29

Увидев Барбару и свою мать на полу, Робин побелел как полотно. С криком: «Мам!» он упал на колени и осторожно взял Коррин за руку, словно она могла рассыпаться от грубого прикосновения.

— Ей уже лучше, — сказала Барбара. — У нее был приступ, но теперь он позади. Я перевернула все вверх дном, ища ингалятор. Наверху настоящий погром.

Робин словно не слышал ее.

— Мам? Что случилось? Мам? Как ты себя чувствуешь? — спрашивал он.

Коррин потянулась к сыну.

— Дружочек. Робби, — невнятно проговорила она, хотя ее дыхание почти нормализовалось. — Был приступ, дорогой. Но Барбара… мне помогла. Как раз вовремя. Не волнуйся.

Робин настоял, чтобы она немедленно легла в постель.

— Я позвоню Сэму, мам. Хочешь? Попросить Сэма приехать?

Ее веки дрогнули, когда она устало покачала головой.

— Хочу только своего мальчика, — пробормотала она. — Моего Робби. Как в прежние времена. Ты можешь, дорогой?

— Конечно, могу. — В голосе Робина прозвучало возмущение. — Почему это я не смогу? Ты же моя мама. Что у тебя за мысли?

Барбара прекрасно знала, какие у Коррин мысли, но ничего не сказала. Она была более чем рада перепоручить миссис Пейн заботам ее сына. Она помогла Робину поднять Коррин и проводить ее наверх. Робин с матерью вошли в спальню и закрыли за собой дверь. До Барбары донеслись их голоса — дрожащий Коррин и успокаивающий Робина.

Оставшись в коридоре, Барбара присела на пол среди вещей, выброшенных ею из стенного шкафа. Стала подбирать простыни и полотенца и дошла уже до настольных игр, свечей и всякой всячины, когда из спальни матери вышел Робин и тихонько прикрыл за собой дверь.

— Оставьте, Барбара, — поспешно сказал он, увидев, чем она занимается. — Я сам все уберу.

— Я же это устроила.

— Вы спасли моей матери жизнь. — Подойдя к Барбаре, он протянул руку. — Поднимайтесь, — сказал он. — Это приказ. — И смягчил свои слова улыбкой, добавив: — Или какой-то мелкий констеблишка не вправе вам приказывать?

— Вряд ли вас можно назвать мелким констеблишкой.

— Рад это слышать.

Барбара дала ему руку и позволила помочь ей подняться. Она не слишком преуспела в наведении порядка и сказала, кивнув в сторону спальни:

— То же самое я натворила и в ее комнате. Но вы, полагаю, видели.

— Я все уберу. И здесь тоже. Вы ужинали?

— Я купила кое-что в кулинарии и как раз собиралась разогреть.

— Это не годится.

— Да ничего, сойдет. Правда. Это мясной пирог.

— Барбара…

Он произнес ее имя так, будто собирался добавить что-то важное. Голос Робина прозвучал негромко, внезапно оттененный чувством, которое Барбара определить не смогла. Она быстро ответила:

— Я купила мясной пирог в магазине Элвиса Патела. Вы там когда-нибудь были?

— Барбара…

Она продолжала с удвоенной решимостью:

— Я как раз шла на кухню, чтобы его разогреть. А тут у вашей мамы начался приступ. Я едва нашла ингалятор. Что я натворила в доме… — Она умолкла. Робин напряженно смотрел на нее, и эта напряженность, в которой для женщины более опытной заключалась бы целая энциклопедия невысказанного, сообщила Барбаре только то, что она вошла в воды более глубокие, чем думала вначале. Он в третий раз назвал ее по имени, и она почувствовала разливающийся в груди жар. Что, черт возьми, означает этот пристальный взгляд? Более того, почему он произнес «Барбара» так же мягко, как она обычно спрашивает: «Еще взбитых сливок?» Она торопливо продолжала: — В любом случае приступ у вашей мамы разыгрался в течение десяти минут с момента моего возвращения, поэтому мне так и не удалось разогреть пирог.

— Значит, ужин вам не помешает, — рассудительно заметил Робин. — Да и мне тоже. — Он взял ее за руку и нежным пожатием направил в сторону лестницы. — Я хорошо готовлю, — сказал Робин. — И я купил бараньи отбивные, которые пожарю для нас. Еще у нас есть свежие брокколи и приличная морковка. — Помолчав, он посмотрел ей прямо в лицо. Это было похоже на вызов, и Барбара не совсем поняла, какого рода вызов. — Вы позволите мне угостить вас, Барбара?

Интересно, подумала она, не употребляют ли теперь слова «угостить вас» в каком-то другом смысле? Если так, смысла этого она не улавливала. Барбара вынуждена была признаться: проголодалась она так, что готова слона съесть. Поэтому Барбара решила, вряд ли их рабочие отношения пострадают, если она позволит Робину что-то быстренько для нее состряпать.

— Хорошо, — проговорила она.

Тем не менее Барбара чувствовала,, что будет гостьей на чужом пиру, если согласится на трапезу, не рассказав Робину о сцене, разыгравшейся между ней и его матерью. По-видимому, он считал ее спасительницей Коррин и, возможно, испытывал сердечную благодарность за ту роль, которую Барбара сыграла в вечерней драме. И хотя она действительно спасла его мать, правдой было и то, что именно она сыграла роль agent provocateur[34] в приступе Коррин. Ему нужно знать. Это только справедливо. Поэтому Барбара высвободила руку и сказала:

— Робин, нам нужно кое о чем поговорить.

Он сразу же насторожился. Барбаре это чувство было знакомо. «Нам нужно кое о чем поговорить» обычно предваряло выяснение отношений, и в данном случае могло относиться к одному из двух: или к профессиональным отношениям, или к личным… если у них, конечно, имелись личные отношения. Барбаре захотелось как-то успокоить его, но она была слишком неопытна по части женских разговоров с мужчинами, поэтому просто выпалила:

— Я сегодня беседовала с Селией.

— С Селией? — Он почему-то насторожился еще больше. — С Селией? Зачем? Что случилось?

— Мне пришлось встретиться с ней в связи с нашим делом…

— Какое отношение имеет к нему Селия?

— Как выяснилось, никакого, но я…

— Зачем тогда с ней говорить?

— Робин. — Барбара коснулась его руки. — Позвольте мне сказать то, что мне нужно сказать, хорошо?

Он выглядел встревоженным, но кивнул, хотя и настойчиво попросил:

— А мы можем поговорить внизу? Пока я буду готовить ужин?

— Нет. Мне нужно сказать вам это сейчас. Потому что в результате у вас может вообще отпасть желание меня кормить. Возможно, вам захочется сегодня же вечером объясниться с Селией.

Он казался озадаченным, но Барбара не дала ему возможности задать вопрос, торопливо продолжив свою речь. Она рассказала о двух разговорах — сначала в банке, с Селией, потом в «Приюте жаворонка», с его матерью. Робин слушал, помрачнев вначале, ругнувшись в середине и потом не произнося ни слова. Когда он не нарушил молчания спустя полминуты после окончания рассказа, Барбара добавила:

— Поэтому мне лучше всего съехать от вас сразу же после ужина. Если ваша мама и ваша подруга считают…

— Она не моя… — быстро перебил он Барбару, но сам же себя и оборвал и затем предложил: — Послушайте, может, поговорим внизу?

— А больше не о чем говорить. Давайте наведем порядок, а потом я соберу свои вещи. Я с вами поужинаю, но потом мне придется уехать. Другого выбора нет.

Она снова присела и начала собирать разбросанные «деньги» и карточки «Монополии», перемешавшиеся с принадлежностями других игр.

Робин остановил ее, схватив за запястье. На этот раз он сжал ей руку довольно сильно и сказал:

— Барбара. Посмотрите на меня.

В его голосе — как и в его хватке — появилось что-то новое, как будто юноша вдруг превратился в мужчину. У Барбары странно дрогнуло сердце. Но она повиновалась. Робин снова помог ей подняться.

— Вы не видите себя со стороны. Я сразу это понял. По-моему, вы вообще не видите в себе женщину, женщину, которой могут интересоваться мужчины.

Вот это да, подумала Барбара, но вслух произнесла:

— Думаю, я знаю себе цену.

— Не верю. Если бы знали, то не рассказали бы о том, что подозревает мама… что подозревает Селия… так, как вы это сделали.

— Я лишь изложила факты, — ровно проговорила Барбара. Ей понравилось, что голос прозвучал даже непринужденно. Но она остро сознавала близость Робина и все, что эта близость подразумевала.

— Вы не просто изложили факты. Вы сказали мне, что не верите.

— Во что не верю?

— В то, что увиденное Селией и мамой — правда. Что я испытываю к вам какие-то чувства.

— И я тоже что-то испытываю. Мы вместе работаем. А когда с кем-то работаешь, возникает дружеская привязанность, которая может…

— Мои чувства выходят за рамки дружеских. И не говори мне, что ты этого не заметила, потому что я этому не поверю. Между нами пробежала искра, и ты это знаешь.

Барбара растерянно молчала. Она не могла отрицать, что с самого начала маленькая искорка между ними пробежала. Но Барбара и вообразить не могла, что из нее может что-то разгореться, а потому поначалу игнорировала ее, а позже старательно гасила. Они были коллегами, а коллегам не стоит крутить друг с другом романы. И даже если бы они не были коллегами, она не настолько глупа, чтобы хоть на мгновение забыть о багаже своих недостатков, особенно о своем лице, фигуре, одежде, грубых манерах и колючем характере. Живет ли на земле мужчина, который разглядит за всей этой шелухой ее истинную суть?

Робин, казалось, прочел ее мысли, потому что сказал:

— В человеке важно не внешнее, а внутреннее. Ты смотришь на себя и видишь женщину, которая никогда не понравится мужчине. Верно?

Барбара оторопела. Робин стоял совсем рядом. Он ждал какой-то реакции, и рано или поздно она должна была что-то ответить. Или броситься в свою комнату и закрыться там. Тогда скажи что-нибудь, приказала себе Барбара. Ответь ему. Потому что если ты этого не сделаешь… потому что он все ближе и ближе… потому что он вполне может посчитать… Слова вырвались сами:

— Это было так давно. Я вообще-то не была с мужчиной уже… то есть… я этого не умею… Ты не хочешь позвонить Селии?

— Нет, я не хочу позвонить Селии, — произнес Робин и, преодолев последний дюйм, отделявший его от Барбары, поцеловал ее.

Господи, святые угодники, силы небесные, подумала Барбара. Потом его язык оказался у нее во рту, ладони коснулись лица, затем плеч, рук и переместились на грудь. И тут мысли Барбары оборвались. Робин прижал ее к стене, навалился на нее, чтобы Барбара ощутила все его тело, чтобы у нее не оставалось сомнений в его намерениях. Разум говорил ей: «Нет, беги, прячься». Тело сказало: «Ну, наконец-то».

Зазвонил телефон. Этот звук заставил их отпрянуть друг от друга. Они стояли, глядя друг на друга, задыхаясь, виноватые, распаленные, с безумным взглядом. Оба разом сказали — Барбара: «Тебе лучше…», а Робин: «Мне надо…»

И рассмеялись. С улыбкой Робин произнес:

— Я отвечу. Оставайся на месте. Никуда не уходи. Обещаешь?

— Да. Хорошо, — ответила Барбара.

Робин направился в свою комнату, Барбара слышала его голос — мягкое «алло», пауза и затем:

— Да. Она здесь. Подождите. — Он вышел из комнаты с трубкой от радиотелефона и, протянув ее Барбаре, сказал: — Лондон. Твой начальник.

Проклятье, подумала она. Ей уже давно следовало позвонить Линли. Он чуть ли не с середины дня ждал ее отчета. Барбара приложила трубку к уху, а Робин снова принялся собирать выброшенные из стенного шкафа вещи. Она все еще чувствовала вкус его губ на своих губах. Все еще чувствовала его ладони на своей груди. Более неудачного времени для звонка Линли выбрать не мог.

— Инспектор? — сказала она. — Извините. У нас тут небольшое происшествие. Я как раз собиралась вам звонить.

Робин посмотрел на нее, ухмыльнулся и вернулся к своему занятию.

— Констебль с вами? — спокойно спросил Линли.

— Конечно. Вы только что с ним говорили.

— Я имею в виду — сейчас. Он в одной с вами комнате?

Барбара увидела, что Робин снова поднял на нее глаза, вопросительно наклонил голову. Барбара пожала плечами, а Линли ответила:

— Да. — Но осознала, что произнесла это слово с повышением тона, превратив утверждение в вопрос. Робин опять занялся делом.

Линли сказал кому-то у себя в кабинете:

— Он с ней. — А затем отрывисто, непривычным голосом продолжал: — Слушайте внимательно, Барбара. Сохраняйте спокойствие. Велика вероятность, что Робин Пейн тот, кого мы ищем.

Барбара словно приросла к полу. Она не смогла бы отреагировать, даже если бы попыталась. Она открыла рот и каким-то образом выдавила из себя:

— Да, сэр.

— Он все еще там? В этой комнате? С вами?

— О да.

Барбара метнула взгляд на Робина, который, сидя на корточках, складывал стопкой фотоальбомы.

— Он написал первые записки, — продолжал Линли. — Он написал имя Шарлотты и номер дела на обороте фотографий с места обнаружения трупа. Сент-Джеймс все исследовал. Почерк совпадает. И у нас есть подтверждение из Амсфордского отдела, что Пейн действительно делал надписи на обороте тех фотографий.

— Ясно, — сказала Барбара.

Робин приводил в порядок «Монополию».

— Мы проследили его передвижения за последние несколько недель, — продолжал Линли. — У него был отпуск, Барбара, который позволил ему находиться в Лондоне.

— Вот новость так новость, — заметила Барбара. Теперь, после слов Линли, она услышала наконец то, что должна была услышать раньше и что услышала бы, не будь так ослеплена мыслью — или мечтой, ты, дура? — о возможном интересе к себе мужчины. Барбара отчетливо вспомнила три реплики и уловила в них противоречие, которое должно было давно зажечь в ее мозгу красный сигнал тревоги.

— Я стал им три недели назад. Когда закончил курсы, — звучал голос Робина.

Но вот что сказала Селия:

— Когда на прошлой неделе он вернулся с>курсов…

И вот что кричала Коррин:

— Потому что я звонила… но его там не было. И последнее было самым весомым. Слова эти эхом отдавались в голове Барбары. Его там не было, его там не было, его там не было — на курсах подготовки детективов. Потому что он был в Лондоне, осуществляя свой план: следил за Шарлоттой, за Лео, знакомился с маршрутами детей и обмозговывал способ их похитить.

— Барбара. Вы здесь? — раздался голос Линли. — Вы меня слышите?

— Да-да, сэр. Вполне, — отозвалась Барбара. — Я хорошо вас слышу. — Она прочистила горло, потому что чувствовала — голос ее звучит странно. — Я только перебирала все «почему» и «зачем». Вы понимаете, что я имею в виду.

— Его мотив? Где-то там есть еще один ребенок. Помимо Шарлотты и Лео, у Лаксфорда есть третий ребенок. Пейн его знает. Или знает его мать. Вот какого сообщения он ждет от Лаксфорда. Вот чего он хотел с самого начала.

Барбара следила взглядом за Робином. Он собирал рассыпавшуюся коллекцию свечей: красная, золотистая, серебряная, розовая, голубая. Как это может быть? — гадала она. Этот Робин совсем не отличался от того, который обнимал ее, целовал, изображал, будто хочет ее. Продолжая подыгрывать Линли, но все еще цепляясь за малейший шанс, она сказала:

— Значит, факты абсолютно однозначны? В смысле, Харви выглядел таким чертовски чистым, ведь так? Конечно, мы с самого начала вышли на Уилтшир, но в остальном… Черт, сэр, мне не хочется тянуть вас назад, но вы все проверили?

— Уверены ли мы, что Пейн тот, кого мы ищем? — уточнил Линли.

— Вопрос именно в этом, — подтвердила Барбара.

— Мы в волоске от уверенности. Осталось сверить отпечаток пальца.

— Это какой же?

— Который Сент-Джеймс нашел внутри магнитофона. Мы везем его в Уилтшир…

— Сейчас?

— Сейчас. Нам нужно подтверждение от Амсфордского отделения по расследованию убийств. Его отпечатки есть там в личном деле. Когда мы получим подтверждение, мы будем полностью уверены.

— А потом?

— Потом — ничего.

— Почему?

— Он должен привести нас к мальчику. Если мы арестуем Пейна до этого, мы рискуем потерять ребенка. Когда газета Лаксфорда выйдет утром без статьи, которую хочет увидеть в ней Пейн, он должен будет поехать к мальчику. Тогда мы его и задержим.

Линли продолжал говорить — негромко и настойчиво: она должна вести себя как раньше. Сказал, что безопасность Лео Лаксфорда превыше всего. Подчеркнул, что они должны ждать и ничего не предпринимать и позволить Пейну привести их к месту заточения мальчика. Линли прибавил, что как только они получат подтверждение в отношении отпечатка, Амсфордский отдел установит за домом наблюдение. И еще раз повторил: до этого ей придется вести себя как обычно.

— Мы с Уинстоном немедленно выезжаем в Уилтшир, — сообщил ей Линли. — Вы там справитесь? Сможете сделать вид, будто все в порядке? Вернуться к тому, чем занимались до моего звонка?

— Думаю, да, — ответила Барбара, гадая, как, интересно, ей это удастся.

— Отлично, — сказал Линли. — Значит, пусть пребывает в заблуждении, что мы переключились на Алистера Харви. А вы продолжайте делать что делали.

— Да. Хорошо. — И, помолчав, она для пущей убедительности добавила, как бы отвечая на еще какие-то слова Линли: — Завтра утром? Ясно. Нет проблем. Как только вы прищучите Харви, он укажет, где держит мальчика. Здесь я вам больше не понадоблюсь, — что тут искать? К которому часу вы ждете меня в Ярде?

— Молодец, Барбара, — сказал Линли. — Держитесь. Мы едем.

Барбара дала отбой и посмотрела на Робина. Ей хотелось наброситься на него и выбить из него правду и подлинную сущность. И ей хотелось, чтобы в результате этого битья Робин стал таким, каким казался ей поначалу. Но она осознавала свое теперешнее бессилие. Жизнь Лео Лаксфорда была гораздо важнее понимания того, что стояло за двухминутными судорожными объятиями в окружении полотенец и простыней, вывалившихся из стенного шкафа. И Барбара спросила:

— Отнести телефон?..

Робин посмотрел на нее, и тут Барбара нашла объяснение его страстному желанию готовить ей ужин, прибирать за ней, возиться с ней и отвлекать от того, что она вывалила из бельевого шкафа. Он как раз собрал свечи. Он готовился положить их назад, в шкаф. Но среди этих свечей была одна, серебристая, которая оказалась вовсе и не свечой. Это была часть флейты. Флейты Шарлотты Боуэн.

Робин выпрямился, втиснул свечи рядом со стопкой полотенец. На полу, среди россыпи вещей, Барбара увидела еще одну часть флейты, валявшуюся рядом с футляром, из которого она выпала. Робин подхватил эти улики вместе со стопкой наволочек. Сунул в шкаф. Потом забрал у Барбары телефон и со словами: «Я унесу», погладил ее по щеке, идя мимо нее в свою комнату.

Барбара ожидала, что фальшивая страсть Пейна остынет, как только флейта исчезнет с глаз. Но, вернувшись, Робин подошел к Барбаре с улыбкой, провел пальцем по ее щеке и наклонился к ней.

Барбара подумала о том, как далеко она могла бы зайти из чувства долга. Явно не настолько далеко. Его язык у нее во рту казался ей змеей. Барбаре хотелось прикусить этот язык, сжать зубами, чтобы ощутить вкус крови. Ей хотелось дать ему коленом в пах, чтобы искры посыпались из его поганых зенок. Она не стала бы трахаться с убийцей ни из любви, ни ради денег, ни ради королевы, ни ради родины, ни ради долга, ни ради извращенного удовольствия. И тут до нее дошло, ради чего хотел трахнуть ее Пейн. Ради извращенного удовольствия. Смешно до колик — поиметь ту самую полицейшу, которая пытается его выследить. Потому что именно этим он все время и занимался — в той или иной форме. Образно выражаясь, имел ее по полной программе.

Барбара чувствовала сжигавшую ее ярость. Ей хотелось расквасить ему физиономию. Но она слышала голос Линли, велевшего ей вести себя как ни в чем не бывало. Поэтому она придумала, как лучше всего выиграть время. Трудностей на этом пути она не ожидала. Предлог находился прямо в доме. Оторвавшись от губ Робина, она прошептала:

— Черт, Робин. Твоя мама. Она же здесь, у себя в комнате. Мы не можем…

— Она спит. Я дал ей две таблетки. Она не проснется до утра. Волноваться не о чем.

Вот тебе и план номер один, подумала Барбара. И тут она осознала, что он сказал. Таблетки. Таблетки. Какие таблетки? Надо очень быстро попасть в ванную, поскольку Барбара не сомневалась, что среди лекарств, которые она смахнула с полки аптечки, обнаружится именно то, которое они ищут. Но она хотела убедиться.

Одной рукой Робин уперся в стену, отрезав Барбаре путь к отступлению, другую положил ей на затылок. Барбара чувствовала скрытую силу его пальцев. С какой, должно быть, легкостью держал он под водой Шарлотту Боуэн, пока та не захлебнулась.

Он снова поцеловал ее. Опять стал раздвигать языком ее губы. Барбара напряглась. Он отодвинулся. Внимательно посмотрел на нее. Барбара поняла, что его просто так не проведешь.

— Что? — спросил он. — Что происходит?

Он почувствовал — что-то не так. И не клюнет повторно на отговорку, связанную с его матерью. Поэтому Барбара сказала ему правду, поскольку что-то в Робине, чего она не замечала раньше — хищная сексуальность, — шепнуло ей: есть вероятность, что он истолкует эту правду нужным для нее образом.

— Я тебя боюсь.

Она увидела мелькнувшую в его глазах искру подозрения, но доверчиво продолжала смотреть ему прямо в лицо.

— Прости, — продолжала она. — Я пыталась тебе объяснить. Я сто лет не была с мужчиной. И теперь уже не знаю, как и что делать.

Искорка потухла. Он наклонился к ней.

— Это к тебе вернется, — пробормотал Робин. — Обещаю.

Барбара стерпела еще один поцелуй, издав, как она надеялась, нужный звук. В ответ Робин направил ее руку к своей промежности и прижал куда полагается. Застонал.

Что дало ей повод отодвинуться от него. Барбара учащенно дышала, старательно изображая смущение и растерянность.

— Все слишком быстро. Черт, Робин. Ты привлекательный мужчина. Ты дьявольски сексуален. Но я просто не готова к… В смысле, мне нужно немного времени. — Она взъерошила волосы костяшками пальцев. Удрученно улыбнулась. — Я чувствую себя полной неумехой. Нельзя ли немного помедленнее? Дай мне возможность…

— Но ты же завтра уезжаешь, — заметил он.

— Уезжаю?.. — Она спохватилась в последний момент. — Но всего лишь в Лондон. И сколько до Лондона? Восемьдесят миль? Всего ничего, если уж очень захочется. — Она улыбнулась, ругая себя за то, что так мало в своей жизни практиковалась в женских уловках. — А тебе ведь хочется в Лондон? Очень-очень?

Он провел пальцем по носу Барбары. Тремя пальцами погладил ее губы. Она стояла неподвижно, игнорируя побуждение отхватить ему палец до третьей фаланги.

— Мне нужно время, — повторила она. — И Лондон не так уж далеко. Ты даешь мне немного времени?

Крохотный запас ее сомнительных женских хитростей закончился. Она ждала, что будет дальше. Барбара не отказалась бы сейчас от deus ex machina[35]. Кто-нибудь на всех парах спустившийся с небес на огненной колеснице был бы весьма кстати. Она находилась в руках Робина, как и он — в ее. Она говорила: не сейчас, не здесь, пока нет. Следующий шаг был целиком за ним.

Робин снова коснулся губами ее губ. Его ладонь прошлась по животу Барбары и на мгновение скользнула ниже. Движение было настолько молниеносным, что Барбара ничего не почувствовала бы, если б не сила его пальцев. Даже когда он убрал руку, ощущение жара осталось.