Гарри похвалил работу своих помощников, затем еще раз рассмотрел двойной портрет. После долгого и тщательного изучения с помощью лупы при ярком дневном освещении он одобрительно кивнул.
      – Даже без подтверждения от твоей мисс Скудамор это несомненно Синглтон, Гэбриэл. – Кончиком пальца он коснулся холста в нижнем правом углу. – Подпись должна быть примерно здесь, где слой лака толще, так что будь особенно осторожна, дочка.
      Гэбриэл заглянула через его плечо и кивнула.
      – Адам объяснил мне, чего ожидать. Три заглавные буквы, переплетенные в виде монограммы, остаток имени в виде завитков.
      – Как только подпись станет различимой, больше не расчищай ее. Лучше оставить следы старого лака, чем рисковать вообще стереть подпись. – Он неожиданно усмехнулся. – Как будто ты сама не знаешь!
      – Как вы думаете, босс, сколько за нее дадут? – спросил Эдди, который вместе с Уэйном топтался на заднем плане.
      – Кто знает? Исторической ценности она не представляет, но происхождение интересно. За кудряшки и глубокое декольте дают неплохую цену.
      – А это точно не копия? – спросил Уэйн.
      – Точно. За годы практики приобретаешь «глаз» на манеру письма некоторых художников – это похоже на узнавание почерка. Рейнольдс любил изображать фон мелкими завитками краски, крутя кисть, Гейнсборо нравился отблеск света на выбившемся волоске. Синглтона определить труднее, потому что у нас в распоряжении меньше его работ для сравнения. Подобно Лоуренсу и Этти, он был мастером по части передачи цвета кожи, но одновременно и шутником. Любил всякие спецэффекты. Так что я готов биться об заклад, что где-то на заднем плане спрятано нечто.
      – Мне кажется, что на стене позади девушек находится какая-то картина, – согласилась Гэбриэл.
      – Ну, ты навел там у них порядок, Гарри? – спросила Лора, когда они вернулись к ней.
      – Гэбриэл больше не нужна моя помощь. Ее работа выше всяких похвал. – Гарри испытующе посмотрел на дочь. – Хотя тебе, наверное, скучновато сидеть здесь все время одной, девочка.
      – Теперь, когда Джереми вернулся, он ведь будет к тебе приезжать, не так ли? – спросила Лора.
      – Ну, ты же знаешь Джереми, – небрежно заметила Гэбриэл. – Он бы предпочел, чтобы я приезжала к нему. Но на аукционе он будет.
      – Ты ему сказала про Синглтона? – удивленно спросил Гарри.
      – Разумеется, нет. Я просто намекнула, что ему стоит приехать на аукцион. Ведь Адаму не помешает проявление кое-какого интереса извне, чтобы повысить ставки.
      – А вот и он, собственной персоной, – сказал Гарри, увидев подъезжающий к дому знакомый автомобиль.
      – Пойду сварю кофе, – сказала Лора.
      – Я думала, ты торопишься отбыть, мама, – засмеялась Гэбриэл.
      – У меня найдется пара минут, чтобы познакомиться с такой знаменитостью, как Адам Дайзарт!
      Лора Бретт оказалась не более стойкой к действию дайзартовского шарма, чем до нее мисс Скудамор. Адам, выросший в доме, полном женщин, чувствовал себя с Лорой непринужденно и моментально завоевал ее расположение, пообещав присмотреть за Гэбриэл, пока родители в отъезде.
      – Я даже предлагал ночевать здесь на диване, но, увы, она мне отказала, – проговорил он печальным тоном.
      – Лично мне кажется, – быстро сказал Гарри, – что это неплохая мысль. Дом стоит на отшибе…
      – Вот именно, – подхватила Лора, содрогнувшись. – Я бы ни за какие коврижки не согласилась ночевать тут одна.
      – Со мной все будет в порядке, – твердо сказала Гэбриэл. – Если мне станет не по себе, я попрошу мисс Принс пожить со мной.
      – Поехали, Гарри. Я собираюсь проделать путь необременительными этапами, с частыми остановками для чаепития, ленча и тому подобного, если тебе станет нехорошо от моего вождения.
      – Не станет. Я, скорее всего, засну, – заверил ее Гарри и направился к чемоданам, но Лора покачала головой.
      – Тяжестей не поднимать.
      Адам отнес багаж к машине, а Гэбриэл обняла родителей. Потом они махали им вслед, пока машина не скрылась из глаз.
      – Ваша мать очень привлекательная женщина.
      – Она вышла замуж и стала матерью, когда ей не было еще и двадцати лет. Пример, которого я твердо решила избежать, – сказала Гэбриэл. – Очень не люблю быть невежливой, но мне пора начинать. Хотя сегодня я могу поработать и дольше, поскольку не надо идти в больницу.
      – Ни в коем случае – работайте как обычно, – быстро сказал Адам.
      – Мне все равно делать больше нечего. Кстати, – добавила она, – вчера вечером позвонил Джереми Блит. Он вернулся из Штатов и…
      – И сейчас на крыльях летит сюда, чтобы увидеть вас?
      – Вовсе нет. Мне некогда принимать гостей. Но он скоро приедет, потому что я сказала ему об аукционе. Намекнула, что может найтись кое-что интересное для него. Надеюсь, вы не против.
      – Деньги одного человека ничуть не хуже денег другого, – заверил ее Адам. В дверях он обернулся, глядя из-под полуопущенных век. – Я мчался сюда, чтобы пригласить вас где-нибудь пообедать, – сказал он с театральным вздохом. – Но при данных обстоятельствах вы мне, конечно, откажете.
      – И что же это за обстоятельства? – спросила она.
      – Возвращение возлюбленного.
      – Это слово не подходит для Джереми. И его возвращение никак не влияет на то, как я провожу свой досуг…
      – Тогда я заеду за вами в восемь.
      Адам улыбнулся ей улыбкой, от которой осветилась вся мрачная старая кухня. И бегом вернулся к машине.
      – Сегодня я поработаю подольше, но вы можете закончить в обычное время, – сообщила Гэбриэл Уэйну.
      Тот покачал головой.
      – Эдди сегодня куда-то идет, а я останусь, пока ты не закончишь. Я обещал твоему отцу помочь тебе все закрыть и запереть на ночь.
      – Но если ты останешься, то Эдди некому будет подвезти.
      – Нет проблем. За ним заедет Эмма.
      В положенное время Эдди укатил в Пеннингтон, а через час напряженной работы Гэбриэл испустила такой дикий вопль, что Уэйн опрометью бросился к ее рабочему столу. Она сняла защитный лист картона и показала свою находку.
      На стене за спинами сестер художник нарисовал не еще одну картину, как думала Гэбриэл, а зеркало, в котором отражалось красивое и порочное мужское лицо.
      – Бенджамин Уоллис, неверный возлюбленный, – выдохнула Гэбриэл, которую буквально трясло от возбуждения.
      Уэйн присвистнул.
      – Он повысит цену картины?
      – Думаю, да. Папа говорил, что Синглтон известен своими спецэффектами. А в сочетании с историей, которая связана с картиной, эффект зеркала иначе и не назовешь. – Она смотрела на картину не отрываясь, словно зачарованная появлением третьего члена любовного треугольника.
      – Ладно, Гэбриэл. Закругляйся на сегодня.
      – Мне нужно еще несколько минут. Я должна найти подпись.
      Через полчаса напряженной работы Гэбриэл наконец обнаружила три заглавные буквы, переплетенные в виде монограммы, за которыми следовала нечитабельная закорючка.
      Уэйн навис над ее плечом, от напряжения затаив дыхание.
      – Она немного нечеткая, Гэбриэл.
      – Лучше такая, чем стертая совсем. Я не рискну дальше удалять с нее лак. Спасибо, что остался, Уэйн. А можно тебя попросить отнести картину в дом? Адам приедет позже вечером и захочет увидеть мои открытия.
      Прибираясь в мастерской, Уэйн был необычно молчалив, и Гэбриэл подавила вздох, запирая дверь. Ей меньше всего хотелось, чтобы в рабочее время рядом с ней был помощник, страдающий от неразделенной любви.
      – Ну, я пойду, – сказал Уэйн, положив картину на кухонный стол. – Спокойной ночи, Гэбриэл.
      – Спасибо, Уэйн. До завтра.
      Когда позвонила Лора Бретт и сообщила, что они доехали без происшествий, Гэбриэл тепло поблагодарила ее и попросила позвать к телефону отца.
      – Я нашла подпись, так что это точно работа Синглтона, папа.
      – Я понял это с первого взгляда на картину, малышка. За находку Адама должны дать неплохую цену. Но ты не вздумай там надрываться, – строго добавил Гарри.
      – Я как раз заканчиваю. Адам везет меня ужинать.
      Вот так. Теперь родителям будет что пообсуждать, думала Гэбриэл, пока приводила себя в порядок. Она надела цельнокроеное розовое платье без рукавов и такого же цвета босоножки на высоких каблуках, волосы подхватила в небрежный узел, из которого кое-где выбивались непослушные прядки.
      – Не такая красивая, как ты, – сказала она девушке на портрете, – но, когда постараюсь, выгляжу довольно прилично.
      Когда приехал Адам, сразу стало очевидно, что он с ней согласен.
      – Вы очень симпатично выглядите, мисс Бретт.
      – Спасибо, но здесь есть кое-что поинтереснее меня, – сказала она и потянула его к лежащей на столе картине, показывая на отражение в нарисованном зеркале, которое обнаружилось на заднем плане. – Смотрите, я нашла не только подпись, а еще и вот это!
      Глаза Адама возбужденно заблестели.
      – Боже правый! Неужели Бенджамин Уоллис?
      – Собственной подлой персоной, – с чувством сказала Гэбриэл. – Вы только посмотрите на это лицо. Откровенный распутник, типичный сердцеед времен Регентства.
      – Да-а, мистер Уоллис поднимет цену портрета.
      Адам повез Гэбриэл в итальянский ресторан, где его встретили словно долго пропадавшего сына.
      – Очевидно, вы здесь бываете очень часто, – сказала Гэбриэл, изучая трехстраничное меню.
      – Да, я привожу сюда всех своих женщин, – сказал он и засмеялся, увидев, как она на него посмотрела. – Маму и сестер, – добавил он добродетельным тоном.
      – Не Деллу?
      Он покачал головой.
      – Как и ваш любитель тротуаров, Делла предпочитает Лондон. А что, если познакомить ее с этим вашим Джереми? Они наверняка подойдут друг другу.
      – Он очень эрудированный человек, – предупредила Гэбриэл.
      – Тогда это бесполезно. Делла довольно сообразительна, но даже злейший враг не назвал бы ее эрудированной. И на этом ставим точку на разговоре о других людях. Я предпочел бы сосредоточиться на вас. Мне очень приятно быть в вашем обществе, Гэбриэл.
      Ей вдруг стало очень жарко, но совсем не от вина, которое она пила маленькими глотками.
      – А мне в вашем. Чего я никак не ожидала, – честно сказала она.
      Наступила пауза, пока перед ними ставили дымящиеся тарелки спагетти с сыром и молотым перцем.
      – Я собираюсь обратиться к вам с просьбой, которая вполне может отбросить наши отношения назад в ледниковую эпоху, – сказал вдруг Адам.
      – Что за просьба? – напряженно спросила она.
      – Пока Гарри не будет, дадите мне ключ от дома?
      Она непонимающе уставилась на него.
      – Зачем?
      – Не затем, чтобы ночью пробраться к вам с целью насилия или грабежа.
      – Какая жалость! Тогда зачем же?
      – Вчера мне пришло в голову, что если вы позвоните в случае чего-то экстремального, то вам придется сойти вниз и впустить меня, а я бы предпочел, чтобы вы оставались в безопасности за запертой дверью спальни.
      – Скажите мне вот что. Это касается только меня или вы точно так же беспокоились, когда мой отец оставался один на ночь в «Хэйуордзе»?
      – Нет. – Адам перегнулся через стол и взял ее за руку. – Гарри мне очень симпатичен. К вам у меня другое чувство. Но если я вам скажу, насколько оно другое, вы точно не дадите мне ключ.
      Гэбриэл почувствовала, как кровь прилила к лицу и потом отлила, когда она попыталась оторвать глаза от Адама. Наконец он отпустил ее руку и приступил к еде.
      – Вы не ответили на мой вопрос о ключе, – после небольшой паузы сказал он.
      – Так вы это серьезно?
      – Разумеется. – Адам наполнил ее бокал.
      – Я дам вам ключ, – сказала она наконец.
      – Спасибо, – сказал Адам. – Когда вернется ваш отец, вы получите его обратно. А до тех пор я буду спать спокойнее, если буду знать, что могу быстро прийти вам на помощь, если потребуется.
      – Я тоже буду спать спокойнее, – честно призналась она и расслабилась в готовности приятно провести остаток вечера. – Ну вот, Адам Дайзарт. Вы уже знаете почти всю подноготную моей семьи, так что теперь расскажите мне о вашей.
      Том и Фрэнсис, его родители, рассказал он, скоро вернутся домой, чтобы успеть на аукцион, а сейчас они отдыхают в Тоскане, в загородном доме Джессеми и Лоренцо Форли.
      – Джесс – сестра номер два, – обьяснил он, – мать Карло и Франчески. Леони, та сестра, что живет в Хэмпстеде, замужем за Джоном Сэвиджем, она мать Ричарда и близнецов, Хелен и Рейчел. Кейт еще свободна. А у Фенни так много молодых людей, что их количество является залогом безопасности.
      – Хорошо жить в такой большой семье, как ваша.
      – Я приглашу вас познакомиться с родителями, когда они вернутся на следующей неделе. Они вам понравятся, – пообещал Адам. – Теперь вы расскажите, как живете в Лондоне.
      – Я работаю, плаваю, хожу в кино…
      – А куда вас водит Джереми?
      – На выставки, в театры, особенно на премьеры, но чаще всего просто на ужин в какой-нибудь модный ресторан.
      – У нас в Пеннингтоне тоже есть театр, – небрежно обронил Адам. – И кино. И парочка модных ночных баров.
      – Что это вы взялись рекламировать мне прелести Пеннингтона?
      – Чтобы склонить вас остаться работать с отцом. Ему бы это пришлось по душе. И мне тоже. – Он снова взял ее за руку и вывел из ресторана.
      – Если я останусь работать с папой, то тогда выйдет, что я бросаю маму.
      – Пеннингтон вроде не на другом краю света.
      – Я знаю. – Гэбриэл глубоко вздохнула. – Но сейчас мне не хочется об этом думать. Сейчас мне нужно только, чтобы папа поправился. А пока я намерена поработать на вашу «спящую красавицу» с таким невероятным рвением, что ваша глиняная копилка переполнится.
      – Качество вашей работы не вызывает никаких сомнений. – Адам искоса взглянул на нее, ведя машину по узкой дороге к «Хэйуордзу». – Что касается меня, Гэбриэл, то вы можете поверить, что дело здесь не просто в деньгах?
      – Вполне. – Она кивнула. – Это и эмоциональный подъем, и душевный трепет, и радость оттого, что вы распознали нечто великолепное, чего другие не увидели.
      – Именно так, – с удовлетворением сказал он и вышел, чтобы помочь ей выбраться из машины.
      – Спасибо. Эти туфли не рассчитаны на ходьбу по двору фермы.
      – Зато они очень сексуально привлекательны… Полагаю, после такого замечания мне нечего надеяться, что вы пригласите меня зайти на чашку кофе.
      – Неужели вам хочется еще кофе?
      – Нет. Но мне хочется зайти. – Он изучающе смотрел на нее сверху вниз. – Или из-за того упоминания о насилии и грабеже вы боитесь еще раз пустить меня на порог вашего дома?
      – Ни капельки не боюсь. И по очень веской причине. – Вставляя ключ в замок двери, она бросила на него взгляд через плечо. – Я прекрасно понимаю, что вы не пойдете на риск расстроить меня чем бы то ни было, чтобы я вдруг не отказалась закончить реставрацию.
      – Вы жестокая женщина, Гэбриэл Бретт! Войдя в комнату, она бросила сумку на стол.
      – Если хотите, могу предложить вам пива.
      Адам с благодарностью принял напиток, потом попросил разрешения снять пиджак и опустился в одно из кожаных кресел, придвинутых к сложенному из камня пустующему камину.
      Гэбриэл, улыбнувшись, уселась в другое кресло.
      – Мы выглядим совсем по-домашнему!
      – Давайте расслабимся, мисс Бретт. – Он пригубил пиво. – А вам никогда не надоедает такая однообразная работа?
      – Есть немножко, – призналась она. – Но только когда становится ясно, что готовая работа, скорее всего, не оправдает ожиданий владельца. С синглтоновским портретом все обстоит иначе. Не может надоесть работа, открывающая такую потрясающую красоту. Особенно когда я знаю, что мои глаза первыми видят ее почти за два столетия.
      – Я прекрасно понимаю, что вы чувствуете. Кстати, если ваш специалист по произведениям искусства придет на аукцион, я был бы не прочь услышать его мнение.
      – Джереми – очень знающий человек.
      – Вы упоминали обо мне?
      – Только ваше имя. Когда он позвонил, я думала, что это вы.
      – Он не возражал? – спросил Адам.
      – А почему он должен возражать? Я не принадлежу Джереми, – подчеркнуто сказала Гэбриэл. – И никому другому тоже.
      Адам поставил свой стакан, встал и вытащил ее из кресла.
      – В таком случае…
      Его поцелуй положил конец разговору. Губы Гэбриэл от неожиданности ответно раскрылись, и Адам резко вдохнул, подхватил ее на руки и сел в кресло, держа ее у себя на коленях. Он распустил Гэбриэл волосы, заглянул ей глубоко в глаза, потом привлек ее к себе. Подавшись вперед, она прижалась к нему еще теснее. Он потянул вниз молнию, и она вздрогнула, когда его руки коснулись ее обнаженной спины, а пальцы побежали вниз по позвоночнику в каком-то эротическом глиссандо. Адам спустил платье до талии и погладил груди, которые так мгновенно отреагировали сквозь тонкий слой шелка, что он сдвинул его в сторону и стал ласкать теплую атласную кожу прохладными, дразнящими пальцами, а потом горячими губами.
      – Я хочу тебя, – пробормотал он, тяжело дыша.
      – Я знаю, – выдохнула она.
      К ее разочарованию, Адам оторвался от нее, пытаясь овладеть собой.
      – Я не ожидал, что так сорвусь, – пробормотал он в ее растрепавшиеся волосы.
      Гэбриэл немного отстранилась, дыхание рвалось у нее из груди.
      – Я сказал себе, что подожду, пока ты не закончишь реставрацию. Нет, не сверкай на меня очами. – Адам крепко держал ее, и вырваться ей не удалось. – Не из-за того, что я думал, будто ты бросишь работу. Мне хотелось, чтобы сначала наши отношения освободились от всего профессионального. Мне нужна сама Гэбриэл как женщина, а не просто ее способности и умения.
      Гэбриэл прислонилась к его плечу.
      – Означает ли это, что ты рассчитываешь переспать со мной?
      – Не рассчитываю, а надеюсь, – резко сказал он. – И уж во всяком случае, не сегодня. Я не могу допустить, чтобы ты подумала, будто я был готов наброситься на тебя сразу же, как только твои родители уехали. И не думай, будто мысль заняться с тобой любовью не приходила мне в голову с первого же момента нашей встречи. Только вот в чем загвоздка. Ты – дочь Гарри Бретта. Не в моих принципах тащить тебя в постель, едва он повернулся спиной.
      Гэбриэл поднялась, встала перед камином и свысока посмотрела на Адама.
      – Это если предположить, что я согласилась бы, чтобы меня тащили.
      Он вскочил и остановился прямо перед ней, не пытаясь скрыть свое возбужденное состояние.
      – Ты отрицаешь, что отреагировала на меня?
      – Нет. Но я не позволила бы тебе затащить меня в постель, Адам, – соврала она, чтобы отомстить ему за то новое для нее состояние, в которое он ее привел. – Я не любительница романов на одну ночь.
      Адам схватил ее за руки; его глаза пылали такой яростью, что у Гэбриэл перехватило дыхание.
      – Так вот чем это для тебя было? – выдавил он сквозь зубы. – Какой же я дурак. – Он отпустил ее так неожиданно, что она покачнулась на своих высоченных каблуках.
      – Что ты хочешь этим сказать? – спросила она, потирая руки.
      – Да не все ли равно, черт побери! – грубо ответил он и взял свой пиджак.
      Еще минута, поняла Гэбриэл, и он уйдет.
      – Адам, подожди. – Она сглотнула подступившие слезы. – Мужчинам действительно нравятся романы на одну ночь.
      – Конечно, нравятся. У меня самого было несколько. Но с тобой, Гэбриэл, я хочу совершенно другого. – Он провел рукой по волосам, нетерпеливо глядя на нее. – Ведь ты же догадываешься, что я тебя люблю?

      Молчание, наступившее в комнате после его признания, было столь продолжительным, что нарушить его стоило Гэбриэл огромного усилия.
      – Как ты можешь такое говорить? Ты едва меня знаешь, – наконец сказала она.
      Лицо Адама посуровело.
      – Как я уже говорил тебе раньше, я всегда говорю то, что думаю.
      – Не так давно ты хотел Деллу, – напомнила она.
      – Делла не имеет к этому никакого отношения. – Его глаза холодно блестели.
      Она неуверенно смотрела на него. В прошлом немало мужчин домогались Гэбриэл, и к некоторым из них ее влекло. Но любовь никогда не была компонентом этого уравнения. И брак был перспективой, которой следовало избегать любой ценой. Ее родители женились по любви, но в итоге этого оказалось недостаточно.
      – Я лучше пойду, – буркнул Адам.
      – Прости меня, – сказала Гэбриэл с чувством раскаяния.
      – За что именно?
      – За отсутствие такта, наверное. Раньше никто никогда не говорил мне такого.
      Он круто повернулся и тупо уставился на нее.
      – Даже Джереми?
      Она покачала головой.
      – Я постоянно пытаюсь тебе втолковать, у нас с ним другие отношения.
      Адам криво усмехнулся.
      – С риском показаться надоедливым, предлагаю начать все сначала. Во второй – если уже не в третий – раз. И забудь, что я вообще заговаривал о своих чувствах.
      Забыть? Гэбриэл казалось, эти слова висят между ними в воздухе, словно натянутое поперек комнаты полотнище.
      – Спасибо за ужин, – с трудом проговорила она, зная, что не хочет, чтобы он уехал.
      – Что-то не так?
      – Еще рано. Тебе еще не пора уезжать.
      Он скептически посмотрел на нее.
      – Это потому, что тебе приятно мое общество, или потому, что страшно в доме одной?
      Гэбриэл резко повернулась к нему спиной; в горле стоял комок. Адам подошел к ней сзади, вздохнул, обнял ее за талию и прижался щекой к ее волосам. Гэбриэл сдавленно засмеялась и повернулась к нему лицом.
      – Мне надо снять туфли, – сказала она. – А то я в них больше не могу.
      Адам прыснул от смеха, и мир внезапно восстановился.
      – Ну, так сбрось их, и дело с концом.
      Гэбриэл так и сделала и с облегчением пошевелила пальцами.
      – Последнее время я почти не вылезала из кроссовок. Но сегодня решила произвести хорошее впечатление.
      – На кого?
      – А вдруг ты бы встретил знакомых? Я не хотела тебя подводить.
      – Можно подумать, ты вообще могла это сделать, – сказал Адам, снова снимая пиджак.
      Истолковав это как знак того, что он остается, она предложила ему еще пива.
      – Нет, лучше не надо. Сегодня у меня и так уже есть повод, отчего не спать, а прибавлять к этому списку еще и пиво я не хочу. Как насчет минеральной водички?
      Они сели за стол, и Адам пристально посмотрел на Гэбриэл поверх своего стакана.
      – Кажется, сейчас представился хороший случай прояснить любые ошибочные суждения, которые сложились у вас обо мне, мисс Бретт. Признаюсь, что с тех пор, как я стал взрослым, моя жизнь редко обходилась без женского общества. Но все это я держу отдельно от «Фрайарз-Вуд».
      – Но у тебя ведь есть свое персональное жилье, – сказала Гэбриэл.
      – Оно в двадцати милях от Пеннингтона. И по соседству с родителями. Я никогда не приглашал ни одну женщину остаться там на ночь. Пока.
      Немало потрясенная тем, как ее обрадовала эта новость, Гэбриэл понимающе улыбнулась.
      – И если ты пригласишь какую-нибудь девушку на ужин, то либо ей придется одной возвращаться домой, либо ты должен будешь в завершение вечера проехать сорок миль. Неужели ты не знаешь никого, кто живет поближе?
      – Знаю, конечно, но обычно это сестры моих друзей или подруги моих сестер. Так сказать, мое личное персональное логово. Кроме Кейт, которая там часто занималась, пока я учился в университете, и того Рождества, когда Лео неожиданно родила своего сына на моей большой медной кровати, единственный человек, который спит в Стейблз, – это я сам. И обедать и ужинать я туда тоже никого не приглашаю.
      А меня он тогда пригласил, вдруг подумала она.
      – Вот именно, – прочитал ее мысли Адам. – Так что если случайно тебе захочется поспать на моей медной кровати, Гэбриэл Бретт, то тебя там ждет самый теплый прием. В любое время.
      – Буду иметь это в виду, – пообещала она легким тоном.
      – На этой радостной ноте я и распрощаюсь, – сказал Адам и встал. – А то ты не отдохнешь и завтра не сможешь сосредоточиться на работе, за которую я плачу бешеные деньги.
      – Может быть, я и дороговата, – воинственно произнесла Гэбриэл, – зато уж очень хороша.
      Расхохотавшись, Адам поднял ее на ноги и крепко поцеловал.
      – Ты – самая лучшая. А теперь дай-ка мне тот ключ.
      Гэбриэл поискала в старом письменном столе у окна и нашла запасной ключ под ящичками для писем.
      Убедившись, что запасной ключ подходит к большому железному замку в двери, Адам повернулся к Гэбриэл. На этот раз она сама подошла ближе и подставила лицо, а Адам обнял ее и поцеловал.
      – Адам? – прошептала она, и последовавшее за этим продолжение поцелуя стало таким пылким, что она невольно выгнулась, когда он с силой привлек ее к себе.
      – Так нечестно, – хрипло сказал он.
      – Мы увидимся завтра?
      – Я обещал твоему отцу присматривать за тобой, – напомнил ей он, поцеловал ее в обе щеки и открыл дверь. – Запри за мной.
      Гэбриэл лихо отсалютовала.
      – Есть, сэр.
      В течение беспокойной ночи Гэбриэл думала о том, что Адам, вероятно, ждал какой-то реакции на свое неожиданное признание. Но какой именно? Она ужасно хотела, чтобы его ухаживание пришло к своему естественному завершению. Однако значило ли это, что она влюблена в него? Его общество стало нравиться ей в такой степени, что она очень скучала без него и была просто счастлива работать как проклятая, реставрируя его картину. Проблема состояла ВТОМ, что отсутствовал эталон, которым она могла бы измерить свои чувства. Поскольку Гэбриэл никогда не была влюблена, ей трудно было судить о том, были ли ее ответные чувства чем-то большим, нежели естественной реакцией на очень привлекательного мужчину.
      На следующий день ей удалось пообщаться с Адамом только по телефону. Время летело быстро, пока Гэбриэл трудилась над картиной. Уэйн и Эдди с радостью поработали лишний час, но все равно вечер тянулся нескончаемо после того, как «харлей-дэвидсон» с ревом унесся по дороге и в «Хэйуордз-Фарм» воцарилась глубокая тишина. Гэбриэл хотела съездить в Пеннингтон в кино, но перспектива возвращаться одной в мрачный старый дом пугала ее. Гэбриэл оказалась совершенно не подготовленной к охватившему ее разочарованию, когда Адам не сделал попытки монополизировать ее свободное время. Такова была награда за то, что она не ответила на сказанные им слова любви. Если он действительно впервые говорил их женщине, то они заслуживали более теплого приема. За неимением других занятий Гэбриэл долго разговаривала по телефону с родителями и кое с кем из своих лондонских друзей. Адам позвонил в начале одиннадцатого.
      – Ну, наконец, – сказал он, когда она ответила. – С кем это ты весь вечер разговаривала?
      Гэбриэл объяснила.
      – А как поживает моя красавица?
      Прилив радости мгновенно сменился отливом, когда она поняла, что он имеет в виду Генриетту.
      – Выглядит симпатично. Завтра начну покрывать лаком…
      – Завтра суббота. Я обещал Гарри позаботиться о том, чтобы в выходные ты отдыхала.
      – У меня и в мыслях нет вынуждать тебя нарушить обещание, – сказала она, помолчав. – Ладно, беру выходной.
      – 3aвтра я какое-то время буду занят на фирме, но, если ты приедешь в Пеннингтон, мы могли бы вместе поесть, а потом я показал бы тебе лоты, которые мы выставляем на аукцион. Или у тебя есть какие-то свои планы?
      В планах Гэбриэл на субботу стояло нанести на портрет первый слой лака, потом поработать в паре со стиральной машиной и съездить в супермаркет, чтобы сделать запас продуктов на предстоящую неделю.
      – Ничего такого, чего нельзя отменить, – сказала она, и ее настроение сразу засверкало всеми цветами радуги.
      – Тогда приезжай на фирму к часу дня.
      – Адам? Ты все еще на меня сердишься?
      – Я не сержусь, Гэбриэл, – сказал он наконец после такого долгого молчания, что она подумала, не прервалась ли связь.
      – Или обижен?
      – Уж не хочешь ли ты поцеловать меня, чтобы обида прошла?
      – Может быть.
      – Я напомню тебе об этом, – пообещал Адам таким тоном, что у нее по телу поползли мурашки.
      – Значит, до завтра.
      – Проверь свои засовы и сигнализацию, пока разговариваешь со мной.
      – Уже выполняю, сэр, – ответила она и отправилась к двери, одновременно продолжая разговор.
      – Теперь запрись у себя в спальне.
      – Не пойдет. Я собираюсь сделать сэндвич и немного посмотреть телевизор и только потом пойду спать.
      – Позвони мне, когда уже будешь в постели.
      На следующий день утро было прохладным и облачным, но Гэбриэл проснулась с ощущением тепла от предвкушения праздника. После завтрака она побаловала себя тем, что долго читала, лежа в ванне, а потом не торопясь занималась волосами.
      Она надела джинсы и приталенную белую рубашку, взяла бледно-розовый жакет, проверила всю сигнализацию, забросила в машину желтый плащ на случай и отправилась в Пеннингтон.
      Гэбриэл поставила машину у супермаркета, сделала покупки и потом пошла пешком к «Аукционному дому Дайзарта». Как она слышала от Адама, в эпоху Регентства, когда Пеннингтон был модным курортом, этот дом был частной резиденцией. Сейчас расположенная рядом неработающая часовня была частью помещений фирмы и использовалась под общие аукционы. Но предстоящий аукцион должен был состояться в раскошном главном зале, где выставлялись на продажу мебель и произведения изобразительного искусства.
      Гэбриэл направили в офис Адама, на второй этаж. Когда она заглянула в дверь, он с радостной улыбкой выскочил из-за письменного стола, заключил ее в объятия и поцеловал таким долгим поцелуем, что под конец ее щеки запылали ярким румянцем.