Малло не обратил внимания на явную неприязнь маркиза к нему самому и к власти, которую он представлял.
– Он может оказаться и англичанином, – продолжал посол. – Что не имеет никакого значения, если его поймают на французской земле или каким-либо образом доставят туда.
В его словах слышалась скрытая угроза. Малло не остановился бы перед тем, чтобы выкрасть этого человека с целью подвергнуть его наказанию.
– Англичанином? – Хлоя и сама обдумывала эту возможность.
– Да. Возьмите, к примеру, нашего хозяина. – Малло злорадно посмотрел на Джона.
Зеленые глаза лорда Секстона сверкнули холодным огнем.
– Виконт имеет репутацию дерзкого человека. Известно, что он способен бросить вызов обществу, и он постоянно нарушает общепринятые нормы морали. Лорд Секстон прекрасный наездник, искусный фехтовальщик и, по слухам, отличный стрелок. Его любовные приключения известны даже во Франции.
– Благодарю вас, – пробормотал Джон, вскинув брови. Сидящие за столом гости рассмеялись.
– Его жена наполовину француженка, его дядя француз, – ничуть не смутившись, продолжал Малло. – Отсюда нетрудно сделать соответствующие выводы.
– И каковы же ваши выводы? – спросил Джон, кладя себе на тарелку кусок говядины.
– Вы можете чувствовать ответственность за осужденных французских аристократов. Ваше прошлое хорошо известно, лорд Секстон.
Джон принялся резать мясо.
– Не все, – ответил он, и стальной блеск в его глазах на мгновение сменился веселыми искорками.
– Где вы были в то время, когда совершались эти побеги? – напрямую спросил Малло.
Гости замерли, пораженные его грубостью.
– Я не обязан отвечать вам, Малло, но так и быть: я был со своей женой.
– Но не все же время?
– Все. Мы молодожены.
Хлоя покраснела. Ему не следовало быть таким откровенным!
– Тем не менее я убежден, что Черная Роза сидит за этим столом.
«Я тоже, – мысленно согласился с послом Джон. – Почему бы не позволить этому негодяю считать меня Черной Розой?»
Джон презирал людей, подобных Малло. Он с вызовом смотрел на француза, размышляя, осмелится ли тот предпринять какие-либо действия против него.
– Возможно.
– Возможно, он презирает новый порядок, который вы установили, – храбро вмешался в разговор Адриан Синдреак.
– Возможно, он понял, кто вы есть на самом деле, – добавил Жан-Жюль, чтобы еще больше усилить подозрения Малло.
– Возможно, он ненавидит притеснения, – неожиданно для всех вставил Дейтер. Все мужчины «Приюта изящества» сплотились перед лицом угрозы.
– Возможно, он обожает менуэт, – вызывающе бросил Морис, гордый тем, что и его имя попало в список подозреваемых.
Перси выразил свои чувства громким фырканьем.
– Возможно, он просто ненавидит английскую кухню и считает себя обязанным сделать хоть что-нибудь, чтобы сохранить прекрасные кулинарные традиции Франции.
За столом раздался взрыв смеха.
Малло с елейной усмешкой на лице, напоминавшем хищную мордочку хорька, стойко перенес насмешки.
Несмотря на воцарившееся за столом веселье, Джон чувствовал, что гадюка в образе Малло, притаившись за тонкой завесой приличий, ждет подходящего момента, готовая ужалить в любую секунду.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Морис? Калоуэй сказал мне, что ты ушел к себе.
Графиня де Фонболар стояла в дверях комнаты маркиза.
– Со мной все в порядке, Симона, – ответил маркиз, открыл верхний ящик бюро и стал вынимать оттуда бумаги.
Графиня в недоумении наблюдала за ним.
Морис подошел к кровати и стал складывать лежащие на ней вещи в небольшой чемодан.
– Что ты делаешь? – прошептала она.
– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Морис и со стуком захлопнул крышку.
Прежде чем графиня успела что-то сказать, в дверях появился Калоуэй в сопровождении нескольких слуг.
– Вот этот и вон тот, – указал Морис на чемоданы, которые следовало снести вниз. Слуги послушно подхватили багаж и удалились, закрыв за собой дверь.
– Ты собираешься уехать к себе в поместье? – в замешательстве спросила графиня.
– Да.
Из ее груди вырвался вздох облегчения.
– Ты получил какое-то сообщение? Следовало сказать мне, я…
– Никакого сообщения. Просто я собираюсь к себе, – перебил ее маркиз.
– Что ты хочешь этим сказать?
– По-моему, я достаточно ясно выразился.
Графиня побледнела.
– Ты… ты покидаешь меня, Морис?
Он заколебался, не в силах вынести выражения отчаяния, появившегося на ее лице, но все же решил придерживаться выбранной тактики.
– Это зависит…
– От чего?
– От того, поедешь ты со мной или нет…
Лицо графини мгновенно просветлело – она неправильно истолковала его слова.
– …в качестве моей жены, – добавил он.
– О чем это ты? Тебе же прекрасно известно…
Морис не собирался выслушивать ее.
– Карета ждет меня. Утром вслед за мной в Сомерсет отправятся Синдреаки. Они будут жить в моем доме. Я знаю, что тебе они тоже нравятся. Если ты едешь со мной, я тут же отдам распоряжения готовиться к свадьбе.
Графиня выпрямилась. Что это на него нашло? Какое он имеет право?
– Мы обсудим это после твоего возвращения. – Она сделала нетерпеливый жест рукой, словно хотела отмахнуться от неприятного предмета.
Маркиз держался твердо:
– Я не вернусь сюда, пока ты не станешь моей женой.
– Морис, это неразумно.
– Неужели? – Шевано вытащил из кармана часы и засек время. – Я буду ждать тебя пять минут, Симона. Пять минут.
Захлопнув крышку часов, он решительно направился к двери.
Графиня была ошеломлена. Неужели Морис не шутит? Она прекрасно знала его: он передумает и…
В дверях Морис остановился.
– Я не вернусь, Симона, – тихо произнес он и аккуратно закрыл за собой дверь.
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя.
Морис ушел! Оставил ее. В груди ее возникла тупая боль. Она бросила взгляд на часы. Четыре минуты.
Морис блефует! Он вернется… он же всегда возвращался. Три минуты.
Что он о себе возомнил? Посмел сказать ей такое… Две минуты.
Графиня де Фонболар подхватила юбки и впервые за всю свою взрослую жизнь бегом бросилась вниз по центральной лестнице.
Она буквально вихрем вылетела из парадной двери.
У крыльца, готовая тронуться в путь, стояла карета маркиза, украшенная его фамильным гербом.
Когда графиня спустилась на последнюю ступеньку, дверца кареты широко распахнулась, и сильная рука втащила ее внутрь.
– Это просто смешно, Морис. У меня с собой даже нет никакой одежды…
– Я дам вам все необходимое, маркиза.
Сильные руки обняли ее.
– Но…
Он закрыл ей рот поцелуем.
Болван! Следовало сделать это еще много лет назад, подумал Морис, сидя в подпрыгивающей на дорожных ухабах карете.
– Можно тебя на пару слов, Джон? Выйдем на террасу?
Джон кивнул и извинился перед молодыми людьми, с которыми беседовал, стоя у стены бального зала. Затем он проследовал за Перси на пустынную террасу.
Двое мужчин, скрытые пышной растительностью и нависавшими над террасой ветками деревьев, прислонились к выступу стены, всматриваясь в ночную тьму. По небу плыли облака, время от времени закрывая ущербную луну.
Джон ждал, когда Перси поделится с ним своими мыслями.
– Похоже, Малло считает, что найдет здесь Черную Розу. А вы как думаете, Секстон?
– Я полагаю, что Черная Роза подвергает себя большой опасности и вероятность, что его обнаружат, увеличивается с каждым днем.
– Возможно, ему нравится подвергать себя опасности, – сказал Перси после минутного молчания. Джон вздохнул.
– Очень даже вероятно, но Малло вряд ли бросал слова на ветер. Даже если Черная Роза англичанин, он все равно в один прекрасный день может оказаться во французской тюрьме. Чтобы лишиться головы.
– Иногда риск бывает оправдан.
– Да, конечно, – кивнул Джон. – Тем не менее того, что уже совершил этот человек, вполне достаточно, чтобы перестать испытывать судьбу.
Перси хранил молчание.
– Возможно, ему следует вспомнить о тех, кого он уже спас, – добавил Джон.
– Трудно объяснить, почему человек больше думает о том, чего он еще не сделал, – задумчиво пробормотал Перси.
Джон удивленно вскинул бровь. Вероятно, ему многое неизвестно.
– Но он один.
Перси мрачно улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
– Говорят, он стоит многих с его умением маскироваться и… всем прочим.
– Я тоже об этом слышал. – Теперь Джон смотрел прямо в глаза Перси. – Человек, занятый таким делом, вполне может искать дружбы с кем-нибудь вроде меня, будучи уверенным, что я не выдам его властям. Он может использовать эту дружбу в своих целях.
– Каким образом? – Голос Перси был еле слышен.
– Он может использовать мой дом в качестве базы для своих операций; он может, переодеваясь, приходить и уходить, когда ему вздумается; он может заниматься здесь всем чем угодно, и никто ни о чем не будет даже догадываться. Можно продолжать этот список до бесконечности.
Уголки губ Перси приподнялись вверх, сложившись в горькую полуулыбку.
– Ты забыл одну вещь.
– Какую?
– Он может действительно дорожить твоей дружбой, Секстон.
Джон, смутившись, отвел взгляд и посмотрел в сад.
– Черной Розе опасно находиться здесь. Малло не успокоится, пока не получит его голову.
Похоже, Перси прислушался к предостережению Джона.
– Боюсь, мне придется уехать, Джон, – сказал он, поправляя кружевные манжеты.
Джон едва заметно улыбнулся. Перед ним был опять светский щеголь.
– Когда мы тебя снова увидим, Перси?
– Точно не знаю – когда что-нибудь входит в моду, это бывает нелегко достать! – Его отороченный кружевом рукав описал в воздухе плавную дугу.
– Тогда будь осторожен, мой друг. – Виконт дружески сжал плечо Перси.
– И ты тоже, Джон. Хотя мне почему-то кажется, что ты уже нашел свое место.
Джон кивнул, удивляясь, что так глубоко огорчен отъездом Перси. Вероятно, он привык, что тот всегда находится где-то рядом. Даже в образе франта этот человек был… очень мил. Джон повернулся, чтобы уйти.
– Ты уже понял, что получается при объединении Хартов с Секстонами? – окликнул его Перси.
Джон отрицательно покачал головой.
– Ну, общеизвестно, что духовное и телесное дополняют друг друга. И это называется любовью!
Джон усмехнулся. Продолжая улыбаться, он повернулся и вошел в дом.
– Тебе очень, очень повезло. Ave atque vale, друг мой. Прощай, и удачи тебе! – Перси махнул рукой в сторону двери, за которой скрылся Джон, затем ловко перепрыгнул через каменный парапет и исчез в ночи.
Бал близился к концу.
Большинство гостей уже либо отправились к себе в комнаты, либо расселись по каретам, чтобы ехать домой. Слухи, распускаемые Джоном, начали оказывать свое действие.
Хлоя и Джон сделали еще один круг по залу. Это был последний танец – шотландский рил.
Когда быстрая музыка стихла, он махнул на прощание рукой оставшимся гостям и устремился прочь из зала, потянув за собой Хлою.
Вместо того чтобы подняться наверх, как она предполагала, Джон повел ее в другое крыло замка.
– Куда мы идем? – Хлоя пыталась остановить мужа, но ей оказалось не под силу преодолеть его напор. Особенно если учесть, что на ногах у нее были шелковые туфельки.
– Увидишь.
В этой части дома царили тишина и спокойствие, словно в пустыне.
Единственным звуком, раздававшимся в ночной тишине, был стук его каблуков по паркету.
Джон провел ее по боковой галерее, затем через потайную дверцу, о которой она и не подозревала. Они миновали еще одну галерею и оказались перед маленькой дверью.
Джон, стоявший чуть впереди Хлои, отпер замок и медленно открыл дверь.
– Добро пожаловать в рай, миледи.
На Хлою обрушилось буйство красок и запахов цветущих растений всевозможных форм и размеров. Хлоя закрыла глаза, вдыхая чудесную смесь разнообразных ароматов.
– Это же другой вход в оранжерею!
– Верно. Я ничего не знал о нем, пока Морис сегодня не показал мне его. Он что-то сказал по поводу того, что эта дверь оказалась ему очень полезной. Я не понял, что он имел в виду.
Джон втянул жену внутрь и закрыл за собой дверь.
Они мгновенно погрузились в тропический мир буйной зелени и экзотических цветов.
– Как чудесно!
– Как и ты, Хлоя, – сдавленно прошептал он.
Хлоя искоса взглянула на него. Даже во сне она могла бы узнать эту интонацию. И она действительно много раз слышала ее во сне. Джон начинал забавляться.
Она скрестила руки на груди.
– И зачем же вы привели меня сюда, милорд?
Ответом ей была чувственная улыбка.
Глава 15
Бессмертник
– Здесь? – изумилась Хлоя. Только Джон мог придумать нечто подобное.
– Да, здесь, – прошептал он.
Хлоя обвела взглядом оранжерею. Цветы и травы плотным ковром покрывали каменный пол и, где это было возможно, карабкались на стены. Некоторые горшки были подвешены к потолку, и сверху тоже спускались зеленые побеги растений.
Алые розы наполняли воздух своим чудесным ароматом; рядом стояли горшочки с французской лавандой с серыми зазубренными листьями и крошечными сине-фиолетовыми почками; сверху свисали пахучие кремовые цветы жасмина. Говорят, ночью запахи этих растений имеют магическую силу. Вдыхая всей грудью восхитительный аромат, Хлоя была готова поверить в это.
Ее взгляд упал на мирт, чьи ослепительно белые цветы источали острый, будоражащий чувства запах.
Повсюду в горшках росли бабушкины травы: розмарин, тимьян, французский базилик – Хлоя не знала названий большинства из них, хотя ее учили разбираться в травах.
Джон потянул ее вниз, на пол.
Их окружало море купавшихся в лунном свете цветов.
Совсем рядом журчала вода в фонтане из белоснежного мрамора – ангелочек с кувшином в руке, из которого непрерывно текла серебристая струйка. Они находились в самом центре ночного сада, в волшебном царстве пышной безмятежности.
Они опустились на колени лицом друг к другу.
Джон принялся медленно расстегивать ее платье. Хлоя стащила камзол с его плеч.
Он снял платье через голову Хлои. Она расстегнула на нем жилет, потом рубашку и стянула их.
Джон поцеловал ее. Его мускулистые руки обняли ее и крепко прижали к обнаженной груди. Тонкий батист ее сорочки служил слабым препятствием, скорее усиливая, чем ослабляя ощущения. Ее ладони скользили по плечам Джона, чувствуя под теплой золотистой кожей скрытую мощь мужских мускулов.
Прикосновение его губ принесло с собой легкую дрожь, пробежавшую по всему ее телу.
Джон разомкнул объятия, снял с нее сорочку, а затем и остальную одежду.
Не произнося ни слова, он запустил пальцы в волосы Хлои и вытащил шпильки, так что они свободно рассыпались у нее по спине.
Хлоя стояла перед ним на коленях, обнаженная, в окружении моря цветов. Она ждала его. Лунный свет, проникавший в оранжерею сквозь высокие окна, окружал ее фигуру серебристым сиянием.
Джон никогда в жизни не видел ничего прекраснее. Он затаил дыхание.
Пальцы Хлои расстегнули его пояс, проворные руки скользнули ниже.
Легкие прикосновения ее пальцев, сражавшихся с застежками, показались ему одним из самых чувственных ощущений, какие он когда-либо испытывал. Такая, казалось бы, простая вещь, но как сильно она возбуждала его…
Когда Хлоя покончила с пуговицами, ее ладони скользнули под ткань и нежно сжали его ягодицы.
Закрыв глаза от наслаждения, Джон впился в ее губы долгим страстным поцелуем.
Она ответила на поцелуй, ощущая ладонями его обнаженное тело.
Низкий вибрирующий звук родился где-то глубоко в его груди и передался ей.
Джон отпустил жену, чтобы быстро сбросить с себя остальную одежду, затем соорудил из нее на каменном полу импровизированное ложе. Потом он осторожно опустил Хлою на эту необычную постель.
– Тебе удобно? – ласково спросил он.
– Да, – нежно улыбнулась ему Хлоя.
– Это хорошо… нам придется полежать здесь некоторое время, – озорно подмигнул ей Джон.
На щеках Хлои появились ямочки.
– Зная вас, милорд, – а я вас хорошо изучила, можете не сомневаться, – я догадываюсь, что мы пробудем здесь довольно долго.
– Ты недооцениваешь меня, – протянул Джон.
Глаза Хлои широко раскрылись.
Заметив у окна один из рабочих столиков графини, Джон встал и подошел к нему. Он взял несколько маленьких бутылочек темного стекла, которые она оставила на столе, и проверил их содержимое, вытаскивая пробки и принюхиваясь.
– Думаю, вот это подойдет, – заявил он и вернулся к Хлое, захватив один флакончик с собой.
В тот же момент первые лучи солнца прочертили горизонт на востоке и ворвались в оранжерею через высокие окна. Джон стоял среди экзотических цветов, обнаженный, залитый теплым золотистым светом.
Хлоя подумала, что эта необыкновенно чувственная картина навсегда останется в ее памяти. Ее собственный портрет лорда Секстона.
Он опустился на колени рядом с ней.
Хлоя нахмурилась.
– Что ты собираешься делать с этим маслом, Джон?
– Скоро увидишь, – загадочно ответил он и обхватил ладонями маленькую бутылочку, чтобы согреть ее содержимое.
Затем широкая ладонь легла на грудь Хлои, не давая ей подняться.
Вытащив пробку, Джон наклонил бутылочку, так что из нее стало медленно капать теплое масло.
Хлоя сразу же узнала густой аромат духов Джона. Она удивилась, почему он выбрал именно этот запах, но тут ладонь Джона, лежащая у нее на груди, принялась совершать круговые движения, втирая масло в ее кожу.
– О, как это приятно!
В ответ его губы лишь слегка дрогнули.
Хлоя сглотнула. Он что-то задумал…
Прежде чем продолжить, он кончиками пальцев провел по рыжим завиткам волос внизу ее живота, затем наклонился и нежно поцеловал ее лоно.
По телу Хлои пробежала дрожь.
– Прошу прощения. – Его глаза блестели в слабом утреннем свете. – Я отвлекся.
Но вид у него был не виноватый. Отнюдь.
Кончики пальцев Джона с легким нажимом скользили по ее коже: прошлись вдоль ключиц, погладили чувствительные соски, пробежали по плоскому животу, вокруг бедер, а затем по внутренней их поверхности спустились ниже, к колену и нежной ступне.
Там, где он касался ее тела, теплое душистое масло впитывалось в кожу.
Поставив флакон, Джон взял в руки ступню жены и стал уверенными и искусными движениями разминать ее.
Его большие пальцы двигались вдоль центра ее ступни, нажимая на особые точки, и от этого волны удовольствия прокатывались по ее телу. Взяв в ладони пятку, он принялся круговыми движениями массировать ее, вызывая расслабление мускулов всего ее тела.
Хлоя таяла, как масло на солнце.
Покончив с одной ногой, Джон прижал ее к своей груди, чтобы сохранить тепло, и занялся другой.
– У меня нет слов, чтобы выразить, какое это удовольствие, особенно после того, как мы протанцевали всю ночь.
Он ничего не сказал, а просто улыбнулся в ответ.
Хлоя прикусила губу. Он действительно что-то задумал.
Затем его сильные руки занялись всем телом Хлои, массируя и разминая мышцы, пока ее не охватила такая слабость, что она не могла заставить себя пошевелиться.
Дойдя до плеч, Джон перевернул ее на живот и откинул волосы с ее спины.
Вновь взяв флакон, он вылил масло ей на спину, на ягодицы, под колени…
Его ладони вновь принялись сильными уверенными движениями массировать ее, начав с плеч и постепенно спускаясь ниже. Она чувствовала, как струйки масла стекают по телу. Руки Джона скользнули к ее груди.
Хлоя затаила дыхание, но он лишь провел ладонями по ее затвердевшим соскам, еще больше возбудив ее.
Опять масло… ласковые поглаживания.
Она так расслабилась, что не сразу сообразила, что он втирает масло не только ладонями!
Джон прижимался к ней всем телом, ритмичными движениями распределяя масло по ее коже.
Горячие губы коснулись ее спины и двинулись вниз. Хлоя вздрогнула, почувствовав, как горячий язык прошелся по ее ягодицам.
– Д… Джон, – выдохнула она.
– M-м? – Крепкие зубы впились в ее правую ягодицу.
Хлоя отпрянула и перевернулась на спину.
Он тихо рассмеялся.
– Как же ты собиралась стать распутницей, милая, если тебя смущают такие невинные вещи?
Лицо Хлои вспыхнуло.
– Не важно! Я… я… Это не твое дело!
– Не мое? – вскинул бровь Джон.
Хлое не понравилось выражение его лица. Она сглотнула.
– Н-нет.
Он опять улыбнулся.
Хлоя с любопытством смотрела на него.
Он сорвал желтый цветок с ближайшего растения.
– Как называется этот цветок?
– Это иммортель, или бессмертник. Иногда его еще называют золотым солнцем. Кажется, бабушка использует его при составлении твоих духов.
– Бессмертник, – пробормотал Джон и, наклонившись, провел цветком по губам Хлои. Его губы нежно коснулись ее губ.
– Значит, вот какой вкус солнца на твоих губах, – прошептал он.
Хлоя вздрогнула от этих слов. Он опять поцеловал ее.
Джон рассыпал маленькие цветки по их импровизированному ложу.
– Это ваша бессмертная постель, жена моя.
Он опустил ее на ложе, повернул на бок и лег сзади. Его сильные руки обнимали ее талию, крепко прижимая к себе. Хлоя почувствовала прикосновение его горячей кожи к плечу и шее.
Губы нежно прошлись по ее округлому плечу. Одна рука Джона ласкала ее грудь, другая скользнула между ног.
Хлоя прижалась к нему. Сегодня вечером Джон пребывал в странном настроении, но если это вызвано необычными любовными играми, то в этом не может быть ничего плохого, решила Хлоя. Ее муж всегда проявлял необыкновенную чувственность, но сегодня он, похоже, превзошел самого себя.
Джон продолжал целовать и посасывать ее плечо.
– Хлоя?
– Да, Джон? – простонала она.
– Ты что-то от меня скрываешь?
Прежде чем она успела ответить, он быстрым движением вошел в нее.
Хлоя застыла, услышав его вопрос, и задохнулась, почувствовав внутри себя его плоть. Это было опасно.
– Нет, конечно, нет, – с трудом произнесла она.
– Ты уверена?
– Да… да, я уверена.
Она снова застонала, крепко стиснув пальцами обнимавшие ее мускулистые руки.
Наконец его плоть покинула ее лоно. Он положил руки ей на плечи и перевернул на спину.
Хлоя вопросительно взглянула на приподнявшегося над ней мужа.
– Если бы я скрывал от тебя что-нибудь, ты ведь непременно бы догадалась, котенок?
Его мощное бедро раздвинуло ее ноги, и Джон расположился между ними. Его глаза, потемневшие, настойчивые и сосредоточенные, говорили о многом. Джон преследовал определенную цель.
Хлоя понимала, что она в опасности.
– Правда? – продолжал настаивать он, лизнув розовый бутон ее соска.
– На… наверное.
– Я это знаю, – сказал он и неторопливым мощным движением опять вошел в нее.
Хлоя закрыла глаза – ощущение его плоти внутри каждый раз действовало на нее ошеломляюще.
– Посмотри на меня, Хлоя.
Ее глаза медленно открылись. Огромные, наполненные любовью. К нему. Когда их взгляды встретились, у Джона на мгновение перехватило дыхание.
Его голос звучал хрипло:
– Поцелуй меня, милая… поцелуй меня.
Он склонил к ней голову, и его золотистые волосы рассыпались по плечам Хлои.
– О, Джон! – дрожащим голосом отозвалась она.
– Не нужно ничего от меня скрывать, родная. Ты должна доверять мне.
Хлоя вздрогнула. Она действительно в опасности.
– Да, Джон, я доверяю.
Его бедра неторопливо и ритмично двигались.
– Нет, не доверяешь.
– Джон, пожалуйста…
– Уступи мне, Хлоя, не бойся. Я возьму на себя ответственность за нас обоих. – Его плоть продолжала осторожно двигаться внутри ее.
Уступить?
Иногда «уступить» соседствует с «завоевать» и «совратить». Терминология развратника… Хлоя попыталась собрать всю свою силу воли, чтобы противостоять его напору.
– Я… я…
– Эту вещь я не могу взять у тебя силой; ее ты должна дать мне сама.
Что он имеет в виду?
– Это часть того, что ты обещал показать мне, – необходимые мне сведения о взаимоотношениях мужчины и женщины?
Джон тяжело вздохнул.
– Нет. Это кое-что, что я хочу получить. От тебя.
Теперь Хлоя действительно забеспокоилась.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – уклончиво ответила она.
Джон еще сильнее прижался к ней.
Хлоя изо всех сил обняла его, шепча его имя. Тепло их разгоряченных тел усилило запах разбросанного по их постели бессмертника.
– Ты знаешь, о чем я, – хриплым голосом возразил он.
– Нет, я…
Его плоть продвинулась еще немного дальше, а затем он приподнял ее бедра и притянул к себе, проникнув так глубоко, что она задохнулась.
– Боже милосердный, пожалуйста…
Распластанная под ним, Хлоя сознавала, что вот-вот потеряет над собой контроль. Теперь, когда он слился с ней, стал частью ее самой, построенные ею защитные барьеры начинали рушиться.
Джон почувствовал ее неуверенность. Дрожь волнами пробегала по ее телу, выдавая отчаянную борьбу с наслаждением и желанием уступить.
– Да, милая, да… не нужно сдерживать себя… никогда не нужно сдерживаться… – шептал он ей в самые губы, целуя ее и не прекращая быстрых ритмичных движений.
Все произошло неожиданно.
Хлоя потеряла власть над собой. Полностью. В неистовстве страсти она изо всех сил стискивала его, кусала и, всхлипывая, выкрикивала его имя.
Джон, захваченный страстью не меньше ее, достиг не виданных ранее высот. Казалось, все чувства бурлили внутри его, все больше и больше раздувая пламя наслаждения.
– Да, да, да, – шептал он. – О Боже, вот так…
Впервые в жизни, занимаясь любовью с женщиной, Джон потерял контроль над собой, забыл, где он находится и кто он такой. Хлоя заслонила собой все. Он лишился способности логически мыслить – остались только чувства. Обладая ею, Лорд Страсти отдавал самого себя.
Их желание было выше обычного вожделения.
Он никогда не испытывал ничего подобного. Джон не понимал смысла слетавших с его губ слов. Он полностью растворился в тех ощущениях, которые они дарили друг другу.
Из его груди вырывались стоны, крики, рычание, мольбы.
И наконец, когда он, ошеломленный нахлынувшими на него чувствами, хрипло прошептал: «Хлоя, я хочу от тебя ребенка», – последние барьеры рухнули, и она открыла ему то, что так тщательно скрывала все эти годы:
– Je t'aime! Je t'aime! Я люблю тебя. Я всегда любила тебя, Джон! Всегда… – Она прижималась к нему, изливая свою любовь в нескончаемой молитве экстаза.
Вероятно, Джон совсем не это ожидал услышать. Ее признание вернуло ему способность рассуждать.
Он на мгновение застыл неподвижно, но затем физиология взяла верх. И жаркая волна, поднявшаяся откуда-то из глубин его тела, захлестнула его и довела до точки наивысшего наслаждения.
Он лежал, уткнувшись лицом ей в плечо и не произнося ни слова. Молчание становилось зловещим.
Хлоя тоже не двигалась и не разговаривала. Обычно Джон, закончив заниматься любовью, принимался, смеясь, целовать и обнимать ее. Нередко он начинал все снова, говоря, что она обладает редким даром возбуждать мужчину.
В этот раз он ничего такого не делал.
Хлоя в волнении сглотнула застрявший в горле комок. Теперь, когда жар страсти утих, она поняла, что открыла ему свое сердце.
«Что я наделала? Слишком рано… да, слишком рано».
Не произнося ни слова, Джон отстранился, встал и оделся.
Хлоя вопросительно посмотрела на него, но он отвел взгляд и направился к ведущей наружу застекленной двери. На пороге он на секунду остановился, затем открыл дверь и вышел в залитый лучами утреннего солнца сад.
Приподнявшись на локтях, Хлоя смотрела на пустой дверной проем. Уход Джона потряс ее.
Все кончено. Она проиграла.
Рыдание вырвалось из ее груди. Все кончено.
Она упала на сооруженную им постель, которую они согревали жаром своей страсти. Теперь она была холодной.
Остался только слабый аромат душистого масла – как воспоминание о доставленном друг другу наслаждении.
Осознание чудовищности случившегося обрушилось на Хлою как страшный удар. Она потеряла свою единственную любовь. Она потеряла Джона.
Сердце ее разрывалось, и она горько заплакала.
Джон углубился в лабиринт, уверенно минуя изгибы и повороты даже в неярком утреннем свете. Добравшись до центра, он опустился на каменную скамью.
Именно на этой скамье они сидели с Хлоей, когда она сделала ему свое ошеломляющее предложение.
В растерянности он прислонился к стволу дерева, как будто искал у него поддержки.
Все это оказалось хитрой уловкой.
Она никогда не собиралась искать других мужчин. У нее вообще никогда не было другого мужчины.
Закрыв глаза, Джон размышлял, чем мог заслужить такое счастье. Он больше не мог отмахиваться от правды.
Он любил Хлою всем сердцем.
Всегда любил и всегда будет любить.
Джон набрал полную грудь воздуха и открыл потайную дверцу своей памяти. На него нахлынули воспоминания, которые он всю жизнь старался заглушить.
Его отец. Каждый раз, когда он думал о нем, его охватывало негодование. Джон испытывал ту же боль, что и его мать.
Лорд Секстон-старший был жертвой одной, но ужасной страсти, разрушившей его дом. Джон всегда считал, что самым ужасным была не потеря поместья, а то, что отец оставил их с матерью одних. Джон никогда не мог примириться с его самоубийством, после которого его жена и сын остались одни на всем белом свете. Он никогда не сможет простить отцу это. Особенно после того, что стало с его матерью.
Джон тяжело вздохнул.
Его мать.
Она так сильно любила мужа. Добрая, отзывчивая женщина. Такую же глубокую любовь она питала и к сыну. После смерти мужа она изо всех сил старалась окружить Джона вниманием и заботой.
Глаза виконта увлажнились. Воспоминания вынудили его взглянуть в лицо тому, в чем он сам себе не хотел признаваться.
Окружающие говорили, что он очень похож на отца, и высказывали предположение, что губительной страстью молодого виконта вместо карточного стола стали женщины.
Как сильно они ошибались!
Он всегда был точно такой же, как мать.
– Джон, ты весь в меня, – говорила она, вытирая ему слезы и успокаивая после очередного эмоционального потрясения: когда умерла его собака; когда соседский мальчишка сломал ногу и у него началась гангрена, так что ногу пришлось отнять; когда он нашел птицу с перебитым крылом и отцу пришлось убить ее, чтобы положить конец ее мучениям… Он так сильно переживал за все живое вокруг.