На следующий день Адам отвез Гэбриэл домой только в полдень. Как он и предсказывал, там все было нормально в ярком свете солнца и ничто не напоминало о вчерашнем проливном дожде. На быстро подсыхающей земле не было никаких следов ни от шин, ни от ног, которые выдавали бы чужое присутствие, и Гэбриэл сказала Адаму, чтобы он почитал купленные по пути воскресные газеты, а сама побежала наверх выключить везде свет и переодеться. Потом, пока Адам чистил картошку, Гэбриэл растолкла чеснок и розмарин, смешала все с оливковым маслом и лимонным соком, чтобы получилась приправа к купленным накануне куриным грудкам, вылущила горох из стручков.
      За едой они рассказывали друг другу о событиях последних лет, проведенных ими врозь. Потом отправились на прогулку по дорожкам между полями, когда-то составлявшими земли «Хэйуордза», а позже провели вечер, сидя обнявшись перед телевизором в одном из кресел, пока Гэбриэл не заснула на плече у Адама, и тому пришлось будить ее, чтобы отправить спать.
      – Прости меня, пожалуйста, – сказала она виновато и так широко зевнула, что Адам засмеялся.
      – Иди готовься ко сну. Я приду поцеловать тебя на ночь, и раз уж ты хочешь спать сегодня одна, то можешь запереть дверь спальни, а я поеду домой.
      Следующая неделя пролетела незаметно, потому что днем Гэбриэл последовательно наносила на портрет несколько тонких слоев лака, а вечера и ночи проводила в Стейблз с Адамом, который больше не позволял ей ночевать одной в «Хэйуордзе».
      – Но там же портрет… – возражала она.
      – Если ты так беспокоишься о нем, то мы возьмем его с собой, – решительно заявил он. – Но я прошлой ночью не мог уснуть из-за беспокойства о тебе, так что отныне ты будешь ночевать в Стейблз.
      – Хорошо, пока не вернутся твои родители.
      – А потом?
      – Ну, мне хотелось бы, чтобы они побыли со мной перед тем, как я…
      – Перед тем, как ты переедешь ко мне? – быстро спросил он.
      – А ты этого хочешь?
      – Разумеется, хочу.
      – А как на это посмотрит твоя семья?
      – Я хорошо знаю своих и уверен, что они обрадуются, когда узнают, что я нашел себе спутницу жизни. И особенно когда узнают, что эта спутница – ты, Гэбриэл.
 
      Утром в тот понедельник Уэйн приехал раньше обычного.
      – Я решил начать пораньше, Гэбриэл, – сказал он в ответ на ее удивленное приветствие.
      Гэбриэл, которая предвкушала полчаса спокойного времени в одиночестве до начала работы, отдала ему ключи, потом решила насладиться чашкой кофе. Она едва успела сделать глоток, когда на кухню ворвался Уэйн с дико горящими глазами.
      – Портрет, – выдохнул он. – Его нет!
      Гэбриэл с досады скрипнула зубами. Адам так долго целовал ее на прощание, что совершенно забыл о картине, которая осталась у него в багажнике и теперь ехала в Пеннингтон.
      – Все в порядке, Уэйн, – спокойно сказала она. – Портрет у Адама.
      Он нахмурился.
      – А я думал, ты хотела сегодня снова вставить его в раму.
      – Я так и хочу. Адам увез его по ошибке. Я ему позвоню.
      – В этом нет необходимости, – заявил он, глядя в окно. – Он уже подъезжает.
      – Прекрасно. Уэйн, иди и отопри сарай, пожалуйста. Пусть Адам положит портрет прямо на мой верстак.
      Вошедший через несколько минут Адам виновато улыбнулся.
      – Прости, дорогая, я совсем забыл о портрете.
      – Уэйна это очень расстроило.
      – Я говорил тебе, что он в тебя влюблен. Обращайся с ним бережно, но, если будут какие-то неприятности, звони мне. Я с этим разберусь.
      Она дотянулась и поцеловала его.
      – Я сама все с ним улажу.
      – Позвоню тебе вечером. – Адам прижал ее к себе. – Ты точно не хочешь приехать ко мне сегодня?
      – Проведи этот вечер с родителями. Нечестно ошеломлять их мной сразу по возвращении. – Гэбриэл потерлась щекой о его щеку. – И вообще ты устал. В последнее время мы с тобой явно недосыпали.
      – С какой стати мне тратить время на сон, когда рядом ты?
      – Благодарю вас, сэр, вы очень любезны. Да, завтра можешь приехать и забрать Генриетту насовсем. – Гэбриэл грустно улыбнулась. – Хотя я буду по ней скучать.
 
      Как она и предполагала, атмосфера в сарае была морозной. К полудню Гэбриэл укрылась в доме, чтобы спокойно съесть бутерброд вдали от враждебных глаз Уэйна, следящих за каждым ее движением. Теперь, когда работа с портретом была закончена, она позволила себе отдохнуть немного дольше, чем обычно, и, вернувшись в сарай, попросила Эдди сходить в подвал за полотном.
      – Ну, так что у нас происходит? – прямо спросила она, как только они остались одни.
      Уэйн снял с головы стяжку, запустил пальцы в спутанные светлые кудри, отвел глаза в сторону.
      – Я обещал твоему отцу позаботиться о тебе в его отсутствие. Утром я был в шоке, когда оказалось, что портрета нет на месте. Если бы с ним что-то случилось, ты не могла бы требовать выплаты страховки.
      – Это собственность Адама.
      – А ты теперь тоже собственность Адама? – выпалил он.
      Воцарилась мертвая тишина.
      – Когда отец попросил тебя помочь, – сказала Гэбриэл, глядя на него холодными глазами, – он не имел в виду вмешательство в мою личную жизнь. Понятно?
      Вернувшийся в это время Эдди буквально прирос к месту.
      – Это личная ссора или могут поучаствовать и другие?
      – Просто небольшая очистка атмосферы, – сказала Гэбриэл. – Давайте вернемся к работе.
      День тянулся бесконечно, и Гэбриэл ощутила большое облегчение, когда Уэйн и Эдди уехали домой, а она благополучно заперлась на кухне, которая показалась ей надежным убежищем после часов, проведенных в попытках игнорировать ревнивое неодобрение Уэйна.
      Позже позвонил Адам и наговорил ей кучу приятных вещей, прежде чем сообщил, что его родители благополучно вернулись домой.
      – Отлично, – сказала Гэбриэл. – Я вставила портрет в раму, так что, ради всего святого, завтра приезжай и забери его. Уэйн был просто невозможен после того, как утром обнаружил его отсутствие.
      – Я готов по первому твоему слову сказать ему, что ты принадлежишь мне, Гэбриэл Бретт. И что я принадлежу тебе – если у него или кого-то еще есть какие-либо сомнения на этот счет.
      – У меня – нет, Адам.
      Адам сделал глубокий вдох.
      – Как бы я хотел, чтобы ты сейчас была в моих обьятиях. Завтра утром я первым делом заеду к тебе.
      – Но только после того, как явятся ребята. Мне совсем не улыбается провести так еще один день!
      Гэбриэл поужинала, а потом, как обычно, позвонила родителям.
      – Твой отец сейчас уже в очень неплохой форме, – сообщила ей Лора. – Мы проходим пешком целые мили.
      – Не ссоритесь?
      – Нет. Мы тут не наступаем друг другу на пятки, места более чем достаточно. Могу тебя заверить, что не произошло ничего такого, что могло бы замедлить выздоровление Гарри.
      – Я в этом и не сомневаюсь, – благодарно сказала Гэбриэл. – Между прочим, я сегодня закончила работу с портретом Синглтона.
      – Ну, тогда я позову Гарри.
      После долгого разговора с отцом о том, что процессы нанесения лака и возвращения портрета в раму прошли успешно, Гэбриэл попросила опять передать трубку матери.
      – Я подумала, мамуля, что тебе будет приятно узнать, что мы с Адамом теперь хорошие друзья.
      – Хорошие друзья, – повторила Лора после паузы. – Можно сообщить об этом отцу?
      – Можно. Папа будет доволен.
      – Я тоже довольна. Адам мне очень понравился.
      – Мне он тоже нравится.
      – Нравится?
      – Ну, ладно. Я безумно в него влюблена. Теперь ты счастлива?
      – Очень. Но только потому, что счастлива ты.
      Рано утром следующего дня Гэбриэл трудилась в сарае, поглощенная расчисткой небольшого пейзажа, а Эдри и Уэйн занимались еще одной серией эстампов. Когда машина Адама остановилась перед сараем, она сдвинула со лба головную ленту и, подойдя к двери, обнаружила, что он приехал не один. Высокий седеющий мужчина выбрался из машины и с улыбкой протянул ей руку.
      – Доброе утро. Я Том Дайзарт. Мы с вами уже встречались.
      – Правда? – Она улыбнулась ему, жалея, что выглядит не очень элегантно.
      – Очевидно, ты была тогда малышкой с косичками, – сказал Адам, обнял Гэбриэл и поцеловал ее. – Доброе утро, дорогая. Как тебе спалось прошлой ночью?
      – Очень хорошо. К сожалению, я не помню нашей встречи, мистер Дайзарт.
      – Зовите меня Том. – Он одобрительно рассматривал ее рабочий костюм. – Вы очень похожи на отца, Гэбриэл. Как он?
      – Мама говорит, что хорошо. Очевидно, длительные пешие прогулки и еда, которую готовит мама, делают свое дело.
      – Рад это слышать. Кстати, о еде, Гэбриэл, – сказал Том Дайзарт. – Мне поручено пригласить вас сегодня на ужин. Фрэнсис сказала, ничего особенного, просто семейная трапеза.
      – Спасибо, очень любезно с ее стороны.
      – Любезность здесь ни при чем, – заявил Адам. – Как только я сказал маме о тебе, ей не терпится с тобой познакомиться. Я заеду за тобой, когда буду возвращаться. А теперь давай избавим тебя от Генриетты.
      Гэбриэл попросила Эдди вынести портрет на яркий утренний свет и с замиранием сердца следила, как при виде его засветились проницательные глаза Тома Дайзарта.
      – Я знаю, что это твоя специальность, Адам, – сказал он сыну, – но даже такой толстокожий мебельщик, как я, может понять, что за картина перед ним. Какая красавица.
      – Которая из них? – спросила Гэбриэл.
      – Эта девушка с синими глазами.
      – Фиолетовыми, – поправил его Адам, глядя на давно умершую Генриетту Скудамор таким собственническим взглядом, что Гэбриэл почувствовала нелепый укол ревности.
      – Ричард Тейлор Синглтон, так? – задумчиво спросил Том, когда сын стал укладывать портрет в машину. – Какую цену ты ожидаешь?
      – Я позвонил другу в Сотби и попросил его осторожненько позондировать почву. Сегодня он перезвонит мне, – сказал Адам. – Кстати, папа, тебе пора вернуться к работе после всего этого бездельничанья в Тоскане.
      – Правильно. – Том тепло улыбнулся Гэбриэл. – Приятно было встретиться с вами, моя дорогая. Увидимся вечером.
      Адам поехал по дорожке, осторожно лавируя между выбоинами, словно у него в машине находилась не картина, а ящик динамита.
      Гэбриэл, ожидавшая возвращения к ледяной враждебности, была поражена, услышав от Уэйна предложение сварить кофе.
      – Извини за вчерашнее, – неловко сказал он. – Я не понимал, что у вас с Адамом, ну, серьезно.
      – Ладно, Уэйн, забудем это. – Она улыбнулась. – А кофейку было бы сейчас неплохо.
      Работа с пейзажем была настолько легче, чем ее труд над портретом Синглтона, что оставляла ей возможность с тревогой думать о предстоящей встрече с матерью Адама. Отцу Адам совершенно четко обозначил характер своих отношений с Гэбриэл, и, насколько она могла судить. Том Дайзарт был этому рад. Но мать – совсем другое дело.
      К моменту, когда за ней заехал Адам, Гэбриэл уже ждала его. На ней было розовое платье, ее лицо казалось напряженным из-за прически: она гладко зачесала волосы и скрутила их в тугой узел.
      – Я нормально выгляжу? – с беспокойством спросила она.
      – Нет, – прямо ответил он и распустил ей волосы, поцелуем заглушив ее протест. – Вот так лучше, – одобрительно сказал он, когда тяжелая масса волос упала на плечи.
      – Я хотела произвести хорошее впечатление на твою мать, а теперь все испорчено.
      – Ты произвела впечатление на моего отца, когда на тебе был рабочий комбинезон, а волосы были запихнуты под бейсболку. Иди-ка сюда, – грубовато сказал он и притянул ее к себе. – Я тебя люблю, Гэбриэл Бретт, и прошлой ночью скучал по тебе. А ты по мне скучала?
      – Кошмарно.
      – Покажи мне, насколько кошмарно.
      Гэбриэл показала, да так, что в конце Адам отодвинул ее от себя.
      – Еще чуть-чуть в таком же духе, и ты знаешь, что произойдет. А времени у нас нет.
      – Теперь мне нужно снова заниматься лицом!
      Гэбриэл расчесала щеткой волосы, но, по приказу Адама, не стала их подбирать, заново наложила косметику, взяла небольшую, но дорогую коробку шоколадных конфет, за которой Уэйн сам вызвался съездить в город, и сказала Адаму, что готова.
      – Что, если я не понравлюсь твоей матери?
      – Все будет хорошо, обещаю.
      И, к большому облегчению Гэбриэл, он оказался прав. Вся неловкость в момент прибытия сразу исчезла, когда большой лающий комок золотистого меха накинулся на Адама.
      – Это Пан, сын Марцыпана, того пожилого джентльмена, который принадлежит Фенни. Они жили в собачьей гостинице, пока мамы и папы не было, – сказал Адам, лаская возбужденного пса.
      – Не позволяйте Пану прыгать на ваше красивое платье, – раздался чей-то голос. Гэбриэл подняла голову и увидела, что к ним направляется улыбающаяся загорелая женщина. Глаза женщины тепло светились из-под массы вьющихся седых волос.
      – Мама, это Гэбриэл, – объявил Адам.
      – Добро пожаловать во «Фрайарз-Вуд», моя дорогая. Я очень хорошо знаю вашего отца, – с улыбкой сказала Фрэнсис Дайзарт, протягивая Гэбриэл руку. – Адам говорит, что вы та самая талантливая леди, которая творит чудеса в «Хэйуордзе» с тех пор, как заболел Гарри. Как он сейчас?
      – Быстро идет на поправку, – ответила Гэбриэл, начиная успокаиваться.
      – Отличная новость. Заходите в дом, выпейте чего-нибудь. – Фрэнсис взглянула на сына. – Не волнуйся, Адам. С Гэбриэл ничего не случится, если она побудет со мной, пока ты примешь душ.
      Вечер прошел с успехом не только потому, что оба родителя Адама оказали Гэбриэл теплый прием, но и потому, что Фрэнсис нашла заинтересованную аудиторию для просмотра множества фотографий ее внуков.
      – И это лишь текущая серия, – снисходительно улыбнулся Том. – При малейшем поощрении, Гэбриэл, моя жена выложит все до одной, начиная с рождения.
      Позже Фрэнсис подала ужин на кухне.
      За едой говорили о предварительном просмотре, и в центре внимания был портрет Синглтона.
      – Очевидно, вы унаследовали волшебный дар вашего отца, – заметил Том. – Адам говорит, картина была в ужасающем состоянии, когда он купил ее.
      Гэбриэл порылась в сумке.
      – Вот снимок, который я сделала до начала работы.
      Том и Фрэнсис наклонились, чтобы рассмотреть фотографию.
      – Неужели это та самая картина? – недоверчиво спросил Том.
      – А что скрывалось в этой темной части? – спросила Фрэнсис.
      – Еще одна красивая девушка, – довольным тоном произнес Адам, – плюс отражение их возлюбленного в зеркале на заднем плане.
      – Их возлюбленного? – переспросила его мать, поднимая брови. – Звучит несколько оригинально.
      Адам пересказал историю создания картины, описал их визит к мисс Скудамор.
      – Ecли бы мое сердце не было уже отдано другой, – сказал он, улыбаясь Гэбриэл, – то я мог бы серьезно влюбиться в мисс Генриетту.
      Том переглянулся с женой.
      – Хотя мы не так уж долго отсутствовали, Фрэнсис, здесь, кажется, многое произошло.
      Вечер прошел так быстро, что Гэбриэл огорчилась, когда наступило время ехать домой. Она в молчании просидела всю первую часть пути, пока Адам вез ее обратно в «Хэйуордз».
      – Ну вот, – сказал Адам спустя какое-то время. – Было не так уж страшно, верно?
      – Было чудесно, – сказала она со вздохом. – Мне очень понравились твои родители.
      – Прекрасно. Ты им тоже. И предупреждаю тебя, Гэбриэл Бретт, что, как только пройдет аукцион, я намерен оформить наши отношения.
      Когда они вошли в дом, Адам крепко обнял Гэбриэл и поцеловал.
      – Я пригласил бы тебя остаться на ночь в Стейблз, но почувствовал, что тебе не захочется.
      – Напротив, мне бы очень этого хотелось, – вздохнула она, прижимаясь к нему. – Но нужно дать твоим родителям время привыкнуть ко мне.
      – Много времени им не потребуется, – уверенно заявил он. – Хочешь, я провожу тебя наверх и подожду, пока ты запрешься у себя в комнате?
      – Не стоит. Сначала я выпью чаю и немного расслаблюсь. – Гэбриэл поцеловала его. – Можешь мне позвонить, когда доберешься домой.
      После того, как он уехал, Гэбриэл раздумала пить чай и поднялась прямо наверх. Она вдруг ощутила такую усталость, что ей захотелось рухнуть на кровать, но едва она закрыла за собой дверь, как зазвонил ее сотовый телефон.
      – Ну, наконец, – сказал знакомый голос, растягивающий слова. – Ты когда-нибудь интересуешься, не оставил ли кто тебе сообщений, солнышко?
      – Джереми! Извини, я только что вошла.
      – И была с этим Адамом, о котором ты упоминала?
      – Да.
      – Вероломное создание. Неужели ты забыла, что я приезжаю в Пеннингтон?
      – Разумеется, нет. Ты остановился в «Честертоне»?
      – Как ты догадалась?
      – Это самый дорогой отель в городе, Джереми. Где еще ты мог остановиться?
      – Приглашаю тебя на ужин после аукциона.
      – Ты очень обидишься, если я откажусь?
      – Наверняка из-за этого таинственного Адама?
      – Да.
      – Я сейчас ни за чем конкретно не охочусь, солнышко. Но твой намек на нечто грандиозное на аукционе Дайзарта возбудил мое любопытство.
      – Увидишь, будет интересно. Встретимся на аукционе.
      – Значит ли это, что между нами все кончено, Гэбриэл? – спросил он легким тоном.
      – Я надеюсь, ты всегда будешь мне другом, Джереми.
      – До самой смерти, солнышко, – протянул он. – Наверное, тебе пора в постель, а я тебя задерживаю.
      Гэбриэл пожелала ему спокойной ночи. Потом быстро закончила приготовления ко сну, чтобы спокойно ждать звонка Адама с его обычными приказаниями надежно запереть дверь.
      – Я точно не знаю, в котором часу освобожусь завтра после просмотра, – сказал он ей под конец. – Ты приедешь на него?
      – Я бы предпочла завтра поработать, так что подожду до аукциона. Ты заедешь ко мне по дороге домой?
      – И ты еще спрашиваешь?
      На следующий день Гэбриэл прилежно работала над пейзажем, а к концу дня впервые была готова закруглиться раньше, чем Эдди и Уэйн.
      После их отъезда она приняла ванну, надела белые брюки из хлопка и облегающий топ такого же цвета, как ее глаза. Потом тщательно расчесала щеткой влажные волосы и спустилась вниз посмотреть, что можно приготовить, если у Адама будет время остаться на ужин. Когда она изучала содержимое холодильника, раздался ожидаемый стук, и Гэбриэл распахнула дверь с сияющими глазами и радостной улыбкой, которая тут же погасла. Гэбриэл уставилась на стоявшего в дверях мужчину.
      – Какого черта ты здесь делаешь?

      В течение нескольких секунд ответом ей была лишь хищная улыбка, пока гость старался из-за ее спины рассмотреть кухню.
      – Ты совсем одна, Габи?
      Отчаянно жалея, что это так, Гэбриэл холодно посмотрела на него.
      – Ко мне придут в любую минуту, так что говори, зачем пожаловал, Джейк.
      – Я проделал весь этот путь только для того, чтобы привезти деньги, которые я тебе должен.
      Она с неохотой отступила в сторону, и Джейк Трент прошествовал на кухню. Оглядевшись, он нахмурился.
      – Не очень-то уютно, да?
      – Мне нравится, – соврала она.
      – Кстати, жаль, что твоему отцу так не повезло. Как у него дела?
      – Лучше.
      – Это хорошо. Я слышал, он в отъезде, где-то выздоравливает. – Джейк обернулся и посмотрел на нее. – Я думал, что увижу тебя измученной, но ты положительно цветешь, Габи.
      – Не называй меня так, – процедила она сквозь зубы.
      – Я был огорчен, получив твое заявление об уходе, Гэ-бри-эл, – с нарочитым нажимом на гласные произнес он. – Ты уверена, что хочешь похоронить себя в этой глуши?
      Джейк Трент ростом был не выше Гэбриэл, худощавого телосложения, с близко поставленными глазами, с волосами лисьего цвета. Его чуждое присутствие на ее территории было настолько нежеланным, что Гэбриэл не могла скрыть свою враждебность.
      – Очень любезно с твоей стороны приехать в такую даль, но в этом не было никакой необходимости, – напряженным голосом сказала она. – Почему ты не перевел деньги на мой счет в банке, как обычно?
      – Я хотел снова увидеть тебя. Ты не собираешься предложить мне что-нибудь выпить?
      – Нет, – без обиняков ответила Гэбриэл. – Как я уже сказала, ко мне должны прийти.
      – Как ты негостеприимна! Джереми намекнул мне, что завтра на аукционе «Дайзартс» ожидается что-то интересное. Это случайно не какая-то вещица, над которой ты работала?
      – Случайно – да.
      – И что же это такое? Неужели нельзя намекнуть старому другу?
      – Ты мне не друг! И если действительно дело только в деньгах, которые мне причитаются, то оставь их себе, Джейк. Не жалко отдать пару месячных зарплат за то, чтобы ты ушел.
      У него в глазах вдруг появилось выражение холодной ярости, и он медленно пошел на нее. Гэбриэл охватил панический страх, и она попятилась от него. Но Джейк Трент улыбнулся своей неприятной улыбкой и продолжал надвигаться на нее, пока она не натолкнулась спиной на стол.
      – Неужели ты на самом деле думаешь, что можешь убежать от меня?
      Гэбриэл рванулась, когда он схватил ее, но Джейк Трент был на удивление силен. Засмеявшись, он легко удержал ее и стал гнуть назад над столом, пока она не потеряла равновесия и не рухнула на стол. Трент торжествующе засмеялся и, придавив ее своим телом, с силой впился ей в губы. Дрожа от омерзения, Гэбриэл обмякла.
      – Так-то лучше. Лежи смирно и получай удовольствие, Габи.
      Она откинула руку в сторону, изображая томность, и незаметно потянулась к тяжелой ониксовой пепельнице, которой никто не пользовался с тех пор, как Гарри бросил курить. Когда Джейк начал копаться с пуговицами у нее на поясе, она резко двинула его коленом в пах, а потом ударила пепельницей между глаз.
      Трент схватился рукой за лицо, корчась от боли.
      – Ах ты, сука, – выдохнул он.
      Гэбриэл встала на ноги и нависла над ним словно мстительная фурия.
      – Убирайся, а то я вызову полицию. – Она сунула ему комок бумажных салфеток. – Жить будешь. К сожалению. Выметайся отсюда. Быстро.
      – Как, по-твоему, я смогу вести машину? – прошипел он.
      – Это твоя проблема.
      Гэбриэл вытолкала его за порог и заперла дверь. Прошло, как ей показалось, несколько часов, прежде чем она услышала, как он включил двигатель. Подойдя к окну, она увидела его удаляющийся «порше». Содрогнувшись, Гэбриэл бегом бросилась наверх, по дороге срывая с себя одежду, и забралась в ванну с такой горячей водой, какую только могла выдержать.
      К девяти часам вечера Гэбриэл удалось оправиться от последствий визита Джейка Трента, но ее все сильнее грызло беспокойство, потому что Адам не приехал и не сообщил по телефону, что задерживается. Наконец она позвонила в Стейблз, но там никто не ответил. Она оставила для него сообщение на автоответчике, потом попыталась связаться с ним по сотовому телефону, но тот оказался отключенным. В конце концов она в отчаянии позвонила во «Фрайарз-Вуд», но ответившая ей Фрэнсис думала, что Адам у Гэбриэл.
      – Наверное, что-то его задержало, моя дорогая. Я уверена, что он скоро вам позвонит.
      Но Адам так и не позвонил. Гэбриэл пролежала без сна почти всю ночь.
      На следующее утро она поднялась с чудовищной головной болью и с чувством такой глубокой депрессии, что едва смогла выдавить из себя улыбку, когда Эдди пришел за ключами.
      – Сегодня вам придется поработать без меня. Справитесь?
      – Конечно, справимся. Ты ужасно выглядишь, Гэбриэл. Что с тобой?
      – Дико болит голова.
      – Выпей чаю и ложись обратно в постель!
      Она последовала совету и ушла к себе в комнату с анальгетиками, чаем и сотовым телефоном, надеясь поймать Адама до того, как он поедет в Пеннингтон. Но в большом доме Фрэнсис Дайзарт сказала ей, что Адам остался на ночь в здании аукционов, как уже делал и раньше перед крупным мероприятием.
      – Должно быть, он забыл вас предупредить, – озадаченно сказала Фрэнсис. – Позвоните ему в офис.
      Но когда она дозвонилась, ей сказали, что мистер Адам просил передать, что свяжется с мисс Бретт позже.
      Чувствуя, как мир рушится вокруг нее, Гэбриэл лежала на своей узкой кровати. Наконец она встала, наполнила ванну и, когда уже погрузилась в воду, услышала, как внизу зазвонил телефон. Гэбриэл выскочила из ванны, завернулась в полотенце и побежала вниз, но сообщение уже закончилось. В радостном ожидании она нажала кнопку, и ей стало дурно от разочарования, когда она услышала медленный голос Джереми:
      – Я все-таки не смогу приехать, солнышко. Ужасно простудился. И это в июне. Я пошлю кого-нибудь вместо себя и буду держать связь по телефону. Мой человек сможет принять участие в торгах, если твой таинственный приз окажется стоящим.
      Гэбриэл вернулась в свою остывшую ванну, потом сидела в постели, обложившись подушками и закутав голову полотенцем.
      Когда в полдень Гэбриэл спустилась вниз, она увидела Уэйна, идущего через двор к дому, и ее осенило.
      – Привет, – сказала она, открыв дверь.
      – Как ты себя чувствуешь? – озабоченно спросил он, вглядываясь в ее бледное лицо.
      – Уже лучше.
      – Что-то не очень похоже. Я поставлю чайник?
      – Будь добр. – Гэбриэл села за кухонный стол, глядя на него. – Уэйн, как насчет того, чтобы вам с Эдди закончить работу сейчас, чтобы потом отвезти меня на аукцион?
      Он удивленно обернулся к ней от кухонной раковины.
      – Я думал, кто-то из твоих друзей специально приезжает из Лондона.
      – Он не смог, а одной мне ехать не хочется. Вы с Эдди участвовали во всех переживаниях вокруг картины Синглтона с самого начала. Разве вам не хотелось бы присутствовать на финише?
      Впервые за все время предприятие «Реставрационные работы Бретта» закрылось в полдень, чтобы Уэйн и Эдди успели слетать домой, переодеться и наскоро перекусить, а потом вернуться за Гэбриэл. Она ждала их, бледная, но внешне спокойная. На ней были белый жакет из хлопка, короткая темно-синяя юбка и туфли на высоких каблуках, а волосы были закручены в тугой узел, против которого возражал Адам где-то в другой, казалось, жизни.
      Эдди запер за Гэбриэл дверь и, словно она была из стекла, помог ей сесть в машину. Гэбриэл благодарно улыбнулась ему, тронутая его заботой. Когда они подъехали к аукционному залу, Эдди оставался с ней, пока Уэйн парковал машину. Люди шли поодиночке и группами, держа в руках аукционные каталоги, но, к величайшему облегчению Гэбриэл, Джейк Трент не появился.
      В великолепном интерьере главного зала имелись специальные места для покупателей, а выставленная на продажу мебель была размещена в центре, причем некоторые столы были украшены изделиями из серебра. Общее впечатление успешно завершали темно-красные стены с развешанными на них картинами. Гэбриэл и ее сопровождающие уселись на места в одном из задних рядов, и Гэбриэл увидела, как Peг Паркер поставил мольберт рядом с трибуной аукциониста, а двое рабочих осторожно установили на нем синглтоновский портрет.
      Эдди подтолкнул Гэбриэл в бок, когда по залу пронесся возбужденный шумок.
      – Все ищут по каталогу нашу картину.
      – Наверное, Адам даст словесное описание, – шепотом сказал Уэйн.
      Гэбриэл почувствовала, как у нее в голове снова начинает пульсировать боль, когда она вся напряглась, ожидая появления Адама. Но вышел не он, а Том Дайзарт – высокий, приветливый, одетый в темный официальный костюм – и поднялся на трибуну аукциониста, чтобы открыть аукцион продажей коллекции английской мебели.
      Торги пошли живо с самого начала – публика проявила острый интерес ко всему, начиная с орехового комодика эпохи Георга I, о котором говорил Адам, и кончая столами и столиками самого разного назначения, какое только можно было вообразить: для игры в карты, для хранения рукоделия, а также большое количество маленьких столиков типа треноги, один из которых понравился Гэбриэл во время первого визита. Потом подошла очередь серебряных чайников, кофейников и подсвечников.
      – С тобой все в порядке? – спросил шепотом Уэйн, и Гэбриэл выдавила из себя улыбку.