Хуже всего было то, что свидетелем ее унижения стал ненавистный Холмс, который, казалось, следил за каждым ее движением. Стоило Кейт взглянуть на него, как он укоризненно приподнимал бровь или покачивал головой, оценивая ее действия. Подавая новые блюда и проходя мимо ее стула, он бормотал: «Пользуйся вилкой», – когда она пыталась взять мясо руками. Или, подливая вино в бокал его светлости, когда тот делал всего лишь пару глотков, он старался снова пройти мимо нее, чтобы проворчать что-то вроде: «Боже, неужели ты не можешь есть по-человечески?»
      Кейт очень хотела, чтобы сейчас рядом с ней оказался Фалькон. Он точно знал бы, как обойтись с Холмсом без всякого расстройства. Фалькон никогда не терял присутствия духа.
      Они были ближе родственников: она и Фалькон. Между ними существовала особая связь, и только смерть могла разлучить их. Для Кейт Фалькон был не просто одним из ее товарищей, а неотъемлемым дополнением ее личности. То, чего не хватало Кейт, дополнял он, и наоборот. Они были схожи во всем, кроме одной вещи, которую оба считали незначительной.
      Холмс и его язвительные замечания были мгновенно забыты, когда одна из служанок поставила рядом с Алеком целую гору пышных булочек, от поджаристых корочек которых веяло жаром. Вообще Кейт не очень-то любила хлеб, поскольку обычно ей приходилось довольствоваться именно им, однако горячие мягкие булочки в корзине выглядели необычайно аппетитно. Разумеется, их нельзя было сравнить с хлебом трехдневной давности, которым она обычно питалась.
      – Дяденька, – сказала Кейт, обращаясь к Алеку. Когда же он удивленно посмотрел на нее, она быстро поправилась: – Я хотела сказать – Алек.
      Он усмехнулся.
      – Да, Кейт?
      Она хотела попросить у него булочку, но затем решила, что может взять ее сама.
      – Нет, ничего.
      Привстав, Кейт наклонилась над столом прямо перед ним и попыталась достать булочку из корзины. Услышав за спиной хриплый стон, она обернулась и увидела, что дворецкий готов упасть в обморок. Кейт ощутила свинцовую тяжесть внутри и села на место со своим угощением.
      Что теперь будет?
      Не в силах больше сдерживаться, Холмс резко сказал:
      – Мисс Кейт, – при этом слово «мисс» прозвучало как «мизз», поскольку он сделал ударение на нем, – при обращении к графу вы никогда не должны называть его просто по имени.
      Стараясь говорить так же надменно, как Холмс, Кейт ответила:
      – В таком случае как я должна обратиться к нему, чтобы он передал мне эту чертову булочку или вон ту коричневую штуку?
      – Эта коричневая штука, как вы изволили выразиться, называется соусом. И нельзя просить его светлость передавать что-либо. Для этого существуют слуги. Если вас не затруднит посмотреть вокруг, то, возможно, вы их увидите.
      Кейт посмотрела и действительно увидела нескольких слуг. Неужели для двоих обедающих необходимо столько помощников? Особенно когда эти двое могут пользоваться своими руками? Однако ответ на этот вопрос не имел значения, поскольку она испытывала сейчас крайнее замешательство, вызванное этим самодовольным стариком. О, как ей хотелось ударить его! Однако она скорее заткнет себе рот салфеткой, чем выдаст то, что он действует ей на нервы.
      – Значит, я должна попросить кого-то подать мне эту коричневую штуку, хотя могу сама взять ее? – дерзко спросила она. – Ты это хотел сказать?
      – Вот именно, – резко ответил дворецкий.
      «Вот именно», – мысленно повторила она, передразнивая его.
      – Ты хочешь также сказать, что я не могу встать, – она поднялась, – дотянуться туда, – она наклонилась над столом, – взять картофель, – она сделала это, – и положить себе немного? – С блюдом в руке она плюхнулась на свой стул, надеясь, что выражение ее лица ясно говорило дворецкому о ее желании увидеть его мертвым. – Вот этого я не могу сделать?
      Алек откинулся на спинку стула, едва сдерживая смех при виде сцены, разыгравшейся между Холмсом и Кейт. Эта девчонка, черт побери, явно ни в чем не уступала его непоколебимому дворецкому.
      Он попытался понять, почему она так привлекает его. Вероятно, потому, что в его благовоспитанной, аристократической жизни он делал все по правилам, которых было ужасно много: начиная от того, как обращаться к людям различного социального статуса, и кончая тем, как говорить надлежащим образом, как есть, как одеваться. И разумеется, сюда входила знаменитая чопорная неподвижность верхней губы, олицетворяющая отсутствие эмоций, которые нельзя было проявлять ни при каких обстоятельствах. Да, все было подчинено этим правилам. Избави Бог, чтобы кто-нибудь проявил хотя бы каплю душевности или позволил себе какую-то вольность. Такие вещи сурово осуждались обществом.
      И напрасно некоторые полагают, что богатство дает свободу, когда на самом деле человек погружается в необъятную трясину правил поведения, которыми ни в коем случае нельзя пренебрегать.
      Отчетливо слышный зубовный скрежет Холмса заставил Алека снова взглянуть на него. Дворецкий аж посинел при виде вызывающего поведения гостьи. У Алека даже возникло желание встать и похлопать его по спине, поскольку тот выглядел так, словно ему что-то попало в дыхательное горло. Он почти задыхался. Затем Алек внезапно подумал, что стало бы с Холмсом, если бы его светлость повел себя так же, как Кейт. Вполне вероятно, дворецкого хватил бы удар – разумеется, без потери величественного вида, – и его пришлось бы приводить в чувство. Такая перспектива не доставляла удовольствия, и Алек решил не испытывать судьбу.
      Он посмотрел на другую сторону баррикад. Кейт переводила свой взгляд от блюда с картофелем на Холмса и обратно.
      Ее голубые глаза сверкали гневом. Она крепко сжимала блюдо, прикидывая его вес. Алек едва не поперхнулся вином. Какова девчонка! Неужели она намеревалась запустить его в голову Холмса?
      Наклонившись к ней, Алек накрыл ее руки своими ладонями.
      – Холмс иногда бывает немного строгим, – сказал он так, чтобы слышать его могла только она, и мягко заставил ее вернуть блюдо на стол.
      – Немного? – Лицо ее выражало явное сомнение.
      – Хорошо, я признаю, что сейчас он, может быть, излишне строг. Однако он не всегда такой.
      – Ты хочешь сказать, что он ведет себя так, потому что я здесь?
      Девушка обладала хорошей интуицией.
      – Дело в том, что дворецкий сейчас немного не в себе, – сказал Алек, решив, что не стоит говорить всю правду. – А вообще он неплохой человек, и ты убедишься в этом, когда узнаешь его поближе.
      Кейт недоверчиво фыркнула.
      – Постарайся быть более сдержанной. Холмс потеряет интерес к тебе, если у него больше не будет повода для замечаний. – Алек надеялся, что это позволит разрядить обстановку. Ему, наверное, следовало просто приказать дворецкому прекратить пререкания, и он сделал бы это, если бы ситуация зашла слишком далеко. Однако Кейт взяла себя в руки и успокоилась, хотя он чувствовал, что словесный поединок доставлял ей удовольствие. И, как ни странно, его дворецкий тоже обрел прежнюю выдержку.
      Кейт с непокорным видом, скрестила руки на груди.
      – Скорее в аду наступят холода, чем этот чопорный тип прекратит свои придирки. – Она бросила взгляд на Холмса. – Готова спорить, что он не успокоится, пока я не уберусь отсюда.
      – Давай попытаемся забыть на время все неприятности и сосредоточимся на десерте.
      По-видимому, эта уловка подействовала. При слове «десерт» его гостья моментально позабыла о Холмсе. Она выпрямилась на своем стуле, наблюдая широко раскрытыми глазами за служанками, которые вошли в комнату с серебряными подносами, наполненными всевозможными сладостями.
      Алек быстро сделал свой выбор, остановившись на нарезанных ломтиках тыквенного пирога. Но что касается его гостьи, то казалось, ей было чрезвычайно трудно принять решение.
      Кейт колебалась, перемещая руку от одной сладости к другой и мучительно размышляя с серьезным выражением лица. Ее явное затруднение не могло не вызвать улыбки.
      Для Алека десерт был всего лишь частью еды и, надо сказать, излюбленной частью. Однако он никогда долго не раздумывал, что выбрать, как это делала сейчас Кейт. Правда, он всегда знал, что может заказать десерт во второй и даже в третий раз, если того пожелает. Для этого надо всего лишь позвонить в колокольчик, изложить свои пожелания, и через короткое время все, что он хотел, окажется перед ним в лучшем виде. Что касается Кейт, то, должно быть, предложенные угощения казались ей необычайной роскошью, отчего и возникла проблема выбора.
      – Мэгги, – обратился Алек к одной из служанок, – почему бы тебе не оставить поднос здесь? Может быть, мисс Кейт пожелает попробовать несколько замечательных блюд нашего повара.
      Кейт посмотрела на Алека таким восторженным взглядом, что он слегка смутился и отвел глаза. Оказалось, ее так легко осчастливить. Вот если бы все в этом мире могли так же радоваться простым вещам, жизнь была бы намного приятнее и веселее.
      Алек едва не рассмеялся вслух, когда Кейт быстро схватила сладость с подноса. Это оказался пористый пирог, пропитанный шоколадным сиропом и политый сверху красным вишневым соком. Она с наслаждением погрузила в него зубы.
      Глядя на такую хрупкую девушку, трудно было представить, что та способна есть за троих больших мужчин. Доедая шоколадный пирог, она с набитым ртом принялась отщипывать кусочки от пирога с черникой, не обращая внимания на тот факт, что в комнате присутствует еще кто-то.
      – М-м-м, как вкусно… – пробормотала Кейт с набитым ртом.
      – Рад, что тебе нравится, – весело ответил Алек. За последние несколько часов он улыбался и смеялся больше, чем за многие годы. И возможно, своеобразное обаяние Кейт, навеянное ее непокорностью, порождало у него желание сблизиться с ней. – Хочешь еще чего-нибудь? – спросил он, в то время как она собирала последние крошки со своей тарелки. Кейт не ответила и лишь тяжело откинулась на спинку стула с выражением полного удовлетворения на лице. Она явно наконец насытилась.
      Изгиб ее нижней губы был слегка испачкан шоколадом, отчего у Алека возникло желание убрать это пятнышко поцелуем. Желание было настолько сильным, что он замер, собрав всю свою волю, чтобы сдержать порыв.
      Веки Кейт медленно опустились, а затем совсем закрылись, и Алек подумал, что следует разбудить ее. Однако у него не хватило духу сделать это. Он решил воспользоваться моментом, чтобы прислушаться к ее бормотанию в полусонном состоянии. Девушка говорила подобно сильно выпившему человеку, однако речь ее не была бессвязной, как у пьяниц, желающих пропустить еще стаканчик рома. Кейт твердила что-то о сладких пирогах, пирожных и печеньях, от которых у нее голова якобы шла кругом. Затем она приложила руки к животу и пробормотала что-то о рождественской индейке с гарниром.
      Алек усмехнулся.
      Кейт с легкой улыбкой на лице склонила голову набок, а спустя несколько минут размеренное дыхание уже свидетельствовало, что она окончательно уснула. Она чуть слышно посапывала, а Алек с умилением разглядывал ее.
      Эта сцена продолжалась недолго, так как из кухни вернулся Холмс, неся поднос с чашками, блюдцами и горячим чаем. Он остановился и замер как вкопанный с обескураженным выражением лица при виде спящей на стуле Кейт.
      – Ни слова, – предупредил его Алек приглушенным голосом, когда дворецкий открыл было рот, намереваясь сделать резкое замечание.
      Алек встал, подошел к Кейт и, глядя на ее иссиня-черные локоны, почувствовал непреодолимое желание взять шелковистые пряди и пропустить их сквозь пальцы.
      Затем он наклонился и подхватил девушку на руки. Распрямившись, он спросил:
      – Спальня для гостей убрана и готова на случай приема?
      – Да, милорд, – с тяжелым вздохом ответил Холмс. – Ее проветривали сегодня, и на кровать постелено свежее белье.
      Алек удовлетворенно кивнул:
      – Хорошо.
      Он покинул столовую, поднялся по пологой лестнице наверх и прошел до конца коридора. Дверь гостевой спальни располагалась как раз напротив его комнаты.
      Толкнув дверь обутой в сапог ногой, Алек открыл ее, вошел в темную спальню и направился к кровати, куда осторожно, как редкую фарфоровую безделушку, положил Кейт. Потом он зажег фитиль лампы на прикроватном столике и взглянул на изящную красавицу, освещенную тусклым светом.
      Алек протянул руку, желая коснуться ее, продолжая ощущать, какая мягкая у нее кожа, он почувствовал это, пока нес ее по коридору, однако замер на волосок от ее щеки, испугавшись внезапной потери контроля над собой.
      Что ему взбрело в голову? Ведь девушка доверилась ему и в данный момент находится под его защитой. Он же не развратник.
      Алек неохотно отошел от кровати к камину. Присев на корточки перед холодным очагом, он с радостью увидел несколько поленьев, аккуратно сложенных рядом.
      Через несколько минут запылал огонь, и относительная прохлада в комнате быстро исчезла. Алек долго смотрел на языки пламени, ни о чем не думая и лишь наслаждаясь ощущением странной удовлетворенности. При этом он неожиданно отметил, что весь этот вечер у него ни разу не возникала мысль о работе.
      Он медленно повернулся, чтобы взглянуть на карманницу с ангельским личиком, совершившую подобное чудо. Затем встал и снова подошел к кровати, словно его помимо воли подталкивала какая-то сила.
      Алек с удивлением смотрел на выражение лица спящей Кейт.
      Что можно сказать о ней? Она очень отличалась от знакомых женщин, однако это нельзя было считать отрицательным качеством девушки.
      Его мать, которую Алек любил, несмотря на ее постоянные придирки, непременно сказала бы во время одной из очередных лекций о жизни, что ему следует найти правильную женщину. Его избранница должна отвечать определенному социальному стандарту с соответствующими манерами поведения. Другими словами, выбранная им в жены несчастная девушка должна быть покорным и уступчивым созданием, которое его мать могла бы полностью подчинить себе. По этой причине Алек до сих пор не испытал счастья супружества. К тому же ему пока не довелось встретить женщину, которая побудила бы его к браку.
      Кроме того, он был очень занят своей работой, отнимавшей все его время, и потому он постоянно находился в Лондоне, вдали от матери и от ее коварных планов женить его.
      Его сестра Джейн была не столь удачлива, изо дня в день находясь в подчинении у матери. Алек тревожился за нее, потому что Джейн становилась все более робкой и замкнутой. Она не осмеливалась даже иметь собственное мнение, отличное от мнения матери. Это просто позор. Его сестра была довольно хороша собой и весьма умна. Если бы ей удалось вырваться из-под опеки матери, она смогла бы покинуть свою раковину.
      Алек часто думал о том, как устроить, чтобы Джейн снова приехала в Лондон во время традиционного светского сезона. Она уже выезжала в прошлом году, но, к сожалению, без особого успеха. Алек чувствовал и свою ответственность за это. Возможно, если бы он чаще проводил время среди пустых и ужасно скучных светских завсегдатаев – довольно забавное название кучки напыщенных сплетников, – он смог бы проложить Джейн дорогу к замужеству. Однако робкая попытка сестры сойтись с людьми, способными даже оскорбить ее, не устроила Алека. Он хотел устроить это по-своему, но все только испортил, и Джейн обвинила его в том, что он отпугнул от нее довольно интересного человека, уставившись на них так, словно предопределял их будущие отношения. Алеку трудно было помочь своей сестре. Мужчины в этой среде, как правило, выглядели самодовольными щеголями, и они интересовались его сестрой только из-за солидного приданого.
      И все-таки Джейн необходимо было почаще встречаться с людьми ее возраста, расправляя свои крылышки, пока она не превратилась в озлобленную старую деву, а ее жизнь в уединенной дали от Лондона вела именно к этому. Однако если Джейн приедет в столицу, это будет означать, что и его мать тоже прибудет сюда. При мысли об этом у Алека свело шею. Хотя он очень любил свою сестру, он не был уверен, что сможет долго терпеть общение с матерью.
      Его размышления были прерваны тихим стоном Кейт, зарывшейся поглубже в подушку. Алеку было приятно сознавать, что он оградил ее от ужасов улицы по крайней мере на одну ночь. Правда, он не был уверен, что Кейт в действительности хотела быть спасенной, однако сейчас она здесь и, кажется, вполне довольна.
      Алек подумал, стоит ли накрыть ее, но потом решил, что в комнате достаточно тепло и нет необходимости использовать одеяло, лежавшее в изножье кровати.
      Он осторожно снял с нее грязные ботинки и поставил на пол, мысленно отметив, что их надо почистить. Затем все-таки накрыл спящую девушку одеялом, подоткнув его под ее плечи. При этом его лицо оказалось совсем близко от ее лица.
      Ее чистая кожа приобрела золотистый оттенок в свете, излучаемом пламенем камина, и длинные ресницы отбрасывали тени на щеки. Шелковистый локон упал на лицо девушки, и Алек почувствовал желание откинуть его назад.
      Почему она оказывала на него такое влияние? У них нет ничего общего, и их миры никогда бы не соприкоснулись, если бы не вмешательство Энтони. Возможно, так было бы лучше для них обоих. Что он мог сделать для нее? Что может изменить в ее жизни одна ночь, проведенная здесь? И как эта девушка может повлиять на его жизнь? Она неожиданно пробудила в нем такие чувства, о которых он даже не подозревал, но которые, по-видимому, давно дремали в нем. Алек боялся позволить себе прикоснуться к ней и потому быстро выпрямился и отошел от кровати. Затем, повернувшись, тихо вышел из комнаты.

Глава 8