Глава 4

Касси остановила на нем взгляд, на мгновение утратив дар речи, потом резко повернулась и пошла в другую комнату. Она стала доливать в чашки кофе и взбивать подушки кресла, прежде чем снова взгромоздиться на них. Не отрывая взгляда от цветов, поставленных на камин, спросила Алека, с чего ей начинать.

— С самого начала. Все, что было, начиная с того дня, когда ты родилась, — решительно ответил он.

Касси покачала головой.

— Нет надобности заходить так далеко. В раннем детстве у меня событий было мало. Я жила в обыкновенном симпатичном доме на окраине Пеннингтона. Отец возглавлял там небольшую строительную фирму. Все было хорошо и приятно до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать лет и отцу не предложили место получше в бирмингемской фирме.

Ричард Флетчер отправился на новое место без семьи, и его потрясенной жене пришлось объяснять Касси и ее восьмилетнему брату, «до их отец хочет получить развод, чтобы жениться на своей секретарше. Мужественно поборов свое горе, Кейт Флетчер сообщила детям о том, что их отец желает, чтобы они наведывались к нему как можно чаще после того, как он обзаведется домом.

— Ты бывала у него? — спросил Алек.

Касси покачала головой.

— И не подумала! В шестнадцать лет человек еще не ведает, что такое терпимость. Я была вне себя от возмущения. Полине, этой секретарше, было всего двадцать четыре года. А отца я считала стариком. Слишком старым, чтоб спать с девчонкой, которой нет и тридцати лет, да и вообще с кем бы то ни было. — Она горько усмехнулась. — На самом деле ему было всего сорок восемь лет, а маме только тридцать девять.

— Она догадывалась, что он так поступит?

— Нет. Мама не сомневалась в крепости своего брака, как вдруг — бац! — и нет его. Позднее она говорила, что впервые об этом узнала, когда отец уже стал с ней прощаться.

Кейт Флетчер не жалела сил, чтоб создать для своих детей благополучную жизнь, но худшее было еще впереди. Ее муж обещал, что у нее не будет материальных затруднений, а всего через несколько недель после того, как он покинул домашний очаг, им сообщили о его скоропостижной смерти от сердечного приступа.

— Отец не утруждал себя составлением завещания, — продолжала Касси, — хорошо хоть страховка досталась маме. Что же касается всех прочих денег, их прибрала к рукам эта другая женщина. Без маминого ведома он оформил вторичную ипотеку на наш дом. Мама выручила сколько смогла от его продажи и сняла гораздо меньший дом. — Касси покраснела. — Ты, наверно, помнишь его.

— Как сейчас, — отозвался Алек с непроницаемым лицом. — Рассказывай дальше.

Касси постаралась сделать свой рассказ покороче: мать поупражнялась, чтоб восстановить свои секретарские навыки, и устроилась на работу. Касси бросила думать об университете и, окончив школу, поступила на работу в патогностическую лабораторию. Что касалось юного Бена, ошеломленного и огорченного предательским поведением отца, он все же скорее всех свыкся с положением вещей: пока у него есть Касси и мать, он не пропадет.

— А ты не пропала? — спросил Алек.

— Выжила. Но у меня возникло совершеннейшее отвращение и недоверие ко всему мужскому роду. В то время за мной ухаживал парень, бывший одноклассник по 6-й школе, совершенно безобидный, но отец нанес мне такую душевную травму, что я прогнала Дейвида. Я не могла допустить, чтоб мужчина когда-нибудь обидел меня так, как мой отец обидел мою мать.

— Теперь многое стало понятным, — мрачно произнес Алек. — Хотя и не все. Если тебе так досадили мужчины, почему ты позволила мне войти в твою жизнь? Касси смущенно посмотрела на него.

— Я не хотела, но ничего не могла с собой поделать. Ты… ты был не такой, как все. И я тогда очень нуждалась в том, что произошло между нами. Не только в любовных встречах, хотя я так же, как и ты, стремилась к ним. Мне нужен был близкий человек, те отношения, которые установились между нами. Я буквально жила ради наших встреч.

Алек вскочил, заставил ее встать и посадил рядом с собой на диване.

— Так какого черта ты не давала мне познакомиться с твоими родными?

— Не забывай, я была очень молодой, неопытной, немудрено, что я стала стесняться своего дома, когда узнала, где ты живешь. Кроме того, я просто не в состоянии была безоговорочно, довериться тебе после того, как поступил с матерью мой отец. У меня тогда было глубокое эмоциональное потрясение. И, что важнее всего, мама была тяжело больна, — закончила Касси. — Я не хотела взваливать все это на тебя.

Алек насупился.

— Но, Касси, черт возьми, я же врач. И почему это могло отразиться на моем отношении к тебе?

— Ты же сам первым делом сказал, что в твоей жизни нет места ни ответственности, ни прочным узам. К тому же ты вот-вот собирался уехать в Лондон. Вспомни. — Она повернула голову и посмотрела на него. — Дело было не в каком-нибудь гриппе или аппендиците. У мамы были неприятности с щитовидной железой — гипертиреоз. Она так тяжело болела, что бабушка переехала к нам, чтоб я могла остаться в лаборатории.

— Твоя мама знала обо мне?

— Да, конечно. Они с бабушкой обе были очень рады, что я наконец пришла в себя после папиной выходки, чтоб найти себе кавалера.

— Так что же случилось?

— Когда я пришла домой в то воскресенье после… после грозы… маме было хуже. На следующий день ее положили в больницу, а мы с Беном переехали к бабушке, потому что она жила гораздо ближе к больнице. Она и так с тех пор, как отец ушел, хотела, чтоб мы у нее жили. — Касси глубоко вздохнула. — Алек, мама очень тяжело болела. Она даже была в критическом состоянии. В патогностической лаборатории сжалились и предоставили мне отпуск.

— Черт бы тебя побрал, Касси, почему ты мне ничего этого не говорила? Он был взбешен.

— А что было говорить? Тебе не нужно было ответственности. А у меня ее было по самое горло. Бабушка была уже старой. Родители отца умерли. Если бы и мама умерла, у Бена никого, кроме меня, не осталось бы. Могла ли я все это взвалить на тебя?

Он сжал ее руку.

— Твоя мама выздоровела?

— Выздоровела, со временем. Она никогда не теряла присутствия духа. Не только выздоровела, но и вышла замуж за человека, у которого работала. Майкл Уитли был вдовцом. Он решил уйти в отставку пораньше и поехал с мамой жить в доме с видом на Кардиганский залив. Она буквально возродилась к жизни. Ей во многом повезло.

Когда Касси кончила рассказ, в комнате воцарилось молчание, такое долгое, что ей стало неловко. Она попыталась освободить руку, но Алек крепко держал ее.

— И ты от меня все скрывала, — наконец произнес он. — Касси, тебе, наверное, говорили, что я заходил на Альма-стрит? Я добился от одной твоей сотрудницы, чтоб она дала мне твой адрес, но никто не открыл, когда я стучался к тебе. Я пытался расспросить твою соседку, но она сказала, что ты уехала, чтобы поскорее отделаться от меня.

Касси засмеялась.

— Ты имеешь в виду миссис Плятт? Она решительно осуждала твою шевелюру и серьгу, не говоря о потертой кожаной куртке. Она мне сказала, что я наверняка не захочу иметь дело с такой сомнительной личностью.

— Выразилась она недвусмысленно, — кисло заметил он.

Касси внимательно посмотрела на него.

— Теперь ты хоть знаешь, почему я не хотела, чтобы ты приходил ко мне на Альма-стрит. Я понимала, что мама не имеет средств на что-то большее, но я все-таки стеснялась этого дома.

Алек фыркнул.

— Ты думала, что для меня имеет значение, какой у тебя дом?

— Для меня это имело значение.

— Какая же ты была дурочка, Касси Флетчер.

— Теперь понимаю, — с огорчением согласилась она, потом улыбнулась. — Правда, смешно. Если бы я до сих пор жила на Альма-стрит, я бы не колеблясь пригласила тебя туда. Наверно, все дело в том, что я повзрослела.

Алек сильнее сжал ее руку, когда она попыталась освободить ее.

— Спустя столько времени это утратило практический интерес, но скажи мне, Касси: если бы не твоя мама или Вен, ты бы уехала со мной, если бы я это предложил тебе?

Она с удивлением посмотрела на него, потом пожала плечами.

— Почем знать? Ты достаточно прямо говорил, что такая альтернатива не предусматривалась. Я бы отчаянно желала этого. Но после всего, что случилось с моим отцом, вряд ли бы я дала согласие, даже такому, как ты, дорогому мне человеку.

Он мрачно кивнул.

— Я тоже так думал. Но могла же ты ответить на мою записку.

— Какую записку?

— Которую я передал с этой внушительной миссис Плятт.

Касси нахмурилась.

— Она ничего не сказала о записке.

Его взгляд стал жестким.

— То есть эта ядовитая старая грымза не передала ее тебе?

— Я несколько недель ее не видела. Она могла забыть. — Она обратила к нему вопросительный взгляд. — А что ты там написал?

— Ничего особенного. Просто хотел с тобой встретиться. Я был вне себя от тревоги. Я не сомневался, что ты не принимала пилюль, и само собой разумеется, я в тот раз не предохранялся. Мысль о том, что ты одна и беременна, была для меня кошмаром.

Глаза Касси вспыхнули насмешливым пониманием.

— Вот оно что! Поэтому ты был так потрясен, когда увидел меня с детьми Лайама?

— Встретить двух очаровашек как раз такого возраста, с волосами такого цвета! Неужели не понимаешь? — Он нахмурился. — Но, Касси, я писал тебе еще два раза после того, как нашел себе квартиру. И никакого ответа. Наконец я отчаялся. Я не привык быть отвергнутым. Мне было очень тяжело мириться с этим.

Касси на мгновение задумалась.

— Наверное, мы уже переехали из сорок четвертого дома по Альма-стрит и поселились у бабушки…

— Повтори, какой дом?

— Две четверки: сорок четвертый.

— Мне казалось, что ты жила в тридцать четвертом.

С минуту они смотрели друг на друга.

— А я думала, с чего это ты стал разговаривать с миссис Плятт, — задумчиво произнесла Касси. — Тридцать четвертый дом продали примерно в то время, когда мы переехали. Новые хозяева нас не знали. Наверное, они просто выбросили эти письма. — Она вздохнула. — Значит, не суждено было нам тогда встретиться, Алек.

Они посидели в задумчивом молчании.

— Зато теперь судьба улыбнулась нам, — наконец сказал Алек.

Касси отдернула руку.

— Наверно, для того, чтобы позволить нам удовлетворить свою любознательность. Хочешь еще кофе?

— Нет. Я еще хочу услышать, что или кто стал причиной таких перемен в характере Касси Флетчер. — Алек скользнул по ней взглядом сверху вниз. — Ты совсем не та девчонка, которую я знал. Дело вовсе не в том, что прошло десять лет, а в том, что ты примирилась с жизнью.

Она кивнула с серьезным видом.

— Верно. Начиная с того дня, когда я узнала, что мама выздоровеет. Огромная тяжесть свалилась с моих плеч, и я стала смотреть на жизнь совсем по-новому. Одно то, что она будет жить, было так чудесно, что стала исчезать горечь, которую причинил мне отец. Позже я даже научилась мириться с горем от того, что потеряла тебя. Хотя после твоего отъезда было слишком мучительно вернуться на старую работу, так что я попросилась в лабораторию судебной экспертизы, записалась в клуб здоровья, по вечерам ходила на курсы литературного мастерства и наконец перестала отказывать вполне приличным мужчинам, когда они приглашали меня сходить куда-нибудь.

По лицу Алека пробежала тень.

— А я не сошел с ума в первые же недели в Лондоне только потому, что помнил твое лицо, Касси, в ту минуту, когда ты меня гнала от себя.

— Как?

— Меня утешало, когда я был в состоянии о чем-либо думать, что, чем бы ты ни руководствовалась, ты не более, чем я, была рада порвать отношения.

— Рада? — Она невесело усмехнулась. — Когда ты так резко повернулся и ушел, для меня это было концом всему. Сердце мое разбилось вдребезги. Алек вгляделся в ее лицо.

— Ну, сейчас сердце у тебя явно вылечилось.

— О да, оно вылечилось. — Она искоса посмотрела на него. — Как ни странно, мне никогда не приходило в голову, что ты станешь беспокоиться о последствиях этого… происшествия на барже.

— Но ведь и ты беспокоилась?

— Нет. Я достаточно скоро заметила, что нечего беспокоиться, по крайней мере об этом. Я благодарила Бога. Все-таки меньше осложнений. В моей жизни их и так было предостаточно. — Она вскочила на ноги. — Вот так. На сегодня хватит копаться в этом.

Он тут же встал.

— То есть мне пора, ты хочешь сказать?

— Да, — просто и откровенно ответила она, смягчая обиду улыбкой. — Ужин был замечательным, и я очень приятно провела вечер. Но эта исповедь была нелегкой. Я устала!

— В таком случае прощаюсь. Спасибо, что наконец развеяла тайну. — Он посмотрел на нее, обнял и поцеловал в раскрытые от удивления губы. Потом сильнее прижал к себе и целовал еще, целовал так долго, что оба тяжело дышали, когда он наконец отпустил ее. — Я так и знал! — воскликнул он охрипшим от страсти голосом.

У нее кружилась голова. Она посмотрела на него.

— О чем ты знал?

— Мы относимся к этому по-прежнему. — Алек протянул руку и коснулся ее покрасневшей щеки. — Спокойной ночи, Касси. — Он подошел к двери и остановился на мгновение, чтоб посмотреть ей в лицо. — Кстати, я подыскал дом.

Касси заморгала глазами, приходя в себя.

— Правда? А где?

— В районе Бофорт-сквер, в северной части Пеннингтона. Дом в георгианском стиле, в хорошем состоянии и достаточно просторный, чтоб на первом этаже можно было устроить врачебные кабинеты. — Он подошел к ней поближе. — Когда перееду, зайди посмотреть.

— Спасибо, с удовольствием. — Улыбка погасла, когда она заметила, как загорелись его глаза. Она выставила ладони, будто защищаясь от его взгляда. — Не надо, Алек…

— Надо, Касси, — сказал он, не допуская возражений, и притянул ее к себе.

Он заглушил ее протесты поцелуями. Как она хорошо помнила эту его манеру! Десять лет испарились, она снова стала двадцатилетней девчонкой, и каждая жилка в ее теле горела от прикосновения Алека Невиля.

Он поднял голову с торжествующим взглядом.

— Ну скажи, почему два взрослых человека не должны целоваться, если они оба этого хотят?

— Потому что на самом деле только один из двух этого хочет! — Она вырвалась и поправила волосы, сердито глядя на него. — Алек, неужели ты думаешь, что это удастся продолжить как ни в чем не бывало, когда прошло столько времени?

— А почему нет! — ответил он со свойственным ему высокомерием.

— Почем мне знать, что у тебя нет где-нибудь жены и детей, готовых въехать в твой новый дом?

— У меня их нет. Я говорил тебе, я уже не женат, — резко ответил он, но, когда снова потянулся к ней, она ускользнула от его объятий.

— Нет, Алек, мне не двадцать лет. Я уже не такая беспомощная.

На мгновение его глаза сверкнули холодным гневом, потом он равнодушно пожал плечами.

— Но все еще за нос водишь, хоть и сменила кожу. Ты ведь совсем не изменилась, Касси.

— В некотором смысле, — согласилась она с деланным спокойствием, — я вовсе не изменилась.

— В таком случае спокойной ночи. Этой игрой в прятки ты уже не удовлетворишь мои чувственные потребности. — Он усмехнулся, заметив невольно отразившееся в ее глазах возмущение. — Хотя этот вечер, должен сказать, даром не прошел.

— Отлично! — Касси смотрела с холодным блеском в глазах. — Теперь ты можешь успокоиться: твое самолюбие не задето. Ведь тебя, в сущности, никто не отвергал.

Алек еще мгновение посмотрел на нее, откланялся, вежливо поблагодарив за вечер, проведенный в ее обществе, и зашагал прочь. Касси почувствовала себя несчастной. Она не могла решить: считать себя излишне обидчивой или дурой из дур.

На следующий день Бен Флетчер пришел обедать, поэтому у Касси почти все время ушло на приготовление еды и уборку со стола, хотя надо сказать, что брат помогал ей во всем. Он, как всегда, много смешил ее. Разница в восемь лет уже почти не сказывалась. Бен работал в фирме электронной аппаратуры, от которой получал стипендию в университете. Пока они ели жаркое, которое она обычно готовила для Бена, Касси изложила ему замысел своего нового романа, кое-что уточнила у него и сделала заметки в блокноте, который всегда держала под рукой.

— Правда, мне кажется, что Лайам помог бы тебе больше, чем я, — сказал Бен, собираясь уходить.

— Только в том, что касается его профессии. А мне нужно кое-что из мужских эмоций. Он в этом не мастак. Кроме того, я в последнее время редко встречаюсь с Лайамом. — Касси пожала плечами. — Он стал совсем мало уделять мне внимания.

Бен испытующе посмотрел на нее.

— Это что, размолвка?

Она улыбнулась и покачала головой.

— Нет, совсем не то… — Она подняла голову, услышав, что звонит телефон, а Бен склонился над ней, чтоб чмокнуть ее в щеку.

— Оставляю тебя с твоим полицейским и убегаю. Меня уже давно ждут.

Касси рассмеялась, помахала ему рукой и подняла трубку.

— Что-то ты веселая, — сказал Лайам.