Глава 15

Когда подоспел Сент-Джеймс, его сестра уже была на берегу, опередив всех остальных. В отчаянии пробегая по парку, она, по-видимому, упала, потому что у нее по руке и ноге текла кровь. Сверху, Сент-Джеймс видел, как она бросилась на тело Брука, стараясь поднять его, будто таким образом могла вернуть его к жизни. И, прижимаясь к нему, она беспрерывно бормотала что-то – не договаривая слов и фраз. Голова Брука была неестественно вывернута, что говорило о причине смерти.

Сидни опустила его на землю. Она открыла ему рот и прижалась к нему губами в бесполезной попытке сделать искусственное дыхание. Даже наверху Сент-Джеймс слышал короткие всхлипы сестры, старания которой оставались безответными. Тогда она стала массировать ему грудь. Разорвала на нем рубашку. Потом вытянулась рядом и прижалась к нему, желая возбудить его в смерти, как делала это с ним живым, – безумная отчаянная имитация искушения. Сент-Джеймс похолодел от этого зрелища. Он произнес ее имя, потом позвал ее – напрасно.

Наконец Сидни подняла голову и увидела брата. С мольбой протянув к нему руку, она наконец-то расплакалась. Скорее завыла – горько и отчаянно. Так, как выли когда-то в начале времен и воют во все времена. Она покрыла посиневшее лицо Брука поцелуями, прежде чем положила голову ему на грудь. Она рыдала – печально, злобно, яростно. Она обнимала его за плечи, поднимала и трясла, звала по имени, и голова его дергалась на сломанной шее в пляске смерти.

Сент-Джеймс стоял неподвижно, заставляя себя не отводить глаз от сестры, заставляя себя быть свидетелем ее горя и принимая это как наказание, причем справедливое наказание за то, что его изуродованное тело не позволяет ему прийти ей на помощь. Обессиленный и внутренне почти запаниковавший, Сент-Джеймс, как завороженный, слушал вой Сидни. Поэтому, когда кто-то коснулся его руки, он вздрогнул от неожиданности. Рядом стояла леди Ашертон, за ней садовник и около дюжины других работников.

– Уведите ее.

С трудом произнеся эти слова, Сент-Джеймс почувствовал, что вновь обрел способность двигаться и говорить.

Взглянув на его искаженное лицо, леди Ашертон начала спускаться к морю. Остальные последовали за ней – с одеялами, носилками, термосом, веревкой. Хотя спускались они довольно быстро, Сент-Джеймсу казалось, что он видит замедленный фильм.

Трое подошли к Сидни одновременно, и леди Ашертон оттащила ее от трупа, который она продолжала отчаянно и напрасно трясти. Когда Сидни с криком рванулась обратно, леди Ашертон тоже что-то крикнула своим людям, но Сент-Джеймс не расслышал ее слова. Ей подали открытый пузырек, и она, прижав Сидни к себе, схватила ее за волосы и сунула пузырек ей под нос. У Сидни дернулась голова. Она поднесла руку ко рту. Она заговорила с леди Ашертон, и та в ответ показала ей на вершину скалы.

Сидни стала взбираться наверх. Ей помогал садовник. Потом на помощь пришли остальные. Все смотрели, чтобы она не споткнулась и не упала. Через пару минут Сент-Джеймс притянул ее к себе. Он держал ее в объятиях, прижимался щекой к ее волосам и старался не давать волю чувствам, которые захлестывали его. Когда Сидни приутихла, он повел ее к дому, продолжая обнимать обеими руками, словно боясь, что стоит ему убрать руки, и у нее опять начнется истерика, она бросится обратно на берег, где лежит труп ее любимого Джастина Брука.

Они шли между деревьями, и Сент-Джеймс не видел и не слышал ничего вокруг. Колючие кусты цеплялись за его одежду, но он этого не замечал.

Буря была совсем близко, когда показалась стена Ховенстоу, а потом и ворота. Громко шелестели листья на деревьях под сильными порывами ветра, белка спряталась на ясене. Сидни подняла голову.

– Будет дождь, – сказала она. – Саймон, дождь замочит его.

Сент-Джеймс покрепче прижал Сидни к себе, поцеловал в макушку:

– Нет, нет, все будет в порядке. – Он попытался говорить тоном старшего брата, который всегда может прогнать ночной кошмар и спасти от ночных чудовищ. Только не в этот раз. – О нем позаботятся. Не беспокойся.

Крупные капли с шумом упали на листья, и Сидни вздрогнула в объятиях брата:

– Помнишь, как мама кричала на нас?

– Кричала? Когда?

– Когда ты открыл в детской все окна, чтобы посмотреть, сколько дождя нальется в комнату. Она кричала и кричала. Она даже ударила тебя. – Сидни не могла сдержать рыдания. – Никогда не могла смотреть, как мама бьет тебя.

– Ковер был испорчен. Наверно, я заслужил…

– Но это я заставила тебя. И я ничего не сказала. А тебя наказали. – Она поднесла руку к лицу, и у нее между пальцами брызнула кровь. Сидни опять разрыдалась. – Прости меня.

Он погладил ее по голове:

– Да что ты, родная. Я забыл. Правда.

– Как я могла, Саймон? Ты был моим любимым братиком. Я очень любила тебя. А няня меня ругала, говорила, что нехорошо любить тебя больше, чем Эндрю и Дэвида, а я ничего не могла с собой поделать. Я любила тебя. А потом тебя побили из-за меня, и я промолчала.

Ее лицо было залито слезами, которые, как Сент-Джеймс понимал, не имели ничего общего с детскими проблемами.

– Сид, я тебе скажу, но обещай, что не проговоришься Эндрю и Дэвиду. Я тоже любил тебя больше, чем их. И сейчас люблю.

– Правда?

– Еще как правда!

Они миновали ворота в сад, когда ветер набросился на розовые кусты, посыпая лепестками дорожку, по которой они шли. Хотя дождь был уже нешуточный, они не ускорили шаг и, подойдя к дому, промокли до нитки.

– Мамочка опять будет кричать на нас, – сказала Сидни, когда Сент-Джеймс закрыл дверь. – Давай спрячемся.

– Сейчас уже не страшно.

– Я не позволю ей ударить тебя.

– Знаю, Сид. – Сент-Джеймс подвел сестру к лестнице и взял ее за руку, когда она остановилась в нерешительности и огляделась, не понимая, где находится. – Нам сюда.

Он увидел, что навстречу им спускается Коттер с маленьким подносом в руках. Глядя на него, Сент-Джеймс поблагодарил Бога за способность Коттера читать его мысли.

– Увидел, как вы идете, – сказал Коттер и кивком головы показал на поднос. – Бренди. Она…

Он показал на Сидни и нахмурился при взгляде на нее.

– Ничего, ничего, обойдется. Помогите мне, Коттер. Ее комната вон там.

В отличие от комнаты Деборы, комната Сидни не была похожа ни на пещеру, ни на склеп. Окнами она выходила на маленький огороженный садик, потолок был белым, обои на стенах желтые, ковер на полу – с цветами пастельных тонов. Сент-Джеймс усадил сестру на кровать и отправился раздвинуть занавески, пока Коттер наливал бренди и подносил его к губам Сидни.

– Немножко, мисс Сидни, – настойчиво проговорил Коттер. – Вы согреетесь.

Сидни выпила.

– А мама знает?

Коттер с беспокойством оглянулся на Сент-Джеймса.

– Еще немножко.

Сент-Джеймс выдвинул ящик комода в поисках ночной рубашки и нашел ее под кучей одежды, украшений и чулок.

– Ты должна снять мокрые вещи, – сказал он. – Коттер, вы не принесете полотенце, чтобы вытереть ей волосы?

Коттер кивнул и внимательно посмотрел на Сидни, прежде чем покинуть комнату. Оставшись наедине с сестрой, Сент-Джеймс раздел ее, бросив мокрые вещи на пол, и, стараясь не причинить ей ни малейшего неудобства, натянул на нее ночную рубашку. Когда Коттер вернулся с полотенцем и пластырем, Сент-Джеймс насухо вытер волосы Сидни, осмотрел ее руки и ноги, вытер грязь. Потом он уложил ее и укрыл одеялом. Сидни подчинялась ему, как ребенок, как кукла.

– Сид, – шепотом позвал он, легко касаясь ее щеки.

Он хотел поговорить с ней о Джастине Бруке. Он хотел узнать, были ли они вместе ночью. Он хотел знать, когда Брук отправился на берег. И главное, зачем?

Сидни не ответила. Она смотрела в потолок. Ничего, это могло и подождать.

***

Линли припарковал «Ровер» в глубине двора и вошел в дом между ружейной комнатой и коридором прислуги. Он видел скопление машин по дороге – две полицейские машины, «скорую помощь» с работающими дворниками, – так что для него не было полной неожиданностью появление Ходжа, который как будто ждал его в жилом крыле. Они встретились перед буфетной.

– Что случилось? – спросил Линли старого слугу, стараясь не выказывать чрезмерной озабоченности, хотя сердце у него сжималось от страха. Когда он увидел машины, его первой мыслью было: что с Питером?

Ходж изложил суть дела, не примешивая к рассказу собственных эмоций. Мистер Брук, сказал он. Он в бывшей классной комнате.

Если тон Ходжа предполагал некоторую надежду на лучшее, подкрепленную тем, что Брука не увезли в больницу, то от нее не осталось и следа, едва Линли вошел в классную комнату в восточном крыле. Брук лежал, укрытый одеялом, на столе, посреди комнаты, на том самом столе, за которым не одно поколение юных Линли готовило уроки, прежде чем их увозили в интернат. Вокруг стояли люди, занятые разговором, и среди них Боскован, а также сержант, сопровождавший своего начальника во время ареста Джона Пенеллина. Боскован что-то говорил остальным, особые инструкции адресовав двум полицейским в грязных брюках и мокрых куртках. Здесь же находилась женщина, судя по чемоданчику у ее ног, патологоанатом. Чемоданчик стоял закрытый, да она как будто и не собиралась осматривать труп. Полицейские тоже ничем конкретным не занимались. Линли понял, что Брук умер не в классной комнате.

Возле окна примостился Сент-Джеймс, который все свое внимание обратил на сад, насколько его можно было разглядеть в мокрое от дождя окно.

– Джаспер нашел его в бухте, – не повернув головы, тихо проговорил Сент-Джеймс, когда Линли подошел к нему. Линли обратил внимание, что его одежда была еще сырой, а на рубашке виднелась размазанная кровь, которую дождю не удалось смыть. – Похоже на несчастный случай. Не исключено, что он соскользнул со скалы. Во всяком случае, ботинок потерял по дороге. – Сент-Джеймс посмотрел мимо Линли на группу местных детективов, потом перевел взгляд на Линли. – Так считает Боскован.

Сент-Джеймс не задал вопрос, который Линли слышал в его словах, и он был благодарен за передышку.

– Почему тело перенесли, а, Сент-Джеймс? Кто приказал его перенести? Зачем?

– Приказала твоя мать, потому что полил дождь. Сид прибежала к нему первой. Боюсь, у всех нас было плохо с мозгами в тот момент. Тем более у меня. – Под напором ветра царапнула по окну ветка плюща, дождь забарабанил по стеклу. Сент-Джеймс прильнул к нему и стал смотреть на окна напротив, особенно внимательно – на окно угловой спальни, что располагалась рядом со спальней Линли. – Где Питер?

Передышка оказалась недолгой. Линли очень хотелось соврать, защитить брата, но он не мог. Не мог он сказать и что побуждало его говорить правду: дурацкая честность или невысказанная мольба о помощи и понимании.

– Его нет.

– А Саша?

– Ее тоже нет.

– Где они?

– Понятия не имею.

– Отлично! – почти прошептал Сент-Джеймс и надолго умолк. – Давно его нет? Он спал у себя? У нее?

– Нет. – Линли не сказал, что в половине восьмого отправился поговорить с братом. Не сказал и того, что без пятнадцати восемь отправил Джаспера искать его. Не сказал, какой испытал ужас, увидев полицейские машины и «скорую помощь» у ворот Ховенстоу, ведь он решил, что умер Питер, а потом почувствовал некоторое облегчение, удостоверившись, что это не он. Он видел, что Сент-Джеймс не сводит глаз с тела. – Питер не виноват. Это был несчастный случай. Ты же сам сказал.

– Интересно, Питер знал, что Брук разговаривал с нами? – то ли спросил, то ли вслух подумал Сент-Джеймс. – Брук сообщил ему? А если сообщил, то зачем?

Линли понял ход мыслей друга. Он и сам прошел тем же путем.

– Питер – не убийца. Ты знаешь.

– Тогда надо его найти. Убийца он или нет, ему надо нам кое-что объяснить, правильно?

– Джаспер ищет его с утра.

– Интересно, зачем Бруку понадобилось идти в бухту? Может быть, его ждал Питер?

– Джаспер везде искал. В бухте. На мельнице. За пределами поместья тоже.

– А вещи Питера здесь?

– Я… Нет… – Линли достаточно хорошо знал Сент-Джеймса, чтобы понять, о чем он подумал. Если Питер в спешке бежал из Ховенстоу, считая, что его жизни грозит опасность, то неудивительно, что он не взял вещи. Если нее он совершил преступление, которое, как он думал, не будет обнаружено в течение нескольких часов, у него было достаточно времени, чтобы собрать привезенные в Ховенстоу вещи и потихоньку выскользнуть из дома в расчете на то, что никто не обратит внимание на его отсутствие, пока не набредут на труп Брука. Если только он убил Брука. И если Брук действительно был убит. Линли заставил себя не упускать то, что полицейские сочли происшедшее несчастным случаем. Наверняка эти люди знают, о чем говорят. Утром он гнал от себя мысли о виновности Питера в том, что он украл фотоаппараты Деборы ради покупки кокаина, и этого оказалось достаточно для придумывания других версий. А теперь приходится все обдумывать заново. Разве не возможно, что его брат замешан и в воровстве фотоаппаратов, и в убийстве Джастина Брука? Если ему позарез понадобился кокаин, разве его остановило бы устранение Брука?

Конечно же, Линли знал ответ. Но этот ответ связывал Питера и с убийством Мика Кэмбри, которое уж никак нельзя было назвать несчастным случаем.

– Пожалуй, пора увозить труп. – Сержант подошел к Линли с Сент-Джеймсом. Несмотря на дождь, от него исходил крепкий запах пота и лоб блестел, словно намазанный маслом. – С вашего разрешения.

Линли кивнул и подумал, что хорошо бы сейчас выпить. Как будто кто-то подслушал его мысли, дверь распахнулась и на пороге появилась леди Ашертон, толкавшая перед собой столик на колесиках, сервированный кофе, крепкими напитками и печеньем. Ее синие джинсы и туфли были заляпаны грязью, белая рубашка – разорвана, волосы – в беспорядке. Однако, не обращая внимания на свой внешний вид, она сразу же, заговорив, взяла все в свои руки.

– Инспектор, не знаю ваших правил, – обратилась она к Босковану, – однако мне кажется разумным, если вы что-нибудь выпьете, чтобы не простудиться. Кофе, чай, бренди, виски. Пожалуйста, на ваше усмотрение.

Боскован благодарно кивнул, и его сотрудники, получив таким образом разрешение, окружили столик, а сам Боскован подошел к Линли и Сент-Джеймсу:

– Он был алкоголиком, милорд?

– Я плохо его знаю. Но вчера он пил. Мы все пили.

– Он напился?

– Как будто нет. Во всяком случае, мне так не показалось, когда я видел его в последний раз.

– Когда это было?

– После приема. Около полуночи. Может быть, немного позже.

– Где?

– В гостиной.

– Он пил?

– Да.

– Но не был пьяным?

– Может быть, и был. Не знаю. Вел он себя не как пьяный. – Линли понял, с какой целью Боскован задает эти вопросы. Если Брук был пьян, то он сам виноват. Если он был трезв, то ему помогли упасть. Однако Линли хотелось, чтобы смерть Джастина Брука рассматривали как несчастный случай, в каком бы состоянии он ни был. – Пьяный или трезвый – не важно. Он приехал сюда в первый раз. И со здешними местами не был знаком.

Боскован кивнул, однако ничем не выдал своих мыслей.

– Пусть поработает патологоанатом, – проговорил он.

– Было темно. Скала высокая.

– Если он отправился гулять ночью. Но ведь это могло быть и утром.

– В чем он был?

Боскован поднял плечи, как бы одобряя правильность вопроса:

– В вечернем костюме. Однако не исключено, что он провел ночь с кем-то из ваших гостей. Вот установим время смерти, тогда хоть что-то прояснится. А пока ясно одно: он мертв. Этого не опровергнешь.

Он кивнул и присоединился к своим сотрудникам.

– Сент-Джеймс, он не задал еще тысячу и один вопрос.

– Кто видел Брука последним? – стал перечислять Сент-Джеймс. – Не покинул ли поместье кто-нибудь еще? Кто был на приеме? Кто был в поместье? Кто мог желать ему зла?

– Почему он не задал их?

– Думаю, сначала хочет получить отчет патологоанатома. Ему тоже предпочтительнее, чтобы это был несчастный случай.

– Почему?

– Потому что он уже арестовал убийцу Мика Кэмбри. Но Джон Пенеллин не мог убить Брука.

– Думаешь, связь есть?

– Есть. Должна быть. – Кто-то показался за окном и привлек внимание Сент-Джеймса. – Джаспер.

– Надо поговорить с ним.

Они встретили Джаспера в коридоре, где он отряхивался после долгого пребывания под дождем. Свой старинный макинтош он уже повесил на крючок и снимал заляпанные грязью темно-зеленые сапоги. Коротко кивнув Линли и Сент-Джеймсу, он закончил с сапогами и последовал за своим хозяином и его гостем в курительную, где первым делом выпил виски, чтобы согреться.

– Нигде нет, – сказал он Линли. – Лодка пропала в Ламорна-Коув.

– Что? Ты точно знаешь?

– Еще бы не знать! Была – и нет ее.

Линли не сводил глаз с лисы на каминной полке, пытаясь осмыслить сказанное, однако на ум ему не приходило ничего стоящего. Детали не желали укладываться в целостную картину. В Ламорне стояла семейная тридцатипятифутовая яхта, на которой Питер плавал едва ли не с пятилетнего возраста. Однако уже с утра было ясно, что грянет буря. Ни один опытный моряк не выйдет в море в такую погоду.

– Может быть, сорвалась с якоря?

Не изменившись в лице, Джаспер хмыкнул, когда Линли повернулся к нему.

– Где ты был?

– Везде. Между Нанруннелом и Трином.

– А в Тривулфе? В Сэйнт-Бериане? Дальше от моря?

– Ага. Но не очень далеко. Зачем идти далеко, милорд? Если парень шел пешком, кто-нибудь да видел его. А никто не видел. – Джаспер схватился за подбородок, потом всей пятерней расчесал бороду. – Думается мне, или он и леди прячутся где-то поблизости, или они остановили машину, или взяли яхту.

– Питер не мог это сделать. Уж ему ли не знать, что такое шторм. Не совсем же он… – Линли умолк. С какой стати рассказывать Джасперу о его худших предположениях? Наверняка старик и сам все понял. – Спасибо, Джаспер. Не забудь поесть.

Старик кивнул и направился к двери. Но на пороге он остановился:

– Слышал, Джона Пенеллина вчера арестовали?

Судя по всему, у Джаспера было что сказать, однако он замолчал и вышел из комнаты.

– Что еще Джасперу известно? – спросил Сент-Джеймс после его ухода.

Линли, задумавшись, смотрел в покрытый ковром пол:

– Полагаю, ничего. Просто он чувствует правду.

– Ты о Джоне?

– Да. И о Питере. Если творится что-то не то, Джаспер знает, где собака зарыта. – Никогда еще Линли не чувствовал себя настолько неспособным к действию. Ему казалось, что он потерял контроль над жизнью и ничего не может, разве что безучастно смотреть, как все летит в тартарары. – Он бы не взял яхту. Не в такую погоду. Куда он сбежал? И почему?

Он услышал, как пошевелился Сент-Джеймс, и, подняв глаза, увидел сочувствие на его лице.

– Томми, может быть, он все еще где-то поблизости? Может быть, он не знает, что произошло, и его исчезновение не связано с убийством Джастина Брука?

– А с фотоаппаратами?

– И с ними тоже.

Линли отвернулся и стал смотреть на фотографии на стенах, на всех тех Линли, которые берегли честь семьи, учились в Оксфорде и, не протестуя, исполняли долг, завещанный предками.

– Не могу поверить, Сент-Джеймс. Никак не могу. А ты?

– Честно? – вздохнул его друг. – Нет.

Глава 16

– Господи, есть ли этому предел? – не выдержала леди Хелен. Она с чувством стукнула чемоданом об пол, вздохнула и позволила сумке соскользнуть с руки. – Ланч на Пэддингтон-стейшн. Все до того( немыслимо, что мне с трудом верится, будто это я.

– В конце концов, Хелен, ты сама так захотела.

Дебора поставила чемодан и с довольной улыбкой оглядела свою квартирку. Как хорошо снова оказаться дома, даже если весь дом – одна комната в Пэддингтоне. Зато своя собственная.

– Виновата. Но когда умираешь от голода и смерть совсем близка, ничего не остается, как бежать сломя голову в ближайший кафетерий. – Она вздрогнула, вспомнив, что обнаружила на принесенной ей тарелке. – Как они умудрились так испоганить соус?

Дебора засмеялась:

– Не пора ли тебе ожить? Хочешь чаю? У меня еще есть рецепт, который ты наверняка оценишь по заслугам. Это Тинин рецепт. Она называет его «восстановительным».

– Ну конечно, «восстановительный» – это как раз то, что необходимо после общения с Миком Кэмбри, если верить его отцу. Не возражаешь, я пока воздержусь? Не пора ли нам к ней, прихватив с собой фотографию?

Дебора достала фотографию из сумки и открыла дверь. В узком коридоре с обеих сторон были двери, и от пола, устланного новым ковром, поднимался резкий запах. Тем не менее ковер заглушал шаги, и, словно этот глушитель призвал Дебору к осторожности, она постаралась стучать негромко.

– Тина… Полагаю, она сова, – пояснила Дебора. – И наверно, еще спит.

По-видимому, она была права, потому что ответа не последовало. Дебора постучала еще раз, немного громче. Потом еще раз.

– Тина! – позвала она.

Открылась дверь напротив, и из нее выглянула пожилая женщина в платочке, завязанном под подбородком, – привычный образ русской бабушки. Платок прикрывал множество бигуди на седых волосах.

– Ее нет. – Женщина прижимала к груди тонкий красный халат, разрисованный жуткими оранжевыми цветами и такими пальмовыми листьями, которые могли навсегда отбить охоту ехать в тропики. – Уже два дня как нет.

– Очень обидно, – сказала леди Хелен. – А вы не знаете, где она может быть?

– Не знаю, но хотела бы знать. Она одолжила у меня утюг и не вернула.

– Ну конечно. – В тоне леди Хелен было столько сочувствия, словно женщина предстала перед нею в таком виде в середине дня исключительно из-за отсутствия утюга. – Может быть, я смогу вам помочь. – Она повернулась к Деборе. – Тут есть смотритель?

– На первом этаже. Но, Хелен, ты же не собираешься… – проговорила Дебора, понизив голос.

– Так я побежала.

Она щелкнула пальцами и направилась к лифту. Старуха не сводила с них подозрительного взгляда, и Дебора нервно улыбнулась ей, стараясь придумать какую-нибудь фразу о доме, о погоде, о чем угодно, лишь бы она не задумалась, почему леди Хелен вдруг решила вернуть ей утюг. Однако ей ничего не пришло в голову, и она вернулась к себе, куда меньше чем через десять минут явилась леди Хелен, победно помахивая ключом.

Дебора была потрясена.

– Как тебе удалось?

Леди Хелен засмеялась:

– Разве я не похожа на сестричку, которая притащилась из Эдинбурга на пару дней, чтобы душевно поболтать с Тиной?

– И он поверил?

– Я так сыграла, что сама почти поверила. Ну?

Они направились к квартире Тины, и у Деборы дрожали поджилки при мысли о том, что задумала леди Хелен.

– Это незаконно, – сказала она. – Разве можно врываться в чужую квартиру?

– Может быть, назвать это иначе? – весело возразила ей леди Хелен, нимало не сомневаясь в своем праве, когда стала вставлять ключ в замок. – Мы ничего не ломаем. У нас есть ключ. Ага. Ну вот. И даже не потревожили соседей.

– Я тоже соседка.

Леди Хелен рассмеялась:

– Точно!

Квартира Тины оказалась в точности такой же, как квартира Деборы, разве что мебели тут было побольше, и каждая из вещей оказалась довольно дорогой. Никаких встроенных кроватей, никаких секонд-хенд столов. Вместо этого сплошной дуб и красное дерево, розовое дерево и береза. На полу – ручной работы ковер, на стене – гобелен, сотканный настоящим мастером. Очевидно, у Тины были деньги, позволявшие ей роскошествовать.

– Итак, – проговорила леди Хелен, оглядевшись, – здесь должно быть что-то, говорящее о ее профессии. А вот и утюг. Не забудь захватить его с собой, когда будем уходить.

– Разве мы еще не уходим?

– Сейчас, дорогая. Сначала осмотримся немного, чтобы иметь представление об этой женщине.

– Но мы не можем…

– Мы же хотим что-нибудь сообщить Саймону, когда будем ему звонить. Судя по всему, Тины не будет до вечера, и пока нам нечего ему сообщить, кроме того, что мы стучали и нам никто не ответил. Это будет непростительная трата времени.

– А если она сейчас придет? Хелен! Правда!

Не в силах не думать о том, что Тина может вернуться в любую минуту и обнаружить их у себя в квартире, Дебора последовала за леди Хелен в крошечную кухню и в ужасе наблюдала, как та открывает ящики. Но их было всего два, и в обоих – только самое необходимое и в небольших количествах: кофе, соль, сахар, приправы, пачка печенья, банка с супом, еще одна – с грейпфрутовым соком и еще одна – с кашей. На полке – две тарелки, две миски, две чашки и четыре стакана. А на самом верху – открытая и на треть опустошенная бутылка вина. Рядом с кофейником – покореженная сковородка и эмалированный чайник. И все. Больше в кухне ничего не было. И насчет Тины Котин тоже все оставалось неясно, суммировала поиски леди Хелен.

– Похоже, готовкой она не занималась. Правда, на Прэд-стрит полно мест, где можно взять еду на дом, так что она, верно, там и брала ее.

– А мужчины?

– Да, это вопрос. Ну, вот бутылка вина. Наверно, это все, чем она развлекала их, прежде чем заняться делом. Давай-ка посмотрим еще.

Леди Хелен подошла к шкафу и, открыв его, обнаружила кучу вечерних платьев, полудюжину накидок – одну меховую – и под ними туфли на высоких каблуках. Верхняя полка была уставлена шляпными коробками, средняя завалена ночными рубашками. Нижняя оказалась пустой, однако не пыльной, так что на ней, скорее всего, время от времени что-то лежало.

Побарабанив пальцами по щеке, леди Хелен быстро осмотрела комод.

– Здесь белье, – сказала она, заглянув внутрь. – Все шелковое. Сейчас еще посмотрю. – Она задвинула ящики и, нахмурившись, стала смотреть на комод. – Дебора, что-то тут не… Подожди-ка. Сейчас. – Она ушла в ванную комнату и крикнула оттуда Деборе: – Почему бы тебе не посмотреть в столе?

Дебора слышала, как открылась дверца медицинского шкафчика, скрипнул ящик, зашуршала бумага. Леди Хелен что-то негромко сказала.

Дебора поглядела на часы. Прошло меньше пяти минут, а ей показалось, что не меньше часа.

Она приблизилась к письменному столу. Наверху не было ничего, кроме телефона, автоответчика и стопки бумаги, которую Дебора взяла и, как заправский детектив, осмотрела на предмет следов, оставленных записью на вырванной странице. Ничего не разглядев, она занялась ящиками, из которых два были пустыми. В третьем лежали расчетная книжка, папка и карточка. Дебора взяла их.

– Странно, – проговорила леди Хелен, появившись в дверях ванной комнаты. – Соседка говорит, что Тины нет уже два дня, а она не взяла с собой косметику. Не взяла вечерние платья, а все обычное, каждодневное исчезло. В ванной полно жутких накладок для ногтей. Почему она их оставила? Так не бывает.

– Возможно, у нее были другие, – отозвалась Дебора. – Возможно, она уехала за город. Возможно, она поехала туда, где нет нужды в вечерних платьях и накладных ногтях. Скажем, на Озера. Или в Шотландию удить рыбу. Навестить родственников на ферме.

Сначала Дебора сама не поняла, что говорит, зато отлично поняла леди Хелен.

– Например, в Корнуолле, – сказала она и кивком головы показала на карточку у Деборы в руках. – Это что?

Дебора посмотрела:

– Два телефонных номера. Возможно, один принадлежит Мику Кэмбри. Мне переписать их?

– Конечно. – Леди Хелен подошла поближе и глянула на карточку через ее плечо. – Эта Тина мне нравится. Вот я так занята своей внешностью, что даже помыслить не могу куда-нибудь отправиться без косметики. И вот она. Женщина, которая хочет все или ничего. Или совершенно безразличная к тряпкам, или одетая…

Леди Хелен умолкла. У Деборы пересохло во рту.

– Хелен, она не могла убить его.

Говоря это, она ощутила очевидный дискомфорт. В конце концов, что ей известно о Тине? Ничего. Их соединял всего один разговор, из которого известно о Тинином отношении к мужчинам, приверженности к ночной жизни и страхе перед старостью. Однако зло всегда чувствуется, как бы люди ни старались его скрыть. В Тине этого не было. Но, думая о смерти Мика Кэмбри и о факте его присутствия в жизни Тины Когин, Дебора теряла уверенность в своих ощущениях.

Почти автоматически она открыла папку, словно желая удостовериться в невиновности Тины. На будущее – было напечатано поперек первого листа. Дальше были бумаги, сшитые вместе.