2

СОБЛАЗНЕНИЕ

Легко перепрыгивая через прибрежные лужицы, Ники молча подошел к Алисе. Она сидела спиной к реке с альбомом на коленях и рисовала акварелью ближайший лесок.

— Николай Михайлович Кузанов к вашим услугам, мадам, — произнес он по-французски, нимало не задумавшись о том, что язык этот, на котором свободно изъяснялась вся петербургская аристократия, в здешнем медвежьем углу не в ходу.

Алиса испуганно вскочила, уронив и альбом, и краски, и кисти.

— Добрый день, мсье, — пробормотала она также по-французски, растерянно глядя на незнакомого красавца, и тут же, не выдержав его пристального взгляда, залилась краской смущения.

Ники насмешливо приподнял брови, слегка улыбнулся и стал ждать, когда же она назовет себя. Однако молчание затянулось, и ему пришлось ей немного помочь.

— Я видел вас несколько раз в Виипури, но всегда издалека, — сказал он. — К сожалению, не знаю вашего…

— Ах да, — забормотала Алиса, смущенная тем, что совсем забыла о приличиях. — Прошу прощения, мсье. Мадам Вольдемар Форсеус к вашим услугам, — поспешно представилась она и сделала легкий реверанс.

«Очень на это рассчитываю», — подумал про себя Николай, рассматривая изогнувшуюся в реверансе фигурку.

Он действительно несколько раз мельком видел госпожу Форсеус, но как следует ее не разглядел. Перед ним стояла не просто милая провинциальная дамочка, хорошенькая и жизнерадостная, а настоящая красавица. Издали ее волосы казались медными, на самом деле они были удивительного золотисто-рыжего цвета, который изумительно оттенял огромные темно-синие, почти лиловые глаза, опушенные густыми ресницами. Она была белокожа, со здоровым румянцем, с тонкой талией, высокой грудью и стройными бедрами. Ники любовался ею, испытывая при этом чисто эстетическое наслаждение. Нет, пожалуй, не только эстетическое, поскольку при виде этой зрелой, цветущей красоты в нем тут же зародилось весьма конкретное желание…

Она подняла на него глаза, живые и выразительные, и, встретившись с ним взглядом, на мгновение снова зарделась. И тут произошло неожиданное: Николай Кузанов, человек опытный и пресыщенный, глядя на это молодое прекрасное лицо, почувствовал вдруг воодушевление, которое испытывают обычно только впечатлительные юноши. Он ощущал некий прилив сил, который охватывает человека при встрече с женским совершенством. «Пожалуй, это приключение будет приятным», — подумал он с удовольствием.

— Вы, должно быть, родственник князя Кузанова, хозяина соседнего поместья? — спросила Алиса, чуть запинаясь, чувствуя, что ей просто необходимо произнести хоть что-то, чтобы освободиться от чар этих магнетических глаз.

— Я и есть этот самый хозяин, мадам, — ответил он. Голос у него был низкий и с хрипотцой. — Позвольте, я соберу ваши рисовальные принадлежности, которые вы уронили по моей вине, — добавил он почтительно и, опустившись на колено, стал поднимать с земли кисти и краски.

— Ах, что вы, мсье, в этом нет никакой необходимости! — быстро возразила смущенная сверх всякой меры Алиса. — Я справлюсь и сама… — И она, тоже опустившись на колени, принялась судорожно собирать оставшееся.

Сам князь Кузанов здесь! Какой ужас! Ее охватило безумное волнение. Слухи и сплетни о его многочисленных приключениях и необузданном характере докатились даже до ее очень ограниченного мирка. Услышав ее полубессвязный лепет, он наверняка решил, что она особа неотесанная и недалекая!

В какое-то мгновение руки их, потянувшиеся за одной и той же кистью, встретились. Николай с удивлением заметил, что она тут же опустила глаза и отдернула руку, словно обожглась. «Неужели она и впрямь столь невинна? — подумал он. — Быть того не может!» Эта женщина замужем за старым мизантропом Форсеусом; скорее всего, она просто заправская кокетка, умеющая к месту краснеть. Впрочем, кем бы она ни была, искусной актрисой или чистой и добродетельной женщиной, за три дня он выяснит это наверняка.

Когда все принадлежности для рисования были аккуратно уложены в Алисину корзинку, Николай, удобно устроившись на скамье, взглянул на ее пейзаж и сказал вежливо:

— Госпожа Форсеус, да вы настоящая художница! Вы самоучка или брали уроки?

Алиса не ответила.

— Прошу вас, присядьте, — радушно предложил он, видя, что Алиса так и не поднимается с колен. — День сегодня такой чудесный, что я вдруг решил прогуляться, полюбоваться природой, а увидев вас за рисованием, позволил себе нарушить ваше уединение. Простите мою дерзость. — И он, дабы подсластить ложь, одарил Алису обаятельной улыбкой.

Опытный Ники всячески старался помочь Алисе избавиться от смущения. Не захочет же она повести себя невежливо.

— Что вы, князь, вам не за что извиняться! Вы правы, погода действительно удивительная, — добавила она, усаживаясь на скамью в некотором отдалении от него, что Николай не преминул про себя отметить.

— Так вы учились у кого-нибудь? — повторил он свой вопрос.

— О, нет! Сама я нигде дальше Хельсинки не бывала, но родители мои учились в Париже. Они и познакомились в Лувре, на этюдах. Они оба были моими учителями, правда, отец считал живопись всего лишь своим увлечением. Его гораздо больше интересовал сбор фактов об исторических корнях «Калевалы», он посвятил этому всю жизнь и успел провести сравнительный анализ тридцати четырех рун. А потом… потом они с матушкой умерли.

Лицо ее исказилось болью, и она замолчала.

Так она из дворянской семьи! Князь понял, откуда эти тонкие черты лица, этот беглый французский.

— Примите мои соболезнования, мадам. По-видимому, вам трудно об этом вспоминать.

Алиса, не в силах снова заговорить, только молча кивнула. Прошло столько лет, но ей до сих пор было больно об этом думать. С заметным усилием она заставила себя вернуться в настоящее, отбросив жалость к самой себе. Однако сочувствие князя тронуло ее: она не была избалована подобными вещами.

— Это случилось шесть лет назад. Я уже смирилась с потерей.

Николай понимал, что это не так, и его вдруг захлестнула волна сострадания к этой молодой и, по-видимому, несчастной женщине. В своей тоске по безвременно ушедшим родителям она была совершенно искренна.

— Раз вы прошли такую замечательную школу, вам наверняка интересны последние выставки передвижников, — светски заметил он, желая перевести беседу в другое русло. — Я был свидетелем того, с каким восторгом их принимали прошлой зимой в Петербурге.

Этот поворот темы оказался даже удачнее, нежели он мог предположить. У госпожи Форсеус тут же загорелись глаза.

— Передвижники! — воскликнула она. — Вы что, действительно видели их работы?

— Конечно. У меня есть несколько каталогов их выставок и небольшой пейзаж Шишкина.

Ее фиалковые глаза распахнулись от удивления.

— Правда? — восхищенно выдохнула она, и лицо у нее стало по-детски восторженным.

Николай не стал ей рассказывать о том, что к передвижникам, как, впрочем, и к остальным художникам, он совершенно равнодушен. Выставку он посетил против собственного желания, лишь потому, что его любовница, графиня Амалиенбург, очень умело его уговаривала. Он же был в тот момент в таком расположении духа, что поддался — прежде всего на способ, которым она это делала. Что до покупки пейзажа Шишкина, то приобрел он его лишь для того, чтобы досадить надутому болвану графу Борщеву, который вознамерился заиметь именно эту картину. Ники получил несравненное наслаждение, взвинчивая на аукционе цену до тех пор, пока этот выскочка-граф не вынужден был отступить. Каталоги же, как и все новинки литературы, покупал его секретарь, Иван Дольский, тщательно следивший за пополнением обширной библиотеки князя. Ивану был выдан в этом отношении полный карт-бланш, и он весьма гордился возложенным на него поручением. Николай с трудом, но все-таки вспомнил, с каким восторгом Дольский рассказывал о новом каталоге передвижников, и порадовался, что хоть краем уха прислушивался к его вдохновенному монологу.

Итак, Ники мог праздновать первую победу: ему с блеском удалось отвлечь Алису от ее горестных воспоминаний. Она заговорила легко и свободно — рассказывала о том, как восхищается новыми художниками, которые не только профессионально владеют кистью, но пишут картины на социально значимые темы, о том, какой резонанс это имеет в обществе. Николай практически ничего об этом не знал, а Алиса с дрожью в голосе вспоминала, какой смелый поступок совершили Крамской и его соученики, когда покинули академию и стали именоваться передвижниками. Оказывается, она была горячей поклонницей Чернышевского, который утверждал, что действительность главенствует над ее воплощением в искусстве.

— Видите ли, мои родители тоже многое рисовали с натуры, работали не только в студии, но и на пленэре. Для их поколения это было революционным шагом. Дело в том, что они были знакомы со многими из французских художников, обитавших в Барбизоне. Для них натура была превыше всего.

— А, да… Это же предшественники нынешних парижских художников… Как их называют? Кажется, импрессионисты?

— Именно так! — радостно кивнула Алиса. После смерти родителей ей ни с кем не удавалось поговорить об искусстве. — Но, знаете, передвижники мне ближе. А Репин! — выдохнула она с восторгом. — Какие темы! Слезы на глаза наворачиваются…

— Над своей последней картиной, «Бурлаки на Волге», он работал три года. Я видел ее. Это восхитительно, — подхватил Ники.

— О! — воскликнула пораженная Алиса.

И дальше она говорила без удержу, Николаю нужно было только время от времени вставлять соответствующие реплики. Слава богу, он был немного знаком с новыми веяниями в живописи, особенно европейской, поскольку прожил два года в Париже. Впрочем, и на петербургских выставках, куда он сопровождал графиню Амалиенбург, любившую покрасоваться на модных вернисажах, он тоже кое-что успевал рассмотреть. Ники, всегда изображавший из себя человека равнодушного, был на самом деле наделен острым умом и исключительной наблюдательностью. Он примечал многое, причем делал это незаметно для окружающих. Правда, пейзаж Шишкина и приобретенный вместе с ним небольшой натюрморт Саврасова он тут же отослал матери и до сегодняшнего дня даже не вспоминал о них.

— У меня в поместье и каталоги выставок, и тот Шишкин, о котором я вам рассказывал, — солгал Ники. — Может, вы как-нибудь заглянете ко мне на чай? Заодно и посмотрите их, — предложил он с ходу, решив, что надо нынче же вечером послать к Ивану в Петербург — пусть срочно доставит и каталоги, и картину.

— Нет-нет! — воскликнула Алиса испуганно. — Это невозможно! Простите, я бы с радостью, но… — Она запнулась.

«Неужели мои намерения столь очевидны?» — подумал Ники озадаченно и решил не настаивать. Он быстро сменил тему, приложив все усилия, чтобы рассеять тревогу, которую вызвало его приглашение.

Николай не мог знать, что ее страх был вызван вовсе не его поведением. Алиса боялась мужа. Вольдемар Форсеус был человеком суровым и даже поднял на нее руку — ударил не слишком сильно, но вполне достаточно, чтобы ее напугать. После рождения их дочери Форсеус стал почти полностью равнодушен к жене, но с некоторых пор снова начал требовать от нее вещей странных и неприятных. Алиса пришла в панический ужас, и день ото дня ее решимость убежать вместе с дочерью, не думая о возможных последствиях, крепла все больше. Последние несколько месяцев были просто невыносимыми, и ей порой казалось, что дольше она этого не выдержит.

Следующие четверть часа Ники непринужденно болтал о всякой ерунде, и ему удалось не только успокоить Алису, но и даже заставить ее вновь улыбаться. Решив, что лучше всего откланяться именно сейчас, оставив ее в хорошем расположении духа, он поднялся с земли и, склонившись над Алисой в изящном поклоне, сказал дружески:

— Если вы и завтра будете здесь на этюдах, позвольте мне принести каталоги сюда.

— О, не знаю, право… Я не могу, то есть… Наверное, не стоит, — забормотала она растерянно.

— Ничего страшного, если у вас возникнут иные планы, — уверил он ее. — Я в настоящее время относительно свободен, и, даже если вас здесь не будет, прогулка только пойдет мне на пользу. — Он слегка улыбнулся. — Счастлив был с вами познакомиться, госпожа Форсеус. Всего доброго!

— Всего доброго, мсье, — тихо ответила она.

Отвесив ей почтительный поклон, князь медленно удалился, а Алиса осталась наедине с противоречивыми чувствами, боровшимися в ее смятенной душе. Он был так хорош собой, и вид у него был такой необычный… Алиса не могла забыть прожигающего насквозь взгляда его золотистых глаз. К тому же князь Кузанов обладал не только чисто мужской привлекательностью. Он оказался интереснейшим собеседником, был к ней внимателен и был весьма осведомлен в новейших течениях живописи. Это Алисе было особенно приятно: ей до сих пор приходилось довольствоваться лишь случайными журналами, которые можно было изредка найти в Виипури.

Алиса не позволяла себе думать о красоте князя. За шесть лет, прошедших с тех пор, как она была вынуждена сочетаться браком с шестидесятилетним Форсеусом, никто не был с ней так мил и внимателен. Случайное знакомство с соседом озадачило ее и привело в состояние странного возбуждения. Она больше не могла сосредоточиться на своем пейзаже, не могла думать ни о цвете, ни о линии и понимала, что страстно желает одного — увидеться с князем завтра. Но может ли она позволить себе слушаться тех чувств, которые пробудила в ней их сегодняшняя встреча? Если бы муж ее был дома, у нее бы не было выбора. Но он находился в отсутствии, и надо же было такому случиться — именно в эти несколько дней свободы от его повседневной тирании в Алисиной жизни появился князь Кузанов.

Собрав свои рисовальные принадлежности, Алиса медленно побрела домой, погруженная в тревожные мысли. Ее пятилетняя дочурка Кателина как раз проснулась после дневного сна, и общение с ней помогло Алисе хотя бы на время избавиться от беспокойных ощущений, пробужденных в ней князем Кузановым.

Вернувшись в поместье, Ники попал под шквал грубоватых и бесцеремонных расспросов, коими осыпали его уже слегка подвыпившие Чернов и Ильин.

— Ну, чего удалось добиться нашему петербургскому герою? — Ильин громогласно расхохотался. Его приводило в восторг то, какую труднодоступную жертву выбрал он своему другу, и в выигрыше своем он не сомневался ни секунды.

— Костюм твой в безукоризненном порядке, — ехидно заметил Чернов. — Неужто день прошел впустую, Ники? Теряешь навыки?

Николай вполне добродушно вынес все шуточки приятелей, сопровождаемые весьма недвусмысленными жестами. Казарменным юмором его было не удивить, а достижениями своими он был весьма доволен. Он предвкушал соблазнение неспешное, обстоятельное, предвкушал сладость победы.

— Друзья мои, госпожа Форсеус — это вам не обычная шлюшка, — с обезоруживающим спокойствием заявил Ники. — Она, к удивлению моему, хоть и замужем за этим купцом Форсеусом, происходит из семьи благородной и получила должное воспитание. По-французски говорит свободно и без акцента. Кроме того, это очаровательная юная особа, совершенно неискушенная, необъезженная, поэтому приручать ее следует медленно и осторожно. Сегодняшний день я не могу счесть совершенно неудачным, так что ты, Ильин, пока что на выигрыш не рассчитывай.

Ники никак не ожидал, что Алиса окажется благородного происхождения и воспитания, и это его почему-то приятно волновало. Впрочем, когда речь шла об удовольствиях, он бывал вполне демократичен и о классовых предрассудках забывал. Его сексуальные отношения строились вне зависимости от национальности, социальной принадлежности или вероисповедания — здесь для него были все равны.

В тот вечер Николай воздерживался от пьянства, танцев и разврата. С легким раздражением, но вполне равнодушно взирал он на дикие забавы своих напившихся приятелей, а спать удалился, к несказанному удивлению слуг, сравнительно рано — и к тому же трезвый. Слуги забеспокоились — уж не заболел ли хозяин?

Надо сказать, дворня обожала молодого князя. Несмотря на свое пьянство и беспутство, Николай был человеком по-старомодному ответственным перед теми, кто ему прислуживал, и неизменно бывал с ними щедр. Кое-кто из приятелей воспринимал это как мягкотелость, кто-то как странность, но он искренне интересовался делами своих слуг, частенько шутил и смеялся с ними, порой принимал участие в их забавах. Верховой езде его обучали старые финны из отцовского поместья. Страсть к охоте порой мешала Ники уделять должное внимание воинской службе, но командир полка его любил и частенько прикрывал, когда Ники задерживался в отпуске или отсутствовал без разрешения.

Николай, об опасениях слуг не подозревавший, проспал всю ночь глубоким сном, Алиса же была натурой трепетной. Всю ночь она ворочалась без сна, в тягостных раздумьях о том, следует ли ей встречаться с князем Кузановым. Заснула она только под утро, так и не приняв решения.

До Петербурга было больше ста верст, так что Николай еще вечером отправил посыльного с письмом Ивану, в котором велел собрать все каталоги по современной живописи, какие только есть в библиотеке, и тотчас отослать ему. Иван должен был также отправить в поместье пейзаж Шишкина.

Утром следующего дня каталоги были у Ники. Иван прислал письмо, в котором сообщал, что картину привезут в карете, поскольку она довольно велика и верховому ее не доставить. Николай отобрал четыре самых новых каталога, которые, по его мнению, должны были заинтересовать госпожу Форсеус, и ушел, не будя своих приятелей, которые, хоть было уже далеко за полдень, все еще почивали.

В деревне молодой князь предпочитал ходить в лосинах и косоворотке; одетый именно так, с книгами под мышкой, он направился к лугу на противоположном берегу обмелевшей речушки. Там он улегся на молоденькую травку, закинув руки за голову, и стал ждать Алису. Николай намеренно пришел пораньше, рассчитав, что это самый верный ход: он помнил, как Алиса вчера колебалась, и боялся, что, если не окажется на месте встречи первым, она может передумать и уйти.

Ники скрашивал себе ожидание, перебирая в уме все прелести очаровательной госпожи Форсеус, пока это упоительное занятие не было прервано появлением самого объекта мечтаний. Итак, охота продолжается! Восхитительная добыча вновь предстала его взору. Глядя, как легкой, уверенной походкой идет по лугу Алиса, как плавно покачиваются ее бедра под светло-зеленым платьем, Ники подумал, что во плоти она еще прекраснее, чем в грезах. Он на мгновение закрыл глаза, пытаясь справиться с охватившим его желанием. Оказаться наедине с этим воплощением женственности и не накинуться на нее со всем пылом страсти — для этого требовалось почти нечеловеческое усилие.