Дэйра Джой
Сегодня или никогда
Иногда одной силы бывает недостаточно и следует прибегнуть к искусству обольщения.
Вольтер
Пролог
Англия, 1794 год
Если бы у обольщения было имя собственное, его бы звали лорд Джон.
Так по крайней мере думала женщина, которую он ласкал.
Он был первоклассным любовником.
Жаркие ночи и пахнущие мускусом простыни.
Этот человек был распутником, вольнодумцем и негодяем. Шестифутовое золотоволосое и зеленоглазое вместилище самых притягательных пороков.
Женщина была не одинока в своем мнении. С ней согласились бы многие дамы из высшего общества, которые считали исключительной удачей испытать волнующие ощущения в постели виконта Секстона.
Именно они придумали прозвище этому рослому аристократу – Лорд Страсти.
Этим милым именем он был обязан благородному происхождению, неотразимой красоте и исключительным способностям в искусстве любви. Вдобавок он обладал изысканными манерами, блестящим умом и необычайно язвительным чувством юмора.
Но не эти замечательные достоинства виконта занимали сейчас женщину.
Повинуясь мощному напору его сиятельства, они катались по влажным простыням на массивной лакированной кровати, украшенной восточным орнаментом. Внезапно раздался громкий стук в дверь. Назвать это вмешательство несвоевременным – все равно что заявить о беременности незамужней племянницы леди Хэвертам. Никакими словами нельзя было выразить всю чудовищность данной ситуации.
– Миледи, у меня важное сообщение для виконта, – донесся из-за двери приглушенный голос дворецкого.
Лорд Джон застыл в нерешительности.
Женщина страстно зашептала ему на ухо, моля, чтобы он продолжал и не обращал внимания на постороннее вмешательство. Свою просьбу она подкрепила призывным движением бедер. Аргумент показался виконту убедительным: он уронил голову на грудь женщины и энергично возобновил прерванное занятие.
От умудренного опытом дворецкого было не так-то легко отделаться. Он продолжал настойчиво стучать в дверь.
Когда лорд Джон вновь остановился, у женщины вырвался яростный крик, по тону и громкости напоминающий визг поросенка, которого режут. Виконт удивленно взглянул на нее, а она продолжала кричать дворецкому, чтобы тот убирался прочь.
Сообразив, как жутко звучат ее вопли, женщина вдруг ласково улыбнулась любовнику.
– Не обращай внимания, Джонни, – прошептала она.
Пока он раздумывал, вопросительно глядя на нее, маленький амулет на тонкой золотой цепочке, висевший у него на шее, сверкнул в полутемной комнате, отразив луч света от тускло мерцавшей свечи.
Очень странный амулет…
Крошечная золотая морковка.
Многие светские дамы ломали голову над смыслом этой безделушки, но его сиятельство тщательно скрывал все, что относилось к его личной жизни. Наконец они пришли к выводу, что загадочная морковка – это особая шутка Лорда Страсти – дразнящая, но непостижимая.
Как бы то ни было, амулет стал своего рода достопримечательностью. Некоторые дамы шутили, что он превратился в герб виконта. В ответ Джон загадочно улыбался и кивал, но если какая-то из его любовниц пыталась прикоснуться к золотой морковке, он ласково отводил ее руку.
Лорд Джон откинул назад гриву густых волос и улыбнулся, блеснув великолепными зубами.
– Не думаю, что он уйдет, Джесси. Позволь мне узнать, что ему нужно. Обещаю, я тут же вернусь.
Он подмигнул ей и, не одеваясь, направился к двери.
В большинстве домов не принято было открывать дверь совершенно обнаженным.
– Джонни! – В голосе дамы звучало недовольство, не мешавшее ей, впрочем, наслаждаться открывшимся ее взору зрелищем. Джон был потрясающим мужчиной. Особенно без одежды.
Зная, что любовница жадно рассматривает его, лорд Секстон улыбнулся ей через плечо, и на его щеках образовались знаменитые ямочки, перед которыми не могла устоять ни одна дама.
Джесси откинулась на простыни.
Продолжая улыбаться, он приоткрыл дверь на несколько дюймов и резким движением протянул руку за письмом. Джон был почти уверен, что важное сообщение пришло от одной из его бесчисленных любовниц: надушенный листок с предложением пообедать на природе или что-нибудь подобное.
Поэтому он очень удивился, прочитав записку. Широкая улыбка медленно сползла с его лица.
Лежащая на сбившихся простынях женщина заметила, как побледнело смуглое лицо его светлости.
Когда он поднял голову, остатки веселости окончательно исчезли.
– Я должен немедленно уехать, – решительно заявил Джон.
– Что такое? – Джесси натянула простыню на бурно вздымающуюся грудь.
– Сообщение от дяди. – Не теряя времени на дальнейшие объяснения, Джон собрал свои разбросанные вещи и стал одеваться со скоростью, какой она от него никак не ожидала.
Прежде чем Джесси успела что-то возразить, он уже был у двери.
Она растерянно заморгала. Что бы это могло быть? Что может заставить Лорда Страсти покинуть постель женщины? Видимо, его дядя болен. Наверное, лежит при смерти. Ничто иное не могло отвлечь любвеобильного виконта от его любимого занятия!
Ее взгляд упал на скомканную записку, которую Джон в спешке уронил на пол. Она неторопливо встала с кровати, подняла листок и развернула его. Там было только два слова: «Хлоя вернулась».
Это означало, что та молоденькая девушка, наполовину француженка, Хлоя Харт, вернулась из колоний. Но в этом нет ничего особенного! Почему же лорд Секстон так встревожен? Ей показалось, что он был просто в панике.
Джесси хихикнула, прикрыв ладонью рот. Глупая мысль: лорд Секстон никогда не волновался. Особенно из-за таких прозаических вещей.
Он всегда проявлял самообладание, граничащее с надменностью. Она собственными глазами видела, как виконт смеялся в лицо почти неминуемой смерти, когда оказался в руках отца леди Снибл – лучшего фехтовальщика Англии, который пришел в ярость, обнаружив скандальную связь своей взбалмошной дочери и лорда Секстона. Вот это была ситуация!
А теперешнее его поведение – сплошная загадка.
Какую опасность может представлять юное создание для такого человека, как лорд Джон?
Джесси наскучило размышлять об этом, и она, закрыв глаза, принялась вспоминать о чувственном наслаждении, которое ей дарили его мужская сила и опытность.
Губы ее непроизвольно приоткрылись.
Глава 1
Хлоя разрабатывает план
Все это тянулось слишком долго!
Хлоя Харт, прищурив свои фиалковые глаза, всматривалась в человека, скачущего по полю к замку. Из-под копыт лошади поднималось облачко пыли.
Это мог быть только Джон.
Никто так ловко не управлялся с лошадью. От этой мысли она еще больше сощурилась. До чего хорош, мерзавец!
Джон сломя голову несся по дальнему пастбищу. Он низко пригнулся к шее лошади, и его золотистые распущенные волосы развевались на ветру.
Она узнала эту посадку, отражавшую ту сторону натуры Джона, которую посторонние обычно не замечали. Ослепленные его нарочито небрежными манерами и очаровательной внешностью, они не видели железной решимости, прячущейся под маской беззаботного повесы, которую он носил.
Хлоя тем не менее всегда помнила об этом.
Так похоже на Джона – не обращать внимания на свою внешность…
Выражение лица Хлои непроизвольно смягчилось. Все полтора года она ежедневно вспоминала его золотистые волосы. Они были цвета искрящегося на солнце меда. Все в нем напоминало этот соблазнительный нектар: великолепное чувство юмора, дразнящий смех…
«Смеется он, как правило, над тобой!» – предостерег ее внутренний голос.
Хлоя прикусила нижнюю губу. Да, конечно, но он бывал и необыкновенно мил…
«Когда ему это было выгодно», – резонно возразил голос.
Хлоя представила себе движения Джона: неотразимо мягкие, уверенные, быстрые…
«Непредсказуемый и хищный! Как выслеживающий добычу дикий зверь!»
Она отмахнулась от назойливого внутреннего голоса.
Да, Джон нередко напоминал мед: сладкий и нежный, роскошный, тягучий, с каким-то непередаваемым ароматом. Можно было подумать, что на вкус он точно такой же…
Лорд Страсти.
Высший свет находил забавным это прозвище. Когда она впервые встретилась с ним, ему было шестнадцать лет, и уже тогда он не пренебрегал удовольствиями плоти. С годами стало еще хуже.
С самого начала между ними установилась тесная и прочная связь. В горле у нее стоял ком. О, как ей хотелось убить его!
В шесть лет Хлоя не понимала, почему женщины так на него смотрят. Для нее он был просто мальчишкой, который сажал ее к себе на плечи и все время смешил. Он обнимал ее, вытирал ей слезы и успокаивал, шепча на ухо всякие глупости.
Хлоя прижала ладонь к стеклу, как будто этим движением хотела приблизить его к себе.
«Джон…»
Лошадь с всадником отважно перемахнула через каменную ограду и продолжала нестись вперед; из-под копыт животного во все стороны летели комья земли. Лорд Джон торопился к дяде. Через несколько минут он будет здесь. После этих бесконечных месяцев разлуки – ее добровольной ссылки – он вновь предстанет перед ней, живой, из плоти и крови.
Хлоя закрыла повлажневшие глаза. Как трудно было так долго не видеть его! Но разлука составляла очень важную часть ее плана.
Она вспомнила выражение мужественного лица Джона, когда объявила о своем решении отправиться в колонии вместе с подругой Обри, которая собиралась погостить у старшей сестры в Чарлстоне. На мгновение он застыл, ошеломленный.
– Куда ты собираешься?
Затем он попытался отговорить ее, но быстро сдался, поняв, что не сможет переубедить девушку.
– А может, я не пущу тебя, – проворчал он.
– Разве ты имеешь право диктовать, как мне поступать? – рассмеялась Хлоя, и его красивое лицо вспыхнуло.
Сколько она себя помнила, Джон считал себя чем-то вроде ее лучшего друга и одновременно опытного наставника. Осознание того, что его мнение не является решающим, обескуражило его. Правда, ненадолго.
Естественно, отправляясь в плавание, она не упустила возможности подбросить дров в костер, прошептав ему на ухо, что собирается испытать в колониях все приключения, какие только возможно, и оставив его в недоумении, что бы это могло означать. Когда судно с Хлоей на борту покидало гавань, лицо его было белым как мел. Это принесло ей огромное удовлетворение.
Всадник перемахнул еще через одну ограду.
Интересно, означает ли эта спешка нечто большее, чем обычную дружбу? Неужели до него дошло, что теперь, когда она превратилась во взрослую девятнадцатилетнюю женщину, отношения между ними должны измениться?
Джон должен понять, как сильно она… что она всегда…
Хлоя сглотнула, пытаясь сдержать безрассудную и порывистую французскую половину своей натуры, которая вечно приносила ей неприятности. Всю свою жизнь она любила и хотела добиться Джона, но терпеливо ждала до сегодняшнего дня.
Разве это не заслуживает награды? Вне всякого сомнения!
Скоро его чудесный низкий голос будет шептать ее имя – точно так, как ей представлялось в девичьих снах…
Парадная дверь с треском распахнулась, а затем захлопнулась с такой силой, что затряслись перекрытия. По дому разнесся низкий мужской голос:
– Хло-я-а-а!
Девушка поморщилась. Не очень-то похоже на шепот. Очевидно, та небольшая шутка, что она разыграла с ним перед отплытием, сильно на него подействовала. Она расправила плечи. Ладно, если такая малость расстроила этого повесу, что будет, когда он увидит, какой еще сюрприз она ему приготовила!
Джону грозила опасность.
Серьезная опасность, хотя он еще ничего не подозревал. Конец его необузданным оргиям! Хлоя – маленькая непреклонная Хлоя – намеревалась единолично завладеть им. Теперь и навсегда.
Но сначала она уничтожит его.
Лорд Страсти! Рассказы о его похождениях доходили до нее даже в колониях. Письма от бабушки были полны туманных намеков о его бесчисленных любовницах. Merde! Это сводило ее с ума!
К несчастью, она слишком соскучилась по этому повесе, чтобы приступить к наказанию до завтрака.
Хлоя вздохнула.
Придется немного подождать.
Остановившись у лестницы, Джон громко позвал ее.
Он смертельно устал, поскольку всего лишь раз останавливался на постоялом дворе, чтобы освежиться в прохладной ванне и накормить взмыленную лошадь. Почему-то он испытывал непреодолимое желание как можно быстрее приехать сюда. Просто чтобы убедиться, что с его маленькой сумасбродкой все в порядке.
Он все еще не простил ей то, что непредсказуемая рыжеволосая подруга вынудила его целых восемнадцать месяцев теряться в догадках по поводу своего внезапного бегства в Чарлстон. И главное, он не в силах был избавить ее от возможных опасностей.
Его чувственные губы непроизвольно растянулись в улыбке. А затем он вспомнил слова, сказанные ею при расставании.
– Хлоя! – еще раз позвал он.
Где же прячется этот чертенок?
Наверху над перилами лестницы мелькнула копна рыжих волос.
– Джон? – послышался хорошо знакомый мелодичный голос. Никто не произносил его имя так, как Хлоя. Несмотря на проведенные в Англии годы, она по-прежнему немного смягчала звук «дж» на французский манер. Сердце замерло у него в груди. Только теперь он понял, как сильно скучал по ней.
– Джон! – Хлоя бросилась вниз по лестнице, едва касаясь ногами ковровой дорожки.
«Она изменилась», – промелькнуло у него в голове, когда он стремительно бежал вверх по ступенькам. Они встретились на площадке. Девушка доверчиво упала в его объятия, едва не сбив с ног.
Джон засмеялся, откинув голову.
«Не так уж сильно она изменилась! Слава Богу».
– Джон! Джон! – Хлоя обвила руками шею молодого человека и стала покрывать его лицо быстрыми поцелуями. Джон называл их «французскими цыплячьими клевками». Она всегда так делала после разлуки, и это всегда смешило его.
И на этот раз тоже. Поначалу.
Крепко обняв девушку, Джон приподнял ее и внезапно умолк. Как только он ладонями обхватил ягодицы Хлои, его лоб прорезала складка. Ягодицы полнее, чем он их помнил, и более… оформившиеся.
Он уклонился от ее поцелуев.
– Что там у тебя надето?
Он сжал руками ее ягодицы и еще плотнее притянул девушку к себе.
Хлоя медленно подняла на него свои огромные фиалковые глаза.
– Ничего, – хрипловато прошептала она.
Зеленые глаза Джона широко раскрылись. Он заморгал, а затем выронил ее, как обжегшую пальцы спичку. Он смотрел на нее так, словно она превратилась в каменную статую. С его губ слетело невнятное восклицание.
«О Боже! – со страхом подумала Хлоя. – Возможно, это и есть критический момент. Чтобы мой план сработал, Джон должен перестать видеть во мне ребенка, он должен воспринимать меня как взрослую женщину!»
Риск, конечно, существовал, но она шла на него сознательно, чтобы иметь возможность двигаться дальше. В противном случае ее долгое путешествие в колонии оказалось бы бессмысленным.
Зная, что Джон наблюдает за ней из-под своих густых черных ресниц, Хлоя расправила плечи, уперлась ладонями в округлившиеся бедра и склонила голову набок. Она умышленно приняла такую позу, чтобы продемонстрировать свою расцветшую фигуру.
«Начнем, пожалуй». Она никогда не испытывала недостатка в решительности.
Тем временем Джон разглядывал Хлою. Малышка сильно изменилась с тех пор, как они виделись в последний раз. Откуда взялась такая… рельефная фигура? Полные груди, осиная талия, пышные бедра. От глаз, раньше казавшихся слишком большими на ее худом личике, теперь нельзя было оторвать взгляда. А волосы…
Куда подевался их морковный цвет?
Вместо привычной оранжевой копны перед ним сияли самые красивые рыжие волосы, какие он когда-либо видел. Хлоя была великолепна. Не такая, как раньше. Невероятно красивая.
Богатый опыт подсказывал Джону, что не только внешность девушки вызовет бурю в лондонском обществе.
В ней чувствовался огонь, который не укроется от любого повесы-аристократа.
Пройдет совсем немного времени, и этот дом подвергнется настоящей осаде. Вдобавок ко всему Хлоя – богатая наследница…
«А вот это уже проблема».
И он знал, для кого.
Джон уже заранее распланировал весь летний сезон, и на это у него не оставалось времени. Он нахмурился.
– Что ты с собой сделала?
Хлоя поджала губы. Она рассчитывала совсем па другую реакцию.
– Что ты имеешь в виду, Джон? И что это за хмурое медвежье выражение лица?
Медвежье? Хлоя всегда придумывала для него необычные эпитеты. Он не думал, что она сознательно искала в нем сходство с животными, когда сердилась на него. Ему всегда казались очаровательными эти ее попытки, и он с удовольствием поддразнивал девушку.
Его губы растянулись в улыбке.
Но всего лишь на мгновение.
– Я стала взрослой, Джон, если ты этого еще не заметил! – Ее фиалковые глаза метали молнии.
Точно. В них бушевал ослепительный огонь.
– О, я заметил, – протянул он, непроизвольно улыбаясь.
Хлоя неправильно истолковала его слова, и лицо ее осветилось довольной улыбкой.
– Вопрос лишь в том, какими неприятностями мне это грозит. – Джон погладил себя по подбородку знакомым Хлое надменным жестом. Улыбка на ее лице погасла, и тонкие брови сдвинулись.
«Вот, значит, что задумал этот мерзавец. Собирается играть в привычную игру: «Я отвечаю за все, что ты делаешь». Ошибаетесь, виконт».
Непонятно почему Джон всегда считал себя ответственным за нее. Это было загадкой для всех, включая Хлою. Подобные чувства были так несвойственны ему. Но загадка или нет – Хлоя не упустила возможности использовать в своих целях эту его необъяснимую причуду.
– А ты-то здесь при чем? – спросила она, сознавая, что ее слова больно заденут его.
Джон недоверчиво рассматривал ее, слегка прищурив свои зеленые глаза.
– Надеюсь, в следующий раз ты не собираешься впутывать меня в свою очередную авантюру? Зная тебя, можно смело предположить, что до нее осталось не больше часа с четвертью.
Хлоя сглотнула. Она как раз размышляла над тем, как расставить ловушку для Джона. Просто невероятно, до чего хорошо он ее знал.
– В чем дело, крольчонок? Язычок проглотила? – принялся поддразнивать он.
Услышав это глупое прозвище – одно из многих, – Хлоя надула свои прелестные губки. У Джона была привычка называть ее именами разных маленьких зверюшек. Она никогда не понимала почему.
– Перестань называть меня крольчонком. Все уже в прошлом, Джон! Я теперь взрослая женщина.
Джон поднял глаза к потолку, а затем снова насмешливо взглянул на девушку.
– Неужели?
Она кивнула, и на губах ее заиграла загадочная полуулыбка.
Джону не хотелось верить в то, что промелькнуло у него в голове. Он наклонился, так что их лица оказались на одном уровне.
– Скажи, чем ты занималась в колониях и что вызвало такие перемены? – Насмешливые нотки в голосе не могли заслонить тревожно-угрожающий блеск его глаз.
Хлоя никогда раньше не видела его таким.
Она шагнула назад и, оступившись, чуть не упала с лестницы. Сильная рука Джона подхватила ее. Он притянул к себе девушку, продолжая поддерживать ее под локоть.
– Я жду.
Хлоя вскинула голову и высвободилась.
– Не будь приставалой! Это не твое дело – чем я занималась!
«Приставала» остался незамеченным, поскольку ее отказ отвечать сам по себе о многом сказал ему. Его изумрудные глаза пристально вглядывались в лицо девушки. Молчание, казалось, будет длиться вечно.
«Отлично, пусть предполагает самое плохое!»
Это была неожиданная удача, которая как нельзя лучше вписывалась в ее план. Хлоя убеждала себя, что блеснувшая в его глазах влага – просто игра света. Вряд ли его чувства хоть как-то задеты.
«Чепуха!»
Ласково улыбаясь, Хлоя привстала на цыпочки и потрепала его по щеке. Она ощутила свежий запах его волос, всегда вызывавший в ее памяти аромат, доносящийся с поля цветущего клевера.
– У меня был прекрасный пример для подражания, – поддела она его самым нежнейшим тоном.
Вопреки ее ожиданиям Джон вздрогнул от этих слов, крепко сжал ее запястье и притянул девушку к себе. На этот раз она была уверена, что в его глазах отразились настоящие чувства.
– Что ты имеешь в виду? – прошипел он. Она вскинула голову и приблизила губы к его подбородку, так что он ощутил ее теплое дыхание.
– Даже в Чарлстоне я слышала о твоих любовных похождениях, Джон.
Ее слова удивили его. На мгновение он смутился.
– Ну и что?
Его длинные ресницы затрепетали; их черный цвет странно контрастировал с обрамлявшими лицо золотистыми волосами. Затем он поднял глаза, встретившись с вопросительным взглядом девушки.
– Уверен, что мое поведение никогда не шокировало тебя, котенок. – В его низком голосе зазвучали мурлыкающие интонации.
Хлоя вспыхнула. Впервые в жизни Джон так откровенно флиртовал с ней. Она подумала, что он, вероятно, даже не сознает этого.
Она и не предполагала, насколько… насколько притягательным он может быть. Нет, конечно, предполагала. Но кто мог знать, что действительность превзойдет даже самые смелые фантазии? У Хлои перехватило дыхание.
Она решила зайти с другой стороны.
– Твои любовницы, – проговорила она тихим проникновенным голосом, – наверное, доставляют тебе огромное наслаждение? Не так ли?
Он молча смотрел на нее с каменным выражением лица. На щеках его играли желваки. В это мгновение Хлоя поняла, что узнала о нем кое-что важное. То, что он тщательно скрывал.
– Зачем тебе все эти женщины, Джон? – став серьезной, спросила она.
Этот вопрос был ошибкой. Она поняла это, не успели еще последние слова слететь с ее губ.
Джон отстранился и спустился на одну ступеньку. Теперь их разделяло не только пространство.
Скрестив руки на груди, он прислонился к стене. На лице его появилась надменная, порочная и оскорбительная улыбка.
– Мне это нравится, Хлоя.
Она не сомневалась: Джон – распутник. Возможно, она слишком много от него ожидала. Всем известно, что он чрезвычайно любвеобилен.
– Иначе зачем мне это нужно?
«Действительно, зачем?»
Этот вопрос не один год мучил ее. Хлоя почувствовала, что на этот раз увлажнились ее глаза. Его притворно беспечное признание своего распутства глубоко огорчило ее. Если бы она не знала его так хорошо, то вполне могла бы поверить, что это правда.
Однако Хлоя понимала, что все не так просто.
С решительностью, неожиданной для себя самой, она спокойно сказала:
– Да, именно об этом я и говорю. Надеюсь, мне тоже понравится.
Хлоя улыбнулась, став действительно похожей на кошечку.
Самодовольное выражение сошло с лица Джона.
– Что?
– Я хочу сказать, мой милый развратник, что я намерена стать в точности, как… ты.
Она подхватила юбки и скользнула мимо него вниз по ступенькам. Джон застыл, приоткрыв от удивления рот.
Он еще не успел прийти в себя, когда она остановилась и бросила через плечо:
– С мужчинами, конечно.
Продолжая спускаться по ступеням, она принялась считать про себя: «Одна, две, три…»
– Что ты намерена?
Не обращая внимания на его возглас, она направилась в центральный холл. Ее фиалковые глаза сияли, а лицо освещала озорная улыбка.
– Что это за шум? – послышался голос бабушки Хлои, графини де Фонболар, появившейся из своей гостиной.
Джон не очень удивился, увидев рядом с ней своего дядю, Мориса Шевано, маркиза Котингэма. Вот уже двадцать лет этот человек был рабски предан графине и даже покинул свое французское поместье, чтобы последовать за ней в Англию, когда она стала официальной опекуншей Хлои.
Отец Хлои был англичанином, как и Джон. В своем завещании он поставил условие, что его дочь должна воспитываться на английской земле. На его родной английской земле, если быть точным. Поэтому графиня, любившая внучку гораздо больше, чем родовое поместье, покинула Францию. Правда, она так и не простила «этого англичанина», отца Хлои, и не позволяла никому забывать о принесенной ею жертве. В отместку, приехав с шестилетней Хлоей в дом ее отца, она дала замку эпохи короля Георга французское название – Chacun a Son Gout.[1]
Новое название поместья, отражавшее жизненную позицию графини, скоро превратилось в более простое – «Приют изящества».
Графиня была яркой, интересной женщиной, по-прежнему пользующейся успехом у мужчин ее круга. В молодости амурные приключения вдовы не уступали теперешним похождениям Джона.
Даже сейчас эта своевольная женщина необыкновенной красоты все еще вызывала восхищение. Недаром маркиз уже три десятка лет был преданно влюблен в нее. Ходили слухи, что он каждую неделю делал ей предложение. По пятницам. Во время чая.
Маркиз Котингэм, единственный родственник Джона, был также и французским маркизом и предпочитал именно этот титул. В жилах самого Джона не было ни капли французской крови, хотя среди его предков можно было найти скандинавов, кельтов и саксов.
Морис Шевано приходился сводным братом матери Джона и унаследовал свой английский титул именно от этой ветви семьи. Джон тоже был его единственным родственником, иными словами, наследником.
Не очень-то приятно иметь такого наследника, как Джон, – с галльским темпераментом и со всеми недостатками юности. В общем-то Джон был обычным прожигателем жизни, не претендовавшим на большее.
Тем не менее дядя – мягкосердечный человек – питал слабость к молодому аристократу. Даже несмотря на то что отчаялся дождаться от него наследника, продолжателя рода.
Маркиз с радостью принял бы и незаконнорожденного, но Джон в этом вопросе был чрезвычайно осторожен. И вероятно, очень опытен. Во всяком случае, до сих пор к дверям его сиятельства еще не подкинули ни одного внебрачного ребенка лорда Секстона.
– А! Это Джон приехал повидаться с нашей Хлоей. – Графиня де Фонболар нежно улыбнулась молодому человеку.
– Хо-хо! Я знал, что он не заставит себя долго ждать. – Маркиз изъяснялся по-английски с сильным французским акцентом.
– Разве она не прекрасна, Джон? Я едва узнал ее! – Морис подмигнул графине. – Все женщины из рода Фонболар – красавицы.
Графиня хлопнула его веером по руке.
– Ты законченный льстец, Морис. Но я согласна с тобой: Хлоя стала совсем взрослой.
– Благодарю вас, бабушка, – ласково прощебетала Хлоя. – И вас, Морис.
Девушка стояла рядом с ними у лестницы и невинными глазами смотрела на лорда Секстона, застывшего на середине пролета. Ноздри его трепетали.
– Думаю, скоро мы устроим для тебя первый бал, мой ангелочек.
Ангелочек? Джон бросил на графиню недоверчивый взгляд.
– Мы и так слишком долго его откладывали. – Бабушка промокнула глаза надушенным платком. – Пройдет совсем немного времени, и она покинет нас, Морис. Как я переживу это?
Бабушка всегда была склонна к театральным позам. Хлоя с трудом удержалась от смеха, когда маркиз обнял графиню и успокаивающе похлопал ладонью по спине. Она знала, что в подобных случаях Шевано всегда проявлял присущую галлам мудрость.
Он чисто по-французски пожал плечами и произнес:
– Такова жизнь, mon amour. Против природы не пойдешь.
Губы Хлои дрогнули от едва сдерживаемого смеха. В этот момент она встретилась взглядом с Джоном. Несмотря на раздражение, в его глазах мелькнул ответный веселый огонек. Всю жизнь они наблюдали различные варианты этой сцены.
Как обычно, графиня удивительно быстро пришла в себя, и с ее лица чудесным образом исчезли все следы слез. Поговорку «такова жизнь» графиня считала своим девизом.
– Стоит ли печалиться в такой чудесный день, тем более когда нас ждет завтрак? – Повернувшись, она взяла маркиза под руку. – Пойдем, Джон. Твой прибор ждет тебя.
Джон в растерянности стал спускаться по ступенькам.
– Откуда вы знали, что я приеду?
– Хо-хо! – бросил через плечо маркиз.
Джон пристально посмотрел на него.
Но дядю трудно было смутить. Вполголоса напевая какую-то глупую французскую песенку, он повел графиню в столовую.
До Джона долетали обрывки куплета. Что-то про мышку, которая съела кота…
– Мы идем, Джон? – дружелюбно спросила Хлоя.
Однако виконта не обманул ее тон. Дерзкая девчонка имела наглость подмигнуть ему.
Он набрал полную грудь воздуха, а затем медленно выдохнул.
– Мы еще не закончили разговор.
– Надеюсь, нет. Я только начала, – с загадочным видом пробормотала Хлоя и взяла его под руку.
– M-м. Этого я и боялся.
По дороге в столовую Джон дважды пытался заставить ее объяснить, что она имела в виду. Когда они вошли, за столом уже сидел человек, которого все называли просто Дейтер.
Это не вызвало большого удивления.
Несмотря на привычку засыпать в самое неподходящее время, он никогда не пропускал трапезу.
Строго говоря, Дейтер был членом семьи, хотя никто точно не мог сказать, чьей именно. Он жил с ними так долго, что его родство с кем-то из них считалось само собой разумеющимся.
Дейтер приветствовал лорда Секстона знакомым ворчанием. Не удивился бы Джон и тому, если бы толстый немец встретил его пронизывающим взглядом.
Виконт с годами убедился, что эти две реакции охватывают весь диапазон эмоциональных состояний Дейтера. Он кивнул толстяку и занял место напротив Хлои.
Необыкновенно уродливый мопс по кличке Шнапс, редко покидавший колени Дейтера, преданно смотрел на него. Единственный оставшийся у собаки зуб торчал из ее пасти под острым углом, выдавая прямо-таки маниакальную чувствительность.
Джон улыбнулся. Ему нравилось присутствие Дейтера.
Не потому, что он любил этого человека, – вряд ли кто-либо отважился бы признаться в любви к толстому немцу, а скорее потому, что тот олицетворял собой необычность «Приюта изящества».
Джон всегда ощущал особую привязанность к этому дому. Не много нашлось бы мест, где он чувствовал бы себя так уютно. Не в последнюю очередь этому способствовало необыкновенное гостеприимство графини.
Но не только.
Этот дом наполняла атмосфера счастья. Здесь в отличие от большинства других мест радовались жизни.
И самое главное – графиня всегда держала для него наготове комнату. Одну и ту же. Этот жест, отчасти продиктованный ее любовью к маркизу, глубоко трогал Джона, обедневшего виконта без собственного поместья. В «Приюте изящества» он чувствовал себя дома.
Подали завтрак.
Много лет назад графиня привезла с собой из Франции повара, совершенно серьезно заявив, что скорее откажется от родового герба, чем от хорошего повара. Поэтому кухня в замке всегда была превосходной. Почему же он вдруг потерял аппетит?