной по имени Винс Спаццио. Он женат. Вчера я открыла дверь, там стояла его жена с револьвером. Судя по всему, она находилась под воздействием наркотиков. Я не думала, что она выстрелит. Я попыталась выхватить у нее револьвер. Наверное, это было глупо, но я сильная и понадеялась, что справлюсь с ней. Мне удалось отобрать револьвер, но после того, как он выстрелил.
      – Это действительно было глупо, – согласился Хьюит. – Но мы можем предъявить обвинения сразу по нескольким статьям: во-первых, нападение с целью нанесения физического увечья; затем нападение с применением огнестрельного оружия, исчезновение с места происшествия…
      – Это был несчастный случай, – повторила Белинда. – Случайность. Она показалась мне такой жалкой. Я не настаиваю на предъявлении ей обвинений.
      Доктор Голд и Хьюит обменялись удивленными взглядами. Медсестра сообщила, что прибыло такси за Белиндой.
      – Уверен, вы еще передумаете, – сказал Хьюит, – но в любом случае решать вопрос о судебном преследовании будете не вы, а окружной прокурор. А мне нужно написать отчет. Значит, Спаццио?
      – Да, – слабым голосом подтвердила Белинда.
      Доктор Голд подкатил ее кресло к выходу, пояснив, что так принято в их больнице. Белинда была польщена и благодарна. Он обнял ее за талию и помог подняться. Она чувствовала себя безумно усталой, и все ее тело болело.
      Доктор помог ей спуститься по широким ступеням к поджидавшему у входа такси.
      – Как можно больше отдыхайте, – сказал он. – А ровно через неделю милости просим ко мне.
      – Будет исполнено, сэр, – пошутила Белинда и, совершенно измученная, опустилась на заднее сиденье машины.
      Рука у нее была в гипсовой повязке, но ведь стреляли-то не в руку? Пуля прошла рядом с ключицей, к счастью, не задев ее. Ранение было сквозное. Проведя в больнице чуть более суток, Белинда настояла на том, чтобы ее отпустили домой. Она терпеть не могла больниц.
      Голд предложил Белинде позвонить кому-нибудь из родственников или другу, чтобы за ней приехали и побыли с ней несколько дней. Звонить было некому. Белинда еще вчера, когда пришла в себя и ее везли из приемного покоя в палату, осознала, насколько она одинока. Разве кому-нибудь есть до нее дело?
      И разумеется, она подумала – и не впервые – о Джеке Форде. Как он поступит, узнав, что в нее стреляли, что она лежит больная, совсем одна?

      Она ему не перезвонила.
      А из больницы ее выписали.
      Эйб был взбешен. Подумать только, если бы медсестра не связалась с ним, он даже не узнал бы, что в Белинду стреляли!
      Не имеет значения, что доктор сказал, что ее жизни не угрожает опасность и она лишь чувствует слабость. Не имеет значения, что лейтенант Хьюит заявил ему то же самое. Эйб долго ждал, когда Белинда поднимет телефонную трубку, а как только включился автоответчик, начал орать. Он знал, что она дома. И, черт возьми, желал узнать, что произошло!
      – Не ори, я здесь, – ответила наконец Белинда сонным голосом.
      – Что, черт возьми, случилось? С тобой все в порядке? – продолжал кричать Эйб.
      – Эйб, насколько я понимаю, ты узнал, что в меня стреляли. Это пустяки. Если тебе не все равно, то сообщаю: со мной все в порядке. Я спала.
      – Голд просил тебя остаться в больнице еще несколько дней. Господи! Может, ты хоть раз послушаешь кого-нибудь?
      – Какая разница? – устало отозвалась Белинда.
      – Ты там совсем одна, вот какая разница. Кстати, мать уже едет сюда, и мы посылаем к тебе сиделку. А теперь говори, что, черт возьми, произошло?
      – Мне не нужна сиделка, – решительно заявила Белинда. – Нэнси тоже незачем приезжать.
      – Она уже в пути. А ты хотя бы один-единственный раз окажи мне любезность и не перечь, – сердито обрезал ее Эйб. – А теперь выкладывай, что случилось!
      – Это произошло случайно. Жена моего любовника примчалась сюда под кайфом и с револьвером в руке. Я попыталась отобрать револьвер, а он выстрелил.
      – Какая глупость! Эта ничтожная сучка за нападение с применением оружия может получить десять лет, и уж я позабочусь о том, чтобы получила! Вот мерзавка!
      – Не горячись, Эйб, – помедлив, сказала Белинда. – Ее надо лечить от наркомании, а не сажать в тюрьму. К тому же я не выдвигаю против нее обвинения.
      – Что ты говоришь?!
      – Что слышишь. Наверное, мне ее жаль. Ей, конечно, не следовало угрожать заряженным пистолетом, но, согласись, ее можно понять: ведь я действительно спала с ее мужем последние шесть месяцев. Я просила полицию замять это дело.
      – Иногда ты бываешь очень умна, но временами мне кажется, что у тебя напрочь отсутствуют мозги. Нельзя позволять этой сучке шутить с тобой шутки, Белинда, слышишь меня? Она сумасшедшая! Думаешь, она извлечет из случившегося урок? Черта с два! А что, если ей взбредет в голову попытаться еще разок? А?
      – Не взбредет, – прервала отца Белинда. – Вот увидишь. Послушай, я не очень хорошо себя чувствую. До свидания, Эйб.
      – Не смей бросать трубку, когда я говорю!
      – Но мне нужно побольше спать, чтобы поправиться и снова приступить к работе.
      – Забудь об этом. Разве тебя не известили? Съемки «Возмущения» откладываются.
      – Что?!
      – Успокойся.
      – Что значит «откладываются»? Мне говорили, съемки возобновятся в феврале. Что ты затеял, Эйб?
      – Ничего, – сказал он. Это был один из редчайших случаев в жизни Эйба, когда он раскаивался в содеянном. Но не в том, что отложены съемки, а в том, что поднял этот вопрос именно сейчас. – Все дело в том, что необходимо пересмотреть бюджетную смету, – стараясь сгладить ситуацию, пояснил он.
      – Я так и знала, ты что-то затеваешь… Я это чувствовала.
      – Белинда, ложись спать и ни о чем не беспокойся. А этой мерзавкой я сам займусь.
      В трубке послышались короткие гудки.
      – Проклятие! – Он с грохотом положил телефонную трубку. Эйб и не подозревал, что эта маленькая сучка Мэри сумасшедшая. И на какое-то мгновение испытал сожаление, потому что, видит Бог, она лакомый кусочек.
      Но никому, никому на свете не дозволено шутить с Глассманом! И с тем, что ему принадлежит. А Белинда, хоть и мятежница, его плоть и кровь, его дочь, которая когда-нибудь станет матерью его внука. Эйб набрал номер Мэри.
      Номер не отвечал.
      Что за черт! В любом случае ему придется заняться этим делом самому.

      У него зазвонил телефон. Как ни странно, звонила секретарша Маджориса.
      – Минуточку, – сказала она.
      Джека прошиб пот. Потом подошел Тед и наигранно жизнерадостным тоном поздоровался с ним.
      – Привет, Тед, – спокойно ответил Джек. – Объясни, что происходит? Еще на прошлой неделе ты сам отвечал на мои звонки, а теперь я потратил два дня, чтобы пробиться к тебе.
      – Джек, дорогой мой, успокойся. Ус-по-кой-ся! У меня были очень серьезные проблемы с фильмом, который снимался в Бразилии. Очень серьезные! Двое ведущих актеров безумно влюбились друг в друга – не по роли, – и нам удалось снять великолепные любовные сцены. А когда настало время снимать основные сцены, они успели разругаться в пух и прах и ведут себя на сцене, как злейшие враги…
      – Остановись, Тед.
      – …не говоря уже о том, что половина съемочной бригады слегла с пищевым отравлением. Мне пришлось самому лететь туда и вытряхнуть душу из Боба Дира. А что касается Барбары…
      – Тед, меня, черт возьми, совершенно не интересует судьба какого-то вонючего фильма в Бразилии! Почему, скажи на милость, я должен узнавать о судьбе «Беренджера» от какого-то репортера? Почему, ответь, люди из моей студии не могут позвонить мне и сказать, что происходит? – Джек попытался сдерживаться и не повышать голос.
      – Джек, малыш, все под контролем. Все идет прекрасно. Тебе абсолютно не о чем беспокоиться. Я тебе обещаю.
      – Значит, «Беренджер» выйдет на экраны?
      – Вероятнее всего, только немного позднее.
      – Что ты плетешь? – перестав сдерживаться, заорал Джек. – И как насчет «Возмущения»?
      Потом, как назло, он услышал в трубке зуммер интеркома Маджориса, и его секретарша сообщила, что пришел Джордж Мастерс.
      – Джек, у меня очень важная встреча. Я тебе позвоню. Не беспокойся.
      – Ну уж нет, Тед. Я два дня пытался связаться с тобой. Так что давай-ка встретимся. Нам необходимо поговорить!
      – О Господи! – взмолился Маджорис. – Ладно, завтра. В «Поло-Лонж», в час дня. – Он повесил трубку.
      – Спасибо, – сказал Джек трубке, в которой раздавались короткие гудки.
      Всегда так в этом городе. Уж если ты популярен, так популярен. Перед тобой пресмыкаются, тебе льстят. А когда все кончается, это сразу заметишь: тебе перестают лизать задницу. И теперь Джек это чувствовал. В январе в Лос-Анджелесе бывает холодно, но он ощущал вокруг арктический холод. Его избегали, как прокаженного, с ним обращались, как с неудачником.
      Сукин сын Глассман. И тут без него не обошлось.
      Теперь он хозяин «Северной звезды». Пожелай Глассман – и «Беренджер» через месяц будет выпущен на экраны. Все в его власти. То же относится и к возобновлению съемок «Возмущения». Ну а если он не пожелает…
      Неужели этот человек готов из-за него потерять восемь миллионов долларов?
      Сердце подсказывало Джеку: да, это Глассман охотится за ним. Разум возражал: здесь дело в чем-то другом.
      Он подумал о ней.И разозлился еще сильнее.
      Ему следовало бы хохотать над таким совпадением. Как ни парадоксально, но из всех женщин в мире, из всех сексапильных красоток Джек выбрал именно ее и занимался с ней любовью с таким самозабвением, словно делал это в последний раз и завтрашнего дня не будет. Джеку моментально вспомнились все подробности. Он тотчас ощутил сильнейшую эрекцию и рассвирепел еще больше. Джек с силой стукнул кулаком по столу и даже обрадовался, почувствовав боль.
      Она его больше не интересует.
      Она даже не в его вкусе.
      Она, видно, и понятия не имеет, что миллионы женщин готовы умереть, лишь бы переспать с ним.
      Джек все еще не мог поверить в то, что Белинда отказалась от него – не раз, не два, а целых три, если считать эпизод на съемках в Тусоне.
      Белинда Глассман.
      Что отец, что дочь – одного поля ягоды.
      Привыкла, чтобы все было так, как она хочет. Наверное, считает себя лучше, чем он. Джек весь пылал – и не только от гнева.

      На секунду воцарилось молчание.
      – Так когда у нас будет свидание? – с улыбкой продолжал Лансинг, склоняясь над ее столом.
      Мелоди покраснела. Она совсем забыла о нем, травмированная всем, что произошло с ней за последнее время. Переспав с Джеком, Мелоди ожидала, что это повторится, однако вместо этого ей пришлось слушать, как он занимается за стенкой любовью с другой женщиной, а оставаясь с ним наедине, должна была изображать равнодушие.
      – Только не говори, что передумала, – быстро сказал Лансинг. – Ты мне обещала.
      Мелоди взглянула на него, и губы ее дрогнули в улыбке. Он походил на озорного мальчишку, и она сказала «да».
      – Ну что ж…
      – Заеду в семь. – Лансинг сверкнул ослепительной улыбкой.
      – Сегодня не могу, – быстро добавила Мелоди.
      – Встречаешься с боссом?
      Она даже вздрогнула.
      – Что ты сказал?
      – С боссом. Ну, знаешь, с тем парнем, который каждую неделю выдает тебе зарплату.
      – Нет, не встречаюсь, – ответила Мелоди. Она встречалась с Ники Фелтоном. Но по правде говоря, с гораздо большим удовольствием встретилась бы с Питером.
      – Не хитри со мной. Я не обидчив. И не ревнив. Переживу. – Взгляд его, несмотря на беззаботный тон, был острым, проницательным.
      – Питер, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Кстати, как тебе удалось уговорить Лию приехать сюда? – Мелоди с облегчением сменила тему.
      – Я соблазнил ее цветом денег. И их запахом. Ничто не может сравниться с привлекательной силой баксов. – Он искоса взглянул на Мелоди с обезоруживающей улыбкой. – А как насчет завтрашнего вечера?
      Она в это время думала о том, с каким трудом Джек переносит пребывание здесь этой особы, его сестрицы. Мелоди испытывала злорадство, тогда как еще совсем недавно была готова в любую минуту мчаться к нему, чтобы успокоить, утешить.
      – Бедный Джек, – пробормотала Мелоди и чуть заметно улыбнулась, представив себе, сколько проблем свалилось на его голову.
      – Ах черт возьми, – пробормотал Лансинг, нахмурившись. – Вот она, ревность-то.
      – О чем это ты? – опомнилась Мелоди.
      Но он уже шагал к двери. На лице его было написано отвращение. Может, она что-нибудь не так сделала? Или сказала что-нибудь?
      В этот момент вошли Джек и Лия. Лицо Джека выражало такое же отвращение, как лицо Лансинга.
      – Мел, Лии нужны деньги.
      – Чтобы купить кое-какие продукты, – пояснила Лия.
      – Что я – банк? – огрызнулась Мелоди.
      Лия шагнула к Лансингу и, взяв его под локоток, прижалась к нему всем телом.
      – Уже уходишь, Пит? – промурлыкала она. – Когда же я тебя увижу?
      – Никогда, – усмехнулся Лансинг. – Я уже закончил свою работу.
      Ее рука скользнула на его талию.
      – Пригласи меня завтра поужинать, Пит. Обещаю, десерт придется тебе по вкусу.
      – Направь свою энергию в другое русло, – посоветовал Лансинг, отстраняясь от нее.
      – Черт возьми, Лия, – нахмурился Джек. – Попытайся вести себя не как проститутка.
      – Иди ты в задницу со своими советами, большой братец, – беспечно заявила Лия и подошла ближе к Мелоди. – Желаю хорошо провести время, дорогуша. Он парень что надо.
      Мелоди была шокирована. Неужели они?.. Ей следовало бы догадаться. Все мужики одинаковы. Она возмущенно оглянулась на Питера, но он уже ушел.

      Она обманула его.
      Винс, сидевший в машине, которую остановил перед своим домом, в сердцах стукнул руками по рулю. Белинда не отвечает на его звонки. Может, следует снова поехать к ее дому и подождать, пока она вернется? А может, она дома и просто не хочет его больше видеть?
      Вчера после работы Винс ездил туда и ждал, ждал… пока восхитительное предвкушение не сменилось отчаянием, обидой и гневом. И он понял, что она бросила его.
      Винс почувствовал, что теряет ее. Они больше почти не встречались, а в ту ночь, когда Белинда вернулась из Аспена, ему потребовалось очень много времени, чтобы довести ее до оргазма, причем один-единственный раз. Больше она не захотела заниматься любовью. И очень настойчиво попросила его уйти, сославшись на усталость.
      Винс вышел из грузовичка. Будь он проклят, если станет ее упрашивать. Пусть сама позвонит. И извинится.
      Но, направляясь к дому по выложенной камнем дорожке, он испытывал сильное искушение повернуть назад, вскочить в свой «форд» и помчаться к Белинде. Он домчался бы за тридцать минут. А через тридцать пять минут – выслушав ее извинения, – мог бы уже заниматься с ней любовью.
      Мэри, сидевшая на полу среди разбросанных вокруг газет, выглядела отвратительно.
      – Что с тобой? – спросил Винс скорее из любопытства, чем с беспокойством.
      Она чуть не плакала.
      – Отцепись, Винс.
      Покачав головой, он прошел в кухню. Вид жены раздражал его. Жаль, что она не собирается переехать отсюда к своей любовнице. Тогда ему не пришлось бы уезжать. Ведь как только он скажет Мэри о том, что решил развестись, кому-то из них придется съехать отсюда.
      Мэри обняла его, подойдя сзади.
      – Винс, прости меня, – всхлипывая, сказала она. – Не злись, прошу тебя.
      Он отвел от себя руки жены и посмотрел ей в лицо.
      – Ты под кайфом? Или пьяна? Что с тобой такое?
      – Моя жизнь разбита, – простонала Мэри.
      Ему не хотелось разбираться в ее проблемах.
      – Насколько я понимаю, ужин ты сегодня опять не приготовила?
      – Как ты можешь думать о еде? – взвизгнула она.
      – Черт с тобой, – бросил Винс, – закажу пиццу.
      Мэри отошла и тяжело опустилась на стул. Винс почувствовал что-то похожее на угрызения совести. В последнее время он не слишком хорошо относился к ней. Но черт возьми, неужели Мэри не может хотя бы через день делать ужин?
      Белинда никогда не станет готовить для него.
      Нет, раз или два, когда они только начали встречаться, она готовила для него ужин. Но еда тогда так и осталась нетронутой, потому что они не могли оторваться друг от друга.
      Где, черт возьми, была Белинда прошлой ночью?
      И главное, с кем?
      Об этом Винс старался не думать. Если начать думать об этом, он сойдет с ума.
      В дверь громко постучали. Кто это изволил пожаловать? Проходя к двери мимо Мэри, Винс заметил, что она сильно побледнела. Может, Мэри действительно больна? Он открыл дверь. На пороге стояли двое полицейских в форме и какой-то мужчина в джинсах. Человек в джинсах предъявил ему полицейский жетон.
      – Полиция, – сказал он. – Вы Винс Спаццио?
      – Да, это я, – ответил изумленный Винс. – А в чем дело?
      Детектив взглянул в сторону Мэри.
      – Это ваша жена?
      – Да.
      – Вы понимаете, миссис Спаццио, что, оставив без помощи жертву нападения, совершили тяжкое преступление?
      – Это был несчастный случай, – всхлипывая, пробормотала Мэри.
      – О чем вы говорите?! – воскликнул Винс.
      – Я вынужден арестовать вас, – обратился полицейский к Мэри.
      – Арестовать? – растерялся Винс. – За что?
      – Во-первых, за бегство с места происшествия. Во-вторых, по подозрению в намерении нанести телесные повреждения. И возможно, за нападение с применением огнестрельного оружия. Она имеет разрешение на ношение оружия?
      – Мэри?
      – Я не хотела, Винс, – бормотала, заливаясь слезами, Мэри. – Не хотела.
      – Леди, все, что вы скажете, может быть использовано против вас, – разъяснил Хьюит. – Идемте. По дороге я зачитаю вам ваши права. – Он взглянул на Винса. – А вам, полагаю, следует позвонить своему адвокату.
      – Объясните мне, что, черт возьми, произошло?
      – Вчера вечером ваша жена стреляла в Белинду Глассман.

      Белинда пыталась проснуться. Она с благодарностью чувствовала, как ее гладят, успокаивая, загрубевшие мужские руки. Белинда старалась вспомнить, где она. Ах да, в Аспене. Джек. Здесь Джек. Она все еще с ним. Это он произносит ее имя хрипловатым, ласкающим голосом.
      Белинда понимала: здесь что-то не так. Потом сообразила и обрадовалась. Она дома. В нее стреляли. Но пришел Джек. Она ему не безразлична.
      Белинда уткнулась носом в его руку. Рука была теплая. Значит, это не во сне. Значит, он действительно здесь.
      – Милая?
      Она вздохнула, желая что-то сказать, но язык не слушался ее. «Джек», – с благодарностью подумала Белинда.
      – Милая? Все хорошо, я здесь. Я люблю тебя, очень люблю.
      Она открыла глаза, и глубокое разочарование охватило ее. Винс. Все остальное ей приснилось. Но все эти чудесные ощущения были так реальны! Как трудно смириться с тем, что ощущение невероятного счастья было всего лишь игрой воображения!
      – Я не хотел будить тебя, – сказал Винс.
      – Что ты здесь делаешь? И как ты вошел?
      – Дверь была не заперта. Я только что узнал. Боже мой, Белинда, я так сожалею о случившемся!
      Белинда была слишком слаба, чтобы сердиться. Она закрыла глаза и почувствовала, как прогнулась кровать. Это Винс осторожно вытянулся рядом с ней. Так не должно быть. С ним все кончено. Но… Белинда чувствовала себя такой одинокой, ей было больно, и никому до нее нет дела… кроме Винса.
      – О Винс, – с трудом пробормотала она.
      – Ш-ш-ш, я здесь. И останусь с тобой, пока ты не поправишься.
      – Обними меня, – прошептала Белинда.
      Он неуклюже обхватил ее рукой. Ощущать тепло его тела было так приятно. Она заснула.
      То, что ей снилось, представляло собой причудливый коллаж образов: ухмыляющаяся физиономия отца; мать, которая кого-то в чем-то обвиняет; Винс; Мэри; револьвер; плачущий ребенок; крик Мэри; плачущая Нэнси; орущий Эйб; Эйб превращается в Винса. Потом Винс стал удаляться – как раз тогда, когда он так нужен ей. Она умоляет его не уходить и видит, что это не Винс, а Джек. Лицо его искажено гневом. «Ты бессердечная мерзавка», – сурово говорит он, словно не замечая, что Белинда ранена.
      Бессердечная мерзавка.
      Она заплакала.
      А он уходит, хлопнув дверью.
      Белинда знает, что это происходит во сне. Она хочет вернуть его. Но все бесполезно. Джек не желает возвращаться.

      – Это все знают, Мелоди.
      – Вот и расскажи мне, – сказала она, подавшись вперед.
      Они ужинали в «Спаджо». Ужин состоял из пиццы с копченой лососиной и шабли. Это сочетание Мелоди сначала сочла ужасным, но потом оно оказалось изумительным. Ники Фелтон снял очки – видимо, для того, чтобы было удобнее начать разговор, но потом снова водрузил их на нос.
      – Эйб Глассман за что-то ненавидит твоего босса. Подробностей я не знаю. На мой взгляд, «Беренджер» был великолепен. Я видел монтажную копию – и не только я. Но Глассман – он же сумасшедший – запретил выпускать его, и точка. Финита.
      – Его когда-нибудь выпустят на экраны?
      – Кто знает? Хотя скажу тебе кое-что. – Ники сделал театральную паузу.
      Мелоди терпеливо ждала.
      – Прайс был в ярости. Он просто рассвирепел. Просто дьявол. И я его понимаю.
      – Так что же произошло?
      – Не знаю, как удалось его успокоить. Сейчас он собирается на выездные съемки одного фильма, который снимает «Парамаунт». – Фелтон пожал плечами. – Знаю, что ему предложили самый дорогостоящий контракт, но он отказался. Он перестал орать и угрожать, но он очень недоволен.
      Мелоди откинулась на спинку стула, обдумывая информацию. Значит, «Беренджер» никогда не выйдет на экраны, а Джеку об этом неизвестно.
      – А как насчет «Возмущения»? Что же это за проблемы с бюджетом?
      Ники как-то странно посмотрел на нее.
      – Никаких проблем с бюджетом нет. Самая большая сенсация заключается в том, что «Возмущение» вообще не будет сниматься. На этом фильме поставили крест.
      «Ну и ну! Вот это да!» – подумала Мелоди.
      – И если у Джека есть возможность выжить в этой передряге – но это строго между нами, – так это расторгнуть контракт. Посоветуй ему сделать это – и как можно скорее.
      Мелоди кивнула.
      – А теперь, – сказал Ники, – идем отсюда.
      Ники откинул верх своего красного «мерседеса», но Мелоди не возражала, так как не боялась испортить прическу. Погруженная в свои мысли, она не обращала внимания на то, что говорил Ники по дороге к ее дому, находившемуся почти в Вествуде. Но, почувствовав, как его рука поползла вверх по ее бедру, она вернулась к реальности.
      – Не надо, Ники. – Мелоди отвела его руку.
      – Да полно тебе. Долг платежом красен.
      Он снова погладил ей бедро в опасной близости от промежности, и Мелоди снова отвела его руку. Ники заявил, что проводит ее до квартиры. Мелоди понимала, что он надеется переспать с ней в обмен на предоставленную информацию. Ники действительно заслуживал награды – таковы правила.
      – Не упрямься, Мелоди, пригласи меня что-нибудь выпить.
      – Уже поздно, Ники.
      Он настаивал, и она позволила ему войти. Они сидели на диванчике, потягивая «Амаретто». Ники обнял Мелоди и попытался поцеловать, лаская грудь. Она решила, что позволит ему парочку интимных ласк, а потом отправит восвояси. Ники схватил ее руку и прижал к своему напрягшемуся, пульсирующему члену.
      – Нет, – твердо сказала Мелоди, оттолкнув его.
      Он снова застонал и прижал к себе ее руку.
      – Ты это не любишь, а, Мелоди?
      – Не люблю.
      – Тогда просто прикоснись к нему, ладно? Мне необходимо кончить, иначе просто умру.
      Мелоди решила, что лучше уж она прикоснется к нему, чем он к ней, и легонько погладила утолщение под брюками, сама не веря, что проделывает это. Ники повозился с молнией и выпустил на волю свой член.
      Мелоди, еще никогда в жизни не наблюдавшая, как на глазах растет и увеличивается в объеме мужской член, смотрела будто завороженная. Через несколько минут Ники застонал – и все кончилось. Потом он привел себя в порядок и ушел как ни в чем не бывало, бодро пожелав Мелоди спокойной ночи и чмокнув в щечку. Закрыв за ним дверь, она прислонилась к ней спиной.
      Теперь следовало подумать, как распорядиться тем, что она узнала.

      Чтобы доехать до дома, Мэри пришлось взять такси.
      Винса не было.
      Она пришла в ярость.
      Где, черт возьми, его носит, когда жена в нем нуждается? Она целую ночь провела в тюрьме. В тюрьме! Ей разрешили один телефонный звонок. А Винса не было дома.
      Утром ее наконец отпустили. Мэри так ничего и не поняла. Знала лишь, что это была худшая ночь в ее жизни. А до этого Мэри допрашивали. Задавали по-разному одни и те же вопросы, пока она не заплакала. Прежде чем ее отвели в камеру, она пятнадцать раз повторила им чистую правду о том, что произошло. Это было где-то после полуночи, а сейчас почти полдень. Когда офицер полиции открыл дверь камеры и сказал, что она свободна, Мэри безумно обрадовалась. Значит, все почти закончилось!
      Они долго шли по бесконечным, безупречно чистым коридорам, мимо спящих заключенных, мимо заложенных на железные засовы дверей, пока не пришли в ярко освещенную комнату, где находилось множество детективов, полицейских в униформе – и ее мать.
      Только этого Мэри и не хватало.
      Селия Холмс Брэдбери Дэвис, урожденная Эдна Грок, сразу же увидела ее, но стояла с самым невозмутимым видом – безукоризненная, самоуверенная, в белом шелковом костюме, с красными ноготками и губками, с подведенными черным глазами, но без каких-либо теней на веках. Волосы, подстриженные «под пажа», тщательно уложены, кожа равномерно загорела, в ушках серьги с бриллиантами по пять каратов, бриллиант в восемь каратов поблескивал в кольце, украшавшем ее пальчик. Она была воплощением безупречной элегантности.
      – Мэри?
      Мэри была готова разреветься, но, поскольку она полночи плакала не переставая, у нее не осталось слез. У Мэри болела голова. Сердце стучало, как молот. Во рту был отвратительный привкус, в горле пересохло. Все тело болело. Глаза опухли. Ей казалось, что вся она грязная. Мэри ненавидела себя, ненавидела свою мать. Поэтому постаралась игнорировать ее. Полицейский подвел Мэри к конторке, и сидевший за ней сержант вернул ей отобранные у нее личные вещи. Она послушно просмотрела содержимое кошелька; ее просили убедиться, что ничего не пропало. В это время к Мэри подошел мужчина, который представился как Роб Коэн, ее адвокат.
      – Я обо всем позаботился, Мэри. Окружной прокурор снимает обвинения. Вы свободны. – Он улыбнулся.
      Селия не улыбнулась.
      Она молча вышла вместе с дочерью из полицейского участка и, оказавшись на вольном воздухе, резко остановилась. Мэри, словно привязанная к матери, тоже остановилась.
      – Что с тобой происходит? – спросила Селия. – Как ты могла, Мэри? Видит Бог, во всем виноват твой отец. Где его носит, когда его дочь нуждается в нем? Он никогда не участвовал в твоем воспитании – и видишь, что получилось? Что подумают мои друзья?
      – Мне это совершенно безразлично, – пробормотала Мэри сквозь слезы.
      – Это меня не удивляет. Посмотри на себя. На кого ты похожа? Ты выглядишь как нищая бродяжка, Мэри. Где Винс?
      – Не знаю.
      – Чем тебе помочь?
      – Может, подбросишь меня до дома?
      – Только после того, как водитель отвезет меня в спортзал. Мэри, возьми вот это. – Селия протянула дочери клочок бумаги с телефоном и адресом. – Адрес и телефон Пола Сокарро, одного из лучших психоаналитиков в Лос-Анджелесе. Позвони ему сегодня же.
      Мэри взглянула на мать:
      – Я ненавижу тебя.
      – Мэри, перестань вести себя как двенадцатилетняя девчонка. Позвони Полу.
      Мэри в ярости разорвала бумажку в клочки.
      – Ну, хватит, – сказала Селия. – Я позвоню твоему отцу. Это его обязанность. Где бы он ни находился – на Цейлоне, или в Шанхае, или еще бог знает где…
      – На Борнео.
      – Что?
      – Он на Борнео.
      – Ладно, где бы ни был, он обязан заняться этой проблемой.
      Мэри наблюдала, как мать легкой, грациозной походкой направилась к ожидавшему ее «ягуару», возле которого стоял шофер. Машина была припаркована на площадке перед самым входом в полицейский участок, где стоянка запрещена. Мать села в автомобиль.
      Мэри последовала за ней.
      И вот теперь она дома. А Винса все нет. Когда зазвонил телефон, Мэри бросилась к нему, надеясь, что это Винс. Но звонила мать.
      – Ну, что еще? – нелюбезно спросила Мэри, чуть не плача.
      – Мэри, а что, если я отправлю тебя в Голден-Дор или на какой-нибудь другой курорт на парочку недель или на месяц?
      Мэри рассмеялась. Уехать сейчас? Когда у ее мерзавца мужа интрижка?
      – Разве мне разрешено покидать страну, ма?
      – Ради Бога, это не кинофильм, и ты можешь делать все, что угодно. И не называй меня «ма». Ну так что скажешь?
      – Забудь об этом, – угрюмо отозвалась Мэри.
      – Мэри, я все понимаю. Мне известно, что есть другая женщина. Но если ты будешь выглядеть как сейчас, то разве сохранишь семью? По сравнению с прошлым годом ты прибавила в весе по меньшей мере десять фунтов.
      – По крайней мере я не страдаю истощением.
      – Не будь дурочкой. У меня тело в идеальной форме – все так говорят. В Аризоне есть великолепный курорт Каньон-Ранч. Я слышала, что там творят чудеса и могут любого человека привести в форму. К тому же тебе вообще лучше уехать и переждать, пока улягутся разговоры.
      Мэри ненавидела мать. Свою безупречную, стройную, богатую мать. Мать, которая считала, что все беды в мире связаны с лишним весом и пренебрежением к собственному телу. Вес Мэри не имел никакого отношения к тому, что Винс сбился с пути.
      А может, имел?
      Господи, Мэри уже несколько недель не вставала на весы – боялась.
      Повесив трубку, она сделала себе понюшку. Черт бы побрал мать. И Винса тоже.
      Где его носит?

      Чарльз Гамильтон был суперзвездой. Друзья звали его Чак. Высокий красавец, он и в свои почти шестьдесят лет обладал здоровой мужской привлекательностью. Когда они вместе с Джеком шли в отель «Беверли-Хиллз», на улице останавливалось транспортное движение. Персонал отеля не проявлял к ним излишних эмоций, зато туристы, увидев их, буквально замирали с раскрытыми ртами. Они направлялись в «Поло-Лонж», и все головы поворачивались им вслед.
      Джек и Гамильтон, естественно, знали друг друга. За последние три года, с тех пор как Джек стал звездой, они не раз встречались на приемах и вечеринках. Они не стремились к более близкому знакомству, но, встретившись случайно у входа в отель, обменялись обычными любезностями. Гамильтон ни словом не упомянул об отмене выпуска на экраны «Беренджера», и Джек был благодарен ему за это. Он понял, что Чак – человек более порядочный, чем большинство голливудских деятелей. Джек поискал глазами Маджориса, но того нигде не было видно.
      Тут он увидел Лию и замер от неожиданности.
      Она стояла, опираясь на колонну, в облегающем черном кожаном мини-платье и туфлях на четырехдюймовых шпильках. Платье было без бретелей, и декольте открывало углубление между грудей. Джеку захотелось убить ее на месте. Нет, она, конечно, выглядела не так вызывающе вульгарно, как вчера, когда Лансинг привел ее в офис, но, взглянув на Лию, можно было безошибочно угадать, чем она занимается. Как видно, она решила подработать в отеле «Беверли-Хиллз»!
      Она что, совсем спятила?
      Заметив его, Лия лениво улыбнулась.
      – Я убью ее, – пробормотал Джек себе под нос, надеясь, что ее принимают за начинающую киноактрису, но сознавая, что едва ли кто-то на это купится.
      – Кто это? – спросил Гамильтон, проследив за его взглядом.
      Лия окинула Чака заинтересованным оценивающим взглядом, причем оценка явно была положительной.
      – Извините, – торопливо сказал Джек, – рад был встретиться с вами.
      Не дожидаясь ответа Гамильтона, он устремился к Лии и едва удержался, чтобы не схватить сестрицу и не вытряхнуть из нее душу.
      – Что, черт возьми, ты здесь делаешь? – Джек старался говорить тихо.
      – Братец, дорогой, ты выглядишь превосходно, – пропела Лия, целуя его в щеку.
      – Уже принялась за свое? Может, я дал тебе мало денег? – Джек был готов придушить ее. Он понимал, что совершил большую ошибку.
      – Твои деньги я намерена вложить в дело, – невозмутимо заявила она. – Прошу тебя, представь меня Чарльзу Гамильтону. Какой привлекательный мужчина!
      – Ты, должно быть, шутишь?
      – Джек, познакомь нас, пожалуйста, – сказал Гамильтон, подходя сзади.
      Джек оглянулся и с ужасом увидел, что Гамильтон призывно улыбается. Глаза Чака неспешно, но с ярко выраженным мужским интересом ласкали Лию.
      – Я сестра Джека, – сказала Лия, протягивая руку. – А кто вы такой, я, будьте уверены, хорошо знаю!
      – Какое сокровище, – пробормотал Гамильтон, не выпуская ее руку. – Сходство невероятное. По-моему, вы даже красивее, чем ваш брат.
      Лия тряхнула кудряшками и рассмеялась.
      – Лия приехала в гости из Нью-Йорка, – кратко объяснил Джек.
      – Долго вы здесь пробудете? – спросил Гамильтон.
      – Еще не знаю. Правда, Джек?
      Джек заставил себя улыбнуться.
      – Вы актриса, Лия?
      – Она собирается попробовать свои силы на этом поприще, – поспешно ответил Джек. – Мы еще не успели устроить ей кинопробу. Лия только вчера прилетела.
      Она улыбнулась, явно забавляясь происходящим.
      – Лия великолепна. Уверен, она пройдет тест. Где вы учились?
      – Она не училась, – заторопился Джек.
      – Какая жалость, – вздохнул Гамильтон.
      – Вот и Джек говорит то же самое. – Лия улыбнулась. – Он нанял частного детектива, чтобы разыскать меня, как только узнал о моем существовании, и теперь хочет, чтобы я сделала карьеру на новом поприще.
      – Не согласитесь ли поужинать со мной? Я освобожусь часа через два. И заеду за вами в семь.
      Джек не успел вмешаться. Лия уже сказала:
      – С удовольствием. Я остановилась у Джека.
      – Отлично, – пробормотал очарованный Гамильтон.
      «Отлично, – повторил про себя Джек. – Лучше не придумаешь».
      В этот момент он услышал свое имя: его звали к телефону. Джек подошел к телефону, хотя и без этого знал, что секретарша скажет ему о «неотложном совещании», а сам Маджорис здесь не появится. В глубине души он давно догадывался об этом. С ним произошло то, чего страшится каждый актер: он стал в Голливуде кем-то вроде прокаженного. Из категории самых популярных перешел в категорию «бывших знаменитостей».

      Лишь некоторое время спустя он понял, что, не будь рядом Лидии, его не застали бы врасплох.
      Она возникла рядом с ним, когда Рик спускался по лестнице, выйдя из школы.
      – Эй, чем была бы Чита, если бы Джейн и Тарзан были евреями?
      Одно лишь то, как она это сказала, вызвало у него улыбку.
      – Не знаю. А чем?
      – Меховым манто.
      Рик рассмеялся.
      – Хочешь пойти в кино? – сразу же спросила Лидия.
      Удивленный, Рик остановился. Она интересуется им? Это озадачило его. Вообще-то Лидия была не в его вкусе.
      – Конечно, – ответил он, даже не успев обдумать предложение. Рик был польщен. Еще ни разу ни одна девчонка никуда не приглашала его.
      В этот самый миг все и произошло.
      – Рик! Берегись! – крикнула Лидия.
      Выскочив из-за дерева, на него налетели четверо парней, среди которых Рик краешком глаза заметил Фрота и Дейла. Два огромных полузащитника из футбольной команды схватили его, прежде чем он успел убежать. Фрот расхохотался:
      – Ба! Кого я вижу? Кажется, это опять тот самый хам с городской окраины? Эй ты, отродье, неужели ты думал, что тебе все сойдет с рук?
      – О чем ты? – с наивным видом спросил Рик.
      – Отпусти его! – завопила Лидия и изо всех сил пнула одного из футболистов в пах. Он застонал.
      – Это чтоб ты знал, что с нами шутки плохи, – прошипел Фрот и ударил Рика в живот. – Ах ты, дерьмо! – добавил Фрот, нанося следующий удар, от которого хрустнуло ребро.
      Лидия, как разъяренная кошка, вскочила на спину Фрота и впилась зубами в его плечо.
      – Сбросьте ее с меня! – взвизгнул Фрот.
      Рик вырвался из рук футболиста, который удивленно наблюдал за Лидией, вцепившейся теперь ногтями в физиономию Фрота. Фрот ругался и орал как сумасшедший. Рик изловчился и ударил державшего его парня коленом в пах. Тот, охнув, свалился на землю. А Рик между тем вонзил зубы в предплечье другого парня, отличавшегося замедленной реакцией, и попытался вырваться. Улучив момент, он пнул парня в голень и освободился.
      Дейлу удалось оттащить Лидию.
      – Смотрите, что я нашел! – Он стиснул пальцами ее грудь.
      Лидия в ярости взвизгнула.
      Фрот захохотал.
      – Это твоя девчонка, вонючка? – Дейл с интересом взглянул на Лидию. Потом перевел взгляд на Рика. Тот на мгновение замер, а потом бросился к Дейлу и вырвал у него из рук Лидию.
      Рик так рассвирепел, что сам не знал, что делает. Он налетел на Фрота, и мгновение спустя Фрот лежал на земле, выл и прижимал к себе руки. Неповоротливый верзила, похожий на быка, потирал голень и укушенную руку.
      – Твою мать! – смачно выругался он, повернулся и пошел прочь.
      – С тобой все в порядке? – встревоженно спросил Рик, взяв Лидию за руку.
      К его удивлению, она даже не плакала.
      – Спасибо. – Лидия взглянула на него блестящими глазами и улыбнулась.
      Не эти слова, а ее взгляд заставил Рика раздуться от гордости. Он почувствовал себя высоким и сильным.

      Девять часов утра. Где ее носит?
      Разумеется, Джек знал, что Лия в особняке Гамильтона в Беверли-Хиллз, где же еще? Он был вне себя от тревоги. У Лии буквально на лбу написано, кто она такая, неужели Гамильтон не понял этого? И если бы он вчера не был занят другими мыслями, то придумал бы что-нибудь, когда Гамильтон пригласил ее на ужин, и предотвратил бы это свидание. Но не мог же Джек постоянно быть начеку и предотвращать нежелательные ситуации! Они даже не успели придумать для нее приемлемую легенду. Но Лия все равно наговорит лишнего. Джек в этом не сомневался.
      Лия была точной копией Джанет. Он уже понял, что, привезя ее сюда, совершил большую ошибку. Возможно, следовало дать ей еще денег и отослать куда-нибудь. Это была весьма здравая мысль.
      Но ведь она его сестра. Разве не должен он хоть немного заботиться о ней?
      Джек сознавал, что все его тревоги и опасения продиктованы эгоистическими соображениями. Уже бывало, что темные пятна в его биографии предавались огласке, однако он выжил. Большей частью это были фальшивки, шитые белыми нитками, – всякие скандальчики, до которых так охочи бульварные газетенки. Другую же часть составляла полуправда, в которой Джек открыто признался сам – речь шла о его пагубных пристрастиях в прошлом. Он выжил. Как ни странно, перенесенные злоключения вызвали к нему сочувствие и принесли особую популярность у зрителей.
      Почему на этот раз все сложилось иначе?
      Почему всякий раз, когда Джек думал о Лии, у него мучительно сжималось сердце?
      Потому что она была так похожа на Джанет, что невольно заставляла его возвращаться в прошлое.
      Но было еще и другое. Если газетчики выйдут на Лию и заставят ее разговориться, то это будет почище лживых измышлений, которыми газеты довольствовались когда-то. Это было бы нечто вполне реальное, а Джек сейчас был более уязвим, чем когда-либо. Плохая репутация доконает его. Если этого еще не произошло.
      Может, снять для нее отдельную квартиру?
      Долго ли она намерена пробыть в Лос-Анджелесе?
      Джек набрал номер, совершенно уверенный, что Маджорис не перезвонит ему. Трудно поверить, что с ним обращаются таким образом. Ведь совсем недавно перед Джеком раболепствовали, и студия исполняла не только каждое его желание, но и каждую прихоть. Негодяи!
      – Мистер Маджорис на совещании, мистер Форд, – холодно ответила секретарша.
      – Послушайте, дорогая, это очень важно, речь идет о жизни и смерти. Мне необходимо поговорить с Тедом.
      – Извините, но он не может подойти к телефону… О, здравствуйте, мистер Глассман, проходите, вас ждут… До свидания, мистер Форд. – Секретарша повесила трубку.
      Джек уставился на телефон отсутствующим взглядом. Глассман? Это не простое совпадение.
      В кабинет вошла оживленная Лия. Она все еще была в своем кожаном мини-платье, юбка которого заканчивалась, едва успев начаться, и в туфельках на шпильках.
      – Привет, братец!
      Она прошла мимо него в свою комнату, и Джек последовал за ней.
      – Надо поговорить, Лия.
      – Нельзя ли подождать? Я устала.
      – Нельзя. – Он наблюдал, как она сбросила туфли и небрежно швырнула на кровать сумочку.
      Потом Лия расстегнула молнию на платье. Увидев ее обнажившуюся грудь, Джек отвернулся.
      – Уймись, Лия, мне надо поговорить.
      – А мне надо принять ванну, – ответила она, снимая платье.
      Джек рывком сорвал с крючка халат и бросил ей.
      – Ты совсем спятила?
      – Жаль, что мы с тобой родственники. – Лия накинула халат.
      – Что произошло?
      – А ты как думаешь? Старый козел еще не утратил мужскую силу.
      – Что ты ему рассказывала? – Джеку хотелось удушить Лию собственными руками.
      – О моем прошлом? Не тревожься, дорогой. Я не раскрыла нашу тайну. Он думает, что с двенадцати лет я обслуживала клиентов как официантка, а не как проститутка. – Она вошла в ванную и открыла краны.
      – Надеюсь, ты не взяла с него денег, а?
      – Конечно, нет! Ты что, идиоткой меня считаешь? – В глазах ее появился озорной блеск. – По правде говоря, мне этот старикан понравился. Я бы не прочь встречаться с ним на постоянной основе. – Лия попробовала рукой температуру воды. – Конечно, если он пожелает встречаться со мной, ему придется чем-то компенсировать мне затрату времени. Разве богатые не дарят своим любовницам меха, бриллианты и прочее, Джек?
      Она спрашивала совершенно серьезно и хотела получить ответ.
      – Гамильтон, к твоему сведению, женат.
      – Пусть так. Но я ему нравлюсь. – Лия улыбнулась.
      У Джека разболелась голова.
      – Значит, ты решила задержаться здесь?
      – Я не могу вернуться в Нью-Йорк. Мой сутенер найдет меня и убьет. М-м, то, что надо, – пробормотала Лия, попробовав воду большим пальцем ноги. – Будь добр, повесь на место. – Отдав Джеку халатик, она опустилась в воду.
      Он с облегчением услышал телефонный звонок. Кто-то удачно выбрал момент. Это была Мелоди.
      – Джек, я узнала кое-что интересное. – В ее тоне слышалось что-то похожее на злорадство.
      – Что именно?
      – «Северная звезда» не намерена возобновлять съемки «Возмущения». Они отправляют отснятый материал на свалку.
      Джек не помнил, как повесил трубку. Он схватил телефонный справочник, полистал его и набрал номер. Питер Лансинг ответил после третьего гудка.
      – Извини за беспокойство, – начал Джек. – Мне нужна срочная информация: где останавливается Эйб Глассман, приезжая в город?
      Он решил немедленно встретиться с ним.

      Через десять минут после начала фильма Рик ощутил, что рядом с ним Лидия.
      Она зашла за ним в семь часов – в джинсах, кроссовках и мешковатой маечке, даже не заправленной в джинсы. На смуглом, загорелом лице ее большие темные глаза казались еще больше и темнее. Возможно, она чуть подкрасила губы, но Рик не был в этом уверен. Волосы у нее были почти до плеч, но подстрижены как у мальчишки.
      – Привет, Рик. – Лидия широко улыбнулась.
      – Привет, малышка.
      Она нахмурилась:
      – Я старше тебя, парень.
      – Ага, на два месяца.
      – Тем не менее по сравнению с тобой я взрослая женщина.
      Рик расхохотался.
      – Что здесь происходит? – спросил Джек, появляясь на пороге своей спальни.
      Рик насторожился.
      – Это Лидия, – сказал он, уже не улыбаясь и ожидая, что она немедленно растает перед братом.
      – Привет, – улыбнулся Джек.
      Лидия вежливо поздоровалась и взяла Рика за руку.
      – Пойдем?
      Рик очень удивился. Неужели она не знает, кто такой Джек?
      – Ладно, пойдем.
      – Желаю вам хорошо провести время, – с улыбкой сказал Джек. – Я, наверное, вернусь домой раньше тебя, Рик. Постарайся не шуметь, когда придешь.
      – Ладно, – ответил Рик.
      Как ни странно, Лидия едва взглянула на Джека. Когда они подошли к лифту, Рик сказал:
      – Наверное, он вернется домой с женщиной.
      Лидия пожала плечами:
      – Ты красивее…
      – Что?
      – …чем тогда, когда в первый раз пришел в школу. Вырос. И не такой тощий.
      – А ты выглядишь все так же. – Рик сразу пожалел, что сказал это, но надеялся, что она не обидится.
      И теперь, сидя рядом с Лидией в темноте зала, Рик остро ощущал ее присутствие, а в результате – мучительную эрекцию.
      Ее плечо прикасалось к его плечу, а когда Рик положил руку на подлокотник, его кожа прикоснулась к обнаженной коже ее руки. Лидия наклонилась к нему, чтобы сказать что-то на ухо, и ее грудь прижалась к руке Рика, а волосы защекотали его щеку. Он не понял, что она сказала: от нее приятно пахло – наверное, туалетным мылом. Запах был свежий, нежный, не то что терпкий, удушливый запах проститутки.
      Ему захотелось поцеловать ее.
      Эта мысль вытеснила из головы все остальные. Рик смотрел на экран, не зная, что там происходит, и не понимая, почему у него не хватает смелости сделать первый шаг. Ведь у него уже было немало девчонок!
      Весь зрительный зал дружно хохотал над тем, что происходит на экране, кроме Рика. Лидия наклонилась к Рику, снова прикоснулась к нему грудью и шепнула:
      – Что случилось? Ты не…
      Он поцеловал ее, не дав договорить.
      Лидия замерла, когда Рик закинул левую руку на ее плечи, чтобы не дать ей отодвинуться, потом ее губы стали мягкими.
      Он и не подозревал, что целоваться так восхитительно.
      Губы у Лидии приоткрылись, и она ответила на его поцелуй. Рик обнял ее и правой рукой. Она обвила его шею руками. Рик поцеловал Лидию крепче, просунув язык между губ.
      Целуя Лидию, он понял, что она ему очень нравится. Что-то подсказывало Рику, что Лидия девственница. Он знал, что до него ничей язык не вторгался в ее рот. Ему очень хотелось потрогать ее грудь, но Рик боялся, что она этого не позволит.
      Он целовал и целовал ее губы, пока она не отпрянула. Рик встревожился, но быстро понял, что фильм кончился и зрители встают с мест. Включили свет. Время пролетело незаметно.
      Лидия старательно сдерживала учащенное дыхание. Рика вдруг охватило незнакомое чувство – теплое, заботливое. У нее был красивый профиль: покатый лоб, прямой маленький носик, полные губы… такие приятные на вкус.
      Лидия робко взглянула на него, застенчиво улыбнулась и покраснела. Как это он не замечал до сих пор, какая она хорошенькая?
      – Пойдем перекусим что-нибудь? – предложил Рик охрипшим голосом.
      – С удовольствием, – ответила она, и ее голос сорвался.
      Они рассмеялись.

      «Феррари» круто свернул за угол.
      Сейчас не время думать о Белинде. Джеку вообще хотелось изгнать ее из своей памяти и из своей жизни. Но не получалось. Он был одержим ею. Хотя она принадлежала к вражескому лагерю.
      Незачем напоминать себе, что она избалованная дочь его смертельного врага – того, кто решил уничтожить его и к кому он сейчас ехал.
 
      Он обнял и поцеловал ее.
      Она абсолютно ничего не почувствовала.
      Угрызения совести заставили Белинду позволить ему поцеловать ее еще разок. Потом она отпрянула от него. Они стояли на ступеньках перед входом в ее дом. Белинда попыталась улыбнуться.
      – Спасибо, Адам, за приятный вечер.
      – Всего лишь приятный?
      – Очень, очень приятный.
      – Хочешь, чтобы я ушел?
      Белинда посмотрела на него. Он явился к ней сегодня с цветами и словами сочувствия. Адам был добр. И они были друзьями. Он развлекал Белинду, был очень внимателен к ней, и последние несколько часов пролетели незаметно.
      – Адам… но моя рука, – сказала она. Белинда не могла скрыть от него все, однако ограничилась полуправдой, сказав, что Мэри была грабительницей. Нельзя рассказывать ему правду.
      – Мы могли бы просто проспать ночь рядом.
      – Прошу тебя. Я не очень хорошо себя чувствую.
      – Извини. Тогда подумай о следующем уик-энде, – напомнил Адам. Он пригласил Белинду в Санта-Барбару.
      – Обещаю, – ответила она, наблюдая, как он уходит.
      Как только его «мерседес» завернул за угол, кто-то вышел из темноты. Мужчина.
      Белинда испуганно вздрогнула.
      – Кто это был, черт возьми? – спросил Винс.
      Она изумленно уставилась на него.
      – Что ты здесь делаешь?
      – Пришел узнать, как ты себя чувствуешь. Ожидал застать тебя в постели, как велел доктор. Но куда там! Ты уже с каким-то мужиком! Сколько их у тебя, Белинда? И ты со всеми трахаешься?
      – Я не обязана отвечать на такие вопросы! – возмутилась она. – Я вообще ничего не должна тебе.
      – Я люблю тебя! – заорал Винс. – А ты спишь с ним? – Он грубо схватил ее.
      – Ох, черт бы тебя побрал! Схватил за больную руку!
      Винс отпустил ее. Белинда отступила назад.
      – Прости, – пробормотал Винс. – Белинда… я развожусь с Мэри.
      – Это меня не касается, Винс.
      – Любая другая женщина обрадовалась бы.
      – Винс… мне нелегко сказать тебе это, но между нами все кончено.
      – О чем ты говоришь? Ты не слышала меня? Я хочу жениться на тебе!
      Ей было жаль его, и она испытывала угрызения совести, понимая, что сама виновата во всем случившемся.
      – Я не люблю тебя, – тихо призналась Белинда.
      В тусклом свете фонаря она увидела его глаза, в которых застыли обида и страдание.
      – Нам не обязательно официально оформлять отношения, – настойчиво гнул свое Винс. – Мы могли бы продолжать…
      – Нет. Прости, Винс. Все кончено.

* * *

      Будь ты проклят, Джек!
      Мелоди понимала, что становится другой, но была слишком зла, чтобы размышлять об этом.
      Она подумала о Питере. В том, что Мелоди задумала, Питеру отводилась важная роль. Какое право имеет Джек злиться на нее? Что он знает о том, какую мучительную сердечную боль вызывает предательство? Она посвятила четыре года жизни Джеку – эгоистичному, бесчувственному мерзавцу. Что знал об этом Питер… и как смел судить ее?
      Питер не может злиться на нее.
      Особенно сейчас, когда она в нем так нуждается.
      Мелоди набрала его номер.
      – Лансинг слушает, – раздался спокойный, бодрый голос. – Сейчас я занят. Оставьте информацию, и я обязательно перезвоню вам.
      – Питер, это Мелоди. Извини меня. За все, что я сделала. Если ты еще не передумал, то завтра вечером я свободна.
      Голос у нее дрогнул, она повесила трубку и широко улыбнулась. Отлично. Ей, наверное, следовало стать актрисой! Он попадется на удочку.
      Обязан попасться.
      Потому что ему отводилась важная роль в ее Великом Плане.
 
      Звонок застал Лансинга в самом разгаре полового акта.
      Его партнершу звали Норой. Она уже достигла высот наслаждения, даже дважды. И теперь Лансинг чувствовал, что пришла его очередь. Кстати, он не собирался растягивать удовольствие на всю ночь. Питер почти достиг своего, когда зазвонил телефон.
      Шестое чувство безошибочно подсказало ему, кто звонит.
      Пока на автоответчике звучали его слова: «Лансинг слушает… занят… перезвоню вам», Питер рывками вторгался в тело своей партнерши. Еще немного, и он достигнет оргазма. Норма постанывала и двигалась в такт.
      «Питер, это Мелоди, – услышал он ее голос. Такой хрупкой, такой уязвимой. У него стала исчезать эрекция. – Извини меня за все, что я сделала. – У нее перехватило дыхание, дрогнул голос. – Если ты не передумал, то завтра вечером я свободна».
      Эрекция исчезла окончательно.
      Застонав, Лансинг скатился с Норы.
      – Кто это? – спросила Нора.
      – Продолжай делать свое дело, – сказал Лансинг.
      – Мне кажется, ты сейчас не сможешь, миленький, – возразила Нора.
      Лансинг уставился в потолок. Судя по голосу, она была расстроена, такая кроткая, такая нежная. Ох, пропади все пропадом! Его воспитали как джентльмена. А он был с ней довольно груб, пусть даже в этом виновата ревность.
      Нет, он просто обязан перед ней извиниться.
      – Продолжай, – снова сказал Питер.
      – Ну что ж, я с удовольствием. – Нора положила руку на его обмякший пенис.
 
      Эйб, улыбаясь, открыл дверь. Он, конечно, был удивлен, когда швейцар объявил о том, что пришел Джек, но быстро овладел собой.
      Джек не ответил на его улыбку. Он исподлобья смотрел на Эйба, надеясь, что его лицо не выражает никаких эмоций, но не мог скрыть гнева и глубокой ненависти.
      – «Беренджер» – отличный фильм! – со страстной убежденностью сказал он.
      Эйб усмехнулся:
      – А я думаю, он дерьмо.
      – И только ваше мнение имеет значение, так?
      – Ты умный парень, соображаешь.
      Джек напрягся. Ему хотелось дать в морду этому наглому, могущественному деспоту, но он не посмел.
      – Послушайте, это из-за меня. Никакого отношения к фильму это не имеет, так?
      Эйб расхохотался:
      – Я же говорил, что ты соображаешь.
      – Что вы от меня хотите? – спросил Джек.
      – Хочу увидеть тебя в сточной канаве, где тебе самое место. – Эйб больше не улыбался. На лице его застыла жгучая ненависть. Он был страшен. – К тому времени как я разберусь с тобой, парнишка, ты пожалеешь, что родился на свет.
      – А как насчет «Возмущения»? Съемки фильма действительно прекращены?
      Эйб, усмехнувшись, кивнул:
      – А теперь я жду не дождусь, когда ты расторгнешь свой контракт, парень.
      Теперь Джеку все стало ясно. «Беренджер» никогда не выйдет на экраны. Фильм «Возмущение» не будет снят. А он будет по-прежнему по рукам и ногам связан контрактом с «Северной звездой», пока не сыграет у них в третьем фильме. Даже не спрашивая об этом, Джек знал, что третьего фильма не будет и что всю оставшуюся жизнь он проведет в его ожидании. Его вышвырнули из киноиндустрии. Джек не мог сражаться с Глассманом.
      Не мог сражаться законными методами.
      – Не понимаю одного, – сказал Джек, – почему сейчас? Ведь прошло так много лет?
      Эйб оскалил зубы в безжалостной улыбке:
      – Ты убил моего сына.
      Джек оторопел от неожиданности.
      – Нэнси была на четвертом месяце беременности. Она собиралась бросить меня и уйти к тебе. У нее случился выкидыш. Она выкинула моего сына… моего наследника.
      Джек, до которого медленно доходила суть случившегося, открыл было рот, чтобы возразить. Но в этот момент понял: ничто не заставит Эйба перестать верить в то, во что он верил долгие семнадцать лет. Джек стиснул зубы, повернулся и направился к выходу. За своей спиной он слышал громкий, хриплый, издевательский смех Эйба. Джек нажал на кнопку лифта.
      Глассман не просто мстит. Он одержим местью.
      Джек обречен, его загнали в угол. У Эйба на руках все козыри: ни одна карьера не выдержит, если на нее обрушится месть Глассмана. В этом он не сомневался.
      Его карьера закончилась.
      Но не закончилась жизнь. Джек – борец. А это была война. Ему теперь нечего терять.
      Значит, он может применять запрещенные приемы.
      Реванш.
      Белинда Глассман.

       Январь – февраль 1988 года
      Телефон звонил не переставая.
      Белинда, сидевшая перед экраном компьютера, не обращала на него внимания.
      Новый эпизод – острый, динамичный – вырисовывается отлично, и она не могла остановиться. К тому же это, наверное, звонит Винс в надежде, что она передумала насчет их встречи. В приоткрытую дверь кабинета заглянула Нэнси, приехавшая вчера, чтобы побыть с ней в период выздоровления.
      – Мама, подними, пожалуйста, трубку, – попросила Белинда. – У меня есть автоответчик, но… Ну ладно! – Она встала.
      – Это какой-то мужчина, но он не назвал свое имя. Сказал, что это срочно, – сообщила Нэнси. – Голос мне показался знакомым.
      Белинда взяла трубку, уверенная, что это Винс.
      – Послушай, Винс, – резко начала она. – Я вчера уже все сказала и не передумаю.
      Последовала пауза.
      – Кто такой Винс?
      Узнав голос, Белинда покраснела.
      – Джек…
      – Бедняга Винс. – Джек явно улыбнулся. – Я не вовремя?
      У Белинды учащенно забилось сердце, и это разозлило ее. Интересно, что ему надо?
      – Да, – ответила она.
      – Если бы я был лучше, чем я есть, то сказал бы, что перезвоню позднее. Но я этого не сделаю. Как ты живешь? – Голос его стал проникновенным.
      – Великолепно.
      – Я думал о тебе.
      Она не ответила.
      – Я много думал. Но это не телефонный разговор. Я хочу увидеться с тобой – и как можно скорее.
      – Ты по-прежнему идешь напролом?
      Джек фыркнул:
      – Мы с тобой одного поля ягоды. Может, это ты заставляешь меня так действовать. Ну так что ты делаешь сегодня вечером?
      – Сегодня я занята.
      – Утешает хотя бы то, что Винс, судя по всему, отстранен от участия в забеге, – пошутил Джек.
      Они снова замолчали. Белинда представила, как он берет в ладони ее голые ягодицы и прижимает ее к напрягшемуся, нетерпеливому пенису…
      – Как насчет завтрашнего вечера? Мы могли бы пойти в какое-нибудь спокойное, уютное местечко, чтобы заново познакомиться друг с другом?
      – На завтрашний вечер у меня уже есть планы, – солгала Белинда. Голос у нее немного охрип. – К тому же это суббота.
      – Воскресенье, – поправил Джек. И снова замолчал. – По-моему, ты на меня сердишься. За что?
      – Я не сержусь, – напряженно возразила Белинда. Если бы она сердилась, жить было бы значительно проще. – Послушай, Джек. В Аспене все было очень мило. Я тебе уже говорила. Но теперь мы вернулись в реальный мир. И у меня нет желания осложнять свою жизнь связью с голливудской звездой.
      – Ты полагаешь, мне не хватает такта?
      – Извини, – небрежно бросила Белинда. И тут ее разум сыграл с ней злую шутку, заставив отчетливо вспомнить, как Джек обнял ее после того, как они занимались любовью, и как они заснули в объятиях друг друга.
      – Брось упрямиться, любовь моя, соглашайся. Кстати, в Аспене было не просто мило, и ты это знаешь.
      – Джек, я работаю. Я как раз посередине очень важного эпизода. Извини, но у меня просто нет времени. До свидания. – Белинда повесила трубку.
      – Кто это был? – спросила Нэнси, снова появляясь в кабинете дочери.
      – Один наглец, мама. Ничего интересного.
      Но творческий запал у Белинды прошел, она утратила вдохновение. Написав еще одну страницу, она вычеркнула ее целиком.
      На экране вместо текста Белинда увидела его несносную физиономию.
      А предательский внутренний голос говорил: ну почему ты не согласилась?

      Питер Лансинг гордился тем, что был джентльменом.
      Не мог он без угрызений совести забыть нежный, робкий голосок Мелоди на своем автоответчике. Такой искренний, такой извиняющийся.
      Наверное, он был с ней слишком груб.
      Питер перезвонил ей.
      Примерно через пять часов Питер сидел в гостиной Мелоди, наблюдая, как она вносит поднос с закусками. Он заметил, что Мелоди нарядилась ради него в пурпурное шелковое платьице, которое очень шло к ее волосам, удачно подчеркивало соблазнительные изгибы фигуры и к тому же имело глубокое декольте. Линзы на глазах и макияж на лице дали потрясающий результат. Мелоди поставила поднос рядом с напитками и робко улыбнулась. Питер улыбнулся в ответ. Она нервничала и смущалась, возбуждая его сверх всякой меры. Он чувствовал себя последним негодяем.
      – Питер, я хочу, чтобы между нами была полная ясность, – сказала Мелоди.
      У нее были очень красивые глаза. Питер смотрел на Мелоди и ждал продолжения.
      – Ты ошибся относительно меня и Джека. Мы с ним не любовники и никогда не были любовниками.
      Лансинг не спускал с нее пристального взгляда.
      – Однако кое в чем ты прав: я в течение многих лет была влюблена в Джека. Но он об этом не знал. Недавно я попыталась открыться ему, но он поставил меня на место. Именно поэтому я вела себя так странно. – Мелоди опустила глаза. – Я была обижена и не готова переключить внимание на другого мужчину. А теперь поняла, что это были лишь пустые мечты.
      Лансинг, которого никогда не подводило следовательское чутье, догадывался, что она говорит правду. Почти полную правду. Интуиция подсказывала ему: Мелоди что-то скрывает – это тревожило его, но он никак не мог уловить, в чем дело.
      – Ты все еще любишь его?
      Она вздохнула:
      – Я стараюсь, Питер, выбросить из головы свое глупое увлечение. Но это нелегко.
      – Ценю твою честность.
      Мелоди отправилась на кухню готовить филе лососины на гриле, и Питер последовал за ней. Ему нравилось наблюдать за Мелоди. Они болтали о пустяках, но разговор сначала был натянутым. Питер понимал: Мелоди смущена, что заговорила о личном. Чтобы разрядить атмосферу, он рассказал несколько смешных историй и вскоре заметил, что она начала улыбаться. Питер рано ушел от нее.
      Когда Мелоди провожала его, он по-дружески поцеловал ее в щечку. К удивлению Питера, она обняла его за шею, прижалась к нему всем телом и весьма страстно поцеловала. Ему пришлось напомнить себе, что Мелоди все еще влюблена в Джека, и будь он проклят, если согласится служить его заменой.
      – Я позвоню тебе в ближайшее время, – сказал Питер, и Мелоди улыбнулась.
      Ее улыбка стала еще шире, когда дверь за ним закрылась и она осталась одна.
      Это была торжествующая улыбка.
      Неужели все мужчины такие олухи?
      Мелоди подумала о своем Великом Плане, и от радостного предвкушения мурашки пробежали у нее по коже.

      Найти, где она живет, не составляло труда – адрес был в справочнике.
      Он никогда не бегал за женщинами. Но сейчас был другой случай. И Джек, приложив кое-какие усилия, нашел ее жилье в Лагуна-Бич.
      У Белинды не было ни малейшего шанса устоять перед ним. Особенно если он, как сейчас, преисполнен решимости, намерен пустить в ход все свое обаяние и заставить ее в конце концов безумно влюбиться в него.
      Джек предвкушал день, когда предстанет перед Глассманом. Ему не терпелось увидеть выражение его физиономии, когда он скажет: «Не желаете ли поприветствовать нового члена своей семьи?»
      Глассман уставится на него в недоумении.
      А Джек рассмеется и скажет: «Вчера мы с вашей дочерью сочетались законным браком».
      Это будет его триумф.
      Это будет знатный реванш.

      Меньше всего она ожидала увидеть его.
      Белинда открыла дверь, и при виде Джека ее охватила радость. Он был так хорош. Он пришел навестить ее. И она рада, черт возьми, очень рада видеть его.
      – Джек!
      – Привет. – Он не улыбнулся.
      – Что ты здесь делаешь?
      – Ты не даешь мне шанса, – пояснил Джек. – Это несправедливо.
      Белинда почувствовала, что сдается, и тут же обругала себя за мягкотелость.
      – С какой стати я должна быть справедливой, Джек?
      – На улице холодно. Сейчас пойдет дождь. Можно войти?
      На улице действительно было холодно, как будто сама природа участвовала в заговоре против нее. Белинда молча отступила в сторону. Джек вошел, и она захлопнула дверь. Когда Белинда взглянула на него, он робко улыбался и был явно смущен. Она поняла, что страшно нервничает.
      – Кофе не угостишь? – спросил Джек.
      – Почему бы и нет? – Белинда заметила, что он последовал за ней на кухню. Что ему нужно? И справится ли она с ситуацией? – У меня только растворимый.
      – Отлично. А у тебя здесь хорошо.
      Белинда искоса взглянула на него, чтобы узнать, не смеется ли Джек, но он, кажется, говорил искренне. И еще ей показалось, что Джек тоже нервничает.
      – Черный будешь? У меня нет молока.
      – С удовольствием выпью черный, – сказал Джек, стоя за ее спиной.
      Обернувшись, Белинда чуть не оказалась в его объятиях. Но он не отступил назад. Она откинула с лица прядь волос. «Не смешно ли, что я так нервничаю? Изо всех сил стараюсь быть холодной. Хотя на самом деле мне этого совсем не хочется… Напротив». Белинда чувствовала, как нарастает возбуждение.
      – Белинда. – Джек взял ее за плечи. – Извини, что в Аспене я так безобразно сорвался. Наговорил всякого, нагрубил тебе. Я не хотел обидеть.
      – Я это знаю, – услышала она свой голос, остро ощущая его прикосновение.
      – Я хотел провести с тобой весь уик-энд. – Джек печально улыбнулся. – Я не привык, чтобы меня бросали. Это случается не слишком часто.
      – Уверена, что такого никогда не случалось. – Губы Белинды дрогнули в улыбке, и она немного расслабилась.
      – Мне не следовало тогда убегать тайком.
      Белинда с замиранием сердца наблюдала, как раскрываются его губы. Джек склонился к ней.
      – Нет, не следовало. Но еще не поздно снова начать с того, на чем мы остановились.
      – Джек…
      Его лицо было совсем близко.
      – Дай мне еще шанс. Я совсем не такой мерзавец, как ты думаешь. Ты не знаешь меня. Несправедливо судить обо мне на основании того, что пишут газеты.
      Несправедливо, она это знала. Белинда закрыла глаза. Его губы нежно прикоснулись к ее губам. Руки Джека скользнули по ее спине и остановились на уровне лопаток. Но он не прижал ее к себе. Они посмотрели друг на друга.
      – Поужинаешь со мной сегодня? – Джек снова поцеловал ее, на сей раз крепче. – Сегодня в семь?
      – Я не хочу осложнять свою жизнь.
      Джек вдруг расплылся в улыбке и посмотрел на потолок.
      – Кому еще, Белинда, придет в голову назвать меня «осложнением»? Ты большая мастерица выбрать меткое слово. Но я никогда не осложню твою жизнь. Поверь мне. Значит, я заеду за тобой в семь.
      Помедлив мгновение, Белинда согласилась.
      Они снова поцеловались.
      Когда Джек уехал, она еще долго смотрела на подъездную дорожку к своему дому. «Что я делаю?» – думала Белинда, чувствуя, что приближается крутой поворот в ее жизни.

      Нэнси сидела в гостиной Белинды. Из кабинета дочери доносились пулеметные очереди. Стаккато пишущей машинки, ставшее привычным шумом. Нэнси осушила свой стаканчик шотландского виски и встала, чтобы налить еще одну порцию.
      Ей было страшно. Что емунужно здесь?
      Если бы Нэнси не увидела в окно, как Джек приближается по дорожке к входной двери, и не узнала его, она могла бы столкнуться с ним лицом к лицу! Нэнси в ужасе убежала в свою спальню и трусливо спряталась там, утратив способность думать.
      Человек, разрушивший ее жизнь. Джек Форд.
      Когда-то он был ее любовником. А теперь она ненавидела его. Господи, как она его ненавидела!
      Джек Форд разрушил ее брак. Ее жизнь. Он был причиной всех бед. Не окажись он там в то лето, этого не произошло бы: не было бы ее измены Эйбу, его гнева. Муж не отвернулся бы от нее. Не было бы выкидыша. Эйб так и не простил ей смерти сына. К тому же Джек лгал ей. Он не любил, а лишь использовал ее. Если бы любил, то пришел бы к ней, когда она в нем нуждалась, когда Эйб узнал обо всем и у нее случился выкидыш. И теперь этот человек, которого Нэнси ненавидела всей душой, каким-то образом вторгся в жизнь ее дочери.
      Если это совпадение, то слишком уж злая ирония судьбы.
      А если не совпадение, то что ему нужно? Деньги? Или его интерес к Белинде каким-то образом связан с продажей сценария фильма, в котором ему предстояло играть главную роль? Все это каким-то образом связано. Происходит что-то ужасное – это ей подсказывал материнский инстинкт. Нэнси хотелось защитить дочь. Она не допустит, чтобы их отношения развивались дальше.
      Стоя у двери кухни, Нэнси подслушала их разговор. И ей стало еще страшнее. Судя по всему, они встречаются не впервые. Это происходило и раньше. Она должна что-то предпринять.

      Джек вернулся домой насвистывая.
      Кажется, все складывается хорошо.
      Очень хорошо.
      Он взял газету и, встряхнув ее, попытался читать. Но видел лишь лицо Белинды. И чувствовал возбуждение. Странная штука жизнь: сейчас Белинда была лишь пешкой в грязной игре, но она его здорово возбуждала. Джек услышал, как открылась входная дверь, потом раздались голоса: один принадлежал Рику, другой, хрипловатый – очень миленькой смуглой девочке по имени Лидия.
      – Да уж, им следовало бы знать с самого начала! – воскликнул Рик.
      Джек удивился, что в отличие от привычного угрюмого, враждебного тона голос брата звучал радостно.
      Они дружно рассмеялись.
      Джек улыбнулся. Он еще не слышал, чтобы Рик разговаривал как нормальный парень. Его это обрадовало.
      – Ой, Джек. Я и не знал, что ты дома. – Рик остановился, выпустил руку Лидии и покраснел.
      – Привет. – Лидия одарила Джека улыбкой.
      – Не обращайте на меня внимания, ребята. Извини, Рик, я некоторое время побуду дома, если не помешаю вам.
      – Ну что вы, все отлично, – быстро сказала Лидия.
      – Мы взяли напрокат несколько видеокассет. – Рик показал брату довольно объемистый пакет.
      – Собираетесь устроить киномарафон? – спросил Джек, заметив, что Лидия положила руку на плечо Рику.
      – Вроде того. – Рик метнул на Лидию теплый взгляд.
      «Браво!» – подумал Джек, когда они удалились. Ему было приятно, что у Рика появился друг.
      Подростки включили телевизор, и разговор прекратился. Джек налил себе чашку кофе, взял газету и вышел из кухни.
      Они сидели на диване и обнимались.
      Джек помедлил, не зная, как поступить. Остановить их? Не обращать внимания? Пока он дома, они, очевидно, не смогут заняться ничем более серьезным, но что будет потом? Может, не стоит вмешиваться? Она производит впечатление невинной девочки.
      – Рик, можно тебя на пару слов? – позвал Джек брата, направившись в свою спальню.
      Рик вошел к нему, и Джек нахмурился, не уверенный, что поступает правильно.
      – Закрой дверь, – попросил он.
      – Ладно.
      – Послушай, Рик, я знаю, чем вам хочется заняться. Я мог бы запретить тебе, но ты так или иначе нашел бы способ нарушить запрет.
      – Джек…
      – Подожди. Лидия хорошая девочка. По-моему, ты должен относиться к ней с уважением.
      – Я знаю, что она хорошая девочка. Оченьхорошая. Не тревожься.
      Джек улыбнулся, испытав большое облегчение.
      – И я ей, между прочим, нравлюсь, – добавил Рик.
      – Я это вижу. Послушай, я хочу сказать тебе кое-что о женщинах – о девочках. Мне потребовалось много лет, чтобы понять это. Когда речь идет о сексе, женщины более эмоциональны, чем мы. Парень может трахнуть какую-нибудь девицу, совершенно не задумываясь, кто она такая, а потом уйти и забыть о ней навсегда. А большинство женщин могут заниматься сексом, только если у них возникает чувство. Понимаешь, о чем я?
      Рик кивнул:
      – Думаю, да.
      – Я имею в виду настоящих женщин. Ты имел опыт только с проститутками. А это совсем другое. Большинство девочек в возрасте Лидии еще не готовы для секса – эмоционально не созрели.
      Рик опять кивнул.
      Джек удивился, что брат не ощетинился, как обычно.
      – Может, тебе лучше оставаться с ней в дружеских отношениях, а для других целей воспользоваться номером телефона, который я тебе дал?
      – Я больше не хочу трахаться с проститутками.
      Джек пожал плечами:
      – Тогда разговор окончен. Я лишь хотел, чтобы ты кое над чем задумался.
      Рик кивнул и, закрыв за собой дверь, снова уселся рядом с Лидией, которая сразу же уютно прижалась к нему. Рику стало жарко.
      – Тебе влетело? – спросила она.
      Рик рассмеялся:
      – Брат сказал мне, что ты хорошая девочка.
      Лидия засмеялась, и Рик присоединился к ней.

      Винс закрыл за собой входную дверь и, прислонившись к ней спиной, окинул взглядом квартиру, в которой царил привычный кавардак. «Мэри вернется домой в любую минуту», – равнодушно подумал он и направился в спальню. Достав из-под кровати чемодан, он открыл все ящики комода и принялся вынимать оттуда свою одежду.
      Вчера вечером, поняв наконец, что потерял Белинду – вернее, что она никогда на самом деле не принадлежала ему, – Винс испытал самое ужасное, самое мучительное потрясение в жизни. Обезумев от горькой обиды, он всю ночь колесил по городу и лишь на рассвете приехал домой. Измученного, отупевшего, его время от времени вновь охватывали острые приступы боли. Пора начать жизнь с чистой страницы. А это означало уехать от Мэри. Винсу хотелось как можно скорее увезти отсюда свои пожитки. Сегодня, когда он в столь подавленном состоянии, ему будет трудно выдержать объяснение с ней.
      Господи, какой же он дурак!
      С чего он взял, что у него может быть что-нибудь более серьезное, чем интрижка, с такой женщиной, как Белинда?
      Независимой, сильной и такой волевой, эгоистичной?
      Внезапно осознав степень ее эгоизма, Винс замер. Разве она когда-нибудь давала ему что-либо, кроме своего тела, кроме своей страсти?
      Нет, нет и нет.
      Как он мог так сильно влюбиться в такую холодную и равнодушную женщину? Она просто использовала его.
      Зазвонил телефон. Винс безумно удивился, услышав голос секретарши Эйба Глассмана. Та сказала, что Эйб просит Мэри перезвонить ему. Винс повесил трубку. Что, черт возьми, все это значит? Зачем Эйбу Глассману звонить Мэри?
      Он складывал вещи, думая о Белинде и впервые пытаясь оценить ее объективно, а не глазами влюбленного безумца. Портрет получался весьма непривлекательный. Винсу главным образом вспоминался ее эгоизм, а также то, как она водила его за нос, заставляя ревновать. Винсу вдруг пришло в голову, что Белинда заставляла его чувствовать себя неполноценным.
      Чувство утраты и обида сменились гневом.
      Как ловко она вышвырнула его из своей жизни!
      Винс понял, что ненавидит эту сучку.
      Он находился в ванной комнате и бросал в бумажный пакет свои туалетные принадлежности, когда услышал, как хлопнула дверца подъехавшей машины. Винс насторожился и попытался взять себя в руки. В дверях появилась Мэри: бледная, растрепанная, она выглядела ужасно.
      – О Винс! – всхлипнула она, обнимая его за шею.
      Только этого ему не хватало! Он осторожно высвободился и увидел, что она плачет. Он ощутил себя последним негодяем.
      – Я сожалею о том, что произошло, – сказал Винс.
      – Это был настоящий кошмар, Винс. Я провела целую ночь в тюрьме… – Мэри замолчала.
      Винс вздохнул и бросил в пакет одеколон.
      – Ты что делаешь?
      Он молчал. Мэри взглянула на шкафчик в ванной, где не осталось ни одной принадлежавшей ему вещи.
      – Что это значит, Винс?
      Он старался не встречаться с ней взглядом.
      – Все кончено, Мэри. Извини. Я уезжаю отсюда. – Винс прошел мимо нее в их спальню.
      – Как ты смеешь бросать меня, когда я в тебе нуждаюсь? – взвизгнула она.
      – Я давно собирался сказать тебе. Наш брак – сплошное притворство, и ты это знаешь. Ты не любишь меня. – Винс не добавил, что тоже не любит ее.
      – Ты негодяй! Бьешь лежачего!
      Винс захлопнул крышку чемодана.
      – Ты переезжаешь к ней? К этой сучке? Не так ли?
      Он не ответил.
      – Она уговорила тебя, чтобы отомстить мне? Ох, пропади все пропадом! – Мэри рухнула на кровать.
      – Мэри, возьми себя в руки. У тебя есть Бет. Ты меня с ней обманывала. У тебя есть мать… и деньги. Ты выкрутишься. А у нас с Белиндой все кончено. Мы с ней порвали. Я переезжаю к одному парню из нашей бригады. Так будет лучше для нас обоих. – Он подхватил чемодан, искоса взглянув на нее.
      – Винс! – простонала она.
      Винс вдруг кое-что вспомнил и впервые взглянул Мэри в лицо:
      – Звонил Эйб Глассман.
      – Что ему надо?
      – Это и я хотел бы знать. Зачем, черт возьми, он звонит тебе?
      Мэри побледнела.
      – Наверное, опять что-нибудь связанное с выстрелом.
      Удовлетворенный ответом, Винс направился к двери.
      Она шла за ним по пятам.
      – Не делай этого, Винс. Прошу тебя!
      Он пропустил ее слова мимо ушей.
      – Правда, что между тобой и Белиндой все кончено? – спросила Мэри сквозь слезы.
      – Да. – Винс вышел из дома, даже не оглянувшись.
      Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким.

      – Ты куда-то уходишь?
      Белинда сидела на краешке кровати в коротком красном шелковом халатике и, натянув чулок, пристегивала его к черному поясу.
      – Да, Нэнси.
      – Тебе еще рано снимать гипс.
      – Это только на сегодняшний вечер. К тому же я чувствую себя вполне сносно.
      – Белинда … не ходи!
      Она взглянула на мать. По тону и по выражению ее глаз Белинда поняла: Нэнси каким-то образом узнала о том, что сегодня вечером она встречается с Фордом. Белинда встала и затянула потуже поясок халата.
      – Это всего-навсего обычное свидание, – солгала она.
       – С ним?
      – Да.
      Мать и дочь посмотрели в глаза друг другу.
      – Не будь дурочкой. – Нэнси впервые в жизни говорила уверенно и убедительно. – Он причинит тебе боль, Белинда. Он использует людей. Хуже того, он лжец.
      Белинда ощетинилась, готовая защищать Джека.
      – То, что было между тобой и Джеком, произошло семнадцать лет назад. Он был тогда еще мальчик, и прошлое осталось в прошлом, а самое главное, я – это не ты.
      – Ты идешь на свидание с человеком, который разрушил жизнь твоей матери, и все же считаешь, что это не имеет к тебе никакого отношения? – воскликнула Нэнси.
      – Сожалею, что ты влюбилась в него, мама, а он разбил твое сердце, – сказала Белинда. – Но знаешь что? Ты не единственная, кому разбили сердце, – все мы через это проходим.
      – Он разобьет и твое сердце, Белинда. Он использует тебя и уйдет, как сделал это со мной. Я знаю этого человека!
      – Тебе кажется, что ты его знаешь.
      – А ты думаешь, что ты знаешь его? – удивилась Нэнси. – Остановись, Белинда, пока не поздно!
      – Послушай, мама, я не обольщаюсь относительно Джека. Я знаю, он бабник и самовлюбленный эгоист. Успокойся. Я уже большая девочка и в состоянии справиться с ситуацией. И с ним смогу справиться.
      – Нет, не сможешь. Ты женщина.
      – Ну ладно, я опаздываю. Не хочешь ли выпить вместе с нами перед уходом? Он будет здесь с минуты на минуту.
      – Подумай о том, что я сказала, Белинда. Я твоя мать, я люблю тебя. И всего лишь хочу защитить тебя.
      – Я могу сама защитить себя.
      Нэнси ушла.
      «Я не такая, как мать, – мрачно думала Белинда. – И не позволю Джеку Форду использовать себя. И сердце мое ему не удастся разбить, потому что меня врасплох не застанешь».

      Разумеется, она выглядела безумно чувственной и восхитительной.
      Когда они вошли, все присутствующие повернулись в их сторону, и Джек, который, пропустив Белинду вперед, следовал за ней, отлично понимал: именно она привлекает восхищенные взгляды мужчин и женщин. Едва собравшиеся заметили и узнали Джека, восхищение сменилось любопытством. Это позабавило и немного озадачило его.
      Белинда была сегодня в красном кожаном бюстьере и такой же юбке. Бюстьер зашнуровывался спереди, и она оставила незашнурованным соблазнительный пробел в один дюйм, от которого было трудно отвести взгляд, потому что сквозь него проглядывала часть груди. Юбка сзади застегивалась на молнию, расположенную наискось. Трудно было не смотреть на безупречно округлые ягодицы, когда Белинда шествовала впереди него. Наряд был явно вызывающий. Он облегал соблазнительные контуры ее тела. Он и рассчитан был на то, чтобы соблазнить – если не его, то кого же?
      Джек был доволен.
      Возможно, несколько больше, чем следовало.
      Заехав за Белиндой, Джек почти ожидал, что ее не будет дома, но она не только была дома, а уже ждала его одетая. Белинда притихла в машине. Джек отыскал какую-то станцию, передававшую джазовую музыку, и они доехали до города в молчании.
      Их торжественно усадили за столик, откуда открывались великолепные виды.
      – Ну а теперь, – сказал Джек, когда они уселись, – скажи мне, почему ты сбежала от меня в Аспене?
      – Струсила, конечно.
      Он улыбнулся:
      – Знаешь что? Я, пожалуй, восприму это как комплимент.
      – Воспринимай как хочешь.
      – Я хочу… и так, и сяк, и эдак.
      Она удивленно приподняла брови.
      – Я не смог удержаться, – сконфуженно фыркнув, стал оправдываться он.
      Она улыбнулась.
      – Белинда, – серьезно спросил Джек, – я хочу знать, почему ты меня боишься?
      Она вздохнула:
      – Полно тебе, Джек. Только не говори мне, что сам никогда этого не делал. Старая как мир тактика: набедокурил – и удрал. Все лучше, чем наутро увидеть на подушке рядом голову незнакомого человека.
      – Но к нам это не имеет отношения, и ты это знаешь.
      – Вот как? А кто же мы тогда? Друзья? Любовники? Перестань, Джек! И не отрабатывай на мне, пожалуйста, свои актерские приемы.
      Джек задумался. Она ищет любой повод, чтобы напасть на него. Надо быть осторожнее.
      Он решил переломить ее настроение. Пусть Белинде запомнится этот вечер. Пора брать контроль над ситуацией в свои руки и включать на полную мощность обаяние.
      – Я не применяю к тебе актерские приемы, Белинда. Я совершенно серьезен.
      Она взглянула на него.
      – Я не хотела тебя обидеть.
      – Спасибо.
      Джек сжал ее руку.
      – Ну же, Белинда, успокойся и хоть немного расслабься.
      – Чтобы тебе было легче соблазнить меня и почувствовать себя настоящим мужчиной, мачо? – задиристо осведомилась она, но расслабилась. Джек сразу это заметил.
      – Ну что ж, не стану отрицать, что мне безумно хочется заняться с тобой любовью… расцеловать тебя всю: твои губы, волосы, груди, твой…
      – Джек, пожилая пара за соседним столиком ловит каждое твое слово.
      Он понизил голос до шепота:
      – …твой пупок. – Джек усмехнулся. – Тебе уже известно, что все остальное интересует меня гораздо меньше. Хотя я не прочь узнать, сколько тебе лет.
      – Для тебя я слишком стара, – сказала она.
      Он усмехнулся:
      – Двадцать восемь?
      – Точно. И даже не польстил из вежливости!
      – Ты слишком умна и слишком уверена в себе для двадцатилетней. К тому же двадцатилетняя не смогла бы написать то, что написала ты.
      – Спасибо.
      – А как насчет семьи? Я хочу знать историю твоей жизни, – сказал Джек, и у него по спине пробежал холодок. Не от угрызений ли совести?
      – Мои родители живут в Нью-Йорке.
      – Значит, ты родилась в Нью-Йорке?
      Она кивнула.
      – Есть ли у тебя братья, сестры?
      – Нет, только я. Это всегда было большим разочарованием для моего отца.
      – Зачем ему еще дети, если у него такая дочь, как ты?
      Белинда усмехнулась, скривив губы.
      – Он, наверное, очень гордится тобой, – предположил Джек. – Вы с ним, должно быть, очень близки?
      Белинда чуть не поперхнулась водой.
      – Шутишь? Его дочь – писательница… Он не может понять, зачем я трачу время на придумывание каких-то историй. А что касается близости с отцом, то единственное, что вдохновляет Эйба, греет его душу, – это власть.
      Джек, впитывая каждое слово, с удивлением ощутил в них горечь и возмущение.
      – Очень странно, – заметил он. – Писательский талант не каждому дается, а ты очень талантлива, Белинда.
      – Скажи это Эйбу.
      – Не понимаю, почему твой отец не признает важность того, чем ты занимаешься.
      – Эйб не такой, как все. Он держит курс на власть. Приобретает ли он студию, или сахарный завод, или другую собственность – все это лишь вехи на пути к достижению одной цели.
      – Не слишком лестная оценка.
      Она взглянула ему в глаза.
      – Так оно и есть. Но я ничем не обязана отцу. Ничем.
      – Похоже, ты с ним не ладишь.
      – Не лажу, никогда не ладила и никогда не буду ладить. По крайней мере до тех пор, пока он видит во мне лишь кобылу-производительницу, которая должна родить наследника его империи. – Белинда скорчила гримасу. – Эйб хочет, чтобы я вышла замуж и нарожала детишек. Предпочтительно мужского пола. И как можно скорее. А я, мятежница, пожелала жить своей жизнью.
      Джек улыбнулся. Она рассказывала так забавно. Для себя он отметил: Глассман хочет, чтобы она вышла замуж.
      Глассман жаждет внука – наследника.
      Интересно, как ему понравится, если его внук будет носить фамилию Форд?

      Трудно поверить.
      Видно, правду говорят, что в наши дни даже за хорошие деньги не найдешь приличных исполнителей.
      Трудно поверить, что эти ублюдки не справились с простейшим заданием.
      Эйбу не верилось, что Уилл Хейуорд все еще жив.
      – Я хочу, чтобы об этом позаботились! – прорычал он в телефонную трубку. – Не сегодня, не завтра, а вчера! Вы меня поняли?
      – Да.
      – Я хочу, чтобы с этим безмозглым мерзавцем разделались немедленно.
      Дни Хейуорда были сочтены с той самой минуты, как он осмелился разозлить Эйба.

      – Будь проклят Винс! – взвизгнула Мэри. – Будь он проклят! Я не хочу развода!
      Бет обняла ее, пытаясь успокоить, но Мэри вырвалась и начала ходить взад и вперед по спальне.
      – Как он мог? Именно сейчас? Когда я в таком состоянии?
      – Забудь об этом. Ты не любишь его. Ну и пусть он уходит – все к лучшему.
      – В этом ты права, – сказала Мэри. – Я не люблю Винса – я ненавижу его. Мне хочется убить его! Что еще будет, когда узнает моя мать! – простонала Мэри.
      Мать, конечно, скажет, что она слишком толста, чтобы удержать мужчину и сохранить свой брак.
      Мать уже звонила ей сегодня.
      – Мэри, ты позвонила Полу Сокарро? – строго спросила она.
      Мэри угрюмо молчала.
      – Ты позвонила Полу, Мэри?
      – Нет.
      – Знаешь ли ты, сколько моих друзей звонили и спрашивали о тебе? Это ставит меня в затруднительное положение! Мэри, ты меня слушаешь? Так не может продолжаться.
      Мэри слушала, крепко вцепившись в телефонную трубку.
      – Я связалась с твоим отцом. Вернее, оставила ему срочное послание. Он должен перезвонить. А ты позвони Полу Сокарро. Почему…
      Мэри, не дослушав, повесила трубку.
      Она находилась в крайне подавленном состоянии. Ей отчаянно хотелось принять дозу.
      – У тебя совсем ничего не осталось? – спросила она.
      – Нет, Мэри. Ты в последнее время потребляла слишком много зелья, – осторожно заметила Бет.
      Мэри понимала, что Бет права. В глубине души она и сама была обеспокоена тем, что у нее возникает зависимость, и хотела бы избавиться от этого. И еще, если уж быть до конца честной, Мэри хотелось бы сбросить фунтов пятнадцать весу. Ее мать тоже права. Как ни трудно признаться в этом, но жизнь катилась под откос – и все из-за того, что Мэри жирная недотепа.
      – С тобой все в порядке? – озабоченно спросила Бет.
      Мэри не ответила. Зазвонил телефон, но она даже не взглянула в его сторону. Когда Бет хотела поднять трубку, Мэри остановила ее.
      – Не надо. Это моя мать.
      Бет все же подняла трубку.
      – Это Эйб Глассман, – сказала она, передавая трубку Мэри.
      Мэри почувствовала, как по коже пробежали мурашки в предвкушении удовольствия, хотя знала, что это невозможно.
      – Алло?
      – Мэри, это Эйб. Как поживаешь?
      Мэри судорожно глотнула воздух. Она точно знала, где именно хотела бы очутиться в этот момент. Под ним.
      – Все хорошо, Эйб.
      – Надеюсь, ты перестала сердиться из-за того, что мы тогда не вполне правильно поняли друг друга?
      – Это больше не имеет значения, – сказала Мэри, ничуть не покривив душой.
      – Ну и хорошо. Я хочу увидеться с тобой. Можешь приехать в мой офис завтра утром, скажем, часов в девять?
      Мэри совсем утратила самообладание. Когда он сказал, что хочет увидеться с ней, она затрепетала от нетерпения. Но в его офисе?
      – Ну что ж, хорошо…
      – Значит, увидимся в девять. – Эйб повесил трубку.
      Мэри задумалась.
      – Что ему нужно? – раздраженно спросила Бет.
      – Не знаю.

      Джек наконец ушел.
      Они посмотрели два фильма: научно-фантастический и «Огненного лиса» с Клинтом Иствудом. Потом сходили в пиццерию. А когда вернулись, вся квартира была в их распоряжении. Рик извлек откуда-то «косячок» и закурил.
      Это был самый лучший день в его жизни. Быть с Лидией – сплошное удовольствие, с ней не соскучишься: она либо рассказывала смешные анекдоты, либо изображала кого-нибудь, в том числе и его. Рик в жизни еще столько не смеялся. Ему хотелось, чтобы этот день не кончался.
      Они уселись на диван в гостиной, и Рик, передав Лидии «косячок», с наслаждением откинулся на спинку дивана. Они не разговаривали, время от времени передавая друг другу «косячок» и затягиваясь, но даже молчание было удивительно приятным. Рик еще никогда не испытывал такой близости с другим человеком и пытался разобраться в незнакомых чувствах. Энергия и радость жизни переполняли его, и это ощущение было очень приятным.
      – Уж больно ты серьезен. – Скопировав выражение его лица, Лидия толкнула Рика локтем.
      Увидев, какую она скорчила мину, Рик расхохотался.
      – Я задумался, – сказал он.
      – О чем? – Она осторожно загасила окурок в пепельнице, чтобы можно было потом использовать его снова.
      – Я подумал, боишься ли ты щекотки! – крикнул Рик и начал щекотать ее под мышками. Лидия заверещала. Щекотки она явно боялась. Потом начала смеяться. И чем сильнее он щекотал, тем громче она смеялась.
      – Хватит, Рик, перестань! – крикнула Лидия.
      Рик атаковал в другом месте. Она лежала на спине, он пригвоздил ее к дивану своим весом, чтобы не брыкалась, и начал щекотать под мешковатой майкой. Она визжала и вырывалась.
      Вдруг игра перестала быть игрой.
      Под руками Рика была гладкая, шелковистая кожа ее живота. Стоя на коленях, он навис над Лидией и, глядя ей в лицо, больше не смеялся, а тяжело дышал.
      Как только его руки прекратили мучить ее, она тоже перестала смеяться и, учащенно дыша, раскрыла губы.
      Руки Рика медленно скользнули по ее животу, наслаждаясь приятным ощущением.
      Лидия замерла, вглядываясь в него темными, влажными, доверчивыми глазами. Рик опустился на нее, и она с готовностью приподняла к нему полураскрытые губы, чтобы на полпути встретить его поцелуй. Он обнял Лидию еще крепче и инстинктивно развел своими ногами ее ноги, так что его до боли напрягшийся пенис оказался прижатым к теплому, мягкому треугольнику внизу живота.
      Целовать Лидию было несравненно приятнее, чем всех проституток. У Рика промелькнула мысль, поразившая его как удар молнии: он любит ее.
      Рик еще никогда никого не любил.
      Он нежно взял обеими руками лицо Лидии и пытливо заглянул в глаза, отыскивая приметы ответного чувства. Рик увидел там доверие, невинность, желание и что-то еще, похожее на предвкушение чуда. Он поцеловал ее, вложив в поцелуй всю свою любовь.
      Лидия ответила на его поцелуй, ее руки скользнули под рубашку Рика и обняли его, бедра приподнялись и прижались к нему.
      И тут произошло это. Он крепко стиснул Лидию в объятиях и кончил прямо в брюки.
      – Рик? – озадаченно воскликнула она.
      – Извини, – пробормотал он, не поднимаясь с нее и не разжимая объятий. Сердце у него бухало, как паровой молот.
      – Что случилось? С тобой все в порядке?
      – Ничего не случилось, – ответил Рик, целуя ее.
      Они еще долго целовались. За окном стемнело. Рику очень хотелось потрогать Лидию во всех местах, но он слишком уважал ее, чтобы обращаться с ней как с проституткой. Поэтому его руки бродили по ее спине, задержались на талии, даже забрались в густую гриву темных кудрявых волос. Желание охватило его с удвоенной силой.
      Лидия привела Рика в полное замешательство, когда, взяв его руку, положила ее на свою грудь.
      – Разве тебе не хочется потрогать меня, Рик?
      – Конечно, хочется. – Он обхватил пышную грудь и прикоснулся к затвердевшему соску. – Только я думал, что ты мне не позволишь.
      Лидия ответила едва слышным стоном.
      Рик не знал, как далеко можно зайти. Но, взглянув на Лидию, понял, что останавливаться не следует. Осмелев, он запустил руку под маечку и начал ласкать ее грудь сквозь лифчик. Ее постанывание вдохновило его. Рик, просунув пальцы под лифчик, стал гладить голую набухшую грудь, подумав при этом, что, наверное, снова выбросит семя в брюки.
      – О, Рик, я так мечтала об этом… о нас с тобой…
      – Мечтала?
      Она открыла глаза и улыбнулась:
      – С того самого дня, как ты впервые появился в школе.
      – Лидия? Ты?..
      – Да. Я хочу, чтобы ты был первым.
      У него бешено заколотилось сердце.
      – Мне уже шестнадцать, – добавила она. – Разве ты не хочешь? Или я не нравлюсь тебе?
      – Я-то хочу. Просто я не знал, хочешь ли ты.
      Лидия улыбнулась:
      – Я думала, мальчишек не беспокоит то, что хочет девочка.
      – Пусть их не беспокоит, но мне очень важно знать, чего хочешь ты.
      Глаза ее наполнились слезами.
      – Почему ты расстроилась? – удивился Рик.
      – Я не расстроилась, глупенький. Я счастлива. Мне казалось, что я не смогу понравиться тебе.
      – Ты мне нравишься, еще как!
      Рик встал и поднял ее. Взяв Лидию за руку, он повел ее в спальню и запер за собой дверь. Кто знает, когда появится Лия?
      Он торопливо снял с себя одежду и заметил, что она, еще не раздевшись, не сводит с него глаз. Это ничуть не смутило его – Рик почувствовал гордость.
      – Я никогда еще не видела, как это происходит. – Лидия с любопытством наблюдала за эрекцией. – Однажды я видела это у своего отца, а когда была совсем маленькая – у соседа. Он кажется таким огромным.
      – Не бойся, размер – в самый раз. – Рик дрожал от возбуждения, но старался казаться невозмутимым. – Ты разденешься?
      Лидия села на край кровати.
      – Я выгляжу не так, как Патти Эфертон, – предупредила она.
      – Это мне безразлично. Я считаю тебя красивой.
      – Может, нам следовало бы подождать, пока станет совсем темно?
      Рик сел рядом с Лидией, взял ее за руку, не зная, как вселить в девочку уверенность в себе. Ему вдруг отчаянно захотелось сказать ей слова, которых он никогда еще никому не говорил. И услышать от нее в ответ такие же слова.
      – Лидия, я люблю тебя.
      Она взглянула на него. Потом лицо ее сморщилось, и она спрятала его у него на груди.
      – Это правда?
      – Да, – прошептал Рик, поглаживая ее по спине. – А ты что чувствуешь? Ко мне, я имею в виду.
      – Глупенький. – Лидия подняла к нему заплаканное лицо. – Я влюбилась в тебя с первого взгляда… когда ты еще никого, кроме Патти, не видел вокруг.
      – Ты правду говоришь? – спросил он, потрясенный услышанным.
      – Конечно, правду.
      Рик помог ей раздеться. В комнате стоял полумрак. Он был поражен, увидев ее обнаженное тело: широкие плечи, красивые сильные руки, великолепные большие груди, каким могли бы позавидовать и Патти Эфертон, и все проститутки. У Лидии были тонкая талия, узкие бедра и красивые длинные ноги, сильные и мускулистые оттого, что она много занималась спортом. Лидия была великолепно сложена, и Рик не понимал, почему она всегда прячет свое тело.
      – Я же предупреждала тебя, – усмехнувшись, сказала она.
      – Ты просто красавица, Лидия. Патти тебе и в подметки не годится.
      – Ты говоришь так, чтобы утешить меня.
      – Ошибаешься. – Рик опустился на нее. – Я говорю то, что есть на самом деле.
      Он поцеловал ее губы, щеку, шею, добрался до прекрасных грудей и прикоснулся языком к твердому соску. Она тихо охнула и крепко ухватилась за его голову.
      – Со мной еще никто никогда такого не проделывал!
      Рик ласкал ее грудь, потом его губы исследовали пупок, треугольничек жестких лобковых волос. Рука Рика скользнула во влажную плоть под волосами, и Лидия изогнулась, судорожно глотая ртом воздух. Ему очень хотелось, чтобы она почувствовала то же, что и он.
      Рик однажды пробовал почувствовать женщину на вкус, и это оказалось не особенно приятным. Но сейчас, когда его лицо находилось так близко, а пальцы обнажили такую незнакомую, такую волнующую, такую прекрасную ее часть, Рика охватило непреодолимое желание попробовать Лидию на вкус. Он наклонился ниже и нежно поцеловал ее.
      Она выкрикнула его имя.
      Рик поцеловал крепче и поразился тому, что это сразу же вызвало острый прилив желания. На Лидию, кажется, поцелуй оказал такое же действие, потому что она шире раздвинула ноги и выгнулась ему навстречу, подставляя себя его языку в самом удобном ракурсе. Забыв обо всем на свете, Рик растворился в новых, неизведанных ощущениях.
      Разгоряченный, он мгновенно оказался на ней. Он целовал ее, отыскивая вход, но туда смог проникнуть всего лишь самый кончик. Рик инстинктивно помог себе руками, направляя свое орудие туда, где было узко, где плоть с трудом освобождала путь, но где было горячо и влажно и все ждало его вторжения. Он обхватил Лидию обеими руками и толчком вошел в нее, а затем начал двигаться ритмично и уверенно. Она тоже двигалась, старалась попасть в такт и не попадала, но это не имело никакого значения.

      – Все в порядке. – Белинда протянула руку, чтобы открыть дверцу машины. – Тебе не обязательно выходить.
      – Не смей сама открывать дверцу! – торопливо сказал Джек, схватив ее за руку.
      – Я думала, что ты не джентльмен.
      – Когда мне это нужно, я бываю джентльменом. – Джек выскочил наружу и обошел вокруг машины.
      Он открыл дверцу, Белинда вышла, и они вместе поднялись по ступенькам к двери. Отперев дверь, она обернулась к нему:
      – Ну что ж, спасибо за приятный вечер.
      Лицо его выразило полное недоумение.
       – Приятный вечер?И все? Леди, у вас явная склонность к недооценке событий. Ты даже не пригласишь меня войти?
      – Это был очень приятный вечер. Но не настаивай, Джек, я не собираюсь приглашать тебя в дом.
      – Предложи мне хотя бы чашечку кофе без кофеина, – настаивал Джек, одаривая ее своей умопомрачительной улыбкой. – Не бойся, – шепотом добавил он.
      – Давай внесем ясность. Я не боюсь ни одного обладателя пениса.
      Джек улыбнулся еще шире:
      – Значит, ты все-таки пригласишь меня войти?
      – Проходи, – сказала Белинда.
      Она направилась на кухню и поставила на плиту чайник, оставив Джека теряться в догадках. Интересно, что он сказал бы, если бы узнал, что ее мать спит внизу, в гостевой комнате? Когда Джек появился в дверях кухни, Белинда сообщила:
      – У меня есть только растворимый кофе.
      – Мне все равно. Ты не собираешься переодеться?
      – Нет, Джек. Я не собираюсь переодеваться.
      – Во что-нибудь вроде неглиже из черных кружев, которое я заметил в ванной. – Он немного капризно надул губы, что делало его совершенно неотразимым.
      – Моя мать здесь.
      Белинда не могла не выложить ему это. Но Джек, как и положено профессионалу, и бровью не повел, сохранив полную невозмутимость.
      – Она спит?
      – Возможно. – Белинда помедлила мгновение, будто ожидала: он сейчас признается, что трахал ее матушку семнадцать лет назад. Джек этого, конечно, не сделал, и это почему-то разочаровало Белинду.
      Она включила какую-то станцию, передававшую джаз, и настороженно взглянула на него. Джек снял свой черный с серебристым отливом пиджак и выглядел таким спокойным и умиротворенным, словно был у себя дома, а не у нее в гостях. Он начал развязывать красный галстук, а Белинда наблюдала за ним как завороженная. Перехватив ее взгляд, Джек улыбнулся.
      «Он точно знает, что делает», – подумала она, но не могла отвести от него взгляда. Джек снял галстук и небрежно бросил на диван. Не спуская с нее глаз, он начал расстегивать пуговицы на рубашке: одну, вторую, третью… Потом остановился, улыбнулся и похлопал рукой по дивану.
      – Сейчас принесу кофе, – сказала Белинда.
      Возвращаясь, она двигалась осторожно, потому что несла две чашки кофе. Передавая ему чашку, Белинда заметила, к собственному смятению, внушительное утолщение, образовавшееся под его брюками. Он проследил за направлением ее взгляда.
      – Извини, – сказал Джек, усмехнувшись. – Кое-что невозможно контролировать.
      Пропустив его замечание мимо ушей, Белинда уселась в кресло напротив и положила ногу на ногу. Джек внимательно осмотрел ее ноги – на что она и рассчитывала.
      – Почему ты не хочешь сесть рядом?
      – Мне вполне удобно здесь, спасибо. Ты считаешь меня богатой наследницей, Джек?
      – Не понял?
      Она улыбнулась. Было приятно, разнообразия ради, увидеть, что он озадачен.
      – Я не богатая наследница.
      – Ну и ладно.
      – Я подумала, лучше предупредить тебя заранее. На тот случай, если ты гоняешься за наследством.
      Джек расхохотался:
      – Любовь моя, у меня достаточно денег, чтобы мы с тобой могли безбедно существовать в течение многих лет. И я ничуть не возражаю, если тыгоняешься за мнойиз-за моихденег.
      – Ты не стал бы возражать, если бы я хотела тебя только из-за твоих денег? И твоих связей?
      Он стал серьезным.
      – Я тебя поддразнивал. Конечно, мне это было бы неприятно. Мне особенно нравится в тебе, Белинда, то, что тебе действительно безразлично, что я звезда, хотя к этому не сразу привыкаешь.
      – Браво! – Она поднялась с кресла. – Хочешь потанцевать?
      Джек уже стоял перед Белиндой, принимая ее в свои объятия. Потом они медленно поплыли в танце под душещипательную любовную песенку. Он крепко прижал ее к себе. Она ощущала каждый дюйм его тела. Одна рука Джека лежала на ее бедре, другая – на обнаженном плече, и его пальцы ласкали и жгли ее кожу. Белинда обвила руками шею Джека, не понимая, как это случилось, и не было ничего более естественного, чем закрыть глаза и прижаться щекой к его груди.
      Это мгновение, когда время остановилось, было самым утонченно-изысканным за всю ее жизнь.
      Тлеющий огонь снова разгорался между ними, искрился, согревал.
      «Я люблю его, – думала Белинда. – Это совершенно очевидно, хотя и ужасно. Больше всего на свете мне хотелось бы оставаться с ним, как сейчас, и плыть, плыть в его объятиях».
      Она чувствовала его дыхание на своем виске, потом ощутила мимолетный поцелуй. Руки Джека скользнули по мягкой коже ее юбки.
      Белинда не открыла глаз. Затаив дыхание, она плыла в его объятиях, наслаждаясь теплом.
      Его губы прикоснулись к ее щеке. Он обнял Белинду еще крепче, прижавшись лицом к ее волосам. И снова поцеловал ее.
      Чудесная горько-сладкая, меланхоличная мелодия закончилась, сменившись энергичной ритмичной музыкой, не соответствующей их настроению и огню, разгоревшемуся между ними. Джек остановился и, придерживая одной рукой ее голову, произнес хрипловатым голосом:
      – Я хочу поцеловать тебя.
      Было бы так легко и просто сдаться на милость победителя.
      Но все обаяние момента исчезло при воспоминании обо всех мужчинах в ее жизни. О Роде и Винсе, о партнерах на одну-две ночи. Белинду охватила паника. Она высвободилась из его объятий.
      – Не сегодня, – сказала она. – Уходи, Джек. Ты и так пробыл здесь дольше, чем можно.
      Он не сразу поверил ее словам, а поверив, рассердился.
      – Зачем ты это делаешь?
      Разве могла Белинда сказать ему правду? Не могла, потому и не сказала ничего.
      – Ведь мы уже были с тобой вместе. Я не понимаю.
      – Просто уйди.
      – Зачем ты это делаешь? – повторил он. – Ты хочешь меня. И если ты думаешь, что это не так, то обманываешь себя. А я, видит Бог, Белинда, я хочу тебя.
      – Единственное, чего я хочу от тебя, Джек, это то, чего ты не можешь дать ни мне, ни любой другой женщине.
      – Что же это такое?
      – Настоящее чувство. – Белинда сверлила его взглядом. – Кобели идут по дешевке: на пятачок – пучок, Джек. Убирайся. Уходи сию же минуту, Джек.
      Он начал кое-что понимать, и на лице его появилась довольная улыбка.
      – Думаю, – сказал он, приближаясь к ней, – что я тебе не безразличен.
      Белинда отступила на шаг, разозлившись, что выдала себя с головой и что он такой бесчувственный и эгоистичный.
      – Твоя проблема, Джек, заключается в том, что у тебя нет сердца, вернее, в том, что твое сердце висит между ног.
      – Как это грубо, Белинда. – Широко улыбаясь, он шагнул к ней. Она не могла уклониться. – Дай мне шанс, Белинда, – попросил Джек, глядя ей прямо в глаза. – Если ты не даешь мне шанса, то как сможешь узнать, есть у меня сердце или нет?
      – Не понимаю, о чем ты. Уже поздно. Иди домой. Возвращайся в Лос-Анджелес. Окажи нам обоим такую любезность.
      – Почему ты не слушаешь меня? Ты мне не безразлична! Я, черт возьми, начинаю любить тебя! Разве не это ты хотела услышать?
      – Ты неправильно понял меня. Уходи.
      Джек больше не улыбался.
      – Наверное, если бы я упал перед тобой на колени и признался в своих чувствах, как это делали сто лет назад, ты все равно считала бы меня дерьмом, верно?
      – Именно так.
      – Когда мы увидимся?
      – Не знаю.
      – Завтра вечером. – Это был не вопрос, а утверждение.
      Сказав это, Джек как ни в чем не бывало направился к двери.

      Для такого случая она тщательно оделась.
      Мэри выбрала обтягивающую кофточку, под которой, естественно, не было лифчика, и новую джинсовую юбку на несколько дюймов выше колен. Босоножки на среднем каблучке, серебряные браслеты и распущенные волосы. В качестве завершающего штриха – бледно-розовая помада для губ и чуть-чуть румян. Взглянув на себя, Мэри признала, что выглядит великолепно, хотя немножечко толстовата.
      У нее были красивые ноги; по правде говоря, они были самой лучшей частью ее фигуры. А хуже всего были руки, но при таких грудях и таких волосах на них едва ли кто-нибудь обратит внимание. Мэри даже потратилась на новые духи, которые назывались «Ники». Она нервничала.
      На этот раз ей не пришлось ждать. Пышногрудая блондинка-секретарша сразу же провела Мэри к нему. Эйб поднялся ей навстречу, и глаза его загорелись.
      – Привет, крошка, – сказал Эйб. – Проходи, присаживайся. Хочешь кофе?
      – Нет, спасибо.
      Мэри села, положив ногу на ногу. При этом ее юбка задралась до бедер. Эйб смотрел во все глаза. Он присел на уголок письменного стола перед ней.
      – Что это за история о том, что ты якобы целилась из револьвера в Белинду? – Голос у него стал грубым, взгляд жестким.
      Мэри была разочарована.
      – Ты меня обманул, – вымолвила она дрожащим голосом. – Вот я и решила что-нибудь сделать сама.
      – Ты что, спятила?
      – Я лишь хотела отпугнуть ее от Винса. Вот и все.
      – Боже, ведь ты могла убить Белинду!
      – Ей не следовало пытаться выхватить у меня револьвер. Я очень сожалею о случившемся, поверь мне. – К ужасу Мэри, по щекам ее покатились слезы.
      – Черт возьми, если бы ты посоветовалась со мной, я сказал бы, чтобы ты успокоилась и ждала, когда все это умрет естественной смертью. У меня в отношении Белинды свои планы. Собираюсь выдать ее замуж. Но эти планы никак не включают твоего мужа.
      Мэри поморгала.
      – Правда?
      – В следующий раз сначала приходи посоветоваться со мной.
      Мэри закусила губу. Ее охватило радостное волнение. Он не обманул ее. Не использовал ее. И больше не сердился.
      – Я была пьяна, – призналась она. – Иначе такого не случилось бы.
      Эйб рассмеялся:
      – Ладно, ничего страшного не произошло, а твоя реакция стара как мир. Я, наверное, поступил бы так же на твоем месте.
      Мэри улыбнулась.
      Эйб откинул голову и не спеша обвел ее взглядом. Ее затвердевшие соски натянули тонкую ткань кофточки.
      – Итак, эта тема теперь закрыта. Правильно, крошка?
      – Да. Мы с Винсом все равно разругались. Я сыта по горло этим мерзавцем.
      Эйб поднял брови:
      – Как быстро все изменилось.
      Мэри вздернула подбородок:
      – Я с ним разведусь, а вчера я выставила его из дома.
      Эйб усмехнулся:
      – Рад за тебя. – Их взгляды встретились. – Иди сюда, – тихо сказал Эйб.
      У нее замерло сердце, а между ног стало горячо и влажно. Мэри подошла к нему и остановилась между его раздвинутых бедер. Он схватил руками ее груди и сжал их.
      – Силы небесные! – выдохнул Эйб.
      Она сжала сквозь брюки его пенис. Он шевельнулся и ожил.
      – Эйб, – прошептала Мэри.
      Он задрал ее кофточку и спрятал лицо между грудями. Она высвободила его пенис. Эйб взял в губы сосок.
      – Какой большой и красивый, – сказал Эйб. – Я хочу трахнуть твои сиськи, Мэри.
      И как сказал, так и сделал.

      Страх.
      Смердящий, липкий страх.
      Уилл Хейуорд сидел, едва дыша, в гостиной своей квартиры на углу Девяностой улицы и Первой авеню и слушал. Ловил каждый звук. Лицо у него побелело как мел. Лоб взмок от пота, который стекал на шею где-то за ухом. Он обхватил себя руками. Вот, кажется, снова послышался звук. Уилл подался вперед, прислушиваясь.
      Скрип.
      Кто-то подходит к двери.
      Нет, ничего, показалось.
      Уилл знал, что он трус. Не будь он трусом, то встал бы, подошел к входной двери и хотя бы посмотрел в дверной глазок, кто там такой. Кто? Убийца – кто же еще! Убийца, нанятый Эйбом Глассманом.
      Но Уилл не смел этого сделать.
      Должно быть, ему почудилось. Уилл немного успокоился, хотя сердце его неистово колотилось, а тело утратило гибкость от чрезмерного потребления кокаина за последние две недели.
      Уилл открыл флакончик и вдохнул немного кокаина.
      И тут послышался звук лифта – он сразу узнал этот звук. Уилл закрыл флакончик, чуть не рассыпав порошок, потому что у него страшно тряслись руки. И снова замер от страха. Только услышав смех подружки соседа, открывшего ей дверь, Уилл расслабился.
      Нет, так он долго не протянет.
      Прежде всего потому, что у него кончилась заначка, а он боялся выйти из дома. Он уже две недели не покидал квартиру, с тех самых пор, как на него напали в Центральном парке. Уилл не ходил на работу, не отвечал на телефонные звонки.
      Уилл понимал, что сходит с ума.
      Надо что-то делать.

      Побрившись, Джек присвистнул своему отражению в зеркале. Он был весьма доволен собой. Джек отлично спланировал время: не виделся с Белиндой уже четыре дня с той самой ранней утренней пробежки (с последовавшим затем изысканным завтраком) и до вчерашнего вечера не звонил ей. Он постепенно доводил до сознания Белинды свои намерения, а интуиция между тем подсказывала ему, в какой момент и в какой степени можно что-то предпринять. Интуиция никогда не обманывала Джека, если речь шла о женщинах, а Белинда была женщиной – да еще какой женщиной! – хотя на этот раз ставки в игре были совершенно другие. Джеку казалось, что он понял характер Белинды. Она любила сама контролировать ситуацию. Белинда поменялась ролями с мужчиной, став охотником, добытчиком. Ее мужчины уподобились его бимбо – им отводилась роль жеребцов для удовлетворения ее потребностей. Потому-то она и была агрессивна по отношению к нему – Белинда не привыкла к тому, чтобы за ней с таким напором охотился человек с мощным мужским началом.
      «Мы с ней во многом похожи», – думал он.
      Джек не хотел размышлять о том, что узнал на днях, – об отношениях Белинды с отцом. Эту информацию он отодвинул в дальний уголок своей памяти, чтобы она не помешала осуществлению его планов.
      С тех пор как Джек пришел домой, чтобы переодеться перед свиданием, в доме было очень тихо. Он не видел ни Рика, ни Лии, хотя двери их спален были закрыты. Одеваясь, Джек не нашел свои любимые запонки с бриллиантами. Он знал, что они лежали в хрустальной пепельнице на комоде – там, где всегда. Джек с раздражением заметил, что исчезла также булавка для галстука, подаренная ему в «Тиффани». Что за черт?..
      Лия.
      Он вдруг понял, что это она взяла его вещи.
      Джек в ярости выскочил из своей спальни и, в мгновение ока оказавшись перед дверью сестры, резко распахнул ее. И застыл в изумлении. На Лии лежал мужчина, самозабвенно трахая ее.
      – Что тут происходит? – рявкнул Джек.
      Мужчина соскочил с Лии, покраснев как свекла. Это был низенький толстячок с тощими ножками, на глазах теряющим силу пенисом.
      Лия улыбнулась, потянулась и села.
      – Глазам своим не верю! – орал Джек.
      Мужчина схватил свою рубаху.
      – Я не знал, что она замужем. Клянусь, вижу ее первый раз! Клянусь! – бормотал он, продвигаясь к двери.
      – Вон из моего дома! – заорал Джек, и мужчина, торопливо натянув штаны, стал обуваться.
      – Я уже большая девочка, – заметила Лия, не потрудившись прикрыть наготу. – Рик может забавляться со своей подружкой, а мне почему нельзя?
      – Потому что это разные вещи, – ответил взбешенный Джек.
      – Миленький, – Лия поднялась с постели и остановила мужчину, собиравшегося улизнуть из комнаты, – ты ничего не забыл?
      Мужчина вытащил бумажник и, отсчитав несколько купюр, сунул их в руку Лии.
      – До скорого, красавчик! – крикнула ему вслед Лия.
      – Оденься, – буркнул Джек, сжимая кулаки от ярости. Она смеет заниматься проституцией в его доме!
      Лия накинула халатик.
      – Что случилось, братец? Ты возбуждаешься?
      – Я хочу, чтобы ты вместе со своими пожитками покинула этот дом сегодня к вечеру. Такого свинства я не допущу!
      – Значит, большой братец намерен выгнать свою бедную младшую сестричку? – осведомилась она с сарказмом. – А я просила привозить меня сюда?
      – Ты неисправима, – процедил сквозь зубы Джек. – Такая же, какой была твоя мать.
      – А сам ты образец добродетели. Да у тебя здесь каждую ночь новая девка, и ты платишь им точно так же, как мне платят мои клиенты. И ты, лицемер, ничуть не лучше их.
      Джек с трудом сдерживался. Больше всего ему хотелось сейчас схватить ее за волосы и вышвырнуть из своей квартиры.
      В этот момент открылась входная дверь, и вошли, чему-то смеясь, Рик и Лидия. Рик обнимал ее за плечи. Джек не обратил на них внимания.
      – Что произошло с моими запонками и булавкой для галстука? Ты, кажется, не только проститутка, но еще и воровка?
      Рик, покровительственно обняв Лидию одной рукой, отвел ее подальше от комнаты Лии.
      – О твоих проклятых запонках я знать ничего не знаю! – сердито крикнула Лия.
      – Пропади все пропадом! – рявкнул Джек, с грохотом захлопнув дверь ее комнаты.
      – Гм-м… привет, Джек, – смущенно сказал Рик, не снимая руки с талии Лидии. – Что происходит?
      – Ничего, – буркнул Джек.
      Рик и Лидия обменялись взглядами.
      – Может, нам лучше уйти? – спросил Рик.
      – Полно тебе, ничего страшного.
      Появилась Лия, раскрасневшаяся от гнева.
      – Я намерена сказать тебе все, что думаю, мерзавец! – прошипела она. – Ты вломился в мою жизнь и перевернул ее вверх дном. Ты приволок меня сюда, а теперь выгоняешь меня? Куда, по-твоему, я должна уйти?
      – Рик, – тихо сказала Лидия, потянув приятеля за руку.
      Рик перевел взгляд с сестры на Джека, взял Лидию за руку, и они потихоньку выскользнули из квартиры.
      – Возвращайся в Нью-Йорк, – сказал Джек.
      – Ах ты, сукин сын! Думаешь, я смогу вернуться туда? Мой сутенер убьет меня!
      – Здесь ты не можешь оставаться.
      – Ты хотел, чтобы члены твоей семьи были рядом с тобой, а теперь оказалось, что мы недостаточно хороши для тебя, – с горечью заметила она.
      – Не говори «мы», – сказал Джек. – Речь идет о тебе, Лия. Почему ты продолжаешь заниматься проституцией? Я дал тебе денег, крышу над головой, у тебя есть Гамильтон – что тебе еще нужно?
      – Это моя профессия. По-твоему, я должна целыми днями сидеть дома и плевать в потолок? Мне нравится мое ремесло.
      – Ты даже не хочешь попытаться изменить свой образ жизни?
      – Пошел ты куда подальше!
      – Я сниму для тебя квартиру и оплачу аренду на два года вперед. Я дам тебе денег, чтобы ты начала новую жизнь. Но дальше поступай как знаешь. Если решишь заняться делом, я с удовольствием помогу тебе.
      Лия задумчиво посмотрела на него. Потом улыбнулась:
      – Это меня, пожалуй, устроит.
      – Еще бы! – язвительно пробормотал Джек.
      – Может, я была не права и недооценивала тебя? Собственная квартира – неплохо, а?
      Она была такая же, как Джанет. Эгоистка. Думала только о себе. И вызывала презрение. Джеку было жаль ее, жаль Джанет.
      – Послушай, – ласково проговорил он. – Давай не будем ссориться. И забудь прошлое.
      Лия с удивлением взглянула на него. Может, он спятил?

      Еще одна пристройка.
      К очередному дому в Беверли-Хиллз.
      – Билл, черт возьми, пойди и немедленно подбери это, – сердито приказал Винс. Кровельщик помчался вниз, чтобы подобрать оставленные кем-то из парней куски оберточной бумаги. – Да, если я приказал убрать весь мусор, то это означает привести помещение в полный порядок, – сказал Винс другому рабочему.
      Он обошел крыло, желая убедиться, что строительная площадка безупречно чиста. Жители Беверли-Хиллз приходят в ужас, если им попадается на глаза окурок, пусть даже не на дорожке, а где-нибудь возле служебного входа.
      Заметив гвоздь, Винс поднял его. Не хватало только проколотой шины! Выпрямляясь, он увидел краешком глаза стройные женские ножки.
      Женщина с золотисто-каштановыми волосами, высокая, стройная, с красивым профилем, о чем-то разговаривала с садовником, целый день подстригавшим живую изгородь, чтобы придать ей замысловатую ультрасовременную форму. Очевидно, это хозяйка дома – и какая хозяйка!
      На первый взгляд ей было лет тридцать или около того, может, ближе к сорока. Она напоминала Жаклин Биссет. Отпустив садовника, женщина повернулась, и их взгляды встретились.
      Она была потрясающе красива и невероятно сексапильна.
      Улыбнувшись, женщина подошла к Винсу. Ее походка напоминала ему кое о чем. Та же решительность, уверенность в себе. И тело сильное, тренированное. Винс ощутил острое желание.
      – Привет, меня зовут Шанна Джекобсен. А вы, наверное, десятник?
      – Да. Меня зовут Винс Спаццио. Рад познакомиться с вами, миссис Джекобсен.
      Она посмотрела ему прямо в глаза:
      – Можете звать меня Шанной – меня все так зовут.
      Винс не успел надеть рубаху, но она ни разу не взглянула на его торс. Он даже расстроился.
      – Спасибо.
      – Хочу обсудить с вами кое-какие идеи, возникшие у меня после встречи с архитектором. – Она улыбнулась и двинулась в сторону будущей пристройки.
      Винс с готовностью последовал за ней.

      Мелоди понимала, что следует быть очень осторожной.
      Постараться не выходить из образа.
      Она все продумала.
      Они только что закончили ужинать, и Мелоди, убрав со стола грязную посуду, с улыбкой спросила:
      – Хочешь еще вина, Питер?
      – Не откажусь. – Он пристально смотрел на нее.
      Питер уютно расположился на диване. Мелоди наполнила бокалы крепким каберне и склонилась к гостю так низко, что почти коснулась его. Потом она села на диван рядом с ним.
      – Ужин был великолепен, Мелоди. – Питер небрежно положил руку на спинку дивана позади нее.
      – Спасибо, – смущенно отозвалась она.
      – Ты кладезь талантов, Мелоди. Даже кулинарка великолепная.
      Питер поймал ее за подбородок и поцеловал долгим поцелуем. «Он мастер целоваться», – решила Мелоди, хотя обладала не слишком богатым опытом. Его поцелуй возбуждал. Конечно, не так, как поцелуй Джека. Она замерла при этом воспоминании – и как раз вовремя. Рука Питера как бы ненароком скользнула по аппетитной груди. Заметив, как напряглась Мелоди, он убрал руку, отодвинулся и вздохнул:
      – Мелоди…
      – Питер, ты должен понять меня.
      – Я понимаю, – сказал он, не глядя на нее.
      – Я не такая, как большинство девушек в этом городе. И не хочу быть похожей на них. Я должна любить мужчину, с которым сплю.
      Питер улыбнулся:
      – Понятно. Ну что ж, надеюсь, ты не станешь винить меня за попытку. – Он наклонился к ней еще ниже. – Ты действительно очень возбуждаешь меня, Мелоди, и мне трудно сохранять хладнокровие. – Питер снова поцеловал ее. – Наверное, мне лучше уйти, – неохотно проговорил он некоторое время спустя.
      – Питер, прежде чем ты уйдешь, не могли бы мы поговорить о деле?
      – Конечно, Мелоди. – Приготовившись слушать, Питер снова откинулся на спинку дивана.
      Мелоди вдруг заметила под легкими брюками очертания напрягшегося члена. Она замерла на мгновение при виде этого чуда, но, очнувшись, отвела взгляд и густо покраснела.
      – Я тебя предупреждал, – тихо сказал Питер. – Ты действительно возбуждаешь меня.
      Мелоди встретилась с ним взглядом. Она была неопытна, но умна. Мелоди понимала, что сейчас, когда Питер хочет ее, от него можно добиться чего угодно. Поэтому опустила глазки и сложила руки на коленях. Потом заговорила самым нежным, самым робким голоском:
      – Питер, мне нужна твоя помощь.
      Питеру ее глаза казались такими бесхитростными, такими широко распахнутыми, невинными и голубыми, что он немедленно ответил:
      – Буду рад помочь тебе.
      – Мне нужно, чтобы ты достал для меня одну видеокассету, Питер.
      Питер слушал.
      – Я знаю, кто ее сделал; этот человек находится здесь, в Голливуде… Он живет в Бель-Эйр… во всяком случае, жил раньше. Дело в том, что он не пожелает ее продать и вообще не захочет с ней расстаться. Тебе придется выкрасть ее.
      – Понятно. – Питер пристально посмотрел на нее. – Но зачем?
      Мелоди судорожно глотнула воздух.
      – Потому что я менеджер Джека и его друг, а он сейчас в весьма уязвимом положении, тогда как видеокассета содержит компрометирующий материал. Я хочу уничтожить ее.
      – Порно?
      – Да. Как ты догадался?
      – Прошлое Форда – не секрет, по крайней мере в том, что касается его прежнего пристрастия к наркотикам и алкоголю. А если речь идет об оргиях, то он не первый и не последний из молодых и красивых начинающих актеров, пробивших себе дорогу в жизни таким образом.
      – Питер, я тебя расстроила? – робко спросила Мелоди.
      – Нет. Меня восхищает твоя преданность шефу, Мелоди. И я с радостью помогу тебе.
      – Спасибо.
      – Но в качестве вознаграждения я потребую еще один вечер, такой, как сегодня. – Он лукаво улыбнулся.
      – Ужин?
      – Ужин и твое общество.
      – Ну что ж, это, я думаю, можно организовать. – Мелоди помедлила. Предстояло сказать еще нечто очень важное. – Питер, я не хочу, чтобы об этом узнал Джек. Ему сейчас нелегко приходится. Я не хочу его беспокоить. Когда все будет позади, я уничтожу кассету и сама все скажу ему.
      – Буду нем как рыба, – пообещал Питер.

      Он забыл о своей цели и просто наслаждался ее обществом. Она была забавна, остроумна, смеялась над собой и над ним. И заставляла смеяться его. Она была умна и самоуверенна, очень самоуверенна, и это будоражило и увлекало его.
      В начале вечера у них зашел разговор на весьма рискованную тему. Белинда спросила его о «Беренджере». Джек напрягся, подавил всколыхнувшийся гнев и пожал плечами. Почему-то ему было очень важно дать ей понять, что фильм получился хороший, очень хороший и что он сыграл в нем лучше, чем когда бы то ни было. Что фильм тянул на «Оскара».
      – Разве ты не разочарован? – спросила она.
      – Ну конечно. – Он пожал плечами. – Но мне заплатили.
      Позднее Джек осторожно поинтересовался, знает ли о нем ее мать. Ему показалось, что Белинда взглянула на него как-то странно, чуть ли не насмешливо.
      – Откуда ей знать тебя? Она терпеть не может дурацкие сериалы.
      – Мать все еще гостит у тебя?
      Белинда снова одарила его странным взглядом.
      – Да.
      Эту проблему нельзя не учитывать. Ведь если Нэнси увидит его, можно ожидать чего угодно. Судя по всему, Белинда не имела ни малейшего понятия об их короткой любовной связи семнадцатилетней давности. Разумеется, Джек не мог рассказать ей об этом. Это подвергло бы ненужному риску всю его затею. Белинда расспрашивала его о прошлом, о долгих годах, в течение которых он пробивался к успеху. По какой-то неведомой причине Джеку не хотелось, чтобы в их отношения снова вторгалась ложь. Ему было неприятно рассказывать ей ту же сказочку о гордом и напористом парне, которую он рассказывал всему миру. Поэтому Джек осторожно сменил тему беседы, неожиданно заговорив о Рике.
      – Я с удовольствием познакомилась бы с ним, – сказала Белинда, когда они подошли к ее дому после прогулки по берегу и остановились на ступеньках заднего крыльца. – Судя по всему, он очень похож на тебя. Грешно упустить шанс встретиться с Джеком Фордом в подростковом возрасте! Уверена, ты уже тогда был опасен.
      Он усмехнулся:
      – Я был сущим дьяволенком. Я думал только о себе и о том, чего хочу.
      – А теперь думаешь о том, чего хотят другие?
      – Для меня важно то, чего хочешь ты.
      – Джек…
      Он взял ее за плечи и повернул к себе:
      – Ты знаешь, что для меня важно то, чего хочешь ты.
      Джек почувствовал, как напряглось ее тело.
      – Если бы это действительно было для тебя важно, ты не стал бы торопить меня.
      – Разве я тороплю тебя, Белинда?
      Джек наклонился и нежно прикоснулся губами к ее шее.
      – Джек…
      – Позволь мне заняться с тобой любовью, – прошептал он, томно потираясь щекой о ее кожу. – Ты нужна мне, я так хочу тебя. – Вздрогнув всем телом, Джек поцеловал ее в ложбинку между грудями. Сегодня он не был уверен, что сможет сдерживать себя, как это было во время их предыдущего свидания. Сегодня он не позволит, чтобы его возбудили и оставили с носом. – Ты ведь тоже хочешь меня, Белинда, – пробормотал он. Его губы в такт словам двигались по ее груди. Она дрожала. – Это было хорошо, – шептал Джек, с наслаждением вдыхая ее запах. – На этот раз будет еще лучше, Белинда. Обещаю тебе.
      – Я никогда не сомневалась ни в твоих способностях, ни в твоей щедрости в постели.
      – Хорошо, – тихо приговаривал Джек, захватывая губами ее сосок вместе с шелком платья. Он прислонил Белинду спиной к двери. Ее руки легли на его бедра и требовательно притянули к себе, но он устоял, не прижался к ней, наслаждаясь игрой, моментом предвкушения. Белинда начала поглаживать сильными круговыми движениями его ягодицы. Он сдвинул вниз мешавшую ему шелковую блузку и, прихватив пальцами оба соска, погрузил лицо между ними. Она застонала, ее руки скользнули к застежке его брюк и прикоснулись к невероятно напряженному члену. Он едва сдержался.
      – Черт возьми, Джек…
      – Кто из нас торопится, а? – хрипло пробормотал он, сжимая в пальцах ее соски. Джек подумал, что, словно желторотый юнец, может не сдержаться. – Леди, ситуация становится опасной, нам лучше войти в дом.
      Его призыв не был услышан. Белинда уже расстегнула молнию и выпустила на волю его напряженную, нетерпеливую плоть.
      – Покажи, что я тебе не безразлична, Джек… сейчас же.
      Поднимая до бедер ее юбку, он подумал, что опасно делать это на заднем крыльце, когда в доме ее мать, но она уже завладела его орудием, нетерпеливо проводя ноготками по головке, и Джек втиснул свое бедро между ее ног.
      Белинда обвила длинную ногу вокруг его бедра, открыв ему путь.
      – Чего ты ждешь?
      Прислонив ее спиной к двери, он рывком вошел в нее.
      – Больше не будешь убегать, Белинда?
      – Я не смогу убежать, Джек, по крайней мере сейчас.
      Ни он, ни она не улыбнулись.
      Белинда обвила ногами его бедра. Они страстно целовались, и Джек ритмично входил в ее тело.
      – Я долго не продержусь, – тяжело дыша, пробормотал он.
      – Я тоже.
      Несколько мгновений спустя они вскрикнули, одновременно достигнув оргазма. Он зарылся лицом в ее шею, вдыхая аромат ее кожи. Она так хорошо пахла. С ней так хорошо. Ни о чем другом Джек не мог думать. Белинда…
      Некоторое время спустя он почувствовал изумительно приятные прикосновения: она с любовью гладила его спину, шею, волосы. Его член шевельнулся, возрождаясь к жизни. Почувствовав это, Белинда тихо рассмеялась.
      – Ты удивительно легко возбуждаешься.
      Джек игриво куснул ее плечо.
      – Ой! – вскрикнула она, отскакивая от него.
      Он одним движением поднял Белинду на руки, не обращая ни малейшего внимания на ее протесты.
      – Эта дверь заперта?
      – Нет.
      Он внес ее в дом и поднялся наверх. Опустив Белинду на просторную викторианскую кровать, Джек склонился над ней и начал нежно, чувственно целовать. Не отрываясь от ее губ, он открыл глаза и встретился взглядом с карими глазами. Казалось, в это мгновение соприкоснулись их души. Джек, смутившись, снова закрыл глаза и игриво лизнул ее ухо.
      – На этот раз мы растянем удовольствие навсегда.
      – Да… навсегда.

      Первое, что она услышала, просыпаясь, было восклицание:
      – Ох, черт бы побрал!
      Белинда, не открывая глаз, вздохнула и почувствовала, что ее обнимают сильные мужские руки.
      – Проклятие, нужно уходить!
      Она почти проснулась. В объятиях ее держал Джек, а к ее бедру прижимался его восхитительный напряженный и нетерпеливый член. В комнате было светло, наверное, уже наступило утро (она не могла припомнить, удалось ли вообще поспать этой ночью). Белинда подставила Джеку лицо для поцелуя. Он вскочил с постели.
      – Черт возьми, надо идти!
      Довольная и насытившаяся, Белинда улыбнулась и сладко потянулась, наблюдая за Джеком, который, поигрывая великолепной мускулатурой, словно Адонис во плоти, проследовал в ванную. К ней мало-помалу возвращалась способность мыслить. Она понимала, что поступила глупо. Но пропади все пропадом! Белинда любила секс, так почему бы ей не заниматься сексом с мужчиной, который возбуждает ее, как никто другой?
      Она сумеет удержать ситуацию под контролем.
      «Глупенькая, – говорил внутренний голос. – Ты сдалась без боя, и теперь охота за тобой закончилась. Дурочка! Подожди, и сама убедишься!»
      Снова появился сияющий Джек.
      – Мне не хочется уходить, – сказал он.
      – Почему ты так спешишь? Останься. – Белинда похлопала рукой по постели рядом с собой, как будто не знала причины его поспешности. «Признайся мне, Джек, – мысленно приказала она. – Скажи мне правду».
      – Не могу. Уже семь часов. А в восемь у меня встреча. – Полная ложь.
      – Ну что ж. А я, пожалуй, посплю еще. – Белинда устроилась поудобнее, хотя знала, что не заснет. Она не могла оторвать от него взгляда. Ее даже не возмущало, что он лжет.
      Присев на краешек кровати, Джек стал одеваться.
      – Что ты делаешь в пятницу? Я знаю одно местечко… тебе там наверняка понравится.
      – У меня есть кое-какие планы.
      Он пристально взглянул на нее, встал и натянул брюки.
      – Ладно, тогда в субботу. Выедем рано утром. Это не в городе. – Джек улыбнулся. – Договорились?
      Белинда помедлила.
      – Видишь ли, Джек, я уезжаю из города на уик-энд. Отправлюсь в пятницу, а вернусь только вечером в воскресенье.
      У него вытянулось лицо. Обернувшись, он взял рубашку и надел ее.
      – Куда ты едешь? – небрежно спросил он.
      – В Санта-Барбару.
      Джек рассмеялся:
      – Именно туда я и хотел тебя отвезти. У меня там дом.
      – Вот как?
      – А ты можешь изменить свои планы? – спросил он, немного помедлив. – И поехать со мной?
      – Нет.
      – Понятно. – Джек потянулся за ремнем. – Ты едешь со своей матерью?
      – Нет, не с ней.
      Он застегнул ремень, напряженно глядя на нее.
      – А с кем?
      – Это, конечно, не твое дело, но я скажу тебе. Я еду с Адамом Гордоном.
      Джек изумленно вытаращил глаза:
      – Я, черт возьми, не могу поверить!
      Белинда села, прикрывшись простыней.
      – Я не твоя собственность. Мы с тобой встречались несколько раз и один раз переспали.
      – Два раза, – сердито уточнил он. – В Аспене. Помнишь?
      – Помню. Почему ты так разозлился?
      – Я? Разозлился? Мне нет дела до того, что ты едешь в Санта-Барбару с этим педерастом. Поезжай куда хочешь! – У двери Джек на секунду задержался и добавил: – Желаю хорошо провести время, Белинда.
      И ушел, громко хлопнув дверью.
      День был бесповоротно испорчен.
      Но может, она сама виновата? Почему она решила в тот самый момент принять приглашение Адама? Ехать с Адамом ей не хотелось. Это ее здравомыслящее второе «я» приняло решение ехать. Белинда понимала, что безнадежно влюбляется в человека, способного лишь причинить ей боль. Не просто неразумно подпускать Джека так близко к себе, тем более так быстро, – это опасно. Она должна поехать с Адамом.
      Она поднялась с постели и нагишом подбежала к окну. Джек спускался по ступеням и, судя по всему, был в бешенстве. Белинда так и не окликнула его. Гордость заставляла ее демонстрировать равнодушие, пусть даже она с ним спала. Избави Боже показать ему, как ей хочется быть с ним. А вдруг он, узнав об этом, потеряет к ней интерес?
      Белинда презирала себя за то, что приходится быть такой расчетливой, но боялась поступить по-другому.
      И не только потому, что любила его.
      Ей приходилось думать и о ребенке.

      – Куда он запропастился? – раздраженно пробормотал Джек, открывая один за другим ящики комода в поисках своего любимого свитера для бега, и, не найдя его, разразился ругательствами.
      Ладно, черт с ним, решил он, надел другой свитер, вышел из дома и, сразу взяв хороший темп, пустился по дорожке вдоль бульвара и бежал до тех пор, пока не взмок от пота. Сорок минут спустя, когда Джек вернулся домой и разделся, чтобы принять душ, он понял: лучше ему не стало.
      В таком настроении он пребывал с тех пор, как вчера утром ушел от Белинды.
      Сегодня четверг.
      Завтра она уезжает на уик-энд с другим мужчиной.
      Всякий раз, когда Джек представлял себе их вместе, его охватывали ревность и ярость. Он был так уверен, что все идет гладко, даже более чем гладко. Он знал силу своего обаяния, знал, как оно воздействует, и полагался на свою способность убеждать. Даже не ожидал, что она так легко сдастся и снова ляжет с ним в постель, но где-то в глубине души знал, что так оно и будет. И все было великолепно. Более чем великолепно. Как у Белинды могла даже возникнуть мысль переспать с другим мужчиной?
      Еще хуже было то, что это нарушало план Джека. Как, скажите на милость, он заставит ее выйти за него замуж, если она встречается с другими мужчинами? Ему и в голову не приходило, что Белинда проведет уик-энд с Гордоном и не переспит с ним. Ведь она женщина, он мужчина.
      И уж совсем плохо было то, что Джек мучился от ревности. Ревность не входила в его планы.
 
      Завтра пятница, и все шло, как было задумано.
      Они выедут в Санта-Барбару в полдень и, если не будет пробок на дорогах, доберутся туда часам к двум-трем. Устроятся в гостинице, потом прогуляются по пляжу, выпьют по коктейлю. Адам нанял специального официанта, который организует интимный ужин для двоих. Они начнут с шампанского «Кристалл» с канапе, потом последует изысканная закуска из спаржи, салат «Цезарь», копченая лососина в сопровождении великолепного «Шардонэ» и шоколадный мусс на десерт. После ужина – еще немного шампанского. Потом последует прогулка при луне, возможно, купание без купальных костюмов. Или джакузи. И к полуночи Белинда будет в его постели.
      Хотя традиционный секс казался ему скучным, он превосходно владел его техникой, и Белинда, будьте уверены, получит все, что требуется, по полной программе.
      Все эти мысли так возбудили Адама, что он даже отложил последнюю встречу, назначенную на этот день, и рано уехал домой, где его ждала Сериз.
 
      Ей было совершенно безразлично, что взять с собой.
      Белинда раздраженно уставилась на раскрытый чемодан, лежавший на ее постели. Как она позволила себе попасть в такую ситуацию? Ей совсем не хотелось проводить уик-энд с Адамом. Кого она собирается одурачить? Правильно, Джека. Она собирается одурачить Джека. В ущерб себе. Белинда всегда была слишком горда – в этом ее проблема. Любой нормальный человек как-нибудь отделался бы от приглашения, но не она. Белинда связала себя обещанием поехать на уик-энд, при одной мысли о котором ее бросает в дрожь. Если Адам попытается хоть пальцем к ней прикоснуться, она убьет его.
      Белинда швырнула в чемодан свитер, джинсы, кроссовки, несколько поясков и рубашек.
      Может, ей отказаться, остаться дома, а если Джек спросит – если он вообще когда-нибудь позвонит ей, – то даже не придется лгать ему: она скажет, что в последний момент передумала, решив остаться дома и поработать. Вполне правдоподобное объяснение.
      Белинда вспомнила, какой скандал закатил ей Джек вчера утром, и улыбнулась. Похоже, он был вне себя от ревности. Это хороший признак, не так ли? Хотя Белинда терпеть не могла всякие игры, теперь она, кажется, овладевала этим мастерством: если он ревнует, это означает, что она ему не совсем безразлична. Поэтому, возможно, ей следовало бы поехать с Адамом, хотя бы ради того, чтобы поддержать интерес к ней Джека.
      Потом Белинда стала противна себе. Что за дурацкая ситуация! Она все больше и больше влюбляется в этого плейбоя. Черта с два! Было бы вернее сказать, она по уши влюблена в него! И в результате ведет себя несвойственным ей образом, прибегает к уловкам, которые не выносит, теряет уважение к себе и способность мыслить разумно. Она даже забеременела.
      Интересно, как поступил бы Джек, узнав о том, что она от него скрывает?
      Белинда скорчила гримасу. Бесполезный вопрос. Она никогда не сможет сказать ему. Никогда. Белинда не хотела использовать такой рычаг, чтобы манипулировать им.
      Это тоже не в ее стиле.
 
      Мэри отправилась по магазинам.
      Она зашла в «Джорджио», но не нашла там ни одной вещи, в которой не напоминала бы корову. Оттуда Мэри направилась в «Армани» на другой стороне улицы. Несколько часов спустя она добралась до магазина «Нейман-Маркус».
      И тут Мэри нашла то, что искала: платье ярко-синего цвета. Без рукавов, с очень глубоким декольте, открывающим значительную часть груди, самой привлекательной части ее тела. Платье было приталено, юбка, скроенная по косой, открывала стройные лодыжки и правое колено до половины бедра. Эффект был сногсшибательный. В этом платье Мэри выглядела так, словно сбросила десять фунтов. Великолепно!
      Продавщица посоветовала ей спуститься в салон красоты, где работал мастер от фирмы «Шанель». Хотя у Мэри было мало времени, она все-таки сделала профессиональный макияж: чуть-чуть розовых румян на щеки, розовая губная помада, легкие синие тени на веки. Мэри раньше никогда не пользовалась синими тенями, считая, что они не подходят к ее карим глазам. Но как ни странно, с ними ее глаза выглядели эффектнее. Придя домой, Мэри осторожно приняла душ, стараясь не испортить макияж. Потом высушила волосы феном, направляя струю воздуха снизу вверх, чтобы придать им дополнительный объем. Наконец она надела платье и, подушившись новыми духами, стала ждать машину, которую должен был прислать за ней Эйб.
      Он пригласил ее на ужин и велел принарядиться, а когда Мэри призналась, что ей нечего надеть, дал на расходы тысячу долларов. Она пыталась протестовать, но на самом деле пришла в радостное волнение.
      – Хочу похвастаться тобой, – объяснил Эйб и, усмехнувшись, привлек ее к себе. Ласки быстро привели к очередному страстному совокуплению. – Кажется, рядом с тобой я не в состоянии держать его в узде, – фыркнул Эйб.
      – Я не возражаю, – сказала Мэри, не погрешив против истины.
      Против денег она тоже не возражала, как не возражала против длинного серебристого лимузина, который прислал за ней Эйб.
      Вот было бы здорово, если бы они случайно столкнулись с матерью!
 
      Небольшой грузовичок остановился перед закрытыми воротами особняка в Бель-Эйр. На дверцах грузовичка с обеих сторон было написано: «МУНИЦИПАЛЬНАЯ СЛУЖБА ВОДОСНАБЖЕНИЯ, ЛОС-АНДЖЕЛЕС». Из грузовичка выскочил служащий в униформе и, подойдя к воротам, сказал в интерком:
      – Муниципальная служба водоснабжения Лос-Анджелеса.
      Ворота открылись. Питер Лансинг снова сел в грузовичок и въехал во двор.
      Барт Шелли, голливудский режиссер, работал там многие годы. И продолжал работать до сих пор. Художественных фильмов он больше не снимал, а делал сериалы для телевидения. В киноиндустрии Барт пользовался уважением, несмотря на свою бисексуальность. Разгульные вечеринки и настоящие оргии, которые он устраивал, сильно подмочили его репутацию, но эти сведения не выходили за рамки узкого круга людей из ближайшего окружения.
      Девять лет назад, еще до того как Джек освободился от пристрастия к наркотикам и алкоголю, он подрабатывал в качестве платного сопровождающего и в этом качестве был приглашен на одну из таких вечеринок. То, как он обслуживал нескольких приглашенных на вечеринку дам одновременно, было снято на видеокамеру. Тогда Джек не подозревал, что его снимают. Джек рассказывал Мелоди, что сам почти не помнит, что происходило, поскольку все было как в тумане. Только тогда, когда Шелли пригласил его снова и показал отснятую кассету, Джек понял, что его снимали. Шелли, как талантливый режиссер, сделал очень хорошие кадры. Крупные планы. Хуже было то, что одновременно с этим другой парень тоже обслуживал двух женщин сразу, а потом попытался трахнуть Джека. Этого без особого труда удалось избежать, но Шелли смонтировал фильм так, что все выглядело как кульминационный момент оргии гомосексуалистов. Заигрывания Шелли Джек, естественно, отклонил. По правде говоря, он буквально сбежал из этого дома, как только закончился фильм.
      Лансинг знал, что помещение для просмотра фильмов находится на третьем этаже, последняя дверь справа. Там хранились все фильмы. Он остановил грузовичок перед большим кирпичным домом с белыми колоннами в стиле греческого ренессанса, который словно был перенесен с юга Америки.
      – Что вам угодно? – спросил слуга, открывший входную дверь.
      – Причин для особой тревоги нет, – отозвался Питер, – но в водопроводную воду в домах этого района, возможно, просочился хлористый натрий. Мне необходимо сделать анализ водопроводной воды в разных частях дома.
      – Просочился хлористый натрий?
      – Повторяю: причин для тревоги пока нет. Однако мы рекомендуем в течение нескольких дней пользоваться питьевой водой в бутылках, если вы еще не делаете этого, – пока мы не придем к окончательному заключению.
      – Конечно, проходите, пожалуйста, – торопливо сказал встревоженный слуга.
 
      Мелоди что-то напевала себе под нос.
      Питер Лансинг просил ее ни о чем не беспокоиться. Он так или иначе раздобудет видеокассету. Питер обещал.
      Она улыбнулась.
      Ну, Джек, держись!

      – Ты готов это сделать? – спросила Лидия.
      Рик заглянул в огромные карие глаза и хмуро кивнул.
      – Я горжусь тобой, – прошептала она, обнимая его, потом быстро выбежала из комнаты.
      Сегодня пятница, начало вечера, и Рик совсем не так собирался провести время. Однако он подслушал, как Джек обвинял Лию в краже запонок и булавки, и его мучила совесть. (Интересно, заметил ли брат пропажу хрустальной пепельницы?) Дело кончилось тем, что Рик все рассказал Лидии. Она пришла в ужас, но не осудила его.
      – Тебе надо поговорить с ним, – твердо заявила Лидия. – Выложить все начистоту.
      Рик испытал большое облегчение, точно снял с души камень, и обрадовался, что она не разлюбила его из-за этого.
      – Ты не хочешь узнать, как я мог сделать такое?
      – Хочу. А ты можешь рассказать мне?
      Он кивнул. Они гуляли в парке после школы.
      – Сначала мне Джек не нравился. Может, я даже ненавидел его. У брата было все. Он богат, а я всю свою жизнь голодал. Я подумал, что если возьму у него пару безделушек, то он и не заметит, а у меня будут деньги, чтобы немного поразвлечься.
      – Я тебя понимаю, – тихо сказала Лидия, держа его за руку.
      – Но теперь я вроде полюбил Джека, – смущенно признался Рик, искоса взглянув на нее. – К тому же он мой брат.
      – И он тебя любит и доверяет тебе, – добавила Лидия.
      Это расставило все по своим местам, и Рик решился.
      – Джек! – окликнул брата Рик, появляясь на пороге его спальни.
      Джек взглянул на него и швырнул свою рубашку на пол.
      – Никогда ничего не могу найти, черт возьми! – проворчал он. – Придется уволить эту глупую служанку. Может, если бы она говорила по-английски, удалось бы что-нибудь втолковать ей!
      Интересно, почему брат целых два дня ходит злой? А ведь на прошлой неделе у него с лица не сходила улыбка.
      – Можно с тобой поговорить?
      Джек вздохнул, расслабился.
      – Конечно, входи, малыш. – Джек бросил на него озадаченный взгляд. – У тебя такой вид, будто ты боишься, что я откушу тебе голову.
      – Может, и откусишь, – с глубоким вздохом сказал Рик. И тут же выложил скороговоркой: – Это я взял запонки и булавку, прости меня!
      – Не понял.
      Рик еще никогда не чувствовал себя таким негодяем.
      – Я их продал. Мне были нужны деньги.
      На виске у Джека забилась жилка.
      – Понятно.
      – Извини меня, – снова сказал Рик.
      Расстроенный и обиженный, Джек подошел к брату.
      – Почему? Я же верил тебе Я дал тебе все, что нужно… и давал бы больше, если бы не считал, что это не пойдет тебе на пользу. Почему ты так поступил?
      – Мне были нужны деньги, – неуверенно повторил Рик. – На развлечения. Сначала мне здесь было не по себе. А у тебя тут столько всего, что я подумал, ты не заметишь. Я все верну. Буду подрабатывать после школы и выплачивать тебе деньги.
      Джек пристально посмотрел на брата и печально улыбнулся:
      – Не надо выплачивать мне деньги. Ты сказал правду и этим расплатился со мной.
      Они посмотрели друг на друга, и Рик покраснел под проницательным взглядом брата. Потом Джек спросил:
      – Объясни мне, что ты называешь развлечениями?
      Рик покраснел еще сильнее.
      – Ну-у…
      – Что? Выпивку? Наркотики? Что?
      Рик понял, что пути назад нет и надо выкладывать все начистоту.
      – Немного выпивки и марихуаны.
      Джек прищурился:
      – На запонки с бриллиантами и булавку можно накупить много выпивки и марихуаны.
      – И немного кокаина, – уныло добавил Рик. В Голливуде все балуются кокаином – конечно, кроме его брата.
      – Значит, немного кокаина, – повторил Джек, скрестив на груди руки. – Ты нюхаешь, ширяешься – или что?
      – Только нюхаю, – быстро сказал Рик. – Так, время от времени. Все это делают.
      Джек задумчиво посмотрел на него.
      – Надевай куртку.
      Рик подчинился, заметив, что брат кому-то позвонил по телефону, предварительно плотно закрыв дверь спальни. Рик обливался потом, понимая, что пока легко отделался. Но что будет дальше?
      Они сели в «феррари» Джека и направились в другой конец города. За всю дорогу Джек не проронил ни слова. Рик не решился спросить, куда они едут. Когда они остановились перед входом в городскую больницу, он испугался.
      – Зачем мы сюда приехали? – спросил Рик.
      – Идем. – Джек вышел из машины. – Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
      Несчастный и подавленный, Рик последовал за ним. Он думал лишь о том, что за все приходится расплачиваться. В этой больнице проводилась одна из этих популярных программ реабилитации наркоманов, и Джек, наверное, заставит его посещать занятия, а может, вообще оставит здесь, а он даже не попрощался с Лидией. Джек, ни у кого не спрашивая, как найти кабинет доктора, поднялся на второй этаж, где они почти полчаса молча просидели в приемной. Потом пришла ухоженная, привлекательная женщина, совсем непохожая на врача.
      – Извини, Джек. – Она откинула с лица пряди пепельно-белокурых волос и посмотрела на него сквозь очки с большими стеклами. – Срочный случай. – Она взглянула на Рика: – Ты, должно быть, Рик. Здравствуй. Я доктор Эдвардс.
      Они обменялись рукопожатием.
      Джек хлопнул Рика по спине, и они последовали за доктором Эдвардс в лифт, потом по коридорам, сквозь вращающиеся двери прошли в помещение, где стояло несколько носилок-каталок, на одной из которых лежало что-то накрытое белой простыней. Эдвардс подошла к каталке и откинула простыню. У Рика не было выбора, кроме как последовать к каталке за доктором, потому что Джек подталкивал его в спину.
      На каталке лежал парень, лет на пять старше Рика.
      – Он… – пробормотал Рик, заливаясь потом.
      – Да, – сказала доктор Эдвардс. – Он умер несколько часов назад. За ним должны приехать из морга. – Она взглянула на Рика: – Он умер от удара. Знаешь, что это такое?
      Рик покачал головой.
      – Остановилась деятельность мозга. Конечно, он баловался кокаином – заметь, только нюхал, причем не так уж много, судя по словам его подружки. Так, всего несколько понюшек. Но иногда и это приводит к трагическому концу.
      Рика затошнило.
      – Жаль парня.
      Доктор Эдвардс закрыла простыней труп и обменялась взглядом с Джеком. Рик этого не заметил, борясь с приступом рвоты.
      Доктор Эдвардс пришла ему на помощь, подставив горшок, и Рик перестал сдерживаться.
      Джек поблагодарил ее взглядом. Луиза была не в восторге от его плана воздействия на младшего брата, но потом сдалась и согласилась помочь. Сделала ли она это под воздействием личного обаяния Джека или просто потому, что любила жизнь, он не знал, хотя подозревал, что причина заключается в последнем.

      – Винс, я знаю, что уже поздно и рабочий день закончился, но не поможешь ли ты мне повесить картину?
      Парни из его бригады уже садились в машины, собираясь разъехаться по домам. Винс остановился у дверцы своего грузовичка и, заглянув в глаза Шанны Джекобсен, утонул в них. Глаза у нее были серые, как зимнее море, и такие же бездонные. Она улыбнулась. Винс тоже улыбнулся и кивнул.
      Следом за ней он вернулся в дом. На ней были шорты, такие короткие, что Винс видел нижнюю округлость великолепных ягодиц. Ему сразу же стали тесны джинсы. Еще несколько часов назад, когда она заглянула к ним, чтобы посмотреть, как идет работа, Винс заметил, что под тонкой маечкой на ней нет лифчика. Груди у Шанны были небольшие. Он старался не смотреть на напрягшиеся соски, но безуспешно. И теперь, поглядывая на ее покачивающийся зад, думал, как бы ему не покраснеть, если Шанна заметит, что его член натянул брюки.
      Конечно, не исключено, что она умышленно его соблазняет.
      Но едва ли. Винс несколько раз встречал мистера Джекобсена, мужчину лет сорока с весьма привлекательной внешностью: загорелый, красивый, с хорошими манерами. Шанна не походила на других голливудских женушек, которые домогались Винса, потому что устали от своих толстых, лысых или склонных ко всяким извращениям мужей. Однако когда Шанна поднималась впереди Винса по большой изогнутой лестнице, небрежно поглядывая на спутника через плечо своими серыми, чуть насмешливыми глазами, у него зародилась надежда.
      Он на два шага отставал от Шанны, и ее зад покачивался в нескольких дюймах от его лица.
      Таких тесных шорт Винс еще не видывал. Они врезались в ложбинку между ягодицами.
      Они прошли вдоль коридора, стены которого были украшены модернистской живописью, и наконец Шанна распахнула дверь в хозяйские апартаменты. Винс видывал калифорнийские кровати королевского размера, но эта тянула на полтора королевских размера.
      – Картина должна висеть вот на этой стене, – сказала Шанна.
      Винс торопливо отвел взгляд от кровати. Картина была абстракционистская, однако он безошибочно определил, что на ней изображены две обнаженные женщины и обнаженный мужчина с сильно возбужденным членом.
      – Понятно. – Винса прошиб пот.
      Он заметил, что ее тесные шорты врезались в промежность, соблазнительно обрисовав все, что находится под ними.
      – Пойду принесу крюки для картин, – сказал Винс.
      – Хорошая идея, – отозвалась Шанна, подходя к нему.
      Остановившись в одном шаге от Винса, она улыбнулась, глядя ему в глаза. Шанна небрежно, как бы забавляясь, протянула к нему руку с длинными коралловыми ноготками и обвела пальчиком контуры его напрягшегося под джинсами члена. Винс застонал.
      – Но у меня есть идея получше, – добавила она.

      – Я хочу поговорить с тобой, – сказала Нэнси.
      Они находились в кухне. Белинда готовила кофе.
      – Хочешь чашечку, Нэнси?
      – Нет.
      Белинда повернулась и посмотрела в глаза матери.
      – Выкладывай, – сказала она.
      – Не вижу ничего смешного, Белинда.
      – Наверное, ты права.
      – Он был здесь прошлой ночью.
      – Я большая девочка, мама.
      – Он провел здесь ночь.
      – Это тебя не касается.
      – Белинда! Я стараюсь защитить тебя! Насколько далеко зашли ваши отношения? Это у вас не в первый раз, не так ли?
      – Нет. – Белинда начинала сердиться. – Это было не в первый раз и не в последний. Джек слишком хорош, чтобы от него отказаться. Ох, я и забыла, ведь ты это сама знаешь!
      Нэнси побледнела.
      – Представляешь, что сделает твой отец, если узнает, что вы встречаетесь?
      Белинда теперь внимательно прислушивалась к ее словам.
      – По правде говоря, я об этом не думала.
      Нэнси нервно рассмеялась:
      – Будь уверена, он примет меры!
      – Возможно, даже застрелит Форда, – пробормотала Белинда, хотя в глубине души шевельнулось что-то похожее на страх. – Ты намерена бежать жаловаться Эйбу, мама?
      – Я лишь хочу защитить тебя.
       – Ты намерена рассказать Эйбу?
      Нэнси помедлила.
      – Нет, Белинда. Но ты должна положить этому конец, пока не поздно.
      Белинда едва не сказала, что уже поздно, но вовремя спохватилась.
      – Нэнси, мне не нравится, что ты вмешиваешься в мою личную жизнь.
      – Я пытаюсь защитить тебя, – твердила Нэнси. – Не хочу, чтобы ты повторяла мои ошибки. Не будь дурочкой, Белинда.
      – Ну, хватит, ты сказала достаточно! – взорвалась наконец Белинда. – Если ты у меня в гостях, то уважай мою личную жизнь.
      – У тебя в гостях? Я приехала поухаживать за тобой. Но теперь ты, кажется, выздоровела, так что я, пожалуй, вернусь в Лос-Анджелес. – Нэнси сердито направилась к двери, однако перед дверью помедлила. – Все, что я делаю, я делаю лишь в твоих интересах, – сказала она и ушла.
      Белинда посмотрела ей вслед. Она понимала: мать говорит правду. Нэнси искренне считает, что Джек использует ее и причинит ей боль. Но сколько можно об этом говорить?
      Белинда задумалась.
      Она не могла сказать Джеку о ребенке, а если бы и сказала, то неизвестно, как бы он отреагировал.
      А Нэнси? Нэнси пришла бы в ужас.
      Она подумала об Эйбе. Наконец он получит от нее долгожданного внука и наследника. Она знала, что Эйбу известно о любовной связи Нэнси с Джеком – ей призналась в этом мать на вечеринке у Теда Маджориса. Нэнси сказала, что Эйб так и не простил ее, и это было очень похоже на Эйба. От отца можно ожидать чего угодно.
      «Пожалуй, лучше сохранить все в тайне», – печально подумала Белинда. Господи, почему все так запуталось? Заметив, что инстинктивно приложила руку к животу, она улыбнулась. В недалеком будущем она станет матерью-одиночкой, чего от нее едва ли кто-нибудь мог ожидать. И она очень хочет этого ребенка. Очень.
      Раздался звонок у входной двери.
      Она раздраженно прошлепала по коридору и распахнула дверь.
      – Привет, – сказал Джек.
      Белинда напряглась. Даже сердце на мгновение замерло, потом забухало как бешеное.
      – Привет, Джек. – Она старалась ничем не выдать волнения.
      – Можно войти?
      Помедлив, Белинда отступила на шаг и пропустила его. Она заметила, как он окинул взглядом раскрытый чемодан. Джек остановился у окна, уставившись на паруса и линию прибоя, старательно сохраняя бесстрастное выражение лица. Потом Джек перевел взгляд на ее хлопчатобумажные джинсы и черную водолазку. Белинда стояла, скрестив на груди руки. Она хотела, чтобы он извинился, хотя и знала, что не дождется этого.
      – Что ты здесь делаешь?
      – Извини, что я вчера сорвался с тормозов.
      – Извинения приняты. – Она опустила руки. И неожиданно для себя добавила: – Мы провели изумительную ночь. Жаль, что она закончилась таким образом.
      – Ты прыгнула в мою постель, уже планируя переспать с Гордоном?
      – Не смей осуждать мои поступки, мистер Великий Любовник Столетия! И не забудь, что я не прыгала в твою постель: ты соблазнил меня!
      У Джека сжались кулаки, но он на удивление хорошо контролировал себя. Джек снова взглянул на ее багаж, потом схватил ее за плечи.
      – Не уезжай, – умоляющим тоном попросил он.
      Белинда взглянула на него, чувствуя себя лгуньей. Ведь иногда промолчать – все равно что солгать.
      – Не уезжай, – повторил Джек, добавив к умоляющим ноткам добрую дозу соблазна, и приблизил к ней лицо.
      Белинда чувствовала его теплое, свежее дыхание. А заглянув в зеленые глаза, поняла, что не способна отказать ему ни в чем. Она закрыла глаза и ощутила прикосновение его губ, нежное, как детское дыхание. Он поцеловал ее чуть настойчивее, и она прижалась к нему.
      Джек мгновенно отстранился и взял ее лицо обеими руками.
      – Ты не уезжаешь, – охрипшим голосом произнес он.
      – Нет.
      – Ты берешь свои пожитки и кладешь их в мою машину.
      – Ладно.
      – Мы с тобой проведем уик-энд вместе.
      – Договорились.
      Джек улыбнулся, она тоже. Он обнял Белинду покрепче, и она с готовностью уткнулась лицом в его плечо. Такое теплое… такое надежное… такое мужественное плечо Джека.
      Может, сказать ему, что она еще утром отказалась от поездки с Адамом?
      Может, набраться храбрости и рассказать ему все?

      Уик-энд промелькнул слишком быстро.
      Они бродили по пляжу, держась за руки, и занимались любовью. Они плавали в море, гоняясь друг за другом, словно дельфины, и занимались любовью. Они ели копченую лососину, сливочный сыр и долго не ложились спать, чтобы посмотреть по телевизору «ночное шоу», и занимались любовью. Они бегали ранним утром вдоль линии прибоя; запускали воздушного змея; жарили на углях знаменитого тихоокеанского лосося и любовались океаном.
      Был понедельник, раннее утро, но за окном еще стояла кромешная тьма. Джек лежал рядом с Белиндой и не спал, прислушиваясь к ритму прибоя. Звук волн, набегающих на берег, смешивался с ритмичным дыханием спящей Белинды. Он повертелся, пытаясь устроиться поудобнее, взбил подушку, потом совсем сбросил ее с кровати.
      Джека разбудил все тот же мерзкий сон о его матери.
      И в нем снова мать на пороге удаляющегося дома превращалась в Белинду. Ну и шуточки у его подсознания! Джек не понимал, что означает этот сон. Он не желал знать, что это означает.
      За окном посветлело. Джек посмотрел на Белинду, такую красивую даже во сне. Сегодня заканчивается уик-энд, который они провели великолепно. Но сегодня уже понедельник.
      Сегодня он предложит ей выйти за него замуж.
      Но почему-то при этой мысли у него щемило сердце и начинал болеть висок. Не надо об этом думать. О том, что он затеял.
      Джек встал, стараясь не шуметь, прокрался на кухню, намазал маслом сдобную булочку и поставил кипятить воду, чтобы заварить растворимый шоколад. Он посмотрел в окно. Из-за линии горизонта выкатывался на небо оранжевый шар солнца. Джек представил себе, как сделает предложение. Раньше он никогда не думал всерьез о женитьбе, но, как, наверное, всякий человек, мечтал в глубине души о любви, семейном очаге, доме. Откуда же у него этот непонятный страх?
      – Джек?
      Он испуганно оглянулся.
      – Я не хотела тебя испугать, – сказала Белинда, протирая глаза. – Почему ты так рано поднялся?
      Она накинула на себя тончайший шелковый халатик и небрежно подпоясалась. Волосы у нее были взлохмачены, что свидетельствовало об энергичном исполнении рок-н-ролла в постели. Белинда, прищурившись, посмотрела на него: обычно она носила контактные линзы и без них плохо видела из-за близорукости.
      – Иди ко мне. – Джек улыбнулся.
      Белинда подошла к нему.
      – Я устала. Давай вернемся в постель.
      Джек обнял Белинду и зарылся лицом в волосы. Вчера он уже признался ей в том, что любит ее. Ведь прежде чем делать предложение, важно сказать о своих чувствах. И сейчас Джек повторил «я люблю тебя» хрипловатым шепотом, поразившись тому, как хорошо и убедительно играет свою роль.
      Только едва ли это можно назвать игрой.
      Белинда прижалась к нему и протянула губы для поцелуя.
      И тут Джек сказал:
      – Выходи за меня замуж.
      – Что?
      – Я люблю тебя. Выходи за меня замуж. Пожалуйста.
      – Джек! – Белинда изумилась.
      – Разве ты не любишь меня? – спросил он. – Хоть немножко?
      – Ты большой мастер выбирать время для серьезного разговора. – Она усмехнулась, но не рассердилась. – Нельзя ли сначала выпить чашечку кофе?
      – Нет, сначала ответь на мой вопрос. – Джек слегка поддразнивал ее, но так деликатно, что за одно это мог бы претендовать на «Оскара». – А, Белинда?
      – Ты знаешь, что я люблю тебя. – Она чувствовала, что окончательно пала жертвой обаяния Джека Форда. Белинда давно поняла, что совершенно беспомощна перед ним и не сможет отказать ему ни в чем.
      Джек улыбнулся, торжествуя, и взял ее лицо в ладони.
      – Отвечай.
      – Да, я выйду за тебя замуж. И да, я люблю тебя. – Она заглянула ему в глаза.
      Джек ликовал. Крепко обняв Белинду, он кружил ее по кухне до тех пор, пока они не наткнулись на кухонный стол, опрокинув плетеную корзиночку для всякой всячины.
      – Сегодня. Мы поженимся сегодня же.
      – Сегодня?!
      – Да. Мы полетим в Вегас – только ты и я, парочку свидетелей возьмем с улицы. Никакой прессы. Мы уезжаем сейчас же.
      «Когда ты скажешь ему о ребенке? – спросила она себя. – И почему он так спешит?»
      – Надо поторапливаться, чтобы ты не успела передумать. – Джек потащил ее за руку по коридору. – Давай. Пока ты одеваешься, я закажу полуденный чартерный рейс.
      – Джек, еще нет семи часов, – возразила Белинда. – У нас масса времени.
      – Но ты не передумаешь?
      Следовало бы. Но она не могла.
      – Нет. Помоги мне Бог, но я не передумаю. Однако я должна предупредить тебя, Джек… Другие женщины остались в прошлом. Если мы поженимся, то это будет по-настоящему. Я не хочу, чтобы это было кое-как.
      Он искренне удивился:
      – Зачем бы я стал предлагать тебе выйти за меня замуж, если бы собирался распутничать?
      – Я говорю серьезно. Брак означает обязательства и верность.
      – И я так думаю, – согласился он, к ее удивлению. – И это означает, что я убью тебя, если застукаю с какими-нибудь адамами гордонами.
      – Ревнуешь? – удовлетворенно усмехнулась Белинда.
      – Нет. С чего бы? Ты меня любишь. Мы сегодня поженимся. Я очень, очень счастлив.
      «Он любит меня. Мы поженимся. Я люблю его. Значит, это настоящая любовь.
      Любовь вперемешку с ложью.
      Разве можно начинать семейную жизнь, когда между нами остается столько недосказанного?»
      Шесть часов спустя они поженились в маленькой церквушке на окраине Лас-Вегаса.

      – Входите, пожалуйста, мисс Гриффин, – с улыбкой сказал Эйб.
      Мелоди вошла в просторную прихожую, переходившую в еще более просторную гостиную. Эйб указал рукой на диван, предлагая сесть. На столике стояли кофейник с горячим кофе и чашки с блюдцами.
      – Не хотите ли кофе? – предложил он, не сводя с нее острого взгляда черных глаз.
      – Нет, благодарю вас.
      – Ну, – произнес Эйб, уютно располагаясь на противоположном диване, – что нас с вами может объединять в том, что касается вашего босса?
      – Желание причинить ему вред, – заявила Мелоди, в упор глядя на него.
      – Что именно вы под этим подразумеваете?
      – Если вы намерены уничтожить Джека, то я готова вам помочь.
      – Откуда мне знать, что вы не ведете двойную игру?
      – Я дам вам нечто такое, что поможет уничтожить Джека.
      – Насколько я понимаю, то, что вы хотите дать мне, находится в этой сумочке?
      Мелоди вынула видеокассету. Эйб, прищурившись, посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Мелоди.
      – Здесь порно. С Джеком.
      Эйб улыбнулся, потом рассмеялся.
      – Сколько?
      Мелоди не думала о том, чтобы продать информацию. Но идея соблазнила ее. Небольшая сумма на черный день никогда не помешает. Она смогла бы уехать и найти другую работу.
      – Не знаю. Я об этом не думала. Тысяч десять?
      Эйб рассмеялся:
      – Пять.
      – Семь с половиной.
      – Согласен. Половина сейчас, остальное после того, как я просмотрю пленку. Мне надо убедиться, что это то, о чем вы говорите.
      – Нет, – тихо возразила Мелоди. – Всю сумму сейчас. Наличными.
      Эйб бросил на нее недовольный взгляд, подошел к видеомагнитофону, вставил кассету и нажал кнопку. Просмотрев начало записи, он тихо и торжествующе рассмеялся. Потом он достал из сейфа, вмонтированного в стену, деньги и вложил их в руку Мелоди.
      – Не возражаете, если я поинтересуюсь историей этой пленки?
      – Когда Джек впервые приехал в Лос-Анджелес, он занимался сексом за деньги. Часто.
      – Торговал своим мерзким членом?
      – Все это происходило под прикрытием «Эскорт-сервис». Эта служба существует до сих пор. Она называется теперь «Эскорт интернэшнл». Насколько я знаю, он работал у них не менее двух лет. На этих вечеринках иногда велись съемки скрытой камерой. Человек, устраивавший эти вечеринки, сейчас большая шишка в этом городе – его очень уважают. Это Барт Шелли, режиссер.
      Разумеется, Эйб знал Барта Шелли.
      – Каким образом вы раздобыли фильм?
      – Его выкрал один частный детектив.
      – Поблагодарите его от моего имени.
      Мелоди вышла от Эйба в таком хорошем настроении, какого у нее не бывало многие годы. Интересно, когда Эйб Глассман использует этот фильм? И каким образом?

      Рик в нетерпении взглянул на огромные часы, висевшие над входом в складское помещение.
      Без пяти пять.
      Еще пять минут – и он снимет красный фартук и выбежит на улицу.
      Стоя на коленях, Рик укладывал на нижнюю полку туалетную бумагу. Работа как работа. Нудная, но это не имело значения. Имело значение лишь то, что он ее получил и что в пятницу получит свою первую зарплату – шестьдесят восемь долларов, по его подсчетам. Но все равно здорово.
      Рику не терпелось увидеть выражение лица Джека, когда он вручит ему пятьдесят заработанных долларов.
      Джек, наверное, в обморок упадет от удивления. Представляя себе эту картину, Рик просто раздулся от гордости. Он понимал, что поступил с Джеком как подонок, украл у него вещи, и ему хотелось хоть как-то оправдать себя в глазах брата. И теперь Рик с нетерпением ждал возвращения Джека из Санта-Барбары.
      Пять часов.
      Рик забежал в подсобку, повесил на крючок фартук, сунул в карман карточку со своим именем и почти бегом бросился вон, на ходу попрощавшись со знакомыми упаковщиками и контролерами. Оказавшись на улице, он остановился и огляделся вокруг.
      – Рик!
      Он увидел коричневый «мерседес», принадлежавший матери Лидии. За рулем сидела Лидия. Рик бросился вперед и уселся рядом с ней.
      – Привет, – улыбнулся он.
      – И тебе привет. Есть хочешь? – спросила Лидия, выезжая со стоянки.
      – Помираю с голоду.
      – Махнем в «Макдоналдс»?
      – То, что надо.
      Лидия проехала на красный свет, рассмеялась и лихо свернула за угол. Рик тоже рассмеялся. За рулем она была настоящей лихачкой. Сначала это беспокоило его, но теперь он привык. Возле следующего светофора, у которого остановилась Лидия, Рик обнял ее за плечи и поцеловал.
      – От тебя всегда так хорошо пахнет.
      – От девчонок должно хорошо пахнуть, – заявила Лидия. – Только не прикасайся ко мне в машине, Рик, или я попаду в аварию.
      Он рассмеялся, но руки не убрал.
      – Из-за меня попадешь в аварию? Не смеши меня!
      Лидия шлепнула его по руке, которая заползла на ее бедро, и нажала на акселератор. «Мерседес» рванул вперед.
      – Поедем потом на пляж? – предложил Рик.
      – Ладно.
      Рик откинул на спинку голову и снова представил себе выражение лица Джека, когда он отдаст ему деньги. Рик фыркнул.
      – Что тебя рассмешило?
      Он пожал плечами:
      – Наверное, мне просто хорошо.

      Две ночи подряд.
      И в последнюю ночь он сказал, что Мэри сногсшибательная красотка.
      Эйб протянул ей бокал шабли, и Мэри одарила его лучезарной улыбкой. Он уселся рядом с ней, и диван прогнулся под его тяжестью.
      – Мы сегодня устроим праздник, крошка, как ты на это смотришь?
      – Можно начать прямо сейчас. – Мэри прижалась к нему.
      Эйб рассмеялся:
      – Такой сексуальной девчонки я еще не видывал, Мэри. И знаешь, мне нравится твое платье.
      – Спасибо, – сказала Мэри.
      Вчера Эйб дал ей денег и велел купить еще одно шикарное платье. Сказал, что ему нравятся на ней платья с очень глубоким декольте. Такой сексуально привлекательной и такой уверенной в себе Мэри никогда прежде себя не чувствовала. Она даже сбросила два фунта веса.
      – Сколько тебе лет, Мэри?
      – Двадцать четыре, почти двадцать пять.
      – Ты любишь детей?
      Она озадаченно взглянула на него.
      – Не знаю, наверное.
      – Почему же у тебя нет детей?
      – Мне всего двадцать четыре, Эйб.
      – Почему у тебя нет детей? – нетерпеливо повторил Эйб.
      – Винс говорил, пока мы не можем позволить себе завести ребенка.
      – Да, дети – дорогое удовольствие, – согласился Эйб. Поставив на стол пиво, он привлек Мэри к себе на колени. – Иди сюда.
      Эйб спустил лиф платья, высвободив ее груди. И застонал. У Мэри сразу же стало влажно между ног. Эйб мял ее груди обеими ручищами и, завладев губами, обследовал ее рот языком.
      Он потащил ее в спальню. С трудом переводя дыхание, они торопливо разделись, словно пара юнцов.
      – Только полюбуйтесь, – фыркнул Эйб, – мы с тобой ведем себя как дети!
      Мэри тоже смеялась, вздрагивая всем телом. Она улеглась на спину и широко раздвинула ноги.
      – Я, кажется, еще никогда не пробовал тебя на вкус, Мэри? – Он смотрел на нее сверху вниз.
      Эйб велел ей согнуть в коленях и как можно шире раздвинуть ноги.
      Мэри почувствовала, как его язык начал не спеша прогуливаться по ее набухшему клитору, и вскрикнула, достигнув оргазма.
      Эйб довольно фыркнул, перевернулся, и его пенис рывком вторгся в ее рот, погружаясь все глубже и глубже в горло и чуть не задушив Мэри. Но она всасывала его как пылесос, а когда настал кульминационный момент, удвоила усилия, словно боясь потерять хотя бы каплю его драгоценного семени.
      – Иисусе Христе! – воскликнул Эйб, тяжело дыша. И добавил, возвратившись в реальный мир: – Не думаю, что ты хочешь завести детишек.
      Она вопросительно посмотрела на него.
      – Я хочу устроить твою жизнь, Мэри. В качестве своей любовницы. Я не влюблен в тебя – для этого я слишком стар, – но я не могу насытиться тобой. И ты это знаешь, не так ли, крошка?
      – Знаю.
      – Я не люблю свою жену и давно не сплю с ней, но я никогда не брошу ее. Хочу, чтобы в этом вопросе была полная ясность. – Эйб усмехнулся. – Я дам тебе все, что ты захочешь, Мэри, – машины, дома, яхты, меха, драгоценности. А ты должна только сделать меня счастливым.
      Мэри представила себе заманчивую картину. Она спускается по трапу частного реактивного самолета в русских соболях, разумеется, от Фенди, в костюме от Шанель. На ее шее бриллиантовое ожерелье стоимостью в несколько тысяч долларов. Она спускается по трапу, словно член королевской семьи. Внизу Мэри ждет мать – в джинсах, без макияжа, с растрепанными ветром волосами. Мэри взглянула на Эйба.
      Он рассмеялся:
      – Я умею окружить заботой женщину, Мэри. Но я получаю эксклюзивное право на тебя: никаких других мужчин. Во-первых, я никогда ни с кем не делю то, что принадлежит мне, а во-вторых, это мера предосторожности против СПИДа.
      – А как же Винс?
      – Он неудачник. Я хочу, чтобы вы с ним слетали в Вегас и развелись. Если возникнут проблемы, я откуплюсь от него. А когда все будет позади, ты увидишь, Мэри, как я щедр. Согласна?
      – Да. – Мэри с трудом перевела дыхание, чувствуя, как бешено бьется сердце. Она едва не потеряла сознание от охватившего ее возбуждения. – Да, да, – повторила она.

      Шлюха.
      Мерзкая богатая шлюха.
      Отказалась от его приглашения в последнюю минуту!
      Адам был в ярости.
      Еще хуже то, что он не мог остаться в городе на уик-энд, чтобы провести с ней хотя бы один вечер. Ведь нельзя же допустить, чтобы Белинда подумала, будто Адам из-за нее изменил свои планы. Поэтому вместо Белинды, этой сучки, он взял в Санта-Барбару Сериз, и, конечно, Сериз, как всегда, была забавна, но это мешало его планам. Адам терял время.
 
      Она не отвечала на телефонные звонки.
      И Мелоди не перезвонила ему, хотя он дважды просил ее об этом. Питер Лансинг был возмущен.
      Ему начинало казаться, что его поимели. Он начинал сердиться всерьез, но тут позвонила она – милая и нежная, как всегда, – и у Питера отлегло от сердца.
      – Ты сегодня свободна? – прямо спросил он. Питер хотел видеть ее. И не только видеть: он изнывал от желания. В Мелоди было что-то такое невинное. Она была как девочка с соседнего двора. Возможно, его чувства к ней уже не ограничивались сексуальным влечением.
      – Ах, Питер, я измучена. Я работала, и мне нужно пораньше лечь спать.
      Питер был не разочарован, а взбешен. Он повесил трубку, окончательно убежденный в том, что она использовала его.
      Как он мог оказаться таким простофилей?
 
      Винс так рассвирепел, что пробил кулаком стену в гостиной Рона.
      Эта сучка дала ему деньги.
      Трахнулась с ним и заплатила.
      Он швырнул купюры в смазливую ирландскую физиономию.
      А теперь вот явилась Мэри.
      – К чему, черт возьми, такая спешка?
      – Прошу тебя. Винс. Какая тебе разница?
      Неужели она действительно собирается лететь в Вегас, чтобы получить развод?
      – У меня сейчас нет настроения этим заниматься, – сказал он.
      – Придется. – Мэри встала.
      Он окинул ее взглядом. Что-то в ней изменилось, и это изменение не ограничивалось фирменным пиджачком и высокими каблуками. Она вся словно светилась изнутри и действительно выглядела великолепно. Ему вдруг очень захотелось трахнуть ее на прощание. Почему бы и нет? Они не чужие, к тому же все еще состоят в браке.
      – Ты здорово выглядишь, – заметил Винс.
      Мэри удивилась. Она удивилась еще больше, когда он подошел к ней и притянул к себе.
      – И пахнешь тоже хорошо. – Винс принюхался к ее волосам.
      Она вырвалась:
      – Что ты делаешь?
      – Ну, давай, ради старой дружбы?
      – Забудь об этом, мерзавец! Послушай, я буду с тобой откровенна, Винс. Я встречаюсь с одним человеком. Поэтому хочу покончить с этим как можно скорее.
      – С кем? – в ярости заорал он. – С кем ты встречаешься? И давно ли это у вас началось?
      – Тебе какое дело?
      – Кто он такой, черт побери?
      – Эйб Глассман, – с гордостью сказала Мэри.
 
       Эйб Глассман.
      Уилл Хейуорд без конца повторял это имя как заклинание. Из сотни возможных способов сделать это он должен был выбрать один-единственный.
      Уилл остановил взгляд на женщине за конторкой.
      – Мне нужен билет до Лос-Анджелеса и обратно.
      Эйбу Глассману не удастся убить его. Уилл сам убьет Эйба Глассмана.

      Эйб разрешил ей воспользоваться серебристым лимузином.
      Он плавно въехал в ворота и по длинной подъездной дорожке медленно приблизился к парадному входу в особняк ее матери. Мэри восседала на заднем сиденье, разнаряженная в костюм от Унгаро с синим и черным рисунком, туфельки от Журдена и с сумочкой от Шанель. Она полюбовалась висевшим на шейке кулоном с бриллиантом в десять каратов, подаренным ей Эйбом утром, который благоразумно не надела, встречаясь с Винсом. Он сверкал, отражая малейший лучик света, и был почти безупречен.
      Мэри вдруг с удивлением поняла, что с тех пор, как снова встретилась с Эйбом, у нее ни разу не возникла потребность «взбодриться» с помощью наркотика.
      Этот мужчина сам был стимулирующим средством.
      Будь проклят Винс с его дурацкой гордостью настоящего мужчины.
      Лимузин остановился. Мэри подождала, пока шофер открыл для нее дверцу, потом элегантно вышла из машины. Она была разочарована, что мать не видела момент ее прибытия, но глупо надеяться, что Селия будет ждать ее на пороге дома, словно какая-нибудь служанка.
      Какой-то новый слуга открыл Мэри дверь и попросил подождать в гостиной. Она хотела было проигнорировать его. Как-никак Мэри знала этот дом, была дочерью Селии и могла идти куда хотела. Но потом она решила, что, если подождет, ее появление произведет более сильное впечатление. Селия появилась через пять минут.
      – Мэри?! – воскликнула она, как будто не узнавая свою дочь.
      – Привет, мама. Я приехала поделиться хорошей новостью.
      К сожалению, мать выглядела превосходно в фирменном спортивном костюме. Она была шикарна, элегантна и стройна. Мэри сразу почувствовала себя толстухой. Потом вспомнила, что Эйбу она нравится такая, как есть, – он сам это сказал. Худые как щепки женщины казались ему безобразными. Мэри улыбнулась.
      Мать пристально смотрела на кулон.
      – Откуда это у тебя?
      – А-а, это? – Мэри прикоснулась рукой к кулону. – Это подарок.
      – Подарок, – повторила, словно эхо, Селия Холмс Брэдбери Дэвис. – Интересно, кто сделал тебе такой подарок?
      – Эйб Глассман. – Мэри улыбнулась. Она торжествовала.
      – Неужели тот самый Эйб Глассман? – спросила пораженная Селия.
      – Тот самый.
      – Мэри, но он старше твоего отца! А как же Винс?
      – С Винсом мы разводимся.
      – Ну что ж, это действительно новость! – Селия рассмеялась, впервые в жизни не зная, что сказать.
      – Эйб не собирается бросать свою жену, но мне нравится быть любовницей. – Мэри усмехнулась. – Особенно еголюбовницей. – Мэри направилась к двери, но задержалась и легонько чмокнула остолбеневшую мать в обе щеки. По-европейски. – Чао, – небрежно бросила она на прощание.

      – Вы кто такой? – спросил Винс, хотя уже все понял.
      Эйб, взглянув на него, подумал: «Господи! Мэри замужем за этим?»
      – Я Эйб Глассман. Надо поговорить.
      Винс насупился:
      – Мы с приятелем ужинаем.
      – Ну что ж, пусть ужин остынет. Нам необходимо обсудить пару вопросов.
      – Кажется, мы с Мэри уже все обсудили, – сказал Винс. – Почему бы вам не вернуться в Лос-Анджелес, Эйб?
      – Послушай, придурок, Мэри рассказала мне все о вашем разговоре, и считай, тебе повезло, что я еще не раскроил тебе черепушку! Усек?
      Винс попятился. Он был крупным и сильным, но никогда не умел драться. В человеке, стоящем перед ним, он распознал бывшего уличного хулигана и инстинктивно отступил.
      – Она все же моя жена, – уже не так задиристо пробормотал Винс.
      – Не долго осталось.
      Винс взмок от пота.
      – Говорите, зачем пришли, и позвольте мне продолжить ужин.
      – Я хочу, чтобы ты взял на завтра отгул, слетал с Мэри в Вегас и получил развод. Понятно?
      – К чему такая спешка?
      – Не твое собачье дело, парень.
      Эйб извлек из нагрудного кармана конверт и швырнул его Винсу. Конверт стукнулся о грудь, но Винс успел подхватить его, прежде чем он упал на пол.
      – Что это такое? – Винс вскрыл конверт, заглянул внутрь и увидел пачку стодолларовых купюр. Он взглянул на Эйба.
      – Пересчитай, – сказал Эйб. – Десять тысяч долларов за день твоего времени. И безоговорочный развод. Тебе повезло, что я такой щедрый. И если хочешь оставаться здоровым и невредимым, возьми деньги, положи их на банковский счет и приезжай завтра ровно в восемь утра на частный терминал в аэропорту. – Эйб улыбнулся и направился к двери. – Не провожай, я найду выход.
      Винс смотрел ему в спину. Он злился на себя, зная, что ни за что на свете не откажется от десяти тысяч. Тем более что все равно хотел развестись.
      – Винс, ты знаешь, он всемогущ. Возможно, даже мафиози. Если ты не сделаешь то, что Эйб приказал, он может переломать тебе ноги или кастрирует тебя.
      – Заткнись, Рон, – остановил приятеля Винс. «Интересно, – подумал он, – как удалось Мэри заарканить Эйба Глассмана? И почему?» Одновременно он прикидывал, во сколько ему надо выехать, чтобы к восьми часам быть в аэропорту.

      Они вернулись ровно через неделю после бракосочетания в солнечный, теплый понедельник после полудня. Джек высадил Белинду возле ее дома и сказал, что вернется вечером, захватив кое-какие свои вещи. Немного поспорив, они решили, что Джек вместе с Риком переедет к ней, хотя Джеку придется проводить много времени в Лос-Анджелесе. Ее дом был гораздо просторнее, и Рик получит в свое распоряжение нижний этаж, не нарушая их уединения.
      Джек крепко поцеловал Белинду, и она вышла из машины. Потом, к собственному удивлению, схватил ее за руку и снова привлек к себе, задержав еще на минуту, как будто не решался расстаться с ней.
      – Возвращайся скорее, – сказала Белинда, и Джек кивнул, вновь удивившись ее красоте, энергии и неотразимости. Взяв с места на первой скорости, он наконец уехал.
      Джек подумал об Эйбе Глассмане, потом о Белинде, которая стала его женой.
      Его мысли перескочили на последнюю неделю абсолютного счастья. Он намеревался сразу после бракосочетания отправиться к Глассману. Но как-то само собой получилось, что он провел целую неделю с Белиндой Глассман, с женщиной, которая стала теперь его женой.
      Джек знал, что если бы позволил себе, то полюбил бы ее.
      Если этого пока не произошло, то могло произойти в любую минуту.
      Он прогнал от себя эти мысли, сосредоточившись на предстоящем поединке – ради которого, наверное, жил последние семнадцать лет, с тех самых пор, как этот гнусный мерзавец приказал избить его до полусмерти латунными кастетами.
 
      Рик отнесся к новости как-то странно: с безразличием и удивлением. Но самое главное, он, кажется, не решил, как отнестись к переезду. Джек заверил его, что не обязательно делать это за один день или даже за неделю. Рика, кажется, это удовлетворило, и он наконец спросил:
      – Какая она?
      – Очень красивая, – улыбнулся Джек.
      – Ну, это я уже сообразил.
      – Понимаешь, внешне она кажется крепким орешком, а на самом деле мягкая, как котенок. Она умная, упорная и самоуверенная – чертовски самоуверенная. И еще, – добавил Джек, вспомнив, как Белинда плакала, когда они смотрели мелодраму, – она романтична, хотя сразу об этом не догадаешься. – Джек улыбнулся.
      Его мысли были заняты женой и временем, которое они только что провели вместе. Мысленно переживая каждый момент, Джек думал, что, наверное, уже поздно и все произошло: он полюбил ее. Джек с нетерпением ждал возвращения к ней в Лагуна-Бич. И как ни странно, чувствовал облегчение оттого, что отказался от своего плана мести.
      Он уже направлялся к двери, чтобы ехать к ней, когда позвонил его агент Сандерсон:
      – Крепись, Джек.
      Он напрягся.
      – Что случилось?
      – В «Стар» появилась статья о тебе. Она называется «Моя жизнь в качестве эскорта». – Холодок страха медленно пополз по спине Джека. – Лучше прочитай ее сам, Джек. И позвони своему адвокату. Мы подадим в суд на этих мерзавцев.
      Джек повесил трубку. Ему незачем было читать статью, он знал, о чем в ней написано. И знал, чьих рук это дело.
 
      – Если вы хотите встретиться с мистером Глассманом, вам следует предварительно позвонить и попросить назначить встречу, – твердо заявила секретарша, потрясая огромным пышным бюстом. Ее возмутило, что он, видимо, собирается атаковать эту крепость.
      Джек, не обратив на секретаршу внимания, прошел мимо, слыша за спиной ее протестующий голос и понимая, что она вызывает службу безопасности. Он распахнул дверь. Глассман с сигарой во рту разговаривал по телефону.
      – Я перезвоню, – сказал он своему собеседнику и, откинувшись на спинку кресла, издевательски посмотрел на Джека. Джек закрыл за собой дверь и, напряженно улыбаясь, подошел к нему. – Ну и ну, – сказал Глассман, – опять явился? Неужели ты так и не догадался, где твое место, парень? Оно на дне сточной канавы, понял?
      Джек улыбнулся еще шире. Он молчал.
      Эйб перестал улыбаться, как только почувствовал, что его недруг не боится и не гневается, а, напротив, спокоен и собран, как хищник перед прыжком. Эйб насторожился.
      – Что тебе надо? В твоем распоряжении две минуты, пока не явились охранники и не вышвырнули тебя вон.
      – Я хочу, – произнес Джек, – услышать поздравления.
      Эйб взглянул на него исподлобья и грубо хохотнул:
      – С чем? С самой короткой карьерой в истории?
      – С женитьбой.
      Эйб просверлил его взглядом.
      – На вашей дочери. – Джек рассмеялся.
      Эйб вскочил:
      – Что ты сказал?
      – Как вам понравится иметь внука по фамилии Форд? Будьте уверены, мы над этим уже работаем.
      – Ах ты, ничтожество! – заорал Эйб. – Не знаю, как тебе удалось это сделать, но я этот брак аннулирую – не успеешь и глазом моргнуть!
      – Что вы так кипятитесь, Глассман? – насмешливо поддел его Джек. – Или мне теперь называть вас Эйбом? А может, папой?
      – А ты большой наглец, если осмелился использовать мою дочь, чтобы отомстить мне!
      Джек холодно рассмеялся:
      – Это было гениальное озарение. Я знал, что должен быть какой-то способ отомстить тебе. И вот он нашелся. Очень удачный ход, не так ли?
      – Думаешь, что тебе удастся победить? Побить меня? Полагаешь, я это допущу? Безмозглый ублюдок! Твоя семейная жизнь закончится, не успев начаться, – это я тебе гарантирую!
      – Какое это имеет теперь значение. А если ты собираешься снова напустить на меня своих головорезов, то советую как следует подумать. У моего адвоката еще хранится письмо с описанием всего происшедшего, только теперь оно дополнено новыми данными. Если со мной что-нибудь случится, то и тебе несдобровать, старикан.
      – Убирайся! – заорал Эйб. – Убирайся, пока цел! Но если ты думаешь, что Белинда получит от меня хотя бы цент, пока она замужем за тобой, то ошибаешься. Она не получит ничего! И если у нее будет сын от тебя, он тоже ничего не получит. Ни единого цента!
      – Вижу, тебе не по душе проигрывать, – жестко бросил Джек и ушел.
      Однако радость победы, о которой он так долго мечтал, не ощущалась. Ему было противно.

      Ей казалось, что она не спала несколько ночей подряд. По правде говоря, так оно и было: если Белинда и спала, то очень мало. Но она не чувствовала усталости. Ее уборщица появится только завтра, поэтому она сама начала усердно чистить, скрести и приводить в порядок кухню, гостиную и спальню. Одновременно Белинда обдумывала меню интимного ужина для двоих. Вопреки расхожему мнению она умела готовить, более того, была отличной кулинаркой. Белинда остановила выбор на спагетти по-весеннему и салате «Цезарь». При свечах.
      Ей безумно хотелось купить себе что-нибудь новенькое, сексуальное – какое-нибудь неглиже. Белинда рассмеялась. Если она это сделает, то до ужина дело не дойдет – пропадут все ее кулинарные изыски.
      Она замужем.
      За человеком, которого знала не слишком долго, но с которым ей было так хорошо, что замужество само собой разумелось. Казалось, что они знают друг друга всю жизнь. Теперь, когда опасения Белинды рассеялись и она перестала обуздывать свои чувства, она призналась себе, что безумно влюблена в Джека.
      Он безупречен.
      И они безупречная пара.
      Белинда решила сказать Джеку правду. Выложить все начистоту. Она была уверена, что он поймет. Обрадуется. И непременно признается в том, что у него произошло с Нэнси много лет назад. Наверняка признается.
      Белинда застилала постель свежими простынями, когда зазвонил телефон. Она хотела было не отвечать – даже не проверила автоответчик, – но вдруг это Джек? Белинда подняла трубку и сразу же пожалела об этом. Звонил Эйб.
      – Белинда, мне необходимо увидеть тебя немедленно. Сию же минуту! Приезжай ко мне в офис!
      Белинда вздохнула. Она не позволит Эйбу испортить ни этот день, ни ее жизнь.
      – Эйб, прежде всего я не позволю никому командовать собой. А во-вторых, я занята.
      – Это, черт возьми, слишком серьезно! – грубо оборвал ее Эйб. – Речь идет об этом ничтожном герое-любовнике, за которого ты вышла замуж.
      Белинда замерла.
      – Ты имеешь в виду Джека? Не смей обзывать его, Эйб, иначе я сию же минуту повешу трубку.
      – Я называю вещи своими именами, и тебе это известно.
      – Как ты узнал?
      – Он сам пришел сюда, чтобы сказать мне об этом.
      По спине Белинды пробежал холодок страха, но она взяла себя в руки.
      – Послушай, я не сомневаюсь, что ты этого не одобришь, но я люблю его, мы теперь женаты, и тебе ничего не удастся сделать. А теперь мне надо идти. До свидания.
      – Подожди…
      Белинда повесила трубку. Зачем Джек пошел к Эйбу и сказал ему? Ну что ж, он скоро приедет, и она все узнает. Она спросит его. А что касается Эйба, то, если Белинда не остановит его, он испортит самый прекрасный день в ее жизни. Белинда застелила постель.
      Полтора часа спустя, складывая постельное белье, она услышала звонок в дверь. Едва ли Джек вернулся так рано, но, должно быть, все-таки это он. Радостно возбужденная, Белинда побежала к двери и открыла ее.
      В дверь напористо вошел Эйб, потрясая маленьким черным предметом, зажатым в руке.
      – Глазам своим не верю! – воскликнула Белинда, возмущенная его вторжением и разочарованная тем, что это не Джек.
      – А я не могу поверить тому, что ты натворила! Как большинство безмозглых дурочек, ты думаешь не головой, а своим сладким местом!
      – Убирайся сию же минуту!
      – Белинда, ты большая дура, и я не уйду, пока ты не прослушаешь эту пленку.
      Она сжала кулаки, наблюдая, как Эйб подошел к магнитофону и вставил кассету. Белинда держала себя в руках, но постепенно ее охватывал страх.
      – Я ежедневно записываю на пленку все, что происходит в моем офисе, – сказал Эйб, – и хочу, чтобы ты послушала этот разговор. – Он перекрутил пленку и взглянул на дочь. – Тебе лучше присесть.
      Белинда стояла. Потом услышала на пленке голос Эйба.
       – Что тебе надо? В твоем распоряжении две минуты, пока не явились охранники и не вышвырнули тебя вон.
      –  Я хочу(пауза) услышать поздравления.
      Белинда напряженно замерла. Голос явно принадлежал Джеку, но было в его тоне что-то незнакомое и пугающее, чего она пока не могла определить.
      Ее отец грубо расхохотался и сказал:
      –  С чем? С самой короткой карьерой в истории?
       – С женитьбой… На вашей дочери.
      Последовавший смех Джека был таким злобным, что Белинде стало еще страшнее.
      – Что ты сказал?
       – Как вам понравится иметь внука по фамилии Форд?(Смех.) Будьте уверены, мы над этим уже работаем.
      – Ах ты, ничтожество! Не знаю, как тебе удалось это сделать, но я этот брак аннулирую – не успеешь и глазом моргнуть!
      – Что вы так кипятитесь, Глассман? Или мне теперь называть вас Эйбом? А может, папой?
      – А ты большой наглец, если осмелился использовать мою дочь, чтобы отомстить мне!
      – Это было гениальное озарение. Я знал, что должен быть какой-то способ отомстить тебе. И вот он нашелся. Очень удачный ход, не так ли?
      – Думаешь, что тебе удастся победить? Побить меня? Полагаешь, я это допущу? Безмозглый ублюдок! Твоя семейная жизнь закончится, не успев начаться, – это я тебе гарантирую!
      – Какое это имеет теперь значение? А если ты собираешься снова напустить на меня своих головорезов, то советую как следует подумать. У моего адвоката все еще хранится письмо с описанием всего происшедшего, только теперь оно дополнено новыми данными. Если со мной что-нибудь случится, то и тебе несдобровать, старикан.
      – Убирайся! Убирайся, пока цел! Но если ты думаешь, что Белинда получит от меня хотя бы цент, пока она замужем за тобой, то ошибаешься. Она не получит ничего! И если у нее будет сын от тебя, он тоже ничего не получит. Ни единого цента!
      – Вижу, тебе не по душе проигрывать.
      Эйб выключил магнитофон.
      Белинда сидела в оцепенении: она не могла и не хотела думать, не могла пошевелиться, не могла дышать.
      – На случай, если тебе не вполне понятен разговор на пленке, поясняю: Джек Форд был моим врагом в течение семнадцати лет и использовал тебя, чтобы посчитаться со мной, – заявил Эйб.
      Его слова вернули ей способность мыслить.
      Ложь. Их любовь была ложью. Она подняла к отцу побледневшее как мел лицо.
      – Убирайся! – прошипела Белинда. – Убирайся, мерзавец, пока я… – У нее перехватило горло, и она торопливо отвела глаза. Никогда еще Белинда не ненавидела отца с такой силой.
      – Не тревожься, – проговорил Эйб. – Мы не допустим, чтобы этому паршивцу все сошло с рук. Я посоветуюсь со своими адвокатами и завтра позвоню тебе.
      Она даже не ответила, боясь утратить контроль над собой. Эйб ушел. Услышав, как хлопнула входная дверь, Белинда обхватила себя руками, чтобы унять дрожь.
      А в мозгу вновь и вновь прокручивались его слова:
       Это было гениальное озарение. Я знал, что должен быть какой-то способ отомстить тебе. И вот он нашелся. Очень удачный ход, не так ли?
      Почувствовав позыв к рвоте, Белинда вскочила и помчалась в ванную. И долго стояла, склонившись над холодной фарфоровой раковиной. Джек не знал, что она беременна, но ей теперь все стало совершенно ясно. Его слова эхом звучали в голове:
      Это было гениальное озарение…
      Отомстить тебе…
      Очень удачный ход…
      Гениальное озарение…

      Триумфа победы он не испытывал. Был только холодный панический страх и отвращение.
      «Феррари» Джека свернула к ее дому. Он чувствовал себя очень виноватым, и это злило его. Очень злило. Но Джека довели.
      Он понимал, Глассман сделает ответный ход. При этой мысли Джек похолодел. Глассман попытается воздействовать на Белинду, настроить ее против него. Может, даже запугает дочь. Но с этим он справится. Белинда любит его.
      Хуже всего то, что ему придется сказать ей все начистоту.
      Надо опередить Глассмана.
      Необходимо объяснить Белинде все, прежде чем она узнает правду… и обман.
      Она встретила его у дверей. Было заметно, что Белинда нездорова.
      – С тобой все в порядке? – спросил Джек, протягивая к ней руки.
      Она оттолкнула его руки.
      – Не прикасайся ко мне!
      Он замер . Белинда знает.
      – Что случилось?
      – «Гениальное озарение», – сказала она, и Джек почувствовал, как сердце сжимает холодная рука страха. – «Я знал, что должен быть какой-то способ отомстить тебе. Очень удачный ход, не так ли?»
      Джек в ужасе слушал собственные жестокие слова, слетавшие с ее губ.
      У нее дрогнул голос.
      – «Вижу, тебе не по душе проигрывать».
      – Белинда!.. – в отчаянии воскликнул Джек.
      Она отшатнулась от него и указала на стереосистему:
      – Все записано на пленку – каждое слово. – Белинда взглянула на него карими глазами, которые казались особенно большими и темными на бледном, осунувшемся лице. – Опровергни это, – умоляющим тоном попросила она.
      Джек на мгновение закрыл глаза. О Господи, только не это! Эти слова предназначались для Глассмана, а не для Белинды. Только не это!
      – Не можешь опровергнуть, не так ли? – прошептала она.
      – Белинда, все не так, как может показаться.
      – А ты попробуй опровергнуть! – крикнула она. – Докажи, что женился на мне не для того, чтобы посчитаться с моим отцом! Докажи!
      – Я не хочу больше лгать тебе. Я не могу ничего опровергнуть.
      – Все ложь! – страдальчески произнесла Белинда, и на глазах у нее выступили слезы. – Каждая минута с тобой была ложью!
      – Нет! – возразил Джек. – Не все было ложью.
      Белинда смотрела на него с таким отчаянием, обидой, страданием и надеждой, что Джек почувствовал себя последним негодяем.
      – То, что я хочу тебя, это правда. И ты это знаешь.
      – Вот как? Тебе хочется трахать меня? Ну что ж, приятель, присоединяйся к толпе желающих и занимай очередь в самом конце.
      – Не надо так говорить об этом, Белинда. Я люблю тебя.
      – Не смей говорить о любви! – закричала она. – Я тебя ненавижу. Убирайся отсюда и никогда не возвращайся!
      Джек положил руки ей на плечи, но она вырвалась.
      – Я не хотел причинить тебе боль, Белинда, – хрипло сказал он, и, видит Бог, это было правдой. – Выслушай меня, Белинда. Я не хотел обидеть тебя.
      Она истерически расхохоталась:
      – Как видно, это мой утешительный приз.
      – Давай поговорим, прошу тебя.
      – Нам не о чем больше говорить. – Белинда повернула к нему побледневшее лицо. – Кроме развода.
      Ошеломленный, Джек не сразу пришел в себя.
      – Я не хочу развода.
      – Ах да, я забыла. Чтобы насолить Эйбу, ты никогда не дашь мне развод! Ну так слушай меня внимательно, Джек. Ты ошибаешься, полагая, что я останусь замужем за таким ничтожеством, как ты. Помнишь, я тебе однажды сказала, что кобели идут по дешевке: на пятачок – пучок. Надеюсь, ты не забыл, что я дочь своего отца? Как тебе понравится, Джек, если на тебя ополчится еще один Глассман? – Ее глаза сверкали от гнева. И возможно, от ненависти.
      – Я думал, ты любишь меня. Но если бы любила, то дала бы мне еще один шанс и простила меня.
      Белинда рассмеялась:
      – Ты, наверное, шутишь? О какой любви идет речь, Джек? Это лишь похоть. Как я уже сказала, ты первоклассный кобель. Уверена, в отношении меня ты тоже ошибся.
      Он стиснул зубы.
      – Не отталкивай меня.
      – Нэнси была права! – выкрикнула Белинда. – Ты всего лишь лжец, потребитель и неудачник. Полный неудачник. Убирайся, Джек. Не испытывай судьбу.
      – Значит, ты такая же, как твой отец? – Он повернулся и направился к двери.
      Белинда прошипела ему вслед:
      – Я никогда не прощу тебя.
      – Леди, – насмешливо бросил он, – я наконец одумался. Мне это совершенно безразлично.

      Он не мог не вспоминать.
      Да и хотел ли?
      Ему вспоминалась ее улыбка, когда она впервые сказала, что любит его – робкая и неуверенная, как у ребенка. Ему вспомнилось также, как он сам отреагировал на это… Странное, теплое, всепоглощающее чувство буквально охватило его.
      Ему вспомнился ее смех, когда воздушный змей, запущенный ими, застрял в ветвях дерева, и свой леденящий страх, когда она вскарабкалась за ним чуть не на самую вершину, а он стоял внизу, готовый поймать ее, но проклиная себя за то, что позволил ей лезть за глупой игрушкой…
      Ему вспомнилось, как она выглядела, когда мыла посуду, как они вели нескончаемые споры о политике и метафизике – она верила в прошлые жизни, хотя он пытался объяснить, что это невозможно, – и как она, рассердившись, в конце концов швырнула в него мокрым посудным полотенцем, и с каким энтузиазмом они потом мирились.
      Узнав, что он по гороскопу Близнец, она ужасно расстроилась и, когда он спросил почему, ответила, что у нее роковое влечение к Близнецам, а они все двуликие прожигатели жизни. Потом он поинтересовался: «Как насчет перевоспитавшегося двуликого прожигателя жизни?» – и обнял ее, а она засмеялась – на том спор и кончился.
      А как она плакала над тем фильмом! А он, удивленный этим, держал ее в объятиях, успокаивал и поглаживал.
      Может, именно тогда он и полюбил ее?
      Как горько Джек сожалел, что использовал Белинду, желая посчитаться с Глассманом! Он все переиграл бы, если бы это было в его силах.
      Потом последовал неожиданный звонок от Глассмана.
      – Где она, черт возьми? – грубо спросил Эйб.
      – Наверное, дома. Я не видел ее со вчерашнего дня. – Джек насторожился, услышав голос Глассмана.
      – Белинда не подходит к телефону, – сказал Глассман. – Послушай, приезжай в мой офис со своим адвокатом. Хочу предложить тебе кое-что.
      – Мой адвокат сам позвонит и договорится о встрече с вашим адвокатом. А я занят.
      Глассман издевательски фыркнул:
      – Чем же ты занят? Ковыряешь в носу? – Расхохотавшись, Эйб повесил трубку.
      Джек позвонил Брету Барону, своему адвокату. У того хранилось письмо, содержавшее обвинения против Глассмана, но о содержании его Барон не знал. Ему было дано распоряжение вскрыть письмо и принять соответствующие меры, если с Джеком произойдет несчастный случай или если он умрет насильственной смертью.
      – Узнай, что затевает Глассман, – сказал Джек.
      – Разве это не работа Сандерсона?
      – Нет, Брет. – Джек посвятил адвоката в кое-какие подробности.
      Барон обещал немедленно этим заняться и перезвонить ему. Джек повесил трубку и набрал номер Белинды. Ответил автоответчик: «Привет, это Белинда. Меня сейчас нет дома, но, как только вернусь, я перезвоню вам».
      Джек повесил трубку. Они должны поговорить. Как-никак они женаты. Разве это не дает ему кое-каких прав? Или он потерял эти права, так нагло использовав ее? Джек понимал: лучше переждать несколько дней, чтобы она немного остыла. Но он понимал также, что у него не хватит терпения.
      Уже подъезжая к ее дому, Джек почувствовал, что там никого нет. Тем не менее он позвонил, потом обошел вокруг дома, заглядывая в окна. Нет, пусто. Джек решил ждать.
      Прождав два часа, он уехал. Где, черт возьми, она может быть?
      Он вернулся вечером. Ее все еще не было.
      Джек снова обошел вокруг дома и нашел незапертое окно. Открыв его, он влез внутрь. Он, черт возьми, будет ждать хоть целую ночь – но они должны поговорить.

      Адам пребывал не в самом лучшем расположении духа.
      Он звонил Белинде целую неделю. Она либо не подходила к телефону, либо ее все еще не было в городе, а если так, то не с Фордом ли она?
      Адам снова попытался позвонить Белинде, но безрезультатно. Может, лучше съездить к ней и узнать, вернулась ли она?
      По внутренней связи позвонила его секретарша:
      – Мистер Гордон, на проводе Эйб Глассман. Он говорит, это срочно.
      Адам скрипнул зубами, вынужденный смириться с неизбежным.
      – Я скажу ему, что вы только что вышли из офиса, и приму сообщение, – предложила секретарша.
      – Соедините, – грубо оборвал ее Адам. Мгновение спустя он очень пожалел, что не принял предложения секретарши.
      – Ты победитель или жалкий неудачник, приятель?! – заорал Эйб, не утруждая себя приветствием. Он не ждал ответа на свой вопрос. – Я считал тебя победителем, Адам, но, видно, ошибался. Ты слышал новость?
      – Какую новость? – Адам похолодел от страха.
      – О моей дочери и Джеке Форде?
      Страх сменился ужасом.
      – Моя доченька вышла замуж за Джека Форда!
      Адам утратил дар речи.
      – Ты меня слушаешь? Я был уверен, она в твоей постели и вы делаете мне наследника. А оказалось, все совсем не так. Что, черт возьми, произошло?
      Белинда и Форд. Ему вспомнилась вечеринка у Маджориса и то, как эти двое пожирали друг друга глазами. Ему вспомнилось, как в Аспене Белинда бросила его и ушла с Фордом. А две недели, которые они провели вместе на съемках в Тусоне? Они, наверное, уже тогда трахались?
      – Ну что ж, игра еще не закончена! – злобно бросил Эйб. – Я уничтожу этого жалкого актеришку, не сомневайся. И уж тогда, Адам, лови свой шанс. Понял?
      – Понял.
      Глассман повесил трубку.
      Выйдя из транса, Адам бросил трубку с таким грохотом, что она треснула. Кем себя возомнила эта сучка? Решила поставить его в дурацкое положение? Лишить шанса стать совладельцем империи Глассмана?
      Он был ослеплен яростью и ненавистью.
      Ему хотелось крушить все вокруг. Но Адам взял себя в руки и начал обдумывать план мести.

      – Думаю, она на озере Тахо, – сказал Питер Лансинг.
      Джек терял голову. В ту ночь Белинда не вернулась домой. Он был уверен: она с каким-нибудь парнем, чтобы досадить ему. Прошло три дня, и Джек был вне себя от ревности.
      – Тебе не удалось найти ее?
      – Я поеду туда и начну поиски. Белинда уехала на джипе и взяла с собой собаку. Судя по тому, что мне удалось выяснить, она отправилась на Тахо. Кстати, прихватила с собой лыжи.
      – Я поеду с тобой.
      – Это может занять несколько дней, – предупредил Лансинг.
      – Я еду, – упрямо повторил Джек. – Как-никак она моя жена.
      Лансинг пожал плечами.
      Прошло четыре дня с тех пор, как Джек ходил к Глассману, и с тех пор, как Белинда сказала, что ненавидит его. Четыре бесконечно долгих дня. Джек не мог спать, не мог ничем заняться. Необходимо отыскать ее и объясниться. Необходимо все исправить. И Джек это сделает.
      Пока летели до Тахо, он думал о предложении Глассмана и ничуть не сожалел о том, что отказался. Глассман предложил освободить его от контракта с «Северной звездой» в обмен на моментальный развод. Барон ни о чем не спрашивал, но Джек видел, что в голове у него вертелась дюжина вопросов. Джек приказал ему отказаться. Барон так и сделал.
      У него не было ни малейшего искушения согласиться.
      Барону Джек сказал, что разрывает контракт с «Северной звездой».
      Да, он знал, что его затаскают по судам, но пора все расставить по своим местам. Пока столкнуться с этим негодяем в лобовой атаке и сразиться не на жизнь, а на смерть. На его карьере поставлен крест, что ему теперь терять? Ответ был прост. Белинду.
      Если он уже не потерял ее.
      Джек знал, что она, судя по всему, не любит отца и не одобряет его поведения, однако не имел представления о том, как Белинда отнесется к открытой битве с Глассманом, особенно после всего случившегося. Барон предупредил, что «Северная звезда» предъявит иск и выиграет дело, но когда откроются все обстоятельства, окончательный расчет будет не так уж плох. Но расчет расчетом, а вот захочет ли иметь дело с Джеком другая студия – это еще вопрос.
      Сандерсону пришла в голову гениальная мысль.
      – Мы обратим неудачу себе на пользу, Джек, – сказал он.
      Джек не сразу понял, что он имеет в виду.
      – Я имею в виду пиар. Ты здесь выступаешь в роли жертвы, а публика сострадает жертвам несправедливости. Джек Форд, бедный парень, который так старается пробиться в жизни, раз за разом терпит поражение от ополчившегося на него магната, почти мафиози, который однажды чуть не убил его! – объяснил возбужденный Сандерсон. – А твои отношения с Белиндой, Джек, это уже любовная история! После всего, что сделал с тобой Глассман, ты и Белинда полюбили друг друга. История Ромео и Джульетты! – торжествующе воскликнул Сандерсон.
      – Не впутывай ее в это, – печально отозвался Джек. – Она терпеть меня не может. И я понимаю ее.
      – А ты не мог бы пустить в ход знаменитое личное обаяние прежнего Джека Форда? – спросил Сандерсон.
      – Нет! – резко бросил Джек.
      – Джек, – сказал Барон, – я должен знать все о твоих отношениях с Глассманом, чтобы ему не удалось неожиданно для меня извлечь на свет какой-нибудь порочащий тебя факт. Не забудь, когда заварится эта каша, игра будет грязной, поэтому мы должны быть готовы ко всему.
      – Если тебе нужно, Брет, я могу рассказать даже, сколько раз в день мать меняла мне пеленки.
      Барон улыбался, как кровожадный генерал перед началом сражения.
 
      – Мелоди, записывай.
      Мелоди, с ручкой и блокнотом наготове, кивнула.
      Час назад, когда Джек сказал Барону, что уезжает на озеро Тахо в поисках своей жены, тот уже не улыбался.
      – Ты нужен нам здесь, черт возьми! – воскликнул он. – Это очень важно!
      – Я верю тебе, Брет. Я заранее согласен со всем, что ты решишь.
      Брет сердито повесил трубку.
      Джек хотел бы полностью сосредоточиться на «Северной звезде» и Эйбе Глассмане, но не мог.
      Джек не мог сосредоточиться ни на чем, пока не найдет Белинду.
      У него нет выбора. Он должен выложить ей все начистоту.
      Джек не мог смириться с тем, что она его ненавидит. Он хотел лишь получить возможность объяснить все, заставить ее понять.
      Только этого он и хотел.

      – Почему ты так редко улыбаешься, красавица?
      Она сердито взглянула на него:
      – Шел бы ты своей дорогой, приятель.
      Белинда бросила на заднее сиденье джипа лыжи, а следом за ними и палки. Она увидела удаляющуюся спину молодого мужчины, под ногами которого похрустывал снежок, и, конечно, подумала о Джеке.
      Своем муже.
      И ей захотелось плакать, но она сдержалась.
      Будь она проклята, если прольет из-за него хоть слезинку! Джек не стоит ее слез! Она с грохотом подняла задний откидной борт джипа, села на водительское место, нащупала ногами низкие меховые сапожки и, сбросив лыжные ботинки, сунула в них ноги. Белинда не глушила мотор, и в машине было тепло и уютно.
      Она немного посидела с закрытыми глазами, откинувшись на спинку. Как обычно, Белинда накаталась на лыжах до полного изнеможения, и теперь каждый мускул ее тренированного тела молил об отдыхе. И еще она страшно проголодалась. Белинда выехала со стоянки.
      Она пересекла Скво-Вэлли, направляясь к маленькому коттеджу, который здесь снимала, и обдумывала по дороге, не позвонить ли ей Лестеру. Как-никак она профессионал – вдруг им понадобилась в связи с ее работой какая-то помощь? Что, если решили возобновить съемки «Возмущения»? Конечно, Белинда не готова возвратиться в Лос-Анджелес, пока Джек находится там. Негодяй. Но ему, судя по всему, совершенно безразлично, где она. Так что если Белинда вернется, им не придется даже видеть друг друга.
      Ей не верилось, что Джек так жестоко использовал ее. Права была Нэнси – еще как права! Она, Белинда, Королева – пожирательница мужских сердец, очертя голову бросилась в объятия какого-то развратного актеришки! Нет, не просто бросилась в объятия, а по уши влюбилась в него! В самовлюбленного, манипулирующего людьми бабника. Невероятно! Но правда.
      Их отношения опутаны ложью.
      Рано или поздно Белинде придется вернуться в реальный мир, где ее ждет много испытаний, в том числе и развод. Господи! Она не готова к этому! Пока не готова.
      Но о ребенке Белинда никогда не скажет. Никогда.
      Она вспомнила о том, как вчера на ее пороге появился какой-то репортер. Господи, что все это значит? Белинда ни на минуту не поверила, что Джек был связан с порно. Но даже если и так, то это было в прошлом и касалось его одного – и никого больше. Белинде, конечно, безразлично, что его именем пестрят заголовки газет – какое ей до этого дело?
      Неужели он действительно был вчера вечером с Донной Милз?
      «Не смей думать об этом!» – убеждала она себя.
      Свернув на подъездную дорожку к коттеджу, Белинда не заметила, что из трубы вьется дымок.
      Ей навстречу с радостным лаем бросился лабрадор. Глубоко засунув руки в карманы, Белинда осторожно поднялась по обледеневшим ступеням и открыла незапертую дверь. У нее замерло сердце.
      – Привет, – очень серьезно сказал Джек, стоявший посреди небольшой гостиной перед пылающим камином.
      Белинда на мгновение утратила дар речи. Она обрадовалась его присутствию, к своему ужасу сознавая, что любит этого мерзавца, несмотря на все его вранье. Белинда постаралась овладеть собой.
      – Как, черт возьми, ты узнал, что я здесь? – сердито спросила она.
      – Помог частный детектив. – Джек не сводил с нее зеленых глаз.
      Она указала на дверь:
      – Уходи. Сию же минуту! Пока я не позвала полицию!
      – Я хочу поговорить с тобой, Белинда.
      – По-моему, все было сказано. С меня хватит! – Она схватила телефон.
      Джек подошел сзади и накрыл своей рукой маленькую руку Белинды, когда она начала набирать номер.
      – Не надо, – тихо попросил он.
      Его прикосновение поразило ее, как разряд тока, и она отскочила от него.
      – Черт тебя побери!
      – Полно, Белинда! – Взяв за руку, Джек подвел ее к кухонному столу. – Я буду говорить, а ты слушай.
      Белинда вырвалась из его рук.
      – Ладно, даю тебе пять минут. – Она тяжело опустилась на деревянный стул и уставилась на поверхность стола.
      – Я никогда не хотел причинить тебе боль, Белинда. Поверь мне.
      – Ты заставил меня влюбиться в тебя, чтобы свести счеты с моим отцом, а теперь убеждаешь меня, что не хотел причинить мне боль?
      – Наверное, я не продумал все до конца. Я не ожидал, что он запишет наш разговор на пленку. Эти слова предназначались для него, а не для тебя.
      Белинда хотела презрительно фыркнуть, но вместо этого получилось что-то похожее на всхлипывание. Джек накрыл рукой ее руки. Она попыталась вырваться, он не отпустил ее.
      – Я люблю тебя, – тихо сказал Джек. – Я не хотел влюбляться в тебя, но влюбился…
      Белинда вырвала у него руки и вскочила.
      – Как ты смеешь! – крикнула она. – Как ты смеешь продолжать лгать мне?
      Джек тоже поднялся.
      – Я не лгу! Наверное, я влюбился в тебя с первого взгляда, но просто не решался признаться себе в этом, Белинда! Черт возьми, мне трудно говорить, когда ты стоишь, повернувшись ко мне спиной!
      – Не знаю, зачем ты затеял этот разговор. Не для того ли, чтобы набрать дополнительные очки в игре против Эйба? – К ужасу Белинды, голос у нее дрожал.
      – Нет-нет! – Усевшись рядом с ней на небольшую кушетку, Джек взял ее за плечи и повернул к себе лицом. – Белинда, прости меня. Я очень люблю тебя и жалею о том, что сделал.
      – Твои пять минут почти истекли, Джек.
      – Значит, их будет десять! Сиди спокойно и слушай – слушай, черт побери, иначе я никогда не уйду.
      Белинда стиснула зубы и уставилась в пол. Джек взял ее сцепленные руки.
      – Семнадцать лет назад я работал у твоего отца в Нью-Йорке.
      «Начало многообещающее, – подумала она. – Интересно, скажет ли он наконец правду?»
      – Я работал у него шофером. Мне был двадцать один год, и я вынужден был подрабатывать, изучая актерское мастерство.
      Белинда слышала громкие удары своего сердца.
      Джек встал и, махнув рукой, воскликнул:
      – Все это было семнадцать лет назад!
      Белинда не шевельнулась.
      – Белинда, твоя мать была одинока и прекрасна, а мне был двадцать один год, и такого похотливого парня свет еще не видывал. Я даже не помню, как это случилось, но это был естественный ход событий, все вело к тому. А для меня, уличного мальчишки, это было сбывшейся мечтой.
      – Что было сбывшейся мечтой, Джек?
      – То, что мы с твоей матерью сблизились. У нас была интрижка. Она длилась всего пару недель. И было это семнадцать лет назад.
      Белинда сквозь слезы пристально взглянула на него.
      – В тебе заговорила совесть? – с горечью спросила она. – Или это потому, что ты приперт к стенке и не можешь придумать очередную ложь в свое оправдание?
      – Белинда…
      – Я все это знаю, Джек. Я узнала об этом в тот вечер, когда мы впервые встретились на вечеринке у Маджориса. Нэнси мне все рассказала. Именно поэтому я не пришла на встречу с тобой в тот вечер.
      – И ты вышла за меня замуж, зная, что я скрываю от тебя это?
      – Нэнси предупреждала меня! Она говорила, что ты используешь меня и причинишь мне боль – так и случилось! Она ждала тебя, Джек, когда лежала в больнице – униженная, больная, одинокая. Эйб тогда возненавидел Нэнси, потому что она потеряла его ребенка. А ты даже ни разу не навестил ее – хотя бы не как любовник, а просто из человеческого сочувствия. Или тебе неведомо сочувствие?
      – Я ничего не знал.
      – Как ты мог ничего не знать?
      Джек схватил ее за руки и притянул к себе.
      – Я не мог знать об этом. Слушай меня. Твой отец узнал о нас. – Он замолчал, чтобы перевести дух. – Белинда, понятия не имею, все ли тебе известно о твоем отце, но ты взрослый человек – и моя жена, – так что я не стану опускать подробности, чтобы пощадить твои чувства. Я по его приказанию развозил по определенным адресам взятки – грязные деньги. Конверты с деньгами, предназначенными для подкупа. В них было вложено по пятьдесят тысяч, иногда даже больше. Однажды вечером, после того как ты застала нас с твоей матерью, Эйб послал меня отвезти конверт в Куинз. Это была ловушка. Меня там почти до смерти избили латунными кастетами. Сломали нос, челюсть, отбили почки и разорвали селезенку. Я провалялся в больнице полгода. Вот почему я не навестил твою мать, Белинда.
      – О Господи! – Белинда была ошеломлена.
      – Это был конец июля семьдесят первого года. Я никогда не забуду этого времени. Но у этой истории есть продолжение.
      Белинда, обхватив руками колени, сидела на кушетке, напряженная, боясь пропустить хоть слово. Джек продолжал:
      – Когда я вышел из нью-йоркской больницы, твой отец позаботился о том, чтобы я не нашел работу – даже места официанта. У меня не было денег, не было крыши над головой. По его милости я оказался на улице. У меня не было выбора. Я встречался с женщинами – богатыми, много старше меня. Они мне платили. Заработав таким образом, я добрался до Лос-Анджелеса. В Лос-Анджелесе история повторилась. Я был молод, голоден и обладал привлекательной внешностью, которая позволяла мне заработать на кусок хлеба. Я работал в так называемой эскорт-службе, но работа эта была всегда связана с сексом. Мне это не нравилось, но я не позволял себе задумываться над этим. Были бы выпивка и наркотики, а в таком состоянии все женщины казались мне привлекательными. В конце концов я оказался в лечебнице, где быстро пришел в себя. Я встретил своего менеджера, Мелоди, она нашла мне агента Сандерсона. С его помощью я получил свою первую роль. – Джек замолчал и повернул Белинду к себе. – Ты меня слушаешь?
      – Да.
      – Это была главная роль в сериале. Она сразу же принесла славу, успех. Ну, ты все это знаешь. Когда сериал перестал сниматься, я заключил эксклюзивный контракт на участие в трех фильмах с «Северной звездой». Моя первая роль получилась превосходно. «Беренджер». Потом Глассман прибрал «Северную звезду» к рукам. Белинда, твой отец, чтобы навредить мне, запретил выпускать на экраны превосходный фильм. Он потерял на этом несколько миллионов. И все с одной целью – уничтожить меня. И это не домыслы. Я, не выдержав, спросил у него самого, и он признался в этом.
      Белинда в полном изумлении смотрела на него.
      – Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Джек. – Этот человек – ненормальный. Ведь он делает это не только потому, что я спал с его женой семнадцать лет назад. В то время я даже не знал, что она беременна. Нэнси не сказала мне. Все из-за выкидыша, это был мальчик, и Глассман почему-то обвиняет меня, утверждая, будто я убил его сына!
      Белинда молчала.
      – Прекращены съемки «Возмущения», – сказал он, и Белинда ахнула от неожиданности. – Да, Белинда, это решено окончательно и бесповоротно, Эйб сам сказал мне. Он так хочет уничтожить меня, что не остановится ни перед чем – даже если при этом пострадает его дочь. А я связан по рукам и ногам эксклюзивным контрактом с «Северной звездой». Не снявшись у них еще в двух фильмах, я не имею права работать в другом месте. А Эйб не допустит, чтобы я снялся хотя бы в одном фильме для «Северной звезды». Это означает одно: на моей карьере можно поставить крест. Я собираюсь расторгнуть контракт и заключить другой – на съемки в каком-нибудь телевизионном сериале, теперь это единственная работа, которую мне удастся получить. Пока об этом еще никто не знает, и мой адвокат убьет меня, если пронюхает, что я рассказал об этом тебе.
      Он горько рассмеялся и продолжил:
      – «Северная звезда» начнет против меня судебное преследование. Насколько я понимаю, терять мне нечего. Если я не буду бороться, мне конец. Мы надеемся привлечь к этой грязной истории внимание общественности. Во мне увидят жертву несправедливости и сделают из меня героя, и моя звезда снова засияет на небосклоне. Но чтобы это получилось, надо быть во всеоружии и драться с Эйбом не на жизнь, а на смерть. Придется пустить в ход все средства и ничего не скрывать.
      Их взгляды встретились. Если бы не железная воля Белинды, если бы она не заставила себя вспомнить о лжи, которая опутала их брак, и не сказала себе, что это, возможно, новый поворот все той же игры, она склонилась бы к Джеку, положила голову ему на плечо и обняла его. Но вместо этого Белинда встала с кушетки.
      Джек с надеждой взглянул на нее:
      – Ты не хочешь мне что-нибудь сказать?
      – Хочу. – Белинда повернулась к нему. – Дверь находится там. До свидания, Джек.
      – Белинда, я хочу вернуть тебя!
      Не глядя на него, она подошла к двери и открыла ее.
      – Прости меня, – сказал он. – Значит, ты даже не подумаешь об этом?
      Белинда не ответила, не посмотрела, как Джек выходит из двери, не подняла глаз, когда он помедлил, давая ей возможность ответить. Она не могла этого сделать.
      И не сделала.

      Стоя в очереди к кассе в местном супермаркете, Лансинг неожиданно заметил на стенде выставленную на самом видном месте газету с огромной фотографией Джека Форда. Вглядевшись повнимательнее, он прочел заголовок: ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ ДЖЕКА ФОРДА – ПОРНОЗВЕЗДЫ.
      Выругавшись себе под нос, Лансинг схватил со стенда газету и прочел статью. В газете порочащих фотографий больше не было, зато в журнале под названием «Хард таймс» они занимали десяток страниц. Несколько фотографий была напечатаны в журнале «Плейгерл». Статья была посвящена тому периоду жизни Джека, когда он был порнозвездой, до того, как его пригласили сниматься в сериале. В статье говорилось также, что жена Джека, с которой он тайно обвенчался две недели назад, пришла в ярость, узнав о его прошлом, покинула мужа и уже подала на развод. Статья сопровождалась фотографией Белинды Глассман.
      Выйдя из супермаркета, Лансинг купил в киоске оба журнала. В «Плейгерл» Джек был изображен один, голый и с внушительной эрекцией. Фотографии в «Хард таймс» были еще более бесстыдными и разнообразными: Джек с одной, а то и сразу с двумя женщинами демонстрирует самые разнообразные способы совокупления, а в довершение ко всему – Джек с мужчиной. Хотя сам акт содомии не был показан, но он подразумевался.
      Лансинг пришел в бешенство.
      Как частный детектив, он не верил в совпадения.
      Поскольку эти кадры видеопленки долгие годы пролежали на полке и всплыли на поверхность только после того, как он выкрал пленку для Мелоди, напрашивался всего один логический вывод.
      Нарушая все ограничения скорости, Лансинг вел машину к офису Джека. Он явился без предварительного звонка. Мелоди, сидевшая за столом в приемной, удивленно взглянула на него.
      Лансинг швырнул на ее стол газету и журналы.
      Она перевела взгляд на них.
      – Твоих рук дело? – спросил Питер.
      Мелоди широко распахнула невинные глазки:
      – Не понимаю. Что ты имеешь в виду?
      – Если ты к этому не причастна, это невероятное совпадение, бэби!
      – О чем ты, Питер?
      – Я выкрал по твоей просьбе видеокассету. Чтобы защитить Джека – как ты сказала! – орал он. – А через несколько дней эти фотографии красуются по всему городу! Почему, Мелоди? Почему?
      Она отодвинула стул и поднялась, побагровев от ярости. Питер удивился: перед ним стояла совершенно незнакомая женщина – такой он ее никогда не видел.
      – Убирайся, Питер! Я не намерена выслушивать все это!
      Потрясенный Питер инстинктивно попятился.
      – Убирайся! – прошипела она.
      – Ах ты, сучка, значит, это все-таки твоих рук дело?
      – Да! Я продала кассету Эйбу Глассману.
      – Но почему? Как ты могла? Я-то думал, что Джек твой друг.
      – Я ненавижу его! – заявила она. – Он эгоистичный мерзавец. Джек получил то, что заслуживает. Кстати, я ничего не выдумала – все это правда!
      Мелоди была безобразна в своем злорадстве.
      Лансингу стало противно. Противно, потому что его бессовестно использовали и он стал орудием сведения счетов с другим человеком.
      Питер направился к двери, ведущей в офис Джека.
      – Куда это ты идешь? – крикнула Мелоди.
      Он не ответил ей. Ему было тошно видеть ее. Лансинг постучал.

      Казалось, больше ничто не имело значения.
      Джек равнодушно взглянул на обложку журнала под названием «Хард таймс». Так же равнодушно посмотрел на свое изображение – где был лет на десять моложе, но, несомненно, это он, голый, с очень сильной эрекцией, склонился над роскошным телом какой-то женщины, тогда как другая сексапильная кошечка с полуоткрытым ротиком прижимала пышные груди к его ягодицам.
      Он не знал, кто прислал ему эти журналы, да и не очень интересовался этим.
      Сейчас Джек думал об одном: Белинда вернулась в Лагуна-Бич.
      Он не сомневался в этом. Он не разговаривал с ней, но звонил несколько раз. Правда, ему каждый раз отвечал автоответчик, но обращения Белинды звучали по-разному. Значит, она вернулась. Последний раз Джек виделся с ней более недели назад. Он с горечью рассмеялся.
      Хотелось бы ему знать, что она думает. Неужели Белинда все еще ненавидит его? Или, возможно, она теперь ненавидит его еще больше, поскольку он активно включился в судебный процесс против «Северной звезды», который, как знала Белинда, был всего лишь предлогом для того, чтобы принять вызов ее отца и сразиться с ним не на жизнь, а на смерть?
      Если бы она вернулась, а ему было бы все равно.
      Если бы Джеку захотелось уложить к себе в постель ту бимбо, которая липла к нему вчера вечером.
      Если бы… если бы… если бы…
      В дверь постучали.
      – Войдите, – сказал Джек.
      Вошел Питер Лансинг, за которым по пятам следовала Мелоди. Лица у обоих были злые.
      – Что происходит? – спросил Джек, с радостью отвлекаясь от своих мыслей.
      – Джек, не знаю, как тебе сказать…
      – Что происходит? – повторил Джек.
      – Мелоди попросила меня об одной услуге: выкрасть у Барта Шелли видеокассету, на которую снимали тебя. По ее словам, она хотела защитить тебя и попросила не говорить об этом тебе, чтобы не тревожить. На днях я передал ей видеокассету. – Лансинг выразительно взглянул на письменный стол Джека, где лежали раскрытые журналы.
      Джек проследил за его взглядом.
      Мелоди тоже.
      Все трое молчали.
      – Я что-то не понимаю. – Джек озадаченно взглянул на Лансинга, потом на Мелоди.
      – Это не совпадение. – Лансинг бросил суровый взгляд на Мелоди.
      Джек, совершенно ошеломленный, тоже посмотрел на нее.
      – Я все-таки не понимаю…
      Мелоди с вызовом шагнула вперед.
      – Давай, выкладывай ему остальное, – злобно сказала она. – Я продала видеокассету Глассману, Джек.
      Он не верил своим ушам.
      – А теперь я ухожу! – заявила Мелоди, нарушив тягостное молчание.
      – Ты… продала кассету… Глассману?
      – Да. – На ее глазах выступили слезы. Однако это были не слезы раскаяния. Это были злые слезы.
      И тут Джек понял: предательство! Еще одно предательство.
      Мелоди повернулась и ушла.
      Джек опустился на стул и взглянул на Лансинга.
      – Почему она это сделала?
      Лансинг пожал плечами:
      – Она любила вас.
      – Любила меня? Но я тоже любил ее. Мелоди была моим лучшим другом. Как она могла так поступить со мной?
      – От оскорбленной женщины можно ждать чего угодно. Я очень сожалею, Джек.
      Джек сидел опустив голову. Он слышал, как ушел Лансинг. Зазвонил телефон, и Джек моментально поднял трубку.
      – Черт возьми, Джек! – сказал Брет Барон. – Ты видел газеты? Это не фальсификация?
      – Я получил газеты.
      – Господи, неужели это еще не все?
      – Думаю, Господь не имеет к этому никакого отношения.
      – Как ты можешь шутить, Джек, когда на десятой странице красуется твоя фотография с возбужденным членом длиной в десять дюймов?
      – Чего ты от меня хочешь?
      – Час твоего времени – желательно сейчас же.
      – Ладно, – без особого энтузиазма ответил Джек.
      Последовала пауза. Потом снова заговорил Барон:
      – Это правда? Потому что если это правда, то нам придется еще и с этим дерьмом разбираться.
      – О чем ты?
      – О том, что ты женился на Белинде, а она бросила тебя из-за участия в порносъемках! Об этом написано в «Репортере».
      – Нет, это неправда! – Джек швырнул трубку. Он не позволит втянуть во все это Белинду…
      Мгновение спустя Джек уже бежал к «феррари». В киоске на углу он купил «Репортер» и быстро пробежал глазами статью. Джек дочитал до абзаца, где говорилось о том, что у его жены брали интервью. У Джека сжалось сердце. Потом его охватила мрачная решимость. Он должен объясниться.
      Должен.

      Вопреки предположениям Белинде некоторые фотографии очень понравились.
      Особенно в «Плейгерл».
      Джек выглядел там великолепным самцом.
      Снимки возбудили в ней гнев.
      Белинда позвонила отцу, но ей сказали, что он в Лас-Вегасе. Черт бы его побрал! Она знала, что эта публикация – его рук дело. Иначе и быть не могло. Как он смеет! Как смеет Эйб нападать на Джека!
      Это несправедливо.
      Джек ничего подобного не заслуживал.
      И этим подтверждалось то, что все отвратительные вещи, которые Джек рассказывал о ее отце, были правдой! Выходит, Эйб маньяк. Насколько помнила Белинда из курса психологии в колледже, для определения человека, лишенного каких бы то ни было моральных принципов и преследующего исключительно личные цели, имеется специальный термин: социопат. Психическое заболевание. Социопаты убеждены: все, что они делают, имеет оправдание. Даже избиение до полусмерти молодого мужчины. Даже разрушение карьеры того же человека семнадцать лет спустя.
      Господи! Что же ей делать?
      Белинда, чуть не плача, ходила из угла в угол. Она то и дело посматривала на телефон. Ей хотелось позвонить Джеку. Мужу. Разве она не имеет права? Но Белинда не могла. Гордость не позволяла.
      Не то чтобы ей хотелось с ним помириться…
      Ей так не хватало Джека! Она просто спросит его как бы мимоходом, по-дружески, все ли у него в порядке.
      Но Джек такой самоуверенный. Он наверняка решит, что она сдается.
      Ну что ж, пора признать, что так оно и есть.

      Белинда выпустила пса гулять, и он с радостным лаем носился по пляжу, иначе она сразу же услышала бы, что кто-то звонит в дверь.
      Белинда неохотно направилась к двери. Только посетителей ей сейчас и не хватало!
      На пороге стоял Адам Гордон.
      Она изумленно взглянула на него.
      Он был в ярости.
      Белинда отступила назад.
      – Адам?
      Она была не готова к удару. Особенно к сокрушительному. Адам ударил ее по лицу с такой силой, что сбил с ног, и Белинда упала навзничь в прихожей. Из носа хлынула кровь.
      – Сучка!
      Она хотела убежать и уже поднялась на колени. Адам рывком схватил ее за волосы и грубо притянул к себе. Белинда вяло хлопнула его по щеке, но удар скользнул по челюсти.
      Он больно вцепился пальцами в ее лицо.
      – Богатая сучка!
      Белинда до крови расцарапала ему лицо ногтями.
      Схватив Белинду за запястье, Адам заломил ей руки за спину и прижал к себе. Почувствовав, что он возбужден, Белинда пришла в ужас.
      – Адам, прошу тебя! Я ничего не понимаю. – Она не узнала свой голос, настолько жалобно он звучал от страха.
      Он приблизил к ней свою физиономию.
      – Я! Предполагалось, что это буду я!
       Заставь его говорить.
      – Ты? А что предполагалось?
      – Предполагалось, что я женюсь на тебе.
      Белинда не лишилась чувств. Но овладела собой. Сосредоточилась. Сколько же в нем ненависти!
      – Н-но, Адам. Ведь мы с тобой всего лишь встречались…
      – Мы с твоим отцом все спланировали. Я должен был стать его зятем.
      – Ты делаешь мне больно, – заметила Белинда.
      – Так и надо.
      – Адам, мы с Джеком разошлись. Брак был ошибкой. Наверняка тебе известно о том, что мы разошлись!
      – Лживая шлюха! – прошипел он, повалив ее на пол.
      Не может быть, чтобы это происходило на самом деле. Адам перехватил одной рукой ее запястье, а другой начал расстегивать джинсы.
      Белинда вырывалась, но силы были неравны.
      – Нет! Нет, мерзавец! – кричала она, пока крик не перешел в рыдание.
      – Сучка. Проститутка. Шлюха. – Адам снова ударил Белинду, но ей удалось вовремя увернуться.
      На ней были очень узкие джинсы. Он выругался, потому что ему никак не удавалось спустить их одной рукой. Адам отпустил на мгновение ее запястья и двумя руками спустил джинсы. Воспользовавшись тем, что он освободил ее руки, Белинда нацелилась ему в глаза острыми ноготками.
      Но промахнулась, потому что Адам нагнулся.
      Спустив с нее джинсы, он отшвырнул их.
      Пока Адам возился с джинсами, Белинда нанесла ему коленом ощутимый удар под подбородок. Послышался треск. Он застонал. Она откатилась в сторону и попыталась на четвереньках уползти от него. Адам схватил ее за щиколотки и рывком приподнял ноги, так что Белинда сильно ударилась подбородком о сосновые доски пола. Он содрал с нее трусики.
      Она почувствовала, как к ягодицам прикасается его напряженный пенис. Потом его рука скользнула между ягодиц и его пальцы вторглись в анальное отверстие.
      Белинду охватил ужас…

      Когда Джек свернул на подъездную дорожку к коттеджу Белинды, оттуда выезжал «мерседес». За рулем был Адам Гордон. Он сразу узнал его.
      Джек выключил зажигание и некоторое время сидел, не выходя из машины. Его охватила невыносимая ревность. Черт с ней! Он включил зажигание и дал задний ход. Потом помедлил, снова вернулся на стоянку, выключил мотор и выскочил из машины.
      Он имеет полное право поговорить с Белиндой. Они женаты, не так ли?
      Джек взбежал по ступенькам. Черный пес с лаем подбежал к нему, вынырнув откуда-то из-за дома.
      – Привет, приятель, – сказал Джек и протянул руку.
      Пес перестал лаять и завилял хвостом, ожидая его у двери. Джек не постучал. Дверь была распахнута настежь.
      Белинда лежала ничком на полу между прихожей и гостиной.
      На ней были только рубашка и носки.
      – Белинда, что?.. – закричал Джек и опустился рядом с ней на колени.
      Он заметил, что ее лицо побагровело и распухло. Под носом запеклась кровь.
      – О Господи, – бормотал он, гладя ее спину. – Это я, любовь моя.
      Она застонала и отвернулась от него.
      Джек наклонился, обхватил ее руками и зарылся лицом в волосы.
      – Теперь все будет хорошо, Белинда! Это я, Джек. Белинда? Что с тобой произошло, любимая?
      Она не ответила, а только тихо и жалобно заскулила, словно маленький щенок, которому страшно и больно.
      Джек вскочил, вызвал по телефону полицию и «скорую помощь», потом, схватив плед с дивана, просунул его под Белинду. Заметив кровь между ее ног, Джек рассвирепел. Он убьет этого Адама Гордона!
      – Белинда? Это сделал Адам?
      Она впервые взглянула ему в глаза, кивнула и попыталась что-то сказать, но издала лишь жалобный стон. Потом приподнялась и прижалась к нему. Джек покачивал ее, уговаривая, как ребенка:
      – Все будет в порядке, дорогая. Все пройдет. – Он почувствовал, что она дрожит.
      – Джек…
      – Что, дорогая? – Он прижимал ее к себе, бормоча всякие пустяки тихим, теплым голосом, но не переставая при этом думать, что непременно убьет Адама. Чем скорее, тем лучше. Но только не сейчас. Сейчас он не мог оставить Белинду.
      – Джек… ребенок.
      Он подумал, что неправильно понял то, что она сказала.
      – Наш ребенок, – повторила она. – Я не хочу потерять нашего ребенка. – Белинда заплакала.
      У него замерло сердце. Потом начало так бешено колотиться, будто он сделал сумасшедший рывок на беговой дорожке к олимпийскому золоту.
      – Белинда, почему ты не сказала мне?
      Она плакала, уткнувшись лицом в его грудь.
      Джек был ошеломлен. Потом его охватил ужас, ведь он своими глазами видел кровь… Где эта чертова «скорая помощь»? Почему не едет? Господи, Белинда может потерять ребенка!
      Они наконец приехали. С ними вместе подъехали две патрульные машины.
      – Думаю, у нее выкидыш, – в отчаянии сказал Джек санитарам.
      Они не удостоили его ответом. Полицейские задали несколько вопросов. Белинда, когда ее укладывали на носилки, вцепилась в руку Джека:
      – Поедем вместе со мной.
      Взбешенный Джек сказал полицейским:
      – Это сделал адвокат из Лос-Анджелеса по имени Адам Гордон.
      Он поехал с Белиндой в заднем отсеке санитарной машины, держа ее за руку и обдумывая пытки, которым подвергнет Адама Гордона, прежде чем убить. И молясь за невинную душу их ребенка. Белинду ввезли на каталке в приемный покой больницы южного побережья, и она исчезла в глубине коридора, а ему не разрешили следовать за ней.
      – Но я хочу пойти с ней! – закричал Джек санитарке, преградившей ему путь.
      – Боюсь, туда нельзя, – заявила миниатюрная санитарка. Очевидно, узнав Джека, она с благоговением уставилась на него.
      – Это моя жена! Я хочу быть с ней! Что происходит? – возмущенно кричал он.
      – В приемный покой нельзя, мистер Форд, – объяснила санитарка с профессиональным спокойствием. – Доктор Пейдж сделает все возможное, чтобы спасти вашего ребенка.
      Джек выругался.
      – Успокойтесь, мистер Форд, – сказал лейтенант полиции Перес. – Присядьте, пожалуйста. Я должен задать вам еще несколько вопросов.
      Джек уселся на стул.
      – В случаях изнасилования необходимо следовать определенной процедуре. Ваша жена не мылась после этого, не так ли?
      – Нет, черт возьми, что за дурацкие вопросы? – Джек возмущенно вскочил на ноги и начал ходить из угла в угол.
      – Полицию вызвали вы? – спросил Перес.
      – Да.
      – Сразу же, как только увидели ее?
      – Да.
      – Где вы нашли жену?
      Джек рассказал ему, не сводя взгляда с коридора, по которому увезли Белинду.
      – Она была одна?
      – Да.
      – А где находились вы после полудня?
      – В своем офисе.
      – То есть здесь, в городе?
      – Нет, в Лос-Анджелесе.
      – Понятно. Вы обычно приезжаете домой в середине дня?
      Джек пристально взглянул на него.
      – Что, черт возьми, происходит? К чему эти глупые вопросы?
      – Мистер Форд, я лишь выполняю свою работу. Прошу вас ответить на вопрос.
      Джек стиснул зубы.
      – Я не живу вместе с Белиндой – с моей женой – в Лагуна-Бич. Я живу в Вествуде.
      – Понятно. Что вы там делали?
      – Она моя жена… я приехал к ней. – Джек едва сдерживал ярость. – А вы допрашиваете меня здесь, тогда как этот мерзавец насильник разгуливает на свободе! Я правильно понимаю?
      – Адама Гордона привезут на допрос, – сказал Перес. – Вы разошлись с женой?
      – Да. Но если вы полагаете, что я изнасиловал и избил свою жену, то ошибаетесь.
      – Я этого не говорил. Был ли кто-нибудь вместе с вами в вашем офисе после полудня?
      – Да, – сердито буркнул Джек. – Моя секретарша.
      Перес записал ее имя.
      – Извините, но мне необходимо получить информацию. В каких отношениях находится ваша жена с Адамом Гордоном?
      – Не знаю, – напряженно ответил Джек.
      Перес взглянул на него с сочувствием.
      Джеку хотелось как следует треснуть кулаком этого болвана. Но он сдержался и ответил на остальные вопросы. Ожидание тянулось бесконечно. Им овладела тревога. Прошло уже более полутора часов. Как там Белинда? Господи, лишь бы с ней все было в порядке!
      Прошло еще тридцать минут, и появилась докторша в белом халате, которая представилась как доктор Пейдж.
      – Как она? – спросил Джек.
      – С ней все в порядке…
      – А ребенок?
      Доктор Пейдж улыбнулась:
      – И ребенок в порядке. Кстати, когда ваша жена поступила сюда, подозрения на выкидыш не было. У нее несколько ушибов, но они быстро пройдут. Сломан нос. Но у нас в больнице есть очень хороший специалист по пластической хирургии, хотя иногда пациенты предпочитают воспользоваться услугами собственного доктора. Против вашей жены совершен насильственный содомский акт. Разорваны ткани анального отверстия, мне пришлось наложить несколько швов. Несколько дней она будет ощущать некоторый дискомфорт. Через неделю ваша жена должна явиться ко мне, чтобы снять швы.
      Джек кивнул.
      – Можно ее увидеть?
      – Через несколько минут, – ответила доктор Пейдж. – Сейчас у нее консультант из Центра помощи жертвам изнасилования.
      Джек застонал и отвернулся. Несколько минут растянулись до сорока пяти. К нему подошел Перес.
      – Когда вашей жене станет лучше, пусть она заедет в полицейский участок и сделает официальное заявление.
      Джек кивнул, и Перес ушел.
      – Сэр, можете увидеться со своей женой.
      – Спасибо. – Джек помчался, обогнав сестру, в палату.
      Белинда выглядела ужасно слабой и разбитой на больничной койке: в опухшем лице ни кровинки, переносица заклеена пластырем. Джек взял ее за руку. Она открыла глаза.
      – Эй, – сказал он, чуть улыбнувшись. – Готова поехать домой?
      – Да, да.
      Джек ободряюще сжал ее руку. Белинда подняла на него взгляд. В глазах ее застыла боль. Ему хотелось поскорее избавить ее от боли, но он не знал, как это сделать.
      При выписке снова возникли проблемы. Пришлось заполнить кучу каких-то формуляров. Джек старался изо всех сил, удивляясь тому, что он, оказывается, очень мало знает о своей жене. Потом Джек вышел, подозвал такси и вернулся в приемную за Белиндой. Она была в полусонном состоянии, все еще находясь под воздействием болеутоляющих средств.
      Когда они добрались до дома, он помог ей лечь на большую викторианскую кровать.
      – Что я могу для тебя сделать? – спросил Джек.
      Белинда протянула к нему руки. Он присел на край кровати, и она крепко обняла его.
      – Я люблю тебя, – сказал он. – Я очень, очень люблю тебя.
      Джек поразился, когда Белинда впилась в его губы, и попытался воспротивиться. Она больно вцепилась в его волосы и снова поцеловала, вторгаясь языком в его рот. Это можно было бы счесть страстным поцелуем, но это было не так. Уж Джек-то знал разницу. Озадаченный, он не понимал, зачем она это делает.
      Белинда откинула голову, оторвавшись от него. Глаза у нее были ясные, отнюдь не затуманенные страстью. Она сбросила с себя сорочку.
      – Займись со мной любовью. Сейчас же, – сказала Белинда и снова впилась в его губы.
      Джек не был возбужден и чувствовал, что она тоже не возбуждена. Он предпочел бы держать ее в руках, успокаивать, утешать. Но Белинда, словно в нее вселился бес, тянула его к себе, вцепившись ногтями в спину, и до боли целовала в губы. Впервые в жизни Джек не ощутил эрекции.
      – Белинда…
      – Черт бы тебя побрал! – воскликнула она. – Ты не хочешь меня! – Белинда перекатилась на другую сторону кровати.
      – Милая, – сказал Джек, – это неправда. – Он прикоснулся к ее плечу, но она сбросила его руку. – Белинда, я боюсь причинить тебе боль… и причинить вред нашему ребенку.
      Он услышал всхлипывания, плечи ее вздрагивали. Джек сзади обнял ее.
      – Поплачь. Тебе сейчас нужно выплакаться.
      И Белинда заплакала. Она повернулась к нему, спрятала лицо у него на груди и плакала. Джек гладил ее, ласкал, шептал нежные слова, говорил, как сильно любит ее. Рыдания и дрожь постепенно прекратились. Он поцеловал ее в лоб, пригладил волосы. Притихшая, теплая, Белинда лежала рядом с ним.
      Джек поцеловал ее висок, погладил спину. Перецеловал все ее ссадины и синяки, как будто пытаясь вылечить их. Она с закрытыми глазами подняла к нему лицо, полураскрыла губы. Он нежно поцеловал их, осторожно обвел языком по контуру. Белинда прижала к себе его голову. Джек почувствовал, как в ней нарастает желание, и одновременно ощутил, как нарастает желание в нем.
      – Я люблю тебя, – сказал он.
      – Джек?
      Он с нежностью посмотрел на нее. В глазах ее было недоумение.
      – Он изнасиловал меня.
      – Я это знаю.

      К счастью, Джеку не пришлось убивать Адама Гордона.
      Гордона той же ночью арестовали.
      Когда Белинда заснула, Джек позвонил Эйбу Глассману, только что вернувшемуся из Лас-Вегаса.
      – Что тебе надо, Форд? – насмешливо спросил Глассман.
      – Вашу дочь – мою жену – избили и изнасиловали сегодня утром.
      Последовала тяжелая пауза.
      – Кто это сделал?
      – Адам Гордон.
      Снова пауза.
      – Ты уверен?
      – Так утверждает Белинда.
      – Я хочу поговорить с ней.
      – Она спит, и, Глассман, ей нужен сон.
      – Как она?
      – Синяки и ссадины на лице. Сломан нос. Разорваны ткани анального отверстия.
      Снова молчание.
      – Я подумал, что следует сказать вам об этом. – Джек повесил трубку.
      Адама выпустили под залог.
      Две недели спустя, когда были преданы гласности сведения о его сексуальных извращениях, он лишился работы.
      А ровно через пять недель после изнасилования его нашли в собственной квартире с размозженной головой и пистолетом в руке.
      Полиция зарегистрировала самоубийство.
      Наверное, так оно и было.

      Сто способов умереть.
      Уилл Хейуорд сидел во взятой напрокат машине и следил за подъездом дома в Вествуде, из которого вышел Эйб Глассман и направился к поджидавшему его лимузину. Лимузин медленно отъехал от дома.
      Уилл включил зажигание и тронулся за ним следом.

      – Как ты себя чувствуешь сегодня? – нежно спросил Джек на следующее утро после изнасилования, появляясь на пороге спальни с подносом в руках.
      – Чувствую себя больной. – Белинда оперлась спиной на подушки. – Наверное, я представляю собой жалкое зрелище.
      – Милая, у тебя на лице ссадины, но скоро они заживут. – Джек приблизился к ней.
      – Я чувствую свой любимый запах.
      – И приготовлено это твоим любимым парнем, – добавил он, поставив поднос поперек ее вытянутых ног.
      Белинда была в его рубашке. Вчера вечером она захотела надеть ее.
      – Спасибо, – робко сказала она.
      Белинда позавтракала с аппетитом. Джек счел это хорошим признаком. Когда она закончила завтрак, он убрал поднос, а Белинда встала и пошла в ванную. Джек услышал, как она открыла душ. Он пошел следом, чтобы предложить помощь. Белинда выставила его, сказав, что руки и ноги у нее целы.
      – Извини, – сокрушенно сказал Джек, – хотел помочь.
      Потом она вышла из ванной в его рубашке и снова забралась в постель. Джек помыл посуду и пришел посидеть с ней.
      – Что я могу сделать?
      – Едва ли мне чем-то можно помочь. – Белинда улыбнулась. – Лицо у меня болит. Зад тоже. Обезболивающие средства я больше не хочу принимать. Из-за них я чувствую себя усталой.
      – Не изображай из себя героиню.
      Она взглянула на него:
      – Вчера ты был героем.
      Джек промолчал.
      – Ты был рядом, когда я нуждалась в тебе. Я всегда буду благодарна тебе за это. – Белинда посмотрела ему в глаза.
      – Я рассчитываю на нечто большее, чем благодарность.
      Она молча смотрела на него.
      – Я хочу вернуть твою любовь, Белинда.
      – Ты ее никогда не терял.
      Обрадовавшись, Джек схватил ее за руки и нежно поцеловал.
      – Хотел бы я приехать к тебе раньше. – Он прикоснулся пальцами к ее уху. – Белинда, позволь объяснить тебе происхождение этого порнофильма. – Он отвел взгляд.
      – Джек, по-моему, снимок, помещенный в «Плейгерл», просто великолепен.
      Он заметил, что Белинда с трудом сдерживает улыбку, и вздохнул с огромным облегчением:
      – Спасибо тебе. Я боялся, что ты будешь меня презирать.
      – Джек, то, что ты подрабатывал в качестве порнозвезды, меня не касается. Это было до меня. Меня бесит другое. Не догадываешься, что именно?
      – Нет. А что это? – испуганно спросил он.
      – Поведение моего папаши.
      Джек озадаченно взглянул на нее, а Белинда продолжала:
      – Наверное, я понимала, что все, о чем ты рассказал в Тахо, правда. Но я, черт возьми, слишком горда, к тому же ты использовал меня, чтобы насолить ему, поэтому я не желала тебя слушать. Но Эйб теперь нападает не только на тебя, он вмешивается в мою жизнь, а до того, как это отразится на мне, ему нет никакого дела. Он меня бесит до такой степени, что я готова убить его. Джек, ты мой муж. Мы с тобой одна команда. И мы должны отвечать ему ударом на удар. Если мы победим, то победим вместе. А если проиграем – ну что ж, значит, проиграем тоже вместе.
      Джек крепко обнял ее.
      – Твоя поддержка очень важна для меня. Ты знаешь, «Северная звезда» возбудила против меня судебное преследование за нарушение условий контракта.
      – Да, ты говорил мне. Я горжусь тем, что ты вступил в единоборство с Эйбом.
      – Борьба будет грязной. – Джек взглянул на нее. – Но я готов идти до конца. Пусть копаются в моих прошлых прегрешениях, но вместе со мной будет втоптан в грязь и твой отец.
      – Отлично, – сказала Белинда. – У тебя нет выбора . У наснет выбора.
      – Белинда, мне не хотелось бы втягивать тебя. Он твой отец.
      – О, Джек, я уже втянута. Как-нибудь я расскажу тебе, какие ужасные вещи проделывал он со мной долгие годы, как манипулировал мной, как заставлял подчиняться его воле. Знаешь, что является последним примером его бессовестных манипуляций? Сговор с Адамом Гордоном!
      – О чем ты?
      – Адам и мой отец договорились о том, что Адам женится на мне.
      – Я что-то не понимаю.
      – С тех пор как мне исполнился двадцать один год, Эйб хотел, чтобы я вышла замуж и родила ему внука. Но жениха для меня он решил выбрать сам. И его выбор пал на Адама.
      Джек стиснул зубы.
      – Белинда, надеюсь, он не знает, что ты беременна?
      – Нет.
      У Джека засверкали глаза.
      – Мне теперь надо думать о безопасности своей семьи. Полагаешь, Эйб не причинит вреда ребенку?
      – Нет, по крайней мере физически. Но он уже заявил, что наш ребенок не получит от него ни гроша.
      – Ну, это меня совершенно не волнует, – сказал Джек, потом спросил, заглянув ей в глаза: – Когда ты собиралась сказать мне о ребенке?
      Белинда глубоко вздохнула:
      – Я боялась, Джек. До нашей женитьбы я боялась, что ты подумаешь, будто я пытаюсь шантажировать тебя. А потом, уже решив сказать тебе, я узнала о видеокассете и так разозлилась, что пообещала себе молчать.
      Джек озадаченно посмотрел на нее.
      – До нашей женитьбы? Но как ты могла знать об этом до нашей женитьбы?
      – Джек, – прикоснулась к его руке Белинда, – в ту первую ночь, которую мы провели вместе в Аспене, я не предохранялась. Мы с тобой оба знаем, что я достаточно благоразумна и не склонна забывать о подобных вещах. Поэтому не стану лгать: я сделала это намеренно. Я хотела забеременеть. Хотела родить ребенка от тебя. Потому что люблю тебя.
      Джек замер на мгновение, потом схватил ее в объятия.
      – Ты понимаешь, как обрадовала меня? – Он поцеловал ее. – Белинда, что бы ни случилось дальше – пусть даже на моей актерской карьере придется поставить крест, – важнее всего то, что мы вместе.
      Она улыбнулась:
      – Кстати, я всегда мечтала стать писательницей.
      Белинда знала, как поддержать его.

      Он видел его приближение и оцепенел.
      Что-то большое, зеленое, расплывчатое начало вдруг приобретать отчетливые очертания. Оно надвигалось, все увеличивая скорость. Это был зеленый седан. «Господи, – подумал он, – эта машина сейчас врежется в меня!» Эйб услышал, как за спиной взвизгнула Мэри.
      Удар.
      Боль.
      А дальше – пустота.

      Белинду разбудил телефон. Она не обратила на звонок внимания, не желая покидать уютное гнездышко в объятиях Джека. Телефон перестал звонить, автоответчик записывал сообщение. Она придвинулась поближе к теплому телу Джека, он шевельнулся во сне, и к ее бедру прижался его соблазнительно напрягшийся член. Окончательно проснувшись, Белинда поцеловала мужа в шею, переполненная любовью и возбуждением – самым великолепным сочетанием чувств в мире. Он что-то проворчал во сне.
      Она легонько прикусила мочку его уха, потом обвела языком ухо. Белинда уловила момент, когда Джек проснулся, и рассмеялась, глядя в широко распахнутые зеленые глаза. Он сонно улыбнулся, взял ее за талию, перекатился на спину и усадил верхом на себя.
      – Я люблю тебя, – прошептал Джек, закрыв глаза и вздохнув.
      – Просыпайся и займись со мной любовью.
      – Гм-м, пожалуй, ты сама займись со мной любовью.
      Она уже собралась было схватить то, что нужно, и направить туда, куда следует, как снова зазвонил телефон. Белинда нахмурилась:
      – Подожди, Джек. Кажется, это что-то важное. – Она потянулась за телефонной трубкой. – Алло? Это ты, мама?
      Нэнси говорила сбивчиво, ее с трудом можно было понять.
      – С Эйбом произошел несчастный случай. Он в больнице «Льюис мемориал». Ох, Белинда, его сбила машина!
      – Встретимся там, – сказала Белинда и, повесив трубку, вскочила с кровати. Схватив джинсы, она в мгновение ока натянула их.
      – Что случилось? – спросил Джек, спуская ноги с кровати.
      – Эйба сбила машина. Мне придется поехать в больницу. Мама совсем потеряла голову.
      Джек натягивал белые джинсы.
      – Он сильно пострадал?
      – Не знаю.
      Джек заправил в джинсы рубаху.
      – Еду с тобой.
      – Ты не обязан.
      – Я знаю.

      – Как он?
      – Ох, Белинда! – жалобно воскликнула бледная, с покрасневшими глазами Нэнси. – У него сотрясение мозга и сломана нога, а меня к нему не пускают.
      Нэнси повисла на ее руках, и Белинда неловко обняла ее.
      – Как это произошло, мама?
      – Машина врезалась в его машину и скрылась с места происшествия, – дрожа всем телом, рассказала Нэнси. – А он ведь уже не юноша, Белинда.
      – Ничего, выкарабкается, – утешая мать, сказала Белинда.
      Подошел Джек с чашкой кофе в руках. Нэнси оглянулась, увидела его, и глаза ее сверкнули гневом.
      – Что он здесь делает?
      – Хотите чашечку кофе, Нэнси? – спокойно спросил Джек.
      Нэнси, как ужаленная, обернулась к дочери:
      – Белинда, как ты могла выйти за него замуж? Неужели ты не понимаешь? Он сломает тебя и разобьет твою жизнь.
      – Этого не случится, Нэнси, – возразил Джек. – Дело в том, что я люблю вашу дочь. Она для меня самое дорогое существо в целом мире. Я чуть не испортил все, пытаясь отомстить вашему мужу. Но слава Богу, Белинда простила меня.
      – Ты испортил мою жизнь, – прошипела Нэнси, – а теперь принялся за Белинду!
      Лицо Джека потемнело от гнева.
      – Это неправда, Нэнси. Пора нам все расставить по своим местам. Вы не первая замужняя женщина, которая завела любовную интрижку и была застигнута врасплох. Но не надо перекладывать на мои плечи вину за бесчеловечные поступки вашего маньяка-мужа. Ведь по приказанию Эйба меня тогда избили латунными кастетами. Когда вы лежали в больнице, я тоже находился в больнице, где провалялся полгода, причем долгое время был на волосок от смерти.
      – Боже мой! – воскликнула Нэнси.
      – Не я, а Эйб разрушил вашу жизнь, Нэнси. Пора вам узнать, кто настоящий виновник ваших бед.
      – Мама, я знаю, что ты долго ненавидела Джека, – вставила Белинда. – Пора положить этому конец. Сделай это ради меня. И ради нашего ребенка.
      Нэнси изумленно взглянула на нее.
      – У вас будет внук или внучка, – тихо сказал Джек.
      Нэнси опустилась на стул и заплакала.
      В это время в приемную вошла Мэри Спаццио.

      – Что ты здесь делаешь? – глазам своим не веря, спросила Белинда.
      Мэри тряхнула волосами.
      – Я имею полное право находиться здесь, – заявила она, засунув руки в карманы пиджачка фирмы «Монтана». Мэри смотрела не на Белинду, а на Нэнси, которая сидела в углу, сморкаясь в платочек.
      – Это она?
      – Это моя мать, – сказала Белинда, проследив за ее взглядом.
      Мэри скорчила гримасу. Значит, это и есть жена Эйба Глассмана? Она произвела в уме детальную инвентаризацию: туфли от Феррагамо, сумочка и костюм от Шанель, парочка изумрудов. Мэри пренебрежительно вздернула подбородок.
      – Как он себя чувствует?
      – Кто? – в недоумении спросила Белинда.
      – Эйб.
      – Эйб? Откуда ты знаешь Эйба?
      Мэри усмехнулась:
      – Наверное, можно сказать, что мы друзья. – Она отошла, отлично сознавая, что озадачила Белинду, и направилась прямо к Нэнси.
      Нэнси подняла на нее взгляд, вытирая покрасневший распухший нос бумажной салфеткой. Она боялась, что не переживет этот день. Столько всего обрушилось на нее! Эйб попал в аварию, стал жертвой какого-то сумасшедшего лихача. Белинда и Джек поженились. Белинда беременна. Беременна! При мысли об этом у Нэнси больно защемило сердце и вместе с тем возник заманчивый образ белокурой малышки в белом кружевном платьице с розовыми ленточками, бегущей навстречу ей с криком: «Бабуся! Бабуся!» Образ ее внучки.
      Нэнси взглянула на хорошенькую пышнотелую брюнетку в малиновом костюме фирмы «Монтана». Девица презрительно усмехалась. Интересно, что ей нужно и кто она такая? Нэнси видела, что она разговаривала с ее дочерью.
      – Вы подруга Белинды? – спросила она.
      – Я подруга Эйба.
      Нэнси удивилась, но, как женщина неглупая, все поняла.
      Мэри продолжала самодовольно ухмыляться. Она тут же решила, что станет следующей миссис Глассман. Эта старуха ей не соперница. Эйб быстренько отправит старую каргу на свалку – Мэри в этом не сомневалась.
      Нэнси внимательно оглядела Мэри с головы до ног и вздохнула. Еще одна любовница – пышногрудая и безмозглая. Неужели Эйб никогда не образумится? Впрочем, ее давным-давно перестали интересовать сексуальные авантюры мужа…
      – Рада познакомиться с вами, – вежливо сказала она.
      Мэри рот раскрыла от удивления, потом, кажется, разозлилась.
      Нэнси не видела в ней ни малейшей угрозы для себя.

      – Что он здесь делает? – заорал Эйб.
      Белинда и Джек стояли бок о бок возле больничной койки. Нэнси примостилась в изголовье, пытаясь успокоить его:
      – Эйб, умоляю, не расстраивайся.
      – Этот мерзавец является сюда с моей дочерью, а ты говоришь, чтобы я не расстраивался! – орал Эйб. – Как у него хватает наглости?
      – Перестань, Эйб, – сказала Белинда, почувствовав, что они с отцом как бы поменялись ролями: она была взрослым человеком, а Эйб – ребенком, охваченным раздражением. – Джек мой муж. Он здесь потому, что я здесь.
      Эйб откинулся на подушки. Лицо его побагровело, он с трудом переводил дыхание.
      – После всего, что он сделал с тобой, крошка, мы в мгновение ока добьемся расторжения брака!
      – Мы не собираемся расторгать брак, – сурово произнес Джек. – И разводиться не намерены. Так что расслабьтесь.
      Эйб взглянул на Белинду.
      – Джек мой муж, – повторила она. – Я люблю его. Он любит меня. Как ты себя чувствуешь, Эйб?
      Эйб вытаращил глаза так, что они чуть не вылезли из орбит.
      – Что, черт возьми, с тобой происходит? – прорычал он. – Снова думаешь своим сладким местом? Он всего лишь использует тебя, чтобы посчитаться со мной!
      – Использовал, – поправила его Белинда. – Это было раньше.
      – Я был втянут в вашу игру и вынужден играть по вашим правилам, – вступил в разговор Джек. – Но это не мой стиль. И даже тогда, когда я играл, я был влюблен в вашу дочь. Теперь ваша игра окончена. Теперь я устанавливаю правила. А по этим правилам я могу сразиться с вами, не утратив любовь своей жены.
      – Ты женился на моей дочери и думаешь, что это тебе сойдет с рук? Ишь какой прыткий!
      – Я уже не желторотый юнец, Эйб. На вашем месте я бы подумал об этом. Я не боюсь. И не собираюсь убегать. Вы зашли слишком далеко. Так что берегитесь!
      – Отлично! – усмехнулся Эйб. – Обожаю драку.
      – Неужели ты никогда не повзрослеешь, Эйб? – спросила Белинда. – Ради меня расстанься со своей навязчивой идеей уничтожить Джека. Сделай это ради меня.
      – А что ты сделала ради меня? – заорал Эйб. – Всю жизнь ты противоречила мне. Уехала в Калифорнию, зарабатываешь на жизнь писательским трудом, словно какая-то жалкая хиппи! Что ты сделала ради меня?
      Белинда, поражаясь собственной выдержке, спокойно возразила:
      – Скажи, Эйб, ты подумал обо мне, когда решил прекратить съемки «Возмущения», чтобы загнать в угол Джека? Подумал о том, что можешь причинить мне боль?
      Эйб расхохотался:
      – Право, Белинда, иногда благоразумие изменяет тебе. Меньше всего на свете я хотел бы, чтобы твоя карьера состоялась.
      – Я не верю тебе.
      – А ты поверь. Как, черт возьми, я заставил бы тебя остепениться, если бы ты стала популярным сценаристом? Остепениться и родить мне наследника? А? У меня и без этого хватало проблем с тем, чтобы держать тебя в узде. А теперь вот еще онпоявился на мою голову!
      – Ну что ж, если ты не можешь отказаться от своей бредовой идеи ради меня, откажись от нее ради моего ребенка – и твоего внука.
      Эйб изумленно вытаращил глаза.
      – Нашего ребенка, – уточнила Белинда.
      – Наша дочь беременна, дорогой, – суетливо вмешалась Нэнси.
      – Заткнись! – грубо оборвал ее Эйб. – Не может быть! Ушам своим не верю!
      Джек, не обращая больше внимания на разъяренного Эйба, сидящего на больничной койке, обнял Белинду за плечи.
      – Пойдем, Белинда. Он чувствует себя хорошо. Нет смысла оставаться здесь.
      – Одну минутку, – попросила она и снова обратилась к отцу: – Неужели ты будешь продолжать лелеять свою злобу против Джека – против отца своего внука?
      То, что она услышала в ответ, разочаровало ее.
      – Он думает, что победит! – воскликнул Эйб. – Он и тебя обрюхатил только для того, чтобы насолить мне. Но ему не победить меня – не на того напал! Ты не получишь ни единого цента! И твой ребенок – тоже!
      – Вы не поверите, – сказал Джек, – но мы и не хотим ни единого цента.
      – Мне жаль тебя, – усмехнулась Белинда. – Потому что, желая досадить другому, ты готов действовать во вред себе.
      – Убирайся! – рявкнул Эйб. – Уходи сию же минуту!
      – Эйб, ты мой отец. И что бы ты ни сделал – сейчас или прежде, – я не могу этого исправить. Более того, несмотря ни на что, я люблю тебя. Хотя ответной любви я от тебя не получала. А мне так нужна была твоя любовь – не лошадка, не игрушки, не книги, а просто твоя любовь. Я люблю тебя, но Джека и нашего еще не родившегося ребенка я люблю больше. И я буду ждать, когда ты прозреешь и решишь простить и забыть. Тогда, возможно, мы сможем начать наши отношения с новой страницы.
      Джек взял жену за руку, и, уже выходя, они услышали голос Эйба:
      – Это тебе следует прозреть, Белинда. И чем скорее, тем лучше!

       Март 1988 года Нью-Йорк
      Солнечные лучи тщетно пытались пробиться сквозь густые облака.
      Несмотря на теплое шерстяное пальто, Белинда дрожала от холода. Джек обнял ее за плечи. Холод от промерзшей земли проникал сквозь подошвы ботинок. Белинда переступала с ноги на ногу. Джек притянул ее поближе. Порыв ледяного ветра коснулся их лиц.
      – Уже недолго осталось, – шепнул Джек. – Ты выдержишь?
      – Это всего-навсего холод, Джек, – прошептала она, прислоняясь к его теплому сильному телу. – Я всего-навсего беременна, а не смертельно больна.
      Ему было не до шуток.
      – Как только все закончится, мы зайдем куда-нибудь выпить кофе. Хотя тебе придется удовольствоваться кофе без кофеина.
      Джек говорил это так серьезно, что Белинда улыбнулась. Этот человек явно вознамерился до конца беременности окружать ее всемерной заботой. Ладно, зачем кривить душой: Белинде это даже нравилось.
      Они видели, как гроб опустили в землю.
      Когда церемония завершилась, Белинда встретилась взглядом с отцом, стоявшим по другую сторону могилы. Он пристально посмотрел на нее. Она ответила ему таким же пристальным взглядом. Джек хотел было отвести жену к такси, но она схватила его за руку.
      – Пойдем поздороваемся, – сказала Белинда.
      – Ты уверена, что это нужно?
      – Да.
      Прошел целый месяц после их злополучной встречи в больнице, и хотя Белинда частенько беседовала с матерью по телефону, с Эйбом она не говорила ни разу. Опираясь на руку Джека, Белинда осторожно ступала по промерзшей земле, направляясь к родителям. Пошел снег.
      – Привет, мама, привет, Эйб.
      Эйб бросил презрительный взгляд на Джека, потом посмотрел на дочь.
      – Привет, Белинда.
      – Не могу поверить, что Уилл умер. Какой странный несчастный случай, – сказала Белинда.
      Эйб пожал плечами:
      – Да уж, действительно странный.
      – Ты говоришь так, словно тебе это безразлично. Уилл был твоим лучшим другом. Он познакомил тебя с Нэнси.
      – Да нет, мне это не безразлично. – Эйб чуть заметно усмехнулся. – Но даже я, при всех моих возможностях, не в силах воскресить его.
      Повисло неловкое молчание.
      – Ну ладно, – сказала Белинда, – мы только хотели поздороваться.
      – Как ты себя чувствуешь? – спросил Эйб.
      – Отлично. Просто превосходно. Все идет как нельзя лучше.
      Эйб нахмурился:
      – Значит, с ребенком все в порядке?
      Молчание неестественно затянулось. Наконец Джек нарушил его:
      – С ребенком все в полном порядке.
      Эйб взглянул на Джека:
      – А ты действительно наглец, если думаешь, что можешь расторгнуть контракт.
      – Я его расторг.
      – Прошу вас, не начинайте все сначала, – вмешалась Белинда.
      – Извини. – Джек пожал руку жены.
      Эйб, у которого вспыхнули глаза во время короткой перепалки с Джеком, овладел собой.
      – Гм-м. – Он откашлялся. – Когда должен родиться ребенок?
      – Почему тебя это интересует? – спросила Белинда.
      – Я имею право знать.
      – Вот как?
      – Имею полное право. Как-никак он твой сын, а значит, мой внук.
      Белинда улыбнулась:
      – В середине сентября. Очень подходящий месяц для рождения ребенка, согласен?
      – Я подумал, что даже если ты совсем спятила, – он сердито взглянул на Джека, – то это, видимо, мой единственный шанс получить наследника, так что какого черта… – Эйб снова бросил на Джека укоризненный взгляд. – А с тобой, – сказал он ему, – мы встретимся в суде.
      – Ты ему веришь? – спросила Белинда, когда они возвращались на такси в Манхэттен.
      – Эйб продолжает свою игру, – пожал плечами Джек. – Ему хочется драться со мной. Эйб наслаждается этим.
      – Ты прав, – улыбнулась Белинда, – он действительно наслаждается этим. Джек, ты обратил внимание: он признает ребенка!
      – Еще бы! Эйб был бы полным идиотом, если бы не признал. А его дураком не назовешь.
      – Я и не думала, что отец когда-нибудь смирится. Разве ты не понимаешь, что это только начало!
      Джек рассмеялся и закрыл ей рот поцелуем.
      – Я люблю тебя.
      – Даже когда я выгляжу как супоросая свиноматка?
      Джек фыркнул:
      – Господи, ну и словечки ты откапываешь! Кто же тогда я?
      – Похотливый хряк.
      – Хряк? Не бык?
      – А в чем дело? Тебя это не устраивает?
      Джек застонал:
      – Думаю, мне нужен толковый словарь. И почему я женился на писательнице?
      – Потому что любишь меня.
      – Всем сердцем. – Рука Джека легла на ее бедро, губы прикоснулись к мочке уха. Белинда замерла, почувствовав теплое дыхание на своей шее. – Мне не терпится поскорее доказать, что я соответствую эпитетам, которыми ты меня награждаешь.
      – И почему я вышла замуж за этого сексуально озабоченного жеребца? – пробормотала она, обнимая его.
      – Потому что любишь меня?
      – Всем сердцем.
      Они дружно рассмеялись.