– Боюсь, это языческое празднество, – признался Харт с заискивающей улыбкой. На этом священник попрощался с посетителями и удалился в помещение возле алтаря, скрытое резной дверцей.

Дверца захлопнулась.

– Какой занятный и странный человек! Как ты познакомился с ним, Томми?

Линли вывел Дебору из церкви на солнечный свет.

– Это он первым доставил информацию для нашего расследования, Он нашел тело. – Линли коротко рассказал об убийстве, и Дебора слушала его, как прежде, не сводя с его лица взгляда своих зеленых глаз.

– Нис! – воскликнула она, выслушав до конца эту повесть. – Они поставили тебя в ужасное положение, Томми! Это нечестно!

Как это похоже на нее, подумал Линли. Она сразу же проникла в самую суть дела, она разглядела под гладкой поверхностью тот шип, который терзал его все эти дни.

– Уэбберли решил – бог знает почему, – что Нис охотнее будет сотрудничать со мной, – суховато возразил он. – К несчастью, я вызвал у него обратную реакцию.

– Но это ужасно! После всего, что Нис проделал с тобой в Ричмонде! Как они могли назначить тебя на это расследование? Неужели ты не мог отказаться?

Линли улыбнулся ее горячности.

– Обычно детективов не спрашивают. Давай я отвезу тебя в гостиницу, Деб?

Ни минуты не колеблясь, она отказалась:

– Нет, нет, зачем тебе! Я…

– Конечно. Я не подумал. – Опустив на землю сумку с видеокамерой, Линли отчужденно уставился на голубей, ворковавших на самой вершине колокольни. Дебора осторожно коснулась его руки.

– Не в этом дело, – ласково пояснила она. – Меня ждет машина. Ты, наверное, не заметил.

Только теперь он разглядел голубой «форд-эскорт» под каштаном, чьи желтые листья, словно ковром, устлали тропинку. Подняв сумку, Линли направился к машине, Дебора последовала за ним.

Открыв багажник, она проследила за тем, как Линли уложил сумку, а потом и сама постаралась устроить камеру понадежнее, чтобы не повредить в пути. Провозившись дольше, чем требовалось, она наконец подняла глаза и встретила его взгляд.

Линли наблюдал за ней, так пристально и страстно всматриваясь в каждую черточку ее лица, словно Деборе предстояло вот-вот исчезнуть навсегда, оставив ему на память лишь этот отпечатавшийся в его мозгу образ.

– Я вспоминаю ту квартиру в Пэддингтоне, – выговорил он. – Мы занимались там любовью поутру.

– Я не забыла, Томми.

Ее голос звучал нежно, но тем сильнее ранил. Он отвернулся.

– Ты скажешь ему, что мы виделись?

– Конечно, скажу.

– И о чем мы говорили? Об этом ты тоже расскажешь?

– Саймон понимает, что с тобой происходит. Он твой друг. И я тоже.

– Мне не нужна твоя дружба, Дебора, – предупредил он.

– Знаю. Но надеюсь, однажды ты ее примешь. Я всегда буду твоим другом.

Линли вновь почувствовал прикосновение ее пальцев к своей руке. Пальцы на миг сжались в знак прощания и тут же отпустили его руку. Дебора открыла дверь машины, скользнула внутрь, и машина тронулась.

Линли одиноко побрел прочь, физически ощущая, как все плотнее становится окутавшая его пелена отчаяния. Он как раз поровнялся с домом Оделл, когда дверь черного хода распахнулась и по ступенькам решительным шагом спустилась детская фигурка. За ней по пятам следовал селезень.

– Жди тут, Дугал! – крикнула ему Бриди. – Мама вчера оставила тебе еду в сарае.

Селезень, не отваживаясь преодолеть ступени, терпеливо ждал на крыльце. Девочка распахнула дверь сарая и скрылась внутри. Через минуту она вернулась, волоча за собой тяжелый мешок. Линли отметил, что Бриди одета в школьную форму, к сожалению, обтрепанную и не отличающуюся чистотой.

– Привет, Бриди! – окликнул он.

Девочка вскинула голову. Со вчерашнего вечера ее волосы кто-то все же привел в порядок. Интересно,кто именно?

Надо покормить Дугала, – пояснила она на ходу. – Мне сегодня в школу. Терпеть не могу школу.

Линли вошел во двор. Селезень без особого интереса наблюдал за ним одним глазом, а вторым высматривал обещанный завтрак. Бриди высыпала наземь гигантскую порцию корма, и птица в радостном ожидании захлопала крыльями.

– Сейчас, сейчас, Дугал, – заторопилась Бриди. Ласково приподняв селезня, она аккуратно переместила его на влажную тропинку и принялась с материнской нежностью наблюдать за ним. Дугал с головой зарылся в еду.

– Он очень любит завтракать, – конфиденциально сообщила она Линли, привычно устраиваясь на верхней ступеньке. Упершись подбородком в колени, девочка продолжала с любовью следить за своим питомцем. Линли уселся рядом с ней.

– У тебя сегодня отличная прическа, – ободряюще заметил он. – Это Синджи сделала? Она покачала головой, не сводя глаз с утки.

– Нет. Тетя Стефа.

– В самом деле? Какой она молодец.

– Такие вещи она здорово умеет. – Судя по интонации, Бриди намекала, что кое с чем другим тетя Стефа вовсе не справляется. – Мне пора в школу. Вчера мама меня не пустила. Сказала, что мои волосы выглядят «просто унизительно». – Бриди надменно встряхнула головой. – Это же мои волосы, не ее.

– Мамы, как правило, принимают все слишком близко к сердцу. Ты же знаешь.

– Она могла бы отнестись к этому так же, как тетя Стефа. Та просто расхохоталась, когда меня увидела. – Девочка запрыгала вниз по ступенькам. – На, Дугал, – позвала она, наполняя водой плоскую миску.

Селезень даже головы не повернул: не стоит отрываться от еды – как бы не отобрали. Разумные утки предпочитают не рисковать. А вода подождет. Бриди вернулась к Линли. Вместе они с удовольствием смотрели, как обжирается Дугал. Бриди вздохнула. Осмотрев потертые носки своих ботинок, она попыталась потереть их грязными пальцами – лучше от этого они не стали.

– И зачем мне ходить в школу? Уильям никогда не учился.

– Совсем никогда?

– Ну… во всяком случае, с тех пор, как ему исполнилось двенадцать лет. Если бы мама вышла замуж за Уильяма, мне бы не пришлось больше ходить в школу. Бобба не ходила.

– Совсем?

– С тех пор как ей исполнилось шестнадцать, Уильям больше не заставлял ее ходить в школу, – добросовестно уточнила Бриди. – Неужели мне тоже придется ходить в школу до шестнадцати лет? Мама меня заставит. Она хочет, чтобы я потом еще и в университет поступила, но уж это дудки.

– А что ты хочешь делать?

– Смотреть за Дугалом.

– Знаешь, Бриди, он, конечно, так и пышет здоровьем, но даже утки не живут вечно. Тебе нужен запасной вариант.

– Я буду помогать тете Стефе.

– В пансионе?

Девочка кивнула. Дугал закончил завтрак и глубоко погрузил клюв в корытце с водой.

– Я уже говорила это маме, но что толку! «Не допущу, чтобы ты загубила свою жизнь в этой дыре», – умело передразнила она надтреснутый голос Оливии Оделл и мрачно покачала головой. – Да, если бы мама вышла за Уильяма, все было бы по-другому. Я бы не ходила в школу. Я могла бы учиться дома. Уильям был такой умный. Он бы сам учил меня. Он бы согласился, я знаю.

– Откуда ты знаешь?

– Он всегда читал нам вслух – мне и Дугалу. – Услышав свое имя, селезень, очень довольный, направился к ним, переваливаясь и, как все утки, загребая лапками. – Библию читал. – Бриди потерла грязный ботинок о носок на другой ноге. – Правда, мне Библия не очень нравится. Особенно Ветхий Завет. Уильям говорил, я просто еще не понимаю, он говорил маме, что меня нужно наставлять в вере. Он был очень добрый и старался мне объяснить, но я не понимаю эти истории в Библии. Потому что там никого не наказывают за вранье.

– То есть как? – Линли тщетно напрягал память, пытаясь припомнить хоть один сюжет об удачливом лжеце.

– Они все всё время врут друг другу. Во всяком случае, так говорится в этих историях. И никто им не скажет, что так делать нехорошо.

– Вот как. Врут. – Линли беспомощно уставился на селезня, который пытался клювом развязать шнурки на его ботинках, – Ну, знаешь, в Библии многое… э… символично, – заторопился он. – Ладно, а что вы еще читали?

– Больше ничего. Только Библию. По-моему, Уильям и Бобба только ее и читали. Я хотела, чтобы мне понравилось, но мне не нравилось. Я не говорила об этом Уильяму, потому что он старался как лучше и я не хотела его обижать. По-моему, он старался подружиться со мной, – рассудительно добавила она, – ведь если бы он женился на маме, ему пришлось бы жить и со мной тоже.

– Ты хотела, чтобы он женился на твоей маме?

Бриди подняла Дугала и посадила птицу на ступеньку между собой и Линли. Равнодушно уставившись на детектива, Дугал принялся чистить свои и без того сверкающие перышки.

– Папа читал мне, – прошептала Бриди вместо ответа, не поднимая глаз, будто больше всего ее в данный момент интересовали потертые носки ботинок, – Папа читал мне, а потом он уехал.

– Уехал? – Должно быть, так ей сообщили о его смерти, догадался Линли.

– Однажды он уехал, – повторила Бриди, прислоняясь щекой к колену и прижимая к себе птицу. Теперь взгляд ее блуждал где-то у реки. – Он даже не попрощался. – Она принялась нежно целовать гладкую голову селезня. Дугал в ответ легонько пощипывал ее щеку. – Я бы на его месте хоть попрощалась.

– Вы бы назвали «ангелом» или «солнышком» подростка, который пьет, ругается и постоянно наживает неприятности? – задал вопрос Линли.

Сержант Хейверс отвлеклась от яичницы, насыпала сахар в кофе и задумалась над его словами.

– «Солнышком»? А что же в таком случае называть «ненастьем»?

– Ага! – усмехнулся Линли. Отодвинув тарелку, он внимательно пригляделся к Барбаре. Сегодня она выглядит неплохо: чуть тронула косметикой веки, щеки и губы, да и волосы догадалась подвить. Даже ее наряд заслуживает одобрения – коричневая юбка из твида и пуловер к ней в тон. Может, при ее бледной коже это и не лучший выбор, но уж со вчерашним чудовищным голубым костюмом не сравнить.

– Почему вы спрашиваете? – уточнила она. – Стефа описывала Джиллиан как безумного подростка. Девушка пила. – Вела себя черт-те как.

– Да. Но отец Харт назвал ее солнышком.

– Это странно.

– Он сказал, что Тейс был в отчаянии, когда она сбежала.

Хейверс задумчиво сдвинула густые брови и не заботясь более о субординации, налила Линли в чашку кофе.

– Этим можно объяснить исчезновение ее фотографий, верно? Он посвятил всю жизнь детям, и вот награда: одна из дочерей просто растворилась во тьме.

Эти слова пробудили какой-то отзвук в душе Линли. Он принялся листать бумаги в папке на столе и извлек фотографию Рассела Маури, переданную ему Тессой.

– Пройдите с ней сегодня по деревне, – попросил он.

Хейверс взяла фотографию, однако не стала скрывать удивление:

– Вы же сказали, он в Лондоне.

– Да, сейчас. А три недели назад? Если Маури побывал здесь, он должен был у кого-то спросить, как добраться до фермы. Пройдите по шоссе и загляните в пабы. Вероятно, и в гостиницу тоже, Если же никто его не видел…

– Остается Тесса, – подхватила она.

– Или другой человек, у которого был мотив. Мотивы могли быть разные.

Дверь открыла Мэдлин Гибсон. Линли пробрался мимо двух детей, сцепившихся в разоренном их постоянными схватками садике, ухитрился не споткнуться о сломанный велосипед и безголовую куклу и даже не вляпался в выброшенную на крыльцо тарелку с яичницей. Хозяйка равнодушным взглядом окинула свой домашний хаос и запахнула изумрудно-зеленый пеньюар на вызывающе торчащей груди. Под халатиком ничего не было, и женщина откровенно давала понять, что посетитель застал ее врасплох.

– Дик! – крикнула она, злобно уставившись на Линли. – Запихай свою штуку в штаны. Это Скотленд-Ярд, – Томно улыбнувшись, женщина пошире распахнула дверь. – Пожалуйте, инспектор. – Она провела его через крошечный холл, заваленный игрушками и грязной одеждой, к подножию лестницы. – Дик! – крикнула она еще раз, обернулась и сложила руки на груди, дерзко глядя на Линли. По лицу ее блуждала улыбка. В складках тонкого атласа мелькало изящное колено и не менее изящное бедро.

Наверху послышалось какое-то движение и недовольное мужское бормотание. Ричард Гибсон вышел на площадку, шумно протопал по лестнице и сердито глянул на жену.

– Господи, да надень же на себя хоть что-нибудь, Мэд! – рявкнул он.

– Пять минут назад тебе этого не требовалось, – съязвила она, усмехаясь в ответ, и двинулась вверх по лестнице, старательно демонстрируя на каждом шагу свое стройное, изящное тело.

Гибсон ошалело смотрел ей вслед.

– Вы бы на нее поглядели, когда ей и впрямь приспичит, – доверительно сообщил он. – Это она просто играет.

– Ах вот как! Фермер рассмеялся.

– Чем бы дитя ни тешилось, – фыркнул он. – Хоть минута покоя. – И, оглядев привычный беспорядок, предложил: – Пойдемте в сад.

На вкус Линли, садик еще меньше подходил для беседы, чем пропитанный застоявшейся вонью коттедж, однако он молча последовал за хозяином.

– Пошли к матери! – распорядился Гибсон, едва повернув голову в сторону своих сорванцов. Ногой он передвинул тарелку с яичницей поближе к краю ступеньки, и в тот же миг из зарослей умирающих от жажды кустов явилась тощая кошка и принялась за объедки. Кошка ела жадно и тревожно, как бродяжка. Ее повадка напомнила Линли о Мэдлин, скрывшейся на втором этаже.

– Вчера я видел Роберту, – заговорил он. Ричард присел на ступеньку, старательно завязывая шнурки.

– Как она? Улучшения есть?

– Нет. Когда мы приходили сюда в первый раз, вы нам не сообщили, что вы подписали бумаги для отправки Роберты в психиатрическую клинику.

– А вы не спрашивали, инспектор. – Справившись со шнурками, Ричард поднялся на ноги. – Или я должен был бросить ее в полицейском отделении Ричмонда?

– Не обязательно. Вы нашли ей адвоката?

Линли догадывался, что Гибсону покажется странной забота инспектора о юридической защите убийцы, сознавшейся в своем преступлении. Веки Ричарда удивленно дрогнули. Он не торопился с ответом, тщательно заправляя фланелевую рубашку в штаны.

– Адвоката? Нет.

– Интересно, что вы распорядились отвезти девушку в больницу, но далее не подумали о том, как защитить ее права. Очевидно, вам так было удобнее?

Гибсон сжал челюсти:

– Ну уж нет.

– Можете как-то это объяснить?

– По-моему, тут нечего объяснять, – с вызовом заявил Гибсон. – Мне показалось, что психическое состояние Бобби куда важнее, чем эти ваши проблемы с законом. – Лицо его потемнело.

– В самом деле? И если ее признают невменяемой – а это, разумеется, должно произойти, – вы окажетесь в очень выгодном положении, не так ли?

Гибсон смотрел ему прямо в глаза.

– Еще бы, клянусь Богом! – проревел он. – Заполучу чертову ферму, заполучу чертов дом и буду трахать мою чертову жену прямо на обеденном столе, а Бобби не будет болтаться поблизости. Вы же так думаете, верно, инспектор? – Он воинственно наклонил голову вперед, но Линли никак не прореагировал на вызов, и фермер вновь подался назад, но не умолк. – Мне уже надоело объясняться с людьми, которые думают, что я желаю Бобби зла, которые думают, что мы с Мэдлин будем рады, если ее запрут на всю жизнь. Думаете я не знаю, о чем тут все говорят? Думаете, Мэдлин этого не знает? – Он горько усмехнулся. – Это не ей, а мне нужен адвокат! Конечно же, я надеюсь получить заключение, что она невменяема. Это же лучше, чем тюрьма, верно?

– Значит, вы верите, что она убила отца? – поинтересовался Линли.

Гибсон вяло пожал плечами.

– Не знаю, что и думать. Я одно знаю – Бобби уже не та, что была, когда я уезжал из Келдейла. Та девчушка и мухи бы не обидела. А эта, новая… она мне как чужая.

– Может быть, это как-то связано с исчезновением Джиллиан?

– Джиллиан? – Гибсон рассмеялся. – По мне, Джиллиан оказала всем нам услугу, когда ушла из дому.

– Почему?

– Скажем так – она была чересчур развита для своих лет. – Мужчина быстро оглянулся на свой дом и прибавил: – По сравнению с ней Мэдлин – непорочная Дева Мария, ясно я говорю?

– Вполне. Она вас соблазнила?

– Сразу быка за рога, а? Дайте сигаретку, и я все вам расскажу. – Он прикурил и поглядел в сторону поля, примыкавшего к немощеной улице. По ту сторону поля между деревьев вилась дорожка, уводившая к болоту Хай-Кел-мур. – Мне было всего девятнадцать, когда я удрал из Келдейла, инспектор. Я не хотел уезжать. Как перед Богом – мне этого вовсе не хотелось. Но я знал: если не уеду, всю жизнь придется расплачиваться.

– Однако вы спали со своей кузиной Джиллиан до отъезда?

Гибсон фыркнул:

– «Спал» – не то слово, когда речь идет о такой девице, как Джилли. Она хотела взять верх, и ей это каждый раз удавалось, инспектор. Она такое могла с мужчиной проделать… ни одной шлюхе не под силу. Она заводила меня по четыре раза в день.

– Сколько ей было лет?

– Ей едва сровнялось двенадцать, когда она впервые не по-сестрински взглянула на меня, и тринадцать, когда она… до меня добралась. А потом она два года подряд имела меня, как хотела.

– Вы хотите сказать – вы бежали от нее?

– Такого великодушия от меня не ждите. Я бежал от Уильяма. Это был вопрос времени – когда он нас застукает. Я не хотел этого. Я хотел положить всему конец.

– Почему вы не рассказали Уильяму правду? Гибсон широко раскрыл глаза.

– С его точки зрения ни одна из его девочек не была способна ни на что дурное. Как я мог сказать ему, что Джилли, зеница его ока, зазывает меня, ровно кошка в охоте, и трахается со мной, как последняя шлюха? Он бы все равно мне не поверил Я сам порой переставал в это верить.

– Она уехала из Келдейла через год после вашего отъезда?

– Да, так мне сказали. – Гибсон далеко отбросил свой окурок.

– Вы с тех пор встречались?

– Нет, никогда, – проговорил Гибсон, отводя взгляд. – И слава богу.

Марша Фицалан оказалась скрюченной, сморщенной старушкой. Ее лицо напомнило Линли американских кукол, вырезанных из яблока: тоненькая сеточка морщин покрывала щеки до самых глаз. Глаза были голубые. Они освещали все лицо, сияя живым интересом. Всякий, взглянув на эту женщину, понимал, что состарилось лишь ее тело, а душа осталась молодой.

– Доброе утро, – с улыбкой приветствовала она гостя. – Или, вернее, добрый день, – поправилась она, бросив взгляд на часы. – Вы, значит, инспектор Линли? Я так и думала, что рано или поздно вы ко мне зайдете. Я испекла лимонный пирог.

– Специально для меня? – удивился Линли.

– Вот именно, – подтвердила она. – Заходите.

Хотя мисс Фицалан жила в одном из небогатых домиков по Сент-Чэд-лейн, ее коттедж разительно отличался от обиталища Гибсонов. В садике были разбиты аккуратные цветочные клумбы: весной и летом здесь цвели примула и бурачок, рань и львиный зев. Сейчас клумбы уже приготовили к зиме, корни каждого растения были заботливо укрыты землей. На ступеньках у входа были насыпаны небольшие кучки семян для птиц, У окна висели жестяные колокольчики, легонько позванивавшие на ветру, их не заглушали даже вопли проживавших по соседству Гибсонов.

И внутри все было иначе, чем у Ричарда с Мэдлин. Аромат душистых трав, наполнявших саше, напомнил Линли долгие вечера в бабушкиной комнате в поместье Хоунстоу. Крошечная гостиная обставлена скромно, но элегантно, две стены от пола до потолка занимают полки с книгами. У окна небольшой столик с фотографиями. Над старым телевизором висело несколько вышивок.

– Пройдемте в кухню, инспектор, – предложила Марша. – Принимать гостя в кухне, конечно, дурной тон, но, по-моему, там гораздо уютнее, Друзья говорят, все потому, что я выросла на ферме, а на ферме кухня – главная часть дома, верно? Думаю, это во мне осталось навсегда. Прошу вас, сэр, присаживайтесь к столу. Кофе с пирогом? По-моему, вы проголодались. Наверное, еще не женаты? Холостяки всегда плохо питаются.

И вновь Линли вспомнилась бабушка, ее нерассуждающая, всеобъемлющая любовь. Старушка быстро накрывала стол для чая, Линли любовался уверенными движениями ее надежных рук, понимая, что здесь он найдет ответы на многие вопросы.

– Расскажите мне о Джиллиан Тейс, – попросил он.

Руки хозяйки замерли над столом. Марша обернулась с ласковой улыбкой на губах.

– Джилли? – повторила она. – С удовольствием. Джиллиан Тейс была таким прелестным существом.