Расшнуровываться самой было очень трудно, но она ухитрилась справиться, стараясь не думать о Лечестере и о том, что будет с ней, если он решит довести до конца начатое этой ночью. Она положила корсет из китового уса на единственный стоявший в комнате сундук, скинула рубашку и стянула полотняные штанишки, потом уселась, сняла туфли и скатала вниз сначала один чулок, потом другой.
Ниже ее сосков виднелись красные полосы — неизбежная цена, которую приходилось платить за ношение узкого корсажа, чтобы грудь не так выступала. Она принялась слегка массировать себя — давний вечерний ритуал. Когда-то, в монастыре, он был невинным. Тогда она не обращала внимания на приятное набухание сосков, причиной которого были ее собственные пальцы, и на сладостную дрожь, пронизывающую ее лоно. Теперь ей было ясно, что это пробуждение желания. Разминая грудь, Катарина вспоминала, как ее трогал Лечестер. Он был тем человеком, за которого женщины мечтают выйти замуж — богатым, влиятельным, красивым и привлекательным. Но Лечестер не годился в мужья никому. Он принадлежал королеве, и это знали все.
Катарина тихонько постанывала, сильно сжав грудь, желая, чтобы Лэм О'Нил, за которого ни одна женщина не мечтала выйти замуж, трогал бы ее сегодня так, как это делал Лечестер. Ее руки замерли. Соски выглядывали из-под пальцев — розовые и до того тугие, что было больно. И невозможно было не обращать внимания на лихорадочный жар, накатывающий внизу живота и до того сильный, что Катарина застонала.
— О ком вы думаете? О сэре Джоне Хоуке, Роберте Дадли или обо мне?
Ахнув, Катарина вскочила на ноги.
В открытой двери, прислонившись к косяку, стоял Лэм. Она в изумлении открыла глаза, потому что в первое мгновение не узнала его.
На нем были надеты свободные белые шаровары, обмотанные широким пурпурным поясом, на котором висел меч — его собственный, как она теперь поняла. Широкая грудь и мощный торс Лэма были обнажены — и имели цвет темного дуба. Он загримировал руки, шею, лицо и даже волосы, которые в довершение эффекта украшал красный тюрбан. Контрастирующие с темной кожей глаза казались серебристыми.
Потом она сообразила, что он видел и что он видит сейчас, — и щеки ее вспыхнули.
Он невесело улыбнулся, вошел в комнату, захлопнул дверь ногой и отбросил тюрбан в сторону, потом повернулся к ней, играя мышцами груди и торса. Его взгляд скользнул по ее телу, задержавшись на тяжело вздымающейся груди и выступающими сосками, и остановился меж бедер. Он оттолкнулся от двери.
Как долго вы здесь стояли? — воскликнула Катарина.
Лэм мягкими шагами подошел к ней, неприятно улыбаясь, и на мгновение дотронулся до ее разбухшего лона.
Достаточно, чтобы насладиться отличным представлением, гораздо лучше того, что показывали внизу.
Катарина уставилась на него. Он шпионил за ней. Теперь она вдобавок к стыду ощутила ярость.
Повернувшись к нему спиной, она сдернула с кровати одеяло и торопливо обмоталась им. Только она успела повернулся к Лэму, как он сорвал с нее одеяло и отбросил его в угол, потом схватил ее за руки.
Вы мне не ответили.
Несмотря на внезапно охвативший ее страх, Катарина вздернула подбородок. Она тяжело дышала, остро ощущая свою наготу и его прикосновения. Ее соски касались мягких волос на его груди.
— Я не должна перед вами отчитываться, негодяй!
— Я видел, как вы заигрывали сначала с Хоуком, потом с Дадли, — прорычал он.
Тяжело дыша, она вырывалась, надеясь высвободиться и ударить его. Он только засмеялся и обхватил ее ягодицу ладонью. Она застыла. Он прижал ее к своим каменным, обтянутым шелком бедрам. Катарина задохнулась от требовательного, всепоглощающего, лихорадочного желания.
Он снова рассмеялся. В довершение всего его расставленные пальцы скользнули ниже, от ягодиц к месту соединения бедер, и он принялся дразнить ее девственную пещерку. Катарина ахнула.
Он так сжал челюсти, что, казалось, зубы вот-вот раскрошатся. Его серые глаза метали молнии.
— Вы уже совсем готовы! О ком вы думали, говорите!
— О Лечестере! — выкрикнула она, зная, что это приведет его в ярость.
Он изо всех сил оттолкнул ее, и она упала на кровать.
Проклятие! Так я и знал! Катарина встала на колени.
— Он предлагает мне больше, чем вы, — хрипло выдохнула она, зная, что еще сильнее раздразнивает его, но не в силах удержать себя. Она знала, что должно случиться, и ей отчаянно хотелось этого. Потому что все разумные соображения оставили ее в тот момент, когда она его увидела.
— Что он вам предлагал? — взревел Лэм. — Что, кроме своего большого члена?
Катарина ощущала его взгляд на своих покачивающихся грудях.
Кенилуорт. — Это не было большим преувеличением.
Лэм коротко рассмеялся, глядя на нее.
— Вы просто глупы. Если вы станете его женой, королева отрубит вам голову. Обезглавит вас и отберет у него все, чем она его одарила. Вы меня поняли, Катарина?
— Вы просто ревнуете, потому что он может дать мне больше, чем вы. Потому что он благороден и что-то значит, а вы всего-навсего пират, всего-навсего сын Шона О'Нила! — Она с вызовом взглянула на него.
— Может он дать вам больше этого? — Он дернул ее руку к себе, прижимая ее ладонь к своим чреслам. Катарина ахнула от ощущения пульсирующей плоти. — Говорят, что у него большой член, но и у меня не меньше. Может, вы хотите сравнить нас, Катарина, прежде чем примете решение?
Катарина стонала, не в силах что-нибудь сказать. Все внутри ее, от бедер и выше, так болезненно напряглось, что она не выдержала и вскрикнула. Лэм толкнул ее, и она упала на спину, с готовностью раскинув ноги. Их взгляды встретились. Катарина вполне осознавала свое бесстыдство. Она вполне понимала, что сейчас лишится своей так ценимой невинности. Почему-то этой ночью ей все это было безразлично.
Лэм больно схватил ее за колени, раздвигая ноги еще шире.
— Вы слишком далеко заходите, — прошипел он, глядя на нее. Он протянул руку и глубоко просунул палец внутрь нее, пока не наткнулся на преграду — доказательство ее невинности. Катарина ахнула, выгибаясь ему навстречу. Его имя уже готово было сорваться с ее губ. Лэм замер и не двигался. Катарина застонала, дергаясь из стороны в сторону и ничуть не стыдясь этого.
— Значит, Лечестер еще не добрался до вас. И не доберется, Катарина. Ясно?
Она заморгала, только теперь осознав, что он сделал.
— Ублюдок! — взвизгнула она, садясь и пытаясь оторвать от себя его руку. — Вы что, думаете, будто можете меня обследовать, как какой-нибудь доктор? Будьте вы прокляты!
— Мне все меньше верится в то, что вы воспитывались в монастыре, — поддразнил он. Внезапно он просунул в нее два пальца, и Катарина замерла, не в силах вздохнуть.
Ложитесь, — приказал он, — и покончим с этим. Конечно, Лечестеру все равно, девица вы или нет. Но будь я проклят, если позволю ему взять то, что считаю своим!
Хотя Катарине ничего так не хотелось, как почувствовать его в себе, от его слов она пришла в ярость. Она встала на колени и изо всех сил заколотила кулаками по его груди. Он со смехом схватил ее за запястья, что разъярило ее еще больше.
Я не принадлежу вам, — прошипела она. — Я принадлежу только себе, а со временем буду принадлежать мужу.
Лэм, по-прежнему смеясь, дернул ее к себе, и она оказалась в его объятиях.
Милая, — пробормотал он самым проникновенным тоном, — мне не хочется вам это говорить, но когда мы покончим с этим, никто другой на вас не женится. — И тут же его рот властно накрыл ее губы.
Он словно окатил ее ушатом холодной воды, заставляя взглянуть в лицо реальности, но это не уменьшило ее желания. Она хотела этого отвратительного, презренного мужчину. Она желала, чтобы он проник в нее, чтобы оседлал ее, как жеребец седлает кобылу. Видит Бог, ей хотелось этого. Но она вовсе не намеревалась стать шлюхой — ни его, ни Лечестера. Она мечтала быть женой, матерью и хозяйкой дома — и она желала этого много лет. Она с трудом оторвала губы от его рта.
Довольно, — сказала она. Ее глаза наполнились слезами.
Тяжело дыша, он держал ее лицо в своих ладонях.
— Хватит играть в игрушки, — прохрипел он.
— Нет, — зарыдала она, отворачиваясь от него. — О Боже, что со мной творится? — Она задыхалась от рыданий. Она не узнавала саму себя. Женщина, которая проявилась в ней этой ночью, была чужда ей. Как она могла так сильно желать его?
Что за дьявольщина, — выругался он, схватив ее за подбородок и повернув лицом к себе. — Теперь вы решили оставаться девственницей? Теперь?
Она не могла оторвать взгляда от его метавших молнии глаз, потом беспомощно взглянула на его губы.
Я не могу, — хрипло прошептала она, умоляюще глядя на него. — Боже мой, я такая испорченная, Лэм. Я хочу вас . Я вас хочу. Но я не могу отдать вам мою честь, не могу.
Со смесью недоверия и разочарования он уставился на нее.
— От таких игр и умереть недолго, — наконец резко произнес он.
— Я уже умираю, — прошептала она.
Их взгляды встретились, и в них что-то вспыхнуло, разгораясь жарким пламенем. Он толкнул ее на спину, и Катарина широко раскрыла глаза. Раздвигая ноги, она хотела все же что-то возразить.
Тише, — пробормотал он, коснувшись ее губ пальцем. Катарина закрыла глаза, исполненная доверия к нему.
Лэм склонился над ней, осыпая легкими поцелуями ее лицо. Его рука поглаживала треугольник между ее бедрами, палец раздвинул тяжелые трепещущие складки ее лона. Катарина вскрикнула, и через мгновение ощутила там его язык. Ее тело взорвалось, и она заплакала от наслаждения.
Лэм лежал рядом, заключив ее в объятия. Он не дал ей передохнуть. Катарина еще не пришла в себя, как он взял ее ладонь и сжал ею свой обнаженный пенис. Она ахнула, широко раскрыв глаза. Лэм крепко держал девушку, поглаживая ее рукой свою громадную, жесткую, разбухшую длину. Катарина зачарованно смотрела в его глаза. У нее начало стучать в висках. Она перевела взгляд с его напряженно застывшего лица вниз, на восставшую плоть. Раньше она мечтала ее потрогать, оказалось, что реальность гораздо лучше любой мечты. Инстинктивно Катарина сжала руку крепче, наклонилась и поцеловала похожий на спелую сливу кончик. Лэм ахнул, выгибаясь на кровати. Она убрала его руку со своей и принялась поглаживать его довольно неловко, пока его рука не стала направлять ее, показывая, что делать. Через несколько мгновений Лэм вскрикнул.
Катарина рухнула на него, в его объятия, не в силах сдержать стона. Он крепко притянул ее к себе и прошептал:
— Все в порядке. Я и дальше буду о вас заботиться, любовь моя.
Ни один из них не заметил стоявшую в углу комнаты Елену.
Глава семнадцатая
— Миледи, пора вставать.
Катарина глубоко вздохнула. Она лежала, зарывшись лицом в подушку, и чувствовала себя тепло и уютно под одеялом и мехами. Ей совсем не хотелось просыпаться — она была так измучена, что с трудом могла пошевелиться. Она чувствовала себя так, будто ее опоили. Катарина повернулась спиной к служанке и в одно ослепительное мгновение вспомнила прошедшую ночь.
У нее перехватило дыхание. Лэм. Боже, Лэм был в ее комнате, и они занимались любовью — в некотором роде. Это было греховно и замечательно, и она все еще каким-то чудом оставалась девственницей. Она улыбнулась, потягиваясь, пошевеливая пальцами, вспоминая, как он любил ее — не один раз, а дважды, и второй раз так нескончаемо, так великолепно, что в конце концов ей пришлось умолять его перестать. Ее щеки горели.
Катарина уставилась в каменную стену, слушая шаги Елены по комнате. Его не было. Она заснула перед рассветом и не заметила, как он ушел. Когда она снова его увидит?
Вместе с радостью угасла и ее улыбка. Это просто сумасшествие — жалеть о его уходе, сумасшествие — мечтать о новой встрече. Она сошла с ума. Всем известно, что он пират. А она — благородная женщина. Она была не в праве заниматься такими невообразимыми вещами. Просто не имела права, и все.
Катарина не двигалась, окаменев от отчаяния. Нет, неверно. У нее были все права вести себя подобно шлюхе, вспомнила она. Совсем недавно отец просил ее вести себя именно так.
Девушка закрыла глаза. Хотя отец одобрил бы ее действия, сама она не могла быть довольна своим поведением. Ей было стыдно. Тем более что она не хотела играть в игру Джеральда, не хотела стать женой О'Нила. И все же она сыграла роль шлюхи совсем неплохо, гораздо лучше, чем мог ожидать ее отец. Ее истинная природа оказалась гораздо темнее, чем Катарина могла бы предположить.
Возможно, мужчины с первого взгляда замечали чувственность ее натуры. Возможно, все они видели ее насквозь, с горечью подумала Катарина. Может быть, именно поэтому двое благородных мужчин, Хью Бэрри и граф Лечестер, хотели сделать ее своей любовницей, а не женой? Мог ли мужчина просто взглянуть на нее и распознать таившуюся в ее жилах запретную страсть?
Какая ирония судьбы! Хью Бэрри и граф Лечестер хотели, чтобы она стала их шлюхой, а Лэм О'Нил хотел сделать ее своей женой.
Катарина обняла подушку. Может, Джеральду удастся выдать ее за О'Нила. Теперь, учитывая, что она не смогла устоять перед объятиями пирата, это перестало казаться таким уж невозможным. Но, хотя Катарина хорошо понимала свой долг перед отцом, она надеялась, что Лэм не вернется ко двору, что он оставит ее в покое, исчезнет из ее жизни, так что она сможет достойным образом устроить свое будущее. Но, похоже, теперь у Джеральда появилось больше шансов поступить по-своему.
И что же в этом плохого?
Катарина сразу же пришла в ужас от своего легкомыслия.
Королева желает поговорить с вами, миледи, — сказала Елена, прерывая ее раздумья. — Что-то вы сегодня совсем заспались.
Катарина сразу уселась, отбросив покрывала, забыв, что спала без ночной рубашки.
— Королева! Боже милостивый, да сколько же сейчас времени? Почему ты не разбудила меня раньше? — Катарина быстро соскочила с кровати в чем мать родила.
— Сейчас почти девять, и королева желает побеседовать с вами до начала мессы. Я не стала вас будить, потому что вы выглядели полумертвой — до того вас утомили ночные излишества.
Катарина замерла, глядя в широко раскрытые синие глаза Елены. Но девушка только мило улыбнулась ей. Ничто в ее взгляде не выдавало скрытого смысла ее слов. Конечно, она могла ничего не знать, могла иметь в виду празднество, проходившее в холле внизу. Не знать, несмотря на исходивший от постели запах мужчины и женщины, несмотря на то, что Катарина спала без ночной рубашки.
Поторопитесь, миледи, не то королева рассердится. — Елена подала ей нижнее белье. Катарине надо было принять ванну, но до вечера об этом не стоило и мечтать, и она лишь кивнула. Проклятие, с раздражением и беспокойством подумала она, одеваясь.
О чем королева хочет говорить со мной?
Елена пожала плечами, помогая ей надеть рубашку и кринолин.
Не знаю, миледи. Она прислала за вами леди Энни. Я сказала леди, что вы сразу придете.
Теперь Катарина была готова просто впрыгнуть в платье. Она должна была явиться к королеве без четверти восемь, как и все остальные фрейлины, хотя будили королеву и помогали ей одеваться только особо приближенные. Она торопливо натянула платье и застыла, заметив на сундуке, стоявшем у изножия кровати, обернутый в шелк и перевязанный красной лентой пакет.
Что это? — пробормотала она.
Елена пожала плечами и подала ей пакет.
Не знаю. Это было здесь утром, когда я пришла вас будить.
Пакет мог быть только от Лэма. Катарина глянула на служанку, но та с непроницаемым видом взяла со столика шапочку Катарины. Катарина развязала пакет, слыша стук собственного сердца. Ее глаза широко раскрылись.
Ох, да что это такое? Какая прелесть!
Они с Еленой уставились на тонкую паутину белой ткани, шитой по замысловатому фасону, настолько замысловатому, что местами, казалось, лишь несколько ниточек удерживали материю.
— Я никогда не встречала ничего подобного! — с восторгом воскликнула Катарина.
— А я встречала, — вполголоса сказала Елена. — Это испанские кружева.
Катарина присмотрелась к белой воздушной материи.
— Испанские кружева, — пробормотала она, представляя, как они будут выглядеть на манжетах или воротнике ее платья. — Какие необычные и какие красивые!
— Да, — так же тихо отозвалась Елена. — Даже у королевы нет таких. Испанский посланник только недавно появился в таких кружевах — все с них глаз не сводили. Леди позеленеют от зависти, когда узнают, что у вас они есть.
Катарина уселась на кровать в не застегнутом платье и принялась разворачивать кружева. Из них выпала небольшая записка. С внезапно заколотившимся сердцем Катарина сорвала печать. На пергаменте были выведены только два слова:
«Наслаждайтесь. Лэм».
Катарина прижала записку к груди, вспоминая страсть прошлой ночи. Это было неправильно, что бы там ни говорил отец. Но самым невероятным было ее собственное поведение. И даже теперь при мысли о Лэме ее тело залила жаркая волна.
Катарина решительно смяла записку и встала. На столике лежало кресало, которым зажигали масляные лампы и каганцы. Она высекла огонь и поднесла к записке. Когда бумага загорелась, она уронила ее в миску с водой для умывания.
Не двигаясь с места, Катарина глубоко вздохнула и отбросила несвоевременные мысли. Ее ждала королева.
Елена, мне надо спешить. Будь добра, застегни мне платье и помоги причесаться.
Пока Елена выполняла поручение, Катарина разглядывала сложенное белое кружево, потом взяла маленький декоративный кинжал с рукоятью из слоновой кости и отрезала узкую длинную полоску кружев. Глядя в висевшее над столиком зеркало, она подоткнула кружева за вырез лифа, так, чтобы они окаймляли линию ворота, потом повернулась и вышла, ускоряя шаг.
Когда королева одарила ее испепеляющим взглядом и приказала всем удалиться, душа Катарины ушла в пятки. В одно мгновение ей вспомнилось, как Лечестер танцевал с ней, вынудил ее уйти из бального зала и завел в уединенный альков, где сделал свое предложение. Ее щеки пылали, внутри все сжалось от страха в ожидании чего-то ужасного.
Подойдите, — коротко приказала королева, когда они остались вдвоем.
Катарина приблизилась, едва не теряя сознания от волнения.
— Так вы начинаете распутничать, мисс Фитцджеральд?
— Я… простите, я не понимаю
— Вам недостаточно внимания одного мужчины?
— Ваше величество, я не вполне уверена…
— Прошлой ночью я видела вас с лордом Робертом! — Королева в ярости вскочила на ноги.
— Мы… мы только танцевали. — Катарина вся съежилась.
Так он увел вас подальше, чтобы танцевать? Катарина не отвечала, вспомнив губы Лечестера на своей шее, его руки за ее корсажем.
Мне… мне вовсе не нравится его внимание, ваше величество, — сказала она дрожащим голосом.
Нет? Значит, вы предпочитаете сэра Джона Хоука? Или Лэма О'Нила?
Катарина почувствовала, что вот-вот упадет в обморок.
— Я… я… вы…
— Приходил к вам пират этой ночью или нет? — требовательно спросила королева.
Катарина сделала глубокий вдох. Откуда королева могла знать? Елена! Должно быть, Елена их видела. Отец прав — горничная шпионит за ней. Собрав все свое мужество, девушка вздернула подбородок.
— Да.
Королева приподняла брови.
Значит, вы признаете тайную встречу в вашей комнате?
Катарина кивнула.
Королева отвесила ей пощечину. Катарина вскрикнула от боли, потому что пальцы королевы были унизаны кольцами и одно из них содрало ей кожу. Однако она не осмеливалась ни отступить, ни даже дотронуться до расцарапанной подергивающейся щеки.
Как вы осмелились вести себя при нашем дворе, словно потаскушка!
Катарина молчала. Ее глаза наполнились слезами. Нет, она не станет плакать. Вот она, расплата!
Вашей матери было бы стыдно за вас, — сказала Елизавета. — У нее-то хватило ума на то, чтобы развлекаться с наследником графского титула!
Катарина опустила голову. Ей нечего было сказать в свое оправдание.
Вы и вправду хотите выйти замуж или собираетесь превратиться в шлюху? Отвечайте! — взвизгнула королева.
Катарина посмотрела на нее.
— Я хочу замуж.
— Ормонд тоже так говорит. — Королева уже не так гневно посмотрела на девушку. — Мы приблизили вас, потому что мы любили вашу мать и чувствовали себя в какой-то степени ответственными за вас. Ормонд тоже как будто решил вас поддержать. Он обратился к нам с просьбой позволить вам вступить в брак, несмотря на то что ваш отец вызвал наше неудовольствие. Мы думали об этом, но теперь… Мы не знаем, стоит ли это делать.
Катарина пальцем не могла шевельнуть от ужаса. Наконец-то у нее появился шанс обрести все, о чем она мечтала, и она боялась потерять его.
— Ваше величество…
— Молчите! Как можем мы найти вам приличного мужа, если вы утратили свою последнюю ценность — свое целомудрие, если вы носите ребенка от другого мужчины?
Катарина облизнула губы. • — Я не ношу его ребенка.
— Лэм О'Нил специалист в этом деле. Не вздумайте убеждать меня в том, что он импотент. Не увиливайте!
— Я не лгу! — воскликнула Катарина, заламывая руки. — Он оставил мне мою честь! Клянусь всем святым! О Господи, простите меня, простите.
Королева оценивающе оглядела ее.
На колени, и вымаливайте наше прощение. Катарина послушно опустилась на колени.
Прошу вас, простите меня, ваше величество, я вас умоляю!
Голос королевы смягчился.
Встаньте, Катарина, и вытрите слезы. Катарина поднялась на ноги.
— Вам необходимо быть осторожнее. Вы очень красивы, и мужчины будут гоняться за вами, стоит дать им малейший повод. Вы должны оставаться сильной и не поддаваться — даже такому красивому пройдохе, как Лэм О'Нил. — Взгляд королевы потемнел. Катарина поняла, что она подумала о Лечестере.
— Вы правы, — пробормотала девушка, теребя складки платья, — я совершила серьезную ошибку.
— Может, вам не годится жить при дворе, — задумчиво произнесла Елизавета.
Катарину охватило отчаяние. Королева хочет отослать ее прочь — и поделом.
Пожалуй, сегодня мы обойдемся без ваших услуг. Ступайте в свою комнату и хорошенько подумайте о прошлом и о будущем. Тем временем мы будем размышлять о том, как с вами поступить.
Это означало конец аудиенции. Девушка вышла из кабинета, полная страха. Ощущение, что она попала в ловушку, усиливалось с каждым мгновением. За дверью толпились фрейлины королевы, советники, почетная стража и аристократы всех рангов, дожидаясь выхода Елизаветы. Катарина протискивалась через толпу, ни на кого не глядя, пока кто-то не тронул ее за руку. Она подняла глаза и встретила вопросительный взгляд Лечестера.
Девушка с гневом вырвалась и побежала прочь. «Что мне делать?» — лихорадочно думала она. Казалось, из этого ужасного положения не было выхода. Она попала в сеть интриг, в которой сплелись интересы слишком многих мужчин, их желание обладать ею и их стремление к власти. Получив наконец разрешение покинуть свою комнату, Катарина в задумчивости сошла вниз к ужину. Ей казалось, все знают, что она попала в немилость. Ей оставалось только надеяться, что окружающие полагают, будто гнев королевы вызван тем, что Катарина провела несколько минут наедине с Лечестером. Если же станет известно, что прошлой ночью она принимала у себя в комнате Лэма О'Нила, она пропала, и тот факт, что она все еще оставалась девственницей, не будет играть никакой роли.
Но бросаемые на нее взгляды не были ни презрительными, ни злобными, ни непристойными. В них сквозила лишь жалость. Катарина колебалась, не в состоянии решить, где и с кем ей сесть. Энни Гастингс с улыбкой махнула ей рукой. Когда Катарина подошла, она встала и обняла ее.
Бедняжка! Не стоит так переживать, Катарина, — прошептала она. — Вы не первая, на кого положил глаз Лечестер и кто получил взбучку от королевы. Просто она оберегает мужчину, который, как она считает, принадлежит ей.
С чувством огромного облегчения Катарина опустилась на скамью рядом с Энни.
— Но ведь он ей не принадлежит, верно?
— Она сделала его. Обогатила и дала титул, но он не перестал быть мужчиной и поступает по своему усмотрению. Если он хочет иметь законного наследника, ему со временем придется жениться снова.
Катарина прикусила губу. Она не собиралась говорить Энни, что Лечестер предлагал ей вовсе не брак. Она повернулась к темноволосой фрейлине.
Энни, что еще обо мне рассказывают? Леди Гастингс искоса глянула на нее.
По правде говоря, совсем немногое. Ходит странный слух, что ваш пират был на празднике прошлой ночью. Это неправда, верно?
— Понятия не имею, — еле слышно выдавила Катарина
— Хм… Наверняка все бы его заметили, если бы он появился. На такого мужчину трудно не обратить внимания.
Катарина почувствовала облегчение. Если это все, что говорили о Лэме, то ее репутация вне опасности. Но теперь она поняла, что чуть было не погубила себя. Впредь такого нельзя допустить. У Катарины хватило ума понять, что если это случится еще раз, она окажется на волосок от брака с пиратом, а к этому она еще не была готова, несмотря на просьбы и увещевания отца.
Наверняка найдется другой способ помочь Джеральду, способ, при котором ей не придется стать ни наложницей Лечестера, ни женой О'Нила.
Катарина подумала о графе Ормонде. Вроде бы он принял ее сторону и просил королеву устроить ей подходящий брак. Девушку поразила ирония судьбы: из всех мужчин при дворе лучшим союзником оказался смертельный враг ее отца. Может быть, Ормонду удастся взять заботу о ее будущем целиком в свои руки?
Она созналась. Этой ночью у нее был Лэм О'Нил.
Ормонд побагровел:
Если он еще раз покажется мне на глаза, я убью его.
Королева смотрела не на него, а на Лечестера, ошеломленно уставившегося на нее. Елизавета одарила его преувеличенно сладкой улыбкой.
Что-нибудь не так, милый Роберт?
Дадли очнулся. Красивое смуглое лицо приняло беззаботное выражение, и на нем появилась улыбка.
— Этот пират до того обнаглел, что осмеливается без приглашения являться ко двору и пробираться в комнату фрейлин?
— Возможно, она его пригласила, — заметила королева, не спуская глаз с Лечестера. — У него слава сердцееда. Все мои фрейлины готовы упасть в обморок, стоит ему зайти в комнату.
Улыбка Лечестера потухла. Все знали, что он считал себя неотразимым и гордился тем, что многие женщины были бы не прочь его заполучить.
— Сомневаюсь, чтобы мисс Фитцджеральд пригласила какого-либо мужчину в свою комнату.
— А, так вы хорошо ее знаете?
— Вам отлично известно, что я ее не знаю! Мы только танцевали, и все! — Лечестер стиснул зубы.
— А потом, возможно, обменялись поцелуями?
В глазах Лечестера сверкнули молнии. Елизавета почувствовала страх, несмотря на то что она была королевой, а он всего-навсего ее подданным. Она чувствовала, что зашла слишком далеко. Лечестер широкими шагами приблизился и стоял, угрожающе возвышаясь над ней. Она не шелохнулась. Ее сердце учащенно забилось — это была чисто женская реакция на его близость и мощь.
Я мужчина, Бет, и это вам отлично известно, — произнес он так тихо, что только она могла его слышать. — Какое вам дело, если я урву у нее поцелуй? — Его глаза горели темным пламенем. — Вы знаете, что я не искал бы ничего другого, дай вы мне то, что я хочу.
Елизавету пробрала дрожь. Она сожалела, что они не одни. Наедине Дадли схватил бы ее в объятия, не спрашивая, хочет она того или нет. Именно это нравилось ей в нем больше всего — и меньше всего тоже. Как женщина, она испытывала радость, как королева — негодование.
Елизавета уставилась на него, как всегда, не в силах понять, что на самом деле означают его слова. Имел ли он в виду ее тело, которым ему до сих пор не удалось овладеть, или ее трон?
Дам я вам что-то или нет — на то будет моя воля, Роберт. А вы, конечно, можете целоваться, с кем вам вздумается.
Лечестер не сдвинулся с места, продолжая смотреть на нее. Елизавете стало страшно. Может, она и вправду зашла слишком далеко. Она широко улыбнулась и взяла его за руку чуть ниже пышного манжета.
— Милый, простите мне мою женскую горячность.
— Позвольте мне зайти к вам вечером, Бет.
— Я подумаю. — Она отвела взгляд. Он схватил ее за руку, повернув к себе.
— Я приду, Бет.
Сердце Елизаветы колотилось так, что готово было выскочить из груди. Уже несколько недель она не принимала Дадли наедине. В конце концов она кивнула и, уже отворачиваясь, заметила промелькнувшее в его глазах удовлетворение. Сама того не желая, она уже с предвкушением ждала вечера.
Елизавета повернулась к Ормонду.
Это ваш день, Том. Я согласна с вами. Мы должны найти ей мужа — и побыстрее.
Лицо Ормонда прояснилось, а стоявший рядом с ним Лечестер застыл. Но сейчас Дадли не осмелился бы возразить, и Елизавета это знала. Молчавший до этого Сесил выступил вперед.
Вы передумали, ваше величество? Намерены изменить свое решение?
Да, — твердо заявила Елизавета. Она передумала. Что верно — то верно. В этом не было ничего необычного. Тем, кто хорошо ее знал, было известно, что сегодня она могла решить так, а завтра совсем наоборот, забыв о предыдущем решении. Теперь Елизавета собиралась сказать своим самым доверенным советникам правду, хотя и не всю. — Я не уверена, что она участвует в заговоре. Теперь я ее немного знаю, и я думаю, что она слишком наивна, чтобы быть замешанной в каком-либо сговоре со своим отцом или с О'Нилом. Однако меня бы нисколько не удивило, если бы оба интригана собирались использовать ее в своей игре. Я хочу оставить их без пешки еще до того, как игра начнется.
Сэр Уильям Сесил ничего не сказал. Но он понимал, что игра уже началась, и началась всерьез. От своих собственных осведомителей он получил поразительные сведения. «Клинок морей» был замечен на рейде залива Дингл, неподалеку от Эскетона. Заливом также пользовался папист Фитцморис. Поскольку Фитцджеральд пребывал в Саутуарке, Сесил полагал, что присутствие «Клинка морей» в заливе Дингл означало, что О'Нил затеял гораздо более опасную игру. Сесил был заинтригован. Если его подозрения оправдаются, значит, этот пират очень умен.