Пробило восемь, когда ее наконец пригласили в библиотеку; она пошла, с ужасом предчувствуя, что ее уволят. Ей надо как-то избежать этого несчастья — ради матери.

Луиза нетерпеливо ожидала ее, всем своим видом являя властность и высокомерие; и она была не одна. Грейс не смотрела на Рейза, стоящего у камина, но всем своим существом ощущала его присутствие.

— Мэри-Луиза сказала мне, что вы учите Джеффри читать. Грейс достаточно было одного взгляда на хозяйку Мэлроуза, чтобы понять: та разгневана не на шутку.

— Он оказался невероятно способ… — осторожно начала Грейс.

— Так это правда, мисс О'Рурк? Грейс вздохнула:

— Не совсем так.

— Значит, моя дочь лжет? — повысила голос Луиза. Щеки ее пылали, глаза потемнели от гнева.

— Он оказался неподалеку от классной, и когда Маргарет-Энн не могла назвать буквы, я спросила Джеффри, может ли он это сделать. И он их назвал. Вот и все.

Луиза подошла ближе к гувернантке:

— Мэри-Луиза сказала, что вы предложили ему учиться вместе с ними. Это правда?

Грейс смотрела на нее прямо, не отводя глаз:

— Да.

— У нас здесь такое не принято, — надменно вскинула голову Луиза. — Это вам не Нью-Йорк, мисс О'Рурк. Эти проклятые республиканцы могут нас пичкать своими школами, этот чертов Союз штатов может забивать черномазым головы россказнями о равных правах, но здесь, мисс О'Рурк, всем отлично известно, что негры есть негры и им ни к чему учиться, даже если б у них и была такая возможность. И уж конечно, они не будут сидеть как равные рядом с моими дочерьми, в моем собственном доме!

— Негры теперь свободны, они имеют те же права, что и белые граждане, это гарантируют им и закон, и конституция, и…

— Мисс О'Рурк хочет сказать, — мягко вмешался Рейз, — она ужасно сожалеет, что так огорчила вас, дорогая!

— Пусть они будут свободными, — жестко проговорила Луиза, — и пусть голосуют сколько им угодно, но они и впредь будут пахать для нас нашу землю, а если откажутся, то передохнут от голода — все до единого! Они все те же низшие существа. У них нет и не будет никаких прав здесь, в Мэлроузе, и вы не имеете никакого права учить их!

Грейс не поднимала глаз от пола. Ее била дрожь, щеки стали пунцовыми. Она старалась побороть свою ненависть к этой непримиримой расистке. Потом вспомнила о жертве несправедливой системы — о бедном мальчике, таком умненьком, но обреченном всю жизнь оставаться на поденных работах, если только ему не удастся как-нибудь вырваться из тенет. И в этом нет ничего невозможного! Были же образованные, просвещенные негры, боровшиеся за дело республиканцев, такие, например, как конгрессмен Джон Линч. Она не поднимала глаз, чтобы Луиза Баркли не заметила в них возмущения и вызова Грейс не смотрела на хозяйку до тех пор, пока полностью не овладела собой.

— Да, мэм.

— Я могла бы рассчитать вас сию же минуту, — заявила Луиза. — Но я не такая жестокосердная! Вы — северянка, янки, вы еще не знаете наших порядков. Пусть это послужит вам уроком. Вы свободны, ступайте.

Грейс впервые за все время взглянула на Рейза. Он смотрел на нее спокойно, сочувственно. Потом ободряюще улыбнулся ей и незаметно для Луизы подмигнул, точно говоря: «Не беспокойтесь: собака лает, да не кусает, и нам ничего не стоит унять ее».

Грейс еще больше разозлилась оттого, что он отнесся ко всему этому так легкомысленно. А может, оттого, что он пытался помочь ей? Она бы и сама справилась — не в первый раз! Сжав губы и бросив на него яростный взгляд, она вышла из комнаты, держась очень прямо, с высоко поднятой головой.

— Вы не думаете, что были к ней слишком строги, Луиза?

— Вот еще, фу! Она еще и не такого заслуживает. Как она смеет?

Рейз улыбнулся, подумав, что Грейс действительно еще и не на то способна.

— А почему бы маленькому Джефу не походить в школу? Луиза в ужасе округлила глаза:

— Он нужен здесь. И я ни за что на свете не позволю моим неграм ходить в школу!

— Думаю, это неплохая мысль, — невозмутимо продолжал Рейз. — Мальчик тебе, конечно, нужен, но он наверняка мог бы принести больше пользы, если бы чему-нибудь выучился.

— Рейз! Что ты говоришь! Хорошая мысль — учить ниггеров читать и писать?! Хватит и того, что мы должны платить налог на их злосчастные школы! Посмотри, что случилось с Югом, когда черномазые начали голосовать! Эти проклятые «саквояжники» — янки уничтожают все!

— Радость моя, негры такие же люди, как ты и я. Конечно, они не белые, но от этого они не перестают быть людьми, точно такими же, как мы, — ласково увещевал ее Рейз. — Мне кажется, бессмысленно сокрушаться и рвать на себе волосы из-за того, что они стали свободными и получили гражданские права. И не говори мне, что ты бы не обрадовалась, если бы негры проголосовали за демократов.

Луиза, негодующая, с горящими щеками, с вызовом смотрела на него.

— Ты предатель, Рейз! Жалкий пособник этих ничтожных янки! Может, ты еще и республиканец? И вообще ты-то сражался за великий старый Юг? Сражался? Отвечай!

— Неужели для тебя действительно так важно, за кого я голосую? — насмешливо протянул он.

— Ты воевал за Конфедерацию? — Голос ее стал высоким, пронзительным.

Рейз прислонился к каминной полке.

— Война закончилась, Луиза. Она закончилась десять лет назад. Ты цепляешься за фантазии, за бесплотные мечты. Пора бы уже оставить их и взглянуть на вещи реально.

— Реально взглянуть на кого? На «саквояжников»? На янки? Никогда! Рейз вздохнул:

— Ладно. Я зашел за письмом из Нью-Йорка — по-моему, я оставил его здесь.

Это было правдой только наполовину. На самом деле он вернулся в Мэлроуз, чтобы еще раз взглянуть на Грейс О'Рурк.

Луиза молчала. Затем, уже тише, спросила:

— Скажи мне только, ты воевал за наш Юг или нет?

— Я воевал за наш Юг не хуже других, Луиза, — холодно ответил Рейз. — Но у меня были на то свои причины. Мне было шестнадцать, когда я убил первого янки, и знаешь, он был младше меня.

Взгляд его был жестким, непроницаемым.

— О, Рейз, прости меня! — воскликнула Луиза и, подбежав, прильнула к нему, обвила его руками. Он осторожно высвободился.

— Тебе не попадалось мое письмо, Луиза?

— Да, оно наверху. Рейз, дорогой, может, ты присядешь? — Она нежно улыбнулась. — Ты не голоден?

— В твоей комнате? — уточнил он уже из коридора. Луиза кинулась за ним:

— Да. Рейз, разве ты не останешься на ночь?

— Боюсь, что нет. — Он уже взбегал по ступеням.

— Но ты и вчера ушел! — возмущенно воскликнула Луиза.

Рейз остановился, взял ее за руку и мягко улыбнулся:

— Сегодня вечером намечается игра в карты по-крупному.

— Ты и вчера говорил то же самое. — Она надула губки.

— Может быть, в следующий раз, — сказал Рейз спокойно.

— Обещаешь?

Он только чуть-чуть улыбнулся. Не то что ему не понравились две ночи, которые он провел с Луизой в этот приезд в Натчез. Но теперь по какой-то необъяснимой причине ему не хотелось оставаться с ней. Он находил поведение Луизы злобным, мелочным и недостойным, и его возмущало то, как она только что обошлась с Грейс.

Грейс. Обольстительный образ неприступной рыжеволосой гувернантки возник перед его глазами, с нелепыми очками и со всем прочим. Он попробовал отогнать его. Вспомнил, как очки то и дело соскальзывали с ее маленького носика. И уж во всяком случае, они не могли скрыть огромных фиалковых глаз. Несмотря на очки, он тотчас же заметил, как она на него рассердилась. Рейз не мог сдержать улыбки. Грейс могла прикусить свой язычок с Луизой, но не с ним. Улыбка его тут же исчезла, и он нахмурился. Какой вздор! Грейс не имела ни малейшего отношения к тому, что он не захотел провести эту ночь в Мэлроузе.

Прислонившись к стволу дуба и забыв обо всем, он с наслаждением наблюдал за ней.

Был полдень следующего дня. Рейз приехал в Мэлроуз, поддавшись порыву, не рассуждая. Но он достаточно хорошо знал женщин и потому не сомневался в одном: если он хочет увидеть Грейс, нужно устроить встречу так, чтобы Луиза ничего не заметила. Мысль о том, что он слоняется тут, скрываясь как мальчишка, забавляла его, придавая остроту приключению. Рейз быстро нашел Грейс: она и Джеффри укрылись за деревьями, росшими посреди лужайки неподалеку от дома. Оба сидели на одеяле, расстеленном на траве: склонившись над грифельной дощечкой, Джеффри что-то усердно на ней выводил.

— Молодец, очень хорошо, — сказала Грейс, и голос ее зазвенел от удовольствия; с того места, где стоял Рейз, было все прекрасно слышно. Ему нравился звук ее голоса. И еще многое в ней нравилось.

Грейс сняла очки. Узел волос на затылке был затянут не слишком туго; самые непослушные локоны выскользнули из него, обрамляя ее лицо огненно-золотым ореолом. Теперь, когда слало вчерашнее напряжение и ничто не отвлекало ее от любимого дела, когда она могла целиком посвятить себя обучению мальчика, Грейс была восхитительна. Вид ее сочных губ, приоткрытых в улыбке, заворожил Рейза. В паху его жарко заныло. Он не в силах был оторвать глаз от золотистого сияния ее волос. Ему захотелось нарядить девушку в изящное, дорогое платье цвета аметиста. Он готов был осыпать ее всю аметистами.

Рейз стал раздумывать, сколько ей лет и что побуждает девушку быть столь фанатичной активисткой.

Учительница и ученик сидели, все так же склонившись над доской, и Джеффри старательно выписывал на ней буквы, когда Рейз шагнул вперед. Грейс от неожиданности вскочила на ноги, удивительные глаза ее широко раскрылись. Джеффри в восторге взвизгнул:

— Это мистер Рейз!

Глядя, как Джеффри мчится ему навстречу, Рейз в то же время заметил, что вся непринужденность, естественность Грейс исчезла. Губы ее сжались, спина напряженно выпрямилась, изящная белая рука старательно подоткнула шаловливые, нежные завитки волос, очки снова появились на маленьком, усыпанном веснушками носике. Он схватил Джеффри и, высоко подняв малыша в воздух, закружил.

— Добрый день, — через голову мальчика поздоровался он с Грейс.

— Вы нас выслеживали!

Рейз поставил Джеффри на землю.

— Я заметил, что вы удалились сюда, и не смог противостоять искушению прогуляться с хорошенькой девушкой, — усмехнулся он.

Грейс была уже на ногах, готовая к бою.

— Ваши чары на меня не действуют, я вам уже говорила. Широко улыбаясь, он с сомнением приподнял бровь. Она скрестила на груди руки, напуская на себя суровый вид, тогда как сердце ее готово было выскочить из груди от волнения.

— Зачем вы подглядывали за нами, мистер Брэг?

— Рейз, — мягко поправил он, — Рейз. Мне кажется, мы уже достаточно знаем друг друга, чтобы вы могли называть меня по имени.

Она залилась чудесным румянцем.

— Вовсе нет!

— Во всяком случае, не моя в том вина, я очень старался вам понравиться, — улыбнулся он. Грейс покраснела еще гуще.

— Вы можете стараться до самой смерти, мистер Брэг, это ничего не изменит.

Он улыбнулся еще шире:

— Это что, вызов?

Она внезапно смутилась и, сглотнув, пробормотала:

— Понимайте как хотите.

— А это что, поощрение?

Рейз ничего не мог с собой поделать — мысленно он уже овладел ею десятками различных способов. Но Грейс, казалось, совершенно не задевали его намеки.

— Поощрение? — переспросила она равнодушно. — Вы, наверное, расскажете обо всем Луизе?

— С чего бы это мне рассказывать? — удивился Рейз. Он взъерошил волосы Джеффри, мальчик ухватил его за руку и потащил к одеялу:

— Посмотрите, мистер Рейз! Посмотрите на мои «А» и «Б». Рейз рассмеялся — малыш был в таком восторге — и без сопротивления последовал за ним.

— Ага, — сказал он, присаживаясь на корточки и внимательно изучая доску. — Вот это да! В жизни не видывал таких замечательных «А» и «Б»!

— Правда?

— Честное слово!

Издав восторженный вопль, Джеффри от радости пустился в пляс вокруг доски. Взгляды Рейза и Грейс встретились: ее — суровый, его — мягкий, спокойный.

— Бросьте эти игры, мистер Брэг, — жестко сказала Грейс. Рейз улыбнулся ее невинности, отчетливо представив в ту же минуту, в какие игры он хотел бы поиграть с ней. Для начала распустил бы этот узел у нее на затылке, дав волю сверкающему пламени волос. Он встал:

— Я пока не играю с вами, Грейс. Когда я начну, вы узнаете.

Она смотрела на него холодно, бесстрастно.

У него не было ни малейшего сомнения, что она никогда еще не была близка с мужчиной. Такая наивность в ее возрасте, при ее уме, была поразительна.

— Так как же, намерены вы донести на меня миссис Баркли, мистер Брэг? — сурово спросила она.

— Рейз, — поправил он ласково. — Рейз. И я никогда ни на кого не доношу, а тем более на леди. Она покраснела до корней волос. Рейз добавил, широко улыбаясь:

— Даю вам слово.

Грейс презрительно вздернула подбородок. Это позабавило его.

— Вы не верите слову техасца?

— Я не верю слову ловеласа. Рейз громко расхохотался:

— И все-таки вам придется довериться мне.

— Лучше не стоит.

Он никак не мог понять, настроена она столь враждебно только к нему или ко всем мужчинам вообще?

— Быть может, если б вы попытались мне довериться, вы не были бы разочарованы.

Грейс рассмеялась — от души, без притворства.

— Вы последний человек на земле, которому я когда-либо могла бы довериться! — уверенно заявила она. Это его по-настоящему задело.

— Снова вызов? Грейси, думаю, мне необходимо предупредить вас, — он посмотрел ей прямо в глаза, — что я нахожу подобные выпады неотразимыми.

— Это уж ваше личное дело… Вы, надеюсь, нас простите? — Она снова присела на одеяло. — Джеффри, продолжим, у нас не так много времени. Напиши-ка мне еще разочек буквы «А» и «Б».

Джеффри подбежал и плюхнулся рядом с ней. Грейс сделала вид, что не замечает Рейза, который и не думал уходить. Она наблюдала, как ее ученик выполняет задание.

— Очень хорошо. А ты помнишь букву «В»?

— «В» — это «ветер».

— Правильно. И вот как эта буква пишется. Смотри. Теперь попробуй сам.

Она смотрела, как мальчик выводит на дощечке громадное, неровное «В», безуспешно стараясь не замечать мускулистую ногу мужчины, стоящего рядом; ногу обтягивал начищенный до блеска сапог. Взгляд Грейс скользнул выше, к колену, и чуть помедлил, добравшись до крепкого бедра. Она быстро опустила глаза. Джеффри с торжествующим воплем совал ей под нос свою дощечку.

— Отлично. А ну-ка напиши еще четыре раза.

— Дай-ка мне посмотреть, — сказал Рейз, и Грейс краем глаза увидела, как сапог, двинувшись, почти коснулся ее руки. Рейз остановился у нее за спиной и перегнулся через ее плечо, чтобы посмотреть. Грейс вдруг почувствовала, что не может вздохнуть. Она с трудом перевела дыхание.

— Молодец, Джеф! — похвалил Рейз.

Малыш просиял и с еще большим усердием принялся выводить свои «В».

Грейс вздрогнула, почувствовав на своих плечах большие горячие ладони. Она резко отстранилась и встала.

— Что вы делаете?

— Неужто вам не тяжело все время держаться так прямо? Грейс стала еще более напряженной.

— Вы не имеете права касаться меня. Что вы вообще тут делаете? Почему не уходите? У вас что, нет более интересных дел?

— Нет.

— Что?

— У меня нет более интересных дел, то есть нет ничего, чем я предпочел бы заниматься, вместо того чтобы находиться здесь, с вами.

— Ну что ж, очень жаль, — резко сказала она, подумав тут же, что слова эти ничего не значат. В конце концов, слова — это только слова. А если значат?! И добавила:

— Поскольку я не разделяю ваших чувств.

— Ну зачем вы так? Вы, такая умная, честная, судите обо мне, совершенно меня не зная, — это несправедливо. — В его голубых глазах вспыхивали насмешливые искорки, но тон был серьезен. — Слышали ли вы когда-нибудь о суде праведном?

— А разве это суд?

— Вы ведь могли и обмануться во мне, ошибиться, — сказал Рейз уже без улыбки. — Улик не было, но приговор вынесен обвинительный.

— Ваше самомнение поразительно. Напротив, я вообще не думала о вас.

Грейс в душе ужаснулась своей бессовестной лжи. Он иронически усмехнулся:

— Вообще?

— Жизнь для вас — бесконечная игра, не правда ли? — спросила она сурово.

— Зато вы принимаете ее слишком всерьез. — Рейз протянул руку и пальцем коснулся ее щеки. Так он и знал. Нежная, как шелк, кожа девушки была безупречна.

Рот ее от неожиданности чуть-чуть приоткрылся.

Взгляд Рейза жадно тянулся к этим нежным, приоткрытым губам.

Грейс застыла, словно завороженная.

Не в силах преодолеть искушение, он склонился над ней. На секунду губы его легонько, чуть заметно коснулись ее губ. Затем он слегка отстранился и заглянул в ее широко раскрытые глаза за уродливыми стеклышками очков. Он видел, как Грейс занесла руку, но лишь чуть-чуть отвернулся. Удар оказался на удивление сильным. Рейз подумал, что заслужил его.

— Как вы посмели?

— Вопрос на самом деле в том, как бы я мог удержаться, — ответил он без улыбки.

— Вы еще хуже других! — выдохнула она. — Гораздо, гораздо хуже! Вы худший из распутников, вы развратник, ловелас, которому нужно от женщин только одно. Для вас мы всего лишь игрушки, не правда ли? И весь мир для вас — одна большая детская, полная игрушек, где вы можете развлекаться в свое удовольствие. Ведь так?

Он пристально смотрел на нее, пытаясь вспомнить, где он мог слышать эти слова. В другое время, в другом месте Развратник, ловелас… Внезапно Рейз сжал ее лицо в ладонях.

— Прекратите! — крикнула она возмущенно, пытаясь высвободиться.

— Спокойно. — Он приподнял ее лицо, всматриваясь в него. — Это были вы!

Рейз отпустил ее, и она откинула голову назад, испуганная, задыхающаяся. Его глаза сверкнули — он узнал ее.

— Грейс, это были вы! В Нью-Йорке! Это вы та сумасшедшая активистка, которая чуть не разнесла особняк ван Хорна!

— Не понимаю, о чем вы говорите, — натянуто произнесла Грейс. Голос ее звучал фальшиво.

— Это были вы! — хохотал Рейз, закинув голову. — Черт побери! Я чувствовал, что в вас есть что-то знакомое! Он смеялся над ней — опять!

— Вы бессовестный, несносный наглец! — в бешенстве выкрикнула Грейс.

— Тиран? — с готовностью подсказал он; глаза его лукаво блеснули, ямочки в уголках губ стали глубже.

— Да! Негодяй, тиран, ловелас, вы мне отвратительны!

Рейз снова расхохотался, потом схватил ее за плечи, не обращая внимания на сопротивление. Руки его были такие сильные, властные!

— Грейси, ради всего святого, как вас сюда занесло?

Перестав вырываться, она вспыхнула от гнева; все в ней так и кипело. Очки соскользнули с носа, но она не могла поднять руки, чтобы поправить их.

— Вот уж это совершенно вас не касается, сэр!

— Сомневаюсь. — Он отпустил ее, потом вдруг с удивлением спросил Джеффри:

— Эй, малыш, что случилось? Тот, казалось, вот-вот расплачется.

— Вы обидели мисс О'Рурк.

— Что ты, как я могу, ни в коем случае, Джеф! Я ведь джентльмен и никогда не обижу леди.

Все его внимание бьщо приковано к мальчику; и Грейс, как ни странно, почувствовала себя уязвленной.

— Все хорошо, Джеффри, — сказала она, погладив ребенка по голове. — Он не обижал меня. Мы просто… немного поспорили.

— Правда?

— Правда, — поддержал Рейз. — А теперь давай-ка посмотрим, какие тут у нас «В».

Успокоившись, Джеф протянул дощечку Рейзу.

— Замечательно! — восхитился тот. Джеф неуверенно посмотрел на Грейс.

— Да, ты очень хорошо написал их, Джеффри, — подтвердила она. — Сегодня вечером потренируйся писать эти буквы, но так, чтобы никто не видел. Хорошо?

— Да, мэм.

— А теперь мне пора идти. Ты беги вперед. Можешь взять эту дощечку, только никому ее не показывай.

Когда малыш убежал, Грейс строго посмотрела на Рейза: тот улыбался. Прежде чем она успела заговорить, он снова потянулся к ней:

— Вы ведь хотели поскорее остаться наедине со мной? Она уклонилась от его нетерпеливых рук.

— Что вы намерены делать с… с тем, что сегодня узнали? Глаза Рейза понимающе блеснули, улыбка стала шире.

— А… Не знаю.

— Прошу вас, — выдавила Грейс, ненавидя себя в эту минуту. — Я не могу потерять эту работу. Миссис Баркли не знает о том, что произошло в Нью-Йорке.

— Я понимаю.

— Вряд ли. Но я очень прошу вас не вмешиваться в это. Глаза Рейза сверкнули:

— А что я получу в благодарность за молчание?

— Что вы имеете в виду? — посмотрела на него Грейс с подозрением.

— А как вы думаете? — спросил он дерзко, беззаботно.

Грейс задыхалась, щеки ее пылали.

Ему тоже не хватало воздуха, сердце учащенно билось.

— Плата за мое молчание — поцелуй. Грейс едва сдержала взрыв негодования.

— Вы, сэр, невыносимы! — Она возмущенно отвернулась.

— Но неотразим, — подсказал Рейз тихо, очень близко от нее, слишком близко.

— Не для меня!

— Когда я получу мою награду?

— Уж разумеется, не сейчас, — сказала Грейс, отойдя подальше и повернувшись к нему лицом. — И вообще никогда! Вы жалкий, бессовестный негодяй! Если б вы в самом деле были джентльменом, то молчали бы без всякой награды.

— В таком случае вы правы. Я негодяй, развратник и… как там еще? Ловелас и деспот?

Он снова насмехался над ней. Она вздернула подбородок:

— Мне надо идти.

— Так когда же я получумой поцелуй? — настаивал Рейз.

Грудь ее тяжело вздымалась. Ему неведомы угрызения совести. Она не сомневалась, что, если откажет ему, он выдаст ее тайну. Риск был слишком велик.

— Сегодня вечером.