Даже здесь, на встрече с тем, кого они провозгласили Кар'а'карном, вождем вождей, на поясе у каждого висел тяжелый нож с длинным клинком, на плечах, напоминая широкий шарф, лежала серо-коричневая шуфа. Если воин g`jp{b`k лицо черной вуалью, частью шуфы, значит, он готов убивать. Да и сейчас такое вполне возможно. Эти люди сражались друг с другом в нескончаемой череде клановых набегов, битв, в стычках кровной мести. Вожди смотрели на Ранда и ждали, что он скажет, но ожидание у айильцев всегда готово смениться движением - внезапным, стремительным и яростным. Бэил, самый высокий из встреченных Рандом мужчин, и Джеран, стройный, будто клинок, гибкий и быстрый, точно хлыст, лежали как можно дальше друг от друга - насколько позволял ковер. Между их кланами - Гошиен, к которому принадлежал Бэил, и Шаарад Джерана - была кровная вражда, подавленная появлением Того-Кто-Пришел-с-Рассветом, но не забытая. Несмотря на все случившееся, по-прежнему действовал Мир Руидина, так, по крайней мере, казалось. Тем не менее безмятежные звуки арфы резко контрастировали с непреклонным стремлением Джерана и Бэила не смотреть друг на друга. С загорелых лиц на Ранда устремились шесть пар глаз - голубых, зеленых и се рых; рядом с айильцами даже ястребы казались бы ручными птицами. - Что мне нужно сделать, чтобы Рийн пришли ко мне? - спросил Ранд. Руарк, ты был уверен, что они придут. Вождь Таардад спокойно смотрел на Ранда; судя по выражению лица, оно было словно из камня вырезано. - Ждать. И больше ничего. Деарик приведет их. Со временем. Седоволосый Ган, лежавший рядом с Руарком, скривил губы, будто хотел сплюнуть. Как обычно, с его лица, напоминавшего дубленую кожу, не сходило мрачное выражение. - Деарик видел слишком много мужчин и Дев, которые целыми днями сидели, уставясь в никуда, а потом бросали свои копья. Бросали копья! - И убегали, - негромко добавил Бэил. - Я сам видел - среди Гошиен, даже из моего собственного септа. И они бежали. А ты, Ган, видел таких у Томанелле. Все мы видели. По-моему, они ведать не ведали, куда бегут, знали лишь, от кого бегут. - Трусливые змеи! - рявкнул Джеран. Седые пряди серебрились в его светлокаштановых волосах - среди айильских клановых вождей не было молодых. - Га дюки-вонючки, шарахающиеся от собственной тени! - Едва заметное движение его голубых глаз к дальнему краю ковра пояснило, что эти слова относятся к Гошиен, а не только к тем, кто бросил свои копья. Бэил двинулся было, собираясь подняться, лицо его стало еще жестче если такое возможно, но мужчина рядом с ним успокаивающе положил ладонь ему на руку. Бруана из Накай отличали могучее сложение и сила, которой хватило бы на двух кузнецов, но характер у него был спокойный и мирный, что вовсе не походило на Айил. - Все мы видели убегающих воинов и Дев. - Голос его прозвучал лениво, а серые глаза смотрели сонно, однако Ранд знал, что это впечатление обманчиво: даже Руарк считал Бруана смертельно опасным бойцом и из воротливым тактиком. По счастью, Бруан готов идти за Рандом в огонь и в воду, держа его сторону даже крепче Руарка. Но Бруан следует за Тем-КтоПришел-с-Рассветом; он не знал Ранда ал'Тора. - Видели, как и ты, Джеран. Тебе известно, как тяжело оказаться перед тем, что предстало им. Нельзя называть трусами тех, кто умер, выдержав испытания. Можно ли тогда называть трусами тех, кто по этой причине бежал? - Они не должны были узнать об этом, - пробурчал Ган, сжимая пальцами свою подушку с красными кистями, словно горло заклятого врага. - Это знание - для тех, кто вошел в Руидин и остался в живых. Он произнес эти слова, ни кому не обращаясь, но предназначались они Ранду. Ведь именно Ранд открыл всем айильцам то, что мужчина узнавал среди стеклянных колонн на площади. Он сказал столько, что вожди и Хранительницы Мудрости не посмели изворачиваться, когда у них спросили обо всем прочем. Если и оставался в Пустыне айилец, еще не узнавший правды, то он месяц ни с кем не разговаривал. Правда оказалась вовсе не такой, какой ее считало большинство, - не было славного наследия боевого прошлого. В самом начале Айил были беспомощными беженцами, спасавшимися от Разлома Мира. Конечно, любой, сумевший выжить в те дни, был беженцем, но сами Айил никогда не считали себя беззащитными. Но невыносимей всего другое - предки нынешних айильцев следовали Путем Листа, отказавшись от насилия даже для защиты собственной жизни. На Древнем Наречии Айил означало <преданный>, <посвященный>, и именно миру были посвящены, преданы Айил. Они же, сегодня называющие себя айильцами, nj`g`khq| потомками тех, кто нарушил заповеди бессчетных поколений. Остался лишь единственный след прежних зароков: айилец скорей умрет, чем коснется меча. А они-то всегда верили, что этот обычай - часть их гордости, признак, отделяющий их от живущих за пределами Пустыни. Ранд слышал, что, по утверждениям айильцев, народ их попал в необитаемую Пустыню в наказание за какой-то грех. Отныне айильцы знали, что это за грех. Мужчины и женщины, построившие Руидин и умершие здесь, те, кто в редких случаях, когда о них упоминали, называли Дженн Айил, кланом, которого нет, - именно они со времен, еще предшествовавших Разлому, хранили верность Айз Седай. Многим слишком тяжко осознавать, что все, во что веришь и верил, обернулось ложью. - Нужно было сказать, - промолвил Ранд. Они имели право знать. Нельзя жить во лжи. Их собственное пророчество гласило, что я принесу им раскол. И я не смог сделать иначе. Прошлого не вернуть; что сделано, того не переделаешь. Нужно думать о будущем. Кое-кто из этих людей меня не любит, некоторые ненавидят за то, что я не родился среди них, но они пошли за мной. Мне нужны они все. - Что слышно о Миагома? Эрим, лежащий между Руарком и Ганом, покачал головой. Его некогда яркорыжие волосы изрядно поседели, но зеленые глаза глядели пронзительно и цепко, как у молодого. Крупные ладони, длинные и крепкие пальцы, широкие запястья свидетельствовали, что и руки его сильны по-прежнему. - Тимолан и своим ногам не позволит знать, куда собрался прыгнуть, пока от земли не оттолкнется. - Когда Тимолан был еще слишком молод для вождя, - сказал Джеран, - он пытался объединить кланы. У него ничего не вышло. Вряд ли ему придется по вкусу, что кому-то наконец удалось то, что не получилось у него. - Он придет, - сказал Руарк. - Тимолан никогда не считал себя Тем-КтоПриходит-с-Рассветом. И Джанвин приведет Шианде. Но они будут выжидать. Вначале они должны сами все уразуметь и осознать. - Они должны свыкнуться с мыслью, что Тот-Кто-Пришел-с-Рассветом мокроземец, - прорычал Ган. - Не обижайся, Кар'а'карн. - В голосе вождя не было и следа раболепия - вождь ведь не король, равно как и вождь вождей. В лучшем случае - первый среди равных. - Со временем, думаю, придут и Дэрайн, и Кодарра, - спокойно сказал Бруан. И быстро - чтобы молчание не стало причиной для танца копий. Первый среди равных - и то не всегда. - Они больше других потеряли от откровения. - Этим словом айильцы стали называть долгие минуты ошеломления перед тем, как человек пытался бегством спастись от правды об Айил. - Пока Манделайн и Индириан всецело заняты тем, чтобы удержать свои кланы в единстве, и оба захотят своими глазами увидеть Драконов на твоих руках. Но они придут. Не обсужденным остался лишь один клан, который не хотелось упоминать ни одному из вождей. - Какие новости о Куладине и о Шайдо? - спросил Ранд. Ответом ему была тишина, в которой будто издалека несколько раз горько и тихо вздохнула арфа. Каждый выжидал, когда заговорит другой, и каждый явно чувствовал неловкость - насколько она заметна у айильца. Джеран хмуро разглядывал ноготь большого пальца, Бруан поигрывал серебристыми кистями своей зеленой подушки. Даже Руарк изучал узоры на ковре. В напряженной тишине грациозной походкой вошли облаченные в белое мужчины и женщины. Они налили вина в отделанные серебром кубки, поставив их возле каждого вождя, разнесли маленькие серебряные тарелочки с редкими в Пустыне оливками, белым овечьим сыром и бледными морщинистыми орехами, которые айильцы называли пекаря. Из-под бледных капюшонов виднелись лица непривычные для айильцев кротость и потупленные взоры. Захваченные в битве или во время набега, гай'шайн давали клятву служить с покорностью год и один день, не касаясь оружия, не чиня насилия, и в конце концов возвращались в свой клан и септ, будто ничего не случилось. Странный отголосок Пути Листа. Так требовал джи'u'тох, честь и долг, а для айильца нет ничего хуже, чем нарушить джи'и'тох. Возможно, кто-то из гай'шайн прислуживает своему клановому вождю, но ни тот ни другой, пока длится оговоренный срок, не выдаст знакомства даже взглядом, будь то хоть сын или дочь. У Ранда вдруг возникла мысль, что именно поэтому кое-кто из айильцев так тяжело воспринял открытую им правду. Этим людям представлялось, что их предки дали обет гай'шайн не только от себя, но и от имени последующих onjnkemhi. И эти поколения - все, до нынешних дней, - взяв в руки копье, нарушили джи'и'тох. Тревожили ли когда-нибудь подобные мысли мужчин, собравшихся здесь с Рандом? Для айильцев джи'и'тох - крайне серьезное дело. Мягко, почти бесшумно, гай'шайн удалились. Ни к еде, ни к вину ни один из клановых вождей не притронулся. - Есть хоть какая-то надежда, что Куладин встретится со мной? - Ранд знал, что никакой надежды нет: он перестал отправлять предложения о встрече, как только узнал, что Куладин заживо сдирает с гонцов кожу. Но так можно разговорить других. Ган фыркнул: - От него мы получили одно известие. В следующий раз, как увидит, он сдерет с тебя шкуру. Разве похоже, что он намерен вести беседы? - Могу я отколоть Шайдо от него? - Они идут за Куладином, - сказал Руарк. - Он вообще не вождь, но они считают его вождем. - Никогда Куладин не ступал меж тех стеклянных колонн; и он до сих пор, видимо, сам верил, как и заявлял, будто все сказанное Рандом - ложь. - Куладин утверждает, будто он - Кар'а'карн, и они верят ему. Девы из Шайдо, которые явились сюда, пришли из-за принадлежности к Фар Дарайз Май и потому, что именно Фар Дарайз Май оберегают твою честь. Больше из Шайдо не придет никто. - Мы высылаем разведчиков наблюдать за ними, - сказал Бруан, - и Шайдо убивают их, когда могут. Этим Куладин бросил семена мести, ему уже полдюжины родов кровные враги, но нет никаких признаков, что он намерен атаковать нас здесь. Я слышал, он заявил, что мы своим присутствием оскверняем Руидин, а напасть на нас здесь - значит усугубить этот грех. Эрим хмыкнул и примял локтем подушку. - Это значит, что здесь хватает копий, чтобы убить каждого Шайдо дважды, да еще и останется.- Он сунул в рот ломтик белого сыра и, жуя, прорычал: Шайдо всегда были трусами и ворами. - Бесчестные собаки, - в один голос проговорили Бэил и Джеран и воззрились друг на друга, будто каждый подозревал, что другой готовит ему какой-то подвох. - Бесчестные или нет, - тихо заметил Бруан, - число сторонников Куладина растет. - Говорил он спокойно, но, перед тем как продолжить, сделал большой глоток из своего кубка. - Вы все знаете, о чем я говорю. После откровения некоторые из убежавших не бросили копья. Они присоединились к своим сообществам у Шайдо. - Ни один из Томанелле не порвал со своим кланом, - рявкнул Ган. Бруан посмотрел мимо Руарка и Эрима на вождя клана Томанелле и медленно произнес: - Так случилось в каждом клане. - Не ожидая, пока кто-то усомнится в его словах, он оперся на подушку и продолжил: - Об ушедших нельзя сказать, что они порвали с кланом. Они присоединились к своим сообществам. Как Девы из Шайдо, которые пришли сюда, к своему здешнему Крову. Кое-кто заворчал, но в спор не вступил. Правила, касающиеся айильских воинских сообществ, были сложны и запутаны, и в каком-то отношении их члены были связаны с сообществом крепче, чем с кланом. К примеру, члены одного сообщества не станут сражаться друг с другом, даже если между их кланами кровная вражда. Некоторые мужчины не женились на близкой родственнице товарища по своему воинскому сообществу - как если бы она была близкой кровной родней им. Об обычаях Фар Дарайз Май, Дев Копья, Ранду даже задумываться не хотелось. - Мне нужно знать о намерениях Куладина, - сказал он вождям. Куладин все равно что бык с осой в ухе - может кинуться куда угодно. Ранд помедлил. Не будет ли нарушением чести послать людей присоединиться к их сообществам у Шайдо? - Объяснять, что он имеет в виду, не понадобилось. Собеседники напряглись, даже Руарк; в глазах их появился холод, чуть ли не прогнавший жару из комнаты. - Шпионить таким образом, - при слове <шпионить> Эрим скривил губы, будто оно оказалось мерзким на вкус, - все равно что шпионить за собственным септом. Никто из понимающих, что значит честь, на такое не пойдет. Ранд удержался от вопроса, не найдется ли кто с чуть менее чувствительной честью. У айильцев чувство юмора - штука странная, зачастую feqrnj`, но кое о чем с ними никогда не стоит шутить. Не ровен час, они вообще не поймут, что тут смешного. Чтобы сменить тему, Ранд спросил: - Есть какие-нибудь вести из-за Драконовой Стены? Ответ он уже знал: подобные новости разлетаются быстро даже среди такого множества айильцев, что собрались у Руидина. - Ничего, о чем стоило бы упомянуть, - отозвался Руарк. - Из-за беспорядков у древоубийц мало купцов явилось в Трехкратную Землю. - Так айильцы называли Пустыню - наказание за их грех, испытание их мужества и наковальня, где им придадут форму. Древоубийцами айильцы называли кайриэнцев. - Драконово знамя по-прежнему развевается над Тирской Твердыней. Тайренцы двигаются на север в Кайриэн, чтобы, как ты приказал, раздать еду древоубийцам. Больше ничего. - Лучше бы эти древоубийцы подохли с голоду, - пробурчал Бэил, и Джеран захлопнул рот. Ранд заподозрил, что тот собирался сказать нечто очень близкое словам Бэила. - Древоубийцы ни на что не годны, разве что перебить их либо продать, как скот, в Шару, - угрюмо заметил Эрим. Именно так айильцы поступали с теми, кто являлся в Пустыню незваными гостями; лишь менестрелям, торговцам да Лудильщикам дозволялось входить в их край свободно, хотя Лудильщиков айильцы избегали точно чумных. Шарой назывались земли к востоку от Пустыни, и даже айильцы немногое знали о тех странах. Краем глаза Ранд заметил стоящих в ожидании в высоком арочном проеме двух женщин. Вместо отсутствующих дверей в проеме висели нити разноцветных бус, красных и синих. Одной из женщин была Морейн. На миг у Ранда мелькнула мысль заставить их немного потоптаться у порога - уж больно раздражало повелительное выражение лица Морейн, которая явно ожидала, что ради нее вожди и Ранд немедленно прервут свой разговор. Правда, тем для обсуждения уже не осталось, и по глазам вождей он видел, что им совсем не хочется продолжать беседу. Слишком свежи были упоминания об откровении и о Шайдо. Вздохнув, Ранд встал, его примеру последовали и клановые вожди. Кроме Гана, Ранду никто не уступал ростом. Там, где Ранд провел детские годы, Гана сочли бы человеком среднего роста, а то и выше; среди же айильцев он считался малорослым. - Вы знаете, что делать. Привести остальные кланы и как следует приглядывать за Шайдо. - Он помолчал, потом добавил: - Все кончится хорошо. Хорошо для Айил - насколько я сумею. - Пророчество гласило, что ты расколешь нас, - мрачно заметил Ган, - и начал ты соответственно. Но мы пойдем за тобой. Пока не сгинет тень, продекламировал он, - пока не спадет вода, в Тень, оскалив зубы, с последним вздохом бросить вызов, чтоб в Последний День плюнуть в очи Затмевающему Зрение. - Затмевающий Зрение - таково было одно из прозвищ Темного у айильцев. А еще одно - Ослепляющий. Ранду ничего не оставалось, как ответить обусловленными ритуалом словами - которых он когда-то не знал: - Клянусь честью моей и Светом, жизнь моя будет кинжалом в сердце Ослепляющего. - И до Последнего Дня, - закончил айилец. - До самого Шайол Гул. Мерно тренькали струны арфы. Вожди цепочкой прошли мимо двух женщин, с почтением глядя на Морейн. Никакого страха перед ней они не чувствовали. Как бы Ранду хотелось такой же уверенности в себе. Морейн имела на него слишком большие виды, протянула к нему слишком много ниточек-тяжей, которыми его захлестнула. И Ранду невдомек, когда и как она за них потянет. Едва успели удалиться вожди, обе женщины вошли в комнату; Морейн была как всегда невозмутима. И как всегда изящна. Невысокая, привлекательная женщина, даже не будь на ней отпечатка неопределенного возраста, характерного для Айз Седай. Морейн сняла влажную полосу материи, с темных волос на лоб ее свисал на тонкой золотой цепочке маленький голубой камень. Но даже если б она не сняла с головы защищавшую от жары тряпицу, это нисколько не умалило бы ее царственной манеры держаться. Она всегда казалась на фут выше ростом, а в глазах читались непоколебимая уверенность в себе и властность. Вторая женщина была выше Морейн, хотя тоже не доходила Ранду до плеча. И она была юной, а не лишенной признаков возраста. Это была Эгвейн, ее он знал с детства, с ней вместе он вырос. Сейчас, за исключением темных глаз, она вполне могла сойти за айилку, и не только благодаря загорелым лицу и рукам. Девушка носила широкую айильскую юбку из коричневой шерсти и свободную белую блузу из растительного волокна, называемого алгол. Алгол мягче тонко спряденной шерсти; такой товар купцы оторвут с руками, если когда-нибудь Ранд сумеет убедить айильцев торговать им. С плеч Эгвейн свисала серая шаль, а падавшие на спину темные волосы широкой полосой поддерживал серый шарфик. В отличие от большинства айильских женщин, Эгвейн носила всего один браслет - светлая кость, вырезанная в виде кольца из язычков пламени, и всего одно ожерелье из золотых и костяных бусинок. И она носила еще одно украшение. На левой руке посверкивало кольцо Великого Змея. Эгвейн обучалась у кого-то из айильских Хранительниц Мудрости - чему именно, Ранд не знал наверняка, хотя подозревал, что это как-то связано со снами. Точнее трудно сказать: и Эгвейн, и айилки держали рот на замке. Но ведь Эгвейн обучалась и в Белой Башне. Она была одной из Принятых, готовилась в будущем стать Айз Седай. И, по крайней мере здесь и в Тире, выдавала себя за полноправную Айз Седай. Иногда Ранд поддразнивал девушку этим, хотя она не одобряла его подтрунивании. - Фургоны скоро будут готовы отправиться в Тар Валон, - сказала Морейн. Ее мелодичный голос звучал точно кристальной чистоты ручеек. - Пошлите с ними сильную охрану, - заметил Ранд, - не то Кадир не довезет груз туда, куда хотите вы. - Юноша вновь повернулся к окну, желая выглянуть и посмотреть на Кадира. - Раньше вы не требовали, чтобы я что-то запрещал или разрешал. Внезапно что-то будто шарахнуло его по плечам - больше всего на свете это походило на увесистую палку из гикори. Кто-то из женщин направил Силу - подсказало ему слабое ощущение гусиной кожи, маловероятное по этакой-то жаре. Резко развернувшись к женщинам, Ранд потянулся к саидин, наполнив себя Единой Силой. Ощущение от Силы было такое, будто сама жизнь взбурлила в нем, словно он стал живее раз в десять, стократно. И порча Темного тоже влилась в него - смертью и разложением, словно могильные черви закопошились во рту. Поток Силы грозил в любой миг снести его, и ему каждое мгновение необходимо было сражаться с бушующим половодьем, непрестанно бороться, не уступать ему. Ранд почти свыкся с этим чувством и в то же время никогда не свыкнется. Ему хотелось вечно наслаждаться саидин, и ему было до тошноты плохо. И все это время клокочущий поток бил в него, пытаясь ободрать его до костей и дотла сжечь кости. Со временем порча сведет Ранда с ума, если Сила не убьет его раньше тут уж какая из напастей достанет первой. С начала Разлома Мира на безумие обречен всякий мужчина, способный направлять, с того самого дня, как Льюс Тэрин Теламон, Дракон и Сто Спутников запечатали узилище Темного в Шайол Гул. Но последний удар Темного запятнал мужскую половину Истинного Источника, и способные направлять Силу мужчины, обладающие этим даром безумцы разорвали мир на части. Ранд наполнил себя Силой... А ведь он не знает, кто из женщин учинил с ним такое. Обе холодно, точно ледяные статуи, смотрели на него, обе выгнув бровь почти одинаковой дугой, с вопросом в глазах. Кто-то из них или обе в этот миг могли обнимать женскую половину источника - и он никогда не определит, кто именно. Разумеется, вытянуть палкой по спине - не в привычках Морейн, она находила иные способы наказать или обуздать, способы более утонченные и, как правило, куда более болезненные. Однако даже будучи уверенным, что это наверняка Эгвейн, Ранд ничего не может поделать. Доказательство. Мысль скользнула по поверхности кокона Пустоты; сам же Ранд плавал внутри, в ничто, а мысли и чувства, даже гнев его были где-то далеко-далеко. Без доказательств я ничего не сделаю. На этот раз я не дам себя разозлить. Это уже не та Эгвейн, вместе с которой он рос, теперь она стала частью Башни с тех пор как Морейн отправила девушку туда. И опять Морейн. Вечно Морейн. Иногда ему очень хотелось, чтобы Морейн исчезла, пропала куда-нибудь. Иногда? А не лукавишь? Ранд сосредоточил все внимание на Айз Седай. - Что тебе надо от меня? - Для собственного уха голос его звучал ровно и холодно. А внутри бушевала Сила. Эгвейн говорила ему, что для женщины прикосновение к саидар, женской половине Источника, было объятием; для мужчины же это действие всегда война без пощады. - И не надо опять про фургоны, маленькая сестра. Обычно я понимаю, что же ты хотела сделать, спустя очень много времени после того, как все уже сделано. Айз Седай хмуро воззрилась на Ранда - и немудрено. Наверняка к ней никто, кем бы он ни был, так не обращался. Ни один человек, даже Возрожденный Дракон. Да и сам Ранд не сказал бы, откуда взялась эта <маленькая сестра>; в последнее время слова иногда сами возникали у него в голове. Видать, легкое касание помешательства. Порой он за полночь лежал без сна, мучимый тревожными мыслями о происходящем с ним. Внутри же Пустоты все эти тревоги казались чьими-то чужими терзаниями. - Лучше нам поговорить наедине. - Морейн коротко и холодно глянула на арфиста. Джасин Натаэль, как он здесь себя именовал, возлежал на подушках у стены без окон и тихо наигрывал на арфе, поставив ее себе на колено. Верхняя рама золоченой арфы была вырезана в виде созданий, схожих с теми, что запечатлены на руках Ранда. Драконы - так их звали айильцы. Откуда у Натаэля подобная вещь, Ранд мог лишь догадываться. Натаэль был средних лет темноволосым мужчиной, которого во многих краях, кроме Айильской Пустыни, считали бы рослым. Темно-синие шелковые штаны и затейливо вышитый по вороту и манжетам золотой нитью камзол, уместные при дворе какого-нибудь короля, были, несмотря на жару, наглухо застегнуты и зашнурованы. Превосходный костюм выглядел странно рядом с расстеленным подле него плащом менестреля. Вполне исправный плащ пестрел многоцветьем частых заплат, причем пришитых так, чтобы трепетали при легчайшем ветерке. По этому плащу даже в глухих уголках безошибочно узнавали бродящего от де ревни к деревне артиста - жонглера и акробата, музыканта и сказителя. И вряд ли такому по карману щеголять в шелках. Что ж, Натаэль, похоже, весьма высокого мнения о себе. Сейчас менестрель казался полностью по глощенным своей музыкой. - Все, что тебе хочется сказать, можешь говорить при Натаэле, - сказал Ранд. - В конце концов, он - менестрель Возрожденного Дракона. Если разговор нужно оставить в тайне, Морейн станет настаивать, и тогда Ранд отошлет Натаэля, хотя ему не хотелось упускать этого человека из виду. Эгвейн громко фыркнула и поддернула на плече шаль. - Ранд ал'Тор, ты весь раздулся от важности, словно перезрелый арбуз, сказала девушка ровным тоном, будто отмечая очевидное. Гнев бурлил где-то за пределами Ничто. Не от ее слов - у Эгвейн с детства вошло в привычку все время пытаться поставить Ранда на место, спихнуть его на ступеньку ниже, независимо от того, заслужил он это или нет. Но в последнее время, как казалось Ранду, она стала действовать заодно с Морейн: Эгвейн старается вывести его из равновесия, чтобы Морейн было сподручней толкать в нужную ей сторону. Года два назад, еще до того, как стало известно, кто он такой, Ранд с Эгвейн, и не только они, считали, что со временем поженятся. И вот теперь Эгвейн заодно с Морейн - и против него. Посуровев лицом, Ранд заговорил грубее, чем хотел: - Говори, что ты хочешь, Морейн. Говори сейчас или отложи, пока я не найду время выслушать тебя. Я очень занят. - Последнее было неприкрытой ложью. Время у Ранда уходило главным образом на упражнения с мечом - с Ланом, или с копьями - с Руарком, или на обучение бою голыми руками и ногами, тогда наставниками выступали оба. Но если сегодня есть возможность взбрыкнуть, то он пойдет на такой шаг. А Натаэль пусть слышит. Ему можно слышать. Почти все. До тех пор, пока Ранду известно, где тот находится. Обе, и Морейн, и Эгвейн, нахмурились, но по крайней мере, настоящая Айз Седай, видимо, поняла, что на сей раз Ранд уперся на своем - не сдвинешь. Она покосилась на Натаэля, поджала губы. Тот по-прежнему казался поглощенным музицированием. Потом Морейн достала из поясного кошеля толстый сверток серого шелка. Развернув шелк, она выложила на стол содержимое - диск с ладонь человека в поперечнике, наполовину совершенно черный, наполовину чистейше белый; два цвета смыкались по волнистой линии, образуя соединенные капли. До P`gknl` это был символ Айз Седай, но теперь диск являл собой нечто большее. Некогда их было создано всего семь - семь печатей на узилище Темного. Точнее говоря, каждый диск являлся средоточием одной из тех печатей. Вытащив поясной нож, рукоять которого обвивал серебряный узор, Морейн аккуратно поскребла край диска. И от него отвалилась крохотная черная частица. Даже в коконе Пустоты изумление оказалось таким, что Ранд невольно охнул. Сама пустота задрожала, и на миг Сила угрожающе надвинулась, грозя сокрушить его. - Это копия? Подделка? - Я нашла диск внизу на площади, - сообщила Морейн. - Но он настоящий. С тем, который я принесла из Тира, то же самое. - По тону можно было подумать, что она требует себе на обед гороховый суп. А Эгвейн плотно, будто мерзла, закуталась в шаль. Ранд почувствовал липкое прикосновение страха, просачивающегося через границу Пустоты. Отпустить саидин было трудно, но юноша пересилил себя. Если потерять концентрацию. Сила уничтожит его на месте, а сейчас нужно сосредоточить все внимание на самом насущном. И все равно, даже невзирая на привкус в ней порчи, расстаться с саидин было потерей. Лежащая на столе черная чешуйка невероятна. Невозможна! Эти диски изготовлены из квейндияра, камня мужества. Ничто созданное из этого материала разломать нельзя, даже с помощью Единой Силы! Какую бы силу ни прилагали к квейндияру, тот становился лишь крепче. Способ изготовления камня мужества утрачен при Разломе Мира, но все сотворенное из него в Эпоху Легенд сохранилось до сих пор, даже самая хрупкая ваза, пусть после Разлома она канула на океанское дно или оказалась погребена под горой. Да, три из семи дисков уже сломаны, но, несомненно, для этого понадобилось нечто куда большее, чем простой нож. Правда, чуток поразмыслив, Ранд признал, что ему невдомек, как на самом деле оказались сломаны те три. Если никакая сила, кроме могущества Создателя, не способна разломать камень мужества, тогда что же разбило эти диски? - Как так вышло? - спросил Ранд и удивился: голос его был столь же спокоен, как и тогда, когда юношу окружала Пустота. - Не знаю, - ответила Морейн с таким же внешним спокойствием. - Но ты понимаешь, в чем беда? Упади диск со стола, он разлетится вдребезги. Если прочие, где бы они ни находились, в таком же состоянии, то четыре человека с молотками способны вновь пробить дыру в узилище Темного. И кто ныне решится загадать, насколько действенна эта печать - в таком плачевном состоянии? Ранд понимал, в чем беда. Я еще не готов. Он понятия не имел, когда вообще будет готов, но был уверен - он еще не готов. Эгвейн смотрела на диск так, точно видела перед собой собственную разверстую могилу. Тщательно завернув диск, Морейн уложила его обратно в свой кошель. - Наверное, прежде чем я доставлю эту печать в Тар Валон, мне нужно кое о чем поразмыслить. Если мы узнаем, из-за чего все и почему, вероятно, чтото можно будет предпринять. А перед глазами Ранда возникали жуткие картины: Темный вновь тянется к миру из Шайол Гул и со временем освобождается из плена. Огонь и тьма застилают мир, всепоглощающее пламя не дает света, несокрушимая толща мрака стискивает воздух. Сквозь полыхавшие в его мозгу образы с трудом пробился смысл слов Морейн. - Ты хочешь идти сама? - Ранду же казалось, что она навечно прилипла к нему, точно цепкий мох к скале. А разве тебе не хочется, чтобы она ушла? - Рано или поздно, - тихо ответила Морейн. - Рано или поздно, я... мне придется оставить тебя. Чему быть, того не миновать. - Ранду показалось, будто Морейн задрожала, но в следующее мгновение она вновь преисполнилась спокойствия и самообладания - так что все могло быть и игрой воображения. - Ты должен быть готов. - Слова о долге вовсе не стали для Ранда приятным напоминанием. - Нужно обсудить наши планы. Сколько ты еще будешь тут сидеть? Даже если Отрекшиеся и не планируют прийти сюда за тобой, то там, за Хребтом Мира, они наращивают свои силы, распространяют свою власть. Что хорошего, если, собрав тут Айил, ты обнаружишь, что весь мир за Хребтом в их руках? Усмехаясь, Ранд облокотился на стол. Выходит, это еще одна интрига. Если nm встревожится из-за ухода Морейн, то, наверное, станет охотнее прислушиваться к ее словам и сделается куда сговорчивее, не будет слишком противиться тому, чтобы им помыкали. Разумеется, лгать она не могла - не впрямую. Этого не дозволяла одна из хваленых Трех Клятв: не говорить ни слова неправды. Но Ранд уже узнал, что для уверток оставалась щелочка шириной с амбар. Рано или поздно она оставит его в покое. Нет никаких сомнений в том, когда это произойдет - после того, как он умрет. - Ты хочешь обсудить мои планы, - сухо заметил он. Вытащив из кармана короткую трубку и кожаный кисет, юноша набил трубку и, коротко коснувшись саидин, направил язычок пламени, затанцевавший над табаком. - Зачем? Это ведь мои планы. Медленно попыхивая дымом. Ранд стал ждать, не обращая внимания на сердитый взгляд Эгвейн. На лице Айз Седай не дрогнул ни единый мускул, но ее большие глаза будто метали темные молнии. - А что ты делал после того, как отказался, чтобы я направляла тебя? Голос ее был спокоен, как и лицо, но слова срывались с губ точно удары хлыста. - Куда бы ни пошел, ты повсюду оставлял за собой смерть, разрушения, войну. - Не в Тире, - произнес он, пожалуй, слишком поспешно. И явно в свою защиту. Нельзя позволить ей вывести себя из равновесия. Ранд решительно запыхтел трубкой - нарочито неторопливо. - Да, - согласилась Морейн, - не в Тире. Однажды у тебя за спиной оказалось государство, народ, и что ты со всем этим сделал?