Он не дал ей возразить:

Я смотрел на вас, когда мы проезжали Смитфилдский рынок. — На его серьезном лице мелькнула легкая улыбка. — Видел, как жадно вы разглядывали одежду и другие товары. Заметил радость на вашем лице. Когда мы уезжали, у вас был такой вид, словно вы были ребенком, которого увели с первого в его жизни праздника. Катарина не могла отвести глаз от его красивого лица. Несмотря на гнев и отчаяние, она вспомнила — даже слишком отчетливо — великолепие и вычурность туалетов королевских придворных. Все эти штучки, которых у нее никогда не будет.

Я могу дать вам любое украшение, о котором вы когда-либо мечтали, и все другие, о которых вы даже мечтать не могли. Я не люблю хвалиться богатством, но на этот раз я снизойду до хвастовства. Я богаче иных королей, Катарина. Вам хочется иметь норку и соболей? Или горностая и рысь? Они ваши. Такая женщина, как вы, создана для того, чтобы наслаждаться дорогими вещами. Вы созданы для того, чтобы вас ценили, обожали и уважали не хуже любой королевы. — Он оглядел ее старое, неоднократно чиненное, уродливое платье. — Вы должны одеваться в шелк и бархат, в ленты и кружева. Ваши платья должны быть так же богаты и великолепны, как платья королевы. Вам следует носить бриллианты в ушах и рубины на талии, а волосы украшать сапфирами и изумрудами. Или вы предпочитаете что-то поскромнее? Тогда вам подойдут золото и жемчуг. Катарина, здесь не может быть никаких ограничений. Только скажите, и все это станет вашим.

Он предлагает ей несметные богатства, а она в обмен на это должна стать его шлюхой. Катарина дрожала от гнева, от оскорбления, хотя какая-то глубоко запрятанная частичка ее томилась нетерпеливым желанием. Прошлой ночью он спас ее от Хью. Прошлой ночью он не был пиратом, он был героем, добрым и заботливым.

Хью вел себя как деревенский болван. Я знаю, что происхожу не из знати, но я никогда вас не обижу. Наверняка вы успели в этом убедиться.

Да, в этом она убедилась, но из его предложения явствует, что в конце концов он мало чем отличается от Хью.

Я отказала Хью, отказываю и вам, — хрипло выговорила она. — Я не желаю быть ничьей любовницей.

Лэм смотрел на нее темными, как океан, и такими же бездонными глазами.

Катарина, я не прошу вас быть моей любовницей. Я прошу вас стать моей женой.

Катарина не верила своим ушам. Наверняка ей это почудилось!

Я прошу вас стать моей женой, — повторил он, и теперь она почувствовала, как он волнуется, — на его виске бешено пульсировала жилка.

Потрясенная, Катарина молчала, и Лэм с мрачным видом сказал:

Мой дом находится далеко на севере, на неприступном острове. Там мы будем в безопасности от всех, кто захотел бы нас унизить, хотя, откровенно говоря, я думаю, что вызванный нашим браком скандал вскоре уляжется. — Катарина безмолвствовала. — Разве не вы говорили, что желаете выйти замуж, иметь собственный дом? Хотя я там не живу, на острове есть новый особняк, не хуже любого в Англии. Если он вам не понравится, я снесу его и построю для вас другой. — Как будто подбирая слова, он смотрел на нее потемневшими, угольно-серыми глазами. — Ваш отец желает этого союза. Я мог бы быть ему полезен.

Наконец Катарина обрела дыхание. Ее грудь тяжело вздымалась. Руки судорожно сжались в кулаки. Внезапно ее охватило искушение, огромное искушение, и она попыталась его побороть. Боже, он предлагает ей свое имя. Его имя. Он предлагает ей брак.

Лэм резко продолжил:

Катарина вы должны серьезно обдумать мое предложение. Вы неглупая женщина. Подобного шанса у вас больше не будет. Возможно, вашей руки попросит какой-нибудь фермер или вроде того, но вы никогда не сможете стать подходящей женой фермеру. Может, вам нужно время, чтобы все обдумать? — О'Нил не улыбался, в продолжение всего разговора он хранил серьезность. — Я понимаю, что мое предложение для вас совершенно неожиданно.

Неожиданно — не то слово.

Почему? — Он растерянно заморгал. — Почему, Лэм? Почему теперь вы хотите жениться на мне?

Он стиснул челюсти:

— Я обдумывал это с того момента, как ваш отец сделал такое предложение. Я хочу вас, но я не стану вас принуждать. Я хочу, чтобы вы пришли ко мне по доброй воле.

— Понятно. — По ее щекам наконец потекли долго сдерживаемые слезы, и она с досадой смахнула их.

— Думайте столько, сколько вам потребуется, — сказал он и повернулся, чтобы уйти.

— Нет, — печально произнесла Катарина, — мне не требуется время на обдумывание вашего предложения. — Он замер. — Я не могу выйти за вас замуж, Лэм. Мне очень жаль. Я не могу выйти за пирата. — Дрожа, она обхватила себя руками. — Пусть мой отец находится в отчаянном положении, но я, Катарина Фитцджеральд, осталась прежней. Я благородна по рождению и никогда не смогла бы выйти замуж за пирата. Не имеет никакого значения, что этот союз нужен моему отцу для достижения каких-то политических целей.

Он стоял не двигаясь, словно высеченный из камня. На его лице застыло выражение муки.

Мне очень жаль, — прошептала Катарина.

— Вы не можете отчетливо мыслить, — наконец произнес Лэм. — Вы еще не оправились от событий прошлой ночи. Я пойду.

— Нет, — сказала Катарина, вытирая слезы кулаком.

— Теперь вам не из чего выбирать, Катарина. Лучше моего предложения вам не дождаться. Я прошу вас стать моей женой. Другие мужчины — благородные, вроде Хью, — будут просить вас стать их шлюхой, не более того.

Он был прав. Катарина отвернулась, переживая немыслимое унижение.

— Может быть, хороший сон поможет вам передумать. — Она слышала, как он повернулся и пошел к двери.

— Я не передумаю. О Господи! — Она уткнулась лицом в стену, готовая разрыдаться.

Он сказал:

Мое предложение остается в силе. Подумайте обо всем, что я могу вам дать, Катарина. Может, это перевесит ваше презрение к моему происхождению и ко мне самому. — Он вышел.

Катарина осела на пол. Разве она просила большего, чем любая другая женщина? Почему судьба замыслила лишить ее того, что ей причиталось? Она была благородной женщиной. Дочерью графа. А теперь ее жизнь свелась к бесстыдным домогательствам аристократов вроде Хью и предложениям руки и сердца от пиратов. Катарина сжалась в комок, обхватив колени руками. Она знала, что Лэм прав — лучшего предложения ей уже не получить.

Но она не могла выйти замуж за сына Шона О'Нила. Никогда и ни за что. Даже если бы ей этого хотелось. Глава тринадцатая.

Вскоре Катарина поняла, что у нее есть еще один выбор.

Спускались сумерки. Она торопливо вышла из каюты, нисколько не удивившись, что на этот раз дверь осталась не запертой. На верхней палубе она плотнее завернулась в накидку и огляделась, высматривая Лэма. Он стоял у штурвала. Ее сердце громко забилось. Она поспешила вперед и стала неловко взбираться по трапу на полубак.

Он сразу заметил ее.

Подождите, Катарина. — Он оставил штурвал на попечение матроса, быстро прошел к ней, наклонился и как будто без малейшего усилия поднял ее наверх. Катарина схватилась за него, чтобы сохранить равновесие, потом быстро опустила руки, но ощущение его крепких мышц осталось.

Я хочу поговорить с вами, Лэм. Его глаза блеснули.

— Вы передумали? — В хрипловатом голосе она уловила нетерпеливое ожидание.

— Нет, я не передумала. Я не могу выйти за вас. Не могу.

Он съежился, как от удара.

— У меня есть другой выбор, — продолжала она, полная решимости не обращать внимания на разочарование, которого он не пытался скрыть. — Я хочу обратиться к королеве.

— И положиться на ее милость?

— Да! — воскликнула она. — Лучше положиться на ее милость, чем на милость таких людей, как вы или Хью, или на непостоянство судьбы!

А если она решит отослать вас к отцу? Или обратно в монастырь?

Катарина вздернула подбородок.

— Значит, так тому и быть. — Но она не имела ни малейшего намерения быть сосланной в заточение в Саутуарк или в монастырь. Она была готова на коленях вымаливать свое будущее, если потребуется.

— Значит, я — худшее из всех зол.

Катарина внутренне сжалась. Этого она не говорила.

Вы ведь не собираетесь отрицать, кто вы такой и что вы такое?

На его лице появилась усмешка.

Не стану и пытаться.

Его слова поколебали ее решимость. Его близость лишала ее уверенности.

— Вы пират, О'Нил, и нам обоим это хорошо известно, — рассерженно сказала она. — Вы отвезете меня в Лондон? Или я остаюсь вашей пленницей, несмотря на мой отказ?

— Катарина, если бы вы были моей пленницей, а я просто пиратом, я бы овладел вами без вашего согласия, неважно, силой или нет.

Катарина промолчала, зная, что он прав.

Выходит, существуют разные степени зверства, — сказал он. — Так что дикарь, который не сделал вам ничего плохого, даже спас вас от надругательства, вырвав из рук вашего лучшего и благороднейшего друга Хью, — этот дикарь выполнит ваше желание. — Она не шевельнулась. — Вы хотите просить помощи у королевы? Возможно, вы правы. Может быть, она решит вмешаться и даже устроит ваш брак. Может быть, во всей Англии найдется один джентльмен, которому будет безразлично, что у вас нет гроша за душой, что вы ирландка, католичка и что вы потеряли титул.

Я надеюсь на это, — хриплым шепотом выдавила она.

Он с холодной яростью посмотрел ей в глаза:

— Вы не сдаетесь? Никогда?

— Нет.

— Совсем как ваш отец.

Лэм повернулся и отдал своим людям команду. Матросы стали карабкаться по вантам, и корабль начал медленно поворачиваться. Катарина наблюдала, как он идет обратно к штурвалу. Девушка старалась убедить себя, что она должна добиться справедливости по отношению к самой себе и что не имеет значения, если она будет несправедлива к нему. Он пират, сын Шона О'Нила. Он выбрал себе такую жизнь, а она не имеет возможности выбирать.

Хотя она и поступила правильно, все же, когда корабль наконец взял курс на юг, она не могла не почувствовать растерянности. У нее не было никакой гарантии успеха. Один раз королева Елизавета милостиво отнеслась к ней, но при первой встрече она обвинила ее в заговоре и измене. Будет ли она добра к ней при третьей встрече — об этом оставалось только гадать. Катарина знала, что ее вполне могли отослать в Саутуарк, в пожизненное заточение вместе с отцом. И ее неотвязно мучила мысль — может, лучше все-таки принять предложение пирата?

Двумя днями позже они двигались вверх по Темзе в сторону Уайтхолла. Катарина не могла не поражаться тому, что Лэм решился провести свой корабль прямо к королевскому дворцу. Конечно, его простили и поручили ему сопровождать ее в Ирландию, но все же это казалось чересчур смелым, если вдуматься, кем и чем он был. К тому времени, как они добрались до дворца, их опередили слухи об их прибытии, и путешественников встретил один из приближенных королевы, сообщивший, что ее величество немедленно примет их.

Еще не настало время обеда, и королева не спускалась в свою приемную. Им пришлось почти час ожидать у дверей ее личных покоев, пока она одевалась. Катарина старалась получше сформулировать свою просьбу. С каждым мгновением ее беспокойство и страх усиливались. Лэм, казалось, откровенно скучал.

Королевские двери отворились, и появился высокий, красивый смуглый мужчина. Катарина не могла от него глаз оторвать. Не считая Лэма, это был самый великолепный представитель мужского пола из всех, кого она видела до сих пор. Он заметил ее и тоже внимательно на нее посмотрел, потом улыбнулся и поклонился. Когда он увидел Лэма, улыбка пропала, и через мгновение он вышел.

Катарина посмотрела ему вслед.

— Кто это?

— Роберт Дадли, граф Лечестер.

Катарина была о нем наслышана. В первые несколько лет правления Елизаветы ходило множество слухов, что королева собирается выйти замуж за Дадли, пока она не предложила его своей кузине и сопернице, Марии, королеве Шотландской. Мария отказалась — ведь говорили, что он любовник ее кузины, — и Дадли пришел в ярость. Тогда Елизавета дала ему титул графа, тем самым подняв его положение в обществе до такой степени, когда он мог жениться на членах королевской семьи. Некоторые утверждали, что это предложение было уловкой, благодаря которой Елизавета смогла возвысить и облагородить его, чтобы самой выйти за него замуж. Но все же и теперь, по прошествии многих лет, брак так и не состоялся.

С самого начала было ясно, что Елизавета благоволила к Дадли, что она была им увлечена и уделяла ему много времени, во всяком случае, так утверждали слухи. Когда они встретились впервые, Дадли был женат на Эми Робсарт, что исключало возможность брака с королевой, но несколькими годами позже его жена упала с лестницы и сломала шею. Суд решил, что смерть была случайной, но многие считали, что это подстроил сам Дадли, надеясь освободиться, чтобы жениться на королеве. Другие же говорили, что сама королева вместе с ним планировала это убийство. Как бы то ни было, безвременная смерть Эми сделала их брак невозможным, потому что это снова возбудило бы обвинения в убийстве.

Катарина никогда не придавала значения этим слухам, которые доходили до монастыря во Франции — то, что творилось в окружении королевы, всегда интересовало всех, а в особенности заточенных в монастыре девушек. Теперь, глядя вслед Дадли, она могла себе представить, почему королева была влюблена в него. Но убийство? Хотя она только дважды встречалась с Елизаветой, у нее было ощущение, что это просто невозможно.

— Что вы так уставились, Катарина? Он давно ушел, — холодно произнес Лэм.

Катарина вздрогнула и покраснела. Она знала, что ей нечего радоваться этому откровенному проявлению ревности. В конце концов, он не нужен ей ни в каком качестве, не нужны ни его ревность, ни страсть, ни любовь, будь он даже способен на такие романтические чувства, что было маловероятно.

Мгновением позже вышла фрейлина королевы и пригласила их обоих в кабинет. Елизаветы еще не было, так что они молча ждали. Наконец она вышла из спальни. Через открытую дверь Катарина могла рассмотреть комнату, довольно темную, потому что в ней было лишь одно окно, через которое открывался вид на Темзу, где сновали разноцветные барки, плавало множество лебедей и стоял на якоре небольшой военный корабль. Как раз в этот момент галеон произвел пушечный залп в честь королевы.

Катарина не могла удержаться от того, чтобы не посмотреть на личную комнату королевы немного дольше. Потолок был весь позолочен. Но взгляд Катарины привлекла большая кровать, отделанная разноцветным деревом, с покрывалами из шелка и бархата, шитыми золотом и серебром. С подножия кровати свисали индийские шелка.

В спальне королева была одна. Катарина задалась вопросом, не здесь ли она встречалась с Лечестером с глазу на глаз. Если так оно и было, то, насколько девушка успела узнать мужчин, дело не ограничивалось только словами.

Катарина! — Королева с улыбкой подошла к ней, протягивая руку. — Милая Катарина! — Она обняла девушку, все еще не глядя на Лэма. Ее щеки раскраснелись, глаза блестели. — Хотя я очень удивлена вашим появлением, но и обрадована тоже.

Катарина чуть не упала в обморок от облегчения. Она широко улыбнулась в ответ.

— Просто чудесно снова оказаться при дворе, ваше величество, — искренне сказала она. И в самом деле, как только она завидела с реки башни и крыши Лондона, ее сердце взволнованно забилось.

— И вы привезли с собой своего суженого лорда Бэрри? Может, вы уже леди Бэрри, милая?

Катарина вся сникла.

Королева некоторое время смотрела на нее и наконец повернулась в Лэму.

— Что-нибудь не так?

— Ваше величество. — Лэм поклонился. Щеки королевы чуть покраснели.

— Да говорите же, что произошло?

— Лорд Бэрри обручен с другой, ваше величество. Елизавета чуть шире открыла глаза и перевела взгляд на Катарину.

Значит, обручение все же было признано недействительным? Но ваша семья об этом не знала?

Катарина объяснила, как Хью представил контракт ирландскому суду, чтобы решить, считать ли обручение действительным после того, как Джеральда осудили за измену и лишили титула и земель.

— Бедняжка, — сказала королева, похлопав ее по руке. — Значит, вы зря съездили в Ирландию, и теперь вы вернулись ко двору.

Лэм не сводил глаз с Елизаветы, и королева повернулась к нему.

— И как хорошо с вашей стороны, Лэм, доставить это дитя обратно в Лондон. Полагаю, она собирается поехать к своему отцу? Или она уже сообщила ему грустные новости?

— Катарина еще не говорила с Фитцджеральдом, — спокойно ответил Лэм.

Королева вздернула брови и ничего не сказала. Катарина сообразила, что стоит, затаив дыхание, и, глубоко вздохнув, решилась:

— Можно мне сказать, ваше величество?

— Пожалуйста, — улыбнулась Елизавета. Катарина нервно сцепила пальцы.

— Хью счел меня недостойной быть его женой, потому что я больше не дочь графа. Мой отец, без титула и земель, теперь находится в отчаянном положении. Все это мне известно. Но… мои мечты остались прежними. И я сама не изменилась.

Елизавета склонила голову набок.

— Продолжайте.

Катарина сделала шаг вперед.

— Я хочу только того, что причитается женщине, ваше величество. Дом, мужа и детей. Как я желаю эти три простые вещи! Я всегда их желала. Катарина Фитцджеральд нисколько не изменилась, и мои мечты так же живы, как и прежде. Я пошла на риск и покинула монастырь, потому что оставаться там и не иметь ни мужа, ни дома, ни детей было бы все равно, что умирать медленной и мучительной смертью. Ваше величество, я полагаюсь на вашу доброту и широту души. Я знаю, что не могу предложить ничего, кроме себя, а без земли и приданого женщина так мало стоит. К тому же я уже немного старовата, но вы сами видите, что я хорошо выгляжу, и, что более важно, я сильна и хорошо сложена. Я уверена, что смогу родить двух, трех или даже четырех детей. Прошу вас. Когда вы отобрали Десмонд у моего отца, вы сделали то, что считали правильным. Я его дочь, но разве должна я делить его судьбу? И вы говорили, что вы с Джоан были верными подругами. Может быть, вы что-нибудь сделаете ради памяти о ней. Прошу вас! Не могли бы вы подыскать мне какого-нибудь простого, но все же благородного мужчину? Я понимаю, что он не будет знатен или богат, что он скорее всего будет вдовцом, может быть, с детьми. Я люблю детей. Я бы растила детей другой женщины, как своих собственных. Прошу вас, ваше величество. — Катарина молитвенно сложила на груди руки, мысленно умоляя Господа склонить королеву помочь ей. Но она сказала все, что собиралась сказать, и теперь стояла неподвижно, с беспокойством глядя на королеву в ожидании ответа.

Елизавета изучающе смотрела на девушку. Лэм тоже уставился на нее пронизывающим взглядом. На его лице застыло напряженное выражение.

Наконец Елизавета взяла ладони Катарины в свои и крепко их сжала.

— Ваша просьба прозвучала очень убедительно, Катарина. Я ее обдумаю.

Катарина похолодела. Она рассчитывала на немедленный ответ.

— Теперь мне надо заняться государственными делами. — Королева отпустила руки девушки и сказала: — Катарина, вы останетесь при дворе до моего решения. Одна из моих фрейлин покажет вам вашу комнату. Вы, Лэм, тоже останьтесь. Я поговорю с вами позже. — И она величественно вышла, шелестя расшитыми золотом и усеянными жемчугами юбками.

Катарина повернулась и встретила обжигающий взгляд Лэма. Ей было все равно, злился он или отчаивался. Она вздернула подбородок и уставилась на него с высокомерием, которого вовсе не ощущала.

— Дьявол вас побери, — наконец выругался он. — Вы слишком умны, и это не доведет вас до добра. — И он схватил ее за запястья.

— Что?.. — выкрикнула Катарина, но слишком поздно, потому что он заключил ее в объятия. Прижимая ее одной рукой к своей мощной груди, он другой приподнял ей подбородок. — Чересчур умны и чертовски прекрасны. Я все еще хочу сделать вас своей женой, Катарина.

Катарина широко раскрыла глаза, собираясь возразить. Лэм прервал ее протесты жесткими жадными губами. Катарина замерла. Она приехала ко двору, чтобы найти мужа, и это вполне могло быть их прощанием. Ей вовсе не хотелось сопротивляться ему. Сейчас, во всяком случае. Его губы не отрывались от ее губ и приоткрыли их. Его язык проник к ней в рот, и ее ладони сами обхватили ее плечи. Он просунул язык глубже, откидывая ее назад через свою руку. Катарина сдалась и сделала то, что ей давно хотелось сделать, — она сама поцеловала его.

Страстно. Ее губы прижались к его губам, зубы столкнулись с его зубами. Их языки делали яростные выпады. Ее ногти впились ему в плечи.

Катарина поняла, что ее опускают на пол. Лэм упал на колени, продолжая целовать ее, и она так же лихорадочно целовала его в ответ. Пальцы Катарины скользнули под его свободно завязанную рубашку. Ощущение было таким, словно она дотронулась до обтянутого шелком камня, но живого и теплого. Она тяжело дышала в его широко раскрытый рот. Ее рука скользнула вниз по его животу, прощупывая, исследуя, теребя. Лэм ахнул.

Никто из них не заметил в дверях наблюдавшего за ними мужчину. Первым побуждением сэра Уильяма Сесила было откашляться, чтобы дать влюбленным знать о своим присутствии. Но в последние несколько дней он много размышлял над узлом, в который завязался треугольник, представленный Фитцджеральдом, Фитцморисом и Лэмом. Он много раздумывал над тем странным фактом, что О'Нил захватил простой французский корабль — бесполезный с политической точки зрения, — если не учитывать возможную ценность Катарины Фитцджеральд. И теперь, наблюдая своими глазами проявление страсти Лэма, он заподозрил, что Ормонд был прав. Теперь он знал, что делать. Он повернулся и прикрыл дверь. По пути он остановил шедшую навстречу служанку.

— Королевскими покоями займетесь позже, — приказал он.

Ее глаза метнулись к закрытой двери, и в них мелькнуло понимание. Она присела в поклоне и ушла.

Проходя через холл, Сесил думал: «Так кто же Лэм О'Нил сейчас — друг или враг? Как далеко он может зайти в союзе с Фитцджеральдом?» Сесил был уверен в существовании такого союза. Он стал размышлять о том, нельзя ли каким-то образом через девушку управлять Лэмом О'Нилом. А может, Катарина Фитцджеральд уже вертела им как хотела старинным, испытанным веками способом?

Королева улыбнулась стоявшему рядом с троном графу Лечестеру и игриво сказала:

— Я рада вас здесь видеть, Роберт.

— Он улыбнулся в ответ и фамильярно похлопал ее по руке.

— Вы же знаете, ваше величество, что ваши заботы — мои заботы.

Елизавета с довольным видом взглянула на своего мрачно хмурившегося кузена Ормонда и на Сесила, лицо которого хранило безразличное выражение.

— Я только что получила донесение от сэра Джона Перро, — объявила она. — Он утверждает, что девица Фитцджеральд — отъявленная ирландка, не хуже любого мятежника, поддерживает своего отца, и ей нельзя доверять. Он устроил слежку за О'Нилом и девушкой. Они посетили только замок Бэрри и оставались там всего одну ночь. Внешне в этом не было ничего подозрительного, если не считать того, что О'Нил поспешно отплыл из Корка, не дожидаясь своих бумаг, и, конечно, того, что Катарина не выйдет замуж за Бэрри. Но, насколько известно, О'Нил сразу доставил девушку к нам, а это не свидетельствует о заговоре.

«Это был блестящий замысел, как и все, что делает О'Нил», — подумал Сесил, но промолчал.

— С самого начала это было уловкой, — проворчал Ормонд. — Она поехала в Мюнстер не затем, чтобы выйти за Бэрри, а чтобы передать сообщение от своего отца. Ваше величество, Фитцджеральд снова принялся за старое — только на этот раз он вовлек в свои мятежные замыслы Владыку Морей!

Раздраженный Лечестер смерил Ормонда уничтожающим взглядом.

— У нас нет никаких доказательств, Батлер, что О'Нил сотрудничает с Фитцджеральдом. Ваша истерия заводит вас слишком далеко.

— А вы как думаете? И что бы вы предложили? — с вызовом спросил Ормонд. Его лицо стало мрачнее тучи. — Допустить, чтобы среди нас оказался изменник?

Лечестер холодно уставился на своего соперника в борьбе за благосклонность королевы. После того как Фитцджеральда изгнали из Южной Ирландии, там не оставалось лорда влиятельнее Ормонда.

— Фитцджеральд не представляет такой угрозы, как его кузен, Том. Мы все остались бы в выигрыше, если бы он вернул свои земли и вытеснил оттуда этого проклятого паписта.

— Хватит! — отрезала Елизавета, прежде чем Ормонд успел что-либо возразить. — Я думала, что мы покончили с этим делом три года назад, когда решили судить Фитцджеральда за предательство. И я не собираюсь теперь отступать от этого решения. Я хочу двигаться дальше. — Елизавета взглянула на Сесила. — А что скажете вы, сэр Уильям? Состоит мой золотой пират в заговоре против меня или нет?

— Хотя доказательства в пользу этого все добавляются, есть и другое возможное объяснение поведения О'Нила, — ответил секретарь. — Пока я не стал бы утверждать, что он замешан в заговоре против вас, ваше величество. — Его лицо оставалось бесстрастным, не позволяя угадать, о чем он думает и к какому выводу пришел незадолго до этого. Он не имел привычки обременять королеву тем, что ей не требовалось знать.

Ясно, что он замешан в заговоре, — почти выкрикнул Том Батлер. — Боже милостивый, неужели вы все потеряли разум? Зачем бы еще О'Нилу везти девушку к ее отцу? А если Фитцджеральд вербует себе сторонников, война затянется еще не на один год! Вы хотите заполучить в Южной Ирландии еще и мятеж Фитцджеральда вдобавок к мятежу Фитцмориса? — обратился он к королеве.

— Вам известно, что не хочу! — воскликнула она. Лечестер и Сесил переглянулись. Хотя их нельзя было назвать друзьями, потому что каждый из них завидовал влиянию другого на королеву, время от времени они становились союзниками. Это был как раз такой случай.

Лечестер взял Елизавету за руку.

— Наверняка красота девушки вскружила голову О'Нилу. Хоть он и жестокий пират, но все же мужчина. И он известен своими победами. Помните вдовую принцессу Мэриан? — Елизавета поежилась. — Пират, как всегда, ищет двух вещей — золота и удовлетворения своей похоти.

— Вы все еще поддерживаете Фитцджеральда, — тоном обвинителя сказал Ормонд.

— Неужели вы двое всегда должны быть на ножах? — недовольно спросила Елизавета. — Ясно одно. Перро утверждает, что девушке нельзя доверять, что она наверняка поддерживает Фитцджеральда и своих родичей. Я готова положиться на суждение сэра Джона. Но чтобы она передала какие-то сообщения… — Елизавета помолчала. — Думаю, что нет. Нет, Лэм со мной не поступил бы так. Ормонд не выдержал.

— Конечно, передала! Бет, не позволяйте себя одурачить! Поручите ее моей опеке, и с этим заговором будет покончено!

Лечестер сощурил глаза.

— У вас вдруг появились братские чувства к давно позабытой сестре, Том? А может, это чувства не братские, а скорее мужские? — фыркнул он.

Не обращая на него внимания, Ормонд подступил к королеве.

— Милая кузина, позвольте мне ею заняться. Я ее единоутробный брат, и если вы передадите ее под мое покровительство, это не будет выглядеть странно. Я отошлю ее к своим братьям в Килкенни, где она все время будет под наблюдением. Она не сможет связаться со своим отцом, могу вас заверить.

— Она просила меня выдать ее замуж, — сказала Елизавета. — И очень убедительно. Она настаивает, что ее единственное желание — выйти замуж за благородного человека. Если она говорит правду, тогда сговора между ее отцом и О'Нилом не существует.

— Это притворство, — вставил Ормонд.

— Она неглупая девушка, и ее просьба это подтверждает, — пробормотала Елизавета. — Видит Бог, ее мать была очень умна, а отец хитер, как лиса.

— Мой совет — оставить все как есть, — сказал Сесил. — Я тоже думаю, что она ни в чем не замешана. А если это не так, пусть занимается изменами дальше. Фитцджеральд всего-навсего узник, ваше величество, и в этом качестве не может нанести большого вреда. Если девушка виновата, она наведет нас на каждое существующее осиное гнездо. — Сесил высказал все это, не моргнув глазом, исполненный уверенности, что О'Нил достаточно умен, чтобы не быть пойманным сейчас в той смертельно опасной игре, которую он затеял.

Ормонд издал громкий стон. Лечестер молча уставился на Сесила. Сесил ответил ему ясным спокойным взглядом. Хотя Лечестер не нравился Сесилу, сейчас он знал, что они согласны друг с другом. Лечестер — из чисто личных соображений, потому что он не выносил Ормонда. Сесил — потому что хотел обезопасить свою страну и свою королеву.

— Вы могли бы, — небрежным тоном произнес Лечестер, — выдать ее за кого-нибудь близкого вам, кто мог бы присматривать за ней и направлять ее — или использовать, если это потребуется.

Елизавета повернулась и без улыбки уставилась на него.

— Если бы у меня было вас двое, Роберт, я могла бы выдать ее за одного из вас. — Ее взгляд был тверже алмаза.

Он блеснул улыбкой, ослепительной на фоне смуглого лица.

— Но я всего лишь один-единственный, и если вы решите, что я должен обзавестись женой, я буду безутешен.

Елизавета не мигая вглядывалась в него. Постепенно ее взор смягчился.

— Мы приняли решение, — объявила она. — Мы используем все высказанные здесь идеи. Пока девушка останется незамужней, а если мы все же посчитаем возможным выдать ее замуж, это надо будет тщательно обдумать. Она останется с нами при дворе. — Елизавета улыбнулась. — В качестве одной из наших фрейлин. — И мы предоставим ей некоторую свободу и позволим навещать отца в надежде, что сумеем выведать его намерения. А чтобы быть уверенными, что мы ничего не упустим, мы приставим к ней служанку, которая будет следить за каждым ее движением и каждый день докладывать нам.

Все согласно заулыбались. Катарина станет фрейлиной королевы и поможет им уничтожить осиное гнездо заговора и измены.