Глава 9

Искра проскочила между ними, искра, мгновенно воспламенившая тот самый пресловутый бочонок с порохом. Облегчение, ярость, желание — все вложил Слоан в этот поцелуй. Сколько бессонных часов он провел в тоске по ее близости, сколько раз безжалостно ломал себя! И вот теперь жестоко подавляемые страх, страсть и вожделение вырвались наружу.

Он почувствовал, как Хизер пытается высвободиться, едва их губы соприкоснулись, и это робкое движение вызвало в нем свирепую потребность покорять и властвовать. В ответ он лишь крепче стиснул руки и забыл обо всем, пока не услышал тихий умоляющий стон, пробившийся сквозь слепой туман похоти и гнева, — стон, вонзившийся в его сердце.

Слоан поднял голову и глубоко вздохнул, пытаясь победить предательский жар, сжигавший тело. Лучше ему умереть, чем видеть, как она плачет!

— Не нужно, — сдавленно пробормотал он. — Не нужно, Хизер.

Что-то болезненно сжалось в его груди, то, чему не было названия, но что заставило его бережно коснуться ее мокрой щеки. Хизер поспешно отвернула голову.

Жалость и угрызения совести переполняли его сердце. Вздумай она упрекать Слоана, он и то не был бы так угнетен. Нежность, снова эта невольная нежность, которую Слоан так безуспешно пытался заглушить в себе, захлестнула его.

Он снова притянул ее к себе, на этот раз осторожно, стремясь исцелить своей мощью. Хизер бессильно прислонилось к нему и тихо всхлипнула, уткнувшись лицом ему в плечо.

Последние преграды рушились на глазах. Стальные доспехи превращались в маскарадные латы из папье-маше. Она была такой мягкой и трепещущей, ее слезы насквозь промочили его рубаху и, кажется, проникли в душу.

Он не хотел отпускать ее. И с внезапным раздражением осознал, что ничего не жаждет сильнее, чем держать ее в объятиях, прикасаться, защищать, оберегать и упиваться ее близостью.

— Прости меня, — прошептал он, и, услышав покаянные нотки в хриплом голосе Слоана, Хизер сдержала рыдание. Руки, гладившие ее по спине, проводившие по изгибу бедер, вселяли странное спокойствие. Она не понимала причины внезапных перемен в Слоане, но в этот момент отчаянно нуждалась в утешении.

Чуть отодвинувшись, она взглянула в глаза мужа, и слезы мгновенно высохли при виде нежности и участия, запечатленных в его чертах.

Забыв обо всем, Слоан взял в ладони ее влажное лицо, чуть коснулся губами губ и, нагнувшись, подхватил ее на руки и молча понес наверх.

В спальне Хизер было темно и тепло, как в уютной маленькой пещере. Слоан отпустил жену и зажег лампу. Неяркий свет залил комнату.

Наблюдая за дрожащей в ознобе Хизер, Слоан неожиданно заколебался. Его плоть, набухшая и пульсирующая, требовала удовлетворения, желание, настойчивое и острое, пронизывало тело, но при виде этой беззащитной и в то же время гордой женщины он невольно замер. Она обхватила себя руками, пытаясь отгородиться от него. От своего мужа. И при этом настороженно следила за ним.

Слоан понял, что сама она не сделает к нему ни шагу. Он на совесть об этом позаботился. При малейшей возможности отталкивал ее. Не раз доводил до слез. Ее неизменная мягкость и готовность помочь раздражали его и подталкивали к новым издевательствам. Теперь же он горел желанием помочь и… и другим желанием, куда более низменным. Все же выбор за Хизер.

— Хочешь, чтобы я ушел? — едва слышно вымолвил он.

В комнате повисла напряженная тишина.

— Нет, — шепнула Хизер.

Расплавленное серебро его глаз гипнотизировало ее. Слоан погладил жену по щеке. Он больше не может стоять рядом и не касаться ее. Больше не может ждать. Он хотел ее, хотел забыться в ее объятиях, погрузиться в эту влажную тугую плоть, упиться головокружительным ароматом.

Слоан вынул гребни, скреплявшие тяжелую массу волос, и, зарывшись пальцами в золотистые пряди, прильнул к ее губам. Странно, что простой поцелуй имеет силу пробудить в человеке неутолимую жажду, волчий голод…

Ее дрожь отзывалась эхом в его теле, по коже пробегали крохотные волны озноба. И это ненадолго вернуло Слоана к реальности.

— Ты замерзла, — пробормотал он. — Нужно немедленно снять с тебя мокрую одежду.

Откинув покрывало, он заставил Хизер сесть на постель и встал на колени, чтобы расшнуровать ее полусапожки и снять облепившие ноги чулки. Ступни и пальцы Хизер были ледяными. Он осторожно начал их растирать. Хизер едва слышно застонала от боли.

Немного согрев ее, Слоан принялся стаскивать отяжелевшее от воды платье. За ним последовали панталоны, корсет и сорочка. Кожа Хизер блестела, как слоновая кость, спелые, налитые груди просились в его ладони, горошины сосков сморщились и затвердели.

Неистовая потребность в этой женщине снова вонзилась в него острыми хищными когтями. Только Хизер способна заставить его забыться. Только ее вкусом он хочет упиваться. Только ее обольстительная красота снится ему по ночам. Как он хотел видеть ее неистово бьющейся, придавленной его телом!

— Ложись, — хрипло проговорил он, помогая ей устроиться в постели, согретой раскаленными, обернутыми во фланель кирпичами, и укрыл ее одеялами. И лишь потом разделся сам, небрежно разбросав по полу одежду.

Хизер безмолвно наблюдала за ним, зная, что сейчас произойдет неизбежное. Слоан снова причинит ей боль. Как всегда. Не физическую, разумеется. Он никогда не был груб с ней. Но он ранит ее душу.

Она вся сжалась, когда он шагнул к кровати, хотя не могла оторвать глаз от обнаженной фигуры мужа. Мускулистый и высокий, он двигался с грацией атлета. Под его кожей перекатывались тугие мышцы. Из поросли волос внизу живота поднималось его налившееся силой мужское естество, и Хизер судорожно перевела дух.

Как же она боролась со своей грешной, земной натурой! Боролась и проиграла.

— Хизер… — нерешительно выдохнул Слоан.

Неужели ей чудится страсть в его голосе? Безумное желание? Стремление овладеть?

И хватит ли у нее сил отказать ему? Победить себя?

Нет… конечно, нет. У нее просто не осталось гордости. Ей отчаянно нужны его рот, руки, стальное тело, без них она просто не сможет жить. Эти мысли, должно быть, так ясно отражались в озерах ее выразительных глаз, что Слоан все понял без слов и, скользнув под одеяло, прижался к ней всем телом.

— Я хочу любить тебя, — пробормотал он, зарываясь лицом в гриву ее спутанных волос.

Его рот припал к ее горлу, как к священному источнику, и Хизер конвульсивно выгнулась: острые напряженные соски уперлись в его грудь. Ее стыдливость, как всегда, исчезла при одном его прикосновении, только с губ сорвался тихий гортанный звук. Но тут Слоан чуть нагнул голову и обвел языком темно-розовую ареолу вокруг соска. Когда он сомкнул губы на крошечном бугорке и вобрал его в рот, Хизер что-то несвязно пробормотала.

Боже, что он с ней делает? Почему сердце замирает в груди, стоит ему приблизиться к ней?

Ее чувствительность обострилась настолько, что она уже не была способна ни о чем думать. Все мысли разом куда-то улетучились.

Но Слоан, похоже, держал себя в руках. Его чувственная атака была неспешной и хорошо продуманной. Он бесконечно долго ласкал ее, мимолетно гладя спину, живот, плечи, пока наконец его рука не оказалась у нее между бедер. Розовые складки плоти сами раскрылись под его легкими касаниями.

Сладостная пытка длилась, казалось, целую вечность. Голова Хизер лихорадочно металась по подушке. Подумать только, когда-то она считала его грубым и бесчувственным. Но теперь… теперь его пальцы способны разжечь в ней опасный, всепожирающий огонь, заставить умирать от наслаждения. Он творил настоящую магию своими руками и губами, и она словно таяла, растекалась, плавилась…

Еще несколько тревожных ударов сердца, и Слоан приподнялся над ней. Его возбужденная плоть трепетала у ее лона.

— Взгляни на меня, дорогая. Хочу видеть твое лицо, когда войду в тебя.

Она распахнула глаза, и в этот же миг неумолимое копье пронзило ее едва ли не насквозь.

Хизер громко охнула от неожиданности. Но Слоан проникал все глубже, казалось, не в силах насытиться. Да, стоит ли отрицать: она жаждет его сокровенных ласк, жаждет принять в себя, вобрать и поглотить. Откуда-то издалека до нее доносился его шепот: чувственные, бесстыдные, откровенные слова, которыми он описывал все, что с ним происходит, не уставал повторять, как это чудесно — заполнить ее собой, владеть безраздельно…

И Хизер, словно обезумев, отдалась на волю бурного потока. Но тут Слоан начал двигаться. С каждым выпадом он утверждал свою власть над ней. Хизер застонала, вцепившись ногтями в его плечи, оставляя на коже кровавые полосы.

Те же утонченные муки терзали и Слоана, забирая его в плен беспощадного желания. Он заслуженно гордился тем, что никогда не терял голову, но сладость этой совершенной плоти сводила с ума. Наслаждение росло и становилось почти невыносимым, пока не окутало их обоих головокружительным экстазом. Хизер пронзительно вскрикнула. Ее лоно сомкнулось вокруг его все еще возбужденной плоти, он уткнул ее лицом в свое мокрое от пота плечо, заглушив крики страсти. Каждая легкая судорога Хизер отзывалась в теле Слоана. Напрягшиеся мощные бедра развели ноги Хизер еще, шире, и Слоан ворвался в нее в последний раз, прежде чем огненные струн разлились по нему в бешеной, конвульсивной, неистовой, яростной разрядке. Задыхаясь, почти теряя сознание, он словно взорвался, извергая в нее хмельной напиток любви.

Когда все кончилось, Слоан долго прижимал к себе Хизер, овевая своим разгоряченным дыханием ее тело. Он был потрясен почти первобытным чувством обладания, завладевшим им, и потребностью снова и снова брать ее, не ощущая пресыщения. Он не мог понять сосущей, ноющей боли, побуждавшей его тянуться к жене. Впервые за много дней он не испытывал угрызений совести, не предавался мрачным мыслям После проведенной с женщиной ночи.

Он поднял голову. Хизер лежала обессиленная и трепещущая. Ее глаза потемнели от пережитой страсти. Золотистые волосы обрамляли бледное прекрасное лицо. Он сейчас раздавит ее своим весом!

Слоан пошевелился, пытаясь откатиться в сторону.

— Не оставляй меня, — умоляюще прошептала она, хватая его за плечо.

— Я не ухожу.

Он лег на бок, натянул одеяло и прижал жену к себе.

— Нужно бы посмотреть, как там Дженна, и запереть двери, но это может подождать.

Хизер облегченно вздохнула и приникла к мужу. На этот раз он не покинул ее! Остался, чтобы утешить, успокоить, приласкать еще раз.

Она хорошо понимала, что ничего между ними не изменилось, несмотря на его нежданную нежность. Но ей придется довольствоваться тем, что есть.

Хизер слушала ровные мощные удары его сердца. Как ей было хорошо с ним! Если бы эти мгновения длились вечность…

Слоан лежал рядом с ней, охваченный смятением. Ему следует немедленно встать и вернуться к себе. Не стоит испытывать судьбу и подвергать себя дальнейшим искушениям.

Но чтобы уйти, не хватало силы воли. Он слишком слаб и уязвим. А ведь считал себя непреклонным и твердо решил держаться подальше от Хизер. Как ему было хорошо с ней! Если бы эти мгновения длились вечность…

Слоан глубоко дышал, наслаждаясь сладостным благоуханием ее кожи, прижимая губы к шелку волос. Он даже прикрыл глаза, перебирая в памяти моменты опьяняющего блаженства. Он обезумел от страсти, но и герцогиня превратилась в дикое, исполненное буйной страсти создание. Какой поразительный контраст между холодной элегантностью и стонущей, мечущейся в его объятиях женщиной! Слоан еще не встречал столь чувственной любовницы. В ее присутствии он полностью терял самообладание.

На этот раз он зашел слишком далеко: при виде живой и невредимой жены напряжение спало и он дал волю своей проклятой вспыльчивости.

— Хизер, — выдавил он наконец, — прости, я рассердился на тебя, но если перешел все границы, то лишь потому, что… боялся.

— Боялся?

Слоан медленно повернул голову на подушке и окинул жену непроницаемым взглядом.

— Я уже потерял одну жену и страшился, что найду тебя…

Он осекся.

Мертвой. Он хотел сказать «мертвой». Опять думает о Лани. Опять лицо омрачено скорбью.

Хизер снова похолодела. Она совсем не желала, чтобы прошлые трагедии вторгались в ее мирную жизнь, но все же не стоит забывать, что Слоан впервые приоткрыл ей душу. Она будет вечно ценить этот драгоценный, потрясший ее дар.

— Ты не виноват в ее гибели, Слоан, — выдохнула она.

Пальцы, гладившие ее грудь, вмиг замерли. Он молчал так долго, что Хизер решила: не стоит ждать ответа.

— Виноват только я один, — глухо бросил он наконец.

— Нет, глупо осуждать себя за то, что свершилось в твое отсутствие.

— Ты сама не знаешь, о чем говоришь.

— Тогда расскажи, как все было, — попросила она.

Слоан устремил взгляд куда-то вдаль. Он не хотел вспоминать тот роковой день. Боль Лани, свое отчаяние, ярость… Он так и не смог спасти ее.

Сознание вины снова пронзило его. Грудь сдавило так, что он не мог вздохнуть свободно.

— Она умерла у меня на руках. Господи, сколько же было крови!..

Голос его угас, но Хизер снова ощутила боль мужа как свою. И тут ее осенило.

— Кожаная куртка! Та самая, что я пыталась отстирать! Ты обиделся на меня за это… Слоан со вздохом кивнул.

— Она была на Лани в тот день. Я не сумел заставить себя ее выбросить.

Он хранил залитую кровью одежду как роковое напоминание о собственной вине!

Как бы ей хотелось разделить с ним его страдания! Слезы подступили к горлу.

— Должно быть, ты очень ее любил.

— Любил, — негромко признался он. — Так любил, что готов был погибнуть за нее. Она была… словно солнце, теплое и целительное. В ней вся моя жизнь. В тот день и я умер вместе с ней.

— Нет, — запротестовала Хизер, — ты остался жив, чтобы растить дочь.

Эти слова проникли в тот уголок сознания, куда Слоан старался никого не пускать. Он поморщился, проклиная Хизер за ее назойливое вмешательство. Она не поймет ада, царившего в его душе, не увидит огромной зияющей пропасти на том месте, где должно быть сердце.

И тут произошло непоправимое: он заглянул в глаза Хизер и увидел в них глубокое сострадание и неподдельное участие. Участие, которого он не мог и не хотел принять. Разрушенная было стена стала еще крепче, чем была. Он снова ушел в себя и молча уставился в потолок.

Хизер словно обдало ледяной водой. Он опять отдаляется от нее! Превратился в равнодушного, отчужденного незнакомца, хотя по-прежнему прижимает ее к своему теплому обнаженному телу.

В который раз за вечер слезы обожгли глаза Хизер. Глядя на точеный профиль Слоана, она мучительно сознавала, что любит его. До безумия.

Хизер инстинктивно протянула руку, коснувшись его щеки, но с таким же успехом могла ласкать мраморную статую.

Что здесь поделаешь? Ей не дано излечить глубокую скорбь, изводившую его день и ночь. Возможно, Слоан прав: бесполезно и пытаться. Он смертельно ранен теми пулями, которые пронзили тело Лани.

Хизер ошибалась. У Слоана не каменное сердце, как ей казалось. Реальность куда страшнее. Его сердце принадлежит первой жене.

Соперницей Хизер стала покойница. Но разве можно бороться с призраком?

Глава 10

Слоан провел с женой всю ночь, наполняя ее столь необходимой сейчас силой, согревал и укачивал, как ребенка. И ушел только перед рассветом, посоветовав ей поспать еще немного.

Хизер, уже тоскуя по нему, долго лежала в полутьме и вспоминала его ласки.

Еще до свадьбы она гадала, что ждет ее в постели с мужем. Но никогда не предполагала, какой магической силой обладают его горящие губы, волшебные руки и гибкое тело.

Ей следовало бы благодарить Бога за свою малую победу. Слоан Маккорд — нелегкий человек, вечно угрюмый и суровый. Человек, который не проявлял к ней ничего, кроме открытой неприязни и неуемной мужской похоти. Однако на какой-то краткий миг ей удалось заглянуть ему в душу.

Да, он хочет ее, теперь она в этом уверена. Воспоминания о том, как он выглядел в порыве страсти: мокрые от пота волосы, горящие глаза и пылкие жадные ласки, — дали ей крохотную надежду. И хотя близость между ними была исключительно плотской, животной, все же она есть и этого не отнимешь. И кроме того, Слоан впервые подпустил ее так близко.

Одеваясь, Хизер тихо напевала. Сегодня, впервые за много дней, у нее было легко на душе. И погода выдалась под настроение. Весеннее солнце наконец решило осчастливить жителей Колорадо, согревая землю, и к полудню последние сугробы исчезли. Трудно поверить, что вчера она едва не погибла и к тому же вынесла столько горьких упреков мужа!

Она с удвоенной энергией принялась за свои обычные обязанности. Когда Слоан вернется домой? И будет ли нынешняя ночь повторением предыдущей?

По мере того как летели минуты, все ее существо постепенно наполнялось восторженным предчувствием чего-то, похожего на счастье.

Слоан, со своей стороны, был полон решимости задержаться сегодня подольше, по крайней мере до тех пор, пока не возьмет себя в руки и не прогонит прочь наваждение. Навестив Кейтлин с племянницей, он долго объезжал ранчо: сбивал быков в стада и гнал их на нижние пастбища. И все это время проклинал себя за то, что дал волю желаниям.

Но к его удивлению, разум взял верх над чувствами. К чему зря изводить себя? В конце концов, Хизер — его жена. И он имеет все права на нее.

Беда в том, что он просто одержим этой женщиной. Не мог ею насытиться, не мог забыть о том, какое наслаждение испытывает в ее постели. Его голод стал чем-то вроде постоянно напоминающей о себе занозы, которую ни вытащить, ни забыть невозможно.

И ничего с этим не поделать. Но если сменить тактику, возможно, он и сумеет изгнать проклятую отраву из крови. Снова и снова брать ее несопротивляющееся тело, и тогда он наверняка избавится от безрассудной страсти, которая сводит его с ума.

Да, этим и должны ограничиться их отношения. Удовлетворение самых низменных потребностей. И незачем разыгрывать любовь или хотя бы привязанность. Он хочет ее тело. Сердце Хизер ему ни к чему. Пусть она утоляет боль в его чреслах. И он, Слоан, будет довольствоваться этим и не позволит себе раствориться в ней, но взамен подарит дикий, безумный, опаляющий экстаз.

Конечно, герцогине вряд ли понравится, что ее используют подобным образом, но он не даст ей поводов жаловаться. И станет пить из ее колодца, пока не утолит жажду. Будет брать ее, где и когда захочет. Только сделает все возможное, чтобы она наслаждалась каждым мигом их соединения.

Приняв трудное решение, подгоняемый возбуждением и предчувствием горячей ночи, Слоан вернулся домой. Хизер готовила ужин Дженне и встрепенулась, заслышав шаги мужа.

Они долго смотрели друг на друга, и опять невидимые молнии проскочили между мужем и женой.

Зачарованная тишина была нарушена, когда Дженна, неожиданно закапризничав, швырнула ложку на пол.

— Не ждала тебя так рано, — пролепетала Хизер, поднося руку к громко бьющемуся сердцу.

Слоан, пожав плечами, поднял ложку и подбросил дочку к потолку.

— Ты голоден?

— Можно и поесть, — уклончиво отозвался он и вместе с Дженной отправился мыть руки. Хизер тем временем заканчивала последние приготовления. Вскоре отец и дочь вновь появились на кухне. Волосы Слоана были еще влажны и завивались на висках и затылке, придавая ему вид мальчишки-озорника. Лицо, однако, оставалось, как всегда, замкнутым. Вчерашняя нежность и внимание к ней исчезли бесследно.

И несмотря на присутствие девочки, Хизер сердцем чуяла новую опасность. Мрачная чувственность Слоана была так же заразительна, как весенняя лихорадка. Ставя перед ним тарелки, она всей кожей ощущала жар, исходивший от его тела, ощущала теплый мускусный мужской запах кожи.

— Ты даже не спросил, что с Кейтлин, — выдавила она. — У тебя племянница.

— Знаю. На рассвете успел туда съездить. С крошкой все в порядке, но я как следует всыпал Джейку за то, что он отпустил тебя одну.

— Он не виноват, это я не догадалась попросить кого-нибудь меня проводить.

Слоан ответил красноречивым взглядом, ясно говорившим, что он думает о такой глупости. Хизер поспешно замолчала и принялась есть, не чувствуя вкуса.

— Оставь все на столе, — прошептал Слоан, когда она собралась мыть посуду.

Сердце на миг замерло. Он пристально наблюдал за ней. Кажется… кажется… они снова будут вместе. Он словно раздевает ее взглядом.

Они вместе поднялись наверх и уложили Дженну. Когда веки малышки потяжелели, Слоан привернул фитиль лампы. Мгновение спустя он оказался за спиной Хизер, и его руки обвились вокруг ее талии. Хизер тихо, блаженно вздохнула и непроизвольно выгнулась, когда его ладони накрыли ее полные груди, а губы прикоснулись к затылку. Знакомое предательское тепло разлилось внутри.

— Пойдем в постель, — едва слышно велел он, поворачивая ее к себе. Синие глаза излучали откровенны? призыв, древний как мир. Она забыла обо всем, кроме настойчивого, неотвязного желания быть рядом с ним.

Хизер взглянула на кровать, ту самую, которую Слоан делил с возлюбленной женой.

— Не здесь, — покачал он головой. — Не стоит будить Дженну.

Хизер, разумеется, не поверила этому объяснению, но согласно кивнула. Она хотела его, хотела, что тут отрицать… Хотела ободрить его, утешить… исцелить…

Но у Слоана, похоже, на уме было вовсе не исцеление. Он повел ее в спальню, но оставил дверь приоткрытой.

— Сними платье, — приказал он так же негромко.

В комнате было темно, но в окна лился лунный свет. Слоан не зажег лампу и молча следил, как она раздевается. Серебряное сияние отблесками играло на его строгом лице. Хизер ощутила, как внутри упругой пружиной сжимается ощутимое напряжение, пульсирующее и нарастающее с каждой секундой.

Слоан не сказал ни слова, пока платье вместе с нижней юбкой не очутилось на полу.

— Теперь остальное, — обронил он.

Пальцы Хизер неуклюже путались в ленточках и крючках. Когда наконец упали последние покровы и она встала перед ним обнаженной, Слоан целую вечность не мог оторвать от нее глаз, чувствуя, как внутри просыпается знакомая звериная жажда, нарастает привычное томление.

Женщина, истинная женщина, цветущая и желанная, с белоснежным роскошным телом и гладкой безупречной кожей. Но даже раздетая, она сохраняла ауру сдержанности и гордого достоинства. И от этого он хотел ее еще сильнее, жаждал превратить ее холодноватую отрешенность в свирепую первобытную страсть. Хотел, чтобы она таяла под ним, отвечая на каждый толчок, каждый выпад, хотел видеть, как дымка слепого наслаждения заволакивает ее взгляд.

— Подойди, герцогиня, — выдохнул он, — и сними с меня рубашку.

Хизер, лишь на мгновение поколебавшись, шагнула к нему, словно притягиваемая неведомой силой. Стянув с него кожаную безрукавку, она расстегнула пуговицы верхней рубашки, взялась за подол нижней. И уронив все на пол, подняла голову.

— Ближе, — едва ворочая языком, пробормотал он.

Хизер с готовностью прильнула к нему, и он снова ощутил вкус ее рта, свежий и нежный. Неужели он больше не сможет жить без этого шелковистого тела?

Руки Слоана лихорадочно метались по ее спине и бедрам. Он не мог дождаться, когда она забьется в беспамятстве, запылает тем же пламенем, что зажгла его. Когда лепестки ее женственного цветка раскроются и повлажнеют. Когда она, обезумев, возьмет все, что он подарит ей, и вернет сторицей…

Стараясь не дать волю яростному желанию, Слоан намеренно медленно отстранился. Ее губы чуть припухли от поцелуя. Не дав Хизер опомниться, Слоан подхватил ее и бросил на постель. Тени плясали на смятых простынях, ласкали ее прекрасное тело. Слоан мечтал лишь об одном: поскорее накрыть его своим, погрузиться в сверкающую влагу ее женственности, ощутить тесные влажные стенки ее грота.

Желание буквально сотрясало его, но, полный решимости держать себя в узде, Слоан осторожно прилег рядом с женой и большим пальцем чуть дотронулся до соска, мгновенно превратившегося в острый тугой бутон. Хизер затаила дыхание, но Слоан вовсе не торопился. Смуглые, руки лениво играли мелодию пробуждения на ее белоснежной коже, шероховатые от мозолей ладони дразнили и мучили. Слоан припал губами к ее груди и принялся посасывать розовую вершину. Хизер тихо застонала, но движения его губ становились все энергичнее, и она затрепетала в предвкушении тех наслаждений, которые обещали его ласки.

Казалось, у него миллион ртов, миллион жадных, ненасытных пальцев. Каждое прикосновение посылало все новые приступы озноба по ее спине. Мягкое, почти нежное, но не любящее… Но так или иначе она почти теряла сознание от постыдного удовольствия, которое он в ней пробуждал. Только жалкие остатки гордости удерживали Хизер от исступленного крика.

— Слоан…

Она выгнула спину, умоляя о вторжении. Бушующий вихрь разрастался в ней. Такого она еще не испытывала, даже в его объятиях.

Слоан поднял голову. Его глаза горели чисто мужским торжеством. Легкая улыбка играла на губах, этих невероятно чувственных, изумительно очерченных губах. Он сполз пониже и раскрыл ее бедра, так что его взору предстали скользкие набухшие створки. Ощутив его горячее дыхание, Хизер застонала и попыталась увернуться.

— Не шевелись! Я хочу наслаждаться тобой.

Встав на колени, он вскинул ее ноги себе на плечи. Ошеломленная Хизер оцепенела, но, когда его щека коснулась внутренней стороны ее бедра, внезапно задохнулась. Тут шелковистое жало его языка разделило сомкнутые складки, и тихий вопль вырвался из ее горла.

— Нет… не надо!

Но она лгала себе, втайне ожидая, когда он поцелует ее… там… Тело молило, жаждало бесстыдных ласк.

И Слоан, словно поняв невысказанный призыв, стиснул ее округлые упругие ягодицы и припал губами к заветному местечку. Язык неустанно, хищно обводил крошечный бугорок, где сосредоточились ее желания. Хизер сдавленно всхлипнула:

— О Боже… прошу тебя… Слоан…

Неужели это она снизошла до униженных просьб?

Какой ужас!

Он продолжал целовать ее так, как целовал бы в губы, а она, напрягая бедра, приподнималась в поисках… чего? Хизер не знала сама. Но пылающий рот обжигал ее, а язык проникал все глубже. Она просто не вынесет этой пытки… этой сладкой муки!

Хизер отчаянно вонзила пальцы в золотистую гриву его волос. В ответ он зарылся лицом между ее бедрами, словно смакуя ее сладостный вкус. Лизал. Сосал. Гладил, подводя ее все ближе к обещанному запретному острому наслаждению, извлекая все новые стоны и всхлипы, сжимая ее мятущиеся бедра.

— Не сопротивляйся, милая, дай себе волю. И Хизер капитулировала. Сдалась на его милость. Взорвалась с пронзительным криком. Слоан медленно отстранился, оставив ее, ослабевшую и дрожащую, и, подарив последний поцелуй ее цветку, покрытому каплями любовной росы, поднял голову.

Хизер, все еще потрясенная тем, что произошло, тяжело дышала, облизывая пересохшие губы. У нее не было сил шевельнуться ни когда он снова устроился между ее ног, ни когда его толстая, налитая силой мужская плоть медленно скользнула в нее.

Новый приступ судорог сотряс Хизер, и Слоан коснулся губами ее влажного лба. Еще один толчок — и она снова станет метаться под ним, задыхающаяся, обезумевшая.

— Посмотри на меня, герцогиня.

Она повиновалась, тая под его пристальным взглядом, словно вчерашний апрельский снег. Аицо Слоана казалось сосредоточенно-безжалостным в своей застывшей красоте. Он погрузился в бесконечную пьянящую глубь, наполняя ее своей нетерпеливой плотью, стиснув зубы, борясь с бушующим шквалом, грозившим унести его с собой.