Колючий, восточный ветер нес снежные вихри над пологими холмами, где в живописные окрестности Глостершира органично вписывались Нортволдские пивоварни. Разросшиеся на склонах деревья надежно укрывали здания цехов и пешеходные дорожки, так что в обычное время обширная территория завода, площадью почти в шестьдесят акров, радовала глаз буйной зеленью. Однако в это холодное январское утро безжизненное белое пространство, простиравшееся перед окнами конторы управляющего, больше напоминало лунный пейзаж.
      Элери Конти, как всегда, приехала рано и вошла в кабинет Джеймса Кинкейда, испытывая привычное возбуждение от приятной перспективы провести первую половину дня в обществе своего шефа.
      Высокий и гибкий, он стоял у окна, одетый по обыкновению в один из своих темных, сшитых на заказ костюмов. На Элери был ее любимый черный габардиновый костюм с белой блузкой, крупная заколка из черного дерева стягивала сзади густые волосы. Она смотрела на него через стол, как делала это почти каждый день на протяжении последнего года. Но когда он обернулся, приветливая улыбка погасла у нее на губах – настолько неожиданно было увидеть у него на лице выражение мрачной усталости. Определенно что-то случилось. Гнетущая атмосфера в кабинете вполне соответствовала унылой погоде.
      – Доброе утро, Элери. Думаю, вам лучше сесть. – Он махнул рукой в сторону стула.
      – Доброе утро, мистер Кинкейд.
      Погруженный в угрюмое молчание, он сидел, уставившись в стол, в то время как Элери, холодея, перебирала в уме варианты бедствий, один тревожнее другого, не исключая возможности лишиться работы, а служила она персональным помощником исполнительного директора.
      Наконец Джеймс Кинкейд распрямил широкие плечи и поднял на нее хмурый взгляд.
      – Не вижу, как можно смягчить ситуацию. Поверьте, я хотел бы этого всей душой. Короче говоря, Элери, мне сообщили, что в местном отделении «Нортволда» произошла утечка информации о захвате «Мерлина». Вследствие чего кое-кому удалось подстрелить тучного тельца на рынке ценных бумаг.
      Элери побледнела.
      – Вы обвиняете меня в утечке информации? – воскликнула она с выражением неподдельного изумления.
      – Да нет же! – Джеймс Кинкейд яростно замотал головой, взъерошив рукой темные волосы. – Никто вас не обвиняет. Я просто спрашиваю, не можете ли вы как-то прояснить этот вопрос?
      – Что практически то же самое. – Элери пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы по-прежнему, гордо выпрямившись, восседать на стуле. Ее замутило, как будто человек, расположившийся за столом напротив, ударил ее. В сущности, усомнившись в ее порядочности, он поступил ничуть не лучше. И то, что обвинение было выдвинуто не кем-нибудь, а Джеймсом Кинкейдом, к которому она питала тщательно скрываемые чувства, делало обиду нестерпимой. Ни одна живая душа, ни в Нортволде, ни тем более в ее семье не подозревала, что она стала жертвой избитого клише: секретарша, влюбленная в собственного босса.
      Что такого уж привлекательного, горько вопрошала себя Элери, нашла она в этом человеке? Его смуглое лицо, с непокорными темными волосами, крупным носом и широким, хотя и правильно очерченным, ртом, мало соответствовало канонам классической красоты. Глубоко посаженные свинцово-серые глаза под темными прямыми бровями, казалось, недвусмысленно предупреждали каждого, что он не из тех, кто намерен с благожелательной терпимостью мириться с чьей бы то ни было глупостью. Мистер Кинкейд носил дорогую одежду с изящной небрежностью, особенно не задумываясь, как он выглядит. Но в глазах Элери в сравнении с Джеймсом все прочие мужчины проигрывали. Усилием воли она заставила себя сидеть абсолютно неподвижно, молча наблюдая за тем, как он взял ручку и принялся вертеть ее в пальцах. Она успела досконально изучить своего босса, и теперь ей не составило труда отметить, что он находится в состоянии пусть даже незначительного, но все же стресса.
      Наконец он поднял глаза и пустился в сбивчивые объяснения:
      – Элери, во вторник непосредственно перед тем, как было объявлено о захвате, некий маклер в одном лондонском банке провел молниеносную и очень выгодную операцию, купив акции «Нортволда» по старой цене и перепродав после обнародования новостей, когда их стоимость резко подскочила. По рыночным меркам сумма относительно скромная, и сделка не прошла незамеченной лишь потому, что муж моей сестры работает в том же коммерческом банке. До последнего момента захват держался в строжайшем секрете. – Он помолчал и затем с очевидной неохотой добавил: – Вы единственная из здешних служащих, кто знал обо всем заранее. И мне известно, что ваш друг работает в банке, о котором идет речь.
      Элери горестно воззрилась на него, не веря своим ушам.
      – Вы действительно считаете, что я способна передать информацию кому-нибудь, кто мог ею воспользоваться? – Ее глаза холодно сверкнули. – Мой друг никогда бы не сделал ничего подобного, даже если бы у меня хватило глупости, чтобы быть настолько…
      – Несдержанной?
      – Беспринципной, – поправила она его с каменным выражением лица. – Я никому не говорила о захвате, мистер Кинкейд. Никому. И мне глубоко неприятны ваши подозрения. – Она вскочила, но он жестом руки заставил ее сесть.
      – Прошу вас, сядьте.
      Дверь отворилась, и в кабинет, как смерч, ворвался Брюс Гордон, технический директор.
      – Джеймс, мне нужно… – Он осекся, переводя недоуменный взгляд с шефа на Элери и обратно. – Извините.
      – Дай нам несколько минут, Брюс, – натянуто произнес Джеймс, и тот, кивнув, поспешно ретировался.
      С откровенно неприязненным видом Элери сидела молча, пока Джеймс Кинкейд продолжал свои объяснения.
      – Мой зять, – с ударением произнес он, – работает в «Реншо» в Сити.
      Элери оцепенела. Ее приятель Тоби Мейнард работал там же в отделе торговых операций. Чтобы скрыть тревогу, она перешла от защиты к нападению:
      – А вы, мистер Кинкейд, случайно не сообщили своему зятю о захвате?
      В его глазах появилось жесткое выражение.
      – Представьте себе, Элери, не сообщил. Что, впрочем, ничего не меняет. Сэм никогда бы не совершил ничего противозаконного.
      Поняв, что негодовать и отрицать свою вину совершенно бесполезно, Элери рылась в памяти, пытаясь припомнить, не ляпнула ли она чего лишнего в присутствии Тоби. Вдруг ее лицо прояснилось. Когда они последний раз встречались с Тоби, она даже не слышала о захвате! Ее подключили только на последних этапах.
      – До прошлой недели, – твердо проговорила она, – я ничего не знала о захвате. Вам это должно быть хорошо известно, поскольку именно вы проинформировали меня на прошлой неделе, когда мы вечером задержались на работе. Я ни с кем не говорила на эту тему. И тем более с… со знакомым, о котором идет речь, потому что он катался на лыжах в Вал-д'Изере вплоть до вчерашнего дня. Я не разговаривала с ним в течение трех недель. Он позвонил мне только вчера вечером, сразу же, как вернулся.
      – Если вы имеете в виду некоего Мейнарда, то, боюсь, у вас неточные сведения. Он вернулся несколько дней назад.
      Элери смерила его холодным взглядом.
      – Вы ошибаетесь! Кроме того, как вы можете утверждать, что это Тоби?.. – Она осеклась, прикусив губу.
      – Вижу, вы сами пришли к тому же выводу, – устало проговорил Джеймс после затянувшейся, неловкой паузы. – Мне сказал об этом Сэм. Мейнард работает у него, хотя, разумеется, и не подозревает, что Сэм – мой родственник и, следовательно, имеет отношение к «Нортволду».
      Напряженное молчание повисло в конторе, резко контрастируя с обычными утренними звуками: служащие, сетуя на скверную погоду, заполняли административный корпус и приступали к своим повседневным обязанностям. Элери ничего не слышала. Она продолжала сидеть неестественно прямо, чувствуя, что голова у нее идет кругом.
      Наконец, с унылым выражением на лице, она поднялась.
      – Вы позволите мне отлучиться на несколько минут, мистер Кинкейд? Я хотела бы позвонить.
      Он кивнул головой, вставая.
      – Будьте любезны. Я бы посоветовал вам выпить кофе и вернуться через полчаса. Мы продолжим обсуждение этого вопроса.
      Закрыв дверь между кабинетом и приемной, Элери села за свой стол, сняла трубку телефона, набрала номер банка «Реншо» в лондонском Сити и попросила позвать Тоби Мейнарда. Когда ей сказали, что его нет на месте, она попросила пригласить к телефону Викторию Ментл.
      – Вики, это я. Тоби сегодня на работе?
      После небольшой заминки подруга лишила Элери последней надежды.
      – Элери, – проговорила девушка упавшим голосом, – с Тоби все кончено.
      – Кончено? Что ты хочешь этим сказать? Как это – кончено?
      – Его уволили. Велели освободить стол и проваливать. Мне очень жаль, дорогая. Тоби повел себя как круглый идиот.
      – Я только что узнала, что он вернулся раньше из Вал-д'Изера.
      – Так ты не знала? – Вики цветисто выругалась, – Он уже несколько дней, как приехал. Послушай, он, наверное, дома. Позвони ему. Задай ему перцу. Мне нужно идти. До вечера, милая. Пока.
      Элери немного посидела, собираясь с духом, и затем, набрав номер Тоби, разочарованно прослушала сообщение автоответчика.
      – Это Элери, Тоби. Увидимся позже, – тоскливо сказала она и, положив трубку телефона, уставилась невидящим взором на лежавшую перед ней нераспечатанную почту, с ужасом сознавая, что ее привычный мир рушится на глазах. Внезапно приняв решение, она начала лихорадочно стучать по клавиатуре компьютера и, дождавшись распечатки, торопливо ее подписала. Нажав на кнопку переговорного устройства, спросила у Джеймса Кинкейда, можно ли войти, и, отворив дверь, решительно пересекла его большой, содержавшийся в безукоризненном порядке кабинет.
      Не говоря ни слова, Элери протянула ему бумагу. Джеймс прочитал немногословное заявление об увольнении и вскочил, сверкая глазами.
      – Я категорически отказываюсь принять это.
      Элери упрямо вздернула подбородок.
      – Вы должны понимать, что при сложившихся обстоятельствах я не могу здесь работать.
      Резким жестом он отмел ее доводы.
      – Достаточно вашего слова, что вы не имеете отношения к этой утечке, и забудем обо всем.
      Элери уставилась на него вне себя от ярости.
      – Забудем обо всем? – вспылила она, перестав сдерживать себя. – Вы обвиняете меня, чуть ли не в шпионаже и после этого рассчитываете, что я буду себя вести, как будто ничего не случилось?! Конечно, – ядовито добавила она, – если мне удастся убедить вас, что я ни в чем не виновата.
      Он нетерпеливо нахмурился.
      – Не порите чушь, Элери. Как я полагаю, вы попытались связаться с вашим приятелем?
      – Да.
      – И?
      – Он больше не работает в «Реншо».
      – Это было неизбежно. – Его серые глаза, не дрогнув, встретили ее взгляд. – Раз вы утверждаете, что не говорили с Мейнардом на эту тему, значит, он раздобыл информацию где-нибудь еще.
      – Он больше никого не знает в «Нортволде», – с несчастным видом сообщила Элери.
      – Тогда вы должны понимать, что у меня не оставалось выбора. Я был вынужден, задать, вам этот вопрос.
      – Разумеется. Поэтому, в сложившейся ситуации, мистер Кинкейд, у меня тоже нет выбора. Я должна уйти немедленно. Кто-нибудь из девушек сможет выполнять мои обязанности, пока вы не подыщете замену. – Элери холодно улыбнулась. – В конце концов, едва ли меня можно оставить в должности, требующей какого-либо доверия. Мне и в голову не приходило поделиться с кем-нибудь информацией ради выгоды, пока вы не подали мне такую блестящую идею. Как я могу поручиться за себя на будущее?
      – Чепуха, – отрывисто бросил он. – Послушайте, Элери. Ваше слово – не пустой звук для меня. Я верю, что вы не имеете к этой истории никакого отношения. И могу понять вашу реакцию. Но не надо ничего делать сгоряча. Прошу вас, подумайте.
      На секунду Элери заколебалась. Но гнев и горькая обида укрепили ее в своем намерении. Она отрицательно покачала головой.
      – Боюсь, что это не подлежит обсуждению.
      Джеймс Кинкейд стремительно обошел вокруг стола и схватил ее за руку. Вздрогнув, она отшатнулась, и он, словно обжегшись, выпустил ее ладонь.
      – Надеюсь, вы не сочли меня сексуально озабоченным, – холодно заметил он.
      Элери вспыхнула.
      – Конечно, нет. Просто я… на пределе.
      – Я всего лишь хотел заверить вас, что вы получите любые рекомендации, какие пожелаете, если уж так решительно настроились на увольнение.
      Но все же настоятельно советую вам изменить свое решение. Ну а теперь отправляйтесь домой, и обдумайте все еще раз за эти выходные.
      – Разумеется, я намерена выяснить, что произошло на самом деле, но не рассчитывайте, что передумаю. И мне не нужны рекомендации, – заявила она.
      Его глаза сузились.
      – Вот как?
      – Мне предложили работу, и дело только за моим согласием. Работу с людьми, которые никогда не усомнятся в моей порядочности, – добавила Элери, не удержавшись от мстительной улыбочки.
      – Элери, я никогда не подвергал сомнению вашу порядочность, – с расстановкой проговорил он. – И не меньше вас сожалею о случившемся.
      – Не уверена, – с горечью сказала она и вышла, прикрыв за собой дверь.
      Брюс Гордон поманил ее в свой кабинет.
      – Джеймс рассказал мне, что произошло. Строго между нами, разумеется, – сообщил он. – Отправляйся-ка к своему приятелю, выбей из него всю правду, затем возвращайся сюда и продолжай спокойно работать, дорогая.
      – Первое я, несомненно, сделаю, но не вернусь, мистер Гордон. – Элери пожала плечами, сохраняя упрямое выражение лица. – Если даже мне удастся полностью доказать, что я никому не рассказывала о захвате, я не смогу здесь работать. Но все равно благодарю вас за доверие, – тепло добавила она при виде входящего Джеймса, Кинкейда.
      – Элери, зайдите, пожалуйста, в мой кабинет перед уходом.
      – Разумеется.
      Элери собрала свои личные вещи, привела в порядок стол, передав утреннюю почту одной из секретарш, и вошла к Джеймсу Кинкейду, который стоял у окна, задумчиво глядя на разбушевавшуюся метель.
      – Вы проработали здесь четыре года, Элери, – сказал он, поворачиваясь к ней. – Должно быть, чертовски неприятно вот так уходить.
      – Не стану отрицать, – согласилась она.
      – Когда мой предшественник передал мне эстафету, он сказал, что может посоветовать мне только одно: «Полагайся во всем на Элери. Она – на вес золота». – Джеймс криво улыбнулся. – Черт возьми, как хорошо, что его здесь нет.
      – Мы ладили с мистером Ридером.
      – Это означает, что вам было тяжело работать со мной?
      – Нет. – Она отвела взгляд. – Думаю, у нас тоже были неплохие отношения, мистер Кинкейд. До сегодняшнего дня.
      – Были и есть. Я категорически отказываюсь считать, что они закончились. Узнайте, в чем там дело, – приказал он, – и возвращайтесь на работу в понедельник.
      Элери чуть было не сдалась, сразу и бесповоротно. Ей нравилась работа. Кроме того, она испытывала теплые чувства к Джеймсу Кинкейду. Но его подозрения ранили ее как удар ножом. И все же у Элери были причины благодарить судьбу. Она решилась уволиться, и это было единственным способом излечиться от растущей привязанности к человеку, который видел в ней всего лишь эффективный элемент конторского оборудования.
      – Я не собираюсь это делать, мистер Кинкейд, – вымолвила, наконец, Элери. – Именно необходимость официального объяснения не позволяет мне остаться.
      Он раздраженно затряс головой.
      – Но объяснение требуется только для меня. Я никому, кроме Брюса Гордона, ничего не говорил, а ему признался лишь потому, что он чуть не кинулся на меня с кулаками из-за того, что я, видите ли, позволил себе вас расстроить. – Он бросил на нее унылый взгляд. – Если бы вы не упомянули о друге, работающем в «Реншо», у меня вообще не возникло бы подозрений.
      Элери с недоумением смотрела на него.
      – Но я говорила о подруге, Виктории Ментл. Мы выросли вместе.
      Он нахмурился.
      – Тогда, черт побери, при чем здесь Мейнард?
      – Вики познакомила меня с ним несколько месяцев назад на вечеринке. – Элери в упор взглянула на Джеймса. – Тоби всего лишь мой приятель, и я не подозревала, что вы его знаете.
      – Не я. Муж моей сестры, Сэм Картрайт, рассказал мне, что Мейнард сознался, что получил информацию от кого-то на пивоваренном заводе, но отказался назвать имя. Я просто перемножил дважды два и… получил пять, – добавил он, сжав челюсти.
      – Что ж, я могу понять, почему вы решили, что это я, – бесцветным голосом проговорила Элери.
      – Я верю вам, Элери. Тем не менее, был вынужден обратиться к вам за разъяснениями.
      – Мне тоже нужно кое-что выяснить, – сумрачно заметила она. – Поэтому я завтра же отправлюсь в Лондон.
      – У меня нет слов, чтобы выразить, как я сожалею, Элери. – Он тяжело вздохнул. – Вас действительно ждут на другой работе?
      – О да, – проговорила она, окончательно смирившись. – С распростертыми объятиями.
      – И без всяких рекомендаций. – Он выгнул бровь. – Интересно. Конечно, вы говорите по-итальянски. Ваша новая работа требует знания двух языков?
      – В какой-то степени. – Телефонный звонок прервал их разговор, и Элери автоматически сняла трубку. – Приемная мистера Кинкейда.
      – Это Камилла Теннент, – произнес беззаботный женский голос, к которому Элери успела привыкнуть за последний год. – Джеймс у себя?
      Элери протянула ему трубку.
      – Мисс Теннент, – сообщила она и вышла из кабинета, чтобы продолжить сборы. Она чувствовала себя глубоко подавленной. Умный и честолюбивый Джеймс Кинкейд занимал весьма солидный для своего возраста пост и не скрывал намерения со временем возглавить правление «Нортволда». За год он сумел настолько повысить эффективность работы пивоварни, что обошел все другие Нортволдские предприятия. Элери была бы рада остаться и разделить его успех. Но Тоби Мейнарду хватило нескольких минут, чтобы развеять в прах все ее надежды.
      Перед уходом она позвонила матери.
      – Завтра утром я еду в Лондон.
      – Может, не стоит в такую погоду? – с беспокойством проговорил родной жизнерадостный голос. – Когда ты собираешься вернуться?
      – Пока не знаю. Но я позвоню и обязательно сообщу.
      – Только не забудь. Ты же знаешь своего отца.
      – Да уж, лучше, чем кто-нибудь другой, – сухо заметила Элери. – Ну, я побежала. Постараюсь не задерживаться. Пока.
      Затем она позвонила Вики, приведя подругу в ужас своими новостями. Наконец, окинув последним взглядом свое рабочее место, Элери направилась к выходу, прощаясь по пути с коллегами, и двинулась к станции, сгорая от нетерпения поскорее встретиться лицом к лицу с Тоби Мейнардом. В поезде она не переставала размышлять о его предательстве, проклиная тот день, когда он попался ей на глаза. Постигшая ее беда с юных лет приучила Элери придерживаться строго платонических отношений с немногими знакомыми мужчинами. Тоби был молод, с ним было весело, и иногда, оставаясь на выходные в Лондоне у Вики, Элери принимала его приглашения, но всегда спала в комнате для гостей в квартире Вики. Ее отношения с Тоби были приятными, но, ни к чему не обязывающими. Однако, как это ни невероятно, они стоили ей работы в «Нортволде».
      Выйдя из поезда в Лондоне, Элери взяла такси. Она надеялась, что Тоби сможет предложить ей горячий кофе. В его модной квартире в Челси проще было найти вино, чем стакан молока. Тоби предпочитал, есть вне дома. Даже свой утренний капуччино с тостом он покупал en route в «Реншо» и завтракал за рабочим столом.
      Дома Тоби не оказалось. Стиснув от досады зубы, Элери поплелась к метро, собираясь поехать к Вики, когда на полпути увидела шагавшего вприпрыжку Тоби, нагруженного пакетами с продуктами. Он загорел и отлично смотрелся в лыжной куртке с капюшоном, в спортивных брюках, заправленных в дорогие кожаные ботинки. Как и у большинства молодых людей его профессии, обычно у него был довольно утомленный вид, но отпуск явно пошел ему на пользу. Увидев Элери, Тоби радостно заулыбался и попытался поцеловать ее в щеку.
      – Элери, что-то ты рановато… В чем дело?
      Она оттолкнула его, яростно сверкая глазами.
      – И у тебя хватает совести спрашивать у меня, в чем дело?
      Помрачнев, он откинул со лба длинные, явно подстриженные у дорогого парикмахера светлые волосы.
      – О, дьявол. Ты, должно быть, позвонила мне в банк.
      – Да, Тоби, именно это я и сделала. Тебя не было, и я поговорила с Вики…
      – И она вывалила на тебя всю грязь, полагаю. – Он открыл дверь, угрюмо глядя на Элери. – Она сказала тебе, что меня вышибли?
      – Разумеется. И меня это не слишком удивило.
      Окинув ее полным негодования взглядом, он впустил Элери в квартиру и вошел следом.
      – Это почему же?
      Элери с трудом сдерживалась.
      – Пошевели мозгами, Тоби!
      Он вздохнул.
      – По-видимому, Вики сообщила тебе о моем выгодном дельце.
      – Вообще-то это сделала не она.
      – Правда? – Он пожал плечами. – Я всего лишь воспользовался случаем. Последнее время мне не везло, и я должен был как-то возместить убытки.
      – Возместить? – Элери смотрела на него с каменным выражением лица. – Что, Тоби? «Феррари» вместо твоего трактора?!
      – Не сомневаюсь, ты заимствовала это дурацкое выражение из лексикона Вики, – огрызнулся он. – Это «рейнджровер», и у меня нет ни малейшего намерения избавляться от него.
      – Тогда зачем тебе понадобились деньги? Впрочем, это не важно. Начнем с того, что, как я слышала, ты вернулся в понедельник, а не вчера вечером. – Ее темные глаза впились в него. – Мне нет никакого дела, когда ты вернулся, Тоби. Но зачем ты мне солгал?
      Он покраснел.
      – Я собирался все рассказать тебе сегодня. Но… о, проклятье, ты сама решила, что я только что приехал, и я не стал тебя разуверять. К чему поднимать шум по пустякам?
      Она двинулась на него как разъяренная тигрица.
      – Не пугайся, Тоби, – прошипела она, когда он отшатнулся. – Я тебя не укушу, но мне придется поднять шум, а тебе придется выслушать.
      – Может, ты мне позволишь вначале разобраться с покупками? – спросил он, пятясь назад с притворным ужасом.
      – О, разумеется. Надеюсь, ты купил молоко. Я умираю без кофе.
      Спустя несколько минут они сидели по разные стороны камина, в котором под аккуратно уложенными поленьями полыхал огонь, который Тоби разжег не столько для того, чтобы согреться, сколько, как предположила Элери, для создания подходящего настроения.
      – Приступай, Элери, – со вздохом проговорил он. – Поднимай шум. Хотя я без этого охотно обошелся бы.
      – Для начала расскажи мне, что случилось.
      Тоби окинул ее беспокойным взором и пожал плечами.
      – Если коротко, я проигрался. Я сделал ставку и проиграл.
      – Но игра – это твоя работа.
      – Моя работа, дорогая, состоит в том, чтобы делать деньги для «Реншо». Но в последнее время я больше терял, чем умножал. Я запаниковал, а это последнее дело для маклера. Еще одна значительная потеря, и я бы по уши увяз в болоте. – Он уставился на полыхающее пламя. – И тут в Вал-д'Изере я встретил девушку.
      Элери не удивилась. Хотя Тоби получал больше удовольствия в компании приятелей, чем с женщинами, он был не прочь отправиться с хорошенькой спутницей на вечеринку, а то и в постель. Правда, когда Элери с самого начала ясно дала понять, что постель не входит в программу развлечений там, где дело касается ее, Тоби, как ни удивительно, принял это без лишних вопросов.
      – Продолжай, – тихо проговорила она.
      – Ее зовут Арабелла Прайс – отличная лыжница, между прочим, и с ней очень весело. Вообще-то она хозяйка шале там, где мы с ребятами остановились. Чистое совпадение, но выяснилось, что мы с ней встречались раньше, когда она была совсем ребенком, – я учился в одной школе с ее старшим братом, Джулианом. Как бы там ни было, мы с Беллой завелись с самого начала, и… ну, ты знаешь, как это бывает, то да се, одно за другим…
      – Избавь меня от ненужных подробностей, Тоби, – устало сказала Элери, взглянув на часы. – И переходи к делу. У меня скоро поезд.
      Он изумленно уставился на нее.
      – Но ты только что приехала! Проклятье, Элери, ты же не собираешься бросить меня только потому, что я немного развлекся в отпуске?
      – Нет, – совершенно искренне ответила она. – Считай, что это одна из причин.
      – Все это ровно ничего не значит, – испугался он. – Я упомянул Беллу, только чтобы объяснить, почему меня уволили…
      – Ради Бога, каким образом твои похождения во время отпуска могли привести к увольнению?
      – Я скажу тебе, если ты дашь мне закончить! – Он тряхнул головой, отбросив назад волосы. – Если свести всю историю к нескольким словам, я расхвастался, что на работе жонглирую миллионами, ну а Белла заявила, что просто позор, что я в отпуске, потому что она могла бы подкинуть мне идею. О мерлиновском захвате в следующий вторник. Ее семья владеет «Мерлин-Эйлсом». Или владела.
      – И ты мигом выпрыгнул из ее постели и рванул домой на первом же самолете!
      – Да не делал я ничего подобного. Просто прилетел в понедельник, а не вчера, – заявил он с оскорбленным видом. – Мне показалось, что это отличный способ возместить мои потери… ну, и с некоторой выгодой для себя.
      – Как великодушно с твоей стороны, Тоби. Но ты уверен, что ничего не перепутал? – язвительно спросила Элери.
      Тоби озадаченно нахмурился.
      – По-моему, нет.
      – Видишь ли, это «Нортволд» произвел захват «Мерлина», а не наоборот, – сердито проговорила Элери. – И если ты случайно забыл, то напомню: я работаю в «Нортволде». Точнее, работала до сегодняшнего дня. Твоя проделка стоила мне работы.
      Тоби уставился на нее с неподдельным ужасом.
      – Что? Как, черт возьми, одно связано с другим?
      – Они полагают, что ты получил от меня сведения, не предназначенные для посторонних.
      Он разразился красочными проклятиями.
      – Что я могу сказать в свое оправдание, дорогая? Я и не думал о тебе.
      – Это более чем очевидно! Полагаю, ты знаешь некоего Сэма Картрайта из «Реншо»? – требовательно спросила она.
      – Будь он проклят. Он там всем заправляет… Кстати, эта свинья велела мне собирать вещички, – с ожесточением произнес Тоби.
      – И хотя ты галантно прикрыл своей грудью мисс Прайс, утаив ее имя, ты нашел нужным сообщить, что информация поступила из пивоварни. Но забыл при этом уточнить, из какой именно. – Элери яростно сверкнула глазами. – Как выяснилось, Сэм Картрайт приходится зятем Джеймсу Кинкейду, который еще вчера был моим боссом. И который, естественно, пришел к выводу, что это я была источником информации!
      – Этот тип уволил тебя из-за меня? – Тоби театрально упал перед ней на колени и схватил ее за руку. – Элери, мне так жаль.
      – Он не увольнял меня. Я сама подала заявление. – Элери высвободилась и села прямо. – Кончай эту мелодраму, Тоби. Покаяние – не твое амплуа.
      Он вскочил на ноги и склонился над ней – живое воплощение страдания.
      – Сплошные неприятности. Лучше бы я никогда не встречал Беллу.
      – Тоби, не пытайся переложить вину на чужие плечи. – Элери с неприязнью посмотрела на него. – Может быть, леди и проявила некоторую неосмотрительность, но использовал-то информацию ты, а не кто-нибудь другой.
      – Не трави мне душу!
      – Что ты намерен делать по поводу работы?
      – У меня есть кое-какие связи… Вообще-то я собираюсь встретиться с одним человеком в понедельник. – Он смущенно усмехнулся. – Школьный приятель.
      Элери покачала головой.
      – В один прекрасный день кто-нибудь удавит тебя твоим же школьным галстуком.
      – Могу ли я хоть что-нибудь сделать для тебя, чтобы исправить положение? – уже серьезно спросил он.
      – Нет, спасибо. Ты и так уже сделал достаточно. – Она вскочила. – Ладно. Вызови мне такси. Если я выйду через несколько минут, то могу успеть на следующий поезд.
      – Какой смысл ехать домой? – настойчиво спросил он с таким удрученным видом, что Элери чуть не рассмеялась. – Я думал, что ты, как обычно, остановилась у Вики. Мы могли бы пообедать, сходить в кино, если захочешь, а завтра я достану билеты в театр…
      – Непременно займись этим. Но не со мной. – Элери накинула пальто и затем протянула ему ключ. – Наше соглашение, – каким бы приятным и занимательным оно ни казалось – с сегодняшнего дня считается расторгнутым.
      – Не может быть, что ты это всерьез!
      – Представь себе. – Она с улыбкой заглянула в его угрюмое, но весьма привлекательное лицо. – Ты ведь неглупый малый, Тоби, во многих отношениях… ну, например, первое место по математике в Кембридже. Однако ключевое слово все-таки «малый». Тебе надо немного повзрослеть.
      Сердитый румянец выступил у него на щеках.
      – Не настолько я моложе тебя, чтобы давать мне подобные советы.
      – Видимо, дело не в возрасте. В сущности, ты просто малое дитя, – ядовито заверила она его. – Кстати, Тоби, не хотел бы ты что-нибудь спросить у меня?
      Он напрягся, настороженно глядя на нее.
      – Э-э… а что?
      Элери рассмеялась ему в лицо.
      – Что, по-твоему, я могу иметь в виду? Разве хорошие манеры не требуют, чтобы ты хотя бы поинтересовался, каковы мои планы теперь, когда я потеряла работу?
      – О, дьявол… ты заставляешь меня чувствовать себя последним негодяем, – пробормотал он, побагровев. – Но с твоим-то опытом тебе, наверное, будет нетрудно найти работу. – Его голубые глаза вдруг расширились. – Этот Кинкейд, на которого ты работала… не собирается же он лишить тебя рекомендаций, а?
      – Боюсь, что с него станется, – вздохнула Элери, чтобы немного помучить Тоби, и постаралась улыбнуться как можно печальнее. – Не беспокойся обо мне, Тоби. Прорвусь как-нибудь.

      Элери закрыла дверь на улицу, включила свет и кофеварку и двинулась вдоль нарядного, ярко оформленного кафе, обходя столики и проверяя, на месте ли меню и приправы. Убедившись, что все готово для очередного дня, она подняла жалюзи и встала за стойку. Было слышно, как в ресторане по соседству официанты переговариваются между собой. Вскоре нахлынут посетители, которым будет предложено трехстраничное меню с блюдами итальянской кухни и несколькими чисто английскими – для менее взыскательной публики.
      Владения Элери представляли собой кафетерий, куда посетители заглядывали, начиная с раннего утра, чтобы заказать кофе с пирожными и гостами с корицей, которыми славились Конти. Во время ленча в кафе подавали пиццу и большие сдобные лепешки с начинкой из салата и даров моря или, по желанию заказчиков, с тонко нарезанной итальянской ветчиной. Летом столики ставили под полосатыми зонтиками прямо на вымощенной булыжником площади перед церковью святого Марка, создавая иллюзию маленькой Италии, перенесенной на английскую землю в провинциальный городок Пеннинггон.
      Не прошло и двух недель с тех пор, как Элери уволилась из «Нортволда» и вернулась домой, но ей уже казалось, что она целую вечность занимается семейным бизнесом. Тридцать лет назад ее отец приехал в Великобританию из Италии, чтобы работать в ресторане своего дяди. На курсах по ресторанному делу он встретил Кэтрин Хьюджес, чернокудрую красавицу из Уэльса. Сразу же после окончания учебы молодые люди поженились и, объединив усилия, создали непобедимую команду. Они полностью взяли на себя хлопоты по ресторану, изменили меню и декор и быстро увеличили клиентуру. Когда дядя Марио умер, он оставил им свое дело. Со временем не лишенная амбиций молодая чета присоединила к своим владениям соседнее помещение и организовала там нечто вроде кафе-кондитерской, – подобные кафе британцы успели оценить, путешествуя по Франции и Италии.
      В первые же годы после свадьбы Бог благословил Марио и Кэтрин Конти двумя дочерьми, Элери и Клаудией. Затем, после длительного перерыва, Николо Конти взглянул на мир широко распахнутыми голубыми глазами, и Марио Конти наконец-то обзавелся наследником, которому мог передать свою небольшую, но процветающую империю.
      Хотя Марио и предоставил основную готовку четырем опытным поварам, взяв на себя финансовую сторону дела, почти каждый вечер он появлялся в ресторане. Вплоть до своего замужества Клаудия охотно занималась кафе, но Элери с самого начала дала всем понять, что не желает работать в семейном предприятии ни в каком качестве. Получив степень по английскому языку, она продолжила образование на курсах по бизнесу вместе со своей подругой Викторией Ментл, которая после окончания учебы сразу уехала в Лондон, рассчитывая сделать карьеру в столице. Элери предпочитала работать неподалеку от Пеннингтона и жила дома, вырываясь из тесного окружения дружной итальянской семьи только раз в году на время отпуска или в тех редких случаях, когда проводила выходные в Лондоне с Вики.
      Теперь Клаудия была замужем, и вся семья с энтузиазмом приветствовала уход Элери с работы. Девушка решила извлечь максимум пользы из своего несчастья и принялась за дело с теми же деловитостью и целеустремленностью, с которыми относилась к своим обязанностям в «Нортволде». Через несколько дней Элери полностью взяла на себя хлопоты по заказу продуктов, испытывая законную гордость оттого, что обеспечивает ресторан самыми свежими продуктами, которые можно найти у местных торговцев. Каждый день она заказывала мясо, рыбу и овощи на рынке, хлеб из пекарни, расположенной неподалеку, а знаменитое мороженое Конти доставлялось из Италии через уэльского поставщика.
      В шесть часов вечера Элери, как всегда, заперла кафе, заглянула за угол перекинуться парой слов с Марко, старшим официантом, и направилась к своему дому, который притаился в тихом тупичке за тратторией.
      – У тебя усталый вид, – встретила ее мать, целуя в щеку. – Тяжело приходится, cariad?
      – Ногам тяжело, а все остальное достаточно просто. – Элери опустилась на стул в кухне, глядя, как мать взбивает соус в сковородке. – Беда в том, мама, что, хотя мне нравится иметь дело с клиентами, заказами и тому подобным…
      – Ты скучаешь по своей работе в «Нортволде».
      – Вот именно. – Элери улыбнулась. – Ты у меня очень умная, старушка.
      – Ну, еще не совсем старушка, – возразила мать, с улыбкой взглянув на вошедшего мужа. – Ты вовремя, Марио, обед готов. Элери, прими ванну до еды, если хочешь.
      – С удовольствием, ма. Мои ноги сейчас отвалятся. – Элери широко зевнула.
      Марио Конти был элегантным смуглым мужчиной с густой седеющей копной светлых волос и голубыми глазами под тяжелыми веками. Он нежно поцеловал жену и повернулся к дочери:
      – Ну, сага, как прошел день?
      – Как обычно. Вообще-то пришлось крутиться. Кстати, выручка вчера была приличная.
      Марио Конти озабоченно нахмурился, вглядываясь в усталое лицо дочери.
      – Меня интересует, как ты себя чувствуешь, а не выручка.
      – Прекрасно, – сказала Элери, с трудом поднимаясь со стула. – И буду чувствовать себя еще лучше после того, как отмочу свои бедные ноги в горячей ванне! Нико, как я понимаю, на тренировке по футболу?
      – Где ж ему еще быть? – сухо заметил Марио.
      Элери рассмеялась и пошла наверх, отлично зная, что ее родители примутся обсуждать свою старшую дочь, как только за ней закроется дверь. В ванной, которую она делила с Нико, Элери со вздохом облегчения погрузилась в горячую, ароматную воду, благодаря судьбу за то, что мать относится с пониманием к ее желанию побыть одной. Она любила свою семью, но в отличие от Клаудии, которая была совершенно счастлива, живя и работая в кругу семьи, в достаточной мере унаследовала независимый дух матери, уроженки Уэльса. И временами испытывала потребность остаться наедине со своими мыслями. Она так тосковала по работе в «Нортволде», и особенно по Джеймсу, что иногда ей приходилось делать усилие над собой, чтобы скрыть свои переживания от родителей. Каждый раз при воспоминании о его унизительных подозрениях черные глаза Элери гневно вспыхивали. Может быть, она его и забудет. Со временем. Но простить – это совсем другое дело.
      По крайней мере, ей повезло, что ванная на весь вечер в ее распоряжении, с усмешкой подумала она. Нико мечтал стать звездой футбола, а не ресторатором. Но независимо от того, удастся ли ему реализовать свои амбиции, он всегда сможет вернуться в надежную и безопасную гавань семейной траттории. Так же, как кафе будет неизменно ждать и ее.
      Элери вздохнула и, выбравшись из ванны, натянула джинсы и толстый желтый свитер. Она высушила волосы, заправила непослушные пряди за уши и сунула ноющие ступни в мягкие туфли, которые купила прошлой весной в Венеции, когда гостила у деда, и мрачно уставилась на свое отражение в зеркале. Во многих отношениях Элери отличалась от остальных членов семьи. По настоянию Кэтрин ей единственной из всех детей досталось уэльское имя. Голубоглазая, белокурая Клаудия пошла в отца, тогда как Элери унаследовала от матери черные волосы и широко расставленные темные глаза. В семье любили шутить, что Элери похожа на итальянку даже больше, чем Нико, непокорная черная шевелюра которого и сверкающие голубые глаза не давали покоя его одноклассницам.
      Элери убирала посуду после ужина, съеденного в одиночестве, когда раздался телефонный звонок.
      – Сага, – услышала она голос отца, – Марко говорит, что в ресторан заходил мужчина, который искал тебя.
      – А ты не знаешь кто, папа?
      – Этот идиот, Марко, забыл спросить – у нас здесь сегодня настоящее столпотворение.
      Заинтересованная, Элери положила трубку. Не может же Тоби настолько заблуждаться на ее счет, чтобы искать ее в траттории? Она была вынуждена рассказать родителям о причине своего ухода из «Нортволда», и женской половине семьи пришлось выдержать ожесточенную схватку с отцом, чтобы помешать ему ринуться в Лондон для объяснений с молодым человеком, который, с его точки зрения, не подходил его дочери даже для самых невинных отношений. Правда, когда дело касалось его дочерей, Марио не одобрял ни одного мужчину. К счастью, Клаудия вышла замуж за солидного, надежного молодого человека с перспективной работой в финансовой фирме. Но в глубине души Элери знала, что была любимицей отца – отчасти из-за того, что больше других спорила с ним и умела поставить на своем, но главным образом потому, что была точным подобием своей матери в юном возрасте. По той же причине он обращался с ней с большей строгостью, чем с другими детьми. Человеку надо было обладать поистине редкими качествами, чтобы Марио Конти счел его достойным своей девочки.
      Впрочем, уныло подумала Элери, у отца сейчас не больше оснований беспокоиться по этому поводу, чем обычно. После памятной встречи с Тоби в Лондоне она не желала разговаривать с ним даже по телефону, и через несколько дней он сдался. Теперь она работала шесть дней в неделю, так что о выходных в Лондоне с Вики не могло быть и речи. Она усиленно делала вид, что всем довольна, но иногда буквально задыхалась, чувствуя себя как в клетке, и тосковала по Джеймсу Кинкейду куда больше, чем по Тоби. В тот день, когда Джеймс впервые появился в «Нортволде», Элери достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что она готова проработать с ним столько, сколько он того пожелает. Но за несколько коротких минут Тоби играючи положил конец ее пребыванию в фирме, круто изменив всю ее жизнь.
      Следующий день в кафе выдался довольно напряженным. По субботам в город за покупками стекалась вся округа, и находилось немало желающих зайти к Конти, чтобы согреться в холодный январский день. В середине дня Элери улучила несколько минут и села передохнуть с чашечкой кофе в тесной комнатушке позади стойки, как вдруг одна из ее помощниц приоткрыла дверь.
      – Извини, если помешала, но тебя спрашивает клиент.
      – Что ему нужно, Луиза? – спросила Элери, вставая. – Недоволен едой?
      – Нет, – усмехнулась девушка. – Он к ней еще не приступал. Джанни как раз делает ему сэндвич. Я подумала, может, ты сама захочешь обслужить его. Он за десятым столиком.
      Столик был у окна в дальнем углу кафетерия, и за ним сидел, погрузившись в чтение газеты, Джеймс Кинкейд. Хотя сердце Элери отчаянно колотилось под темно-красным свитером, ее рука не дрогнула, когда она поставила перед ним тарелку с аппетитным сэндвичем. Джеймс моментально отложил газету и вскочил, улыбаясь так, что сердце Элери забилось еще сильнее.
      – Элери… спасибо. Надеюсь, вы сможете уделить мне минуту. Может, присядете?
      Она вежливо улыбнулась.
      – Боюсь, что мне некогда. Но вы садитесь.
      – Нет, если вы не сядете.
      Элери покосилась в сторону стойки, где, стараясь не проявлять чрезмерного любопытства, суетились два ее помощника. Кажется, они вполне справлялись.
      – Мистер Кинкейд… – начала она, садясь.
      – Теперь, когда мы на вашей территории, почему бы вам не звать меня Джеймсом? – Он с видимым удовольствием надкусил сэндвич. – Ммм, отлично. Где вы берете семгу?
      – На рынке. Мы покупаем все продукты там. – Она спокойно сидела, ожидая, когда он объяснит причину своего прихода. Было непривычно видеть его в свитере и плотных твидовых брюках. Непромокаемая куртка была переброшена через спинку стула. Один его вид вызвал в душе Элери болезненные воспоминания, с новой силой воскресив тоску по прежней работе… и самому Джеймсу.
      – Ну, как поживаете? – поинтересовался он.
      – Прекрасно, – заверила она, пытаясь за холодным тоном скрыть радость, вызванную его появлением.
      – Пришлось заделаться настоящим детективом, чтобы вас найти. Это, как я понимаю, та самая работа, куда вас готовы были взять, стоило вам только пожелать?
      Элери кивнула.
      – Мои родители, разумеется, были потрясены моим уходом из «Нортволда», но, с другой стороны, они счастливы, что их блудная дочь вернулась в лоно семьи.
      – Тогда мне лучше сразу объяснить, что привело меня сюда, – проговорил он, наклонившись вперед.
      – Извини, Элери, – прервал Джеймса робкий голос. – Звонят из пекарни.
      – Хорошо, Джанни. – Элери встала с извиняющейся улыбкой. – Простите.
      Разговор по телефону затянулся, так как пришлось обсудить дополнительный заказ для свадьбы, которую предстояло обслужить на следующий день. К тому времени, когда Элери освободилась, все столики в кафе были заняты и Джеймс стоял уже одетый с деньгами наготове.
      – Не буду вас задерживать, – сказал он, принимая у нее сдачу.
      – Мне очень жаль. Но по субботам у нас всегда полно народу.
      – Я звонил вчера, но вы уже ушли. – Он помолчал. – Вы работаете по вечерам?
      Она отрицательно покачала Головой.
      – Только в крайних случаях, как, например, завтра, когда здесь состоится свадьба. Обычно же я занята по восемь часов шесть дней в неделю.
      – Далеко не синекура… больше, чем в «Нортволде», – заметил он, выгнув бровь. – Что возвращает меня к причине моего визита. Я хотел бы поговорить с вами. Конечно, времени осталось немного, но может, вы согласитесь пообедать со мной сегодня вечером?
      Элери изумленно воззрилась на него, и только появление клиента, пожелавшего расплатиться за ленч, удержало ее от моментального и восторженного согласия. Радуясь возможности собраться с мыслями, она не спеша произвела расчет, обмениваясь с посетителем любезными фразами и остро ощущая присутствие рядом высокого мужчины, который тем временем изучал семейные фотографии, развешанные по стенам маленького фойе между кафе и рестораном.
      – Видимо, мне не стоило надеяться на субботний вечер.
      Не в этом дело, подумала Элери, прекрасно понимая, что следует отказаться. Она изо всех сил старалась выбросить Джеймса Кинкейда из головы, и едва ли обед в его компании мог этому способствовать.
      – Вы очень любезны… – начала она.
      – Ни в коей мере, – перебил он ее. – Это вы окажете мне любезность, если согласитесь.
      Что ему нужно? – размышляла она. Возможно, просто нечем себя занять, потому, что Камилла Теннент катается на лыжах или загорает на Багамах?
      – Боюсь…
      – Прошу вас, не отказывайте мне, – поспешно проговорил он. – Посмотрите на это как на деловое свидание.
      Видя, что Луиза и Джанни буквально рвутся на части, пытаясь справиться с наплывом клиентов, Элери уступила. Не только Джеймсу, но и себе.
      – Ну, хорошо… – Оборвав фразу, она улыбнулась очередному посетителю: – Одну минуту, сэр. Я к вам сейчас подойду.
      – Когда мне за вами заехать? – спросил Джеймс и протянул ей банкноту: – Это для ваших сотрудников.
      – Очень мило, благодарю вас. Но не стоит заезжать за мной. Давайте лучше где-нибудь встретимся.
      – Может, в «Митре» в восемь?
      – Отлично. А теперь, извините, меня ждут дела. – Элери отвернулась и с головой окунулась в работу.
      – Ты куда-нибудь идешь? – удивленно спросила вечером мать у Элери.
      – Да. Но не скажу, чтобы мне этого очень хотелось. Я совершенно без сил.
      – Тогда зачем же идти?
      – Из любопытства, наверно.
      Кэтрин Конти настороженно посмотрела на дочь.
      – Надеюсь, не с этим Тоби?
      – А что бы ты сделала, если бы я сказала «да»?
      – Умерла бы от беспокойства.
      Смягчившись, Элери обняла мать.
      – Не стоит, это не Тоби. Ни за что не догадаешься. Я сама не могу поверить. Оказывается, вчера вечером меня разыскивал не кто иной, как Джеймс Кинкейд.
      – Твой босс из «Нортволда»? – удивленно воскликнула мать. – Не может быть!
      – Он пришел в кафе во время ленча, но я была слишком занята, чтобы уделить ему достаточно внимания, поэтому он пригласил меня пообедать с ним сегодня вечером. Сказал, что это по делу. – Элери пальцами провела по волосам и бросила взгляд на часы. – Силы небесные, времени-то сколько! Я должна лететь.
      – По делу, как же! Куда он собирается тебя повести?
      – В «Митру».
      Кэтрин презрительно фыркнула.
      – Тогда лучше поесть здесь.
      – Весьма возможно. Но сомневаюсь, что здесь можно уединиться, мама, – не без ехидства заметила дочь. – Где Нико?
      – Отправился в кино со своей обычной компанией. – Мать улыбнулась: – Кстати, завтра вечером он будет помогать на свадьбе, чтобы заработать немного карманных денег.
      – Наверняка на новые футбольные бутсы. – Элери засмеялась и пошла наверх, чтобы принять ванну.
      Тщательно приведя в порядок волосы и лицо, она спустилась вниз и обнаружила, что отец еще дома.
      – Пап, моя машина как-то странно себя ведет. Думаю, мне лучше взять такси.
      Отец окинул орлиным взором шерстяной жакет, длинную узкую юбку, мягкие кожаные туфли и тяжелые золотые серьги.
      – Дама в черном – bellissima, – проговорил он, сощурив глаза. – И все это ради человека, который выкинул тебя из «Нортволда»?
      Ну, начинается, подумала Элери.
      – Никто меня не выкидывал. Я сама уволилась. Меня интересует, что ему нужно, вот и нес. Он сказал, что это по делу.
      – Когда мужчина приглашает куда-нибудь женщину, которая выглядит так, как ты, едва ли он думает только о делах, – с иронией заметил отец. – Если, конечно, в его жилах течет кровь, а не вода.
      – Не суди по себе, папа! – возразила она.
      Он рассмеялся и поцеловал ее.
      – Я попрошу Луиджи посмотреть утром, что с машиной.
      – Пойдем, Марио, – окликнула его Кэтрин. – Нам пора в ресторан. Развлекись, как следует, Элери! – Она поцеловала дочь в щеку. – Ты великолепно выглядишь, милая.
      Элери помахала им вслед, сознавая, что выглядит как нельзя лучше. После горячей ванны дневную усталость как рукой сняло. Элери оставила волосы распущенными, так что они свободно лежали на плечах, ярче, чем обычно, подвела глаза, но больше всего ее красило предвкушение вечера в обществе Джеймса Кинкейда. Она усмехнулась своему отражению в зеркале.
      – Так держать, Конти. Пора вызывать такси.
      Когда Элери приехала в «Митру», Джеймс уже ждал ее на улице и заплатил таксисту, прежде чем она успела узнать, сколько стоит проезд.
      – Привет, Элери, – сказал он, улыбаясь, когда они входили в гостиницу. – Спасибо, что пришли.
      – Я же обещала, что приду.
      – Я боялся, что вы передумаете.
      – Тогда бы я позвонила и предупредила вас, – заверила она его.
      Джеймсу удалось найти столик в уголке переполненного бара, где они, заказав напитки, принялись не спеша изучать меню.
      – Говорят, что это неплохой ресторан, но пригласить вас сюда – это все равно, что привезти уголь в Ньюкасл. Надеюсь, еда соответствует вашим стандартам, – пошутил он.
      – Вполне, если это не макароны, – успокоила она его, улыбнувшись. – Никто не делает макароны лучше, чем наш шеф-повар. Хотя, конечно, мой отец – непревзойденный мастер, когда у него подходящее настроение.
      – А ваша мать тоже умеет готовить?
      – Замечательно. Но только дома. Она готовит обед четыре раза в неделю, а в остальные дни мы выкручиваемся сами или что-нибудь берем в ресторане. Нико ест как лошадь.
      – Нико?
      Мягкая улыбка зажглась в ее глазах.
      – Ему пятнадцать, он очень умный и ужасно симпатичный.
      – И старшая сестра от него без ума!
      Элери вспыхнула.
      – Наверное. Нико мечтает играть в футбол за Милан, хотя, думаю, согласился бы и на ведущий английский клуб, если его очень попросить.
      – Парень знает себе цену! – усмехнулся Джеймс. – Впрочем, я его понимаю. В свое время я тоже мечтал играть в международное регби… носить белую рубашку за Англию и все такое…
      – Значит, мы соперники! Я болею за Уэльс.
      Он недоуменно приподнял брови.
      – Правда? Италия – еще понятно, но почему Уэльс?
      – Потому, что моя мать из Уэльса. Отсюда мое имя, – объяснила Элери.
      Его глаза виновато блеснули.
      – Разве Элери уэльское имя? Я полагал, что оно итальянское. Вначале я даже называл вас «мисс Конти» только потому, что не знал, как оно правильно произносится.
      – Я помню. Но и к остальным девушкам вы тоже обращались по фамилии!
      – Пришлось, – признался Джеймс, – раз уж я начал вас так называть.
      Элери фыркнула.
      – Забавно. А мы все решили, что вы слишком заносчивы, чтобы снизойти до имен рядовых служащих.
      – Всему виной ваше имя. – Он кисло улыбнулся. – Я слышал, как вас называют Брюс и остальные, но считал, что они ошибаются. Ведь оно произносится совсем не так, как пишется.
      – Да, рифмуется с феями. Или наоборот, если верить моему отцу. Нам приходится иногда скрещивать шпаги.
      – Вы не сочтете меня назойливым, если я спрошу, почему?
      – Нисколько. Мой чересчур заботливый отец, как и подобает истинному итальянцу, предпочитает не спускать глаз со своих дочерей. Но мама поддержала мое решение поступить в колледж. И так как отец готов для нее абсолютно на все, он согласился. – Элери улыбнулась, глядя на сосредоточенное лицо Джеймса. – Вы уверены, что пригласили меня сегодня, чтобы выслушать историю моей жизни?
      – Захватывающую историю. Сочетание итальянской и кельтской крови, должно быть, взрывоопасно.
      – Временами. Но все наши разногласия быстро разрешаются к всеобщему удовольствию. Мои родители – на редкость сплоченная пара.
      – То же самое я бы сказал о своих родителях. Что ж, и тех и других можно поздравить. В наше время долговременные, благополучные браки встречаются не часто. – Джеймс поднял глаза на официанта, который появился, чтобы принять у них заказ. – Что вы будете есть, Элери?
      – Кого взяли на мое место? – полюбопытствовала она, принявшись за салат с козьим сыром, который выбрала для начала.
      – Мне прислали временную замену, пока я не найду кого-нибудь вашего уровня, – уклончиво ответил Джеймс и переменил тему разговора, спросив, видела ли она пьесу, которая шла в местном театре.
      – Нет, – призналась она. – Ноги так устают к вечеру, что приходится валяться с книгой или смотреть телевизор.
      Джеймс отложил вилку и в упор посмотрел на нее в свойственной ему испытующей манере, к которой она успела привыкнуть.
      – И никаких поездок в Лондон?
      – Никаких. – Она спокойно встретила его взгляд.
      – Значит, ваши отношения с Мейнардом – в прошлом?
      Элери сверкнула глазами.
      – Да, хотя я не стала, бы называть то, что было между нами, отношениями. Нас познакомила моя подруга Вики, та, которая все еще работает в «Реншо». Я довольно часто провожу у нее в Лондоне выходные, и это она представила меня Тоби. Время от времени мы ходили в кино или клуб. Но я всегда ночевала у Вики, – зачем-то добавила Элери, проклиная себя за то, что выбалтывает нечто личное.
      Глаза Джеймса на мгновение удивленно сощурились, но он тут же ловко переменил тему разговора, и Элери засомневалась, намерен ли Кинкейд вообще объяснить ей причину, по которой хотел ее, видеть. После обеда они пили кофе, сидя в тихом уголке бара, когда он повернулся к ней с печальной улыбкой на лице.
      – Вы очень терпеливы, Элери.
      – Пожалуй, – согласилась она. Джеймс решительно тряхнул головой.
      – Ну ладно. Не буду ходить вокруг да около. Мне дали временного помощника. Миссис Уиллис – весьма достойная дама без пяти минут на пенсии. Она выполняет свои обязанности с таким видом, будто делает всем нам величайшее одолжение, и ни на секунду не позволяет забыть об этом.
      – Вот как? – Элери бросила на Джеймса осторожный взгляд. – А вы кого-нибудь подыскиваете?
      Он покачал головой:
      – Нет.
      Элери пристально всматривалась в светлые глаза, которые спокойно встретили ее испытующий взгляд, не давая проникнуть в его мысли.
      – Почему же? – наконец спросила она.
      – Потому, что я твердо решил убедить вас вернуться в «Нортволд», – сообщил он.
      – Это исключено, – тихо сказала она и твердой рукой наполнила их чашки.
      – Вас даже не удивила моя просьба.
      – А по какой другой причине вы могли пригласить меня обедать?
      Он насупился.
      – Ну, по той же, по которой вас приглашают другие мужчины, – ради вашего общества, я полагаю.
      Сердце Элери пропустило удар.
      – Но в нашем случае все иначе.
      – Не совсем. За последние двенадцать месяцев вы стали занимать значительное место в моей жизни, Элери, и мне чертовски вас не хватает. Дело не только в том, что вы прекрасный работник. До появления миссис Уиллис, которая не расстается с двойкой цвета морской волны и бесформенной юбкой того же оттенка, я даже не сознавал, какой у вас безупречный вкус.
      – Благодарю вас, – сказала она, с удивлением открывая для себя, что, оказывается, Джеймс замечал, как она выглядит. – Морская волна определенно не мой цвет.
      – Я так и думал. – Джеймс подверг ее обстоятельному осмотру. – Сегодня вы просто ослепительны… Похожи на экзотическую итальянку – наверное, из-за распущенных волос.
      Сердце ее учащенно забилось. Элери изумленно уставилась на Джеймса. Чтобы хоть как-то скрыть свое смятение, она засмеялась и отпила кофе.
      – Вас ввел в заблуждение цвет моих глаз и волос. Вообще-то я пошла в своих предков из Уэльса. Мой отец – блондин.
      – Он из Северной Италии? Она кивнула.
      – Из Венеции.
      Джеймс сложил руки на груди, не сводя глаз с ее лица.
      – Элери, вы отказываетесь вернуться, потому что не хотите или вам не позволяет ваша гордость?
      В отличие от сердца с памятью Элери все было в порядке. Ее глаза холодно блеснули.
      – Я оказалась под подозрением, если вы помните. Как можно рассчитывать, что я вернусь при этих обстоятельствах?
      – Никто, кроме меня и моего зятя, не знает, что вы имеете какое-то отношение к Тоби Мейнарду. – Он отвел глаза. – Сэм сказал, что Мейнард получил информацию от кого-то в «Мерлин-Эйлсе». Вы полностью оправданы.
      – Мне нужно доверие, а не оправдание, – резко возразила она.
      – Но я доверяю вам. Я говорил вам об этом в тот день, когда вы ушли от меня. – Джеймс помолчал, хитро улыбнувшись. – Я никому, кроме Брюса Гордона, не сказал, что вы уволились. Все остальные служащие думают, что вы взяли что-то вроде отпуска из-за того, что семья в вас нуждается.
      – Она нуждается во мне постоянно, – ровным голосом проговорила Элери. – Так что, если бы даже хотела, я не могу.
      – Но вы хотели бы, – быстро сказал Джеймс.
      – Да, хотела бы, – призналась она. – Мне нравилась моя работа. Но мне слишком дорога моя семья, чтобы я опять все бросила и оставила ее в состоянии неопределенности. – Тем более она не собиралась нестись во весь опор в Нортволд только потому, что Джеймс Кинкейд свистнул и поманил ее пальцем. Как бы ей этого ни хотелось. Элери встала. – Думаю, мне пора домой. Завтра тяжелый день.
      Джеймс сделал знак официанту.
      – Я вас подвезу.
      – В этом нет никакой необходимости, к тому же вам не по пути.
      – Вообще-то я буквально проезжаю мимо вашей двери. – Он помог Элери надеть теплый шерстяной жакет золотистого цвета. – Придется бегом: опять пошел снег. – Они вышли на улицу в белоснежную, вьюжную ночь. Он потащил ее к своему «лендроверу-дискавери» и впихнул внутрь.
      К тому времени, когда они добрались до города, начался настоящий снегопад, и Элери попросила Джеймса высадить ее в начале тупика.
      – Дом в двух шагах, поэтому не надо подъезжать ближе, иначе вы не сможете развернуться, – пояснила она, и Джеймс выключил зажигание.
      – Я не собираюсь сдаваться, Элери. Если передумаете, вы знаете, где меня найти.
      Не поднимая глаз, Элери возилась с ремнем безопасности.
      – Сомневаюсь, что это случится. Но спасибо за обед. Боюсь, вы впустую потратили вечер.
      – Как можно считать время, проведенное с вами, потерянным, Элери?
      – Вы очень любезны, – вежливо сказала она. – Просто мне жаль, что я вас разочаровала.
      – Мне тоже. – Джеймс вылез из машины, обошел вокруг, чтобы помочь ей выбраться, и затем, немало ее удивив, сжал ее руки в своих ладонях. – До свидания, Элери, но я с вами не прощаюсь.

      На следующий день, собравшись на ленч, вся семья Конти буквально сгорала от любопытства. Кэтрин особенно интересовано, что в действительности подвигло Джеймса Кинкейда пригласить ее дочь на обед.
      – Если бы речь шла о любом другом мужчине, cariad, причина была бы очевидна, но, учитывая все обстоятельства, ты должна согласиться, что это выглядит странно.
      – Может, она ему нравится, – предположил Нико, с аппетитом поглощая жареного барашка. – Что это за гарнир, ма? Какой-то необычный.
      – Это морская водоросль, – ответила она и улыбнулась своему озадаченному супругу: – Недавно появилась на рынке, Марио. Ее привозят из Сванси.
      – Водоросль? – спросил тот с профессиональным интересом. – Какой-нибудь уэльский рецепт, да?
      – Моя мама так ее готовит, – кивнула Кэтрин. – Я совсем забыла этот рецепт, но недавно прочитала его в журнале. Водоросль нужно смешать с луком и черствым хлебом и добавить немного апельсинового сока. Тебе нравится?
      – Великолепно, – с чувством проговорил Марио. – Думаю, получится неплохая добавка к нашему меню в ресторане.
      Как всегда в этот час по воскресеньям, они сидели в столовой вокруг овального стола. Для Кэтрин это была единственная возможность собрать всю семью. Обычно приходила и Клаудия со своим мужем Полом, но сегодня из-за плохой погоды Конти остались вчетвером, и разговор вертелся вокруг вечера, проведенного Элери в обществе Джеймса Кинкейда.
      – Если вам необходимо это знать, – сказала Элери, смирившись, – мистер Кинкейд пригласил меня пообедать, чтобы убедить вернуться на работу в «Нортволд». И тоскует он по моим талантам секретаря, а совсем не по мне.
      Пораженный отец бросил на нее испытующий взгляд.
      – И что же ты ответила, саrа?
      – Отказалась, разумеется. – Элери встала, чтобы собрать тарелки. – Я принесу пудинг.
      Мать проводила Элери взглядом.
      – Однако тебе хотелось согласиться, милая, верно?
      Элери кивнула:
      – Да. Но не беспокойтесь, я вас не подведу. Может быть, я поступаю назло самой себе – как говорится, готова нос укоротить, лишь бы лицу досадить, – но я не намерена нестись в Нортволд со всех ног, стоит меня только поманить. У меня тоже есть гордость, мама.
      – Да, но ведь на самом деле тебя никто не увольнял.
      – Это так, но моя порядочность оказалась под вопросом. – Элери достала из холодильника миску с забалиони. – Впрочем, как выразился Джеймс, я полностью оправдана.
      – Джеймс? Так вы теперь обращаетесь друг к другу по имени?
      – Это не моя идея. – Элери приторно улыбнулась матери. – Может, подать яблочный пирог? Сомневаюсь, что одного забалиони Нико будет достаточно.
      Вечером, когда свадебный ужин был сервирован, Элери удалось удрать из ресторана, чтобы побыть дома одной. Какое-то время она мечтала последовать за Вики в Лондон, как того хотела подруга, и до встречи с Джеймсом Кинкейдом рассматривала работу в Нортволде как первый шаг к головокружительной карьере в столице. Появление Джеймса оттеснило ее амбиции на задний план, а теперь их осуществление казалось еще более призрачным, чем раньше, учитывая ее участие в семейном бизнесе, которое грозило затянуться на необозримое будущее.
      На следующей неделе Элери, к собственному неудовольствию, поймала себя на том, что с тайной надеждой смотрит на каждого высокого, темноволосого мужчину, входящего в кафе.
      Одной из обязанностей, которые взвалила на себя Элери, была доставка еды на дом клиентам, желавшим пообедать по первому разряду, не лишаясь домашнего уюта. Поначалу отец возражал, считая, что лучше возложить эту обязанность на Луиджи, который водил небольшой фургон и при необходимости мог накрыть на стол. Однако Луиджи поскользнулся на тротуаре во время гололеда и сломал лодыжку, в результате чего Элери получила разрешение временно его заменить.
      – На что только не пойдешь, чтобы нарушить привычную рутину, – прокомментировала мать, помогая Элери загрузить фургон в первый раз. – А я-то думала, что ты будешь рада побыть вечером дома после целого дня на ногах.
      – Это вносит разнообразие, – бодро отозвалась Элери. – Надо будет накрыть на стол?
      – Ни в коем случае, – твердо заявила Кэтрин. – Я еще могу пойти на то, чтобы ты занималась доставкой, но не допущу, чтобы моя дочь прислуживала за столом.
      – Я целый день занимаюсь этим в кафе, – резонно заметила Элери.
      – Это совсем другое дело, – вопреки всякой логике заявила мать.
      Элери с удовольствием занималась доставкой. Несмотря на высокие цены, никто из клиентов не жаловался, потому что блюда были отлично приготовлены и их можно было сразу подавать на стол, разве что немного разогрев.
      Этим вечером поступил заказ на обед для двоих, который требовалось доставить по указанному адресу в Честер-Гарденс.
      – Блюда совсем простые, сага, – заверил ее отец. – Но ингредиенты для салата лучше привезти отдельно, а смешать их уже на месте. Основное блюдо – макароны с мясным соусом, поэтому просто поставь его в духовку на медленный огонь, пока будешь делать салат, а потом сразу приезжай домой. Deo volente, чтобы Луиджи поскорее поправился и взял это дело на себя.
      – Но мне нравится заниматься этим, па, – возразила Элери.
      – Знаю. – Он потрепал ее по щеке и поцеловал. – Все оттого, что тебе скучно, правда?
      Усмехнувшись, она поставила контейнеры в машину и села за руль, не считая нужным спорить с тем, что было чистой правдой. Она действительно скучала и подумывала о том, что пора отпроситься на субботу и провести выходные в Лондоне.
      При необходимости пользоваться лифтом доставка значительно усложнялась, но на этот раз Элери с облегчением отметила, что нужная ей квартира находится в бельэтаже красивого особняка в регентском стиле. Она позвонила, и после короткого ожидания панельная дверь распахнулась и высокая, хорошо знакомая фигура предстала перед ней.
      При виде Элери Джеймс Кинкейд застыл на пороге.
      – Элери?
      – Кто там? – раздался голос из глубины квартиры.
      – Обед, который ты заказывала, – отозвался он, со смущенным видом принимая из рук Элери один из контейнеров. – Кухня там. – Джеймс поспешно провел оторопевшую Элери по коридору в просторную кухню, выражая всем своим видом такое смущение, что Элери даже развеселилась, забыв о собственном замешательстве. – Примите мои извинения, – запинаясь, пробормотал он. – Поверьте, мне и в голову не пришло.
      – Мне тоже. Я поставлю еду в духовку, если не возражаете, – сказала она нарочито деловым тоном. – Или предпочитаете микроволновку? Боюсь, мне придется заняться салатом, но это не займет много времени.
      – Пожалуйста, не беспокойтесь… Уверен, мы сами справимся, – отрывисто бросил Джеймс. Он подошел к духовке и включил ее. – Думаю, лучше воспользоваться этим. Какая нужна температура?
      – Средняя. Но не передержите. Вы не дадите мне большую миску?
      Джеймс порылся в шкафу, протянул ей миску и остался маячить у нее за спиной, растерянно наблюдая, как Элери режет сыр и помидоры привезенным с собой ножом. Разложив все кругами и окропив оливковым маслом, она щедрой рукой бросила сверху свежие листья базилика.
      – Готово, – сказала она, ослепительно улыбнувшись. – Не могли бы вы поставить это в холодильник? Мясо порежьте прямо перед едой. – Она развернула сочный кусок телятины, запеченной с луком и розмарином, и сунула в духовку блюдо с макаронами.
      – Элери… – начал Джеймс.
      – Прошу вас, – поспешно перебила его она, – позвольте мне уйти как можно скорее. – Она прикусила губу, залившись краской. – Впрочем, сначала вам придется расплатиться.
      Джеймс извлек из кармана бумажник и вручил ей значительную сумму, полагавшуюся за этот ужин. Элери взяла деньги и отсчитала сдачу, проделав все это в гнетущем молчании.
      – Обычно этим занимается один из наших служащих, – сообщила она, избегая его взгляда, – но он сломал ногу. Хочу предупредить вас на будущее, если у вас вдруг возникнет желание что-нибудь заказать, что вообще-то принято давать Луиджи чаевые.
      – Помилосердствуйте, Элери, я думал, что вы съездите меня по уху, если я предложу вам чаевые! – Джеймс иронически улыбнулся. – Знаю, что это прозвучит глупо и совершенно неуместно, но благодарю вас.
      – Не за что, – сухо бросила Элери. – Очаровательная кухня, – непринужденно добавила она – и оцепенела, когда дверь внезапно отворилась и вошла высокая, стройная блондинка, одетая в платье, которым Элери восхищалась в иллюстрированном журнале.
      – Обед? Великолепно. Ну, разве не умно я поступила, Джеймс, когда сообразила, что его можно заказать? – Она лучезарно улыбнулась Элери и заговорила нестерпимо громко и отчетливо: – Большое вам спасибо. Вы говорите по-английски?
      Какой-то демон вдруг овладел Элери.
      – Мало, signorina, – сказала она, стараясь не смотреть на пораженного Джеймса. – Я приготовить insalata, а макароны греться духовка.
      – Замечательно. Ты заплатил ей, Джеймс?
      – Да, – сказал тот, пригвоздив Элери к месту холодным, яростным взглядом. – Но я забыл о чаевых. – Он протянул пятифунтовую банкноту. – Пожалуйста, синьорина Конти, извините за беспокойство.
      Так мне и надо, подумала Элери. После некоторого колебания она, кокетливо улыбнувшись, взяла деньги и направилась к двери, покачивая бедрами.
      – Тысяча grazi, синьор Кинкейд. Так мило.
      Он почти вытолкнул ее из кухни и, закрыв за собой дверь, потащил по коридору.
      – Что за дьявол в вас вселился? – злобно прорычал он.
      – Простите, – виновато прошептала она, – рецидив школьного юмора. – А в том, что от одного взгляда на Камиллу Теннент она просто помешалась от ревности, Элери не собиралась признаваться Джеймсу. Она быстро выскользнула наружу, едва он открыл дверь, и послала через плечо лукавую улыбку. – Приятного аппетита.
      Элери ничуть не удивилась, когда на следующее утро знакомая фигура появилась в кафе. Джеймс сел за десятый столик в дальнем углу у окна, но Элери продолжала говорить по телефону с поставщиком мороженого, пока не убедилась, что Джеймсу принесли кофе.
      – Там один джентльмен хочет с тобой поговорить, если у тебя найдется время, – сообщила Луиза, широко улыбаясь. – Почему бы тебе не прерваться прямо сейчас? Мы справимся.
      Элери налила себе кофе и, прихватив с собой чашку, направилась к Джеймсу. Он привстал, когда она садилась за его столик.
      – Вижу, вы пристрастились к нашему кофе, – заметила она.
      – Он действительно очень хорош, – согласился Джеймс, – но меня привела сюда другая причина.
      – Догадываюсь. – Элери улыбнулась с покаянным видом. – Послушайте, я сожалею о вчерашнем. Дурацкая выходка.
      – Вообще-то было очень весело. – Джеймс плутовато улыбнулся. – Видимо, это естественная реакция на манеру Камиллы общаться с иностранцами.
      – Отчасти. – Элери скорчила гримасу. – Вообще-то она меня немного шокировала.
      – Я специально пришел, чтобы объяснить вам, что это была не моя идея. Хотя, признаться, никак не ожидал, что вы явитесь собственной персоной, даже если бы знал, какой ресторан выбрала Камилла.
      – Отец разрешил мне исполнять работу Луиджи, потому что мне стало… – Она замолчала, прикусив губу.
      – Скучно? – подсказал Джеймс.
      – Пожалуй, – нехотя призналась Элери.
      – Отлично, – заявил он, к ее удивлению. – Есть очень простое решение. Возвращайтесь в «Нортволд». – Он поднял руку. – Выслушайте меня. Конечно, в прошлый раз вы категорически мне отказали, но я так и не понял, почему. Вы и вправду не хотите работать со мной или просто боитесь подвести своих родных? – Джеймс взглянул ей прямо в глаза. – Или, может, ваша гордость уязвлена настолько, что вы и думать не желаете о «Нортволде»?
      – Две причины из трех, – небрежно проговорила Элери, окинув взглядом быстро заполняющееся кафе. – Послушайте, мне надо идти.
      – А вы обещаете подумать об этом?
      – Не вижу смысла.
      – Позвольте пригласить вас на ленч завтра… – начал он, но она покачала головой.
      – Боюсь, что воскресный ленч – священная традиция в нашем доме. К тому же, – добавила она, – это ничего не изменит. До свиданья. – Элери наградила его дружеской улыбкой и занялась заказами, не дожидаясь, когда Джеймс покинет кафе.
      Наконец, пожелав Джанни и Луизе спокойной ночи, она выполнила ежевечерний ритуал проверки, все ли готово для следующего рабочего дня, который, подумала она с облегченным вздохом, наступит только в понедельник. Элери уже запирала дверь, когда зазвонил телефон, висевший на стене возле кассы.
      – Могу я поговорить с мисс Конти? – раздался в трубке знакомый голос.
      – Я вас слушаю.
      – Элери, это Джеймс. Я пригласил на завтра на импровизированную вечеринку общих знакомых из «Нортволда»: Брюса с женой и еще кое-кого. Так как у них не было возможности попрощаться с вами по-настоящему, я решил, что неплохо бы вам присоединиться к нам ненадолго.
      Элери уже было открыла рот, чтобы отказаться, но вовремя остановилась. Если она пойдет на вечеринку, задуманную как некий вариант прощания с ней, тогда Джеймсу придется смириться с мыслью, что она не вернется в фирму.
      – Элери, вы меня слышите?
      – Вечеринка состоится у вас дома?
      – Да, вы знаете адрес. Так вы придете? Перспектива встретиться с Камиллой Теннент в качестве гостеприимной хозяйки казалась малоприятной, но, с другой стороны, у Элери не было никаких планов на завтрашний вечер, кроме как сидеть с книгой, или смотреть телевизор, или, совсем уж отчаявшись, помогать в траттории, чтобы убить время.
      – Почему бы и нет? – внезапно решилась она. – С удовольствием встречусь со старыми знакомыми.
      – Около семи, хорошо? Я буду ждать с нетерпением, – поспешно добавил Джеймс.
      – Я тоже. – Элери повесила трубку и прислонилась к стойке, задумчиво глядя из темного кафе на залитую светом церковь.

      На следующий вечер, прибыв в Честер-Гарденс в семь пятнадцать, Элери выбралась из машины и нахмурилась в недоумении. Возле дома стоял лишь «дискавери» Джеймса. Неужели она приехала первая? Элери поплотнее запахнула пальто, защищаясь от пронизывающего ветра, и позвонила. Выждав некоторое время, позвонила снова, охваченная внезапными сомнениями. Может быть, она перепутала день? Элери уже собралась уходить, когда дверь, наконец, отворилась, и она с ужасом уставилась в воспаленные глаза смертельно бледного Джеймса, который дрожал и кутался в халат.
      – Элери? – изумленно прохрипел он. – Вам не передали, что я звонил?
      – Джеймс! Вы ужасно выглядите. – Она с сочувствием смотрела на него. – Вы звонили?
      Он жестом пригласил ее войти и закрыл за ней дверь.
      – Сегодня утром я проснулся с температурой. Вот и пришлось всех обзвонить и предупредить, что вечеринка отменяется. Кажется, я подхватил грипп или что-то в этом роде.
      Нет ничего хуже, подумала Элери, чем явиться, разрядившись в пух и прах, на вечеринку, которую отменили.
      – Вам надо лечь, – решительно сказала она. – Жаль, что так получилось. Кто взял трубку, когда вы позвонили?
      – Какой-то юноша.
      – Это Нико, я его убью! – Элери бросила на Джеймса испытующий взгляд. – Вы что-нибудь принимали?
      Он отрицательно покачал головой.
      – Ничего подходящего не нашлось.
      Элери вздохнула.
      – Джеймс, где здесь у вас спальня?
      – Внизу, – сказал он, трясясь от озноба. – И лучше мне туда вернуться. Извините, Элери.
      После минутного колебания она схватила его за локоть.
      – Идемте. Думаю, мне стоит проследить, что бы вы благополучно добрались до кровати.
      К ее удивлению, Джеймс ограничился лишь слабым протестом, когда она препроводила его вниз по лестнице и, усадив в огромное плюшевое кресло, занялась постелью.
      – Где у вас тут белье? Ваша постель похожа на крысиную нору, – терпеливо сказала она в ответ на его недоуменный взгляд. – Поэтому объясните мне, где взять простыни, и, пока я перестелю постель, примите душ. Вам станет лучше.
      – Я не могу вам это позволить! – хрипло запротестовал Джеймс.
      – Никто не просит у вас «позволения», – непреклонно заявила Элери. – Идите. И не спорьте.
      В его глазах мелькнули искорки веселья.
      – Мегера! – Закашлявшись, он махнул в сторону двери. – В шкафу в холле.
      Элери не отходила от него ни на шаг, пока он выбирался из кресла и, нетвердо ступая, плелся до двери в углу.
      Да, сегодняшний вечер представлялся ей несколько иначе, хмуро думала она, перестилая кровать. Собрав грязное белье, она вынесла его в холл, решив заняться им позже, а когда вернулась в комнату Джеймса, то увидела, что он весь дрожит, прислонившись к двери ванной.
      – Что-то я мерзну. Наверное, лучше мне надеть пижаму, – прохрипел он, стуча зубами.
      – Где они у вас?
      – В комоде. – Он попытался улыбнуться, и Элери подумала, не вызвать ли врача. Она принесла пижаму и велела ему лечь в постель.
      – Вы сегодня хоть что-нибудь ели?
      Джеймс отрицательно замотал головой.
      – Я не голоден.
      Элери поднялась наверх в кухню и обнаружила, что Джеймс, в отличие от Тоби, имел привычку готовить сам. В холодильнике нашлось достаточно припасов, а пошарив по шкафам, она нашла банку консервированного супа и, вылив содержимое в большую керамическую миску, поставила ее в микроволновку.
      Затем вскипятила чай, щедрой рукой плеснула в суп шерри, отыскала здоровенную бутыль минеральной воды и, взгромоздив все это на поднос, отнесла вниз.
      Джеймс полулежал в кровати, бледный, с запавшими глазами, и, судя по всему, чувствовал себя прескверно.
      – Элери, – проскрипел он с растерянным видом, – напрасно вы это делаете. Какая досада, что я до вас не дозвонился!
      – Может, это и к лучшему. По крайней мере, я могу хоть немного облегчить вашу участь. – Она подложила ему под спину несколько подушек. – Вот так, садитесь повыше и принимайтесь за суп. Температура отбивает аппетит, но вам необходима жидкость. Не дадите мне ключ от входной двери? Хочу выскочить на улицу, чтобы купить вам лекарства.
      Джеймс посмотрел на нее непонимающим взглядом.
      – Лекарства? – Он резко вдохнул и закашлялся, так что Элери едва успела выхватить у него поднос.
      – Лучше оставить его на столе, – сказала она, когда приступ кашля прошел. – Я не нашла салфетки и поэтому принесла из кухни бумажные полотенца. Да, и не забудьте выпить чай.
      – Господи, а вы, оказывается, любите командовать, – просипел он. – Ключи на туалетном столике.
      – Я вернусь минут через пятнадцать.
      Джеймс посмотрел на нее так, как будто только что увидел.
      – Шикарное платье, Элери.
      – Боюсь, не совсем уместное в данных обстоятельствах, – сухо бросила она.
      Элери поехала домой, где, к ее облегчению, пока еще никого не было, и собрала все, что могло помочь при гриппе. Прихватила и большую коробку салфеток из собственной спальни. Возвращаясь в Честер-Гарденс, Элери улыбалась про себя. Камилла Теннент просто взбесится, если узнает, что кто-то еще ухаживает за Джеймсом. Правда, трудно представить себе величавую Камиллу за сменой постельного белья или приготовлением бульона.
      Когда Элери влетела в комнату Джеймса, она с испугом обнаружила, что он неестественно прямо сидит на кровати, уставившись в пространство лихорадочно пылающими глазами.
      – Что это вы, черт побери, здесь делаете? – требовательно спросил он изменившимся до неузнаваемости хриплым голосом.
      Элери невозмутимо подошла к кровати.
      – Извините, что оставила вас одного. Я ездила домой за лекарствами.
      – Элери? Брюс у себя? Соберите совещание директоров… – Он закашлялся.
      Она положила ладонь ему на лоб и прикусила губу. Он весь горел. Поправив подушки, Элери заставила Джеймса лечь и укрыла одеялом.
      – Я схожу наверх и принесу вам холодное питье. Постарайтесь лежать спокойно.
      Поспешно выйдя из комнаты, она кинулась наверх к телефону в холле и по номеру «Скорой помощи» оставила для семейного врача Джеймса сообщение, что мистер Кинкейд нуждается в медицинской помощи.
      Когда она вернулась к Джеймсу, он весь дрожал, но к ее величайшему облегчению, на этот раз ее узнал.
      – Я позвонила доктору, – воинственно заявила она. – И без возражений, пожалуйста.
      – Я бы просто не посмел, – прокаркал он, с трудом сглотнув. – Мне хочется пить.
      – Очень хорошо. Выпейте минеральной воды. Попозже я сделаю вам фруктовый напиток. – Она наполнила стакан и протянула ему. – Джеймс, куда мне позвонить, чтобы кто-нибудь пришел и присмотрел за вами?
      Джеймс осушил стакан и затем удрученно покачал головой.
      – Абсолютно некуда. У меня легкая простуда и кашель, вот и все, так что нечего суетиться. Мои родители живут во Франции, а у сестры трое детей, старшему из которых нет и десяти.
      Элери озабоченно нахмурилась, закусив губу.
      – Может, позвонить мисс Теннент?
      – Камилле? – Джеймс, было, засмеялся, но смех тут же перешел в приступ кашля. – Только упомяните при ней о гриппе, и она тут же сбежит, даже не оглянувшись.
      – Но в таком состоянии вам нельзя оставаться одному, – озабоченно проговорила Элери.
      – Ничего со мной не случится, – заверил он ее.
      Нимало не успокоившись, Элери отнесла грязные простыни наверх и сунула в стиральную машину, которую обнаружила в тесной комнатушке рядом с кухней. Затем приготовила лимонный напиток, который собиралась оставить Джеймсу на ночь. Когда она принесла напиток вниз, он дремал, но дышал так прерывисто и тяжело, что ее тревога возросла. Элери пододвинула кресло поближе к кровати и села, постепенно приходя к убеждению, что ей придется остаться здесь на ночь.
      К счастью, наконец, появился врач. Несмотря на молодость и усталость, он внушал доверие.
      – Вы подхватили старый добрый грипп, мистер Кинкейд, отсюда и высокая температура, – бодро объявил он, тщательно обследовав больного. – Но так как у вас завидное здоровье, то жар скоро пойдет на убыль. Я оставлю вашей жене рецепт на антибиотики, чтобы исключить возможность осложнения на легкие.
      Элери проводила его, выслушала по пути подробные инструкции и вернулась к Джеймсу.
      – Вот вам и легкая простуда! – мрачно сказала она. – Вы можете вести себя хорошо хотя бы несколько минут? Мне надо съездить в город за лекарствами, которые вам прописали.
      – Вы так доведете себя Бог знает до чего, – огорченно проговорил Джеймс.
      – Чепуха. Очень хорошо, что я здесь оказалась.
      – Для меня-то точно, дорогая жена!
      Элери улыбнулась.
      – А теперь спите. Я постараюсь вернуться как можно скорее.
      Она съездила в аптеку и, приехав назад, увидела, что Джеймс выходит из ванной. Элери быстро расправила простыни, взбила подушки и укрыла его одеялом, когда он с благодарным видом растянулся на кровати.
      – Пришлось встать, – сказал он с притворным раскаянием. – Есть вещи, которые вы не можете сделать за меня.
      – Верно. – Ничуть не смутившись, она протянула ему первую дозу лекарства и стакан воды. – Но это я могу. Проглотите таблетки и выпейте всю воду до капли, чтобы поберечь свои почки.
      Джеймс бросил на нее обиженный взгляд поверх краешка стакана.
      – В моей спальне красивая женщина, и ей не о чем говорить, кроме как о моих почках! Должно быть, я теряю форму.
      Усмехнувшись, Элери посмотрела на часы.
      – Вы уходите? – встревожился он.
      Она покачала головой.
      – Я просто хотела знать, который час. Уже четверть десятого.
      – Только? А мне казалось, что полночь.
      – В следующий раз надо будет выпить таблетки в час пятнадцать. – Элери приняла решение. – Джеймс, можно воспользоваться вашим телефоном?
      – Вы можете делать все что угодно, – хрипло проговорил он, и его покрасневшие глаза неожиданно сверкнули. – Наверное, я был не в споем уме, когда позволил вам уйти из «Нортволда».
      – Кажется, у вас опять бред, – прозаическим тоном заметила Элери. – Я сейчас вернусь.
      Она поднялась наверх и позвонила домой.
      – Нико? Мама дома?
      – Еще нет.
      – Ладно. Слушай меня внимательно. Передай ей… только не забудь, как ты это уже проделал сегодня, маленькое чудовище.
      Послышалось сдавленное восклицание, за которое Кэтрин охотно надрала бы Нико уши.
      – Извини, Эл. Мистер Кинкейд звонил сегодня утром, но я уже выходил из дома и забыл… – Он застонал. – Ты ужасно злишься, да?
      – Когда я могла долго на тебя злиться? Вот если бы ты попался мне раньше, я бы тебя точно придушила. Запиши этот номер, и пусть мама мне позвонит, как только сможет. Это очень важно, милый.
      Он поклялся, что все передаст в ту же минуту, как мать появится на пороге.
      Когда она вернулась, Джеймс посмотрел на нее с выражением неодобрения.
      – Вам следует пойти домой, – прохрипел он.
      – Еще рано. – Она улыбнулась. – Вообще-то я проголодалась. Если не возражаете, я поднимусь в кухню и сделаю себе бутерброд.
      – Черт, конечно! – виновато воскликнул он. – Как это я не подумал…
      – Вы слишком больны, чтобы думать, – великодушно заявила она. – Как вы себя чувствуете?
      Его губы иронично скривились.
      – Мужская гордость обязывает меня ответить – прекрасно. Но, честно говоря, Элери, я чувствую себя отвратительно.
      Он мог и не говорить. Глубоко посаженные глаза горели лихорадочным огнем, кожа обжигала, когда Элери приложила руку ему ко лбу.
      – Раз лекарства принялись за работу, вам должно стать лучше, – постаралась она его успокоить. – Отдохните. Я быстро перекушу и вернусь. И, пожалуйста, не берите трубку, если позвонит телефон. Я жду звонка от матери.
      Элери съела бутерброд с сыром и сделала себе кофе, когда, наконец, позвонила мать.
      – Элери? Это ты?
      – Да.
      – Чей это номер? Где ты? Нико сказал, что вечеринку собирались отменить…
      – Ее отменили. Джеймс Кинкейд слег с гриппом. Очень тяжелая форма. Я у него. – Элери коротко и ясно обрисовала ситуацию, включая отсутствие близких родственников, которые могли бы помочь. – Я просто не знаю, что делать, мама. Джеймс действительно очень болен, временами даже бредит. Никого не оказалось под рукой, чтобы давать ему лекарства ночью.
      – Совсем никого? – удивилась мать. – У него нет даже девушки?
      – Вообще-то есть. Но она в Лондоне и предпочитает держаться подальше от микробов, как я поняла.
      – А ты под рукой. – Кэтрин вздохнула. – Видимо, все это значит, что ты считаешь своим долгом остаться с ним.
      – Придется, ма. У него жутко высокая температура.
      Наступило минутное молчание.
      – Элери, я знаю, что ты не успокоишься, если бросишь беднягу в таком состоянии. И очень мило с твоей стороны, что ты вначале посоветовалась со мной. В твоем возрасте тебе не надо спрашивать разрешения. Я пришлю Нико с твоими вещами. Он может остаться с тобой на ночь.
      – Что?!
      – Спокойно. Я знаю, что тебе не нужна дуэнья, девочка. Но если у мистера Кинкейда опять начнется бред, возможно, ты будешь рада, что рядом мужчина. – Последовала пауза. – Нико может спать где-нибудь на диване и утром прямо оттуда пойдет в школу.
      Элери понимала, что в словах матери есть смысл.
      – Ну, хорошо. Только, пожалуйста, накорми Нико, прежде чем выпускать его из дома, – взмолилась она.
      – Конечно. И подменю тебя в кафе завтра утром, – добавила мать. – Едва ли ты будешь в силах работать.
      – Об этом я даже не подумала. Спасибо тебе, – пылко поблагодарила ее Элери. – Все случилось так неожиданно… Если бы Нико передал мне сообщение, я даже не узнала бы, что Джеймс болен.
      – Надеюсь, завтра ты сможешь отоспаться в собственной постели… Вряд ли сегодня ночью тебе удастся сомкнуть глаза.
      – Еще раз спасибо, мама. Ты просто ангел.
      Когда чуть позже Джеймс проснулся, он увидел, что Элери, свернувшись калачиком в необъятном кресле, обитом розовым бархатом, читает при свете лампы.
      – Этюд в бархате – по-видимому, кисти Рафаэля. – Он улыбнулся, когда Элери, вздрогнув, взглянула на него. – Я думал, вы уже ушли.
      Она призвала на помощь все свое мужество.
      – Джеймс, я собираюсь остаться здесь на ночь, чтобы быть уверенной, что вы примете лекарства.
      У него был ошарашенный вид.
      – Но я не могу допустить…
      – Не беспокойтесь. Ваша репутация не пострадает. Надеюсь, вы не против, если Нико тоже проведет у вас ночь.
      Джеймс ухмыльнулся.
      – На тот случай, если я забудусь? В данный момент я не представляю опасности для вашей добродетели, Элери… Как бы мне этого ни хотелось, – добавил он, снова закашлявшись. – И, разумеется, я ничего не имею против.
      – Вы уже бредили сегодня, – сообщила она с невозмутимым видом. – И если вдруг впадете в буйство, мне может понадобиться помощь.
      – Я никогда бы вас не обидел! – возмущенно выдохнул он.
      – Верю. Но вы сильнее меня. Если придется затаскивать вас в кровать, мужская сила пригодится. – Элери вскинула голову, услышав звонок в дверь. – Наверное, это Нико.
      Она поднялась наверх и, впустив брата, велела ему поставить велосипед в холле и постараться не поцарапать стены.
      Нико осмотрелся вокруг и присвистнул, выражая свое одобрение.
      – Неплохо! – Его глаза подозрительно сузились. – С тобой все в порядке, Эл? Вид у тебя тот еще.
      – Спальни внизу. Пришлось побегать вверх и вниз. Извини, что так получилось, милый.
      – Я всегда готов вступиться за твою честь! – заверил он ее, ухмыльнувшись.
      Элери засмеялась, покачав головой.
      – Это мама тебе поручила?
      – Нет, папа. Не то чтобы он это сказал, но я понял намек. – В его глазах сверкнуло озорство. – Правда, я могу держаться подальше, если ты не хочешь, чтобы твою честь защищали.
      – Ей ничто не угрожает. Но в любом случае я справлюсь сама! – едко добавила она и взяла у Нико тяжелую сумку. – Надеюсь, мама положила сюда что-нибудь практичное. Для ангела милосердия я слишком разряжена.
      – Она много чего положила, в том числе и мою куртку. – Нико вытянулся и отдал честь. – Я должен сразу же ее повесить, быть полезным и не торчать всю ночь перед телевизором, вот так, – пробубнил он, забавно имитируя уэльскую скороговорку.
      Элери хихикнула и, вытащив аккуратно сложенную куртку, обнаружила под ней белье, джинсы, белую рубашку, желтый свитер, толстые колготки, пару кожаных туфель без каблуков и, на самом дне сумки, банку фирменного уэльского печенья Кэтрин.
      Она сделала знак Нико:
      – Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать. Давай повесим куртку во второй спальне, и затем, думаю, тебе не мешает познакомиться с Джеймсом. Если ночью мне понадобится твоя помощь, лучше ему знать тебя в лицо.
      Джеймс с интересом поднял глаза, когда Элери втолкнула в комнату высокого, красивого юношу.
      – Джеймс, это Нико, – с ноткой гордости объявила она.
      – А, дуэнья, – с хриплым смешком проговорил Джеймс.
      Нико ухмыльнулся.
      – Кто-то же должен присматривать за сестренкой.
      – Вот уж ни к чему, – фыркнула Элери. – Просто мама решила, что мне понадобится помощь, если вы…
      – Стану слишком фамильярным со своей сиделкой, – вкрадчиво подсказал Джеймс, и Нико прыснул.
      – …если у вас опять подскочит температура и начнется бред, – отрубила Элери и махнула рукой Нико. – Тебе лучше уйти, милый, ты же не хочешь заразиться от мистера Кинкейда.
      – Как скажешь. Спокойной ночи, мистер Кинкейд.
      – Просто Джеймс.
      Нико с улыбкой поднял большой палец в знак согласия и затопал вверх по лестнице, чтобы усесться перед телевизором.
      Элери опустилась на стул около кровати.
      – Как самочувствие, Джеймс?
      – Ноют все косточки до единой, голова раскалывается, даже дышать больно, – со страдальческим видом сообщил он. – И меня гложет чувство вины.
      – Но почему?
      – Потому что… не знаю, как ваш впечатляющий братишка, но вы-то обязательно подхватите, что бы там у меня, ни было! – Он закашлялся, и она встала, чтобы налить ему фруктового сока.
      – Теперь уже поздно об этом беспокоиться. Может, вы предпочли бы горячее питье? – спросила она, когда приступ кашля миновал.
      Джеймс с жадностью выпил сок и поставил стакан.
      – Я предпочел бы, чтобы вы отправились домой, и оставили меня в покое, – раздраженно прокаркал он. – Я в состоянии проглотить таблетки без посторонней помощи.
      – Хорошо, – моментально откликнулась она. – Где у вас будильник?
      Джеймс с подозрением посмотрел на нее.
      – Будильник?
      Она кивнула.
      – Я поставлю его на час пятнадцать. Но после того как вы примете лекарство, не забудьте перевести его на пять пятнадцать, а затем на девять пятнадцать – и так далее. Если вспотеете – сразу же замените влажные простыни. Я оставлю белье в кресле перед уходом…
      – Ладно, понял. – Он упал на подушки, признавая свое поражение. – Но все равно я беспокоюсь о вас.
      – Я никогда не болею, – сказала она как можно убедительнее.
      – Я тоже. Но этот вирус свирепствует по всему Нортволду: Брюс целую неделю проболел. – Глаза их встретились. – Хотя по нему я не скучал так, как по вас, Элери. Сердце ухнуло у нее в груди.
      – Мне тоже недоставало моей работы, – невозмутимо проговорила она. – А теперь я должна переодеться во что-нибудь более практичное и уложить спать Нико. Утром ему надо в школу.
      Джеймс улыбнулся.
      – Занятный парнишка… и, должно быть, серьезная опасность для местных девиц.
      – Как ни удивительно, на данном этапе его больше интересует футбол.
      – Элери, – окликнул он ее, когда она встала, собираясь выйти, – я основательно запасся безалкогольными напитками, орехами и картофельными чипсами для моей несостоявшейся вечеринки. Скажите Нико, пусть не стесняется.
      – Ну, тогда он ваш друг навеки!

      Переодевшись в комнате для гостей, Элери обшарила весь дом, прежде чем нашла Нико, который коротал время у телевизора, вольготно расположившись в кабинете Джеймса. На вращающемся кресле возле заваленного бумагами стола валялся раскрытый толстый портфель, а на приставном столике расположились компьютер, принтер и неизбежный факс.
      – Идеальный порядок, ничего не скажешь, – иронически заметил Нико. – Как там твой инвалид?
      – Все переживает, не заражусь ли я от него. Пойду, заварю чай, – добавила она. – Джеймс сказал, что ты можешь взять себе что-нибудь из напитков.
      Нико с энтузиазмом последовал за ней на кухню и вернулся досматривать фильм, вооружившись банкой диетической колы и здоровенной упаковкой картофельных чипсов.
      Приготовив чай, Элери поставила на поднос кружки и тарелку с присланным матерью печеньем и спустилась вниз к Джеймсу, который выразительно выгнул бровь при виде ее одежды.
      – Никогда не видел вас в джинсах. Вам идет.
      – Да уж! – Скорчив пренебрежительную гримасу, она села и налила чай. – Мама прислала немного печенья. Не хотите ли попробовать?
      Джеймс взглянул на тарелку и отрицательно покачал головой.
      – Думаю, не стоит, Элери. Но не выдавайте меня вашей матери, – хрипло добавил он тоном заговорщика.
      – Не волнуйтесь, все останется между нами. Но чай-то вы выпьете? – строго спросила она. – Нельзя обезвоживать организм.
      – Слушаюсь, сестра, – покорно проговорил он. – Чем там занят Нико?
      – Развалился на диване в вашем кабинете, обложившись едой со всех сторон, и приклеился к вестерну. – Взгляд ее упал на книги, лежавшие на прикроватном столике. – Вы читали?
      – Нет. Пытался, но ощущение такое, словно в глазах песок.
      – Давайте я вам почитаю, – предложила она. Джеймс удивленно посмотрел на нее.
      – Неужели вы готовы даже на это?
      – Если хотите.
      Он съехал пониже в постели, морщась от боли во всем теле.
      – Наверное, я не должен соглашаться, Элери, но в данный момент просто не в состоянии спорить.
      – Ночью всегда чувствуешь себя хуже, – успокоила его Элери и взяла наугад одну из книг. – Я начну сначала.
      В юности Элери часто читала вслух маленькому Нико и неплохо преуспела в художественном чтении. С первых же страниц действие романа захватило ее, что придало особую живость ее выразительному грудному голосу. Лежа совершенно неподвижно, Джеймс слушал, не сводя с нее глаз. Густые пряди волос, убранные за уши, отсвечивали эбонитовым блеском в приглушенном свете лампы, отбрасывая тень на ее сосредоточенное лицо.
      Элери чувствовала на себе пристальный взгляд серых глаз Джеймса, но вскоре, увлеченная развитием сюжета, перестала обращать на него внимание. На минуту в дверях возник Нико и помахал рукой, без слов пожелав им спокойной ночи. Джеймс в ответ поднял руку, а Элери, ласково улыбнувшись, продолжила чтение. Поначалу Джеймс беспокойно ерзал, сдерживая рвущийся кашель, но постепенно затих и в полночь уже спал. Элери отложила книгу и, зевнув, устроилась поудобнее в кресле. Убедившись, что ее часы заведены на нужное время, она закрыла глаза и попыталась заснуть.
      Спустя некоторое время, вздрогнув, она открыла глаза, чувствуя, как затекло все тело, и поежилась от холода, хотя в комнате было тепло. Джеймс лежал с пылающим лицом, прерывисто дыша. Взглянув на часы, Элери убедилась, что ему пора принимать таблетки, и мягко дотронулась до сухой, горячей руки.
      – Джеймс, просыпайтесь.
      Глаза его распахнулись, и он уставился бессмысленным взором ей в лицо, приподнявшись на локтях.
      – Кто?.. Что?..
      – Это я, Джеймс, – отрывисто проговорила она, в глубине души расстроенная его пустым, отсутствующим взглядом. – Вам пора принимать лекарство.
      – Мне нужно в ванную, – пробормотал он и, с трудом встав, побрел, спотыкаясь, в ванную. Дверь за ним с грохотом захлопнулась.
      Тотчас же примчался Нико, одетый в черно-белую футбольную майку с эмблемой «Ювентуса» и трусы.
      – Элери, с ним все в порядке?
      – Не знаю, – обеспокоенно ответила она. – Жаль, что пришлось его разбудить, но ему пора принимать антибиотики. Проследи, чтобы с ним ничего не случилось, милый.
      Нико пересек комнату и постучал в дверь.
      – Мистер Кинкейд… Джеймс. С вами все в порядке? – Он бросил неуверенный взгляд на Элери. – Может, я войду?
      – Да, пожалуйста.
      Нико открыл дверь и испуганно вскрикнул. Отодвинув его в сторону, Элери увидела Джеймса, скорчившегося на полу в полубессознательном состоянии.
      – Джеймс, – она легонько потрясла его, – проснитесь.
      Его глаза открылись, и он в замешательстве уставился на два склонившихся над ним взволнованных лица.
      – Что случилось?
      – У вас был обморок, – сказала Элери. – Нико, возьми его под одну руку, а я под другую. – С большим трудом они поставили его на ноги, и Джеймс всей тяжестью повис на них, положив руки им на плечи. – Вам еще нужна ванная, – пропыхтела Элери, – или можно вернуться в постель?
      Джеймс немного подумал над ответом.
      – В постель, пожалуйста.
      Элери всем сердцем была благодарна Нико за помощь, когда они, дотащив Джеймса до кресла, усадили его на время, чтобы привести в порядок простыни. Затем они снова подняли его и препроводили в кровать, окончательно выбившись из сил.
      – Ты не побудешь здесь, Нико, пока я схожу наверх за минеральной водой? – спросила Элери.
      – Оставайся здесь. Я сбегаю, – заявил он и вылетел из комнаты.
      Элери присела на краешек кровати и взяла Джеймса за руку.
      – Как вы себя чувствуете?
      – Мне уже не так жарко, – сказал он. – Извините за все это. Чертовски хорошо, что Нико здесь. Парнишка что надо, верно?
      Элери кивнула, глубоко обеспокоенная лихорадочным жаром его руки, который в сочетании с горячечным блеском запавших глаз казался тревожным симптомом. Она постаралась уверенно улыбнуться, когда появился Нико с большой бутылкой минеральной воды и чистыми стаканами.
      – Я поставил чайник, Эл. Решил, может, ты захочешь выпить чаю.
      – Спасибо, милый. Ты просто чудо.
      Джеймс с виноватым видом посмотрел на мальчика.
      – Извини, дружище. Но тебе не стоит здесь торчать.
      Нико усмехнулся.
      – Я уже переболел гриппом перед Рождеством. Потому-то Элери и стала такой опытной сиделкой. Практиковалась на мне. – Он неожиданно зевнул. – Наверное, мне лучше лечь. Завтра с утра математика! – Картинно поежившись, он вышел из комнаты.
      – Так, – деловито проговорила Элери, – пора принимать лекарства.
      Джеймс послушно проглотил таблетки, но попытался уклониться от полного стакана воды.
      – Тогда мне опять понадобится в ванную. Посмотрите, чем все кончилось в прошлый раз!
      – Неважно. Весь стакан, пожалуйста.
      Он застонал, но подчинился и, тяжело дыша, вернул ей стакан.
      – Вы настоящий тиран!
      – Просто следую указаниям врача, – невозмутимо возразила она. – А теперь вам надо поспать. Я схожу в кухню и заварю себе чай. Не вздумайте вставать. Я скоро.
      Элери воспользовалась короткой передышкой, чтобы посетить гостевую ванную, где она почистила зубы и умылась, стараясь взбодриться. Она налила себе чашку чая, заглянула в комнату для гостей, убедилась, что Нико уже крепко спит, и вернулась к Джеймсу.
      – Может, опять почитаем? – спросила Элери, усевшись в кресло.
      Джеймс покачал головой.
      – Лучше поговорите со мной. Вам холодно, – добавил он обличающим тоном, заметив, что она дрожит.
      – Чай согреет меня.
      – Возьмите одеяла, – распорядился Джеймс, – и заберите часть подушек.
      Элери встала.
      – Не вижу необходимости. Я могу взять их в другой комнате.
      Когда спустя пять минут Элери уютно устроилась в кресле в коконе из одеял, положив под голову подушку, вся ситуация вдруг показалась ей неправдоподобной.
      – Чему вы улыбаетесь? – поинтересовался Джеймс. Элери объяснила, и он фыркнул. – Никогда не думал, что мне так повезет! – Внезапно его лицо приняло серьезное выражение. – Ответьте мне честно, – настойчиво спросил он, – если бы вы могли, то хотели бы вернуться в «Нортволд»?
      – О да, – не колеблясь, ответила она.
      – Но вы не можете подвести свою семью.
      – Не могу. Правда, это не единственная причина. – Она в упор посмотрела на Джеймса. – Подозрения ранят. Больно.
      Он поморщился, глаза сверкнули на бледном лице.
      – И вы мне этого не простите?
      – Совершенно верно.
      – Может, смените гнев на милость, если я встану на колени?
      Элери покачала головой, улыбнувшись против воли.
      – Ничего не выйдет. Тем более что я не могу себе представить вас на коленях. – Неожиданно она непроизвольно зевнула.
      – Вы, наверное, едва живы, – мрачно заметил Джеймс.
      – Нет. Просто устала. Мы оба устали, – твердо сказала Элери. – Постарайтесь заснуть, прошу вас.
      Она выключила лампу и поглубже устроилась в своем гнезде из одеял, сожалея, что не может читать. Сидя без сна в безмолвной темноте, она ясно осознала, насколько опрометчиво поступила, ввязавшись в эту историю. Но не перепоручать же Джеймса заботам неизвестной сиделки!
      Ее семья наверняка считает, что она тронулась умом, добровольно предложив свои услуги человеку, из-за которого ей пришлось уволиться. И их можно понять. Приятно, конечно, сознавать, что Джеймс сожалеет о своем поступке и хочет ее вернуть. Однако более чем неразумно работать с человеком, в которого она так сильно влюблена. Даже если ему и вправду не хватает ее в «Нортволде», его личная жизнь принадлежит мисс Камилле Теннент. И ей, Элери, никуда от этого не деться.
      Элери долго сидела, прислушиваясь к звукам, доносившимся с кровати. Джеймс лежал неподвижно, хриплое дыхание выровнялось. Вдруг он начал метаться, что-то бормотать себе под нос, и, включив свет, она увидела, что одеяла сбились и сползли на пол.
      Выбравшись из кресла, она потихоньку, стараясь не разбудить его, принялась поправлять постель. Простыня была влажной, и на лбу у Джеймса сверкали капельки пота. Видимо, у него опять начинался жар. Внезапно его глаза открылись, отсутствующе уставившись на нее, но в следующую секунду в них вспыхнул огонь.
      Без всякого предупреждения Джеймс притянул ее к себе и, сжав в железных объятьях, легко подавил отчаянные попытки сопротивления, перевернувшись так, что оказался сверху. Ее протесты были заглушены жарким прикосновением умелого рта, недвусмысленно говорившим, что поцелуй является лишь прелюдией к тому, что у него на уме.
      Впрочем, едва ли он в своем уме, напомнила себе Элери, вырываясь изо всех сил. Он явно снова был в бреду. Ее усилия оказались тщетными, потому что Джеймс, казалось, обрел маниакальную силу. Он яростно прижимал ее к кровати, в то время как его рот и язык действовали с такой необузданной настойчивостью, что ее тело сдалось. Все тайные фантазии о Джеймсе вдруг ожили, и, оказавшись в его объятиях, она забыла об осторожности. Кожа Элери горела там, где ее касались умелые, неутомимые пальцы, его язык и руки творили чудо, разжигая в ней пламя, которое, вырвавшись на волю, полыхало, подняв такую бурю чувств, что она беспомощно отдалась ощущениям, превосходящим самые смелые мечты. Задыхаясь, она извивалась под ним, как вдруг Джеймс издал приглушенный довольный звук, не отрывая губ от ее рта. Его дрожащие руки занялись ее поясом, и внезапно Элери опомнилась. С холодной, беспощадной ясностью разум вернулся к ней.
      Сгорая от стыда из-за собственной несдержанности и безрассудства, Элери заставила себя расслабиться на мгновение, затем резко рванулась и, перелетев через край кровати, растянулась на полу. Некоторое время она лежала, дрожа всем телом, все еще находясь в плену бурных эмоций, а когда, наконец, неуклюже поднялась на ноги, то оказалась лицом к лицу с Джеймсом, который, стоя на коленях, смотрел на нее широко раскрытыми от ужаса глазами.
      Одернув свитер, Элери откинула с глаз спутанные волосы и толкнула Джеймса назад на подушки.
      – Элери, я думал, что мне это снится, – пробормотал он, стуча зубами. – У меня нет слов. Черт, мне очень жаль. Я не… обидел вас?
      – Нет. – Она судорожно вздохнула. – Вы меня не узнали.
      Он посмотрел ей в глаза.
      – Я действительно думал, что это сон. Но не сомневался, что это вы.
      Залившись краской, потрясенная Элери бросила взгляд на часы. До следующего приема таблеток еще оставалось уйма времени.
      – Если вы в состоянии добраться до ванной без посторонней помощи, – сказала она ровным тоном, – я перестелю постель. Вы сильно потеете.
      – Вы хотите сказать – как поросенок.
      – Постарайтесь встать.
      Джеймс осторожно поднялся на ноги и заявил, что справится сам.
      – Только не принимайте душ, – приказала она, доставая из комода чистую пижаму. – Просто протритесь насухо полотенцем и переоденьтесь.
      Бросив на нее сумрачный взгляд, Джеймс взял пижаму и направился в ванную. Элери быстро, насколько позволяли дрожащие руки, сняла постельное белье и постелила свежее. Как раз вовремя: появился Джеймс и, дрожа, скользнул под одеяло.
      – Я хотел бы, чтобы мой термостат работал нормально, – раздраженно заметил он. – Меня бросает то в жар, то в холод. Уже пора принимать лекарство?
      – Нет еще. Не волнуйтесь, я вас разбужу, – успокоила она его.
      – А если я снова впаду в бешенство, стукните меня по голове книгой, – распорядился он, когда Элери опять устроилась в своем гнезде из одеял. – Мне чертовски жаль, что я вас испугал.
      – Вообще-то вы меня не испугали. – В этом утверждении была изрядная доля правды. Ее до потери сознания испугало собственное поведение. – Ничего страшного не случилось. Постарайтесь заснуть.
      – А если я опять наброшусь на вас?
      – Я буду наготове. Но этого не случится. Хотите, я вам почитаю?
      Джеймс покачал головой, не сводя с нее пристального взгляда.
      – У вас круги под глазами.
      – У вас тоже. – Она улыбнулась. – Не беспокойтесь. Я устала, но не больна. И я сильная как лошадь. – Элери очень надеялась, что так оно и есть, потому что, если в конечном итоге ей удастся не заразиться, это будет настоящим чудом.
      – Поговорите со мной, – потребовал он, съехав пониже в постели. – Расскажите мне о себе. Вам было трудно, Элери, настолько изменить свою жизнь?
      – Труднее, чем я думала, – призналась она, радуясь менее животрепещущей теме разговора. – Поймите меня правильно: я люблю свою семью. Но кафе не требует от меня такой самоотдачи, как работа в «Нортволде». – Она улыбнулась с покаянным видом. – К тому же я не могу никуда съездить. Теперь мне требуется специальное разрешение, чтобы поехать в Лондон.
      Он нахмурился.
      – Такой образ жизни должен вам казаться чересчур размеренным.
      Элери кивнула.
      – Но я привыкну. По крайней мере, мои родители счастливы. Раньше я все время говорила о том, чтобы найти работу в Лондоне, с чем такому типичному итальянцу, как мой отец, трудно смириться. Он предпочел бы, чтобы я последовала примеру моей сестры Клаудии. Она оставалась дома, пока не вышла замуж.
      Джеймс улыбнулся.
      – Как я понимаю, незавидная участь, с вашей точки зрения.
      – Да. – Она посмотрела на часы. – Отлично. Думаю, вы уже можете принять таблетки.
      Джеймс застонал.
      – Полагаю, это включает галлон воды.
      – Точно. – Элери стояла над ним, пока он не выпил все до последней капли, и затем приказала ему, опять сходить в ванную.
      – Вы не подумывали о том, чтобы вступить в армию? – с горечью осведомился Джеймс, вылезая из постели. – Из вас получится отличный сержант.
      – Не надо быть таким неблагодарным. – Она протянула ему халат. – Вот, накиньте.
      Джеймс бросил на нее свирепый взгляд, но покорно сунул руки в рукава и двинулся к ванной, держась на ногах, как она с облегчением заметила, куда более твердо, чем раньше. Элери быстро привела в порядок постель, аккуратно расправив сбившиеся простыни, и, завернувшись в одеяла, устроилась в кресле, прежде чем Джеймс вернулся и забрался в постель.
      – Не могли подождать и подоткнуть одеяла, – обвиняющим тоном заметил он.
      Элери мило улыбнулась.
      – Поскольку я вам не нянька и тем более не армейский сержант, я решила, что вы в состоянии позаботиться о себе сами. Думаю, вы пошли на поправку.
      – Ничего подобного, – тут же ответил он. – Мне нужно намного больше ласки и заботы.
      – Эта ночь – исключение, Джеймс. Завтра вам придется самому заботиться о себе. – Она рассмеялась при виде его испуганного лица. – Мне надо работать, между прочим.
      – Знаю, – угрюмо проговорил он. – И не со мной в «Нортволде».
      – Нет, – согласилась она, вдруг приуныв. – Спокойной ночи, Джеймс. Попытайтесь поспать. – И чтобы прекратить дальнейшие разговоры, выключила свет.
      К собственному удивлению, она крепко заснула, несмотря на неудобное положение, и проснулась только от звонка своего будильника. В комнате было тихо, когда она встала, чтобы посмотреть на больного. Джеймс спал, укрытый до подбородка одеялом. Он был бледен, лицо осунулось, и темная щетина на лице не способствовала улучшению его внешнего вида, однако, несмотря на темные круги под закрытыми глазами, выглядел он лучше. Когда Элери склонилась над ним, веки Джеймса внезапно поднялись, и глаза вспыхнули при виде ее.
      – Привет, – хрипло сказал он.
      – И вам привет. – Она выпрямилась, заправляя волосы за уши. – Как вы себя чувствуете?
      Джеймс задумался на секунду.
      – Пожалуй, я еще не готов к марафонскому забегу, но по сравнению со вчерашним днем мне намного лучше.
      – Ну и отлично. Вот ваши лекарства. Теперь надо принимать по две таблетки за один раз. И, – добавила она, улыбнувшись, – вместо воды я заварю вам чай.
      – Замечательно! – Он поймал ее руку. – Что бы я делал без вас?
      – Наверное, сами готовили бы себе чай!

      После того как Джеймс принял лекарство и выпил достаточно жидкости, Элери свернула одеяла, в которых спала, и сложила их аккуратной стопкой в ящик у изножья кровати.
      – Вы уже уходите? – тихо спросил Джеймс.
      – Нет. Но нет смысла пытаться снова заснуть в это время. Мне, во всяком случае. Вам же сон пойдет на пользу. – Элери бодро улыбнулась ему. – Я зайду в ванную, потом вытащу из постели Нико и пошарю у вас в холодильнике, чтобы приготовить ему что-нибудь на завтрак. Вас я тоже заставлю поесть.
      Он приложил руку к воображаемому козырьку.
      – Слушаюсь, мэм. Элери… – добавил он, когда она направилась к двери.
      – Да?
      – Спасибо.
      Она улыбнулась и вышла из комнаты, вдруг почувствовав острую потребность скинуть одежду, в которой спала, и хорошенько отмокнуть в горячей воде. После ванны, обмотав полотенцем мокрые волосы, она приоткрыла дверь к Джеймсу и увидела, что он спит.
      Решив, что еще рано будить Нико, Элери пошла на кухню, сделала себе кофе и тост и позавтракала в благословенном уединении. Чуть позже в кухне появился Нико, уже одетый в строгую форму своей школы, и она удостоилась его глубочайшей благодарности, когда поставила перед ним тарелку с яичницей и ветчиной.
      – Как там Джеймс? – спросил мальчик. – Я заглядывал к нему только что, но он спит.
      – Нельзя сказать, что великолепно, но намного лучше. Лекарства делают свое дело. Температура спала.
      – Он больше не сходил с ума ночью?
      – Только один раз. Но я справилась сама. – Элери занялась кофе, чтобы скрыть выступивший румянец.
      – Ты и сегодня собираешься здесь остаться, Эл? Я могу прийти вечером, если нужно, – охотно предложил Нико, набив полный рот.
      – Мне казалось, что у тебя сегодня тренировка по футболу.
      – Да, но я мог бы зайти и после нее.
      Элери рассмеялась.
      – Чтобы лечь попозже, пользуясь моей добротой?
      – Нет, – с оскорбленным видом ответил он. – Просто я думал, что смогу помочь.
      – Ты очень помог, – тепло проговорила она. – Без тебя я ни за что не подняла бы Джеймса с пола.
      – А он ничего, железный парень, – небрежно заявил Нико, допивая кофе. – Мне он понравился.
      – Отлично. В таком случае сходи вниз и посмотри, не проснулся ли он.
      Элери мыла посуду после завтрака, когда вприпрыжку вернулся Нико.
      – Джеймс проснулся, но вид у него совсем не блестящий, Эл.
      – Конечно. Ему просто немного лучше, чем вчера, – согласилась она, нахмурившись, и вытолкала брата в холл. – Поаккуратней, когда будешь вытаскивать велосипед. Ты не замерзнешь в одной куртке?
      – Это мамина роль, а не твоя!
      Ухмыльнувшись, он осторожно выкатил велосипед, потряс в воздухе кулаком в знак прощального салюта и умчался. Элери постояла, глядя ему вслед, затем, глубоко вздохнув, закрыла дверь и пошла вниз узнать у Джеймса, что бы он хотел на завтрак.
      – Не сказал бы, что умираю с голоду, сестра, – осторожно заметил он.
      – Я на это и не рассчитывала. Как насчет ложечки яйца всмятку и тонюсенького тоста?
      Он вздохнул с видом мученика.
      – Ради вас, мисс Конти, я готов на все.
      Она лукаво улыбнулась.
      – В таком случае я могла бы приготовить тушеные почки.
      – Только не почки, – с содроганием произнес он. – И, пожалуйста, никогда впредь не упоминайте о них в моем присутствии. Яйца всмятку как раз то, что надо. И крепкий кофе, ладно? Я изголодался по кофеину.
      Когда спустя некоторое время Элери вернулась с подносом, Джеймс уговорил ее составить ему компанию.
      – У меня есть идея, – сообщил он, приступая к завтраку.
      Элери налила себе кофе и села, вопросительно глядя на него.
      – Вкусно, – сказал он с довольным видом. – Оказывается, я проголодался больше, чем мне казалось.
      – Так что за идея?
      – Знаете, Элери, когда вы говорили о кафе, у вас был довольно затравленный вид. Что, если я встречусь с вашими родителями и расскажу им, как вы нужны мне в «Нортволде», – может, тогда им будет легче расстаться с вами?
      – Может быть.
      Он посмотрел на нее поверх чашки.
      – В любом случае им придется расстаться с вами. Маловероятно, что вы всю жизнь будете работать в кафе или, скажем, «Нортволде». Она озадаченно нахмурилась.
      – Что вы имеете в виду?
      – Элери, вы умная, красивая, деловая и, что совсем уж редко встречается, самоотверженная девушка. Прошлой ночью вы более чем убедительно доказали это, оставшись со мной. – Джеймс улыбнулся. – Какой-нибудь ловкач рано или поздно похитит вас, а, следовательно, вы будете жить в собственном доме.
      Элери кисло улыбнулась.
      – Может быть…
      – А вы бы этого хотели?
      – Да. Особенно в такой квартире, как ваша. В отличие от вас у меня никогда не было собственного угла. Пора принимать таблетки, – сурово добавила Элери.
      Когда ритуал приема лекарства был завершен, Джеймс бросил на нее пристальный взгляд.
      – Вы ничего не сказали по поводу моего предложения вернуться в «Нортволд». Соглашайтесь, Элери. Я ни на минуту не подозревал вас в утечке информации, но в сложившейся ситуации был просто вынужден задать вам этот вопрос. Простите меня. Пожалуйста. И возвращайтесь, хорошо?
      Она с интересом посмотрела на него.
      – Но почему, Джеймс? Наверняка можно найти кого-нибудь на мое место.
      – Мне нужен инициативный человек, который знает изнутри процесс пивоварения. – Он кашлянул и лег на подушки. – Кто-нибудь, на кого можно положиться, когда меня не будет в конторе, и кто смог бы сопровождать меня в поездках, если понадобится помощь. Короче говоря, вы, Элери.
      Перспектива поехать куда-нибудь с Джеймсом Кинкейдом была настолько захватывающей, что у Элери перехватило дыхание. С минуту она молчала, лихорадочно размышляя, наконец, сказала:
      – Я подумаю.
      Джеймс оживился.
      – Так вы поговорите со своими родными?
      – Да, в подходящий момент.
      – Как насчет сегодняшнего вечера? Элери улыбнулась.
      – Неужели дела идут так плохо?
      – Полный хаос, – не задумываясь, ответил он. – А если я слег надолго, то станет еще хуже.
      – Не бойтесь, не надолго, – заверила она его.
      – А если бы вы согласились ухаживать за мной, я бы с радостью навсегда оставил работу, – тут же заявил Джеймс с веселым блеском в глазах. И уже серьезно продолжил: – А вообще-то, Элери, теперь я в состоянии позаботиться о себе. У вас усталый вид. Пора вам отправляться домой.
      – Я собиралась пробыть здесь до ленча. Потом поеду домой, а вечером загляну на часок и накормлю вас обедом, – деловито сообщила она. – Ночью вам уже не придется принимать лекарства, так что вы вполне справитесь сами.
      Он угрюмо кивнул.
      – Знаю. Но я буду скучать по своей сиделке.
      Внезапно Элери охватило раздражение. Очень мило – взывать к ее состраданию и расхваливать ее деловые качества. Но она не возражала бы, если бы Джеймс Кинкейд, хоть раз посмотрел на нее как на женщину, и желательно, чтобы он был в здравом уме, а не в бреду.
      Вечером того же дня Элери обедала со своей семьей.
      – Ты не голодна? – спросила Кэтрин, с беспокойством глядя на ее нетронутую тарелку.
      – Нет.
      Марио озабоченно нахмурился.
      – Ты случайно не заболела?
      – Да нет, просто устала. – Элери перевела утомленный взгляд темных глаз на его лицо. – И к тому же волнуюсь. Мне нужно вам кое-что сказать, и я не знаю, как это лучше сделать.
      – В чем дело, доченька? – взволнованно спросила мать. – Это как-то связано с кафе?
      – Да. – Элери набрала в грудь побольше воздуха. – Только не обижайтесь, но я должна вам это сказать. Я не гожусь для кафе и очень скучаю по той работе, которой занималась в Нортволде. Поэтому, думаю, мне надо пересмотреть свои планы и начать поиски работы в Лондоне.
      Отец заметно напрягся.
      – Ты хочешь сказать, что собираешься уехать из Пеннингтона?
      Она кивнула.
      – Вы знаете, что я вас всех очень люблю. Но в отличие от Вики и большинства моих друзей у меня никогда не было своей квартиры. – У нее вырвался нервный смешок. – Я просто динозавр, ходячий анахронизм.
      – Вот когда выйдешь замуж, тогда и уйдешь из дома! – категорически заявил отец.
      – Па, но это, же средневековье! – с отчаянием воскликнула Элери.
      – Ты даже не помышляла о Лондоне, когда работала в Нортволде, – задумчиво проговорила Кэтрин, вставая, чтобы собрать тарелки.
      – Но я ездила в Лондон на выходные.
      – Ты и сейчас можешь это делать, если заранее нас предупредишь.
      – Я знаю! Но не об этом речь.
      – Оставь пока эту тему, – посоветовала мать. – Мы вернемся к ней позже.
      – Ничего не изменится, – предупредила Элери.
      Кэтрин Конти бросила на дочь предостерегающий взгляд.
      – Я там кое-что приготовила. Можешь отнести это на ужин мистеру Кинкейду, и еще останется, чтобы разогреть утром. Это-то он, надеюсь, способен сделать сам?
      Элери прикусила губу.
      – Спасибо, конечно, что ты о нем подумала. Уверена, он это оценит.
      – Кажется, больше, чем ты, Элери, – строго заметил Марио Конти.
      Она поморщилась. Отец обращался к ней по имени, только когда был ею недоволен.
      – Я вам обоим очень благодарна – всегда. И вам это хорошо известно, – тихо проговорила она. – Оставь, пожалуйста, посуду. Я все сделаю.
      Когда родители ушли в тратторию, Нико обнял Элери и прижал к себе.
      – Не переживай, Эл. Пора отцу шагнуть в двадцатое столетие. Это просто чудо, что ты не отчалила давным-давно. Хотя я буду по тебе скучать.
      Она судорожно стиснула его в объятьях.
      – Спасибо, милый.
      – Я займусь посудой, – сказал он, подтолкнув ее. – Иди. Отвези мамино знаменитое рагу Джеймсу и посмотри, как он там.
      Элери с любопытством взглянула на него.
      – Он и вправду тебе нравится?
      – Как и тебе. – Нико усмехнулся с озорным видом. – И – только не дерись – я думаю, ты ему тоже нравишься.
      – Просто он признателен мне за то, что я осталась и присмотрела за ним, – рассудительно проговорила Элери. – Но я, пожалуй, воспользуюсь твоим любезным предложением. Большое тебе спасибо. Вернусь не слишком поздно, а то, как бы па не примчался на всех парах в Честер-Гарденс и не потребовал от Джеймса сделать из меня честную женщину, если я останусь там еще на одну ночь.
      Войдя в квартиру, Элери немало удивилась, застав Джеймса полностью одетым. В черной водолазке и джинсах он лежал на диване в кабинете.
      – Не вставайте, – приказала она, когда он попытался подняться на ноги. – Почему вы не в постели?
      – У меня был врач. Он сказал, что со мной все в порядке, если не переутомляться, и температура нормальная, – сообщил Джеймс все еще хриплым голосом. – Привет, Элери, – непринужденно добавил он, – рад вас видеть.
      – Привет, Джеймс, – с усмешкой отозвалась она. – Мне очень жаль, но сержант опять здесь. Как вы себя чувствуете?
      – Ну, некоторым частям моего тела полегчало, – осторожно проговорил он. – Но в ногах слабость, и я не могу избавиться от этого осточертевшего кашля.
      – Скоро вам станет лучше.
      – Надеюсь, что так! Я попробовал заняться работой, которую принес домой. Но меня хватило только на несколько минут.
      – И очень хорошо. У вас есть аппетит? Вы что-нибудь ели с тех пор, как я ушла?
      Он посмотрел на нее с виноватым видом.
      – Я выпил изрядное количество апельсинового сока. И, – гордо добавил он, – заварил чай и выпил его с тем восхитительным печеньем, которое испекла ваша мать.
      – Значит, пора обедать, – решительно заявила Элери.
      – А вы не присоединитесь ко мне? – с надеждой спросил он.
      – Нет, я пообедала дома. Моя мама прислала вам рагу.
      – Чрезвычайно любезно с ее стороны, – поразился Джеймс. – А что за рагу?
      – По-уэльски: кусочки молодого барашка, тушенные с луком и всякими другими овощами. Как раз то, что доктор прописал, – питательно и очень вкусно.
      – Не сомневаюсь. – Вид у него был самый мрачный. – Я причиняю вашей семье столько хлопот…
      – Я бы этого не сказала, – улыбнулась Элери. – Хотя мой отец не пришел бы в восторг, проведи я здесь еще одну ночь.
      – В отличие от меня! – Джеймс ухмыльнулся, но затем в его глазах появилось задумчивое выражение. – Как вы миритесь с его опекой? Простите мне ссылку на возраст, но вы уже не подросток, Элери.
      – Далеко не подросток. Через месяц мне будет тридцать, и никуда от этого не денешься. – Она сокрушенно улыбнулась. – Если честно, все не так уж страшно, потому что я пока не встретила человека, из-за которого стоило бы менять образ жизни.
      – Даже ради Мейнарда?
      – Силы небесные, конечно, нет. – Она пренебрежительно пожала плечами. – Нам с Тоби было весело вместе. Но в наших отношениях самым привлекательным, пожалуй, оставался их необязательный характер. Я встречалась с ним только изредка, когда бывала в Лондоне. Моих родителей это не волновало. Они знают, что сильные чувства – не по моей части. С чего вдруг мы заговорили об этом? – оборвала она себя, покачав головой. – Неподходящая тема на голодный желудок. Пойду разогрею рагу…
      Когда она поставила поднос ему на колени, Джеймс признательно улыбнулся.
      – Восхитительный запах, Элери. Вы уверены, что не хотите присоединиться?
      – Нет, спасибо. – Она свернулась в уголке дивана рядом с ним, сжав в ладонях кружку с кофе. – Во время семейного обеда мое намерение дезертировать из кафе оказалось весьма эффективным средством, чтобы отбить всем аппетит.
      – Как они это восприняли?
      – Мой отец – как свинцовое грузило.
      – И что вы собираетесь делать?
      Элери посмотрела на его раздутый портфель и привычное нагромождение бумаг на столе, потом перевела взгляд на компьютер и факс и вдруг почувствовала острое желание вернуться к работе, соответствующей ее образованию.
      – Ваше предложение все еще в силе? – резко спросила она.
      Джеймс очень осторожно опустил ложку.
      – Разумеется.
      – В таком случае я вернусь, если вы меня возьмете, – сказала она.
      – Вы отлично знаете, что возьму!
      – Благодарю вас. – Элери задумалась на минуту. – Мне придется поработать в кафе, пока отец не найдет замену. Но по вечерам, пока вы выздоравливаете, я буду заходить и помогать вам в делах.
      Он окинул ее испытующим взглядом.
      – Могу ли я считать, что прощен за то, что посмел задать вам вопрос по поводу захвата?
      – Не совсем. – Элери натянуто улыбнулась. – Будем считать, что я готова посмотреть на это сквозь пальцы.
      – Как благородно с вашей стороны, – сухо заметил Джеймс, снова взявшись за ложку. – Итак, мисс Конти, в следующий понедельник жду вас в «Нортволде».
      – Мне вдруг пришло в голову, – задумчиво проговорила Элери, – хорошо, что вечеринка не состоялась, если она была задумана как прощальная для меня… – Она замолчала, увидев кислое выражение на лице Джеймса.
      – Вообще-то нет, – сознался он. – Это был еще один способ вас вернуть.
      – Значит, вы хотели заманить меня обманом.
      – Но с лучшими намерениями, – заверил он ее, закашлявшись.
      Элери вскочила, чтобы спасти остатки его обеда, с сочувствием глядя на Джеймса.
      – По-моему, вы должны принять лекарство в девять пятнадцать?
      Джеймс, молча, кивнул. Она протянула ему стакан минеральной воды, он с благодарностью выпил и затем, тяжело дыша, откинулся назад, жалобно глядя на нее.
      – Вам пора бежать?
      – Нет. Если хотите, я могу задержаться. – Элери бросила жадный взгляд на заваленный бумагами стол. – Может, мне начать прямо сейчас?..
      – Даже и не думайте, – отрезал он.
      – Ладно, так и быть. Мне кажется, рагу осталось достаточно, чтобы разогреть на ленч. Купить вам что-нибудь?
      – Завтра должна прийти женщина, которая у меня убирает. Я дам ей список.
      – Хорошо. Тогда я вымою посуду и пойду. – Элери скорчила гримасу. – Мама хочет поговорить со мной, так что лучше не задерживаться. Может быть, у вас все-таки есть пожелания насчет завтрашнего обеда?
      Джеймс поднялся.
      – Оставляю все на ваше усмотрение. Я помогу вам отнести поднос.
      – Ни в коем случае. – Элери подхватила поднос, прежде чем он успел его взять, однако Джеймс последовал за ней на кухню и, усевшись за стол, молча, наблюдал за ней.
      Когда она закончила, Джеймс поднялся, загородив, ей дорогу к двери. Он взял ее за локти и улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.
      – Джордж Ридерс предупреждал меня, что вы – подарок небес, но он не знал о вас и половины.
      Элери застыла, остро ощущая прикосновение его рук через толстый шерстяной свитер.
      – Всегда рада помочь. – Она подняла глаза, на мгновение завороженная выражением откровенного желания в его взгляде, и резко отвернулась, когда он склонился, чтобы поцеловать ее. Его губы задержались на ее щеке, затем он отпустил ее и, плутовато улыбаясь, проводил до двери.
      – Всего лишь в знак моей глубокой признательности.
      Пока Элери ехала домой в машине, ее щека не переставала гореть от его поцелуя. Джеймс в тот момент явно желал ее. С учетом этого обстоятельства, назойливо нашептывал ей внутренний голос, едва ли разумно снова работать с ним.
      Ну и что? – яростно возразила себе Элери. Принцип вести себя разумно превратился почти, что в религию, которую она фанатично исповедовала всю свою взрослую жизнь в наказание за единственное полузабытое грехопадение. Элери отлично знала, что ее считают умной, уравновешенной дочерью Конти. Но иногда соответствовать этой репутации становилось не только трудно, но и смертельно скучно.

      Когда Элери вошла в гостиную, Кэтрин Конти смотрела выпуск новостей по телевизору, уютно расположившись на диване. Она с улыбкой посмотрела на дочь.
      – Привет, cariad. Как там мистер Кинкейд?
      – Ему лучше. Он просил поблагодарить тебя за рагу. – Элери села, настороженно поглядывая на мать. – В ресторане было хлопотно сегодня?
      – Да нет, как обычно по понедельникам. – Кэтрин выключила телевизор. – Они вполне могли обойтись без меня, вот я и решила спокойно попить чаю.
      Затишье перед грозой, подумала Элери и решила сразу же перейти в наступление.
      – Надеюсь, я тебя не очень огорчила?
      – Нет. Я не слепая, Элери, и понимаю, что работа в кафе тебе не по сердцу. – Кэтрин пожала плечами. – Ты готовилась к совершенно другой деятельности. Вполне естественно, что ты хочешь вернуться к тому, чем владеешь в совершенстве.
      – Так ты не возражаешь? – изумилась Элери.
      Мать фыркнула.
      – Конечно, возражаю. Но я в состоянии понять и твою точку зрения.
      – А папа?
      – Твой отец – человек другой культуры и традиций, милая. Но я убедила его, что, пытаясь держать тебя в узде, он может добиться противоположного эффекта.
      – Правда? – Элери с уважением взглянула на мать. – Я делала все возможное, чтобы в кафе дела шли как можно лучше.
      – И у тебя это получилось. – Кэтрин окинула дочь сосредоточенным взглядом. – Ты не могла бы поработать с нами, пока отец не подыщет кого-нибудь взамен?
      – Ну конечно.
      – Не беспокойся, у тебя будет достаточно свободного времени, чтобы заняться поисками другой работы.
      – Мне оно не понадобится. – Элери в упор посмотрела на мать. – Джеймс Кинкейд опять попросил меня вернуться в «Нортволд». И я согласилась. Вижу, ты не удивлена, – добавила она.
      – Не очень. Я ожидала чего-то в этом роде с той самой минуты, как ты приняла его приглашение пообедать. И должна признаться, испытываю большое облегчение. – Кэтрин улыбнулась. – Не сомневаюсь, отец тоже будет рад. Это было очень умно с твоей стороны – пригрозить нам Лондоном. Ты ведь уже тогда решила вернуться в «Нортволд»!
      Элери самодовольно улыбнулась.
      – Мистер Кинкейд был очень убедителен.
      – Интересно, почему?
      Элери пожала плечами.
      – По-видимому, не смог подобрать никого более – подходящего на мое место.
      После того как жена нарисовала перед Марио яркую картину возможной альтернативы, тот смирился с решением дочери. В кафе взяли новую официантку, Джанни с восторгом приступил к исполнению обязанностей менеджера, а Кэтрин позволила своему мужу пребывать в заблуждении, что именно ему принадлежит идея возложить на нее ежедневные заказы продуктов для кафе и ресторана.
      – Моя мама – редкая умница, – доверительно сообщила Элери Джеймсу, когда на следующий вечер выключила компьютер. – Она умудряется заправлять всем домом и рестораном, скрываясь в тени отцовского трона.
      – Как ей это все удавалось сочетать с уходом за детьми? – спросил он с очевидным интересом.
      – У нас часто гостила бабушка, которая живет в Кардиффе, а из Италии приезжали родители отца. – Она отвернулась и принялась приводить в порядок бумаги. – Когда родился Нико, подключились и мы с сестрой. Нико приходит в бешенство, стоит мне упомянуть об этом, но я очень быстро научилась менять пеленки.
      – Я вам верю. – Его опушенные черными ресницами глаза пристально вглядывались в ее склоненное лицо. – Ваше второе имя случайно не Деловитость?
      – Вообще-то Катерина, – сообщила она, скрепляя последнюю стопку бумаг.
      – Вы не представляете, какое я испытываю облегчение от сознания, что вы снова будете со мной в «Нортволде». – Он взял ее за руку. – У меня нет слов, чтобы выразить, как мне вас не хватало.
      С учащенным сердцебиением Элери смотрела на их соединенные ладони, понимая, что надо отнять руку, но ей нравилось, как переплелись их пальцы.
      – Вы просто привыкли ко мне.
      Он повернул к себе ее лицо, и их глаза встретились.
      – Вы хотите сказать, что я воспринимал все как должное.
      Элери даже не пыталась ничего отрицать: его близость так действовала на нее, что она не доверяла собственному голосу. Взгляд Джеймса вдруг остановился на ее бурно вздымавшейся под красной блузкой груди. С приглушенным стоном он притянул Элери в свои объятья и жадно поцеловал, не дав времени опомниться. Она судорожно вздохнула, губы ее приоткрылись от его настойчивых, лихорадочных поцелуев, когда он, опрокинув к себе на колени, сжал ее с такой неистовой силой, что она не могла пошевелиться. Впрочем, она была бы счастлива вечно оставаться в таком положении, пылко возвращая ему поцелуи, но вдруг почувствовала, что его ловкие пальцы принялись, умело расстегивать ее блузку.
      Оттолкнув его, она вскочила и, отвернувшись, попыталась привести себя в порядок дрожащими руками, прислушиваясь, как постепенно успокаивается хриплое дыхание Джеймса.
      – Элери, – наконец резко проговорил он, – посмотрите на меня.
      Она неохотно повернулась. Он настороженно глядел на нее, запустив пальцы в волосы.
      – Что я могу сказать в свое оправдание? Это вышло не нарочно.
      – Забудем об этом, – натянутым тоном сказала она. – Я сама виновата. Мне следовало предоставить вам самому разбираться с вашим гриппом. Видимо, я неправильно себя вела.
      Он крепко схватил ее за руку и, когда она попыталась вырваться, сжал ее еще сильнее.
      – Нет. Вы проявили заботу обо мне, потому что вам свойственны душевное тепло и сочувствие. А я, как последний идиот, воспользовался этим. – Джеймс криво улыбнулся. – Не будьте ко мне слишком суровы, Элери. Похоже, вы даже не осознаете, насколько соблазнительны, – а я всего лишь человек.
      Элери выдернула руку и быстро накинула пальто. Она понимала, что часть вины лежит на ней. Надо было сразу охладить его пыл.
      – Как я уже сказала, – заявила она с непреклонным видом, – давайте забудем об этом.
      – Легко сказать, но трудно сделать. – Джеймс смотрел на нее в упор, решительно сжав губы. – Это значит, что вы передумали и не намерены возвращаться?
      С минуту Элери критически разглядывала его.
      – Нет. Я не настолько мелочна, чтобы отказаться от работы, которая мне нравится, из-за… подобного пустяка.
      Глаза Джеймса сузились. Он глубоко вздохнул.
      – Отлично. Значит, в понедельник приступаете?
      – Да. – И тут внезапно на нее навалилась усталость. – Спокойной ночи.
      – Вы совсем выдохлись, – угрюмо заметил Джеймс. – Элери… – Он помолчал, досадливо пожав плечами. – Что бы я ни сказал сейчас, будет только хуже. Спокойной ночи, Элери. Поосторожней за рулем.
      Нельзя сказать, чтобы Элери рассердили поползновения Джеймса заняться с ней любовью. Она ехала домой, чувствуя себя вполне довольной жизнью, несмотря на легкую головную боль. Дома она приготовила себе и Нико горячие напитки и сказала ему, что хочет лечь пораньше и почитать в постели.
      Нико пристально посмотрел на нее.
      – Что-то ты плохо выглядишь, Эл.
      – Устала. Мне надо отоспаться. И тебе тоже, между прочим. Не сиди долго.
      Наверху Элери проглотила пару таблеток от головной боли, выпила горячее молоко и забралась в постель, чтобы предаться мыслям о поцелуях Джеймса и чувствах, которые он в ней возбуждал. Она хотела, чтобы Джеймс занялся с ней любовью, – настолько, что чуть было не сдалась, – но, не походя, вследствие невольной близости, возникшей между ними за последние дни. Если уж заводить любовника, то с некоторыми романтическими атрибутами: цветами и музыкой, может быть, даже с признаниями в любви за обедом при свечах. Почему бы и нет? Разве умная, деловая и, если верить Джеймсу, желанная женщина не заслуживает этого? Элери заснула с улыбкой. А проснулась ни свет, ни заря, чихая и сморкаясь. И было очевидно, что она не в состоянии обслуживать клиентов.
      – Я так и знал, – негодовал отец. – Ты изнуряешь себя, ухаживая за этим типом Кинкейдом, и вот, пожалуйста – заболеваешь сама.
      – Я простудилась, па, – просипела она. – Половина жителей Пеннингтона больны. И многие из них заходят в кафе.
      – Отправляйся в постель, – приказала мать.
      – Но у меня нет гриппа, – попробовала протестовать Элери.
      – Нет. У тебя обыкновенный, но от этого не менее противный насморк. И если проведешь в постели сегодняшний день, то быстрее поправишься, – решительно заявила Кэтрин. – Я займусь заказами, а потом загляну к тебе. Отец присмотрит сегодня за Джанни.
      Элери с благодарностью подчинилась, наполнила грелку горячей водой, заварила кружку чаю, прихватила с собой переносной телефон и поднялась наверх, чтобы насладиться неожиданно представившейся возможностью понежиться в теплой постели. Ближе к полудню зазвонил телефон.
      – Элери? – раздался голос Джеймса. – В кафе мне сказали, что вы заболели. Конечно же, заразились от меня. Я знал, что так и будет!
      – Я простудилась, – возразила она. – У меня обыкновенный насморк. Не грипп.
      – Вы в постели?
      – Да. Очень уютно устроилась с грелкой, радио и триллером, от которого мороз по коже.
      – Понятно. Наслаждаетесь болезнью?
      – Вот именно.
      Он кашлянул скорее из-за смущения, как показалось ей, чем по причине воспаленных дыхательных путей.
      – Я звоню, чтобы еще раз извиниться за вчерашнее.
      – Не стоит, – с легкостью заявила она. – Я уже все забыла.
      – Вам повезло, – отрывисто бросил он. – И если вы случайно переживали, как я буду питаться сегодня вечером, то сообщаю, что Камилла приезжает из Лондона.
      Элери сердито нахмурилась, пользуясь тем, что ее не видят.
      – Нисколько. Я хочу сказать, не переживала. Но рада, что о вас есть, кому позаботиться.
      – Спасибо, – сказал он отчужденным тоном.
      Вдруг Элери оглушительно чихнула – и воспользовалась этим, чтобы распрощаться с ним. Итак, Камилла опять появляется на сцене. Элери не могла не пожелать, чтобы Джеймс все еще оставался заразным. Она провела несколько приятных минут, представляя себе эту леди в лихорадке, со слипшимися волосами и запавшими глазами, затем строго отчитала себя за недостаток милосердия. Что ей Камилла? Когда в следующий понедельник она окажется за столом напротив Джеймса, оба автоматически вернутся к нормальным, соответствующим их положению отношениям. И сохранят их впредь.
      Элери решила, что хотя бы на один день заслуживает такой роскоши, как безделье в постели, предупредив домочадцев, чтобы они держались от нее подальше. Однако, когда пришло время ленча, Кэтрин нарушила ее уединение, заявив, что дочери необходимо подкрепиться.
      – Простуду надо кормить, а лихорадку – голодом морить, – решительно заявила она, поставив поднос Элери на колени. – Грибной суп. Я добавила немного сыра.
      – Спасибо, – с благодарностью сказала Элери. – Я просто умираю с голоду. Не подходи ко мне слишком близко.
      Кэтрин послушно отошла к двери.
      – Ты не собиралась к мистеру Кинкейду сегодня вечером?
      Элери покачала головой.
      – Нет, мы не увидимся до понедельника.
      – Ну и хорошо. Может, хочешь чего-нибудь еще?
      – Нет, спасибо, все нормально. Больше не поднимайся ко мне. Я подремлю после ленча.
      На следующее утро Элери проснулась без всяких признаков простуды, но была признательна, когда ей приказали остаться дома.
      Джеймс опять позвонил.
      – Как вы себя чувствуете, Элери?
      – Спасибо, лучше. А вы?
      – Почти здоров. Только умираю от скуки.
      От скуки? И это в обществе прекрасной Камиллы?
      – Я позвонил, чтобы убедиться, что вы не придете сегодня вечером.
      – О нет, – заверила она беспечным тоном. – Кстати, в «Нортволде» уже знают, что я выхожу на работу, или мне надо кого-нибудь предупредить?
      – Я попросил Брюса сообщить об этом в отдел кадров. Он был очень рад, между прочим.
      – Очень мило с его стороны. Итак, увидимся в понедельник.
      – А не раньше? – порывисто спросил Джеймс.
      – Нет, Джеймс. Вам только моего насморка не хватает. Пока.
      Элери положила трубку, чрезвычайно довольная собой. Настроение ее еще больше улучшилось, когда перед ленчем ей принесли изысканный букет цветов с коротким выражением благодарности от Джеймса.
      – Боже мой, какие красивые! – воскликнула мать. – Как мило. – Она бросила на дочь внимательный взгляд. – У тебя очень довольный вид, cariad.
      Элери усмехнулась.
      – Не каждый день получаешь цветы.
      – Если насморк пройдет к концу недели, почему бы тебе не поехать к Вики и не провести с ней денек-другой?
      – Не получится. В субботу она собиралась выбраться на солнышко. Не волнуйся, ма. Все будет нормально.
      Кэтрин ласково пригладила волосы дочери.
      – Знаю. Но даже не думай возвращаться в кафе. Отдохни немного перед «Нортволдом».
      Когда в следующий понедельник, приехав в Нортволд, Элери припарковала машину в обычном месте, у нее было такое чувство, будто она и не уезжала отсюда. Как и следовало ожидать, Брюс Гордон и два других директора были у Джеймса, когда она вошла к нему. Четверо мужчин весело приветствовали ее, и Элери, одетая в свой любимый черный костюм, уверенно заняла место за столом с приятным чувством возвращения домой.
      Джеймс немного осунулся, под глазами еще оставались темные круги, но в остальном он выглядел как обычно.
      – Доброе утро, Элери, и добро пожаловать, – бодро проговорил он. – Хорошо выглядите, из чего я могу заключить, что вы полностью поправились.
      – Да, благодарю вас, мистер Кинкейд. – Она любезно улыбнулась. – А как вы себя чувствуете?
      – Ну, пока еще не на все сто, но приближаюсь к ним. Вы сегодня немного опоздали, – укоризненно добавил он.
      – Нет, не опоздала. Просто приехала в то же время, что и остальные.
      Его челюсти сжались.
      – Не хотели оказаться со мной наедине?
      – По-моему, так лучше. – Она вопросительно посмотрела на него. – Начнем работать или вы хотите сначала выпить кофе?
      – Сядьте, пожалуйста, Элери. Прежде чем мы приступим к работе, я хотел бы вам кое-что сказать.
      Она села на свое обычное место. Джеймс положил руки на стол и наклонился вперед, впившись в нее взглядом.
      – Мы проработали с вами двенадцать месяцев…
      – Вообще-то тринадцать.
      – Правильно. За это время у нас сложились разумные производственные отношения. Вы согласны?
      Элери кивнула:
      – Да.
      – Но с тех пор мы лучше узнали друг друга. – Его глаза холодно блеснули. – И ваше поведение красноречиво свидетельствует, что вы считаете, будто я воспользуюсь этим.
      – Ничего подобного, – покраснев, возразила Элери. – Все с точностью до наоборот.
      Джеймс нахмурился.
      – То есть вам кажется, будто это вы держитесь слишком фамильярно? И поэтому я опять мистер Кинкейд, а не Джеймс?
      – Вы исполнительный директор. Я ваш помощник. Необходимо соблюдать формальности, – твердо заявила она.
      – Элери, – сказал он предельно сухо, – из того, что я однажды позволил себе лишнее, не следует, что я намерен поступать подобным образом и впредь.
      Она непроизвольно улыбнулась, и Джеймс одобрительно кивнул.
      – Так-то лучше.
      – Спасибо вам за цветы.
      – Ну, хорошо, – махнул он рукой. – Давайте приступим.
      Короткий обмен мнениями разрядил атмосферу. Элери была довольна, что под определенными событиями подведена черта.
      К концу первой недели, после нескольких неудачных попыток со стороны Джеймса перейти на менее формальные отношения, все пошло так, как ей хотелось. Почему же она не стала от этого счастливее? – раздраженно вопрошала себя Элери.
      Она успела проработать в «Нортволде» три недели, когда отец попросил ее помочь в траттории в субботу вечером.
      – Не обслуживать столики, сага, – достаточно, если ты будешь получать деньги и возьмешь на себя напитки. Луиджи в отпуске, а Дарио заболел. Мы с твоей матерью будем заняты на кухне.
      – Разумеется, я помогу.
      К семи вечера Элери уже стояла за стойкой бара в траттории. На ней были черные трикотажные блузка и юбка, в которых она обедала с Джеймсом, тяжелые золотые серьги, черный бархатный бант сбоку прихватывал волосы. По субботам всегда было многолюдно, и Элери трудилась не покладая рук.
      Поток посетителей достиг пика и начал спадать, когда перед стойкой появилась новая пара. Элери подняла глаза, и улыбка застыла у нее на губах при виде Джеймса Кинкейда со спутницей.
      – Добрый вечер, Элери, – приветствовал ее Джеймс, оживленно блестя глазами. – Я знаю, что уже поздно, но не найдется ли у вас столика на двоих?
      – Добрый вечер, – механически ответила она, озабоченная только тем, как сохранить на лице улыбку. Джеймс пришел с очень хорошенькой рыжеволосой девушкой, которую Элери раньше не встречала. Даже не Камилла, свирепо подумала она, выходя из-за стойки, чтобы проводить их к столику в углу.
      Джеймс представил девушек:
      – Венеция Даусон – Элери Конти. Элери работает моим личным помощником в «Нортволде», – пояснил он своей спутнице.
      – Да что ты! – изумилась та. – И вы работаете еще и здесь?
      – Вообще-то нет. Эта траттория принадлежит моему отцу, – объяснила Элери. – Но сегодня у нас не хватает служащих, и я помогаю.
      – Элери просто пугает меня своими деловыми качествами, – сказал Джеймс своей даме с невозмутимым видом. – Иногда мне кажется, что она метит на мое место в «Нортволде».
      Девушка рассмеялась.
      – А почему бы и нет, Джеймс?
      Действительно, почему бы и нет? – подумала Элери и безмятежно улыбнулась.
      – Если вы скажете мне, что хотите выпить, я попрошу, чтобы вас обслужили.
      – Стакан белого вина, скотч и содовую, – сказал Джеймс и заглянул Элери в глаза. – Выпейте с нами, – тихо проговорил он.
      – Нет, спасибо, я на работе. – Она вернулась за стойку с желанием кого-нибудь убить. Приготовив напитки, передала их одному из официантов и повернулась к клиенту, ожидавшему, когда она освободится. – Извините, что заставила вас ждать, сэр, – сказала она с ослепительной улыбкой.
      До чего же несправедлива судьба, думала Элери, расстраиваясь все больше по мере того, как вечер близился к концу. Джеймс, должно быть, зашел пообедать, увидел ее за стойкой бара и решил продемонстрировать ей свою новую подружку. В Пеннингтоне хватало мест и кроме их траттории, где можно было неплохо поесть, черт бы его побрал!
      Ресторан почти опустел, когда Джеймс и его спутница собрались уходить. Леди отправилась в дамскую комнату, а Джеймс подошел к Элери со счетом и кредитной карточкой.
      – Еда была отменная. Передайте мои комплименты шеф-повару, – улыбаясь, проговорил он, пока она обрабатывала его кредитку.
      – Я скажу отцу. Ему будет приятно. Джеймс пришел в замешательство.
      – Я думал, что он уже отошел от готовки.
      – Да, но двое из наших поваров отсутствуют, поэтому у моих родителей, сегодня запарка.
      Элери улыбнулась, протягивая ему ручку, чтобы он подписал чек. Она перевела взгляд на Венецию, которая появилась за спиной Джеймса. – Спасибо, что посетили нас, – подчеркнуто вежливо проговорила она. – Спокойной ночи.
      – Спокойной ночи, Элери. Увидимся в понедельник.
      Когда ресторан закрылся, Элери пошла домой, а родители остались, чтобы закончить все дела.
      – Ого, – сказал Нико, оторвавшись от журнала. – Было так ужасно?
      – Нет. Я не против иногда помочь.
      – В чем же тогда дело?
      – Джеймс Кинкейд зашел пообедать. Нико осторожно посмотрел на нее.
      – Один?
      – Нет, с какой-то рыжей красоткой. Сейчас же перестань смеяться, иначе я тебя убью!
      Брат поднял руки, продолжая хохотать, но затем успокоился.
      – Да он по тебе сохнет, Эл. Мы, мужчины, разбираемся в таких делах.
      – Вот как? – усмехнулась Элери. – Ладно, пора спать, и тебе, кстати, тоже, Нико Конти.
      Но когда Нико взлетел по лестнице, перескакивая через две ступеньки, Элери приуныла. Появление другой женщины в жизни Джеймса было трудно переварить.
      Если бы она знала, что с Камиллой покончено, то не стала бы так усердствовать, удерживая Джеймса на расстоянии. Да теперь, видно, поздно. Вероятно, таким образом, он хотел отплатить ей за то, что она отказалась заниматься с ним любовью. А ей-то казалось, что Джеймс выше подобной мелочности. Она сама виновата, что вознесла его на пьедестал. У колоссов зачастую глиняные ноги. И Джеймс, похоже, не исключение.

      В следующий понедельник от Элери потребовалась вся ее выдержка, чтобы поздороваться с Джеймсом с бесстрастной учтивостью, которую она усвоила после возвращения в «Нортволд». Даже для понедельника день выдался на редкость тягостный еще и потому, что Джеймс заметил, каких усилий стоит ей любезность, и, похоже, забавлялся этим.
      Из-за множества дел Элери задержалась на работе дольше обычного. Выключив, наконец, компьютер, она подняла глаза и увидела шефа, прислонившегося к косяку двери между их кабинетами.
      – Пора закругляться, Элери.
      – Как раз закончила. – Она встала. – Кстати, можно мне уйти пораньше в пятницу? Я собираюсь уехать на выходные.
      – Разумеется. У вас усталый вид. – Он преградил ей путь. – Что-нибудь не так?
      Элери упрямо уставилась на узел его галстука.
      – Все нормально. – Она подняла руку и демонстративно посмотрела на часы. – Уже поздно. Мне пора домой.
      Недовольно прищурившись, Джеймс посторонился.
      – Конечно. Спокойной ночи, Элери. До завтра.
      Она любезно кивнула и поспешила выйти из кабинета, не дожидаясь дальнейших расспросов. Не признаваться же Джеймсу Кинкейду, что, «что-нибудь не так» – это его огненно-рыжая Венеция. Все так странно, думала Элери по пути домой. Когда Джеймс Кинкейд только появился в «Нортволде», она прекрасно понимала, что такой привлекательный мужчина должен быть связан с какой-нибудь женщиной. Она со смирением отнеслась к той роли, которую играна в его жизни Камилла. Но то, что он заменил Камиллу на более молодую – и куда более сексуальную – Венецию, задело ее за живое. И собственная непоследовательность только усугубляла ее раздражение.
      К тому моменту, когда она приехала домой, Элери заметно успокоилась. Кого она хочет обмануть? Она нравилась Джеймсу, ему не хватало ее в «Нортволде», и как-то вечером он даже нашел ее физически привлекательной. Но и только. Все остальное существовало лишь в ее воображении. Она тяжело вздохнула. Бессмысленно теперь сожалеть об упущенной в тот вечер возможности. И лучше иметь синицу в руке, работая с ним, чем вообще лишиться возможности видеть его.
      На следующее утро Элери окончательно пришла в себя и сумела даже искренне улыбнуться Джеймсу.
      – Вижу, вам лучше, – сразу заметил он.
      – Да. Извините за вчерашнее. Мне было немного не по себе. – Она заняла свое обычное место и выжидающе посмотрела на него через стол, готовая с головой уйти в дела.
      – Куда вы собираетесь в пятницу? – удивил он ее своим вопросом.
      – В Лондон на выходные.
      – Я еду туда в пятницу во второй половине дня. Могу вас подвезти.
      Элери прикусила губу, чувствуя, что краснеет.
      – Мне не хотелось бы причинять вам беспокойство…
      – Никакого беспокойства, Элери. Я подброшу вас, куда вам нужно.
      – Спасибо. Вы очень добры, – ответила она и, чтобы скрыть свою радость, отвела взгляд на кипу бумаг, высившуюся на столе.
      Улыбка Джеймса стала шире.
      – Доброта здесь ни при чем. Просто я ценю вашу компанию…
      В хлопотах по выпуску нового сорта светлого пива незаметно пролетела неделя, и Элери безмятежно ждала ее конца, поддерживаемая мыслями о предстоящей поездке, первой после ее набега на Тоби. В четверг по пути домой она заскочила к парикмахеру.
      – Ты прелестно выглядишь, – похвалила ее мать, когда Элери появилась дома. – У Вики есть какие-нибудь планы на выходные?
      – Не имею представления. Мне все равно, чем мы займемся.
      – Просто хочешь развеяться, – сочувственно – кивнула Кэтрин.
      Утро следующего дня пролетело в напряженной работе, так как Элери хотела успеть до отъезда как можно больше, и вскоре после ленча Джеймс заглянул в приоткрытую дверь.
      – Я спущусь к машине и подожду вас там. Особенно не задерживайтесь.
      Элери навела порядок у себя на столе и пошла в туалет, чтобы снять свой строгий серый костюм и переодеться в черные шерстяные брюки и желтый свитер. Набросив сверху жакет, она поспешила вниз, сопровождаемая дружескими напутствиями коллег. Как ей повезло, подумала Элери, что она работает с людьми, которые, кажется, искренне рады ее возвращению, хотя бы потому, как в шутку говорили они, что это позволило распрощаться с суровой миссис Уиллис и ее костюмами цвета морской волны.
      Несмотря на холод, ярко светило солнце. Джеймс, миновав шлагбаум у ворот, выехал с территории «Нортволда».
      – Вам не холодно, Элери? – спросил он.
      – Ничуть, спасибо.
      – Когда вы думаете вернуться? В воскресенье?
      – Да.
      Они оживленно болтали, пока неспешно катили по холмистым окрестностям Глостершира. Когда машина, наконец, вырулила на скоростное шоссе, Джеймс бросил быстрый взгляд в ее сторону.
      – Какие у вас планы на выходные, Элери? Ночной клуб? Театр?
      – Пока не знаю. – Она неопределенно пожала плечами и улыбнулась. – У Вики всегда что-нибудь есть наготове. Вероятно, сходим в кино. Она любит романтические истории, где можно поплакать вволю. Я предпочитаю триллеры. Поэтому мы обычно ходим в кинотеатры, где есть несколько залов, и смотрим и то, и другое.
      – Я не был в кино тысячу лет.
      – «Регал» в Пеннингтоне – отличный кинотеатр. Я часто туда хожу.
      – Одна?
      – В основном. Иногда с Нико, когда у него нет на примете никого получше.
      Его глаза сузились.
      – Не перестаю удивляться, что вам с вашей внешностью не приходится палкой отбиваться от желающих вас сопровождать.
      Элери фыркнула.
      – Неужели так уж трудно себе представить, что я наслаждаюсь собственным обществом?
      – Нет, потому что вашим обществом я тоже наслаждаюсь… и даже продемонстрировал вам это однажды вечером. За что корю себя до сих пор.
      – Не стоит, – заметила она, чувствуя, как кровь бросилась ей в лицо. – Вы же извинились.
      – Да, но хочу, чтобы вы поняли: я просил прощения не за попытку заняться с вами любовью – как я могу сожалеть об этом, – а за то, что выбрал неудачный момент.
      Элери с негодованием повернулась к нему:
      – Полагаете, в другое время я бы радостно пошла вам навстречу?
      – Ничего подобного я не имел в виду, – огрызнулся он.
      – Что бы вы там ни имели в виду, давайте лучше оставим эту тему.
      Джеймс холодно кивнул и на всем пути больше не проронил ни слова, а Элери с каменным выражением лица молча, взирала на непрерывный поток машин, тянувшийся по трем полосам шоссе. Они уже въезжали в Лондон, когда Джеймс прервал молчание, чтобы узнать адрес Вики.
      – В этом нет нужды, – с неприступным видом заявила Элери. – Высадите меня у любой станции метро, где вам удобнее.
      – И не подумаю. Прошу вас, скажите, где живет ваша подруга.
      Узнав, что Вики живет недалеко от Илинг-бродвей, Джеймс свернул с шоссе и через несколько минут остановился возле дома, на который указала ему Элери. Он заглушил мотор и повернулся к ней.
      – Элери, раз и навсегда говорю вам: я сожалею не о том, что пытался заняться с вами любовью, а о том, что проявил глупую поспешность.
      Элери, не поднимая глаз, сосредоточенно пыталась расстегнуть ремень безопасности.
      – Как я уже сказала, это не имеет значения. Давайте забудем обо всем.
      – Но вы же все еще сердитесь, – мрачно сказал он.
      Только из-за Венеции, безнадежный вы идиот, хотелось ей крикнуть. Вместо этого она вежливо улыбнулась, поблагодарила его за то, что подвез, и открыла дверцу. Джеймс вылез из машины и, обойдя вокруг, передал ей ее чемодан.
      – В воскресенье я заеду за вами.
      Ошарашенная Элери изумленно воззрилась на него.
      – Но…
      – Никаких «но». Я подъеду к четырем. – Не дожидаясь ответа, Джеймс забрался в машину и укатил, не удостоив ее прощальным взглядом.
      Виктория Ментл была ровесницей Элери, но на этом их сходство заканчивалось. Высокая, с буйно вьющимися каштановыми волосами, она редко появлялась без поклонника, а то и нескольких. У нее были цепкий, аналитический ум и жесткая манера поведения, благодаря чему из нее получился удачливый коммерсант. Но под внешней оболочкой, куда разрешалось проникнуть лишь немногим избранным, скрывалась нежная, щедрая душа и поистине тигриная склонность защищать тех, кто был ей дорог. Не успела Элери нажать на звонок, как оказалась в горячих объятиях подруги, которая тут же предложила ей на выбор кофе, вино или что-нибудь покрепче и потребовала, чтобы Элери, не любившая распространяться по телефону, подробнейшим образом рассказала обо всем, что произошло с момента их последней встречи, включая новости о Тоби, которого Вики охарактеризовала, не скупясь на сильные выражения.
      Наконец, когда они расправились с едой, купленной в таиландском ресторане, Элери узнала, что Тоби будет в числе приглашенных на завтрашнюю скромную вечеринку. Ему удалось найти работу в другом банке, и он уговорил Вики пригласить его к себе, если Элери объявится в городе.
      Проболтать до рассвета с кем-то, кого знаешь с двухлетнего возраста, оказалось истинным блаженством. Позже, лежа в комнате для гостей, Элери улыбнулась при мысли о программе на следующий день, которая, как она и говорила Джеймсу, включала билет на два сеанса в кино и поход по магазинам.
      Они вернулись в Илинг в пять часов и по очереди приняли ванну. Наконец Вики, в белом трикотажном платье, обрисовывавшем все изгибы ее тела, и Элери, в оранжевой шелковой блузке и черных бархатных брюках, были готовы к приему гостей, а кухня ломилась от изысканных яств, доставленных из ресторана.
      Когда начали прибывать первые гости, Элери вдруг охватило праздничное настроение. Некоторых из приглашенных она знала, других видела впервые, в частности высокого рыжеволосого мужчину в черном, который настаивал, чтобы они держались вместе, так как образуют приятную для глаз цветовую гамму. Элери сознавала, что выглядит хорошо, и, расслабившись, позволила себе предаться легкому, безобидному флирту. Она выбросила Джеймса из головы и настроилась повеселиться от всей души, ничуть не огорчившись, когда с извинениями за опоздание появился Тоби. Как всегда безукоризненно одетый, с падающими на лоб прядями светлых волос, он тут же оттеснил Элери от мужской компании.
      – Надеюсь, вы не против, если я украду ее? – осведомился он с милой улыбкой. – Мы с ней старые друзья, и нам есть о чем поговорить. – Как опытная овчарка, охраняющая стадо, он загнал Элери в угол и навис над ней, когда она присела на ручку кресла.
      – Ну как ты? – взволнованно спросил он.
      – Лучше всех.
      – Знаю я, что ты лучше всех, – уныло промямлил Тоби. – Ты просто золото, была и останешься.
      – О, как скучно, – беспечно бросила она.
      – Нет, серьезно, Элери, этот тип Кинкейд принял тебя назад без лишних хлопот? – Тоби нервно проглотил половину содержимого стакана, не зная, как отнестись к безмятежному виду Элери.
      – В конечном итоге да. – Она потягивала свое вино куда более сдержанно. – Как ты помнишь, я была в бешенстве от его подозрений. Ну, в связи с разглашением служебной информации, – добавила она.
      Тоби покраснел до корней волос и залпом допил вино.
      – Итак, ты снова в «Нортволде».
      – Тебе сказала Вики? – с любопытством спросила она.
      – Э… вообще-то нет. Я узнал это от другого человека.
      – От кого? – насторожилась Элери. Тоби испустил глубокий, тяжкий вздох.
      – Мне сказал мой крестный.
      Элери уставилась на него, явно озадаченная.
      – А откуда, черт возьми, он знает обо мне?
      Тоби пожал плечами.
      – Старина Годфри заседает в нескольких правлениях, в том числе в «Нортволде». Я просил его шепнуть словечко на ухо Кинкейду. О тебе. Ну, чтобы тебя взяли назад без всяких проволочек. Мой крестный папаша пользуется влиянием.
      Элери перебрала в уме имена директоров, входивших в правление «Нортволда».
      – Под «стариной Годфри», как я понимаю, ты подразумеваешь сэра Годфри Бродхерста, миллионера, который владеет всяческой недвижимостью?
      Тоби кивнул.
      – Он велел мне никогда больше не откалывать подобных номеров. Готов был снять с меня скальп. Но мне на это наплевать – главное, что у тебя теперь все нормально.
      – Как это мило с твоей стороны, Тоби. – Элери едко улыбнулась и перевела взгляд на рыжего гиганта, который надвигался на них со стаканами в обеих руках. – Один из них для меня?
      Оставшуюся часть вечера Элери сияла, как рождественская елка, оживившись настолько, что, когда вечеринка закончилась, Вики с беспокойством поинтересовалась, сколько стаканов вина она выпила.
      – Один и еще чуть-чуть. Мое неестественное возбуждение объясняется тем, что я вне себя, – сообщила ей Элери, сверкая глазами. – Я, бедная невинная овечка, работаю как одержимая, полагая, что Джеймс Кинкейд попросил меня вернуться в «Нортволд», потому что не может без меня жить. А оказывается, Тоби раз в жизни решил проявить альтруизм и попросил своего крестного отца надавить на моего обожаемого босса. И так как сэр Годфри Бродхерст богатый и влиятельный человек, Джеймс сделал то, что ему было велено. – В ее улыбке, обращенной к Вики, сквозило бешенство. – Видимо, я должна быть благодарна Тоби.
      – Это была моя идея, а не Тоби, – с негодованием воскликнула Вики, откинув волосы. – Я потребовала, чтобы он сделал что-нибудь после того, как послал к чертям собачьим твою карьеру, и пригрозила, что расскажу все его друзьям, если он откажется. Поведаю им, какой он беспринципный, безответственный…
      – Итак, за всем этим стояла ты? – Элери испустила глубокий вздох. – Мне следовало догадаться. Это не в духе Тоби.
      – Я не собиралась ничего тебе рассказывать, – призналась Вики, поморщившись. – Но я не настолько благородна, чтобы все лавры достались Тоби.
      Элери нежно обняла подругу.
      – Но зачем ты это сделала?
      – Ты сердишься на меня?
      – Конечно, нет.

      Элери была настолько зла на Джеймса, что на следующий день всерьез подумывала, не уехать ли ей на раннем поезде, не дожидаясь его. Однако это предполагало стычку с Вики. К тому же, с горечью сознавала Элери, ей просто не терпится сообщить ему, что она знает о роли сэра Годфри Бродхерста в ее судьбе. Девушка просто полыхала от ярости, вспоминая трогательную кампанию, которую развернул Джеймс, чтобы добиться ее возвращения в «Нортволд», и его умилительные речи о том, как ему ее не хватает.
      Поэтому точно в четыре, заметив «дискавери», выруливавший на стоянку на противоположной стороне улицы, она поцеловала на прощанье Вики и спустилась вниз. На улице было очень холодно, и в воздухе кружились подгоняемые ветром снежные хлопья. Элери вежливо поздоровалась с Джеймсом и, помахав Вики, наблюдавшей за ними из окна, села в машину.
      – Как провели время? – поинтересовался Джеймс.
      На нем был теплый белый свитер, линялые молескиновые брюки и поношенные сапоги, однако, к величайшему неудовольствию Элери, он казался ей не менее привлекательным, чем обычно, несмотря на все свое вероломство.
      – Как всегда у Вики – просто сказочно, – искренне сказала Элери.
      – Включая двойной сеанс в кино?
      – Точно. Плюс налет на магазины и вечеринка. Кстати, был Тоби, – небрежно добавила она.
      – Даже так? Приносил извинения за прошлые грехи, полагаю? – едко осведомился он.
      – Ползал на четвереньках, – подтвердила Элери, отказавшись от мысли сразу же накинуться на него с обвинениями. В такую погоду машина – не лучшее место для ссор. – А вы чем занимались в Лондоне? – вежливо поинтересовалась она.
      – Провел время в семействе Картрайтов, где по мне ползали дети, а также два жутких часа вчера вечером, когда остался с ними совершенно один, чтобы дать возможность Сэму вытащить мою сестру Хелен куда-нибудь пообедать. – Он улыбнулся, искоса взглянув на нее. – Наверное, мой вечер здорово отличается от вашего.
      – Да. Но я не имею ничего против того, чтобы посидеть с детьми. Когда Нико был маленьким, мне часто приходилось это делать. А скоро мои услуги понадобятся снова, когда Клаудия родит.
      – У вас, вероятно, значительно больше опыта, чем у меня, – с чувством проговорил Джеймс.
      Из-за сильного ветра и снегопада на магистрали М4 произошла, видимо, не одна авария. После поворота на Бат для проезда была открыта только одна полоса, и уже образовался двенадцатимильный хвост из транспорта, следовавшего в том направлении. Водителям предлагалось выбрать другой маршрут.
      Джеймс выругался себе под нос.
      – По такой погоде я рассчитывал добраться до Пеннингтона кратчайшим путем по автостраде. Но теперь придется свернуть возле Свиндона и попытать счастья на проселках.
      В который раз, посетовав про себя, что не поехала на поезде, Элери сидела, молча, стараясь не отвлекать Джеймса. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем они добрались до Свиндона.
      – Осталось немного, – проговорил Джеймс с нарочито бодрым видом, бросив на нее быстрый взгляд. – Не замерзли?
      – Чуть-чуть.
      Они опять замолчали. Все силы Джеймса уходили на то, чтобы медленно продвигаться сквозь разыгравшуюся метель. Из очередной радиосводки они узнали о заторах на дорогах и что проехать в Глостер и Пеннингтон можно, только соблюдая чрезвычайную осторожность.
      – Я это уже понял! – устало проворчал Джеймс, пока они ползли с черепашьей скоростью. – Элери, чуть дальше есть поворот на Комптон-Приорс. Там у меня коттедж. По-моему, нам лучше свернуть к нему. Если застрянем, то, по крайней мере, сможем пройти пару миль пешком до Комптон-Приорса. Если же оставаться в этой толкучке, то можно с таким же успехом застрять, но тогда придется провести ночь в машине.
      Элери содрогнулась от подобной перспективы.
      – Значит, любым способом надо пробиваться к коттеджу.
      Он раздосадовано вздохнул и включил указатель левого поворота.
      – Сожалею, что так вышло.
      – Не по вашей же вине, – рассудительно сказала она, стараясь быть справедливой.
      Потребовалось более полутора часов, чтобы преодолеть последнюю пару миль, и усталый, но торжествующий Джеймс припарковал, наконец, машину перед коттеджем. Деревушка Комптон-Приорс находилась всего лишь в миле от шоссе, но в непроглядной снежной круговерти создавалось впечатление затерянности в первозданной глуши, настолько необитаемым казалось все вокруг.
      – Подождите в машине, Элери. Я вытащу наши вещи и открою коттедж. – Джеймс достал с заднего сиденья большой ящик, подхватил обе их сумки, выпрыгнул в белую, завывающую мглу и исчез на тропинке, ведущей к входной двери. Спустя несколько секунд в окнах загорелся свет, а еще через несколько секунд появился Джеймс, подхватил Элери на руки и понес ее к дому. – Незачем вам мочить ноги, – пропыхтел он. В крошечном холле он поставил ее на пол и захлопнул за собой дверь на улицу, отсекая мрак и непогоду.
      – Спасибо. – Элери блаженно сощурилась. – Джеймс, да здесь тепло!
      Он кивнул.
      – Из-за этих холодов я установил режим обогрева два раза в день, чтобы не лопнули трубы. Слава Богу, пока не отключили электричество.
      Задвинув засов на первой из двух входных дверей, он ввел ее в просторную комнату с низким потолком, обставленную удобными, обитыми кожей креслами и диваном, покрытым темно-красной тканью с крупным переплетением. На тяжелой каменной плите перед камином стояла корзина, полная дров, а на столиках по обе стороны от дивана горели лампы. Джеймс пересек комнату и задернул темно-красные шторы на окнах.
      – Ну как, нравится? – спросил он, посмотрев через плечо на Элери, которая стояла в дверях, все еще дрожа не столько от холода, сколько от пережитого напряжения.
      – Очень уютно. – Ее губы дрогнули в вымученной улыбке. – Впрочем, в такую погоду любое укрытие покажется уютным. Теперь я могу признаться, что немного нервничала после того, как мы съехали с шоссе.
      – Я и сам был не в восторге! Пойду, поставлю чайник. Вам надо выпить горячего.
      – Но вначале нужно позвонить родителям.
      Джеймс протянул ей телефон и вышел из комнаты, деликатно оставив Элери объясняться с матерью.
      – Раз с тобой все в порядке, не важно, где ты находишься, – сказала Кэтрин, практичная, как всегда. – Лучше провести ночь в свободной кровати у мистера Кинкейда, чем в его машине в сугробе.
      Улыбнувшись при этом подчеркнутом упоминании о свободной кровати, Элери заверила мать, что будет держать ее в курсе событий, и отправилась на поиски Джеймса.
      Она нашла его в кухне, которая, вытянувшись во всю ширину коттеджа, имела выход в теплицу.
      Он выдвинул один из стульев с плетеными спинками, стоявших вокруг простого соснового стола, и, когда Элери села, поставил перед ней поднос с чайными принадлежностями. К ее удивлению, Джеймс явно чувствовал себя не в своей тарелке, что было совсем на него не похоже.
      – В чем дело? – прямо спросила она. – Кажется, вы нервничаете.
      – Думаю, мне пора признаться, что я с самого начала надеялся уговорить вас заехать сюда на обратном пути в Пеннингтон. Правда, – поспешно добавил он, – не при таких обстоятельствах. Я не рассчитывал на снег. И тем более не собирался проводить здесь ночь, запасся кое-какой провизией, чтобы мы могли перекусить и поговорить.
      Пораженная Элери не сразу нашлась, что ответить, и принялась разливать чай в высокие кружки, сообразив, наконец, откуда взялось свежее молоко.
      – О чем же вы хотели поговорить? – осторожно поинтересовалась она. – Мы ведь каждый день видимся в «Нортволде».
      Джеймс уселся напротив нее и сделал несколько глотков.
      – Это никак не связано с «Нортволдом». Дело сугубо личное. Кроме того, в последнее время к вам было просто не подступиться. Я уже с трудом могу себе представить, что держал вас в объятиях… нет, – он резко поднял руку в ответ на ее инстинктивный протест, – позвольте мне говорить откровенно. В тот вечер, когда я пытался заняться с вами любовью, я потерял голову и явно поторопил события, но не принуждал вас, Элери.
      – Да, – признала она, покраснев. – И, вероятно, если бы вы… мы не работали в одной компании, я решилась бы пойти дальше.
      – Не говорите чепухи, – резко оборвал он. – Я ведь видел выражение вашего лица. В течение нескольких мгновений вы весьма пылко отвечали мне, но вдруг пришли в неописуемый ужас. – Он наклонился вперед. – Хотел бы я знать, почему?
      – Вам показалось…
      – Ничего подобного! – страстно возразил он. – Вначале вы загорелись ничуть не меньше, чем я. Затем – бац! – сработали тормоза на всю катушку, и с этого момента стало совершенно ясно, что все, на что я могу рассчитывать, – это ваши необыкновенные деловые качества, приятная улыбка и исключительная вежливость. Я уговорил вас вернуться, Элери, и не могу не чувствовать себя ответственным за все. Скажите мне честно, вы действительно хотите работать в «Нортволде»?
      Элери твердой рукой наполнила кружку, старясь скрыть охватившее ее отчаяние.
      – Другими словами, я должна быть поприветливее со своим боссом или могу укладывать вещички? Я вас правильно поняла?
      – Нет! – взревел Джеймс, сверкая глазами. – Не передергивайте мои слова. Я хочу, чтобы вы остались… собственно, я хочу вас, и точка… О черт, я не так выразился. – Он запустил пятерню в волосы. – Я пытаюсь сказать, что люблю вас. Но, поскольку такое со мной впервые, я не отдавал себе в этом отчета, пока вы не ушли. И тосковал не по вашим деловым качествам, мне нужны были вы.
      Недоверчиво воззрившись на него, Элери осторожно поставила кружку.
      – А как же Камилла, не говоря уже о Венеции?
      К величайшему ее неудовольствию, Джеймс плутовато улыбнулся. В то время как она дрожит с головы до ног, горько подумала Элери.
      – Камилла – просто друг, – любезно сообщил он, – друг из моего прошлого. Она нисколько не удивилась, когда я сказал ей, что у меня кто-то появился.
      – Венеция, полагаю? – ядовито осведомилась Элери.
      – Нет. Вы. – Джеймс откинулся назад, сложив руки на груди. – Венеция – моя кузина. Замужняя кузина, которая приезжала в Пеннингтон навестить родных мужа – военного, который играет в войну в каком-то забытом Богом месте, куда она не может последовать за ним. Она попросила меня на один вечер избавить ее от родственников. Что я и сделал. Я не собирался вести ее в тратторию, но мы проходили мимо, возвращаясь из театра, я заметил вас и действовал под влиянием импульса. – Неожиданно он наклонился вперед, впившись в нее глазами. – Я докатился до такого ребячества, что даже хотел вызвать в вас ревность. Мне это удалось?
      – О да, – с горечью призналась Элери. – Вам определенно это удалось. А Камилла, как мне кажется, значит для вас многое.
      – Так и есть. Я к ней очень привязан. – Он ухмыльнулся. – Друзья могут быть и противоположного пола. Я хочу, чтобы вы тоже были моим другом, Элери… нет, больше чем другом. И намерен этого добиться, – добавил он.
      Элери откинулась на стуле и теперь, когда ее пульс начал успокаиваться, смотрела на него более уверенно.
      – Значит, сэр Годфри Бродхерст не имеет отношения к моему возвращению в «Нортволд»? – быстро проговорила она.
      Джеймс уставился на нее будто громом пораженный.
      – Проклятье, конечно, нет! Как, черт возьми, вы вообще узнали об этом?
      – Он крестный отец Тоби Мейнарда. – Она коротко объяснила, как Вики заставила Тоби использовать одну из его бесчисленных связей, чтобы добиться восстановления Элери на работе в «Нортволде».
      – А я-то думал, откуда этот арктический холод? – горько посетовал Джеймс. – Опять работа Мейнарда.
      – Вы отрицаете, что сэр Годфри просил вас взять меня назад?
      – Нет. – Джеймс встал и принял неожиданно такой надменный и отчужденный вид, что Элери почувствовала острый укол страха. – Но постарайтесь припомнить, Элери. Я был против вашего увольнения с самого начала. И не сомневался, что существует разумное объяснение этой проклятой утечке информации. Я просил вас остаться, или вы уже забыли об этом? – Его глаза холодно сверкнули. – Поразительно. Никогда прежде я не говорил женщине, что люблю ее. Может быть, я чересчур самонадеян, но мне и в голову не приходило, что предмет моей страсти воспримет мое признание с полным равнодушием…
      – Это не равнодушие, – пробормотала она, вспыхнув.
      – Что же тогда? – настаивал он.
      – Не знаю! – в отчаянии воскликнула Элери, сердце которой билось с таким неистовством, что она едва могла говорить. – Изумление, недоверие…
      – Недоверие? Я-то думал, что сделал из себя посмешище, все это время, демонстрируя свои чувства. А вы реагировали как викторианская девственница, оскорбленная моей непристойной страстью.
      – Во мне нет ничего викторианского, и я вам не девственница, – взорвалась вдруг Элери. – Я и представить себе не могла, что… что…
      – Я вас люблю, – непринужденно вставил он, с интересом наблюдая, как краска заливает ее лицо.
      Дрожащими руками она заправила за уши непослушные пряди волос.
      – Все равно мне трудно в это поверить. – Она вдруг робко улыбнулась, и Джеймс судорожно вздохнул полной грудью.
      – Не будет ли это чересчур с моей стороны – спросить, как вы относитесь ко мне?
      – Нет. – Голова Элери кружилась от восторга. – Боюсь, что вы зазнаетесь, мистер Кинкейд, но я водрузила вас на пьедестал. Правда, он немного пошатнулся, когда я услышала о сэре Годфри. Я ведь всего лишь человек, со всеми слабостями.
      – Элери, помните, как вы соединили меня с сэром Годфри по телефону в прошлый понедельник?
      – Да.
      – Именно тогда он попросил меня восстановить на работе юную леди, о которой ему говорил Тоби Мейнард. Он признался, что собирался поговорить со мной раньше, но это как-то вылетело у него из головы. – Джеймс крепко сжал ее запястья. – Мне доставило большое удовольствие сообщить ему, что вопрос о вашем увольнении никогда и не стоял.
      С сияющими глазами Элери приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку, с изумлением заметив, как напрягся Джеймс от ее прикосновения. Он выпустил ее руки и резко отвернулся, мгновенно выйдя из образа настойчивого влюбленного, как фокусник, скинувший плащ.
      – Ну ладно. Пора что-нибудь перекусить. Вы, должно быть, проголодались.
      Ошеломленная подобной переменой, Элери замерла. Она чувствовала себя так, словно ее бесцеремонно сбросили с заоблачных высот.
      – Покажите, что вы привезли, и я что-нибудь приготовлю, – сказала она, взяв себя в руки.
      Джеймс бросил на нее взгляд, от которого она вся вспыхнула, и начал распаковывать продукты.
      – Надеюсь, вы по достоинству оценили мою исключительную выдержку. Мы продолжим обсуждение наших взаимоотношений после ужина.
      Подгоняемая голодом, Элери быстро разогрела духовку и поставила в нее сковороду, поручив Джеймсу накрыть на стол и нарезать хлеб. Спустя рекордно короткое время они сидели, уткнувшись в дымящиеся тарелки, стараясь не обращать внимания на повисшее в воздухе напряжение.
      Пока они ели, Джеймс рассказывал о доме своих родителей в Провансе, и Элери молча, слушала, как он описывает благоухающий лавандой сад и дом с белыми ставнями. Она терялась в догадках – то ли он сожалеет о своей несдержанности, то ли хочет дать ей возможность прийти в себя.
      Наконец с удовлетворенным вздохом он отложил нож и вилку.
      – Чудесно. Мне разрешили поваляться сегодня утром после того, как я героически провел вечер с детьми, поэтому я позавтракал довольно поздно и с тех пор ничего не ел. А вы?
      – Тост и кофе примерно в то же время, – сказала она. – Хотите еще чаю?
      – Сидите. Я все сделаю. – Пока закипал чайник, Джеймс открыл дверь и выглянул наружу, но тут же вернулся, дрожа от холода.
      – Снег валит по-прежнему. А ветер даже усилился. Разожгу-ка я в гостиной камин.
      Элери убрала со стола и расставила все по местам, каждой клеточкой своего тела ощущая интимность ситуации, в которую они попали, на неопределенное время, оказавшись отрезанными от всего света. Наведя порядок на кухне, она вошла в гостиную и закрыла за собой дверь. Джеймс, сидя на корточках перед пылающим камином, подбрасывал поленья в огонь. Он обернулся и с улыбкой посмотрел на нее.
      – Проходите и садитесь, Элери. К сожалению, у меня здесь нет телевизора.
      – Совсем неплохо для разнообразия. – Она налила чай, стараясь не думать о том моменте, когда надо будет ложиться спать. Нагнувшись, протянула ему чашку и устроилась в углу дивана, устремив взгляд на танцующие языки пламени. – Здесь так тихо.
      – Это все из-за снега. Обычно по вечерам здесь довольно оживленное движение – в деревенском пабе отлично кормят. – Джеймс выпрямился и, сев на диван рядом с ней, взял ее руку и крепко сжал в своих ладонях. – Что же нам делать, Элери?
      – Делать? – вздрогнула она.
      – Я не предлагаю вам разгадывать кроссворды или перекинуться в бридж, – с иронией вымолвил он. – Я хотел сказать, что будет завтра, когда мы увидимся в «Нортволде».
      Интересно, подумала Элери, ощущает ли он, как бешено, бьется ее сердце.
      – Если мы вообще попадем туда завтра.
      – Не завтра, так послезавтра. Что бы там ни было, но жизнь продолжается, – невозмутимо проговорил Джеймс. – Меня просто интересует, как вы себе представляете дальнейшее развитие событий.
      – Я не совсем вас понимаю…
      – Не кокетничайте, Элери. Это не ваш стиль. – Он повернулся и прямо посмотрел на нее. – Не могли же вы забыть, что совсем недавно я признался вам в любви.
      – Вы имеете в виду, – осторожно предположила она, – что теперь не хотите, чтобы я оставалась в «Нортволде»?
      Джеймс свирепо уставился на нее и, вне себя от ярости, отшвырнул ее руку ей на колени.
      – И это все, о чем вы способны думать? О работе? – Он цветисто выругался и вскочил на ноги. – Мне надо выпить. Налить вам?
      – Да, пожалуйста.
      Джеймс схватил поднос и ушел на кухню, оставив Элери в полном смятении размышлять о том, как же сказать ему, что она разделяет его чувства в полной мере. Однако, когда он вернулся с двумя стаканами в руках, она гордо вздернула подбородок.
      – Выбор весьма ограничен, – коротко бросил он. – Себе я налил скотч, но, как я знаю, вы его не любите, поэтому вам я принес сухой шерри.
      Снова усевшись рядом с ней, он мрачно уставился на огонь.
      – По-видимому, вы более не считаете возможным для себя работать со мной. Забавно, однако. Я знал немало женщин, многие из которых были не менее красивы, чем вы, и уж точно куда более доступны. Почему же, ради всего святого, именно без вас я не могу обойтись!
      Элери изумленно уставилась на него и безудержно расхохоталась.
      – Простите, но я не могла сдержаться, – задыхаясь, проговорила она. – Это был такой возмутительно нелепый комплимент, что вы меня почти убедили в своей искренности.
      – Разумеется, я искренен, Элери, – сказал он со сдерживаемой яростью. – О таких вещах не говорят, не подумав. Я, во всяком случае. Что, черт побери, мне сделать, чтобы вы поверили?
      Элери обвела кончиком языка пересохшие губы. Ей вдруг стало не до смеха. Существовал предельно простой способ убедить ее. Если бы только Джеймс перестал говорить и занялся с ней любовью. Она была на грани того, чтобы прямо сказать ему об этом, когда вдруг погас свет.

      Пламя в камине давало достаточно света, и Джеймс, ругаясь последними словами, направился в холл, чтобы проверить пробки. Вернувшись назад, он отрицательно покачал головой в ответ на вопросительный взгляд Элери.
      – К сожалению, не повезло. Иногда во время грозы перегорают пробки, но в такую погоду наивно было бы надеяться на это.
      – Как у вас с дровами? – спросила Элери, когда Джеймс вернулся из кухни с парой свечей, прилепленных к блюдцам.
      – Целые штабеля. Кроме того, – самодовольно добавил он, – у меня есть походная плитка, так что вы даже можете вскипятить чай, если хотите.
      – О чем еще можно мечтать? – улыбнулась она.
      – Действительно, о чем? – сухо проговорил Джеймс и посмотрел на часы. – Почти одиннадцать. Пожалуй, нам следует лечь спать, пока мы не совсем окоченели. Отдельно, конечно, – учтиво добавил он. – Постели заправлены, но предупреждаю, что будет холодно. У меня нет грелки.
      – Вы не одолжите мне пару носков?
      – Конечно, отличная мысль. – Джеймс усмехнулся и неожиданно широко зевнул. – Извините. Должно быть, разморило в тепле.
      Он повел ее наверх в комнату рядом с ванной.
      – Я войду первый и поставлю свечку.
      Комната оказалась совсем крошечной, и в тусклом свете было трудно разглядеть что-нибудь, кроме кровати и туалетного столика.
      – Боюсь, здесь есть только самое необходимое.
      – Все отлично, – заверила его Элери, стараясь придумать, как бы попросить его остаться с ней. Но нужные слова никак не приходили в голову.
      После минутного колебания Джеймс протянул руку и коснулся ее щеки.
      – Спокойной ночи, Элери. Приятных сновидений.
      – Спокойной ночи.
      Она прислушивалась, пока его шаги не смолкли на лестнице, затем откопала в своей сумке, стоявшей на стуле, туалетные принадлежности и направилась в ванную со свечой в руке. Дрожа от холода, быстро приготовилась ко сну и, вернувшись в комнату, натянула свитер и леггинсы, задула свечу и нырнула в постель.
      Стук в дверь заставил ее подскочить на кровати, сердце оглушительно забилось.
      – Я принес вам носки, – раздался из-за двери голос Джеймса.
      – Входите, но осторожно, здесь темно.
      Джеймс подошел к кровати со свечой в руке.
      – Ничего не видно, кроме пары глазищ и гривы волос, – фыркнул он.
      – От такого холода и носа не высунешь, – трясясь, ответила Элери и, на секунду вытащив из-под одеяла руку, схватила носки. – Спасибо.
      – Не за что. Еще раз спокойной ночи.
      – Спокойной ночи.
      Когда он вышел, Элери дотянулась до заледеневших ступней, надела носки и, свернувшись калачиком, до ушей укуталась одеялом. Внизу, в тепле, ее порядком разморило, но несколько минут в ледяной ванной разогнали остатки сонливости. Привыкнув постепенно к темноте, она вглядывалась в тусклый свет, просачивающийся через окно, и проклинала собственную глупость. Судя по всему, Джеймс не собирался вторично нарываться на отказ.
      Слышно было, как он протопал наверх, как в ванной лилась вода, но затем все смолкло, и слабая надежда, что он придет, покинула ее. Она вертелась в постели, замерзая все больше. Время тянулось бесконечно медленно, и Элери захотелось в туалет. Она не додумалась попросить у Джеймса спички, чтобы зажечь свечу, и пришлось в темноте пробираться на ощупь по скрипучим половицам. Выходя из ванной, она с размаху налетела на теплое, твердое тело и взвизгнула. Джеймс сгреб ее в охапку и прижал к себе.
      – Извините. Я услышал, что вы встали, и подумал, не случилось ли чего.
      – Мне очень жать, что я вас разбудила, – пробормотала она, уткнувшись ему в грудь.
      – Вы действительно думаете, что я был в состоянии заснуть?
      – Мне тоже не спалось. Я совсем окоченела. Боюсь, одной мне не заснуть. – Она выпалила с судорожным смешком: – Можно, я лягу с вами?
      Прежде чем эти слова успели сорваться с ее губ, Джеймс подхватил ее на руки и понес в свою комнату. Элери обвила руками его шею и, тесно прильнув к нему, спрятала лицо у него на плече.
      – Вы опять смеетесь? – яростно спросил он.
      Утвердительно хмыкнув, бесцеремонно бросил ее на постель и улегся рядом. Элери придвинулась вплотную и оказалась в его объятиях. – Поделитесь, что вас так развеселило, – охрипшим голосом потребовал он.
      – Просто я рада, что здесь темно, – нетвердо выговорила она. – Я еще ни разу не пыталась соблазнить мужчину… да и моя одежда едва ли подходит для подобной роли.
      Рука Джеймса прошлась по пушистому свитеру, обтягивавшему ее грудь, скользнула по леггинсам и спустилась к его собственным спортивным носкам. Он затрясся от смеха.
      – Вижу, что вы имеете в виду… то есть не то, чтобы вижу…
      – Все равно…
      – Да какая, черт возьми, разница, что на вас надето! Для меня вы и в таком виде более чем соблазнительны, – грубовато проговорил Джеймс и повернул к себе ее лицо. – Я готов был умолять вас, когда принес носки, чтобы вы позволили мне остаться.
      – Жаль, что не сделали этого.
      – Увы, не догадался, что вы этого хотите.
      – Я собиралась признаться вам еще внизу. Но тут вдруг погас свет.
      Он с чувством выругался.
      – Мы потеряли целых два часа, пытаясь заснуть, когда все это время могли быть вместе.
      – Тогда давайте больше не будем тратить время зря… поцелуйте меня! – раздраженно воскликнула она, и Джеймс, расхохотавшись, подчинился.
      Смех мгновенно затих, как только их губы соприкоснулись, и охваченная пожаром Элери поразилась, что еще секунду назад ей было холодно. Она пылко возвращала ему поцелуи и, чувствуя, как внутри стремительно нарастает неодолимое томление, в бесстыдном порыве нетерпеливо прижималась к нему. Удерживая сильными пальцами ее бедра, он прерывисто вздохнул, и затем его руки двинулись вдоль ее тела, лаская и познавая его в темноте, а заодно освобождая ее и себя от одежды.
      Совершенно забыв о холоде, Элери отвечала ему с такой готовностью и жаром, что Джеймсу потребовалось все его самообладание и искусство, чтобы продлить их страстные объятья. Учащенно дыша, она в беспамятстве извивалась, подставляя ласкам и поцелуям все самые сокровенные части своего тела, желая Джеймса до такой степени, что у нее вырвался жалобный стон протеста, когда тот на миг оторвался от нее. Он тут же снова привлек Элери к себе и, накрыв собой, приник к ней в страстном поцелуе. Тела их слились, приноравливаясь, друг к другу в яростном ритме, который привел Элери к ослепительному завершению на мгновение раньше, чем Джеймса. Она слабо вскрикнула от изумления и прижала его голову к своей груди в неистовом стремлении обладать им без остатка. Спустя секунду Джеймс, обессилев, рухнул на нее.
      Они еще долго сжимали друг друга, сотрясаясь от гулких ударов, бившихся в едином ритме сердец. Наконец Джеймс поднял голову, покоившуюся в ложбинке возле ее ключицы, и нежно коснулся рукой ее лица.
      – Согрелась? – шепотом спросил он, и она хрипло рассмеялась.
      – Да. От тебя намного больше толку, чем от грелки.
      – До чего же у тебя романтичная натура, малышка!
      – А ты напрашивался на комплимент?
      – Ну не то чтобы на комплимент. – Он немного подвинулся и, тесно прижав ее, накинул на них одеяло. – Наверное, я хотел услышать, что для тебя это было так же чудесно, как и для меня.
      – Возможно, куда больше.
      – Сомневаюсь.
      – Почему?
      – Потому что я люблю тебя, Элери. Как видишь, все очень просто.
      Она придвинулась к нему вплотную, пробормотав что-то нечленораздельное в его шею.
      – Что ты сказала? – требовательно спросил он.
      – Я сказала, – повторила она с отчаянным видом, – что я тоже тебя люблю. Я влюбилась в тебя в ту же секунду, когда ты появился в «Нортволде»… Куда это ты?
      Джеймс приподнялся в постели и принялся рыться на прикроватном столике. Чиркнув спичкой, он зажег свечу и поднес ее ближе, так что свет ярко осветил ее зардевшееся лицо.
      – Повтори!
      Она подняла руку, заслонив глаза.
      – Джеймс, пожалуйста, задуй ее!
      – Не раньше, чем ты опять мне это скажешь.
      Чувствуя, что кровь бросилась ей в лицо, Элери, слегка заикаясь, повторила свое признание.
      – Ну, а теперь погаси свет!
      Джеймс задул свечу и поставил ее обратно на столик, затем нырнул под одеяло и принялся ласкать и целовать Элери, пока голова у нее не пошла кругом.
      – Если, – угрожающе прорычал он, – все это время ты меня любила, зачем же было так мучить меня?
      Она оцепенела.
      – Мучить?
      – Да! Не далее как вчера вечером я признался тебе в любви. Таких слов не слышала от меня ни одна женщина. Неужели нельзя было облегчить мои страдания и сказать, что ты испытываешь ко мне то же самое? Не слишком приятно, поверь, признаваться в любви, когда предмет твоей страсти даже ухом не ведет при этом.
      – Наверное, вначале я просто лишилась дара речи. А когда была готова ответить тебе, отключили электричество… ну и удобный момент пропал.
      – Значит, если бы тебе не понадобилось сходить в туалет, мы бы до сих пор без сна лежали каждый в своей постели?!
      Элери вздрогнула, и он теснее прижал ее к себе, скользнув губами по лицу.
      – Я и представить себе не мог, что способен испытывать подобные чувства к какой-либо женщине, – проговорил он севшим голосом. – Теперь-то ты веришь мне?
      Она кивнула и прошептала:
      – Я люблю тебя, Джеймс.
      Проснувшись на следующее утро, Элери обнаружила, что лежит одна в незнакомой комнате на красивой, широкой кровати с резной спинкой из темного дерева. В остальном комната была обставлена скудно: комод и гардероб из того же темного дерева, коврики на натертом до блеска полу и тяжелые темно-красные шторы на окнах. Через спинку стула был перекинут халат того же оттенка, что и шторы, из чего Элери заключила, что Джеймс неравнодушен к красному. Блаженно потягиваясь, она размышляла о том, где он может быть. Наконец собралась с духом, чтобы вылезти из постели и отправиться в ванную, сдернула со стула халат и, завернувшись в него, занялась поисками носков, сброшенных ночью. Натянув их, подошла к окну и засмотрелась на белое, безмолвное пространство, раскинувшееся под тяжелым, свинцовым небом, таившим угрозу нового снегопада.
      К тому времени, когда Джеймс постучал в дверь, она успела быстренько ополоснуться, почистить зубы, втереть в лицо увлажняющий крем и почти расчесать безнадежно спутанные волосы.
      Элери улыбнулась ему с таким сияющим видом, что он зажмурился и сгреб ее в объятья, целуя со страстью, на которую она ответила с не меньшим пылом.
      Он поднял голову и улыбнулся, глядя на нее с видом собственника.
      – Я еще никогда до такой степени, как сегодня, не ощущал, что утро доброе.
      – Я понимаю, что ты имеешь в виду, – заверила она его со счастливым выражением лица. – Я одолжила у тебя халат.
      – Тебе он идет больше. Вообще-то… – Джеймс слегка отстранил ее и окинул взглядом с ног до головы, – ты изумительно выглядишь.
      – Я чувствую себя изумительно. – Она вздрогнула и плотно прижалась к нему. – Впрочем, мне немного холодно.
      – Электричества пока нет, поэтому одевайся и спускайся вниз. Я развел огонь.
      Элери второпях оделась и сбежала вниз, где в камине полыхало яркое пламя и на одном из столиков стоял поднос с завтраком.
      Из кухни появился Джеймс с кофейником в руках, водрузил его на стол, затем взял ее за руки и снова поцеловал.
      – Я старался набраться мужества, чтобы предстать перед чопорной мисс Конти, – прошептал он, прижавшись губами к ее волосам, – казнящей себя за греховную ночь любви.
      Она откинула назад голову и весело улыбнулась ему.
      – А вот и нет. Я наслаждалась каждой минутой этой ночи – после того, как перебралась в твою постель. В своей я бы до смерти замерзла.
      – Значит, ты позволила мне любить тебя только для того, чтобы согреться?!
      Элери шутливо оттолкнула его.
      – Это еще надо выяснить, кто кому что позволил.
      – Верно, – с удовлетворением согласился он. – Давай передвинем диван поближе к огню. Я принес хлеб и масло, но, к сожалению, никаких тостов. Судя по погоде, сегодня нам едва ли удастся отсюда выбраться.
      – Просто здорово, что у тебя есть походная плитка, – с чувством проговорила она, принимаясь за завтрак.
      – Если предаваться любви всю ночь напролет, то поневоле проголодаешься, дорогая. – Взгляд Джеймса потеплел при виде румянца, залившего ее щеки.
      – Я никогда… – Она оборвала себя, прикусив губу.
      – Что – никогда?
      – Не занималась любовью всю ночь. Я даже не думала, что такое возможно.
      Джеймс запрокинул голову и зашелся от смеха.
      – Можно подумать, что тебе тринадцать, а не почти тридцать лет… Ну а теперь что я такого сказал?
      Элери, вспыхнув было снова, изобразила на лице ослепительную улыбку.
      – Ничего. Хочешь еще кофе?
      Некоторое время они сидели, молча, затем Джеймс притянул ее к себе на колени и крепко обнял.
      – Я все еще не могу поверить, что это действительно случилось, – вздохнула она, глядя на пламя.
      – Тем не менее, это так, – с довольной усмешкой проговорил Джеймс. – И независимо от наших желаний мы обречены, оставаться здесь, пока не улучшится погода. Я спускался к машине, она наполовину погребена в сугробе.
      – Значит, «Нортволду» придется обойтись без нас! – с ликованием воскликнула Элери.
      – Да. Это просто здорово, что нам удалось запустить новую линию на прошлой неделе.
      – Думаю, мне лучше позвонить матери и сказать, что я не вернусь до… до каких пор?
      – Чего не знаю, того не знаю. У нас нет радио, телевизора, газет, да и телефонная линия не работает. Без радиотелефона мы были бы отрезаны от всего света. – Джеймс неожиданно наклонил голову и поцеловал ее. – Ситуация, которая меня полностью устраивает, учитывая мою нынешнюю компанию.
      – Посмотрим, что ты запоешь, когда кончится еда.
      Джеймс усмехнулся и поднялся, чтобы подбросить поленья в огонь. Но передумал и положил их назад в корзину.
      – Не хочешь пройтись до деревни? Дорога оставляет желать лучшего, но нам не мешает пополнить запасы.
      – С удовольствием. – Элери вскочила. – Так мы хотя бы узнаем, сколько будет продолжаться эта идиллия.
      Он сжал ее руки в своих ладонях.
      – Так для тебя это идиллия?
      – Ну конечно. – Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. – Скоро реальная жизнь опять предъявит свои права, так что давай наслаждаться сегодняшним днем.
      – И ночью, – добавил он севшим голосом.
      Среди обуви в кладовке нашлась пара старых ботинок, принадлежавших сестре Джеймса. Натянув лишнюю пару носков, непромокаемую штормовку и меховые перчатки, Элери чувствовала себя готовой к любому сюрпризу, который могла преподнести погода. Джеймс в старых походных ботинках и видавшей виды куртке, обмотав шею шерстяным шарфом и надвинув на глаза потерявшую форму твидовую шляпу, запер коттедж и двинулся вперед, протаптывая путь.
      Когда, наконец, они добрались до деревни, в магазине оказалось полно народу, явившегося с той же целью. Им сообщили, что в лучшем случае энергоснабжение восстановят завтра, да и то если прекратится снегопад.
      К тому времени, когда нагруженные пакетами с провизией Элери и Джеймс, наговорившись с местными жителями, двинулись обратно по скользкой дороге, было уже за полдень и повалил густой, мокрый снег.
      – Не знаю, как ты, но я совершенно выдохлась, – пропыхтела Элери, взбираясь на крыльцо.
      Джеймс втащил ее внутрь, бросил на пол сумки и, усадив Элери прямо на ступеньки, принялся стаскивать с нее ботинки.
      – Сейчас разожгу огонь, а потом займемся ленчем.
      Они решили приготовить что-нибудь на скорую руку, оставив на вечер более замысловатые блюда. Радостно напевая, Элери резала хлеб, когда Джеймс внезапно появился у нее за спиной и, обняв за талию, потерся щекой о ее волосы.
      – Я так благодарен этому снегу, – тихо проговорил он прямо ей в ухо.
      – И я тоже. Все это так забавно.
      Он усмехнулся.
      – Нет горячей воды для ванны, нет света, нет ни радио, ни телевизора, и после двухмильного перехода по колено в снегу леди полагает, что все это забавно!
      – А разве тебе это не кажется забавным?
      – Мне это кажется более чем забавным. – Он ласково ущипнул ее за щеку. – Все время приходится напоминать себе, что это не сон.
      – Тогда тебе следует ущипнуть себя, а не меня!
      Пообедав, они долго сидели в сгущающихся сумерках на диване, прижавшись, друг к другу, и разговаривали, освещенные только отсветами огня. После утомительной прогулки и горячего супа глаза Элери начали слипаться. Чувствуя себя в безопасности в теплых объятиях Джеймса, она закрыла глаза и погрузилась в глубокий сон без сновидений. А когда, свежая и отдохнувшая, проснулась, то обнаружила, что лежит на диване, укрытая одеялом.
      Джеймс читал при свете пылающего камина и двух свечей, а Элери тихо лежала, глядя на его профиль, четко выделявшийся на фоне пламени.
      Как будто ощутив ее взгляд, Джеймс повернул голову и посмотрел ей в глаза. В течение некоторого времени они, молча, смотрели друг на друга. Затем он отложил книгу, затушил свечи и протянул ей руку.
      В полном молчании они поднялись по лестнице. Оказавшись, в спальне, Элери медленно, словно во сне, начала снимать одежду, не ощущая холода, греясь в жарком пламени его сверкающего взгляда, который следовал за каждым ее движением. Когда на ней не осталось ничего, Джеймс схватил ее за локти и отодвинул от себя на расстояние вытянутой руки, жадно лаская глазами обнаженное тело, затем резко откинул одеяло и опустил ее на кровать, быстро разделся сам и, скользнув к ней, сжал ее в объятьях. Молчаливая прелюдия любви настолько возбудила их, что на этот раз не было продолжительных ласк, только страстное, первобытное слияние, по-своему еще более восхитительное, чем первое.

      Оглядываясь назад, Элери, несомненно, восприняла бы идиллию в снегу как нечто настолько близкое к совершенству, насколько это вообще доступно простым смертным. Они ели, спали и в перерыве между этими занятиями предавались любви чаще, чем это казалось возможным. В первый вечер они спустились вниз пообедать, но затем решили, что нелепо тратить дрова, когда можно согревать друг друга в постели безо всяких усилий. Тесно прижавшись, они лежали, освещенные неровным пламенем свечей, спрашивая и отвечая, и все больше узнавали друг друга, жалея время на сон. Но близость неизменно разжигала в Джеймсе страсть, которая неизбежно приводила к занятиям любовью, и, усталые, они засыпали, не разжимая объятий, чтобы, просыпаясь, начать все сначала.
      Проснувшись довольно поздно на следующее утро, Элери сразу поняла, что их идиллия закончилась. Лампа возле кровати горела, и на улице вовсю стучала капель, Началась оттепель.
      – Джеймс, – тихо позвала она, гладя его по лицу. – Проснись. Дали свет.
      Он недовольно застонал и крепко обнял ее.
      – Выключи его. Давай останемся здесь. Она вздохнула.
      – Если бы только было можно…
      Как будто в подтверждение ее слов, зазвонил телефон. Джеймс со стоном протянул руку и снял трубку.
      Некоторое время он, молча, слушал, затем задал несколько коротких вопросов.
      – Хорошо. Я приеду завтра утром. – Повесив трубку, он повернулся к Элери с угрюмым видом. – Кажется, за время нашего отсутствия «Нортволд» не пришел в упадок, но, тем не менее, наше возвращение, как я понял, будет должным образом оценено.
      – Давай посмотрим на положительную сторону этой проблемы, – бодро предложила она. – По крайней мере, сегодня мы сможем принять ванну. Мне надоело покрываться мурашками каждый раз, когда я пытаюсь вымыться… Почему ты так смотришь на меня?
      – Ванна, – протянул Джеймс, лукаво блеснув глазами. – Отлично. Я к тебе присоединюсь.
      И как Элери ни протестовала, ей так и не удалось отговорить его, в результате чего пол в ванной пришлось долго вытирать, а они с Джеймсом, несмотря на заработавшее отопление, успели посинеть от холода к тому моменту, когда, наконец, оделись.
      – Времяпрепровождение такого рода, – заявила Элери за завтраком, – не представляется возможным, пока ты не установишь ванну больших размеров.
      Джеймс замер, не донеся до рта вилку с омлетом.
      – И тогда ты будешь приезжать сюда, и принимать ванну вместе со мной?
      – Возможно, время от времени.
      Он продолжал, есть, неожиданно приняв сосредоточенный вид.
      – Мы все равно не сможем сразу же выехать, поэтому давай кое-что обсудим.
      Элери налила кофе и, настороженно нахмурившись, посмотрела на него.
      – У меня такое чувство, что мне не понравится тема разговора. И все же я тебя слушаю.
      – Никогда еще я не испытывал ничего подобного, – начал Джеймс с неожиданной страстностью в голосе. – У меня были женщины, но, ни об одной из них я не думал, что не могу без нее жить. Ты сказала, что тоже любишь меня…
      – И, полагаю, более чем убедительно продемонстрировала это, – вставила Элери.
      – Настолько, – согласился Джеймс, – что мне приходится прикладывать значительные усилия, чтобы оставаться по свою сторону стола. Но жизнь не сводится к занятиям любовью. Я хочу, чтобы мы взяли на себя определенные обязательства, Элери.
      – Обязательства, – повторила она бесцветным голосом.
      – Да. – Он прокашлялся и бросил на нее нерешительный взгляд. – В любой форме, которую ты предпочтешь. Партнерство, брак – как скажешь.
      Сердце Элери замерло в груди. Она уставилась на него растерянным взглядом.
      – Ты не мог бы временно согласиться на меньшее?
      Джеймс раздосадовано вздохнул.
      – Я говорю, что люблю тебя, а ты смотришь на меня круглыми глазами и молчишь. Я делаю тебе предложение, а ты предлагаешь ограничиться меньшим. Что ты за женщина, Элери? Ты что, получаешь удовольствие, ставя меня на место?
      – Нет! – Она с несчастным видом замотала головой. – Я люблю тебя, Джеймс. Я отчаянно люблю тебя. С первой нашей встречи. Единственное, о чем я прошу, так это не торопить события.
      – Я и не предлагаю пороть горячку. Можно сделать все, как того требуют условности. Обручиться на тот срок, который тебя устраивает… – Он резко оборвал фразу, его глаза подозрительно сузились. – Или уже существуют какие-то обязательства, о которых я не знаю?
      – Не совсем, – с трудом выговорила Элери.
      Джеймс пристально смотрел на нее.
      – Объясни мне толком, Элери, что ты имеешь в виду? – В его глазах неожиданно вспыхнуло понимание. – Ты замужем? У тебя где-то есть муж, который не дает тебе развода?
      – Нет.
      – Что же тогда?
      – Я не могу тебе сказать.
      – Почему, черт побери?
      – Потому что это касается не только меня. – Она встала и с умоляющим видом подалась к нему, но Джеймс вскочил и выставил руки перед собой, удерживая ее на расстоянии.
      – Нет. Не подходи. Если ты дотронешься до меня, я пропал. – Он на секунду закрыл глаза. – Не могу поверить, что ты способна так обойтись со мной.
      Руки Элери беспомощно повисли.
      – Мне очень жаль, Джеймс.
      – И что же нам теперь делать? – грубо спросил он. – Вести себя так, будто ничего не случилось?
      – Но разве нельзя оставить все как есть?
      – Я был бы счастлив, но тогда ты должна жить со мной. А это ты не намерена делать, ведь так?
      – Мне бы хотелось этого больше всего, – с жаром ответила Элери. – Но мой отец…
      – Ты же взрослая женщина, Элери, и можешь распоряжаться своей жизнью.
      Она с мольбой смотрела на него.
      – Теоретически – да. Но в моем конкретном случае это невозможно.
      – Назови мне причину – почему.
      – Я не могу, – едва выговорила она со страдальческим видом.
      Лицо Джеймса вдруг осунулось.
      – Тогда не о чем и говорить. – Он широко распахнул дверь и некоторое время молча, смотрел на таявший снег. – Похоже, поездка будет паршивая, ну да черт с ней. Лучше уж ехать в Пеннингтон, чем оставаться здесь, черт возьми.
      Элери в отчаянии уставилась на его широкую спину.
      – Джеймс… Прошу тебя, не надо…
      – Не надо что? – с ожесточением спросил он, захлопывая дверь. Затем обернулся и бросил на нее холодный, гневный взгляд. – Вначале ты буквально режешь меня на куски, а потом предлагаешь не суетиться по этому поводу?
      – Я на все готова, только бы не причинять тебе боль! – яростно воскликнула она. – Вот почему я никогда не позволяла себе привязываться к мужчине. Думала, что смогу уберечься от любви. И мне это удавалось. До тех пор, пока я не встретила тебя. Тут уж ничего не могла с собой поделать. – К ее ужасу, слезы хлынули у нее из глаз и заструились по лицу.
      Со сдавленным возгласом Джеймс в несколько шагов преодолел расстояние между ними и обнял ее.
      – Не плачь, – приказал он охрипшим голосом, прижимаясь щекой к ее лицу. – Я никогда не видел, чтобы ты плакала. Перестань, ради Бога… я этого не потерплю!
      Элери издала глухой звук, нечто среднее между всхлипыванием и фырканьем, и отстранилась от Джеймса, смахивая слезы костяшками пальцев.
      – Прости. – Она подняла на него глаза. – Пойду соберу вещи.
      – Это что, окольный способ дать мне понять, что мы попали в тупиковое положение? – требовательно спросил он.
      Она глубоко вздохнула и распрямила плечи.
      – Джеймс, я так люблю тебя… Вероятно, буду любить до конца своих дней. И буду проводить с тобой столько времени, сколько ты пожелаешь, за тем исключением, что не перееду к тебе… И я хочу работать с тобой в «Нортволде». Но если, как ты выразился, ты этого не потерпишь, то тогда я подам заявление об уходе, теперь уже официально, и исчезну из твоей жизни навсегда.
      – Боже мой, – выдохнул он, глядя на нее во все глаза. – Ты способна даже на это, да?
      Элери кивнула, по-детски шмыгнув носом.
      – Жаль, что мы вообще занялись любовью. Теперь будет еще тяжелее…
      – Нет. – Он завладел ее руками. – Ладно, признаюсь, у меня была идиотская идея отвезти тебя домой и расстаться с тобой, холодно простившись. Но в реальной жизни так не бывает. – Он грустно улыбнулся. – Вместо этого я намерен ухаживать за тобой в лучших традициях. Может быть, твои родители оценят мои честные намерения и примут мою сторону.
      Элери бросилась в его объятья и зарыдала пуще прежнего, а Джеймс, крепко прижимая ее, говорил ей то, чего она не предполагала услышать от него даже в самых радужных мечтах. Наконец он мягко оторвал ее от себя и отправил наверх умыться и собрать вещи.
      Элери почти успокоилась к тому времени, когда позвонила матери. Она сообщила родным, что едет домой, и предупредила, что путь может оказаться долгим, так как дороги еще не расчистили.
      – Все в порядке, дорогая? – осведомился Джеймс, помогая ей сесть в машину.
      – Да. – Она улыбнулась ему и оглянулась через плечо на коттедж. – Просто немного жаль уезжать отсюда.
      – Мне тоже. – Он протяжно вздохнул, залезая в машину. – Но цивилизация требует нашего присутствия.
      Они добрались до Пеннингтона только во второй половине дня после утомительного путешествия под проливным дождем. Когда подъехали к ее дому, Джеймс высадил Элери, затем вытащил ее сумку и жестом пропустил ее вперед.
      – Думаю, в это время дня твои родители дома. Я хотел бы лично извиниться за то, что не смог доставить тебя в воскресенье.
      Элери спасовала перед подобной перспективой, но, бросив взгляд на неумолимое лицо Джеймса, поняла, что спорить бесполезно. Она позвонила в дверь и непроизвольно улыбнулась, когда та мгновенно распахнулась и на пороге возник Нико с радостной ухмылкой на лице.
      – Я увидел машину и подумал, что это можешь быть ты, Эл. Привет, Джеймс, вижу, вам удалось доставить ее в приличном состоянии.
      – Правда, с некоторым опозданием, – кисло ответил Кинкейд. – Но в целости и сохранности. Ваши родители дома?
      – Конечно. Входите. – Нико провел их в гостиную. – Ма, Элери приехала. И Джеймс с ней.
      Из кухни показалась Кэтрин, на ходу снимая фартук.
      – Слава Богу. Я уже начала волноваться, – сказала она, обнимая дочь. – Дороги очень плохие? Прошу вас, проходите, мистер Кинкейд. Нико, позови отца. Он наверху, переодевается.
      Спустя несколько минут Джеймс уже сидел на диване рядом с Элери, его усиленно потчевали чаем и печеньем, а Нико забрасывал их вопросами о злоключениях на заснеженных дорогах.
      – Хорошо еще, что это светопреставление не началось в субботу, – с содроганием произнес он.
      – Ну конечно, тогда отменили бы твой обожаемый футбол, – с неодобрением проговорила Кэтрин. – Попробуйте еще вот это, мистер Кинкейд.
      – Просто Джеймс, – с улыбкой сказал он и поднялся навстречу Марио Конти. – Добрый вечер, мистер Конти. Надеюсь, вы простите меня за вторжение. Я хотел бы извиниться, что по моей вине вашей дочери пришлось слоняться по снежным заносам.
      Марио Конти с официальным видом пожал большую, сильную руку и жестом предложил Джеймсу сесть.
      – Я могу лишь поблагодарить вас за то, что вы благополучно доставили ее домой.
      К удивлению Элери, встреча прошла гладко, и Джеймс чувствовал себя как дома в кругу ее семьи. Нико, разумеется, уже давно признал его, но было любопытно наблюдать за родителями, которые приняли его с куда большим энтузиазмом, чем кого бы то ни было из ее приятелей-мужчин. В том-то и дело, подумала она. Они относятся к нему как к ее начальнику.
      Прошел целый час, прежде чем Джеймс собрался уходить. Он улыбнулся Элери, сказал, что увидит ее утром, и вышел с Марио и Нико, которые проводили его до дверей.
      – Я думала, что он старше, – рассеянно проговорила Кэтрин, собирая чашки на поднос.
      – Почему?
      – Не знаю. Наверное, просто старею. Никогда не предполагала, что исполнительный директор может быть таким молодым.
      – Ему далеко за тридцать, ма. Не сосунок какой-нибудь, если уж на то пошло. – Элери отнесла тарелки на кухню и придержала дверь для матери.
      – Ты не говорила, какой он привлекательный мужчина. – Кэтрин бросила проницательный взгляд на усталое, бледное лицо Элери. – Полагаю, не такое уж это испытание – застрять с ним в снегу.
      – Нет, – согласилась Элери. – Он отличный собеседник, и мы уже порядочно времени работаем вместе, если ты помнишь. – Она посмотрела на вошедшего отца. – Джеймс ушел, па?
      – Да. – Марио улыбнулся краешком рта. – Он совсем не такой, как я его себе представлял, сага.
      – Он тебе понравился, Марио? – поинтересовалась Кэтрин.
      – Да. Я пригласил его заходить к нам, если у него возникнет такое желание.
      На следующее утро Элери появилась в «Нортволде» на полчаса раньше, чем обычно, и застала Джеймса, как она и надеялась, одного за своим столом в пустынном административном блоке. Когда она вошла и закрыла за собой дверь, он вскочил с улыбкой, от которой у нее зашлось сердце.
      – Закрой и вторую дверь тоже, – тихо распорядился он.
      Элери подчинилась и, попав в его раскрытые объятья, подставила лицо для поцелуя, такого жадного и продолжительного, словно они не виделись несколько месяцев.
      – Прошло почти двадцать четыре часа с тех пор, как я в последний раз целовал тебя. Я чуть не заболел, – хрипло проговорил он, оторвавшись от нее. – Доброе утро, моя обожаемая мисс Конти.
      – Доброе утро, мистер Кинкейд, – ответила она с притворной скромностью.
      Он вздохнул и неохотно отпустил ее.
      – Пожалуй, мне лучше вернуться за свой стол, пока я не набросился на тебя тут же на ковре. Приглашаю тебя на обед.
      Элери села на свое обычное место, устремив на него умоляющий взгляд.
      – Сегодня вечером я не смогу, Джеймс.
      – Но тебе же прекрасно известно, что утром я еду в Лондон на совещание. И вернусь не раньше чем в пятницу вечером!
      – Извини. – Она примирительно улыбнулась. – Дома большое событие. Нико пригласил на ужин свою девушку.
      – Девушку! Да ему только пятнадцать, – неодобрительно проворчал Джеймс.
      – Ты, конечно, в пятнадцать лет ни с кем не встречался?
      – Господи, конечно, нет. В нашей школе мы проводили время в играх, которые отнимали массу энергии, и принимали холодный душ. – Джеймс нахмурился. – В школе Нико учатся и девочки? Элери кивнула.
      – Городская общеобразовательная школа.
      – Ты тоже там училась?
      – Нет. Мы с Клаудией посещали школу святой Урсулы при монастыре. Высокий уровень образования, но никаких контактов с противоположным полом.
      – Возьму с собой бумаги и займусь делом, – мрачно сказал Джеймс. – И вам тоже найдется, чем заняться, мисс, пока я буду отсутствовать. Я не желаю, чтобы Брюс или кто-нибудь другой претендовал на твое время. – Он помолчал, вращая в пальцах карандаш. – Кстати, а каков был приговор твоих родителей?
      – Тебе? Ты произвел на них впечатление. Если верить моей матери, ты слишком молод и привлекателен для исполнительного директора, а мой отец одобрил твой примерный поступок, когда ты явился и принес извинения за то, что продержал меня столько времени вдали от дома.
      – Отлично, – самодовольно заметил он. – Мне они тоже понравились. Если повезет, скоро они будут на моей стороне.
      – Только не вздумай к ним подлизываться, – предупредила Элери, сверкая глазами.
      – У меня этого и в мыслях нет, – угрюмо заявил Джеймс. – Я просто подумал, что постепенно они ко мне привыкнут. Нико, похоже, меня уже одобрил.
      – О да. Он говорит, что ты железный парень.
      Джеймс возбужденно наклонился вперед.
      – Он ошибается. Там, где дело касается тебя, я далеко не железный. Все обстояло достаточно скверно, когда я понятия не имел, как ты ко мне относишься. Но теперь мысли о тебе в моей постели заслоняют мне отчет перед правлением…
      – Джеймс! – Ее лицо полыхало. От суровой отповеди исполнительного директора спасло только появление Брюса Гордона, который зашел выразить Джеймсу сочувствие в связи с тем, что тот застрял в снегу.
      Джеймс заверил его, что все могло быть намного хуже. Коттедж, сообщил он Брюсу, имеет все необходимые удобства, какие только можно пожелать… На этой стадии Элери извинилась и тихонько вышла, чтобы приступить к исполнению своих обязанностей.
      Элери была рада временной передышке и в «Нортволде» и дома, пока Джеймс находился в Лондоне. У нее появилась возможность все взвесить и привести в порядок мысли перед тем, как снова увидеть его. Он просил ее ненадолго задерживаться на работе и каждый вечер звонил, чтобы поговорить с ней в отсутствие вездесущих коллег или родственников. Разговоры затягивались, и к пятнице Кэтрин пришла в негодование, что дочь постоянно перерабатывает.
      – Кажется, ты говорила, что Джеймс уехал, – сердито бросила она, когда Элери появилась дома. – Мне приходится дожидаться тебя, вместо того чтобы идти в ресторан.
      – Нет никакой необходимости ждать меня, ма. Я уже большая девочка, как, ты, наверное, заметила.
      На лице матери отразилось сомнение.
      – Как раз об этом я и думала, cariad.
      – Ты меня пугаешь!
      – Ты можешь быть серьезной, девочка? В воскресенье твой день рождения.
      – Знаю. – Элери скорчила гримасу. – Немного грустно, когда тебе уже не двадцать с хвостиком.
      – Возраст – понятие относительное, – уверенно заявила Кэтрин. – Как бы там ни было, поскольку твой день рождения выпадает на воскресенье, мне пришло в голову, что ты могла бы пригласить и Джеймса.
      Элери в смятении уставилась на нее.
      – Джеймса?
      – Да. Почему бы и нет?
      Нервным движением Элери заправила за уши пряди волос.
      – Он мой начальник. Не думаю, что это правильно.
      – Я знаю, что он твой начальник, но это не помешало тебе в него влюбиться, – с невозмутимым видом проговорила Кэтрин, лишив Элери дара речи. – И, если не ошибаюсь, он отвечает тебе тем же.
      Элери, потрясенная, смотрела на мать.
      – От тебя ничего не скроешь, уэльская колдунья.
      – Жизнь слишком коротка, чтобы тратить время попусту, – строго добавила Кэтрин в качестве завершающего выпада и отправилась в ресторан помогать мужу.
      Вскоре вернулся Нико, который ходил в кино со своей подружкой Люси, и развалился на диване перед телевизором, критически поглядывая на мокрые волосы Элери и махровый халат.
      – Никаких свиданий сегодня? А я думал, что ты ударишься в загул с Джеймсом.
      – Он в Лондоне. Ты что-то рано явился.
      Нико внимательно посмотрел на Элери.
      – В чем дело, Эл? Ты выглядишь совсем иначе с тех пор, как вернулась из Лондона. Это из-за Джеймса?
      – Да, – осторожно согласилась она. – Он мне очень нравится.
      – Нравится? – Нико хмыкнул. – Да ты без ума от него. А он от тебя. Что ты собираешься делать со всем этим?
      – Не знаю… я еще не решила.
      Нико встал с дивана и выпрямил свое гибкое тело, позевывая.
      – Не держи его в подвешенном состоянии слишком долго. Он может запросто сорваться с крючка.
      – Большое тебе спасибо! – Элери подтолкнула его. – Живо в постель.
      После того как Нико ушел к себе, Элери прилегла на диван, лениво потягиваясь при мысли о том, что всю субботу проведет с Джеймсом. Спустя некоторое время в прихожей раздался звонок, и она, недоуменно нахмурясь, прошла по коридору и приоткрыла входную дверь ровно на столько, на сколько позволяла цепочка. Увидев Джеймса, стоявшего на пороге с улыбкой триумфатора на лице, она моментально захлопнула дверь, сбросила цепочку и вновь широко ее распахнула, ослепительно улыбаясь.
      Джеймс притворил за собой дверь и, не говоря ни слова, притянул Элери к себе и целовал до тех пор, пока голова у нее не пошла кругом.
      – Я не мог ждать до завтра, – прошептал он. – Надеялся, что, может, застану тебя одну.
      Элери, сияя от радости, проводила его в гостиную.
      – Я одна. Родители в траттории, а Нико лег спать. Я просто валялась здесь, ничего не делая, и думала о завтрашнем дне. Ты не голоден?
      – Нет. Перехватил кое-что по пути. Я хочу только этого. – Джеймс поднял ее на руки и опустился вместе с ней на диван, покрывая поцелуями ее лицо. – Ты мне ужасно нравишься, такая чистенькая и теплая после ванны. Так бы тебя и съел. Ты по мне скучала?
      – Да. Я тебе это уже сегодня говорила по телефону.
      – Так приятнее. Лицо к лицу, уста к устам… – На некоторое время воцарилось молчание, пока Джеймс не отстранил ее чуть-чуть, глядя в ее сияющие, изумленные глаза с жалобной улыбкой. – Надо остановиться, иначе я навеки опозорю себя, занявшись с тобой любовью прямо сейчас, на диване твоей матери.
      – Мне бы это понравилось, – проворковала она, нежно проводя пальцами по его лицу.
      Джеймс поймал ее руку и поцеловал в ладонь.
      – Пожалуй, я пойду. – Он встал. – Не хочу восстанавливать против себя твоих родителей после того, как так хорошо начал.
      Элери проводила его до двери и с таким искренним пылом отозвалась на его прощальное объятие, что невооруженным глазом было видно, каких титанических усилий стоило Джеймсу оторваться от нее.
      – Отправляйся прямо в постель и хорошенько выспись, – приказал он. – И не опаздывай завтра.

      Когда Элери точно в полдень появилась у Джеймса, он уже успел известись от нетерпения.
      – Ты опоздала, – обвиняющим тоном произнес он и заглушил ее возмущенные протесты долгим и собственническим поцелуем.
      – Ничего подобного, я приехала минута в минуту, – переводя дыхание, проговорила Элери.
      – Привет, Элери… – Он осекся, увидев небольшую хозяйственную сумку, которую она уронила на пол, ошеломленная его бурным приветствием. – Аллилуйя! Неужели это то, что я думаю?
      – Нет. Ты же говорил, что поведешь меня обедать, поэтому я принесла более подходящий наряд, чем тот, что на мне. – Она небрежно указала на розовый свитер и выцветшие джинсы.
      – Для меня ты неотразима во всем. А еще лучше, – добавил он, опять потянувшись к ней, – когда на тебе ничего нет. Пойдем в постель.
      – И не подумаю, – сурово отрезала она, увернувшись от него. – Мне, помнится, обещали сэндвич. Я проголодалась.
      Джеймс театрально вздохнул и повел ее на кухню, где на тарелке, прикрытые салфеткой, их ждали сэндвичи в таком количестве, что Элери бросила на Джеймса изумленный взгляд.
      – Боже, ты явно не сидел без дела.
      Усмехнувшись, он покачал головой.
      – Я ходил по магазинам. Но не только из-за сэндвичей. Давай поедим, а потом я покажу тебе свои остальные покупки.
      Чтобы доказать ей, что он пошутил насчет постели, Джеймс не торопился покончить с ленчем, радуясь самой возможности побыть с Элери наедине. Они сидели на диване в кабинете Джеймса, когда он, порывшись в кармане, извлек маленькую коробочку.
      – Наверное, вначале мне следовало изучить твои вкусы, но как только я его увидел, то сразу понял, что оно безупречно. Правда, если хочешь, можешь поменять на что-нибудь более модное.
      Элери уставилась на кольцо. Желание иметь его захватило ее с такой силой, что она готова была выхватить его из коробочки.
      – Тебе не нравится, – проговорил он безо всякого выражения.
      Она смотрела на усеянное бриллиантами и рубинами обручальное кольцо сквозь пелену слез.
      – Ты прав, оно мне не нравится, – согласилась она, – я от него в совершеннейшем восторге. Но я не могу носить его, Джеймс. Все сразу догадаются.
      – Вот именно. Так и было задумано. – Он вытащил кольцо из коробочки и надел ей на палец. – Оно тебе как раз.
      – Идеально. – Элери еще немного полюбовалась кольцом, затем сняла его и протянула Джеймсу. – Это нечестно.
      – Нечестно? – Он свирепо уставился на нее. – Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
      – Ты давишь на меня. Я же сказала тебе, что не готова взять на себя обязательства, о которых ты говорил. Пока не готова. Мы оба решили…
      – Нет! Это ты решила. Я остался при своем мнении. Будь моя воля, завтра же потащил бы тебя регистрировать брак. Но пока это исключено, я стараюсь делать то, что в моих силах. – Он впился в нее взглядом. – Почему ты не хочешь носить кольцо?
      Элери с удрученным видом заправила волосы за уши.
      – Я и представить себе не могла, что ты сразу захочешь всех посвятить в наши отношения. Думала, что это пока останется между нами.
      Джеймс встал, из-за сдерживаемого гнева на лице его застыло такое жесткое выражение, что Элери похолодела.
      – Ради Бога, почему? Сколько это будет продолжаться? Недели? Месяцы? – Он замолчал, пораженный горестным выражением ее лица. – Если мне предстоит находиться в подвешенном состоянии неопределенное время, я должен знать почему. Расскажи мне, в чем дело.
      – Я не могу, – проговорила она неожиданно севшим голосом. – И если тебя наши отношения не устраивают, тогда нет смысла продолжать их вообще.
      Секунду-другую Джеймс недоверчиво вглядывался в нее, затем схватил ее и, решительно перекинув через плечо, без лишних слов двинулся в спальню, где бесцеремонно швырнул ее на кровать.
      – Что ты делаешь? – ахнула она, испуганная выражением его лица.
      – Единственное, что мне остается! – пробормотал он сквозь зубы. – Грубо говоря, синьорина Конти, я намерен наградить вас ребенком.
      – Это ничего тебе не даст, – прошипела она, презрительно сверкая глазами. – Меры предосторожности мной уже предприняты.
      Джеймс тотчас же потерял к ней всякий интерес. Скатившись с нее, он поднялся.
      – Похвальная предусмотрительность, – протянул он, – которая, между прочим, наводит на мысль о множестве счастливчиков, успевших побывать в твоих объятьях…
      Телефонный звонок прервал ход его рассуждений. Вежливо извинившись, он поднял трубку, некоторое время, молча, слушал, а затем протянул трубку Элери.
      – С Нико беда, cariad, – раздался расстроенный голос матери. – Он в больнице…
      – Что? – Глаза Элери широко раскрылись от ужаса. – Почему? Что случилось?
      – Это произошло во время матча. Мальчик пытался головой отбить мяч, а вместо этого ударился о стойку ворот. Он без сознания…
      – Я еду, – бросила Элери и стремительно вскочила, чуть не опрокинув телефон.
      – Что случилось? – требовательно спросил Джеймс.
      – Нико в больнице, – сказала она, пытаясь проскользнуть мимо него, но он поймал ее за руку.
      – Я отвезу тебя, – твердо заявил Джеймс. – Ты вся дрожишь. В таком состоянии тебе нельзя садиться за руль.
      Элери уставилась на него невидящим взглядом и затем кивнула:
      – Хорошо, только давай быстрее.
      Через несколько минут они уже были в травматическом отделении Центральной пеннингтонской больницы. В боксе, проскользнув за занавески, они увидели Кэтрин, сидевшую возле неподвижной фигуры на кровати. Она вскочила и обняла дочь, мужественно улыбнувшись Джеймсу.
      – Не смотри так, cariad, – проговорила она. – Мне сказали, что он может прийти в себя в любой момент.
      Элери заняла место матери возле кровати, сжав в ладонях безжизненную руку Нико.
      – Он такой бледный, – горестно проговорила она и повернулась к матери. – Где папа?
      – Марио пока ничего не знает! Поехал за партией стаканов. Я оставила ему записку и примчалась сюда на такси.
      – Могу ли я чем-нибудь помочь, миссис Конти? – спросил Джеймс. – Может, принести вам кофе? А тебе, Элери?
      Кэтрин поблагодарила и отказалась, но Элери даже не слышала его слов. Она неподвижно сидела, не сводя глаз с бледного лица на подушке.
      – Пойду взгляну, не приехал ли Марио, – сказала Кэтрин. – Вы не побудете с Элери, Джеймс?
      Он ободряюще улыбнулся.
      – Конечно.
      После ухода Кэтрин он остался стоять за спиной Элери и непроизвольно сжал ее плечо, когда ресницы мальчика дрогнули.
      – Привет, Нико, – произнесла Элери настолько спокойным тоном, что Джеймс одобрительно посмотрел на нее. – Просыпайся.
      Длинные темные ресницы поднялись, и удивленные голубые глаза встретились с улыбающимся взглядом черных глаз.
      – Привет, мама, – еле слышно проговорил мальчик.
      Элери нервно сглотнула, но смогла сохранить улыбку на лице.
      – Это я, Элери. Мама вышла на минуту.
      – То-то так тихо! – Он заметил Джеймса и слабо улыбнулся. – Привет.
      – Тебе следовало отбить мяч, а не стойку ворот, – усмехнулся Джеймс, а Нико скорчил гримасу.
      – Не знаю, возможно… – Его лицо прояснилось. – Но я помню счет за первую половину. Мы выиграли?
      – Как глупо с моей стороны не поинтересоваться этим в первую очередь, – едко заметила Элери.
      – Вижу, спящий красавец опять с нами, – сказала медсестра, появившись из-за занавесок. – Доктор зайдет посмотреть тебя с минуты на минуту, Нико, но, по-моему, ты неплохо выглядишь.
      – И вы тоже, – ухмыльнувшись, заявил пациент.
      – Нико, – одернула, его Элери, хотя губы ее дрогнули в улыбке. – Похоже, ты и вправду не слишком пострадал.
      В этот момент следом за женой появился чрезвычайно обеспокоенный Марио Конти, и Элери, быстро поцеловав Нико, вышла с Джеймсом из палаты. Джеймс нашел для нее место в задней части комнаты для посетителей, с сочувствием поглядывая на ее бледное лицо.
      – Как ты себя чувствуешь?
      – Гораздо лучше. Извини за беспокойство.
      – Никакого беспокойства, Элери. – Джеймс посмотрел на часы. – Что дальше?
      – Доктор собирался осмотреть Нико… – Она оборвала фразу, увидев, что мать зовет ее.
      – Иди, – сказал Джеймс. – Я подожду здесь.
      Поговорив с родителями, Элери вернулась, бросив на Джеймса неуверенный взгляд.
      – Нико должен остаться на ночь, хотя он и утверждает, что с ним все в порядке.
      – Не думаю, что он пришел в восторг от перспективы провести субботнюю ночь в больнице, – усмехнулся Джеймс.
      – Еще бы… Он должен был пойти с Люси на вечеринку. – Элери уставилась на кончики своих туфель. – Мои родители сейчас уезжают домой, они собираются вечером, как всегда, работать в траттории.
      – Тогда поедем ко мне, – решительно заявил Джеймс и подвел ее к родителям. – Если вы уверены, что нам здесь делать нечего, – сказал он, обращаясь к Конти, – я хотел – бы отвезти Элери ко мне домой и накормить ее обедом.
      Марио Конти кивнул:
      – Лучше не придумаешь. Не готовьте ничего. Я пришлю вам еду.
      – Отличная мысль, Марио, – поддержала его Кэтрин и поцеловала дочь. – Пожелай Нико спокойной ночи и отправляйтесь. Увидимся позже. Спокойной ночи, Джеймс.
      Элери молчала на всем пути до Честер-Гарденс. Джеймс не предпринимал никаких попыток прервать затянувшееся молчание, а просто провел ее в кабинет, усадил на диван и сел рядом, прижав к себе.
      – Не беспокойся. Нико – крепкий парнишка. Утром он будет в полном порядке. – Он улыбнулся, глядя на нее. – И ему очень повезло, Элери, что все его так любят. Не могу себе представить, чтобы моя сестра пришла в такое расстройство из-за младшего братика.
      Элери на секунду прикрыла глаза, а затем, вскинув голову, вызывающе посмотрела на него.
      – Нико не брат мне, – вырвалось у нее. – Он – мой сын.
      Рука Джеймса, обнимавшая ее, непроизвольно напряглась, глаза потемнели от шока.
      – Девочка моя родная… – Он протяжно вздохнул и затем, словно ребенка, притянул ее к себе на колени, прижав головой к своему плечу. – Так вот в чем дело. Я чувствовал, что что-то не так, но не мог понять что. А он знает, дорогая?
      Элери покачала головой, немного расслабившись от его ласки.
      – Нет. Но мои родители считают, что пришло время все ему рассказать. Вот о чем мы говорили в больнице. Они думают, что пора Нико узнать правду.
      Джеймс немного отстранил ее от себя, чтобы видеть лицо.
      – Ты согласна?
      – В принципе – да. – Ее рот скривился. – Но не на деле. Даже тебе было нелегко сказать. Мысль о том, что надо признаться Нико, до смерти меня пугает. Я боюсь, что он… станет иначе относиться ко мне после этого. – Элери удрученно пожала плечами. – Теперь ты знаешь, почему я пока еще не могу выйти за тебя замуж, как бы этого ни хотела. Я пообещала себе, что подожду, пока Нико подрастет, прежде чем…
      – Прежде чем заняться личной жизнью?
      Дрожащая улыбка появилась на губах Элери.
      – Можно сказать и так. Мне не пришлось прилагать особых усилий, чтобы сдержать это обещание. До тех пор, пока я не встретила тебя. Но признаться тебе не могла, ведь это затрагивало моих родителей и Нико. Хотя ты и понравился моему отцу. Именно он настоял на том, чтобы я рассказала тебе правду.
      – Я благодарен ему за это, – с жаром проговорил Джеймс. – И полностью с ним согласен. Пора Нико все узнать. – Его глаза сузились. – Проклятье, до меня только сейчас дошло… ты ведь сама была почти ребенком. Как, черт побери, это вообще могло случиться?
      – Меня не изнасиловали, – поспешно заверила его Элери.
      – Слава Богу, хоть за это! Ты можешь мне все рассказать? – нежно спросил он.
      – Да. Хотя особенно-то и рассказывать нечего. В Пеннингтоне организовали обмен школьниками. Некоторые отправились в гости по обмену во Францию и Италию на рождественские каникулы.
      – И у вас дома кто-то остановился?
      – Нет. Я ведь посещала школу при монастыре, если ты не забыл. – Элери криво улыбнулась. – Просто один из учеников другой школы привел пообедать в тратторию соскучившегося по дому гостя из Италии и представил его моему отцу, который пригласил их обоих к нам домой. Это стало постоянным явлением. Саймон и Фабио часами торчали у нас дома, по воскресеньям сидели с нами за ленчем, играли с десятилетней Клаудией и со мной, водили нас в кино и тому подобное. Я наслаждалась жизнью. Мои школьные подружки из монастыря зеленели от зависти. Виновником случившегося был Саймон – звезда футбольной команды, обладатель мотоцикла и предмет вожделения всех его одноклассниц. Потрясенный Джеймс покачал головой.
      – Продолжай.
      – Тогда у меня были размеры… формы… такие же, как сейчас, но куда более длинные волосы, – бесстрастным тоном рассказывала Элери. – Однажды Фабио слег с расстройством желудка, поэтому, когда я отправилась к ним на свидание, Саймон ждал меня один. Я ничего не имела против. К тому времени я уже была совершенно очарована им. Стоял солнечный теплый день в конце декабря, но в лесу, где мы гуляли, не было, ни души. Я так часто представляла себе, как Саймон поцелует меня, что, когда это случилось, видимо, ввела его в заблуждение своим девчоночьим восторгом. Не прошло и нескольких секунд, как мы оказались на траве, на его кожаной куртке, и я с ужасом поняла, что не в состоянии противостоять здоровенному, похотливому семнадцатилетнему парню, который, совершенно потеряв рассудок, принудил меня к неумелому, болезненному испытанию, которое не доставило мне никакого удовольствия, как, впрочем, думаю, и ему. Он сказал мне, что в следующий раз будет лучше. – Элери коротко рассмеялась. – Я набросилась на него как мегера, вопила, что следующего раза не будет и что я не хочу его больше видеть.
      – И вы больше не встречались?
      – Нет. Я постаралась не показываться, когда он привел к нам Фабио проститься. А Саймон так и не дождался Пасхи, чтобы отправиться по обмену в семью Фабио. Он вылетел из своего драгоценного мотоцикла и мгновенно умер, не дожив нескольких дней до восемнадцатилетия.
      – Господи, Боже мой!
      – Вот так. – Элери с мольбой вгляделась в его напряженное лицо. – Ну а теперь ты должен учесть мое тепличное воспитание и обучение в монастырской школе. Я была совершенно уверена в том, что Саймон понес заслуженное наказание, и ждала, когда Бог покарает и меня. Прошло несколько месяцев, прежде чем я сообразила, какую форму приняло возмездие в моем случае. Сначала меня мучили тошнота и недомогание, и я решила, что меня поразила смертельная болезнь. Затем моя мать задала мне несколько вопросов, касавшихся дел, которые я всегда считала глубоко личными, и до меня наконец дошло, что у меня трехмесячная беременность.
      – Бедное дитя, – севшим голосом проговорил Джеймс и поцеловал ее в страдальчески скривившийся рот. – Что произошло потом?
      – А дальше, – уныло продолжала она, – ты должен принять во внимание некоторые особые обстоятельства. Во многих отношениях я была моложе своего возраста. Поскольку брак исключался, оставались три возможности: аборт, отдать ребенка на усыновление и судьба матери-одиночки. Первые два варианта были немыслимы. Поэтому мои мать и отец, который горько винил во всем себя, потому, что именно он свел меня с Сайманом, составили план.
      И она, запинаясь, стала рассказывать, в чем он заключался.
      В школе было сказано, что у Элери воспалились гланды. Под тем предлогом, что Клаудия может заразиться, Элери отправили в Уэльс к бабушке, которая на лето сняла уединенный коттедж на полуострове Гоуэр и там постепенно вывела свою внучку из шока. Тем временем Кэтрин, во всеуслышание жаловавшаяся, что толстеет, объявила всем, что беременна.
      Затем в один жаркий августовский полдень Марио спешно привез Кэтрин в Гоуэр, и прибыл как раз вовремя, чтобы встретить Нико Конти, который появился на свет, на месяц раньше положенного срока. Через несколько дней Элери заявила, что чувствует себя нормально, оторвалась от своего любимого дитяти и настояла на возвращении в Пеннингтон, тогда как Кэтрин, которая, по всеобщему убеждению, неожиданно родила, находясь на отдыхе, осталась со своей матерью и Нико.
      – И когда начался осенний семестр, я опять пошла в школу, – продолжила Элери. – Но благодаря родителям не была разлучена со своим ребенком. Я в большом долгу перед ними.
      – Все это черт знает какой опыт для школьницы, – с чувством проговорил Джеймс. – Неудивительно, что ты держишь мужчин на расстоянии.
      – За исключением тебя.
      – За исключением меня, – согласился он и вдруг нахмурился. – Почему ты так смотришь?
      Элери отвернулась.
      – Скажи мне честно… Это что-нибудь меняет, Джеймс?
      Он не стал делать вид, что не понимает.
      – Мои чувства к тебе? Не пори чепухи, женщина. Я люблю тебя. Ничто не может изменить этот факт. Но я согласен с твоими родителями. Пришло время сказать Нико. Ему сейчас столько же, сколько было тебе, когда он родился, то есть он как раз в том возрасте, чтобы понять, через что тебе пришлось пройти. Если твои родители считают, что ты должна все ему рассказать, не откладывай, Элери. Я бы охотно предложил тебе свою поддержку, но, думаю, это, ни к чему. Это касается только Нико и его матери.
      – Пожалуй, ты прав. Я заберу его домой из больницы и признаюсь ему во всем.
      – Умница. Тогда завтра вечером зайдешь ко мне и расскажешь, как все прошло.
      Элери испуганно прижала ладонь ко рту. Джеймс нахмурился.
      – В чем дело?
      – Совсем забыла. Я должна была пригласить тебя к нам. Завтра у меня день рождения.
      – Я знаю, – самодовольно сообщил Джеймс. – Вообще-то я заказал столик в ресторане, но с большим удовольствием отметил бы его с твоей семьей. Ленч или обед?
      – Пока не знаю. Позвоню тебе из дома. – Она посмотрела на него с трепетной улыбкой на губах, как вдруг раздался звонок в дверь. – Надеюсь, вся эта мелодрама не испортила тебе аппетит – это Луиджи с нашим ужином.
      Когда на следующий день в полдень Джеймс появился у Конти, его встретил Нико, которого украшал живописный синяк, мало соответствовавший крахмальной белой рубашке и черным джинсам.
      – Привет, Джеймс. Цветочки мне?
      – Не пугайся. Ну, как ты? Искры из глаз больше не сыплются?
      – У меня нет, а вот у Элери – возможно. – Нико проводил его в гостиную. – Вот он, именинница.
      Элери улыбнулась Джеймсу с таким сияющим видом, что он положил охапку красных роз на стол и заключил ее в объятья, не обращая внимания на залихватский свист Нико.
      – С днем рождения, дорогая.
      – Тридцать роз, Эл, – сообщил потрясенный Нико.
      Элери рассмеялась, скорчив гримасу.
      – Спасибо, Джеймс, за прекрасные розы, несмотря на роковое число.
      – Тогда, может, тебе больше понравится вот это, – сказал Джеймс, вручая ей изящно упакованную коробочку.
      Бросив на него осторожный взгляд, она при активном участии Нико развернула подарок и извлекла пару висячих рубиновых сережек.
      – О, Джеймс, они такие изысканные! – Восторженная, сияющая улыбка осветила ее лицо. – Надо купить красное платье. – Она ринулась в холл к высокому зеркалу в золоченой раме, вдела серьги в уши и, кинувшись Джеймсу на шею, поцеловала его. – Ты меня балуешь.
      – Где твои родители?
      – В траттории, – сказал Нико и посмотрел на часы. – О-ох, я тоже должен там быть. В честь именинницы ленч состоится в отдельном кабинете, и требуется моя помощь. – Он скорчил гримасу. – Соберитесь с силами, Джеймс. Семейные празднества требуют исключительной выносливости.
      Когда он ушел, Джеймс взял Элери за локти, внимательно вглядываясь в ее лицо.
      – Не томи меня. Ты сказала ему?
      – Да. – Она изумленно покачала головой. – Оказывается, он знал.
      Джеймс присвистнул.
      – Откуда?
      – На прошлой неделе в школе отменили футбольный матч, и Нико пришел домой довольно рано, ну а родители, вернувшись из траттории, думали, что его еще нет. Он уже собирался спуститься вниз, когда услышал, как мама сказала, что пора Нико узнать правду.
      – Так он подслушал?
      Элери кивнула.
      – А потом потихоньку прокрался к себе и притворился, что спит, когда мама зашла к нему.
      – Значит, когда парнишка пришел в себя в больнице и назвал тебя мамой, он не обознался, – медленно проговорил Джеймс.
      – Да. Он говорит, что я всегда была ближе ему, чем Клаудия. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. С той минуты, как моя мать привезла его домой, я ухаживала за ним на равных: пеленки, кормление, стирка и все остальное.
      – Выходит, он не слишком удивился?
      – В общем, нет. Но ужасно переживал по поводу своего отца. Благодаря телевидению Нико знает более чем достаточно об изнасилованиях и нападениях. И испытал громадное облегчение, когда я сказала, что его отец был милым парнем, в которого я без памяти влюбилась. Особенно когда узнал, что Саймон был почти звездой футбола. – Элери откинула волосы за уши, глаза ее подозрительно заблестели. – Собственно, ничего не изменилось. Нико любит моих родителей, а они обожают его. Слава Богу, эта история, кажется, не слишком его взволновала – он даже пошутил насчет того, что у него трое родителей вместо двух.
      – Есть ли у него бабушка и дедушка, о которых ему следует знать?
      Элери отрицательно покачала головой.
      – Саймана воспитала бабушка. Я навестила ее, когда родился Нико, но она была очень больна. Даже не поняла, кто я такая, поэтому я не стала ей ничего рассказывать. Вскоре она умерла. Нико только мой, – с нажимом добавила она.
      – Будешь ли так же любить наших детей? – прямо спросил Джеймс.
      Элери замерла.
      – О да. Конечно. – Она посмотрела на него со счастливой улыбкой. – А сколько детей ты хочешь иметь?
      Ленч по поводу дня рождения Элери Конти оказался для семьи памятным событием. Элери появилась в сопровождении Джеймса. Прежде чем она представила его собравшимся, ему удалось улучить несколько минут, чтобы пообщаться с ее родителями. На ленче присутствовала и Клаудия, которая была на последнем месяце беременности.
      – Пропустить день рождения? – заявила она, лучезарно улыбаясь Джеймсу. – Не говоря уже о знакомстве с вами! Я потребовала, чтобы Пол привез меня сюда.
      – Можешь, есть за двоих, Клаудия, – усмехнулся Нико. – Еды тут хватит на половину Пеннингтона.
      Со всех сторон сыпались поздравления, гости пили за здоровье Элери, затем Марио постучал по столу, призывая к молчанию.
      – Следующий тост за мою дочь Элери, но на этот раз также и за ее будущего мужа мистера Джеймса Кинкейда.
      Раздались удивленные и радостные возгласы. Джеймс встал и поблагодарил хозяина за восхитительное угощение, выразив удовольствие от знакомства с его семьей и друзьями.
      – И наконец, но не в последнюю очередь я хочу поблагодарить всех вас за добрые пожелания нам с Элери. – Он вытащил из кармана уже известную коробочку, открыл ее и надел Элери на палец рубиновое кольцо под оглушительные приветственные крики собравшихся.
      Неожиданно Клаудия резко охнула. Ее муж в панике склонился над ней, а Кэтрин и Элери чуть не налетели друг на друга, кинувшись к ней со всех ног.
      – Это ребенок? – требовательно спросила мать.
      – Да. – Клаудии удалось улыбнуться. – Похоже, кто-то очень хочет присоединиться к нашей компании.
      Джеймс предложил Нико и Люси отправиться с ними в Честер-Гарденс и дожидаться там известий.
      – Я позвоню вам, как только Пол даст нам знать, – сказала Кэтрин и потянулась, чтобы поцеловать Джеймса. – Добро пожаловать в семью, Джеймс. Надеюсь, сегодняшний день не показался вам чересчур насыщенным событиями.
      – Все было просто замечательно, миссис Конти, – заверил он ее. – Я вам очень признателен. Когда мои родители приедут из Франции, я приглашу из Лондона сестру с семьей, и мы что-нибудь устроим. За мой счет.
      – Будем очень рады, – сказал Марио и бросил на Нико повелительный взгляд. – Люси должна быть дома в положенное время.
      – Слушаюсь, – бодро ответил тот.
      – Боюсь, нам придется идти пешком, – удрученно сообщил Джеймс. – Вино было великолепное, и я, пожалуй, слишком часто прикладывался, мистер Конти. Не решаюсь сесть за руль.
      – Просто Марио, – сказал отец Элери, к ее удивлению.
      – Вы явно произвели на папу впечатление, – заметил Нико на пути в Честер-Гарденс. – Наверное, все дело в благодарности – он уже отчаялся сбыть Элери с рук.
      – Нико! – возмутилась Люси, но Элери рассмеялась и не слишком нежно пихнула его.
      – Скажи еще что-нибудь в том же духе, и останешься голодным, когда мы доберемся до дома.
      Джеймс бросил на нее затравленный взгляд.
      – Неужели мы должны не только накормить эту парочку, но еще и уберечь от шалостей.
      – Вам не кажется, что дело обстоит как раз наоборот? – лукаво проговорил Нико. – Мы с Люси намерены выполнить роль дуэньи.
      Вечер уже давно вступал в свои права. И, несмотря на веселье и шутки за легким ужином в Честер-Гарденс, Элери начала испытывать беспокойство за сестру. Подняв глаза от игры в «Монополию», она перехватила взгляд Нико и поняла, что для него не секрет, о чем она думает. Ласково улыбнувшись ей, он тут же яростно обрушился на Люси:
      – Ты, кажется, решила совсем меня обчистить, Люси. Если бы я знал, что в «Монополии» ты такой спец, я бы проголосовал за «Тривиал персьют».
      – Возможно, она и в этом спец, – сухо проронил Джеймс.
      Люси, которая к этому времени совершенно освоилась в их компании, важно кивнула в знак согласия.
      – Дома мы часто играем в настольные игры. – Она мило улыбнулась Нико. – Я и в математике кое-что смыслю.
      Когда зазвонил телефон, Джеймс поспешно схватил трубку и вручил Элери. Она с облегчением выслушала ликующее сообщение матери и, сияя, произнесла:
      – Несколько минут назад родилась Катерина. Мать и дочь чувствуют себя хорошо, а вот отец едва жив! Кстати, мама просила тебе кое-что передать, Нико.
      – Знаю! Я должен в положенное время доставить Люси домой, сразу после этого пойти к себе домой, а не болтаться без толку, потому что завтра надо идти в школу, даже если тебе чуть не пробили голову, – пропел он.
      Джеймса позабавила эта удачная имитация интонаций Кэтрин.
      – Неужели она успела все это сказать, Элери?
      – Конечно, нет. Но основную идею он уловил правильно, так что давайте быстренько закругляться, чтобы эта парочка могла отправиться восвояси.
      Пока Люси находилась в ванной внизу, Нико переводил смущенный взгляд с Элери на Джеймса и обратно.
      – Я вас так и не поздравил. Но я ужасно рад. По многим причинам. – Он стиснул Элери и неуклюже чмокнул. – Я еще не до конца освоился – для матери ты выглядишь слишком молодо. – Парнишка усмехнулся, взглянув на Джеймса. – Обещаю, что не буду звать вас отцом.
      – Ну, ты меня утешил, – тут же парировал Джеймс. – Иначе мне пришлось бы попросить кольцо назад.
      – Можешь просить хоть до второго пришествия, – заявила Элери, с преувеличенно восхищенным видом размахивая левой рукой, чтобы скрыть свои чувства. – Ты получишь его только вместе с пальцем. – Она вскинула голову, когда раздался звонок в дверь. – Уже?.. Люси, иди сюда. Джеймс вызвал для вас такси.
      Нико покраснел, когда Джеймс протянул ему банкноту.
      – Это слишком много.
      – Оставь сдачу себе, – усмехнулся Джеймс. – Не переживай, это исключительный случай. В следующий раз пойдешь пешком.
      – Ужасно мило с твоей стороны, – заметила Элери, когда они, стоя на пороге, махали вслед юной паре.
      – А я вообще очень милый, – улыбаясь, сообщил Джеймс и закрыл дверь. – А потому иди-ка сюда, моя красавица, и поблагодари меня, как я того заслуживаю, если ты понимаешь, о чем я говорю.
      – Думаю, что да, – призналась она, кокетливо хлопая ресницами.
      Джеймс медленно окинул ее пристальным взором. Элери чудесно выглядела в черных бархатных брюках и шелковой блузке цвета бронзы, которая гармонировала с рубиновыми серьгами.
      – Сегодня вечером тебе не дашь и двадцати лет, не говоря уж о тридцати.
      – Наверное, все дело в чудесных событиях последних дней. Чего стоит один тот факт, что я обручилась с самым замечательным человеком на свете! – взволнованно проговорила Элери.
      – Ну, я бы так не сказал, – скромно потупился Джеймс. – Один-два, пожалуй, еще найдутся.
      Элери покачала головой, лицо ее вдруг приняло серьезное выражение.
      – Только не для меня.
      С минуту Джеймс, молча, смотрел на нее, затем бросил взгляд на часы.
      – Почти девять, Золушка. Полагаю, тебе надо вернуться домой до полуночи.
      – Боюсь, что так.
      – Ты не будешь шокирована, – если я скажу тебе, что отчаянно хочу заняться любовью со своей будущей женой?
      – Ничуть.
      – Тогда как насчет того, чтобы захватить с собой в спальню шампанское и отметить с глаз на глаз такие замечательные события?
      – Я уже перестала надеяться, что ты меня об этом попросишь!