Побелев как мел, девушка чуть слышно спросила:
— Как вы смеете насмехаться надо мной? Вам мало того, что вы уже со мной сделали? Вам непременно нужно еще раз поиздеваться надо мной? Вы снова заключили с кем-то пари?
— Я говорю все это от чистого сердца, Оливия! Клянусь своей жизнью, я не в силах вас забыть! — со слезами на глазах возразил Обри. — Я понимаю, что лишил себя шансов связать с вами будущее, но я не могу допустить, чтобы вы думали, что вы мне безразличны. Умоляю, поверьте, я не хотел причинить вам боль!
Оливия с мольбой обратилась к Ванессе:
— Пожалуйста, скорее увези меня домой! Мне дурно… Обри встал с колен и сказал:
— Вы вольны поступать так, как находите нужным, мисс Синклер. Я не стану обременять вас более своим присутствием. И постараюсь сделать так, чтобы вы больше меня не увидели.
Он повернулся, вскочил на лошадь и добавил, обращаясь к сестре:
— Прошу тебя, Ванесса, позаботься о ней!
С этими словами он пришпорил коня и сорвался с места.
Женщины проводили его взглядами и уставились одна на другую, не в силах промолвить ни слова.
Первой пришла в себя Ванесса. Она поправила плед на коленях Оливии и покатила кресло к карете, лихорадочно соображая, что делать дальше.
Оливия оправилась от потрясения, лишь когда карета уже приближалась к усадьбе. Подняв голову, она спросила:
— Оказывается, вы с ним знакомы!
— Обри — мой родной брат, — призналась Ванесса.
— Почему же ты утаила это от меня? — спросила Оливия, болезненно поморщившись и побелев как мел.
— Я боялась, что ты не захочешь не только дружить, но и разговаривать со мной, если узнаешь правду.
— А мой брат? Он знал об этом?
— Да, — потупившись, ответила Ванесса. — Но мы с ним сочли нужным до поры не расстраивать тебя.
— Но что привело тебя сюда?
Это был очень трудный вопрос. Ванесса не могла раскрыть наивной девушке истинные причины своего приезда в усадьбу ее брата. Оливия была слишком молода, чтобы понять ее.
— Мне хотелось искупить вину Обри и помочь тебе, — ответила она, глядя в окно.
— Значит, с самого начала ты знала всю подоплеку этой истории и молчала об этом? Почему? — вскричала Оливия.
— Если ты не в силах мне это простить, лучше скажи сразу, я немедленно покину ваш дом, — ответила Ванесса, глядя ей в глаза.
— Я отвечу тебе позже. Мне нужно все спокойно обдумать, — сказала Оливия и погрузилась в молчание.
Сердце Ванессы тревожно заныло. Очутившись наконец в своих покоях, Оливия заперлась и никого к себе не впускала до самого ужина.
Не зная, собирать ли ей саквояж или нет, Ванесса беспокойно металась все это время по своей комнате. И когда лакей сообщил ей, что Оливия желает ее видеть, она пошла к ней словно на казнь, готовая к худшему.
Оливия задумчиво смотрела в окно, сидя в инвалидном кресле. Заслышав шаги компаньонки, она обернулась и промолвила:
— Кажется, я поняла, почему ты скрыла от меня свое родство с лордом Ратерфордом: ты поступила так из опасения, что я отвергну тебя, если узнаю о нем. Ты действительно желаешь мне добра и хочешь остаться моей подругой?
— Да, Оливия! Как ты могла в этом усомниться? — воскликнула Ванесса.
— Я тебе верю и не хочу, чтобы ты покидала наше имение. Однако меня гложет сомнение в правдивости заверений Обри…
— Ты сомневаешься, что он раскаялся в содеянном?
— Нет, не в этом.
— В чем же?
— Он сказал, что влюблен в меня. Ему можно верить? Оливия вцепилась тонкими пальцами в ручки инвалидного кресла и напряглась в ожидании ответа, закусив нижнюю губу. Лицо ее побледнело, глаза смотрели на собеседницу пытливо и встревоженно. Несомненно, слова Обри затронули ее сердце.
Ее вопрос поверг Ванессу в замешательство. Она сомневалась, что Обри, этот бесшабашный вертопрах и каналья, влюблен в Оливию. И хотя его признание в любви прозвучало искренно, она была склонна полагать, что брат сделал его, испытывая чувство вины перед безвинно пострадавшей девушкой и стремясь вымолить у нее прощение.
— Даже не знаю, что тебе на это сказать, — со вздохом промолвила она. — Обри, несомненно, сожалеет о своем жестоком поступке. Но я не уверена, что он действительно влюблен в тебя, мне не хотелось бы подозревать его во лжи из корыстных побуждений или трусости, но, с другой стороны, еще полгода тому назад я не предполагала, что он способен заключить такое отвратительное пари.
Оливия горько усмехнулась и сказала:
— Самое печальное во всей этой истории то, что мне хочется ему верить. Наверное, я законченная идиотка.
Но не успела Ванесса успокоить ее и заверить, что она вовсе не дура, как девушка упрямо вскинула подбородок и процедила сквозь зубы, моментально превратившись из расстроенной простодушной девицы, обманутой возлюбленным, в горделивую дочь барона:
— Он заблуждается, надеясь одурачить меня еще раз.
Во время ужина Оливия не проронила ни слова. Встревоженный ее задумчивостью, Дамиен спросил, вполне ли она здорова. Бросив на Ванессу быстрый взгляд из-под длинных ресниц, девушка ответила, что она немного утомлена поездкой в деревню.
— Если хочешь, я отложу свой отъезд, — сказал Дамиен.
— Обо мне не беспокойся, — сказала Оливия. — За мной присмотрит Ванесса.
Услышав это, Ванесса повеселела и мысленно поблагодарила ее за тактичность и доверие. Одному Богу известно, как повел бы себя Дамиен, узнай он об их встрече с Обри. Легкомысленному юноше следовало бы исчезнуть из деревни и никогда там больше не появляться.
Истерзанная за минувшие бессонные ночи противоречивыми желаниями и мыслями, Ванесса надеялась обрести облегчение после отъезда барона из имения. Вожделение, возникавшее у нее всякий раз, когда Дамиен приближался к ней, сводило ее с ума. Она не могла избавиться от него и постоянно хотела вновь испытать блаженство в объятиях Князя Порока. Умиротворение ей могла принести лишь разлука.
В этот вечер она легла спать пораньше. Но сон упорно не приходил к ней, и она беспокойно ворочалась с боку на бок. Когда возбуждение ее достигло апогея и она готова была вскочить и начать метаться по спальне, заламывая руки от отчаяния, послышался звук отодвигаемой панели — и в комнату проник Дамиен. Ванесса затаила дыхание, притворившись спящей. Барон сел на кровать и, погладив ее по голове, тихо сказал:
— Я пришел попрощаться с тобой, мой ангел!
От его бархатистого баритона у нее сладко заныло сердце, а по спине побежали мурашки. Мысленно похвалив себя за то, что она на всякий случай поместила одну из предохранительных губок в свое заветное интимное местечко, Ванесса неохотно обернулась и сонно произнесла:
— Признаться, не ожидала: вот уже несколько ночей как вы предпочитаете почивать в одиночестве.
— А ты скучала, мой ангел? — спросил барон.
— По-моему, вы льстите себе, милорд! С чего бы мне скучать?
— Ты обиделась? Ты ждала меня?
— Напротив, я была рада отдохнуть от вашей докучливой похоти.
Дамиен усмехнулся.
— Я вижу, что должен объяснить тебе причину этой паузы в наших интимных отношениях, — промолвил он. — Мне показалось, что они стали чересчур пылкими, и я счел полезным их остудить.
Ванесса недоуменно уставилась на него, не понимая, шутит он или говорит серьезно.
Барон коснулся пальцем ее губ и добавил:
— Мой ангел, дело в том, что я начал утрачивать власть над своими чувствами. Я поймал себя на том, что хочу тебя и днем, а не только ночью.
— Что ж, скоро у вас появится возможность удовлетворить свою неумную похоть с какой-нибудь более подходящей для этого красоткой. Полагаю, что вам будет достаточно побывать на собрании вашего клуба, чтобы ваше желание исполнилось.
Уловив в ее голосе обиженные нотки, Дамиен пристально взглянул ей в глаза, пытаясь понять, насколько искренни ее упреки.
Она была бы, вероятно, поражена, узнав, что он не только не хочет с ней расставаться, но и вынужден призвать на помощь всю свою волю, чтобы на какое-то время от нее отдалиться. Раскрывать ей свою тайну Дамиен не собирался, но не мог уехать, не простившись. Помолчав, он спросил:
— Ты хочешь, чтобы я уехал?
— А какой ответ вам угодно услышать? Вдруг я скажу, что хочу, что тогда?
— Тогда я попытаюсь переубедить тебя.
В его глазах вспыхнул холодный огонь, и Ванесса вздрогнула, почувствовав всю силу его власти над ней. Он словно бы приказывал ей своим пронзительным взглядом смириться и покорно исполнить обязанности любовницы. Сопротивляться Ванесса была не в состоянии, чувствуя себя беззащитной перед обаянием этого рокового мужчины. Ему достаточно было лишь прикоснуться к ней, как она начинала таять, словно мед.
Вот и теперь одно его легкое прикосновение к ее телу повергло Ванессу в трепет. Рука барона скользнула ниже, от шеи — к ключицам и ложбине между грудями. Соски тотчас же отвердели, дыхание Ванессы стало неровным. Князь Порока начал теребить ее грудь и поглаживать бедра. Внизу живота у нее возникла тяжесть, а в самом чувствительном месте лобка — подрагивание и томление.
— Так мне остаться или уехать? — глядя ей в глаза, спросил Дамиен.
— Останься! — ответила она.
Радостный блеск в глазах выдал его подлинные чувства. Он скинул одежду и предстал перед ней во всем своем мужском великолепии. От одного вида его напрягшегося фаллоса у нее помутилось в глазах.
Осевшим от вожделения голосом Дамиен произнес:
— Я хочу обладать тобой, хочу ощутить всю нежность твоего росистого лона.
Он наклонился и жарко поцеловал ее в пухлые губы. Ванесса не смогла подавить стон, ее сердце бешено заколотилось, а тело превратилось в расплавленный воск.
— Не отвергай меня, мой ангел, и не смущайся собственных чувств, — нашептывал ей на ухо Князь Порока, задирая подол ночной рубашки и прижимаясь своим бархатистым жезлом к ее бедру.
Их уста слились, рты наполнились нектаром, а горячие тела задрожали в предчувствии пира сладострастия. Магия прикосновений Дамиена к ее телу лишила Ванессу воли и разума. Она обхватила руками его шею и, раздвинув нога, согнула их в коленях.
— Только скажи, что ты меня не хочешь, — шептал ей на ухо Дамиен, упираясь своей булавой в преддверие лона. — Прикажи мне уйти и оставить тебя в покое.
Ванесса не могла вымолвить ни слова, желая только одного — почувствовать в себе его божественную мужскую твердость, начать бешеную любовную пляску, дать волю страсти.
Так и не дождавшись ответа, барон шире раздвинул коленом ее бедра и одним мощным телодвижением заполнил собой всю ее волшебную пещеру. Она удовлетворенно охнула. Дамиен шумно вздохнул и понесся на ней вскачь, словно жеребец, закусивший удила. Ванесса взвизгнула и, закатив к потолку глаза, выгнулась дугой. Барон вошел в раж и показал ей все, на что он был способен. Она закинула ему на спину ноги и запрыгала на кровати в том же бешеном темпе, что и он. Дамиен захрипел и поддал жару. Ванесса вздрогнула и забилась в исступлении. Он поднатужился и с торжествующим рыком излил в нее семя.
Потом он еще долго лежал, не извлекая свой меч из ее ножен, и тяжело дышал, приходя в себя. Наконец он перекатился на спину и, взглянув на ее шелковистые волосы, разметавшиеся по подушке, серьезно задумался.
Его страсть к этой женщине обрела угрожающий характер. Еще немного — и она могла стать его наваждением. Уже сейчас он хотел ее и днем и ночью. Даже усмирив на какое-то время свою похоть, барон испытывал тревожное томление — верный признак того, что вожделение вот-вот вновь вспыхнет в нем.
Какой же бес в него вселился? Ни одну из своих любовниц он не желал так сильно, как Ванессу Уиндем. В чем ее секрет? Почему страсть сжигает не только его чресла, но и все тело? Что вызывает в нем странное желание сгореть в ее жарких объятиях, погибнуть в горниле сладострастия?
Барон зажмурился и встряхнул головой. Нет, не таким представлялся ему финал затеянной им интриги. Фатальная привязанность к Ванессе, которой он так опасался, крепла с каждой новой их тайной встречей. Похоже было, что вопреки своим намерениям он угодил в расставленные им же сети.
Глава 11
Когда наутро Ванесса проснулась, снедаемая вновь вспыхнувшим в ней во сне огнем вожделения, барона уже и след простыл. Он укатил в своем дорожном экипаже из имения еще на рассвете, оставив любовницу в объятиях Морфея. Весь этот день она не могла успокоиться, терзаясь яркими воспоминаниями о бурном пиршестве плоти, продолжавшемся всю ночь. Не удалось ей изгнать вселившегося в нее похотливого беса и на следующий день. Отчаявшись обрести умиротворение, она уговорила Оливию съездить вместе с ней утром в воскресенье в церковь, чтобы замолить грехи.
Но прохладный прием, оказанный им здешним благородным обществом, окончательно лишил Ванессу надежды хоть как-то обуздать проснувшуюся в ней страсть. Виновницей новой напасти оказалась коварная леди Фоксмур: эта старая ханжа во время всей мессы что-то нашептывала, прикрывшись молитвенником, своим соседкам по скамейке и то и дело бросала в сторону Ванессы высокомерные взгляды. В результате только некоторые из прихожан изъявили желание познакомиться с ней, остальные же ее проигнорировали.
Очевидно, решила она, ей намекнули, что компаньонке Оливии следует помнить свое место, а не мнить себя ровней хозяевам. Наемной работнице долженствовало раболепство-па ть и самоуничижаться, а не благоденствовать в усадьбе барона Синклера, исподволь опутывая его своими амурными сетями.
Привыкшая к интригам и скандалам еще во время своего неудачного замужества, Ванесса не приняла новые неприятности близко к сердцу. Но ей стало обидно за Оливию. Бедняжка крепилась изо всех сил, пока они не сели в карету. Но едва экипаж тронулся с места, девушка воскликнула:
— Я говорила, что все это напрасно! Моя репутация непоправимо испорчена, вся моя жизнь разрушена.
Ванесса попыталась было объяснить Оливии, что надменные взгляды соседей предназначались вовсе не ей, но девушка твердила свое, впав в истерику:
— Будь с нами сегодня в церкви мой брат, они бы не посмели так надменно на нас смотреть! Жалкие лицемеры! Они готовы закрыть глаза на его прегрешения. Я не маленькая и не глупая и давно знаю, что Дамиен — распутник. Он пошел в отца, тот был еще хуже, он погряз в разврате. Ну почему общество прощает мужчинам все их грехи, а нам, женщинам, не прощает даже пустячную ошибку? Разве это справедливо?
Ванесса была с ней согласна, но не считала нужным доказывать, что в мире, которым правят мужчины, женщинам остается одно — приспосабливаться к обстоятельствам. В утешении же Оливия не нуждалась. Остаток пути до усадьбы они провели в молчании, Оливия смотрела в окно, Ванесса притворилась, что задремала. Время от времени она посматривала на свою спутницу и видела, что та кипит от обиды и негодования. Ванесса пожалела, что втянула ее в глупую затею с поездкой в церковь. Никакой пользы от нее не получилось, а нервы им обеим там потрепали изрядно.
Не улучшилось настроение Оливии и после обеда. Ванесса поняла это, когда в ответ на ее предложение принять целебную ванну девушка раздраженно воскликнула:
— А какой от этого прок? Мне ведь пока не помогла ни одна процедура! Я все равно уже никогда не смогу ходить.
— Не надо отчаиваться, — возразила Ванесса. — Доктор сказал, что могут пройти месяцы, пока восстановится чувствительность в ногах.
— Но он также сказал, что не исключает, что я никогда не поправлюсь. Значит, я не смогу выйти замуж и родить детей.
— Не знаю насчет детей, возможно, для тебя это и будет затруднительно, — сказала Ванесса, — но замужество, по-моему, вполне возможно.
— Ты действительно так считаешь? А вот я думаю, что с моей испорченной репутацией мне никогда не удастся заключить выгодную партию. Приличный мужчина меня в жены не возьмет.
— Ты заблуждаешься! — живо возразила Ванесса, покачав головой. — Не забывай, что ты богата и родовита, поэтому можешь сама выбирать жениха.
— Кому захочется связываться с калекой? Готова побиться об заклад, что твой братец уж точно не женился бы на мне.
Губы Оливии задрожали, она судорожно вздохнула и, взяв себя в руки, продолжала:
— Он еще легко отделался! А не мешало бы заставить его хорошенько помучиться за все, что он со мной сделал. Мой брат хотел его убить, но я воспротивилась этому и взяла с Дамиена слово, что он сохранит ему жизнь.
Ванесса была согласна с ней в том, что лорду Ратерфорду очень повезло, что он остался жив. Однако распространяться о том, каким образом Дамиен решил ему отомстить, она не стала. Хотя, возможно, Оливии было бы небезынтересно узнать, что ее брат разорил Обри за карточным столом и поставил их семью на грань нищеты.
— Раз уж все от меня отвернулись, — гневно воскликнула Оливия, — то будет справедливо, если этот жалкий плут Обри разделит со мной мое горе! Пусть он тоже пострадает! Пусть помучится, ухаживая за мной, пока я не выздоровлю. Послушай, Ванесса, он еще не уехал из деревни?
— Не знаю, — ответила Ванесса, удивленная столь неожиданным зигзагом ее умонастроения. — Раз он сказал тебе все, ради чего искал с тобой встречи, то вполне возможно, что он уже уехал домой.
— Если он еще здесь, я хотела бы пригласить его в свое имение! — заявила Оливия. — Разыщи его!
— Но… — Ванесса совершенно растерялась и не сразу сообразила, что на это ответить. — Это вряд ли понравится Дамиену, — наконец пролепетала она.
— Ему не обязательно знать об этом. Лорд Ратерфорд вполне может приехать сюда, несколько изменив внешность и под другим именем. А поскольку при нашей встрече будешь присутствовать и ты, она не вызовет у прислуги подозрения.
— Я не уверена, что это благоразумный шаг, Оливия, — сказала Ванесса. — Месть не принесет тебе удовлетворения. Новая встреча с Обри усугубит твои страдания.
— Пусть так! — вскинув подбородок, воскликнула Оливия. — Но если Обри не лицемерит, это доставит ему еще большие страдания. Если он действительно испытывает угрызения совести, как он утверждает, я предоставлю ему возможность в полной мере осознать весь ужас содеянного им. Один лишь вид этого проклятого инвалидного кресла будет напоминать ему, как бессердечно он со мной поступил.
— Оливия! — испуганно воскликнула Ванесса.
— Пожалуйста, не пытайся переубедить меня. Если ты не разыщешь его, тогда это придется сделать мне самой. Представляю, какие пойдут по округе сплетни, когда я лично начну искать его в деревне.
Занавес поднялся, и зрители зааплодировали представшей их взорам живой картине. Удобно устроившись в кресле, Дамиен притворился, что поправляет манжету, чтобы скрыть напавшую на него от скуки зевоту.
Это оригинальное представление Клун устроил для своих гостей, надеясь их развлечь. Все гости, разумеется, были мужчины. На сцене стояла огромная кровать, на которой три юные обнаженные девицы исполняли танец живота. Еще с полдюжины красоток, в прозрачных нарядах и с густо нарумяненными лицами, стояли за ними полукругом, соблазнительно поводя бедрами. Как ни странно, это зрелище совершенно не возбуждало Дамиена.
Когда-то развлечения такого рода настраивали его на игривый лад, и он, позабыв тоску и заботы, с головой окунался в разврат. Для этого в гостеприимном доме Клуна имелись все возможности, на его званых вечерах никто из гостей не скучал. Сегодня же барон пожаловал к своему старинному приятелю с определенной целью — избавиться от воспоминаний о Ванессе Уиндем.
Говорят, что, для того чтобы забыть какую-нибудь засевшую в печенках даму, лучше всего прибегнуть к одному испытанному средству, а именно: кинуться в объятия другой женщины, с не менее пухленькими губками и аппетитными бедрами, всегда готовыми раздвинуться, чтобы принять дорогого гостя.
Дамиен поморщился, поймав себя на том, что он снова вспомнил прелести Ванессы, страстный блеск в ее глазах во время их совместного путешествия на небеса и обратно. Что за бес в него вселился? Ведь в былые времена он всегда успешно избавлялся от печали, обзаведясь новой любовницей. В поисках сексуальных приключений он объездил всю Европу. О его мужских подвигах до сих пор вспоминали в бальных залах и будуарах всех столиц, в которых он побывал. Он давно потерял счет своим амурным победам.
Покорить он мог и прекрасную даму из высшего сословия, и смазливую простолюдинку, и замужнюю, и овдовевшую. Не составляло барону особого труда соблазнить и девственницу. В этом искусстве ему не было равных! Но никогда еще Дамиен не позволял своим эмоциям брать верх над рассудком.
И вот теперь он был вынужден признать, что окончательно потерял голову из-за Ванессы Уиндем.
Барон напрягся, почувствовав томление в чреслах при воспоминании об их последней встрече. Это было нечто уникальное, потрясающее! Ничего подобного он прежде не испытывал ни с одной женщиной. Но пора было избавляться от этого опасного наваждения. Вот только как?
Взрыв развратного женского смеха вернул барона к действительности, и он взглянул на сцену, где продолжалось на редкость неприличное представление. Дамиен с минуту молча смотрел на переплетенные голые женские тела, потом почувствовал раздражение и, поморщившись, отвел взгляд.
Возможно, Ванесса права, подумалось ему, он слишком пресыщен и испорчен развратом. Когда-то он посвящал себя поискам новых острых плотских удовольствий без остатка, щедро расточая свое время, здоровье и богатство. Безусловно, он преуспел на этом поприще. Но с годами эти наслаждения приносили ему все меньше и меньше радости.
Вероятно, разочарование барона спектаклем отразилось на его лице и было замечено хозяином дома. Вскоре Джереми Норт, он же — лорд Клун, подсел к нему на соседний свободный стул и промолвил:
— Кажется, это зрелище вас не веселит, мой добрый друг!
— Отнюдь, — солгал барон. — Вон та рыженькая, с родинкой на бедре, весьма мне симпатична.
— Как обычно, вы демонстрируете прекрасный вкус, милорд! Она француженка, дочь разорившегося во время революции аристократа. Она знает всего несколько английских слов, зато обладает поразительными талантами, — с улыбкой сказал Клун.
— Из ваших уст не часто услышишь подобный лестный отзыв, — заметил Дамиен. — Не всякая красавица удостаивается вашей похвалы, лорд Клун. Ведь вы общепризнанный эксперт в сексуальной области.
— Вы правы, это так, — самодовольно кивнул Клун. — А что за новую красотку скрываете вы в своем загородном доме?
Я имею в виду прекрасную молодую вдову, слух о которой недавно достиг моих ушей. Должен сказать, это смелый шаг, мой друг. Вы намерены пользоваться ее прелестями в одиночестве или все же поделитесь ею со своими друзьями?
Дамиен крякнул, неприятно удивленный осведомленностью старого греховодника и обеспокоенный его ошибочным предположением, что Ванесса — одна из общедоступных кокоток, временно взятых им в содержанки. В планы Дамиена, однако, не входило делиться ею с кем-либо. Поэтому он с невозмутимым видом ответил:
— Боюсь, старина Клун, что на сей раз вы промахнулись! Эта дама служит компаньонкой у моей сестры и не является моей любовницей.
Клун скептически вскинул бровь, однако не посмел выразить недоверие к словам уважаемого собеседника. Вместо этого он поднял руку и сделал стройной рыженькой красотке знак подойти к ним.
Девица сбежала по ступенькам со сцены и приблизилась к хозяину дома, кокетливо хихикая и томно закатывая глазки, которые подозрительно поблескивали. Вероятно, красотка накурилась для куража опиума: ведь она знала, что сегодня ей предстоит ублажить не менее десятка похотливых джентльменов.
Приглядевшись к рыжеволосой кокотке вблизи, Дамиен понял, что она значительно моложе, чем он предполагал, и спросил, удивленно вскинув бровь, у Клуна:
— Неужели ты пал так низко, что начал похищать детей из колыбелей для своих развлечений?
— Ей уже исполнилось восемнадцать лет, — пожал плечами Джереми. — Во всяком случае, она так мне сказала. Уверяю тебя, я не злоупотребляю ее молодостью и стесненными обстоятельствами. Ей прилично платят за ее услуги. Да и вообще, не подбери ее я, это сделал бы кто-то другой.
Девушка уселась Дамиену на колени и мечтательно улыбнулась. Барон с досадой подумал, что она ровесница его сестры. Девица распахнула полы туники и, выпятив груди, уткнулась сосками ему в губы. Джереми воспользовался замешательством гостя и встал, с улыбкой промолвив: — Не буду вам мешать, развлекайтесь, голубки! Дамиен машинально лизнул сосок и, ощутив вкус вина, почувствовал, как ни странно, не вожделение, а брезгливость. Однако он не стал ее демонстрировать и обвинять Джереми в том, что тот подсунул ему несвежий товар. Вместо этого он огляделся по сторонам и, убедившись, что другие гости не обращают на него внимания, подхватил девушку на руки и отнес ее по лестнице в отведенную ему комнату. Девица уснула прежде, чем он опустил ее на кровать. Барон накрыл ее пледом и, отступив на два шага, тихо сказал: — Спи, моя милая!
Его приятели пришли бы в изумление, если бы узнали, что он отказался от юной прелестницы по моральным соображениям. Они бы удивились еще больше, если бы он поделился с ними своими планами отослать девицу в Лондон и наказать своему секретарю позаботиться о ней. Впервые в жизни Князь Порока выступал в роли защитника женской добродетели.
Знойный послеполуденный воздух, пропитанный ароматом роз, дурманил Ванессе голову. Стоя на аллее парка в тени могучего вяза, она смотрела, прищурив глаза, на приближающегося к ней брата и чувствовала себя коварной предательницей. Уступив настоятельной просьбе Оливии вызвать Обри на свидание, она все еще сомневалась, что поступила правильно.
Ванесса искренне желала Оливии добра и надеялась, что эта странная затея, пусть и родившаяся из ее стремления отомстить Обри, наполнит смыслом ее жалкое существование, пробудит в ней желание бороться за свое выздоровление, а не прозябать, отчаявшись победить недуг.
Оливия замерла в инвалидном кресле, неподвижная, словно бесчувственная мраморная статуя. Обри остановился напротив нее и с мольбой взглянул в ее холодные голубые глаза. Лицо девушки напоминало маску, но Ванесса, успевшая хорошо изучить ее натуру, знала, что внешняя невозмутимость стоит ей огромных усилий. Внезапно Обри упал на колено, воскликнув:
— Оливия! Прости меня!
Не в силах видеть его искаженное сразу множеством эмоций лицо, Ванесса отвернулась, чувствуя, как сильно кружится у нее голова от благоухания роз.
На той же неделе Обри еще несколько раз приходил в розарий на свидание с Оливией, что не вызывало у садовника и слуг никаких подозрений, поскольку они привыкли видеть в парке ученых и художников. Оливия не выказывала никаких признаков намерения сменить гнев на милость, оставаясь ледяной принцессой. Обри покорно принимал ее холодность и терпел редкие язвительные реплики с кротостью аскета, добровольно облачившегося во власяницу. Такое поведение брата удивляло Ванессу и наводило ее на размышления.
Однажды Обри принес с собой томик стихотворений и вызвался почитать их для Оливии вслух. Но девушка, судя по ее задумчивому взгляду, устремленному вдаль, его не слушала.
С каждой их новой тайной встречей Ванесса все больше нервничала, тяготясь как своей ролью сводницы, так и опасением, что все это рано или поздно станет известно Дамиену. Она боялась даже представить, какой тогда случится скандал. Барон, возможно, вызовет Обри на дуэль, а ее просто-напросто прогонит из усадьбы, обвинив в коварстве и предательстве.
Ванесса всерьез подумывала, не лучше ли ей самой рассказать Дамиену все как на духу. Но в этом случае она рисковала потерять доверие Оливии, а вместе с ним и последний шанс добиться у нее прощения Обри. Так и не придя ни к какому решению, Ванесса окончательно утратила способность мыслить здраво. Неожиданно в усадьбу вернулся Дамиен.
Ванесса музицировала в музыкальной гостиной, разучивая сложный для исполнения на фортепьяно пассаж, когда туда стремительно вошел барон. Она увидела его и обмерла, ощутив прилив вожделения. Лишь усилием воли сумела она сохранить безмятежное выражение лица.
Дамиен мягко улыбнулся и, подойдя к ней, промолвил:
— Я думал, что это играет Оливия. Где она сейчас?
— У себя, наверное, читает стихи, — спокойно ответила Ванесса, не выказывая удивления тем, что он даже не упомянул о том, что скучал по ней.
— Уж не прихворнула ли она?
— Нет, она вполне здорова, если это слово вообще можно применить к ней в ее нынешнем состояние.
— Тогда я схожу проведаю ее! — Барон направился было к выходу из гостиной, но в дверях остановился и, обернувшись, спросил: — Ты успеешь одеться для бала к девяти часам? В десятом мы выезжаем к Фоксмурам. Надеюсь, ты не забыла?
— Нет, но… Видите ли, барон, пока вы отсутствовали, здесь случилось одно неприятное происшествие… Я сомневаюсь, что мне стоит появляться у Фоксмуров…
Она рассказала Дамиену об инциденте, случившемся в минувшее воскресенье в церкви. Он нахмурился и сказал, поборов негодование:
— Тем более нам нужно быть там! Нельзя потворствовать хамству местных светских волчиц, нужно отобрать у них инициативу и навязать им свои правила игры.
— Так хорошо рассуждать, имея богатство и влияние в обществе. Но в моем стесненном положении лучше проявить осторожность.
— Вот уж не думал, что мой ангел может струсить! — с улыбкой воскликнул Дамиен. — Разве не ты призывала Оливию не прятаться от окружающего мира под одеялом? Какой пример ты ей покажешь, отказавшись от этой поездки из опасения стать объектом чьих-то насмешек? Тебе ли их бояться?
— Пожалуй, это справедливо, — согласилась Ванесса, расправляя плечи и горделиво вскидывая подбородок.
Когда барон вышел, она еще раз обдумала его слова. Он |был, разумеется, прав; ей не следовало сторониться людей и показывать Оливии дурной пример для подражания.
По зрелом размышлении она сделала и другой вывод: появление в свете пойдет ей на пользу! На балу ей может представиться возможность завести полезные знакомства и тем самым разнообразить свою жизнь в усадьбе, которая уже начинала казаться ей скучноватой. В чем-то Дамиен был, несомненно, прав: пожив здесь в одиночестве подольше, поневоле пустишься во все тяжкие от тоски.
В этот вечер она одевалась, прибегнув к помощи горничных Оливии, с особой тщательностью и, взглянув на свое отражение в зеркалах, осталась очень довольна собой. Но платье прибавило ей смелости и уверенности в себе.