Глава 15

Оуэн и Сабрина оторвали взгляды от доски. Оуэн состроил кислую мину.

— Я выиграл наш спор, женщина. Я говорил тебе, что он явится.

— Это верно. — Она одарила Оуэна чарующей улыбкой. — Я, кажется, должна вам полкроны. Но мне придется отыграть проигрыш — эта партия, судя по всему, за мной.

Найл прошел в комнату. Глаза его метали молнии.

— Он, похоже, недоволен тем, что нашел тебя тут, — сказал Оуэн.

Улыбка Сабрины стала значительно холоднее.

— Думаю, вы правы. Но он, вне сомнения, озабочен тем, что я с вами флиртую. Вы должны его простить. Он по природе подозрителен — слишком часто прятался за дверями супружеских спален, избегая ревнивых мужей.

Оуэн расхохотался:

— Господи, женщина, ты настоящее сокровище для меня, старика!

— Надеюсь, вы объясните мне, что тут происходит, жена? — сквозь зубы процедил Найл.

Сабрина повернулась к мужу и окинула его спокойным взглядом.

— Если пожелаете. Как видите, мой визит к господину Бьюкенену проходит в очень приятной атмосфере. А приехала я к нему для того, чтобы принести извинения за то, что наши кланы нарушили договор, и за обман моего деда. Вы, должно быть, удивитесь, если я скажу, что Ангус вовсе не болен.

— Лайм мне об этом говорил.

— А сказал ли он вам о том, что это мой дед сочинил басню о краже скота Бьюкененами? Он обманом заставил нас принять участие в ответном набеге, в то время как у нас никто ничего не крал.

Лицо Найла стало непроницаемым.

— Я пришел, чтобы проводить вас домой. Она безмятежно сложила руки на коленях.

— Но я не собираюсь уезжать отсюда, милорд.

— Сабрина!.. — с угрозой в голосе произнес Найл. Для него было невыносимым видеть, как его жена вступает в альянс с его врагами. Он приказал ей близко к ним не подходить, а она посмела пренебречь его требованиями и теперь откровенно издевалась над ним.

— Я желаю поговорить со своим дедом, — сказала она. — Он должен прибыть с минуты на минуту.

Найл призвал себя к терпению.

— Ангус здесь. Ждет моего слова.

— Тогда ему следует присоединиться к нам. Он должен Бьюкененам триста голов скота, и я сделаю все от себя зависящее, чтобы он расплатился.

— Это цена вашего освобождения?

— Разумеется, нет. Этот скот принадлежит Бьюкене нам. Ангус просто вернет им свое плюс проценты. Думаю, сто голов — справедливая плата за причиненные неприятности.

— А если он предпочтет не платить?

— Тогда я останусь тут. — Найл пристально смотрел на нее. — Я подумаю о возвращении домой, сэр, — продолжала Сабрина, — лишь при одном условии. Если вы цивилизованно обсудите с Бьюкененами мир. А до этих пор я буду находиться у Оуэна на правах гостьи.

Найл ошеломленно смотрел на нее.

— Вы лезете в дела, которые вне вашей компетенции.

— Я так не думаю. По правде говоря, меня удивляет, почему мужчины только и думают что о войне. Право вести переговоры надо было давно предоставить женщинам. Мы по крайней мере способны прислушиваться к доводам рас судка.

Глаза Найла опасно сверкнули.

— Я намерена убедить Ангуса заключить мир с Бьюкененами. И надеюсь на вашу поддержку.

— В самом деле? Напрасно!

— Думаю, — сказала Сабрина, — вам будет нелегко объяснить ему, почему ваша жена предпочла остаться в доме вашего злейшего врага.

— Мне хватит минуты, чтобы забрать тебя отсюда.

— Вы можете забрать меня силой, сударь, но при первой же возможности я снова сюда вернусь, если, конечно, вы не намерены держать меня под замком до конца дней.

— Ты хоть понимаешь, чего от меня просишь? — сквозь зубы спросил Найл.

— Думаю, что да, — с той же безмятежностью ответила Сабрина. — И еще Оуэн клянется, что он не отдавал приказ убивать вашего брата и отца, и я ему верю.

— Да, парень, — тихо сказал Оуэн. — Я не имею ни какого отношения к этому мерзкому делу и, знай я о том, что затевается, остановил бы убийц. Хью был хорошим человеком и достойным противником. Каковы бы ни были наши разногласия, он не заслужил такого конца. Я скорбел о его кончине, клянусь Богом.

Найл смотрел на него несколько долгих секунд, после чего, зачехлив меч, мрачно произнес:

— Похоже, у меня нет выбора. Пойду приведу Ангуса.

— Найл! — умоляюще воскликнула Сабрина ему вслед. — Пойми, так будет лучше для всех.

Он обернулся и пронзил ее взглядом.

— Единственное, что я понимаю, мадам, так это то, что вы пошли против своих соплеменников.

Сабрина опустила голову, чтобы он не увидел боли в ее глазах.

— Нет. Я просто попыталась остановить безумие. Я не просила вас сюда приезжать, милорд, не просила принимать участие в этой бессмысленной междоусобной резне. Не просила на мне жениться. Меня обманом заставили стать вашей женой, так же как и вас вступить со мной в брак. Но поскольку изменить ничего нельзя, я хочу сделать все возможное, чтобы урегулировать разногласия и жить в мире.

Уже глубокой ночью враждующие кланы достигли договоренности. Это был не прочный и надежный договор о мире, а только первый шаг на его пути. Увы, начало мирного процесса между враждующими племенами ознаменовало собой начало войны между Маклареном и его женой. Весь путь до Крегтурика они проделали в мрачном молчании.

Сабрина понимала, что стоит за гневом ее супруга. Она выставила его дураком, объединившись против него с его злейшими врагами, пусть даже из лучших побуждений. Она уверяла себя, что поступок ее был продиктован заботой о мире, но в глубине души понимала, что хотела отплатить ему болью за боль, заставить испытать то, что испытала она, застав его в саду с любовницей.

Дома она сразу поднялась в спальню, и, к ее немалому удивлению, Найл последовал за ней.

Раздевались они в тягостном молчании. Сабрина представить себе не могла, как перенесет близость с ним. Он стал для нее чужим, все то хорошее и нежное, что было между ними, исчезло в мгновение ока.

Она стала надевать ночную сорочку, когда услышала голос Найла:

— Сними ее. Сабрина замерла.

— Почему я должна ее снять? Я не хочу делить с тобой постель.

— Твои желания мало что для меня значат, мадам. Он подошел и положил руки ей на плечи.

— Я говорил, что тебе не удастся меня игнорировать, мышь.

Она знала, что его ласки не знак привязанности, просто он хочет показать, кто тут хозяин. Ей хотелось плакать и кричать, хотелось бить его кулаками.

Но в этой битве ей не суждено было победить. Стоило Найлу обнять ее, как она теряла над собой контроль.

Следующие две недели прошли под знаком постоянных мелочных ссор днем и лихорадочных совокуплений ночью. Сабрина пребывала в смятении. Отношения их стали напряженными до такой степени, что каждую минуту грозили взрывом. Сабрина стала замечать за собой невоздержанность в словах и поступках. Конфликт с Найлом сделал очевидными те стороны ее натуры, о которых ей лучше было бы не знать.

Соплеменники тоже ощущали их разлад и старались не попадаться Найлу под горячую руку. Число гостей в доме сократилось. Раскол наблюдался и в семьях — кто-то, в основном женщины, считал Сабрину чуть ли не святой за то, что она принесла мир, мужчины видели в ней предательницу. К несчастью, среди тех, кто не одобрял ее поступка, оказался и Джон.

В клане Дунканов наблюдалась та же картина. Джорди относился к ней терпимо, а Ангус вообще перестал с ней общаться.

До точки кипения ситуацию довело письмо из Эдинбурга. От Чарлза Камерона, вернее, от его клерка. Сабрина не сколько недель не получала вестей от отчима и уже начала беспокоиться.

Вначале, увидев конверт, Сабрина обрадовалась, но вскоре радость уступила место тревоге. Письмо написал клерк, только подпись была папы Чарлза, неразборчивая, выведенная слабеющей рукой.

«Моя дорогая доченька!

Я не писал тебе последнее время, потому что приболел. Не волнуйся, ничего серьезного. Легкое жжение в груди…»

Дальше он сообщал, что за пледы удалось выручить сорок три фунта, десять шиллингов и шесть пенсов — для здешних мест целое состояние.

Прочитав письмо, Сабрина упаковала саквояж и стала ждать возвращения мужа.

— Отчим заболел, — сообщила она ему, едва он появился на пороге. — Я еду в Эдинбург. Немедленно.

Найл нахмурился:

— Стоит ли так торопиться? Скоро стемнеет, я не разрешу тебе ехать на ночь глядя.

— Я не спрашиваю вашего разрешения, сэр. Я уезжаю, запрещаете вы мне это или нет.

— Я ничего не запрещаю. Я просто хотел понять, на сколько серьезно болен Чарлз, и обеспечить вам безопасный проезд.

Сабрина прикусила губу.

— Не знаю, насколько серьезно он болен. Но он действительно болен, не то что мой дед, — не могла не добавить она с некоторым сарказмом.

— Хорошо. Мне нужно несколько минут, чтобы уладить дела, и мы можем выехать.

— Нет, пожалуйста, тебе ни к чему меня сопровождать. Он молчал, пристально глядя на нее.

— Тогда я пошлю с тобой вооруженный эскорт.

— Я не нуждаюсь…

— Тем не менее тебе нужна охрана.

— Я хочу выехать без промедления. Он кивнул:

— Я найду Джона.

— Только не Джона. Нам будет неловко вместе. Мы даже не разговариваем друг с другом.

— Тогда Колм подойдет.

Найл резко повернулся и вышел из зала, а Сабрина поднялась в спальню, чтобы захватить плащ. Когда вошел Найл, она уже надевала капюшон.

— Колм готов выехать немедленно, с ним поедут еще четверо моих людей. Он отправился седлать коней.

— Спасибо, — тихо произнесла она.

— Как долго ты собираешься там пробыть? — Вопрос был задан самым обычным тоном, но Сабрина почувствовала в голосе Найла волнение.

— Не знаю. — Сабрина сделала глубокий вдох и встретилась с ним взглядом в зеркале. — Я последнее время думаю…

— Опасное занятие, — насмешливо сказал Найл.

— Я думала, — повторила Сабрина, — что могла бы на какое-то время остаться в Эдинбурге. Возможно, нам лучше жить отдельно.

Она посмотрела ему в лицо, однако оно было непроницаемым. И она решила пойти напролом:

— Вряд ли ты стал бы возражать против того, чтобы я задержалась в Эдинбурге. У нас ведь не настоящий брак. Нас обоих заманили в ловушку. Ты сам назвал его «проклятым союзом».

Найл стиснул зубы.

— Возможно. Но сейчас мы женаты, и от этого не уйти.

— Однако нам ни к чему терпеть общество друг друга. Найл ничего не ответил.

— Мой отъезд развяжет тебе руки. Ведь я для тебя помеха.

— Ты недооцениваешь себя, мышь.

— В самом деле? Будь я для тебя желанной, ты не искал бы других женщин.

— Других?

— Я видела тебя с Евой Грэм в саду. Не смей этого отрицать.

Он долго смотрел на нее, лицо его пошло пятнами.

— Сожалею, что ты это видела.

Сабрина отвернулась, ругая себя за невоздержанность. Она не хотела ставить Найлу в упрек его проступок, и в то же время его реакция ранила ее. Она отчаянно надеялась, что он станет оправдываться, но этого не случилось.

— Я слишком расчувствовалась, — сказала она как можно спокойнее.

— Думаю, ты делаешь далеко идущие выводы из того, что видела.

— Разве? Как это пошло — требовать от мужа верности!

Он поднял брови:

— А что ты скажешь о Кейте Бьюкенене? Ведь у тебя с ним было то же самое, что у меня с Евой?

— Я не занималась с ним любовью! И не целовалась. Найл мрачно смотрел на нее, Сабрина судорожно сглотнула.

— Напрасно я так расстроилась. Я же знала, что ты распутник.

— А разве я притворялся другим?

— Нет. Я тоже не притворялась, что страдаю. Я много раз говорила тебе, что ты свободен утолять свою похоть с кем хочешь.

Он небрежно облокотился о косяк, скрестив на груди руки.

— Мне не требуется твое разрешение, мышь.

— В самом деле, на что оно тебе? Сомневаюсь, что ты станешь по мне скучать. Вдова Грэм с удовольствием предложит тебе утешение в мое отсутствие.

— Вполне вероятно.

— Даю ей мое благословение! — выпалила Сабрина. — Впрочем, тебе ни к чему ограничивать себя ее обществом. Пока меня не будет, ты можешь спать со всеми девками подряд.

— Может, этим я и займусь.

Она не станет плакать. Его черствость била по сердцу, как паровой молот, но она не доставит ему удовольствия упиваться ее болью.

Собрав в кулак все свое достоинство, Сабрина повернулась к нему:

— Раз нам нечего больше сказать друг другу, я могу ехать?

Найл молча смотрел на нее. Он знал, что это он виновен в той боли, что сверкала в ее глазах, в том, что они влажны от слез.

В этот момент в дверь постучала миссис Петерсон, что бы сказать, что Колм готов.

Найл не стал провожать ее. Даже не посмотрел в окно, когда она, взяв собаку, уехала прочь.

Он стоял, прислонившись к стене, и чувствовал, как она уходит. Уходит из его жизни.

Мрачное настроение не покинуло Найла и с отъездом Сабрины. Колм вернулся в Крегтурик, доложив о том, что благополучно доставил леди Макларен в Эдинбург, и хотя Найл поклялся себе после отъезда Сабрины зажить по-прежнему, это у него не получалось. Он не переставал думать о ней. Ему не хватало ее не только в постели. Он скучал по их ссорам, по ее упрямству, по ее нежности, по ее остроумию.

Все напоминало ему о ней. Не было ни одного уголка, где он мог бы забыться. У него стал портиться характер. Как-то, фехтуя с Джоном, он, парировав удар, сделал выпад, словно забыв о том, что бой тренировочный. Джон вскрикнул и схватился за руку, по которой потекла кровь.

Найл выругался и шагнул к другу, чтобы осмотреть рану, но Джон отмахнулся от него:

— Тебе надо найти девчонку посговорчивее, чтобы успокоила тебя. Ты похож на дикого кота, которому вожжа под хвост попала. И покуда не уймешься, ко мне не подходи. Надоело мне быть для тебя мальчиком для битья.

Джон ушел, а Найл остался, проклиная себя. Вернувшись домой, Найл налил себе виски и плюхнулся в кресло. Черт бы его побрал, но ему действительно нужна женщина. Однако не просто женщина, а та самая, которая послала его ко всем чертям.

Найл мрачно уставился в потухший камин, вспоминая, что говорила ему перед отъездом Сабрина.

«Я не хотела выходить за тебя. Меня вынудили к этому обманом…

Нам ни к чему терпеть друг друга дальше…

Я не та женщина, которую ты желаешь, я для тебя всего лишь помеха…»

Быть может, его заставил жениться на ней долг чести. Но теперь он не нуждался в свободе. По каким-то непонятным ему причинам Сабрина стала для него драгоценной и единственной. Найл сделал большой глоток крепкого напитка, приятно обжигающего горло. Он не знал, скольких женщин любил в этой жизни, но Сабрина была особенной. Она заполнила пустоту в его душе, о существовании которой он прежде и не подозревал.

Будь она неладна.

Она покорила его своим духом, своей силой, своей невероятной мягкостью, тем, как она возбуждалась в порыве страсти. Он научил ее наслаждаться и неожиданно получил взамен то, чему она его научила, — душевное наслаждение. Все в ней его возбуждало. Даже ее острый язык.

Из нее получилась отличная жена вождя. Несмотря на то, что он боролся с каждым проявлением самостоятельности в ней, она заставила его забыть о слепой ненависти и попыталась принести мир в горы. Из нее, несомненно, получилась бы прекрасная мать. Она родила бы ему сильных сыновей и страстных дочерей.

Найл закрыл глаза, гоня прочь эту мысль, но перед мыс ленным взором настойчиво всплывал образ Сабрины, баюкающей у груди ребенка с нежной улыбкой на устах. Его ребенка. Ребенок мог бы привязать к нему Сабрину сильнее, чем необходимость объединить кланы.

Эмоции захлестнули его при воспоминании о той горечи, что сопровождала их расставание. А всего-то надо было признаться в том, что связь с Евой ничего для него не значит.

«Будь я той женщиной, которую ты желаешь, ты не стал бы искать другую…»

Найл снова наполнил стакан. Он не мог, не желал поверить в то, что потерял Сабрину. Она принадлежала ему. А захотев женщину, он всегда ее добивался — неудач на этом поприще Найл не знал.

Он поднес стакан к губам.

Несколько часов спустя Ева застала его в той же позе. В комнате уже сгустился сумрак. Ева включила свет.

— Я думала, вам тоскливо и одиноко. Ведь леди Макларен уехала. Но не думала, что вы в таком состоянии. Надеюсь, вы не больны?

— Болен, — признался Найл. — Меня бьет дрожь. Хочу женщину.

Ева присела на корточки у его ног и положила ладонь ему на грудь.

— Знаешь, я могу тебя вылечить. Могу заставить тебя забыть о ней.

Найл покачал головой. Он не мог забыть. Не хотел забывать.

Ева приподняла точеную бровь, остановив на нем пристальный взгляд.

— Не могу поверить, — сказала она. — Ты влюблен в собственную жену. Ты, величайший любовник Европы, попал в капкан.

Он невесело рассмеялся.

— Какая горькая ирония, не правда ли? Она поднесла руку к его губам.

— Позволь, дорогой, развеять твою печаль.

— Тебе не удастся.

— Значит, нет?

— Нет. Ты ведь не Сабрина, — сказал он просто.

Ева поднялась, пытаясь скрыть свое разочарование. Найл следом за ней направился к двери.

— Куда ты? — спросила Ева.

— В Эдинбург, — ответил он мрачно. — За женой.

Глава 16

Над Эдинбургом вставало солнце, но ни перестук лошадиных копыт, ни грохот колес по мостовой не отвлекали Сабрину от горьких дум. Она стояла у окна своей девичьей спальни и смотрела в пустоту. Глаза у нее горели от бессонницы и слез. Четыре дня прошло с тех пор, как она покинула горы, и четыре дня сердце ее истекало кровью.

Будь он проклят! Зачем только она позволила себе его полюбить?

Зажмурившись, Сабрина принялась растирать виски. Голова буквально раскалывалась. С самого начала он прямо заявил, что ему не нужна ее любовь. Мысли о нем не покидали ее, боль не стихала. Какой же она была дурой! Она ведь поклялась себе не впускать его в свое сердце, но это оказалось выше ее сил. Не надо было ей уезжать из Эдинбурга. Тогда не пришлось бы так страдать. Она могла лишь молиться о том, что когда-нибудь рана затянется и боль утратит остроту, а пока ей оставалось лишь терпеть.

Она не собиралась возвращаться. Чарлз еще не совсем оправился от болезни, но в сиделке не нуждался, а в счетоводе очень даже. Пусть жизнь ее не будет изобиловать приключениями, зато сердце останется в безопасности — подальше от обманщика и сердцееда, сделавшего ее навек несчастной.

Теперь, когда мир с Бьюкененами был делом почти решенным, она больше не нужна была своим соплеменникам, а мужу без нее будет лучше. Сабрина до боли прикусила губу. Без жены он сможет развлекаться со своей любовницей.

Сабрина отошла от окна и принялась убирать в спальне.

Спустя некоторое время она вдруг услышала знакомый голос, и сердце ее учащенно забилось. Найл здесь? Что он тут забыл? Ей не хотелось с ним встречаться. Она услышала шаги, стук сапог о деревянные ступени — он перескакивал через одну. Когда Найл появился на пороге, ей показалось, что он заполнил собой всю ее маленькую спальню.

На нем был плед, на поясе меч, он был небрит, волосы в беспорядке, небрежно схвачены лентой на затылке. Синие глаза сверкали — горский воин до мозга костей, подумала Сабрина. Должно быть, он скакал всю ночь. Как, интерес но, ему удалось узнать расположение дома отчима?

— Что-то не так? — спросила она тревожно, гадая, чем вызвана такая срочность его визита.

— Все не так, — ответил он, пожирая ее взглядом.

— С моим дедом?

— Ангус здоров.

— Тогда… Зачем ты приехал? — прошептала она едва слышно.

— Я приехал забрать свою жену.

Сабрина не верила своим ушам. Лицо его выражало усталость и мрачную решимость.

— Я… я не понимаю.

— Мне не хватает тебя, Сабрина. Я хочу, чтобы ты вернулась домой.

— Домой?

— Да, в горы, где тебе и надлежит быть.

Она в недоумении покачала головой. Она хорошо помнила те резкие слова, которыми они обменялись перед ее отъездом.

— Мне надлежит быть здесь. И я не хочу возвращаться. Я нужна моему отчиму.

— Слуга сказал, что Камерон поправился. Он ушел к себе в контору рано утром.

— И все же он еще слаб. Мой дом теперь здесь, Найл. Ты зря проделал весь этот долгий путь.

Найл прислонился плечом к косяку. Судя по всему, он не собирался уходить.

— Ты не хочешь оставаться моей женой?

Сабрина повела плечами. Нет, хотела она закричать. Ей не хотелось снова испытать боль, которая преследовала ее последние несколько недель. Она не смогла бы вынести этой муки. Терпеть изо дня в день его измены. Каждый раз от сердца ее отмирал бы кусочек, пока оно не превратилось бы в горстку праха. Это была пародия на брак.

Она гордо вскинула голову:

— Я думала, ты будешь рад от меня избавиться. Спокойно устраивать свои амурные делишки.

— У меня нет желания устраивать свои делишки, ни амурные, ни какие-либо другие.

— Думаю, у твоей любовницы иной взгляд. Найл поджал губы.

— Ева мне не любовница, Сабрина. И уже очень давно.

— Кто же она тебе? — спросила Сабрина с сарказмом. — Как ты назовешь шашни с ней в саду под забором — послеполуденным чаем?

Он даже бровью не повел.

— Кратковременным помрачением рассудка. Клянусь тебе, у нас почти ничего не было. Я думал, Ева сможет заставить меня забыть тебя, мою одержимость тобой. Но все оказалось с точностью до наоборот. Она заставила меня понять, какое ты для меня сокровище. Как сильно я хочу тебя и только тебя.

Сабрина смотрела на него во все глаза, лишившись дара речи.

— Это так. — Найл усмехнулся. — Я все время только о тебе и думаю. Плотское наслаждение — услада для плоти. Но оно мало что значит, если не испытываешь еще и других чувств. — Голос его смягчился. — Ты сама меня этому научила.

— Я… Я не верю тебе.

— Поверь мне, Сабрина. Ева ничего для меня не значит. Она просто воспоминание — часть моего прошлого.

— И ты полагаешь, что это все объясняет? Как я могу доверять тебе после того, чему была свидетельницей, Найл? Ты меня предал. Ты даже не понимаешь, какую причинил мне боль.

— Прости, Сабрина. Я сожалею о том, что сделал. Сожалею сильнее, чем могу это выразить.

Сабрина покачала головой. Она не верила в его раскаяние. Рана еще кровоточила.

Но она не могла понять, зачем он явился за ней. Если только не гордость взыграла в нем: как же, жена решила жить отдельно от мужа! Или же он не хотел лишиться ее приданого?

Сабрина распрямила спину. Глаза у нее были несчастные-пренесчастные.

— Мое приданое оставь себе. Отчим достаточно богат. Найл прищурился:

— Мне не нужно твое приданое. Я женился на тебе не ради него.

— Да-да, я вспомнила. То был долг чести. Ну что же, я освобождаю тебя от всех обязательств по отношению ко мне.

— Будь они прокляты! Я не желаю снимать с себя обязательства.

— Но ты всегда хотел быть свободным.

— А теперь не хочу.

— Почему?

— Может, потому, что люблю тебя.

Сабрина округлила глаза. Найл замер. Он сам не ожидал, что эти слова сорвутся с его губ. Но он произнес их так непринужденно и искренне, что они не вызывали сомнений.

Господи, когда же это произошло? Он полюбил Сабрину. Осознание этого факта было пугающим и вдохновляющим одновременно. Оно пьянило, как крепкое зелье. Ее душа завоевала его сердце.

Он рассмеялся.

— Я… Я люблю тебя, Сабрина, — повторил он медленно, словно пробуя слова на вкус, вникая в их смысл.

— Ты шутишь?..

— Нет. Это не шутка. Ты околдовала меня, мышка. Я думаю, что влюбился в тебя в тот момент, когда ты бросилась на Бьюкененов, спасая мою шкуру.