На простоватом лице Идриен отразилось понимание, она всплеснула руками: Нет, нет! Не так... совсем не так! - "Не так, как вы", хотела сказать она. Эта штука состоит из проводов, колёс, больших глиняных кувшинов и, Свет знает, чего ещё. Он говорит, что там молнии, и я видела, как крыса однажды прыгнула на один из этих кувшинов, задев торчащий из него металлический стержень. Она, действительно, выглядела так, будто в неё угодила молния. - В голосе её зазвучала надежда. - Если пожелаете, я могу запретить ему этим заниматься.
      Ранд попытался вообразить кого-то верхом на змее, но образ этот был смехотворным. Как можно ловить молнии в кувшины, было за пределами его понимания. И все же... - Пускай продолжают, госпожа Тарсин. Кто знает? Быть может, что-то да окажется важным. И награждайте тех, кто достиг результатов.
      На тёмном от солнца лице Добрэйна было написано сомнение, хотя он и пытался его скрыть. Идриен, нахмурясь, кивнула головой и даже присела в реверансе, хотя, по-видимому, считала, что он просит разрешить летать свиньям, если те сумеют.
      Ранд и сам не был уверен, что не согласен с ней. И всё же, возможно, одна из свиней вправду способна отрастить крылья. Ведь повозка передвигалась. Ему страшно хотелось оставить после себя хоть что-то, что поможет миру пережить новый Разлом, который, согласно Пророчествам, он учинит. Вся беда в том, что у него не было ни малейшей идеи, что бы это могло быть, если не считать самих школ. Кто знает, каким путём приходит чудо? Свет, он хотел создать нечто, что могло бы существовать долгие годы.
      Я думал, что могу созидать, услышал он слова Льюса Тэрина. Я ошибался. Мы не созидатели: ни ты, ни я, ни тот, другой. Мы разрушители. Разрушители.
      Ранд вздрогнул и взъерошил рукой волосы. Другой? Временами казалось, что голос этот звучит тем разумнее, чем большую чепуху несёт. Они наблюдали за ним, Добрэйн почти спрятав свою неуверенность, Идриен, не делая для этого никаких усилий. Выпрямившись, как будто ничего не случилось, он вытащил из внутреннего кармана два тонких пакета. На наружной стороне обоих на продолговатом куске красного воска был вытиснен Дракон. Печаткой служила пряжка от ремня, которого он сейчас не носил.
      - Верхний делает тебя моим наместником в Кайриэне, - сказал он, вручая пакеты Добрэйну. Третий пакет всё ещё лежал у него за пазухой, в нём Грегорин де Лашенос назначался его наместником в Иллиане. - С этим никто не посмеет усомниться в твоих полномочиях, когда меня самого здесь не будет. - Добрэйн справится с любыми серьёзными затруднениями с помощью своих солдат, но лучше предусмотреть всё, чтобы не оставалось никаких сомнений. А может, никаких трудностей и не будет: вряд ли кто-то захочет испытать на себе его гнев. Здесь приказы, которые должны быть выполнены, в остальном же полагайся на себя самого. Когда леди Илэйн заявит о своих правах на Солнечный Трон, окажешь ей всемерную поддержку. - Илэйн. О Свет, Илэйн и Авиенда. Во всяком случае, они в безопасности. Голос Мин звучал теперь не так мрачно, должно быть книги мастера Фила она нашла. Он собирался позволить ей следовать за собой к гибели, потому что недостаточно силён, чтобы остановить её. Илиена, простонал Льюс Терин. Прости меня, Илиена! Когда Ранд заговорил, в голосе его был холод зимней стужи: - Узнаешь, когда надо будет доставить другой. И нужно ли его вообще доставлять. Если нужно, расспроси его, решение твоё зависит от его слов. Если решишь не делать этого, или же он откажется, я найду кого-нибудь другого. Не тебя.
      Возможно, это было грубо, но выражение лица Добрэйна почти не изменилось. Он слегка поднял брови, прочтя имя на втором пакете, но не произнёс ни слова. Поклон его был невозмутимым. Кайриэнцы всегда казались невозмутимыми. - Всё будет так, как вы сказали. Прошу простить меня, но, судя по вашим словам, вы собираетесь уехать надолго.
      Ранд пожал плечами. Добрэйну он доверял не больше, чем другим. Не многим больше. - Кто может сказать? Времена сейчас смутные. Проследи, чтобы у Госпожи Академии было достаточно денег и людей для того, чтобы открыть школу в Кэймлине. И школу в Тире, до тех пор, пока там всё по-прежнему.
      - Как скажите, - повторил Добрэйн, засовывая пакеты во внутренний карман. Лицо его оставалось бесстрастным. Он не был новичком в Игре Домов.
      Идриен сумела каким-то образом выглядеть обрадованной и недовольной одновременно, принявшись разглаживать несуществующие складки на платье в манере, обычной для женщин, когда те не желают говорить того, что думают на самом деле. Жалуясь на мечтателей и философов, она, тем не менее, ревностно относилась к процветанию Академии. Вряд ли она станет проливать слёзы, если те, другие школы исчезнут, а ученики их вынуждены будут прийти в Академию. Даже философы. Что бы она сказала, узнай об одном особом приказе для Добрэйна?
      - Я нашла всё, что мне было нужно, - объявила Мин, выходя из-за полок. Она с трудом тащила три здоровенных мешка. На ней была простая коричневая куртка и штаны, как две капли воды похожие на те, которые она носила в Байрлоне, когда он увидел её впервые. По непонятной причине она всегда ворчала по поводу своей одежды до тех пор, пока все вокруг не начинали думать, что он просит её носить платье. Однако сейчас она радостно улыбалась, хотя и слегка насмешливо. Надеюсь, вьючные лошади всё ещё там, где мы их оставили, а то, как бы нам ни пришлось запрячь Лорда Дракона.
      Идриен задохнулась, потрясённая таким обращением, но Добрэйн лишь слегка улыбнулся. Он видел Мин вместе с Рандом и прежде.
      Так быстро, как только возможно, Ранд отослал их, поскольку уже сказал им всё, что хотел, в конце напомнив, что здесь его никогда не было. Добрэйн кивнул с таким видом, будто ничего другого и не ожидал. Идриен вышла в глубокой задумчивости. Если она по рассеянности скажет лишнее там, где её могут услышать слуги или школяры, то через два дня об этом будет знать весь город. В любом случае, времени в обрез. Возможно, по близости и не было никого из тех, кто мог бы ощутить, как он открывал здесь ворота, но ищущие определённые знаки вскоре поймут, что в городе та'верен. А в его планы не входило быть обнаруженным столь быстро.
      Когда дверь за ними закрылась, он изучающе взглянул на Мин, затем взял один мешок и бросил его через плечо.
      - И всё? - спросила она. Положив остальные на пол, она упёрла руки в бёдра. - Иногда ты действительно ведёшь себя как овечий пастух. Можно подумать, каждый мешок весит добрую сотню фунтов. - Но голос её звучал удивлённо.
      - Могла бы выбрать книги поменьше, - сказал он, натягивая перчатки для верховой езды, чтобы спрятать Драконов. - Или, по крайней мере, полегче. - Он повернулся к окну, намереваясь взять кожаную сумку, и комната вдруг закружилась перед его глазами. Колени подогнулись. Неясный мерцающий лик пронёсся в его сознании. С усилием он заставил себя выпрямиться. И головокружение исчезло. В тени тяжело дышал Льюс Тэрин. Его ли лицо это было?
      - Если считаешь, что так можешь заставить меня нести их самой, подумай ещё разок, - проворчала Мин, - даже конюхи притворяются лучше. Мог бы ещё и упасть.
      - В другой раз. - Он был готов к тому, что случалось, когда он направлял, и более-менее мог это контролировать. По большей части. Однако без саидин такого никогда прежде не случалось. Может быть, он повернулся слишком резко? А может, свиньи и вправду летают. Он перекинул сумку через плечо. Внизу, во дворе, по-прежнему работали люди. Они созидали. - Мин...
      Она сразу же нахмурилась. Чуть-чуть подождала, натягивая красные перчатки, и принялась постукивать ногой об пол. Опасный признак у любой женщины, особенно если у неё ножи под рукой. - Мы уйдём вместе, Ранд, проклятый Возрождённый Дракон ал'Тор! Ты не оставишь меня здесь!
      - Такое мне и в голову не приходило, - солгал он. Он слишком слаб и не может произнести тех слов, которые заставили бы её остаться. Слишком слаб, подумал он с горечью, и поэтому она может погибнуть, сожги меня навечно Свет!
      Так и будет, мягко пообещал Льюс Тэрин.
      - Просто подумал, тебе следует знать, что мы собираемся сделать, продолжал Ранд. - Кажется, я оказался не слишком скрытным. - Взяв себя в руки, он схватился за саидин. Казалось, комната закружилась, и на него обрушилась лавина льда и пламени. Нечистота переполнила его, вызывая тошноту. Всё же он мог стоять, выпрямившись и не качаясь. С трудом он сплёл потоки, открывающие Проход на заснеженную поляну, где привязанные к нижней ветке дуба стояли две верховые лошади.
      Он рад был видеть, что животные никуда не делись. Это место было достаточно далеко от ближайшей дороги, но кто-то мог случайно забрести сюда, кто-нибудь из тех, кто покинул свои семьи и фермы, ремесло и торговлю, потому что Возрождённый Дракон разорвал все узы. Так гласили Пророчества. С другой стороны, эти замёрзшие мужчины и женщины с натёртыми ногами устали искать неизвестно что. Лошади, несомненно, исчезли бы, наткнись на них кто-нибудь. Конечно, золота у него достаточно, чтобы купить других, но вряд ли Мин понравится идти целый час до деревни, где они оставили вьючных лошадей.
      Он торопливо шагнул на поляну, делая вид, что стал спотыкаться из-за снега, и, подождав, пока она, подхватив мешки с книгами, последовала за ним, отпустил Силу. Они были на расстоянии пяти миль от Кайриэна и ближе к Тар Валону, чем раньше. Едва ворота закрылись, образ Аланны в его сознании потускнел.
      - Скрытным? - с подозрением переспросила Мин. Он надеялся, она не докопается до правды, что бы не подозревала. Головокружение и тошнота постепенно проходили. - Ты такой же открытый, как моллюск, но ведь я-то не слепая. Сначала мы были в Руидине, и ты столько спрашивал о Шаре, что каждый решил бы, что ты собираешься туда. - Слегка нахмурившись, она покачала головой, прикрепляя к седлу один из мешков.
      Хотя она и засопела от натуги, но бросать другой мешок с книгами не собиралась. - Никогда не думала, что Айильская Пустыня такая. Даже наполовину разрушенный этот город больше Тар Валона. А все эти фонтаны и озеро. Я даже не увидела дальнего берега. Мне казалось, что в пустыне совсем нет воды. К тому же там так же холодно, как здесь, а я-то думала, там жара!
      - Летом за день там можно поджариться заживо, ночью же там страшный холод. Ему становилось лучше, во всяком случае, сил хватило, чтобы закинуть свою сумку на седло. Едва хватило. - Если ты и так всё знаешь, зачем тогда спрашиваешь?
      - Также было и в Тире прошлой ночью. Ты сделал так, что каждый кот и дрозд в городе узнали, что ты там. В Тире ты спрашивал о Кайриэне. Всё ясно. Ты стараешься запутать следы. Укрепив мешки с книгами по обе стороны позади седла, она развязала поводья и вскочила на лошадь. - Ну что, я слепая?
      - У тебя глаза как у орла. - Он надеялся, что преследователи его видят также ясно. Или чтобы так видел тот, кто их направляет. Не хватало только, чтобы они наткнулись на них, Свет знает где. - Мне нужно сделать как можно больше ложных следов.
      - Зачет тратить время? Я знаю, что у тебя есть план, и знаю, что он связан с чем-то, что лежит в этой кожаной сумке, - са'ангриал? - и знаю, что это важно. Не притворяйся, что удивлён. Ты ведь не спускаешь с неё глаз. Так почему же медлишь и пытаешься сбить всех с толку? Ты говорил, что собираешься застать их врасплох. Но как ты сумеешь это сделаешь, если не отправишься туда, куда тебе действительно нужно?
      - Мне бы хотелось, чтобы ты никогда не читала книг Герида Фила, - произнёс он угрюмо, садясь в седло. Голова почти не кружилась. - Ты задаёшь слишком много вопросов. Могу я, в конце-то концов, иметь свои собственные секреты?
      - Это тебе никогда не удастся, набитая шерстью башка, - засмеялась она. Однако потом, противореча самой себе, спросила: - В чём же всё-таки заключается твой план? Я имею в виду, кроме убийства Дашивы и остальных. У меня есть право это знать, если уж я путешествую вместе с тобой. - Как будто не она сама настояла на этом.
      - Я собираюсь очистить мужскую половину Истинного Источника, - ответил он бесстрастно. Ошеломляющее заявление. Великий замысел, более чем великий. Грандиозный, сказали бы многие. Но реакция Мин была такова, как будто он признался, что собирается совершить послеобеденную прогулку. Она просто глядела на него, положив руки на луку седла, пока он не продолжил.
      - Не знаю, сколько времени это займёт, но уверен, что как только начну, это почувствует каждый, способный направлять, на тысячи миль вокруг. Сомневаюсь, что смогу так просто остановиться, если Дашива с компанией или Отрекшиеся явятся посмотреть, что происходит. С Отрекшимися я ничего не могу поделать, но, если удача меня не покинет, сумею покончить с остальными. Может быть, то, что он та'верен, даст ему преимущество, в котором он нуждался столь отчаянно.
      - Надейся лишь на удачу, и Корлан Дашива, Отрекшиеся или кто-нибудь ещё съедят тебя на завтрак, - сказала она, направляя свою лошадь прочь от поляны. - Возможно, мне удастся придумать кое-что получше. Ладно уж, поехали. На том постоялом дворе такой тёплый камин. Надеюсь, перед отъездом ты хоть позволишь нам съесть чего-нибудь горячего.
      Ранд поражённо уставился на неё. Можно подумать, пятеро предателей Аша'манов с Отрекшимися в придачу волновали ее меньше, чем больной зуб. Он пришпорил коня, и тот, разбрызгивая снег, понёсся вперёд. Догнав Мин, Ранд молча поскакал рядом. У него всё ещё было от неё несколько секретов, к примеру, дурнота, которая накатывала на него всякий раз, когда он направлял Силу. Вот почему первым делом он хотел расправиться с Дашивой и другими Аша'манами. Это давало ему время, чтобы справиться со слабостью. Если это вообще возможно. В противном случае, он совсем не был уверен, что от двух тер'ангриалов позади его седла будет хоть какая-то польза.
      ГЛАВА 1
      ПОКИНУВ ПРОРОКА
      Вращается Колесо Времени, Эпохи приходят и уходят, оставляя за собой лишь воспоминания. Из воспоминаний рождаются легенды, легенды тускнеют, превращаясь в мифы, но даже мифы оказываются давным-давно забытыми, когда Эпоха, давшая им жизнь, приходит вновь. В Эпоху, кем-то называемую Третьей, Эпоху, которая ещё только грядёт, Эпоху, давно минувшую, над Океаном Арит разгулялся ветер. Этот ветер не был началом, ибо нет начала оборотам Колеса Времени, как нет им и конца. Но все же вместе с ним родилось что-то новое.
      Мчался ветер над серо-зелёными океанскими волнами, мчался на восток, в Тарабон, где в огромной гавани Танчико теснилось множество кораблей. Их было столько, что места в доках на всех не хватало, и людей и грузы приходилось возить на берег баржами. Те суда, что только ожидали своей очереди войти в гавань, равно как и уже разгрузившиеся, стояли на якоре, растянувшись вдоль пологого побережья на несколько миль.
      Первое потрясение жители Танчико испытали тогда, когда их город внезапно оказался в руках новых хозяев с их странными обычаями, диковинными животными и, вдобавок ко всему, женщинами в ошейниках - женщинами, способными направлять. Вторым же стал этот флот, в размеры которого разум отказывался верить. Вдобавок ко всему, высаживаться с кораблей начали не только солдаты, но и остроглазые купцы, и ремесленники со своим скарбом, и даже целые семьи с повозками, полными разной фермерской утвари и саженцев невиданных растений. Но, несмотря на то, что во главе закона теперь стояли новые Король и Панарх, поклявшиеся в верности далёкой Императрице, а шончанская знать заняла большинство дворцов и требовала куда большей почтительности, чем любой тарабонский лорд или леди, жизнь большинства людей почти не изменилась, а если перемены и были, то только к лучшему. Шончанские Высокородные мало общались с простым людом, и с незнакомыми обычаями можно было ужиться. Голод и раздиравшая страну в клочья анархия остались в прошлом. Мятежники, разбойники и Принявшие Дракона, поразившие Тарабон, словно чума, были или мертвы, или схвачены, или вытеснены на север, на Равнину Алмот; торговые пути постепенно оживали. Орда голодных беженцев, заполонившая столичные улицы, схлынула; люди возвращались на свои фермы. Из вновь прибывающих в Танчико оставалось лишь столько, сколько город мог легко прокормить. И, не обращая внимания на снегопады, чужеземных солдат, торговцев, ремесленников и фермеров, растекавшихся по стране тысячами и десятками тысяч, город Танчико, переживший все суровые испытания, выпавшие на его долю, в целом был вполне доволен своею судьбой. Ледяной ветер пронесся мимо, оставив его пребывать в мире и покое.
      Ещё многие-многие лиги мчался ветер, крепчая и слабея, но не затихая; мчался над зимними лесами, равнинами, над голыми ветвями и виднеющейся кое-где бурой травой; мчался на восток, слегка отклоняясь к югу, и пересёк то, что некогда являлось рубежом между Тарабоном и Амадицией. Таможенных постов больше не было, охрана ушла; от прежней границы осталось одно лишь название. Дальше на юго-восток понёсся ветер, огибая отроги Гор Тумана, и закружился вихрями среди улиц могучего, обнесенного высокой стеной Амадора. Завоёванного Амадора. Над внушительной Цитаделью Света развевалось знамя, и казалось, что изображенный на нём золотой ястреб вот-вот сорвётся в полёт, сжимая в когтях стрелы молний. Немногие из местных жителей решались выглянуть из своих домов, лишь изредка кто-нибудь торопливо перебегал улицу, плотно закутавшись в плащ и не поднимая глаз. Не просто смотря под ноги, дабы не поскользнуться на обледенелом камне, а боясь натолкнуться взглядом на Шончан, разъезжающих верхом на покрытых бронзовой чешуёй кошках размером с лошадь, или облачённых в сталь тарабонцев, надзирающих за жалкими кучками скованных цепями людей. Тех самых людей, которые совсем недавно именовались Детьми Света, теперь же, впряженные в телеги вместо скота, вывозили из города отбросы. Почти полтора месяца столица Амадиции жила под властью Шончан; колючий ветер её жители воспринимали как часть обрушившейся на них кары, и те из них, кто ещё не проклял свою судьбу, пытались понять, за какие же прегрешения им была уготована такая доля.
      С воем мчался ветер над разорёнными землями, половина встреченных им по пути поселений лежала в руинах. Заброшенные фермы, пепелища на месте деревень... Повсюду царствовали меч, копьё и топор. Снег, покрывавший заброшенные амбары и обугленные балки пушистым одеялом, отчасти смягчал безрадостную картину, хотя, по сути, представлял собой лишь ещё одно олицетворение голода и смерти.
      Дальше, ещё дальше на восток, и завывания ветра смешались с погребальной песнью, что доносилась из небольшого, не обнесённого крепостной стеной города. Города под названием Абила. Никаких знамён не развевалось над сторожевыми башнями: в Абиле находился Пророк Лорда Дракона, а Пророку знамёна не требовались. Люди здесь дрожали от одного его имени, причём дрожали сильнее, чем от пронизывающего ветра. Да и не только здесь.
      Выйдя из высокого купеческого дома, где жил Масима, Перрин на мгновение замешкался, натягивая перчатки, и ветер обрушился на него, нещадно истязая подбитый мехом плащ. Полуденное солнце совсем не грело, зимний воздух был морозен и колюч, но Перрин даже не поморщился: он был слишком зол для того, чтобы обращать внимание на холод. Настолько зол, что с трудом удерживал руки вдали от висящего на поясе топора. Масима... Да не будет он называть его Пророком! Масима был, судя по всему, полным идиотом, и уж точно безумцем. Могущественным идиотом, обладавшим такой властью, какой не было у большинства королей, и при этом совершеннейшим безумцем!
      Охрана Пророка заполняла всю улицу, от угла до угла, - костлявые типы в краденых шелках, безбородые подмастерья в рваных куртках, некогда пухлые купцы в останках дорогих одежд... Их дыхание обращалось облачками пара, многие дрожали без тёплых плащей, но каждый неизменно сжимал в руках копье или заряженный арбалет. Впрочем, по-прежнему никто из них не проявлял враждебности: после того, как Перрин объявил о своём знакомстве с Пророком, они глядели на него с любопытством, будто ожидая, что он сейчас подпрыгнет и полетит по воздуху. Или, на худой конец, сделает сальто. Сквозь запах дыма, доносившийся из печных труб, Перрин ощущал тяжёлый дух немытых тел и застарелого пота, перемешанный со страхом и нетерпением. И со странным лихорадочным возбуждением, которого он не заметил раньше, - отражением безумия самого Масимы. Враждебно они выглядели или нет, но убили бы любого, не раздумывая, по одному лишь слову своего Пророка. По одному лишь его слову они готовы были залить кровью весь мир. И пахло от них таким холодом, которому позавидовал бы любой зимний ветер. Перрин был как никогда рад, что не разрешил Фэйли пойти с ним.
      Его спутники, оставшиеся с лошадьми, играли в кости рядом с животными на почти очищенном от снежного месива участке мостовой, или же делали вид, что играют. Он не настолько доверял Масиме, чтобы оставить без присмотра своего гнедого, а доверие остальных было всяко не большим. Едва ли они уделяли игре столько же внимания, сколько дому и охранникам. Три Стража вскочили на ноги, стоило только им завидеть Перрина, взгляды их сразу обратились к тем, кто вышел вслед за ним. Они знали, что чувствовали их Айз Седай, находясь в доме. Неалд отстал лишь на мгновение, собирая кости и монеты. Аша'ман был щёголем, ходившим, важно выпятив грудь, постоянно поглаживавшим свои вьющиеся усы и расточавшим ухмылки женщинам, однако сейчас он стоял на цыпочках, насторожившись, словно кот.
      - Я уж думал, нам скоро придётся прорубать себе путь наружу, - прошептал Илайас, наклонившись к плечу Перрина. Впрочем, в золотых глазах было лишь спокойствие. Долговязый немолодой мужчина в широкополой шляпе, его седые волосы сзади свисали до пояса, а длинная борода ниспадала на грудь. На бедре не меч, а лишь большой нож. Однако когда-то этот человек был Стражем. В какой-то мере он им и остался.
      - Похоже, это единственное, что прошло удачно, - отозвался Перрин, забирая у Неалда поводья Трудяги. Аша'ман вопросительно вскинул бровь, но Перрин покачал головой, не пытаясь его понять, и Неалд, скривившись, отошёл; передав Илайасу поводья его мышастого мерина, он вскарабкался в седло своего скакуна, гнедого в яблоках.
      У Перрина не было времени разбираться с капризами мурандийца. Ранд послал его привезти Масиму, и Масима собирался в путь. Как всегда в последнее время, цвета закружились у Перрина в голове, стоило только ему подумать о Ранде, и, как всегда, он не уделил им внимания. Масима был слишком большой проблемой, чтобы ещё волноваться из-за каких-то цветов. Проклятый Пророк считал кощунством касаться Единой Силы кому бы то ни было, кроме самого Ранда. Ранд, видите ли, не простой смертный, его плоть рождена самим Светом! Так что не будет Перемещения, не будет простого и быстрого скачка в Кайриэн через переходные врата, созданные одним из Аша'манов. Не будет, как бы он ни пытался Масиму переубедить. Им придётся ехать верхом все четыре сотни лиг, а то и больше, и один Свет ведает, что они встретят на своём пути. К тому же, по указаниям Ранда, необходимо держать в тайне, кто они такие.
      - Я вижу только один способ сделать это, парень, - произнёс Илайас, как будто Перрин говорил вслух. - Хотя шансы и невелики. Мы могли бы стукнуть этого типа по голове и с боем вырваться из города.
      - Да знаю, - прорычал Перрин. Он обдумывал этот вариант уже не раз, и не один час они его обсуждали. Если бы и Аша'маны, и Айз Седай, и Хранительницы Мудрости - все стали направлять, возможно, успех и был бы достигнут. Но он уже видел битву, которая велась Единой Силой, людей, в мгновение ока превращавшихся в кровавые ошмётки, землю, расцветавшую огнём. Абила превратилась бы во двор мясника. По своей воле он больше такого не увидит.
      - И как, по-твоему, Пророк ко всему этому отнесётся? - спросил Илайас.
      Перрину пришлось очистить разум от видений Колодцев Дюмай и Абилы, выглядевшей как поле боя у Колодцев Дюмай, лишь тогда он смог осознать, о чём говорил Илайас. Ах да. Как он собирается совершить невозможное. - Меня не волнует, как он ко всему отнесётся. - И так было ясно, что с ним не оберёшься бед.
      В раздражении он поскрёб бороду. Надо бы её подстричь. Точнее, чтобы её подстригли. Ведь возьмись он за ножницы, Фэйли тут же отберёт их и отдаст Ламгвину. До сих пор не верилось, что этот неуклюжий громила с устрашающей физиономией и сбитыми костяшками пальцев должен стать его личным слугой. Свет! Личным слугой. Он старался противостоять Фэйли в её странных салдэйских обычаях, но, чем больше старался, тем больше она умудрялась делать по-своему. Конечно, женщины всегда так поступают, но иногда ему казалось, что из огня он угодил в полымя. Может, попробовать те властные окрики, которые, кажется, так ей нравятся? Мужчина должен быть способным сбрить бороду, если хочет. Впрочем, он сомневался, что будет кричать. Когда она начинала первой, это было нелегко. Но, так или иначе, глупо думать об этом сейчас.
      Наблюдая, как его спутники идут к лошадям, он изучал их так, словно они были инструментами, необходимыми для выполнения тяжёлой работы. Масима, он боялся, сделает их путешествие самой худшей работой из всех, что когда-либо выпадали на его долю, а инструменты его далеки от совершенства.
      Сеонид и Масури приостановились, капюшоны их плащей были низко опущены, скрывая лица среди теней. Бритвенно-острая дрожь придавала особую окраску их запаху, смешиваясь с приторным ароматом духов, то был контролируемый страх. Масима, дай ему волю, убил бы обеих на месте. А охранники могли сделать это и сейчас, сумей кто-нибудь из них распознать лицо Айз Седай. В толпе наверняка нашлись бы способные на это.
      Масури была выше второй женщины почти на ладонь, однако Перрин всё равно смотрел сверху на обе макушки. Не обращая внимания на Илайаса, сёстры обменялись быстрыми взглядами из-под капюшонов, затем Масури негромко произнесла:
      - Видишь теперь, почему его необходимо убить? Он просто... бешеный. - Что ж, Коричневая нередко говорила без обиняков. К счастью, никто из стражников не был столь близко, чтобы её услышать.
      - Ты могла бы найти место и получше, чтобы говорить такое вслух, - ответил Перрин. Ему совсем не хотелось вновь выслушивать их доводы, ни сейчас, ни когда-либо ещё. В особенности сейчас. И, как оказалось, не пришлось.
      Эдарра и Карелле, головы которых были обмотаны тёмными шалями, выросли позади Айз Седай. То немногое, что спадало на грудь и спину едва ли могло послужить хоть какой-то защитой от холода, но Хранительниц Мудрости куда сильнее холода беспокоил снег, просто фактом своего существования. Тёмные от солнца лица могли скрывать всё что угодно, но в их запахе ощущалась отточенность стали. Во взгляде голубых глаз Эдарры, обычно спокойных настолько, что это казалось странным для её юных черт, сквозила та же острота. Сталь прятало под собой её спокойствие.
      - Не место для разговоров, - мягко произнесла Карелле, поправляя выбившуюся из под шали прядь огненно рыжих волос. Эта женщина, не уступавшая ростом многим мужчинам, всегда была мягкой. Для Хранительницы Мудрости. Что означало лишь, что перед тем, как оттяпать тебе нос, она тебя предупредит. Ступайте к своим лошадям.
      Коротко поклонившись, те поспешили вскочить в сёдла, словно и не были Айз Седай. Они и не были ими, для Хранительниц Мудрости. Перрин подумал, что никогда к этому не привыкнет. Даже если к этому привыкли сами Масури и Сеонид.
      Со вздохом он вскочил в седло Трудяги, когда Хранительницы Мудрости последовали за своими ученицами. Жеребец загарцевал, застоявшись, но быстро успокоился, почувствовав колени всадника и твёрдую руку на поводьях. Айильские женщины ездили верхом по-прежнему неловко, несмотря на весь опыт, полученный за последние несколько недель. Их тяжелые юбки задрались, обнажив ноги в шерстяных чулках выше коленей. Эдарра и Карелле разделяли мнение сестёр по поводу Масимы, так же как и Хранительницы Мудрости, оставшиеся в лагере. Да, слишком горячее варево, чтобы донести его до Кайриэна, не ошпарившись!
      Грейди и Айрам были уже в сёдлах, и он не смог выделить их запахи среди других. Впрочем, особой нужды в этом не было. О Грейди он раньше всегда думал как о фермере, несмотря на чёрный мундир и серебряный меч на вороте. Сейчас же, неподвижный в своём седле, точно статуя, коренастый Аша'ман рассматривал стражников со зловещим видом человека, решающего, где сделать первый разрез. И второй, и третий - столько, сколько потребуется. У Айрама над плечом возвышалась рукоять меча, яркий жёлто-зелёный плащ Лудильщика развевался на ветру. На лице же его было написано такое волнение, что сердце Перрина упало. В Масиме Айрам нашёл человека, который отдал жизнь, сердце и душу Возрождённому Дракону. А в его глазах Возрождённый Дракон стоял сразу после Перрина и Фэйли.
      Ты не сделал парню ничего полезного, - сказал однажды Илайас. - Ты помог ему отбросить то, во что он верил, и всё, во что он верит теперь - это ты и тот меч. А этого недостаточно. Ни для кого. - Илайас знал Айрама ещё до того, как он коснулся меча, знал тогда, когда он ещё был Лудильщиком.
      Кое для кого варево могло обернуться отравой.
      С каким бы любопытством стражники ни взирали на Перрина, с места никто не двигался, и только когда кто-то крикнул им из окна, раздались в стороны, освобождая узкий проход. Нелегко было прийти к Пророку без его позволения. Покинуть же его без позволения было невозможно.
      Оставив позади Масиму с его стражей, Перрин повёл коня шагом столь быстрым, сколь возможно это было на запруженных людьми улицах. Не так давно Абила была большим, процветающим городом, с каменными зданиями рынков и четырехэтажными домами с крытыми шифером крышами. Город и сейчас был большим, но кучи камней и щебня красовались на месте разрушенных домов и трактиров. Не осталось в Абиле ни одного трактира или же такого дома, в котором не поторопились прославить величие Возрождённого Дракона. Неодобрение Масимы никогда не было неуловимым.
      Немногие в толпе походили на местных, неопрятный люд в неопрятной одежде, по большей части, пугливо спешащий по улицам, прижимаясь к стенам домов. Детей видно не было. И собак тоже: голод, похоже, был здесь большой проблемой. Повсюду группы вооружённых людей пробирались через покрывающую улицы грязь, которая ещё прошлой ночью была снегом, двадцать здесь, пятьдесят там, расталкивающих тех, кто не был достаточно быстр, чтобы убраться с их дороги; даже повозки объезжали их стороной. В пределах видимости их было сотни.