– Мистер Патель сказал, что ты заходил к нему, – произнесла дочь, усаживаясь на чудовищный диван. «Конский волос» тут же впился в кожу.

Глазки бегают. То на погасший экран взглянут, то метнутся к искусственным цветам, то к омерзительным розочкам на стене.

– Конечно, Джим был у Пателя, – признал он наконец.

И улыбнулся дочери во весь рот. Зубы в желтой жиже, возле десен пузырится-слюна. Кофейная банка около стула ненадежно прикрыта журналом. Барбара хорошо знала, что отец ждет, пока она отвернется, чтобы быстренько спрятать концы в воду и не попасться. Но она не собиралась ему подыгрывать.

– Выплевывай, папа, – с терпеливым вздохом произнесла она. – Что толку заглатывать эту гадость? Заболеть хочешь? – Она проследила, как тело старика облегченно расслабилось, и он, дотянувшись до пустой банки, выпустил туда слюну, приобретшую от табака густо-коричневый оттенок.

Отец утер рот испещренным пятнами носовым платком, откашлялся и воткнул себе в ноздри трубочки, уходившие в недра кислородного баллона. Он печально повел глазами на дочь, пытаясь уловить хоть искорку сочувствия, но на это рассчитывать не приходилось. И вновь маленькие глазки нервозно забегали.

Барбара сосредоточенно наблюдала за отцом. Почему он никак не умирает? Вот уже десять лет он постепенно разваливается на куски. К чему все это? Разве не милосерднее было бы – один шаг, один прыжок в темноту забвения? Не задыхаться от эмфиземы, отчаянно ловя губами воздух. Не жевать табак, в тщетной попытке утолить жажду курильщика. Обрести покой.

– Ты заработаешь рак, отец, – отстраненно произнесла она. – Ты ведь сам это понимаешь.

– О, с Джимом все в порядке, Барб. Не тревожься, девочка.

– Ты бы хоть о маме подумал. Что с ней станется, если ты снова угодишь в больницу? – Как Тони. Но эти слова не могли быть произнесены вслух. – Может, мне поговорить с мистером Пателем? Мне бы не хотелось этого делать, но я сделаю, если ты будешь покупать у него табак.

– Патель сам подсказал Джиму эту идею, – запротестовал отец. Его голос сорвался на визг – Ты же запретила ему продавать Джиму сигареты.

– Ты сам знаешь, это для твоего же блага. Как можно курить, сидя возле баллона с кислородом? Тебя доктор предупреждал.

– Но Патель. сказал, жевательный табак Джиму не повредит.

– Мистер Патель не врач. А теперь отдай мне та5ак. – И она требовательно протянула руку.

– Но Джимми хочет…

– Не спорь, папа. Отдавай табак.

Он сглотнул. Еще и еще раз. Глаза метались затравленно.

– Оставь хоть чуть-чуть, Барби, – проныл он. Барбара содрогнулась. Только Тони называл ее так. Из уст отца это имя звучало кощунственно. И все же она придвинулась к старику, коснулась рукой его плеча, даже заставила себя дотронуться до его немытых волос.

– Попытайся понять, папа! Мы должны подумать о маме. Она не выживет без тебя. Значит, мы обязаны заботиться о твоем здоровье. Ты же знаешь, мама… она так тебя любит.

Неужели в этих глазках и впрямь что-то блеснуло? Неужели они все еще различают лица друг друга в маленьком аду, созданном их собственными руками? Неужели густой туман еще не скрыл их друг от друга?

У отца вырвалось глухое рыданье. Грязная ладонь скользнула в карман, извлекла из него маленькую жестянку.

– Джим не хотел ничего плохого, Барби, – сказал он, протягивая контрабанду дочери. Глаза его продолжали метаться. То на ее лицо глянет, то скользнет взглядом вбок, к семейному святилищу, к пластмассовым цветам в пластмассовом сосуде. Барбара спокойно прошла к вазе, выдернула цветы и извлекла оттуда еще три жестянки табака.

– Завтра утром я поговорю с мистером Пателем, – холодно пообещала она и вышла из комнаты.

Конечно же, Итон-террас. Не Итон-плейс – самая сердцевина Белгравии – для Линли это было бы слишком претенциозно. К тому же речь идет всего лишь о городском особняке. Подлинный дом Линли – Хоунстоу, имение в Корнуолле.

Барбара постояла с минуту, созерцая изящное белое здание. Как тут все чисто, как все мило в Белгравии. Высший класс, светское общество. Где еще люди согласились бы жить в домах, переделанных из бывших конюшен, да еще и похваляться этим.

Мы переехали в Белгравию. Мы вам еще не говорили? Заходите к нам на чашку чая. Ничего особенного. Всего триста тысяч фунтов, но мы рассматриваем это как выгодное капиталовложение. Пять комнат. Прелестная тихая улочка, булыжная мостовая. Ждем вас к половине пятого. Вы сразу узнаете наш дом. Я посадила бегонии буквально на всех подоконниках.

Барбара поднялась по отмытым добела мраморным ступеням и презрительно сощурилась на маленький герб, притаившийся под медным светильником. Старинное дворянство! Линли не придется жить в конюшне.

Она уже протянула руку к звонку, но задержалась, тоскливо оглядывая улицу. Барбара так и не успела со вчерашнего вечера обдумать свое положение. Разговор с Уэбберли, поездка за Линли на свадьбу, заседание в Скотленд-Ярде и беседа со странным стареньким священником – все эти сцены так быстро сменяли друг друга, что у нее не осталось времени разобраться в своих чувствах и выработать стратегию, которая помогла бы без потерь пережить навязанное ей партнерство.

Правда, вопреки ее ожиданиям, у Линли эта ситуация не вызвала возмущения. Ничего похожего на ярость самой Барбары он не испытывал. Однако, с другой стороны, в тот момент инспектора занимали иные проблемы – свадьба близкого друга и, уж конечно, ночное свидание с леди Хелен Клайд. А теперь, когда он успел обо всем поразмыслить, он, несомненно, заставит Барбару сполна поплатиться за то, что ему в коллеги навязали парию, да еще и простолюдинку.

Что же делать? Накоиец-то ей представилась долгожданная возможность, о которой она мечтала и молилась, возможность показать себя с наилучшей стороны, закрепиться в следственном отделе. Единственный шанс сгладить все шероховатости, все глупости, слетевшие у нее с языка за последние десять лет, все идиотские ошибки.

«Вы можете многому научиться, работая с Линли», – озадаченно хмурясь, припомнила она слова Уэбберли. Чему она может научиться у Линли? Какое вино заказывать к обеду, как пройтись в танце, как развлечь полную комнату блестящих гостей? Чему она может научиться у Линли?

Разумеется, ничему. Но Барбара слишком хорошо понимала, что Линли – ее единственная надежда вернуться в следственный отдел, и, стоя на ступенях у входа в его роскошный особняк, она тщательно продумывала, как ей установить нормальные отношения с этим человеком.

– Полное подчинение, – сказала она себе. – Никакой инициативы, никаких идей, соглашаться с каждой его мыслью, с каждым словом.

Главное – выжить, решила она, нажимая на кнопку звонка.

Она думала, что дверь откроет красивая горничная в нарядном форменном платье, но ее ожидало разочарование: Линли собственноручно отворил дверь. Он был в тапочках, в одной руке держал гренок, а на кончике аристократического носа красовались очки.

– А, Хейверс, – приветствовал он ее взглядом поверх очков. – Раненько пожаловали. Великолепно.

Он повел ее в дальнюю часть дома, в полную воздуха столовую, со свежими скатертями и столь же свежими светло-зелеными стенами. В одном конце комнаты высокие стеклянные двери без занавесей открывали вид на цветущий поздними цветами сад, возле стены на сервировочном столике орехового дерева красовались серебряные блюда с завтраком. В комнате вкусно пахло теплым хлебом и беконом. Барбара почувствовала голодную пустоту в желудке. Прижав руку к животу она уговаривала себя забыть о том, что ее утро началось с крутого яйца и подсушенного хлебца. Обеденный стол был накрыт на две персоны. Барбара сперва удивилась, но тут же припомнила о свидании в поздний час, которое Линли назначил леди Хелен Клайд. Разумеется, дама все еще нежится в его постели – не станет же она подниматься раньше половины одиннадцатого.

– Угощайтесь. – Линли рассеянно ткнул вилкой в сторону сервировочного столика, другой рукой подбирая несколько страниц из полицейского отчета, рассыпанного посреди чайного сервиза. – По-моему, когда ешь, и думается лучше. Только копченую лососину не трогайте. Она, кажется, перележала.

– Спасибо, не стоит, – сдержанно отвечала Барбара. – Я уже поела, сэр.

– Даже сосиску не хотите? Сосиски очень хороши. Бы не обратили внимание, что мясники наконец-то отважились класть в сосиски больше свинины, чем крахмала? Это обнадеживает, верно? Через полсотни лет после Второй мировой войны мы наконец-то прекратим экономить продукты. – Линли потянулся к заварочному чайнику. Как и вся посуда, чайник был старинного фарфора, несомненно, он составлял часть фамильного сервиза. – Может, выпьете чаю? Должен вас предупредить, я предпочитаю «Лапсан Су Шон», хоть Хелен и утверждает, будто у него вкус мокрых носков.

– Да, я выпью немного. Спасибо, сэр.

– Отлично, – сказал он. – Выпейте, и послушаем, что вы скажете.

В тот самый момент, когда Барбара опускала в чашку кусок сахара, в дверь позвонили. На лестнице в глубине дома прозвучали шаги.

– Я открою, милорд! – воскликнул женский голос с корнуолльским акцентом. – Извините, что в тот раз не успела. Это из-за малыша, вы же знаете.

– Это круп, Нэнси, – пробормотал Линли в ответ. – Надо показать бедняжку врачу.

Звонкий, уверенный женский голос наполнил холл.

– Завтрак? – Переливы серебристого смеха. – Как я удачно подоспела, Нэнси. Он же не поверит, что это вышло случайно! – С этими словами леди Хелен ворвалась в столовую, и Барбару, точно разящий меч самурая, пронзило погибельное отчаяние.

Женщины оказались одеты одинаково – то есть на леди Хелен был коллекционный костюм, который кутюрье сам подгонял по ее фигуре, а на Барбаре – готовая копия «прет-а-порт», дешевая подделка с плохо подрубленными швами. Остается лишь надеяться, что различие в цвете костюмов скроет унизительное сходство, подумала Барбара. Она уже размешала сахар в чашке, но, словно обессилев, так и не могла поднести ее к губам.

Натолкнувшись взглядом на представительницу полиции, леди Хелен отнюдь не смутилась.

– Я в полной растерянности, – откровенно заявила она. – Как удачно, что и вы тут, сержант, – мне кажется, понадобятся все три наши головы, чтобы придумать, как мне выпутаться. – С этими словами она водрузила на ближайший стул большую хозяйственную сумку и, направившись прямиком к сервировочному столику, принялась обследовать накрытые крышками серебряные блюда, словно в первую очередь ей требовалось подкрепиться.

– Из чего выпутаться? – поинтересовался Линли. – Нравится ли вам «Лапсан»? – мимоходом осведомился он у Барбары.

– Превосходный напиток, – непослушными губами выговорила она.

– Опять этот отвратительный чай! – простонала леди Хелен. – Томми, ты бессердечен.

– Если бы я знал, что ты заглянешь к завтраку, я бы не посмел подать его второй раз за неделю, – намекнул Линли.

Женщина рассмеялась, ничуть не обидевшись.

– Смешной он, правда? Послушать его, так я торчу здесь каждое утро, объедаю его и опиваю.

– Не так уж много времени прошло со вчерашнего дня.

– Злюка! – И она вновь сосредоточила все внимание на сервировочном столике. – Лососина пахнет омерзительно. Нэнси ее, верно, забыла положить в холодильник. – Хелен вернулась к столу с тарелкой, на которой с трудом уместились яйца с грибами и бекон с помидорами. – Кстати, что она тут делает? Почему она не в Хоунстоу? И где нынче Дентон?

Линли мелкими глоточками отпивал чай, просматривая в то же время полицейский отчет.

– Я дал Дентону отпуск на то время, пока я уезжаю из города, – небрежно отвечал он. – Не стоит брать его с собой.

Кусочек бекона повис в воздухе. Леди Хелен пристально уставилась на инспектора.

– Ты же просто пошутил. Умоляю, дорогой, скажи мне, что ты пошутил.

– Я вполне способен несколько дней обойтись без камердинера. Я не так уж беспомощен, Хелен.

– Да я вовсе не об этом! – Леди Хелен сделала большой глоток китайского чая, брезгливо поморщилась и отставила пустую чашку в сторону. – Каролина! Она тоже взяла отпуск на всю неделю. Не может же быть… Томми, если она сбежит с Дентоном, мне конец. Нет-нет, – пресекла она слабую попытку собеседника прервать ее, – я знаю, что ты собираешься сказать. Разумеется, у них есть полное право на личную жизнь, я безусловно это признаю. Но мы должны выработать какой-то компромисс, мы с тобой должны принять решение, потому что если они поженятся и решат жить у тебя…

– В таком случае и нам с тобой придется пожениться, – миролюбиво заметил Линли, – и мы все будем счастливы, как четверо ежиков.

– По-твоему, это смешно? Ты только погляди на меня. Стоило Каролине отлучиться на один день, и я уже не человек. Неужели ты думаешь, что она позволила бы мне так одеться?

Линли перевел на нее взгляд. Барбаре этого не требовалось. Облик леди Хелен отпечатался в ее мозгу: прекрасно пригнанный по фигуре костюм винного цвета, шелковая блуза, розовато-лиловый шарф изящными складками ниспадает к талии.

– А что не так? – поинтересовался Линли. – По-моему, замечательный костюм. По правде говоря, учитывая ранний час, – он быстро глянул на карманные часы, – ты даже чересчур изысканна.

Леди Хелен в полном отчаянии обернулась к Барбаре.

– Таковы все мужчины, сержант! Я вырядилась с утра пораньше, словно переспелая клубника, а он знай бормочет «по-моему, замечательный костюм» и снова утыкается носом в рапорт об убийстве.

– Лучше уж читать отчет об убийстве, чем помогать тебе выбирать одежду на ближайшие дни. – Линли кивком указал на хозяйственную сумку, позабытую на стуле. Сумка раскрылась, и из нее поползли наружу куски какой-то материи. – Или ты именно за этим пришла?

Леди Хелен потянула сумку к себе.

– Если б дело было только в этом, – грустно вздохнула она. – На самом деле все гораздо хуже. Бог с ними, с Дентоном и Каролиной, – об этом мы еще поговорим. Я погибла, если ты мне не поможешь. Я перепутала все пулевые отверстия Саймона.

Барбаре показалось, что она попала в спектакль по пьесе Уайльда. Пора бы уже дворецкому войти на сцену слева и торжественно внести сэндвичи с огурцом.

– Пулевые отверстия Саймона? – Линли, более привычный к свойственным Хелен поворотам мысли, сохранял терпение.

– Ты знаешь, о чем я говорю. Мы сортировали образцы пятен крови в зависимости от траектории пули, угла и калибра. Ты же помнишь, да?

– Для доклада, который будет в следующем месяце?

– Вот именно. Саймон приготовил все для меня и оставил образцы в лаборатории. Я должна бы-ла разобрать данные, рассортировать образцы материи и подготовить к финальному тесту. Но я…

– Перепутала образцы, – завершил Линли. – Сент-Джеймса это не обрадует. Что же ты собираешься делать теперь?

Хелен сокрушенно поглядела на образцы, которые она столь бесцеремонно выбросила на пол.

– Разумеется, я и сама кое-что в этом пониманию. После четырех лет работы в лаборатории я сумею отличить двадцать второй калибр, не говоря уж о сорок пятом и ружейной пуле, но о других пулях я ничего не знаю, а тем более о том, какой образец соответствует какой траектории полета.

– Все перемешано, – вздохнул Линли.

– Еще как, – подхватила она. – Вот я и подумала, загляну-ка я к тебе с утра пораньше – вместе мы с этим справимся.

Наклонившись, Линли принялся осторожно перебирать груду материи.

– Ничего не выйдет, голубушка. Извини. Тут полно работы, а нам пора на поезд.

– И что же я скажу Саймону? Он столько с этим возился.

Линли пораскинул мозгами.

– Есть один вариант…

– Да?

– Профессор Абраме из Челси Инститьют. Ты с ним знакома? – Хелен покачала головой. – Они с Саймоном не раз вместе выступали экспертами на суде. В прошлом году занимались делом Мелтона. Можно сказать, приятели. Наверное, он согласится помочь. Если хочешь, я позвоню ему, пока я еще здесь.

– Правда, Томми? Как тебя отблагодарить? Я готова сделать для тебя все что угодно.

– Не стоит давать мужчине такие обещания за завтраком, – иронически изогнул бровь Линли.

Хелен обольстительно рассмеялась.

– Я готова даже помыть посуду! Я согласна обойтись без Каролины, если уж на то пошло!

– А как насчет Джеффри Кусика?

– И без него тоже. Ах, бедняжка! Променяю его на дырки от пуль и глазом не моргну.

– Что ж, все улажено. Как только закончим завтрак, я позвоню профессору. Полагаю, теперь нам ничто не помешает закончить завтрак?

– О, разумеется. – И гостья радостно занялась содержимым своей тарелки, в то время как Линли, нацепив очки, уткнулся в полицейский отчет.

– Что это у вас за расследование спозаранку? – спросила леди Хелен у Барбары, наливая себе вторую чашку чая и щедрой рукой добавляя молоко и сахар.

– Обезглавленный труп.

– Какой кошмар! Далеко едете?

– В Йоркшир.

Чашечка на миг задержалась в воздухе и осторожно опустилась на блюдечко. Леди Хелен перевела взгляд на Линли. С минуту помолчала, потом негромко задала вопрос:

– В Йоркшир? Куда именно, Томми? Линли прочел еще несколько строк, прежде чем ответить.

– Это местечко называется… ага, вот… Келдейл. Тебе это что-нибудь говорит?

Снова минутная пауза. Леди Хелен сосредоточенно обдумывала вопрос, уставившись в свою чашку. Хотя лицо ее оставалось бесстрастным, на шее учащенно забилась жилка. Наконец она подняла голову и выдавила из себя улыбку:

– Келдейл? Понятия не имею.