9

Хелен Клайд не могла вспомнить, где она впервые услышала выражение «словить удачу». Вероятно, в одном из американских теледетективов, которые она смотрела с отцом — страстным любителем этого жанра—в годы своего детства, когда закладываются основы личности. Это выражение, как семя, брошенное тогда в память, проросло и распустилось пышным цветом при обходе ею района Кросс-Киз-клоуз в Мэрилебоне. Она словила-таки свою удачу, расспрашивая обитателя дома номер четыре.

В тот день, в половине десятого утра, в доме Сент-Джеймса они поделили объем работ на троих. Сент-Джеймс продолжит поиски Бреты, отправившись в школу Джеффри Шенклинга. Дебора получит образец почерка Денниса Лаксфорда. Хелен же опросит обитателей Кросс-Киз-клоуз — не заметили ли там в последние дни человека, старавшегося не привлекать к себе внимание.

— Проверять Лаксфорда, скорей всего, нет необходимости, — сказал им Сент-Джеймс. — Он вряд ли сам написал бы письмо, если бы похитил девочку. Но для порядка надо его исключить. Поэтому, любовь моя, если ты не против взять на себя «Осведомитель»…

Вспыхнув, Дебора сказала:

— Саймон. Боже мой. Я ничего этого не умею. Ты же знаешь. Да что я ему скажу?

— Подойдет правда, — сказал Сент-Джеймс, но, судя по виду Деборы, не убедил ее. — Дорогая, ты просто думай о мисс Марпл.

В конце концов Дебора решила взять для подстраховки свои камеры.

— Ведь это же газета, — волнуясь, объясняла она, чтобы муж и Хелен не отправили ее из дома в Челси безоружной. — С ними я буду чувствовать себя увереннее. Не буду казаться белой вороной. Там же есть фотографы? Множество фотографов? В редакции газеты? Да. Конечно. Ну конечно, должны быть.

— Ты придешь инкогнито! — воскликнула Хелен. — Дорогая, это то, что надо. Совершенно точно. Никто не поймет, зачем ты пришла, а мистер Лакс-форд настолько оценит твою предусмотрительность, твою деликатность, что тотчас же начнет с тобой сотрудничать. Дебора, ты просто создана для подобной работы.

Дебора усмехнулась. Что всегда действовало на нее безотказно, так это шутка. Она взяла камеры и ушла. Сент-Джеймс и Хелен отправились вскоре после нее.

С того момента, как Сент-Джеймс высадил ее на углу Мэрилебон-Хай-стрит и Мэрилебон-лейн, а сам отправился на запад, к Эджвер-роуд, Хелен задавала вопросы. Она начала с магазинов на Мэрилебон-лейн, где показывала фотографию исчезнувшей девочки, не называя ее имени. Наибольшие надежды Хелен связывала с владельцем закусочной «Золотой хвост». Поскольку по средам, перед уроком музыки, Шарлотта непременно сюда заходила, где, как не здесь, кто-то мог следить за ней, сидя за любым из пяти шатких столиков? Один из них особенно подходил для наблюдения, втиснутый в угол за игорным автоматом, но с отличным обзором Мэрилебон-лейн.

Но, несмотря на ободряюще-монотонное бормотание Хелен: «Это мог быть мужчина, это могла быть женщина, в общем, любой человек, которого вы никогда здесь раньше не видели», он покачал головой, продолжая лить растительное масло во вместительный чан. Может, кто новый и сидел тут, отвечал он, но откуда ему знать? Его заведение, слава богу, не пустует, и если кто новый и зайдет отведать трески, он, хозяин, скорей всего, примет его за служащего из контор с Булстрод-плейс. В любом случае ей следует поспрашивать там. Окна этих контор прямо напротив его закусочной. Ему не раз случалось видеть, как какая-нибудь секретарша или машинистка глазеют на улицу вместо того, чтобы заниматься своим делом. Поэтому-то, скажу вам, мисс, страна и катится в пропасть. Никакой сознательности. Слишком много праздничных дней. Все стоят с протянутой рукой, ожидая, что правительство что-нибудь им подаст. Когда хозяин сделал вдох, чтобы развить свою излюбленную тему, Хелен торопливо его поблагодарила и оставила карточку Сент-Джеймса. Если он все же что-то вспомнит…

Расспросы в конторах на Булстрод-плейс, в которые не всегда легко было проникнуть, отняли у Хелен несколько часов, но успехом не увенчались. Ненамного большего она добилась и в пабе «Принц Альберт».

После этого Хелен принялась методично обследовать Кросс-Киз-клоуз. Она никогда в жизни не бывала в уголке Лондона, столь напоминавшем излюбленные места Джека Потрошителя. Даже днем ей было здесь не по себе. По обеим сторонам узких переулков высились дома, поэтому сюда проникал лишь редкий, отраженный от крыш луч солнца, еще реже попадался островок солнечного света на крылечке, обращенном, по счастью, в нужную сторону. Хелен не встретился ни один прохожий — это давало серьезные основания предполагать, что незнакомца как раз могли заметить, — но и в большинстве смахивающих на крысиные норы жилищ все тоже казалось вымершим.

Хелен прошла мимо дома Дэмьена Чэмберса, хотя обратила внимание на звуки электрооргана, доносившиеся из-за закрытых дверей. Она начала с соседей учителя музыки и проверила дома напротив. Единственными компаньонками сыщицы были две кошки — рыжая и полосатая — с торчащими тазовыми костями и маленькое серое существо с длинной мордочкой. Зверек этот семенил на крохотных лапках вдоль одного из зданий, и его присутствие указывало на то, что пребывание в этом районе нужно сократить до предела.

Хелен показывала фотографию Шарлотты, говорила о ее исчезновении, уклонялась от естественных вопросов — кто она и не затевает ли какой пакости. Покончив с вступительными фразами, Хелен переходила к сути дела: очень велика вероятность, что девочка была похищена. Не заметили кого-нибудь поблизости? Подозрительного человека? Слишком долго здесь находившегося?

От двух женщин, живущих в домах номер три и семь, она получила ту же информацию, что и Саймон от Дэмьена Чэмберса в среду вечером. Молочник, почтальон, случайный доставщик товара. В переулке видели только этих людей. В домах номер шесть и девять ей ответили пустыми взглядами. Еще в шести домах ей вообще не открыли, поскольку они пустовали. Усилия Хелен были вознаграждены в доме номер пять.

Она поняла, что ей повезло, как только постучала в дверь. Случайно подняв глаза — поскольку она постоянно с тревогой озиралась в этом лабиринте улочек, — Хелен увидела в единственном окне второго этажа морщинистое лицо, обладатель которого исподтишка наблюдал за ней в щелочку между штор. Хелен помахала рукой, приветствуя хозяина, постаралась принять как можно более приветливый и мирный вид и крикнула:

— Будьте любезны, могу я с вами переговорить?

Лицо исчезло. Она постучала снова. Прошла почти минута, прежде чем дверь приоткрылась, оставшись на предохранительной цепочке.

— Большое спасибо, — сказала Хелен. — Это не займет много времени. — И достала из сумочки фотографию Шарлотты.

Глаза на морщинистом лице настороженно следили за ней. Хелен до сих пор не могла сказать, кому они принадлежат — мужчине или женщине, поскольку их владелец был одет в зеленый спортивный костюм и кроссовки.

— Шотамувас? — спросило Морщинистое лицо.

Хелен протянула снимок. Рассказала про исчезновение Шарлотты. Морщинистое лицо взяло карточку покрытой старческими пятнами рукой с ярко-красным лаком на ногтях, что наконец-то разрешило вопрос о половой принадлежности собеседника, если только бедняга не был престарелым трансвеститом.

— Эта маленькая девочка пропала, — сказала Хелен. — Возможно, из Кросс-Киз-клоуз. Мы пытаемся установить, не болтался ли кто-нибудь поблизости в последнюю неделю.

— Пьюмен звонил в полицию, — заявила женщина и сунула фотографию назад Хелен. Утерла нос тыльной стороной ладони и мотнула головой в сторону дома номер четыре через дорогу. — Пьюмен, — повторила она, — а не я.

— В полицию? Когда? Женщина пожала плечами.

— В начале недели тут ошивался бродяга. Знаете, видали небось? Копался в мусорных баках, еду искал. Пьюмену это не нравится. Да и никому из нас. Но именно Пьюмен позвонил в полицию.

Хелен мысленно соединила полученные сведения и быстро затараторила, испугавшись, что женщина захлопнет дверь, решив, что сообщила достаточно.

— Вы говорите, что поблизости слонялся бродяга, миссис… — Когда же женщина никак не отреагировала на это обращение, Хелен продолжала: — Этот бродяга провел здесь несколько дней? И Пьюмен… Мистер Пьюмен?.. Он позвонил в полицию?

— Констебль его прогнал. — Она ухмыльнулась. Увидев ее зубы, Хелен мысленно поклялась более регулярно посещать своего дантиста. — Это-то я видела. Бродяга завалился в мусорный контейнер и принялся поносить полицию. Однако же Пьюмен это сделал. Позвонил в полицию. Спросите его.

— Вы можете описать…

— Хм. Могу. Красивый такой. Неглупый на вид. Темные волосы, как шапочка. Очень милый. Очень чистый. Пушок на верхней губе. Вид властный, так вот.

— Ох, простите, — Хелен постаралась сохранить терпение и любезность, — я имела в виду бродягу, а не полицейского.

— А, этот. — Женщина снова утерла нос. — Он был в коричневой одежде, как военные.

— В камуфляже?

— Точно. Одежда вся мятая, как будто он в ней спал. Тяжелые ботинки. Без шнурков. Рюкзак… здоровый такой.

— Вещмешок?

— Точно. Правильно.

Под данное описание подпадало, вероятно, десять тысяч человек, кочующих в настоящее время по Лондону. Хелен не отставала.

— Вы больше ничего не заметили? Какие у него волосы, например? Лицо? Фигура?

Женщина вспомнила только волосы.

— Почти совсем седые. Свисали прядями из-под вязаной шапочки. А шапочка… — Она ногтем поковыряла между зубами. — Темно-синяя. Пьюмен позвонил в полицию, когда он рылся в его мусорном баке. Пьюмен разглядел его лучше, чем я.

К счастью, Пьюмен действительно разглядел. И, к еще большему счастью, был дома. Сценарист, представился он, и добавил, что она прервала его на середине фразы, так что если ее не затруднит…

Хелен сразу начала с бродяги.

— О да, я его помню, — сказал мужчина. И снабдил Хелен описанием, заставившим ее прийти в восторг от наблюдательности сценариста. Бродяге было от пятидесяти до шестидесяти пяти лет, рост пять футов десять дюймов, лицо темное и в глубоких морщинах, как от слишком долгого пребывания на солнце губы обкусаны до коросты, ладони огрубелые, на тыльной стороне — едва зажившие порезы, вместо ремня в петли брюк продет темно-бордовый галстук.

— И, — завершил Пьюмен, — один ботинок наращен.

— Наращен?

— Ну, то есть подошва у него была на дюйм толще, чем у другого ботинка. Возможно, в детстве он перенес полиомиелит. — Он по-мальчишески рассмеялся, заметив изумление на лице Хелен. — Писатель, — объяснил он очевидное.

— Простите?

— Я увидел в нем интереснейший типаж, поэтому набросал его описание. Никогда не знаешь, когда и что тебе пригодится.

— Вы также позвонили в полицию, по словам вашей соседки, миссис… — Хелен сделала едва заметный жест в сторону дома напротив, откуда, как она увидела, за ее беседой с мистером Пьюменом наблюдают сквозь щелку в шторах.

— Я? — Он покачал головой. — Нет. Бедняга. Я бы никогда не напустил на него стражей порядка. В моем мусоре ничего интересного не было, но пусть бы взял. Наверное, позвонил кто-то другой. Вероятно, мисс Шикель из десятого дома. — Он указал направление взглядом и кивком головы. — Очень правильная. «Я пережила военные бомбежки», и так далее, и тому подобное. Знаете таких людей? У них нулевая терпимость к неудачникам. Она, наверное, шугала его, а когда он не ушел, позвонила в полицию. И звонила до тех пор, пока они не приехали и не прогнали его.

— Вы видели, как его прогоняли?

Нет, ответил Пьюмен. Он только видел, как бродяга копался в мусоре. А как долго этот тип тут околачивался, он не мог сказать, но точно не один день. Несмотря на недостаток терпимости, мисс Шикель вряд ли позвонила бы в полицию после первого же набега на свои отходы.

Он не помнит, в какой конкретно день прогнали бродягу?

Сценарист подумал, вертя в пальцах карандаш, и наконец сказал, что это было пару дней назад. Возможно, в среду. Да, точно в среду, потому что его мама всегда звонит по средам, и когда он с ней разговаривал, то выглянул в окно и заметил беднягу. Кстати, с тех пор он его не видел.

Вот в этот самый момент Хелен и вспомнила то выражение. Наконец-то она словила удачу. И еще какую!

Эта удача смягчала разочарование, испытанное Сент-Джеймсом. С разрешения директрисы школы Джеффри Шенклинга он поговорил со всеми девочками, чьи имена хотя бы отдаленно напоминали имя Брета. Он встретился с восьми-двенадцатилетними Альбертами, Бриджит, Элизабет, Бертами, Бабеттами, Ритами и Бриттани всех рас, вероисповеданий и всевозможных характеров. Одни были застенчивы, другие напуганы. Одни откровенны, другие рады пропустить уроки. Но ни одна из них не знала ни Шарлотты Боуэн, ни Лотти, ни Шарли. И ни одной из них не случалось бывать в пятницу днем в офисе Ив Боуэн с кем-то из родителей, с опекуном или подругой. Сент-Джеймс ушел из школы со списком отсутствующих и номерами их телефонов, но чувствовал, что это дохлый номер.

— Так, пожалуй, нам придется прочесать все школы в Мэрилебоне, — сказал Сент-Джеймс, — а время идет. Что, естественно, на руку похитителю. Знаешь, Хелен, если бы еще двое не подтверждали, что Брета действительно подруга Шарлотты, я был бы готов держать пари, что Дэмьен Чэмберс с ходу выдумал ее тогда, в среду вечером, чтобы от нас отделаться.

— Ну да, стоило ему назвать Брету, и мы тут же взяли с места в карьер, — задумчиво заметила Хелен.

Они встретились в.пабе «Восходящее солнце», где Саймон задумчиво потягивал «Гиннесс», а Хелен подкреплялась бокалом белого вина. Они пришли сюда во время затишья между ланчем и ужином, так что, кроме хозяина паба, который протирал и ставил на полку стаканы, в баре никого не было.

— Но трудно поверить, чтобы ему удалось заставить и миссис Магуайр, и Бригитту Уолтерc подтвердить его рассказ про Брету. Им-то это зачем?

— Миссис Магуайр ирландка, не так ли? А Дэмьен Чэмберс? У него явный ирландский акцент.

— Из Белфаста, — вспомнил Сент-Джеймс.

— Поэтому, возможно, у них есть общие интересы.

Сент-Джеймс снова подумал о том, что миссис Магуайр назвала единственной заботой Ив Боуэн: прижать ИРА. Но покачал головой.

— Сюда не подвёрстывается Бригитта Уолтерc. Она тут при чем? Зачем ей рассказывать такую же сказку про Брету?

— Возможно, мы слишком ограничили круг поисков Бреты, — произнесла Хелен. — Мы посчитали ее школьной подругой или соседкой. Но Шарлотта могла познакомиться с этой девочкой в другом месте. Например, в церкви? В воскресной школе? В церковном хоре?

— Об этом ничего не говорилось.

— В скаутской организации?

— Нам бы сказали.

— А в танцклассе? Танцкласс мы не посетили, хотя про него нам постоянно твердят.

Да, танцкласс они не посетили. А это был шанс. Имелся еще психолог. И то и то требовало проверки, и там и там мог обнаружиться ключ, который они ищут, тогда почему ему даже подумать о них тошно, спрашивал себя Сент-Джеймс. Но он знал ответ. Сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, он сказал:

— Я хочу бросить это дело, Хелен.

— Это не облегчит нашу жизнь. Он быстро глянул на нее.

— Ты ему сказала?

— Томми? Нет. — Хелен вздохнула. — Разумеется, он меня расспрашивал. Он видит, я чем-то озабочена. Но пока мне удалось убедить его, что это всего лишь предсвадебный мандраж.

— Томми не понравится, что ему лгут.

— А я вообще-то и не солгала. У меня действительно предсвадебный мандраж. Я все еще не уверена.

— Насчет Томми?

— Насчет брака с Томми. Вообще насчет брака. Насчет его бесповоротности. От всех этих «пока смерть нас не разлучит» и тому подобного мне как-то не по себе. Как я могу поклясться в вечной любви одному мужчине, когда и на месяц не могу сохранить верность одной паре серег? — Она закрыла тему, отодвинув в сторону свой бокал. — Но у меня есть кое-что, что нас подбодрит.

Она принялась рассказывать. Ее отчет оказался тем стимулом, который в конце концов переборол уныние Сент-Джеймса. Присутствие бродяги в Кросс-Киз-клоуз стало первым фактом, который увязывался с уже имеющейся у них информацией.

— Пустые дома на Джордж-стрит, — проговорил Сент-Джеймс после минутного раздумья. — Вчера вечером Дебора мне о них напомнила.

— Конечно, — согласилась Хелен, — идеальная ночлежка для бродяги, верно?

— Кое для чего они точно годятся, — сказал Сент-Джеймс и допил пиво. — Ну что ж, вперед, за дело.

Дебора начинала беспокоиться. Ее день начался с двухчасового ожидания Денниса Лаксфорда в холле «Осведомителя», где она занималась тем, что наблюдала за приходившими и уходившими журналистами.

В течение этого времени она каждые полчаса справлялась у дежурной, но постоянно получала один ответ: мистер Лаксфорд еще не пришел и — нет, с черного хода он вряд ли войдет.

Через час после обеденного перерыва Дебора покинула здание и отправилась подкрепить свои физические силы. Что ей и удалось сделать в кабачке рядом с Сент-Бридж-стрит. Тарелка penne aU'arrabbiata[21], корзиночка чесночного хлеба и бокал красного вина не слишком способствовали свежести дыхания, зато необыкновенно поддержали дух Деборы, и она со своими камерами потащилась назад, на Фаррингтон-стрит.

Там, как оказалось, Лаксфорда уже ждал еще один человек. Дебора вежливо кивнула ему. Он нахмурился и, резко сдвинув манжету сорочки, сверился со своими часами, после чего направился к стойке, и тут наконец-то в главную дверь здания вошел Деннис Лаксфорд.

Дебора поднялась. Дежурная позвала:

— Мистер Лаксфорд?

Мужчина, тоже ожидавший главного редактора, повернулся к нему и уточнил:

— Лаксфорд?

На лице Лаксфорда моментально отразилась настороженность, из чего можно было заключить, что это не визит приятеля. Он бросил взгляд на охранника у двери, тот пошел к ним.

— Я Александр Стоун. Муж Ив, — представился мужчина.

Лаксфорд смерил его взглядом, едва заметно мотнул головой охраннику, веля тому вернуться на место, и сказал:

— Сюда.

И тут, повернувшись к лифтам, он увидел Дебору.

Дебора почувствовала, что у нее из-под ног уходит почва. Господи, это же муж Ив Боуэн ждал Лаксфорда, муж Ив Боуэн, который — как им сказали — даже не знал, что Деннис Лаксфорд отец ребенка его жены. И вот он здесь, с таким перекошенным лицом, что и слепому ясно — ему сообщили правду, и он все еще под глубоким впечатлением. А значит, способен на все — устроить сцену, прибегнуть к насилию. Что называется, без тормозов. И волею судеб и, конечно, мужа, она оказывается там, где ей, возможно, придется иметь дело с этим человеком.

Лаксфорд с любопытством скользнул взглядом по ее кофру и спросил:

— Что такое? У вас какие-то новости?

— Мне нужно с вами поговорить, Лаксфорд, — произнес Стоун.

— Да ради бога, — бросил через плечо главный редактор, а Деборе сказал: — Идемте в мой кабинет.

Стоун не собирался оставаться в холле. Когда двери лифта открылись, он вошел туда вместе с Деборой и Лаксфордом. Охранник опять двинулся вперед, давая понять, что сейчас вмешается, но Лаксфорд поднял руку:

— Все нормально, Джерри.

И нажал кнопку одиннадцатого этажа. В лифте они были одни. Лаксфорд обратился к Деборе:

— Ну?

— Саймон попросил меня заехать, — сказала она. — Нужно кое-что исключить.

Стоун, видимо, сообразил, что ее присутствие связано с исчезновением его падчерицы, и забросал Дебору бесцеремонными вопросами:

— Что вам известно? Что вы нашли? Какого черта вы не держите нас в курсе?

Вспыхнув, Дебора ответила:

Саймон разговаривал с вашей женой вчера Днем. Она не сказала?.. — Явно не сказала, надо же быть такой дурочкой, укорила себя Дебора. И продолжала уверенным, как она надеялась, тоном: — Вообще-то он дал ей полный отчет о положении вещей в ее офисе. В смысле, он был у нее в офисе, а не отчет о ее офисе. — Чудесно, подумала она. Какой профессионализм. И прикусила губу, чтобы не ляпнуть еще что-нибудь.

На одиннадцатом этаже главный редактор повел Дебору и Александра Стоуна в свой кабинет, находившийся в дальнем конце редакции, слева от лифтов. У стола секретарши Лаксфорда толпились люди с блокнотами и бумагами, и когда Лаксфорд к ним приблизился, от группы отделился невысокий, кряжистый мужчина в джинсовой куртке.

— Ден? Что… — начал было он, но бросил взгляд на Дебору и Стоуна и в особенности на кофр Деборы, который, похоже, принял за знамение чего-то. — Я уже собирался проводить совещание вместо тебя.

— Отложи его на час, — велел Лаксфорд.

— Ден, разумно ли это? Можем ли мы позволить себе еще одну задержку? Вчера вечером и так было напряженно, но…

Лаксфорд пропустил своих гостей в кабинет и круто повернулся к мужчине.

— Мне нужно кое-что уладить, Родни, — сказал он. — Совещание состоится через час. Если сдадим в печать чуть позже, мир не остановится. Ясно?

— Второй день подряд придется платить сверхурочные, — заметил Родни.

— Да. Второй день подряд. — Лаксфорд захлопнул дверь. — Итак, — обратился он к Деборе.

Стоун вмешался.

— Послушай меня, ты, ублюдок, — тихо проговорил он и преградил главному редактору путь к его столу. Он был выше Лаксфорда дюйма на четыре, но оба мужчины казались одинаково тренированными. К тому же Лаксфорд не походил на человека, которого легко запугать.

— Мистер Лаксфорд, — храбро начала Дебора, — это всего лишь формальность, мне нужно только…

— Что ты с ней сделал? — потребовал Стоун. — Что ты сделал с Шарли?

Лаксфорд и глазом не моргнул.

— Вывод Ивлин ошибочен. По-видимому, я не смог ее в этом убедить. Но попробую убедить вас. Сядьте.

— Нечего мне тут приказывать…

— Отлично. Тогда стойте. Но пропустите меня, потому что я не привык разговаривать с человеком, дыша ему в лицо, и не намерен привыкать к этому теперь.

Стоун не двинулся с места. Мужчины буквально пепелили друг друга взглядом. На скуле Стоуна дернулась мышца. Лаксфорд тоже напрягся, но его голос остался спокойным.

— Мистер Стоун, прошу меня услышать. Шарлотты у меня нет.

— Только не вздумай уверять меня, что такому типу, как ты, западло похитить десятилетнего ребенка.

— Хорошо, не вздумаю, — ответил главный редактор «Осведомителя». — Но скажу следующее. Вы не имеете ни малейшего понятия о том, что я за тип, и, к сожалению, у меня нет времени вам это объяснять.

Стоун грубым жестом указал на стену, где в ряд висели в рамках наиболее сенсационные передовицы «Осведомителя», чего только не освещающие — от секса втроем трех якобы целомудренных звезд некоего телесериала до телефонных бесед принцессы Уэльской.

— Других объяснений мне не требуется. Эта жалкая пародия на журналистику достаточно красноречива.

— Отлично. — Лаксфорд посмотрел на часы. — Тем короче будет наша беседа. Зачем вы пришли? Давайте перейдем к делу, потому что меня ждет работа и мне нужно поговорить с миссис Сент-Джеймс.

Дебора, которая положила кофр на бежевый диван, стоявший у стены, воспользовалась предоставленной ей Лаксфордом возможностью и сказала:

— Да, конечно. Мне, собственно, нужно…

— Подобные тебе типы всегда за что-то прячутся. — Стоун агрессивно шагнул к Лаксфорду. — За свою работу, своих секретарш, за выговор выпускников частных школ. Но я хочу вытянуть из тебя всю подноготную. Понял?

— Я уже сказал Ивлин, что готов выложить всю подноготную. Если она не сочла нужным донести это до вас, это ваши проблемы.

— Не вмешивай сюда Ив. Лаксфорд едва заметно поднял бровь.

— Простите, мистер Стоун, — произнес он, обходя своего противника, чтобы попасть к столу.

— Мистер Лаксфорд, если можно… — с надеждой подала голос Дебора.

Стоун схватил главного редактора за руку.

— Где Шарли? — резко спросил он. Лаксфорд остановил взгляд на застывшем лице Стоуна, потом сказал:

— Отойдите от меня. Советую вам не делать того, о чем вы потом пожалеете. Я Шарлотту не похищал и понятия не имею, где она. Как я объяснил вчера днем Ивлин, у меня нет причин желать, чтобы наше общее прошлое полоскали в газетах. У меня есть жена и сын, которые понятия не имеют о существовании Шарлотты, и поверьте, я предпочел бы держать их в неведении, что бы вы и ваша жена там ни думали. Если бы вы общались с Ивлин регулярнее, то, вероятно, знали бы…

Стоун сильнее сжал руку Лаксфорда и резко дернул ее. Дебора увидела, как сузились в ответ глаза редактора.

— Это не касается Ив. Не впутывай в это Ив.

— Она уже в это впутана, не так ли? Мы же говорим о ее ребенке.

— И о твоем. — Он произнес эти три слова как проклятие. Отпустил руку Лаксфорда. Тот прошел мимо него к своему столу. — Не подлость ли — сделать ребенка, а затем о нем позабыть? Не подлость ли — увиливать от ответственности за свое прошлое?

Лаксфорд включил компьютер и взял пачку сообщений. Пробежал их глазами, отложил в сторону и проделал то же самое со стопкой нераспечатанных конвертов. Взял толстый, с мягкой прокладкой почтовый пакет, лежавший под письмами, и, подняв глаза, спросил:

— Значит, вас больше заботит прошлое, а вовсе не настоящее, да?

— Какого черта…

— Да, скажите мне, мистер Стоун, что вас по-настоящему волнует сегодня? Исчезновение Шарлотты или то, что я трахал ее мать?

Стоун рванулся вперед, Дебора тоже, пораженная скоростью, с которой приняла решение действовать. Стоун уже был у стола. Он протянул руку, чтобы схватить Лаксфорда. Дебора поймала Стоуна за левое запястье и рванула на себя.

Стоун, явно не понимая, кто это и что это, развернулся к ней. Его кулак был сжат, локоть согнут, Дебора попыталась отскочить в сторону, но не успела. Стоун нанес ей сильный удар в висок, поваливший ее на пол.

Несмотря на шум в голове, Дебора услышала ругательство, потом голос Лаксфорда рявкнул:

— Пришлите сюда охранника. Немедленно. Сей>час же.

Дебора увидела ноги, нижний край штанин, услышала, как приговаривает Стоун:

— О, господи. Черт. Черт.

Она почувствовала, как кто-то подхватывает ее под спину, берет за руку, и сказала:

— Нет, ничего. Правда. Я вполне… Ничего страшного…

Дверь в кабинет открылась. Раздался еще один мужской голос:

— Ден? Ден? Боже, я могу…

— Убирайся! Дверь закрылась.

Дебора села. Она увидела, что ее поддерживает Стоун. Лицо его приобрело землистый оттенок.

— Простите, — проговорил он. — Я не хотел… Господи. Да что же это такое?

— Отойдите, — приказал Лаксфорд. — Черт побери, я же сказал — отойдите. — Он помог Деборе подняться на ноги, усадил на диван и присел перед ней на корточки, заглядывая в лицо. На вопрос Стоуна он ответил: — Физическое насилие — вот что это такое.

Дебора жестом отмела его слова.

— Нет. Нет. Прошу вас. Я была… попала под руку. Он же не знал…

— А что он вообще знает? — отрезал Лаксфорд. — Так. Позвольте мне взглянуть. Головой ударились? — Осторожно, быстро и уверенно он ощупал ее голову. — Болит где-нибудь?

Дебора покачала головой. Она была скорее потрясена, чем травмирована, хотя и предположила, что потом, возможно, боль проявится. Ею овладело смущение. Она не любила находиться в центре внимания, поэтому быстро воспользовалась моментом, чтобы попросить то, за чем пришла сюда.

— Вообще-то я ждала вас, чтобы получить образец вашего почерка, — сказала она главному редактору «Осведомителя». — Это всего лишь формальность, но Саймон хочет… Понимаете, ему надо бы на него взглянуть.

Лаксфорд резко кивнул. Казалось, он ничуть не оскорбился.

— Конечно, мне нужно было самому предложить ему образец в тот вечер. Вы точно хорошо себя чувствуете?

Дебора кивнула и убедительно, как она надеялась, улыбнулась. Лаксфорд выпрямился. Стоун, заметила Дебора, ушел в другой конец кабинета к столу заседаний. Выдвинул там стул и сел, закрыв лицо руками.

Взяв лист бумаги, Лаксфорд принялся писать. Дверь кабинета открылась. Появился охранник в форме.