Услышав их ссору, Робби решил, что уйдет из дому, с отцом он не останется. Сара пыталась объяснить мальчику, как любит его отец, волнуется за него, добавив, что все взрослые иногда ссорятся. Робби, похоже, согласился с ее доводами, но видеться с отцом он избегал.

И вот теперь Грей умоляет ее остаться жить в его доме, так как она больше нужна ребенку.

Что ей на это ответить? Она хотела отказаться, но видела, что он не желает выслушивать ее возражения. И, как всегда, ее доброта взяла верх, но, если говорить по совести, разве она сама не хотела остаться? Зная при этом, что все сильнее погружается в пучину боли и страдания. А может, этого ей как раз и не хватало?

— Я не хочу оказывать на вас давление, — с трудом произнес Грей. — Но ради Робби…

— Ради Робби я останусь, — ответила Сара, — но при одном условии: дайте Робби время, он должен лучше узнать вас, а вы его. Сейчас очень важно, чтобы пропасть между вами наконец была уничтожена, и как можно скорее. Я знаю, вы скажете, что слишком заняты, не сможете взять отпуск. Но вы должны найти время, Робби — прежде всего. Мы оба должны это помнить.

Наступило напряженное молчание. Сара затаила дыхание, думая, что он не захочет признать правду, но вместо этого, к ее радости, он сказал резко:

— Я так понимаю, что, если я на это условие не пойду, вы не согласитесь жить в моем доме, — вы это хотите сказать?

У нее возникло искушение сказать «да», но она покачала головой, заметив:

— Не совсем. Я хочу сказать, что главное сейчас для вас — найти общий язык с Робби, и единственный путь к этому — проводить с ним больше времени. Мало верить, что вы его любите. Вы должны доказать Робби, что это так, завоевать его доверие, его любовь.

Последовала долгая пауза. Сара вздохнула с облегчением, услышав, как он произнес без видимого энтузиазма:

— Хорошо. Но завтра я должен непременно быть в конторе, только завтра. Если возникнет что-то неотложное, думаю, это можно будет уладить по телефону.

Грей сдержал свое обещание. Через неделю после того ужасного дня Сара с радостью услышала, как Робби обращается с каким-то вопросом к отцу не через нее, как бывало раньше, а непосредственно. Это уже был шаг вперед, признание того, что у мальчика есть отец и он ему нужен. По лицу Грея она поняла, что он тоже это оценил.

Еще одно обстоятельство успокоило ее: она убедилась, что ее опасения насчет ребенка не подтвердились. По крайней мере она убедила себя, что это облегчение, постаралась внушить себе, что перспектива иметь ребенка от Грея ей совсем не доставила бы радости, но в глубине души у нее затаилась боль и уверенность: как бы она радовалась, если бы был еще один Робби или Роберта! Она горько улыбнулась. Сын или дочь — это не имело значения, но она носила бы под сердцем ребенка Грея, пусть даже ему он вовсе не нужен, а нужен ей.

Когда Сара спускалась вниз, Робби просил отца позавтракать в «Мак-Доналдсе». И она вдруг почувствовала такое одиночество, такую пустоту, что у нее заныло все внутри: если она не в состоянии иметь ребенка от Грея, наверное, у нее вообще не будет детей — никакой другой мужчина уже не сможет заменить ей Грея.

Сара твердо решила, что никто никогда не узнает, какой ценой она расплачивается за пребывание с ним под одной крышей. Она чувствовала, что Грей старается не подходить к ней, не смотреть на нее, как будто ему было очень неприятно то, что произошло между ними, и он этим очень смущен, а теперь ему приходится терпеть ее постоянное присутствие в доме — конечно, ради Робби.

Нервы у нее были на пределе: она непрерывно ощущала его присутствие, ее мучило постоянное желание близости с ним, и она не представляла себе, как ей все это пережить. Но все же умудрялась взять себя в руки, напомнить себе, зачем она здесь.

Тем не менее она отдавала себе отчет в том, что Грею приходится еще труднее. Иногда взгляд, который он бросал на Робби, не подозревая, что она за ним наблюдает, вызывал у нее слезы жалости и сочувствия к нему. Как ей хотелось бы обладать магической силой: взмахпуть бы палочкой и уничтожить все препятствия между ними!

Ей очень хотелось верить, что Робби обязательно потянется к отцу, преодолеет укоренившееся в нем недоверие и поймет наконец, что Грей его любит. И как только это произойдет, ее присутствие здесь станет лишним. Что она будет испытывать, когда настанет время покинуть этот дом? Ева, изгнанная из Рая? Довольно странный Рай, обрекший ее на одиночество и слезы, которые она проливала во сне каждую ночь. Она испытывала муки неразделенной любви и желания, ей хотелось поговорить с Греем и увидеть в его глазах то, что лежало у нее на сердце.

Но это были лишь глупые, несбыточные мечты. Почему, черт возьми, она цепляется за них, прекрасно зная, что ничего, кроме горя, они ей не принесут?

В тот вечер, после ванны, когда Сара укутала Робби одеялом и поцеловала, пожелав спокойной ночи, Робби крепко обнял ее и сказал:

— Мне очень хочется, чтобы вы были моей мамой, Сара.

Глаза ее наполнились слезами, и ей пришлось отвернуться, чтобы он их не заметил.

Грей стоял у двери и, судя по его виду, слышал слова Робби. Некоторое время он стоял так, глядя на нее, затем тихо, без единого слова повернулся и вышел.

— Разве папа мне сегодня не почитает? ~ спросил Робби.

Но это подтверждение того, что он наконец отвел отцу место в своей жизни, не исправило Сариного настроения.

— Я надеюсь, — машинально ответила она, вставая с кровати и направляясь к двери.

Когда она спустилась вниз. Грея в кухне не было; она вышла в холл и увидела свет под дверью его кабинета.

Она постучала и, когда Грей открыл дверь, сказала быстро, не гладя на него:

— Робби ждет, чтобы вы ему почитали.

И ушла, не ожидая ответа. Зачем? Она слишком хорошо понимала, что совершенно ему не нужна, он терпит ее только ради Робби. Она же видит, как он к ней относится, и уже не заблуждается на этот счет.

Да, у них была близость, но это была близость чисто сексуальная, чувства здесь роли не играли. Она решительно не хотела обманывать себя: все, что произошло, не имело для Грея никакого значения.

Сара услышала, как он поднимается по лестнице, но осталась на кухне, рассчитывая, что когда он спустится вниз, то пройдет прямо к себе в кабинет. Они жили под одной крышей, но, как только Робби ложился спать, оставались каждый на своем месте: она в кухне или у себя в спальне. Грей обычно работал в кабинете.

Сара сделала вид, что читает газету, напряженно прислушиваясь, когда закроется дверь кабинета — как символ того, что он вычеркивает ее из своей жизни.

Вдруг в дверях появился Грей.

— Я… я уезжаю на несколько дней, — сказал он резко. — По делам; боюсь, это неизбежно…

Что тут сказать? Напомнить об обещании, которое он ей дал, чтобы она согласилась переехать сюда?

Она хотела что-то объяснить, но остановилась, поняв, что это пустая трата времени. Как же он может бросать Робби именно в тот момент, когда мальчик начинает привыкать к нему?

— Это действительно необходимо? — только и могла она спросить.

Румянец залил его лицо.

— Да, необходимо, — ответил он кратко. Он избегал ее взгляда, и она почувствовала, что он что-то недоговаривает, неоткровенен с ней. — Я уезжаю завтра, рано утром.

Сара упрямо сжала губы, но не успела ничего сказать, когда он добавил:

— Я уже все объяснил Робби и думаю, он все понял. Меня не будет месяц.

Месяц! Она глубоко вздохнула, не в силах возражать. Он оставлял Робби под ее опекой.

Ложась спать, Сара с горечью подумала, что хорошо бы и ей понять то, что понял Робби. Грей обещал ей, что будет в первую очередь думать о Робби. Она всегда считала Грея человеком слова.

А теперь он спокойно заявляет, что уезжает на целый месяц. Конечно, спокоен он не был, это нужно было признать. Он очень волновался, казалось, был на пределе. Но зачем же уезжать сейчас, когда все только начинает налаживаться?

Ах, если бы ей достало смелости спросить его об этом! Но даже ради Робби, который стал ей очень дорог, она не сможет решиться на такое.

Она опять тяжело вздохнула, вспомнив слова Робби: если бы вы стали моей мамой!

А вдруг Грей боится, что она может воспользоваться любовью Робби к ней?..

Она ничего не видела от слез. Не должен Грей так плохо о ней думать! Разве то, что она ни разу не упомянула об их отношениях, не должно было объяснить ему, что она прекрасно понимает — она ему не нужна и вспоминать об этом не надо.

Когда она наконец заснула, лицо ее было мокро от слез, а сердце болело от сознания того, как сильно она любит Грея, но не может рассчитывать на ответное чувство.

Утром, когда она спустилась вниз, его уже не было. На столе лежала коротенькая записка: он извинялся за внезапный отъезд и благодарил за все, что она сделала и делает для Робби.

И для Робби он тоже оставил записочку — трогательный жест, которого прежний Грей никогда не сделал бы. За завтраком она напоминала Робби об отце, решив укрепить ниточку, которая протянулась между отцом и сыном. И обрадовалась, когда позже Робби заметил:

— Как жаль, что папы нет с нами, правда, Сара?

Она заставила себя улыбнуться, но промолчала, не зная, что ответить.

Прошла неделя. От Грея не было никаких вестей. Мог бы по крайней мере прислать Робби открытку из города, думала Сара.

Дни тянулись медленно и тоскливо; она заставляла себя что-то делать только ради Робби.

В тот вечер она уложила Робби спать; в доме было чисто, ей буквально нечем было себя занять. Она включила телевизор и решила, что, посмотрев новости, отправится спать, но так устала за эту длинную и тоскливую неделю, что заснула в кресле задолго до последних известий.

Там ее и обнаружил Грей, открыв дверь своим ключом. Она спала, свернувшись калачиком, в кресле в гостиной. Она была похожа на девочку — с косичкой и без всякой краски на лице.

Горячая волна затопила его, когда он стоял и смотрел на нее. Он уехал, потому что страдал, живя с ней рядом, но и существовать вдали от нее он тоже не мог.

Спасения от этой любви не было — Грей понял это в тот роковой день, когда, потеряв голову, перестал владеть собой и поддался примитивному чувству самца. Он был измучен страхом за Робби, своей любовью к ней.

Никогда он себе этого не простит… никогда.

Сара пошевелилась, не просыпаясь. Он хотел тихонько уйти, но она вдруг открыла глаза.

— Грей! — Сара не верила своим глазам.

Сердце ее бешено колотилось, голос был хриплым. Она жадно разглядывала его, постепенно понимая, что это — реальность, а не плод ее больного воображения.

Сколько раз, сидя здесь по вечерам, она представляла себе, как он войдет в комнату, бросится к ней, обнимет…

Она заставила себя спуститься на землю.

— Но вы сказали, что уезжаете на месяц…

— Да, сказал. — Голос его прозвучал напряженно: он старался сдержать себя.

Сара внимательно оглядела его: похудел, кожа обтянула скулы, глаза погасли, казалось, он был очень взволнован.

— Я не мог там больше оставаться. — Он с трудом произносил слова, как бы признавая себя побежденным.

Она молчала, удивленная его волнением, и вдруг до нее дошли его слова, и она ответила радостно и сочувственно:

— Вы соскучились по Робби.

— Робби! — Он пристально посмотрел на нее и выдавил со вздохом: — Да, да, я соскучился по Робби, но во сто крат больше мне не хватало вас. Боже мой, Сара! Мне не следовало бы говорить вам это и возлагать на вас еще одно бремя вдобавок к тому, которое вы уже несете. Но когда я вошел и увидел вас, я вспомнил, что держал вас в объятиях, прикасался к вам и вы отвечали на мои ласки. После того как мы с Анжелой расстались, я поклялся, что не позволю, себе никого полюбить и оказаться опять в зависимом положении. Лучше мне вообще обойтись без секса, чем рискнуть ради удовлетворения своих физических желаний связать свою жизнь с женщиной, которая однажды уйдет от меня. Я полагал, что мне это удалось. Я твердил себе, что вообще гораздо лучше буду себя чувствовать без женщины, чем женившись на той, которую я больше не люблю и не уважаю, хотя, возможно, раньше было иначе.

А затем я встретил вас. С первой минуты, как только я вас увидел там, под ивой с Робби… моим мальчиком, вы смотрели на меня с неприязнью и страхом. Я понял, что все мои правильные слова, все мои жесткие правила — ерунда, пустой звук.

И уже тогда желание заключить вас в объятия и не отпускать было очень сильно. Я никогда ничего подобного не испытывал, да и не хотел испытывать. Я твердил, что это реакция на мои проблемы с Робби, но в глубине души знал, что просто ищу отговорки: не хочу признать правду. Мои чувства к вам так отличались от того, что я испытывал к матери Робби!

Задолго до второго побега Робби я перестал обманывать себя: я полюбил вас, и на всю жизнь. Я ненавидел себя за это, а иногда ненавидел вас — причину всех моих мучений. Я не прошу у вас прощения за то, что произошло между нами. Воспоминания эти для меня драгоценны. Только обнять вас… прикоснуться к вам… клянусь, у меня не было других намерений, но когда вы оказались в моих объятиях…

Он повел плечами, и Сара, слушавшая его с недоверием, почувствовала, как дрогнуло что-то внутри ее существа. Все, о чем он говорил ей, было так понятно, но она твердила себе: ей снится, что он говорит ей подобные вещи, у нее, должно быть, галлюцинации.

— Я уехал ради Робби, придумал несуществующее дело. Я знал: останься я дома, я сойду с ума от любви к вам. Но когда я уехал, мне стало еще хуже. Я думал о вас день и ночь, я мечтал о вас… просыпался среди ночи, все тело мое было как в огне, меня терзали желания.

Он внезапно умолк.

— Мне не следовало все это говорить. Я все продумал: я возвращаюсь и прошу вас уйти, так как Робби слишком к вам привязался. — Он горько усмехнулся. — У меня не хватило смелости сказать вам правду, и я хотел использовать Робби, хотя знал, как он вас любит и как вы ему нужны: я ведь слышал, как он просил вас стать его матерью. Боже, как бы я этого желал! Я хочу, чтобы вы стали его матерью, моей женой, моей любимой, моей женщиной. Я не хочу забыть, что вы открыли мне свои объятия, когда я в вас нуждался, что вы отдались мне так нежно, так безраздельно, Сара…

Мука, которая прозвучала в его голосе, когда он произнес ее имя, вызвала у нее слезы. Она уже кинулась к нему, когда он произнес его еще раз — на этот раз резко, как бы отталкивая ее. Она замерла, глядя ему в глаза.

— Не подходите ко мне, — умоляюще произнес он. — Если вы подойдете…

Эти слова придали ей храбрости; забыв страх и упреки, она помнила только его признание. Она решительно шагнула к нему, спросив дрожащим голосом:

— Если я подожду, то что. Грей?..

Она была так близко от него, что ее дыхание коснулось его губ. Она почувствовала, как бешено стучит его сердце, увидела, как потемнели его глаза, и вся затрепетала.

— Я… — Он замолчал, а она смотрела на его губы: она больше не хотела ничего скрывать. Она перевела взгляд на лицо Грея и вздрогнула, встретив его взгляд.

Он обхватил ее руками, нашел ее губы и властно впился в них; это причинило ей боль, но она была рада — боль служила подтверждением реальности происходящего. Его поцелуй совсем не напоминал поцелуй искусителя, это был поцелуй человека, охваченного таким глубоким и сильным чувством, «по она подчинилась ему и с упоением прислушивалась к хриплым звукам, рвущимся из его груди, радовалась прикосновению его рук, его ласкам и никак не могла поверить, что все это происходит наяву.

Когда Грей коснулся ее груди, обоих пронзила дрожь. Ничего не видя вокруг, Сара прильнула к нему, отвечая точно такими же бессвязными словами. Безмерная радость охватила ее, она поняла: он любит ее.

— Будь моею, — шептал Грей, сжав руками ее лицо и покрывая его поцелуями. — Только не сейчас, убедись, что я люблю тебя, скажи мне, что ты прощаешь меня. Докажи, что это правда, я не сплю, я здесь, а не за много миль от тебя. Ведь ты любишь меня, Сара, правда любишь, а не просто жалеешь? Я ведь знаю, что ты очень добра и не хочешь причинять боль другому.

— Я люблю тебя!

Голос ее дрожал, когда она произнесла эти слова, но недоверие перешло в радость, когда он опять начал целовать ее и ее тело откликалось на его ласки.

Они были так захвачены происходящим, что не услышали, как открылась дверь, пока детский голосок не произнес с любопытством:

— Папа, почему ты целуешь Сару?

— Почему? Она согласилась выйти за меня замуж и стать твоей мамой. Вот почему. По крайней мере я надеюсь, что она согласна, — серьезно произнес Грей и заглянул ей в глаза.

В его глазах Сара прочла такую неуверенность, такое сомнение и страх, что они живо напомнили ей глаза прежнего Робби.

Чтобы успокоить его, она наклонилась, взяла руки Робби в свои и сказала:

— Я ВЫЙДУ за тебя замуж. Грей, но при одном условии.

Она почувствовала, как он насторожился, и поняла, о чем он подумал: мать Робби тоже ставила ему условия, но она была призраком, от которого теперь нужно было избавиться.

— Какое условие? — спросил он сурово.

Не обращая внимания на резкий тон и прильнув к его губам, Сара прошептала:

— Я не хочу, чтобы Робби оставался нашим единственным ребенком. Мне нужен ты, твоя любовь и твои и мои дети, Грей.

— Первые два желания я уже исполнил, что же касается третьего… я согласен с тобой — Робби нужны братья и сестры. Но сейчас Робби нужно уложить в кровать, закутать хорошенько, пусть заснет поскорее.

Под его взглядом она покраснела, потом засмеялась, но не возразила, когда Грей взял Робби на руки и направился к двери. Очень скоро он вернется… обнимет ее, будет любить ее… Он остановился и посмотрел на нее, и Сара поняла, что он догадался о ее мыслях и вполне разделяет их.

Грей беззвучно прошептал:

— Я люблю тебя, — и, как бы не в состоянии сопротивляться, вернулся, держа Робби на руках, поцеловал ее нежно, затем еще раз, долгим поцелуем, пока Робби не сказал сонным голосом, что ему душно. — Я сейчас вернусь, — пообещал он, неся Робби в его комнату.