Глава 1

Загородный дом в предместье Парижа

Март 1825 г.

— Одиль слишком молода и чересчур остро на все реагирует, особенно после смерти Гийома, — заметила Тео Дюра, подняв взгляд от письма, в котором их дочь объявила, что обрела новую любовь. В глазах Тео отразилась тревога. — Ланжелье старше ее на двадцать лет.

Муж Тео, созерцавший Сену за окном, повернулся к жене.

— Это еще полбеды, гораздо хуже, что он карточный шулер, — мрачно произнес он.

— Не знаю, стоит ли говорить об этом, но у Ланжелье есть любовница, которую он держит в Марэ, — добавил их сын Поль, которого все звали Паша. Перекинув свои длинные ноги через подлокотник кушетки, он продолжал: — Жаль, Дилли не замечает, что скрывается за его обходительным очарованием и драматической склонностью цитировать Гете.

— Ты же знаешь, как много значит для нее поэзия, — произнесла Тео, нахмурившись. — Этот человек вскружил ей голову.

— Будем надеяться, что дальше этого не пошло, — проворчал Андре Дюра. — Он типичный хищник и не вызывает у меня ни малейшего доверия.

— Особенно если дело касается молодой красивой вдовы, — подал голос Паша.

— Хочешь сказать: богатой молодой вдовы, — холодно уточнил Дюра. — Полагаю, следует нанести ему визит.

— Могу составить тебе компанию, — с готовностью предложил Паша и, сняв ноги с подлокотника, выпрямился. Взъерошив темные непокорные волосы, он лениво потянулся. — Говорят, Ланжелье отлично владеет рапирой, — изрек он, и в его глазах — блеснул молодецкий задор. — Я мог бы выступить твоим секундантом, отец, или ты моим, если угодно. Это положило бы конец его преследованию Дилли.

— Бога ради! — воскликнула Тео. — К чему такие крайности? Разве нельзя просто поговорить с ним? Уверена, Одиль для него всего лишь мимолетное увлечение.

Паша придерживался иного мнения. Он знал Филиппа Ланжелье. Они играли в одних и тех же клубах и время от времени встречались на сомнительных вечеринках вроде той, что состоялась прошлой ночью. Ланжелье испытывал острую нужду в деньгах.

— Думаю, отец, одним разговором тут не обойтись, — предположил он, не желая тревожить мать. — Можем пойти прямо сейчас, я знаю, где его можно найти.

— Не жди нас, ложись спать, — сказал Дюра жене, целуя ее на прощание.

— Я и не собираюсь ждать, — отозвалась она, вставая с кресла. — Но я спала бы спокойнее в Париже.

По ее тону Дюра догадался, что спорить с женой бесполезно.

— Но поехать с нами к Ланжелье ты не можешь, — твердо заявил он.

— Понимаю, — проворчала Тео. — Вы будете вести разговор на мужском языке, недостойном моих ушей.

Дюра перевел взгляд на сына.

— Мы собираемся хорошенько его припугнуть, мама. Это зрелище не для слабонервных.

— Надеюсь, вы не проявите чрезмерной жестокости. Хотя припугнуть его не мешает. — Она улыбнулась. — Возможно, это возымеет действие.

Однако поворот событий оказался совершенно неожиданным. Переступив порог незапертых апартаментов Ланжелье, отец и сын обнаружили его убитым. Видно, кому-то он досадил гораздо сильнее, чем им. Любовница, совершенно голая, стояла на кровати, глядя на лужу крови под еще не остывшим телом.

— Это сделал какой-то человек с топором… всего несколько мгновений назад, — спокойно заявила она, убирая со лба золотистый завиток волос. — И из-за этой крови я не могу сдвинуться с места. — Похоже, в этот момент ее не столько заботили собственная нагота и даже убийство любовника, сколько перспектива испачкать ноги. — Вы не перенесете меня на пол?

Паша сделал это не без удовольствия — женщина была просто великолепна.

— Благодарю вас, — тихо произнесла она, подняв на него фиалковые глаза, когда он опустил ее на ноги в соседней комнате. — Не знаю, что и делать.

— Возможно, я смогу вам помочь, — сказал Паша первое, что пришло на ум.

— Буду вам весьма признательна.

Намереваясь как можно скорее покинуть квартиру Ланжелье, Беатрикс Гросвенор широко улыбнулась красивому молодому человеку, с интересом разглядывавшему ее.

— Вероятно, есть смысл уйти отсюда до появления властей, — произнес Дюра, присоединившийся к ним после торопливого осмотра жилища.

— Не желаете ли накинуть мой сюртук? — вежливо спросил Паша, словно в комнате неожиданно похолодало.

— Я оденусь очень быстро. — Незнакомка вскинула руку, растопырив пальцы. — Пять минут. — И, повернувшись, исчезла в гардеробной Ланжелье.

Вытащив маленький чемоданчик, она нашарила в кармане сюртука Ланжелье ключ от платяного шкафа и начала собирать свои пожитки, не позволяя себе думать о быстрой, кровавой расправе, обрушившейся на ее тюремщика. Все еще находясь под воздействием шока, она гнала из памяти жуткую сцену убийства, крики Ланжелье, ледяное спокойствие его убийцы. Все ее помыслы в этот момент были подчинены инстинкту самосохранения. Одежда… деньги… личные вещи… Наконец-то она обретет свободу после долгих четырех недель заточения.

Упаковав чемодан, она торопливо оделась и начала поиски денег. Ланжелье наверняка имел какие-то наличные сбережения, хотя в последнее время немилосердно проигрывал в карты. Бормоча под нос ругательства, она методично обыскивала ящик за ящиком. Но по мере того как надежды на успех таяли, ею все сильнее овладевало отчаяние. Без денег она не сможет вернуться домой.

Она молча проклинала вероломство Ланжелье и собственную наивность, позволившую ему коварно лишить ее свободы. Но это послужит ей уроком, повторяла она про себя, переходя к другому бюро и выдвигая очередной ящик. Впредь она не будет столь легковерной. Прошло еще несколько длинных минут, прежде чем она обнаружила тайную кассу Ланжелье, спрятанную среди замусоленных галстуков. Ее лицо покрывала холодная испарина, а сердце колотилось так сильно, словно она пробежала не один десяток миль. Пять сотен франков. Беатрикс едва не разрыдалась. Этого не хватит на обратный путь в Англию.

Может, попросить незнакомцев дать взаймы? Нет, не стоит демонстрировать им свое бедственное положение. После печального опыта с Ланжелье, державшего ее фактически в плену, она на всех парижан смотрела с подозрением. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, она разгладила складки юбки. Инстинктивный жест вызвал у нее легкую улыбку. Как будто внешний вид имеет какое-то значение, когда находишься в безвыходной ситуации и не знаешь, к кому обратиться за помощью. Хотя на самом деле, вдруг подумала Беатрикс с прагматичной решимостью, учитывая ее теперешнее положение, ее внешний вид, вероятно, все же имеет значение.

Быстрый взгляд в зеркало подтвердил, что придраться не к чему. Покусывая губы, чтобы придать им более яркий цвет, она искусно изобразила заискивающую улыбку и торопливо прикинула в уме, что будет лучше — рассказать правду или сочинить какую-нибудь небылицу. Заученно улыбнувшись, она подхватила чемодан и отворила двери гардеробной. Она сделает все, лишь бы скорее вернуться домой.

— Позвольте вам помочь.

Паша протянул руку за ее ношей и подумал, уж не связался ли Ланжелье с гувернанткой, оставшейся без работы. Столь старомодное платье из серого шелка не надела бы ни одна уважающая себя куртизанка.

— Давайте воспользуемся черной лестницей, — предложил Дюра. — Нам нельзя привлекать к себе внимание.

— У Ланжелье было достаточно врагов, — промолвила Беатрикс. — Он спал с заряженным пистолетом под подушкой. Так что список подозреваемых будет длинным, — сказала она деловито, не узнав собственный голос.

— Он многим задолжал деньги, — добавил Паша. — В основном всяким подлецам.

— Тот, кто его убил, выглядел настоящим головорезом.

— Вам повезло, что он вас не тронул.

— Раскроив череп Ланжелье, он сообщил, что приказа покончить с женщиной не получил. Я была ему весьма признательна.

«Я тоже», — подумал Паша не без корысти.

— Удивительно, что Ланжелье дожил до своих лет, — констатировал Дюра с бесстрастной обыденностью, открывая дверь, ведущую на черную лестницу. За многие годы войны, что вела Франция, вид смерти стал для него привычен. — Подай даме руку на лестнице, — велел он сыну. — »Я проверю, чтобы в квартире после нас не осталось никаких улик, и немедленно спущусь вниз.

Стоявший на обочине дороги экипаж ее спасителей поразил Беатрикс своей роскошью, равно как и возница в безупречной ливрее зеленого цвета. Эти люди недостатка в средствах явно не испытывали. Если бы ей удалось заполучить у них хотя бы крохотную толику их богатства, то она смогла бы купить билет до Кале, а оттуда — домой.

Усадив женщину в карету, Паша бросил ее чемодан кучеру и пригнулся к открытой дверце:

— Я велю возничему завернуть за угол, чтобы экипаж не бросался в глаза. Вы побудете несколько минут одна?

— Конечно, — откликнулась Беатрикс. Мысли ее лихорадочно работали. Нет ли денег где-нибудь в карете? Неужели после месяцев неудачи ей хотя бы чуточку не повезет? Как только коляска тронулась с места, она принялась обшаривать углы.

За этим занятием и застал ее Паша, когда вернулся. Стоя на коленях, она изучала содержимое одного из отделений под сиденьем.

— Не могу ли я вам помочь? — справился он вежливо, ничуть не удивившись поведению дамы. Содержанка Ланжелье не могла отличаться порядочностью по определению.

— Я озябла и искала какую-нибудь накидку, — не растерявшись, пояснила Беатрикс.

— Позвольте вам предложить. — Паша сбросил сюртук и протянул ей.

Усевшись на сиденье со всей грацией, на которую была способна в столь щекотливом положении, Беатрикс накинула на плечи подбитый шелком сюртук и мгновение спустя ощутила тепло, когда Паша сел рядом с ней. Когда его отец — сходство между ними не оставляло на сей счет сомнений — расположился напротив, в салоне стало тесно, а критическая масса мужской силы достигла предела.

— Надеюсь, Дилли не слишком расстроится, — обратился Паша к отцу едва слышно, когда экипаж тронулся.

— Я поговорю с Берри, чтобы опубликовали кое-что из ее работ. Ей нужно отвлечься.

— Она симпатизирует Берри.

— По крайней мере он куда больше подходит ей, чем… — Дюра осекся, брезгливо поджав губы. — Впрочем нас это больше не должно волновать. Ты направляешься…

— Домой. Мансель знает.

Возница уже получил соответствующее распоряжение. Мужчины вполголоса переговаривались, а Беатрикс разглядывала улицы, по которым они проезжали, стараясь запомнить дорогу. Если ей посчастливится раздобыть денег, она попытается немедленно уехать, а для этого ей следовало знать свое местонахождение.

После того как они пересекли Сену в районе Нотр-Дам, коляска двинулась по левому берегу в западном направлении и вскоре подкатила к воротам, за которыми виднелась терраса с видом на Сену.

Не успел экипаж остановиться, как Паша взялся за ручку дверцы.

— Здесь никто не будет докучать вам расспросами, — сказал он дружелюбно, распахнув перед Беатрикс дверцу.

Выпрыгнув из экипажа, он подал женщине руку и, попрощавшись с отцом, помог ей выйти.

Кучер отнес чемодан Беатрикс к парадному входу и поставил возле дверей. В воздухе повеяло сиренью, когда Паша повел ее через уютный садик, выходивший к реке. Ей захотелось выразить восхищение чудесным ароматом сирени, но это желание мгновенно исчезло, стоило ей вспомнить недавно пережитые драматические события, едва не стоившие ей жизни.

Паша мечтал о приятном развлечении, которое ему, по всей видимости, обеспечит грядущей ночью эта красотка. Он не прочь провести с ней еще пару ночей и щедро ее вознаградить, раз уж Ланжелье отошел в мир иной.

Ее молчаливость его заинтриговала. За всю дорогу женщина не проронила ни слова. В не меньшей степени возбуждала его любопытство и скромность ее простого наряда, скрывавшего роскошь ее зрелых форм. Он уже знал, сколь великолепное тело скрывает серый шелк ее строгого платья, нему не терпелось снова увидеть его волшебную красоту.

Едва они приблизились к парадному входу, как слуга отворил дверь, и во тьме весенней ночи затрепетало пламя свечей.

Изображая из себя великодушного хозяина, Паша повернулся к гостье:

— Не хотите ли чего-нибудь перекусить?

«Да. С десяток разных блюд и шампанское», — промелькнуло в голове Беатрикс. Жалкое состояние финансов и кладовой Ланжелье могло обеспечить ей в течение месяца заточения лишь весьма скудное пропитание, но задерживаться здесь в ее намерения не входило, так что она вежливо отказалась:

— Нет, спасибо, я Недавно поела.

— Нам ничего не понадобится, Ипполит, — бросил Паша прислуге. — Отнеси багаж дамы в мои покои.

Слуга с бесстрастным видом повиновался. «Вероятно, этот молодой человек и прежде приводил в дом женщин», — предположила Беатрикс, равнодушно разглядывая превосходное убранство холла. С момента сцены убийства, свидетельницей которой она стала, ее уже ничем нельзя было поразить.

— Как вам вкус Ришелье?

Она повернулась и увидела, что Паша смотрит на нее с полуулыбкой на губах.

— Необыкновенно величественный.

— Еще бы. Он потратил на этот дом целое состояние.

— И не напрасно. В отделочной лепнине чувствуется рука Вьяна, если не ошибаюсь, — эхом отозвался в ее ушах голос актрисы — ее второго, загадочного эго. И если бы не острая нужда в деньгах на билет до дома, отвлекавшая ее от других мыслей, она бы непременно расправилась с таинственной незнакомкой, обосновавшейся у нее внутри.

— Весьма проницательно, — констатировал Паша, разглядывая гостью с немалым любопытством. Много ли найдется куртизанок, знакомых с работами Вьяна? — Где Ланжелье вас нашел?

— В конторе адвоката.

Брови Паши взмыли вверх.

— И что вы там делали?

— Занималась делами, — ответила она с драматической простотой. Мольер мог бы ею гордиться.

— Ага, — понимающе улыбнулся Паша. Разубеждать его в ложности сделанных выводов она не потрудилась. Чем меньше он о ней знает, тем лучше. «Более важным и насущным являлся другой вопрос», — бесстрастно напомнило второе эго, руководившее с недавних пор ее действиями. У владельца столь великолепного дома наверняка есть деньги. И немало. Остается только побыстрее их найти.

— Не могу ли я где-нибудь привести себя в порядок? — осведомилась она вежливо. — И переодеться во что-нибудь более удобное.

— Безусловно. Ипполит отнес ваш чемодан в мои покои. Чувствуйте себя как дома, а я позабочусь о бутылочке-другой шампанского.

— Как это мило с вашей стороны, — отозвалась она, словно они за чашечкой чая обсуждали возможность свидания.

Они поднялись по мраморной лестнице, затем двинулись вдоль широкого, устланного обюссонским ковром коридора, где стены были задрапированы гобеленами, обсуждая по дороге достопримечательные детали декора интерьера. Одновременно Беатрикс лихорадочно обдумывала план дальнейших действий. Интересно, как далеко отсюда находится ближайшая станция, где она могла бы нанять дилижанс? Возьмут ли у нее в качестве оплаты за проезд произведения искусства? Станет ли этот богатый молодой человек препятствовать ее отъезду? Эта мысль особенно сильно ее беспокоила. Апартаменты находились в самом конце коридора. Их роскошному убранству мог позавидовать принц крови.

— Моя гардеробная располагается сразу за той дверью, — промолвил Паша, указав жестом на скрытую дверь в стене по другую сторону огромной комнаты. — Можете не торопиться.

— Премного вам благодарна… — Беатрикс сделала паузу, не зная, как обратиться к гостеприимному хозяину.

— Паша Дюра, — представился он с поклоном.

Несмотря на кратковременность своего пребывания в Париже, это имя она уже слышала. Его упоминал Ланжелье. Паша был очень богат и происходил из знатной семьи.

— Ау мадемуазель есть имя? — вежливо поинтересовался он. На мгновение она задумалась, избегая его взгляда, затем уверенно произнесла:

— Симона Круа.

Она говорила по-французски с легким английским акцентом и была такой же Симоной Круа, как Паша — цыганским королем.

— Рад с вами познакомиться, моя дорогая Симона, — произнес он с улыбкой.

Она направилась в его гардеробную, и он проводил ее рассеянным взглядом, невольно любуясь грациозной фигурой и задавая себе многочисленные вопросы. Налет утонченности явно выделял ее среди дам полусвета, однако что-то смущало Пашу. Конечно, этот легкий акцент, но, кроме него, было еще что-то неуловимое. Естественная сдержанность, возможно, столь несвойственная дамам ее круга. Или кратковременное замешательство перед тем, как назвать чужое имя. Большинство куртизанок были весьма искушенными в искусстве лжи.

Или на этом поприще она была пока еще дебютанткой?

И была от природы застенчивой?

Паша снова задал себе этот же вопрос, когда короткое время спустя она не вышла из гардеробной. Правда, ожидать робости от содержанки Ланжелье было, по его мнению, несколько странновато. Эта мысль вскоре нашла подтверждение, когда, открыв дверь комнаты, Паша увидел, что там никого нет. Обшарив комнату взглядом, он без труда догадался о роде занятий своей исчезнувшей гостьи.

Маленькая шкатулка из бюро, в которой он держал мелкую наличность, валялась пустая на стуле. А хорошенькая самозваная Симона пропала вместе со своим чемоданом.

Однако это обстоятельство Пашу ничуть не расстроило. В отличие от него она не знает расположения коридоров второго этажа, подумал он спокойно, пересекая диванную. К тому же она вряд ли найдет защелку, запиравшую входные ворота, довольно простое в обиходе устройство — памятное свидетельство увлечения Ришелье механическими изобретениями, которое Паша сохранил для соблюдения чистоты стиля. Выход с заднего двора практически недоступен, так что вряд ли беглянке удастся скрыться. Однако он бросился по коридору и, в несколько прыжков преодолев лестницу, выскочил из дома через дверь библиотеки, замаскированную кустарником. Сцена у центральных ворот вызвала на его лице улыбку.

— Это хитроумный замок, — произнес он спустя несколько мгновений.

Звук его голоса заставил женщину резко обернуться. Она застыла в напряженной позе, уронив руки и прижавшись спиной к металлическим створкам.

— Это совсем не то, что вы подумали.

— Ты умная маленькая плутовка, — протянул Паша. — Это Ланжелье научил тебя подобной уловке?

— Вы не понимаете. Я ненавидела его и все, что с ним связно.

Паша слегка приподнял брови:

— Уж не сама ли ты с ним расправилась… но ты стояла такая чистая и непорочная среди этой крови. Впрочем, ты могла нанять убийц.

— Нет и тысячу раз нет. — К Беатрикс вернулся ее собственный голос. Его обвинение столь сильно ее оскорбило, что хозяйничавшая в ней актриса вмиг испарилась.

Страстность ее возмущения не осталась не замеченной Пашей, и он подумал, что она превосходно разыграла сцену.

— И я должен тебе верить?

— Это правда, — сказала Беатрикс как отрезала, сверкая во тьме глазами.

— А как насчет десяти тысяч франков, что ты у меня украла?

Его сдержанность на мгновение ему изменила. У нее хватило такта, вернее, ума изобразить раскаяние.

— Я могу объяснить.

— Почему бы не сделать это в доме? — спокойно спросил он.

— Нет, я не могу… Мне надо уехать. Его темные глаза на миг округлились.

— Кто тебе сказал, что у тебя есть выбор?

— Если вы попытаетесь меня задержать, я позову на помощь.

Она не позволит заманить себя в новый капкан.

— И ты полагаешь, что кто-то услышит тебя среди ночи? — поинтересовался Паша. — Тогда я скажу, что ты украла у меня десять тысяч франков.

— Я не знала, что там так много, — быстро парировала Беатрикс, но не во искупление вины, а в свое оправдание. — Мне нужно всего две тысячи. Остальное можете забрать назад.

— Тебе следовало бы подождать. Утром я дал бы тебе пять тысяч.

— Нет… Я не могла. То есть я не могла остаться. Вы не понимаете.

— Объяснишь мне потом, — холодно произнес он.

Она, похоже, ничуть не раскаивалась в совершенной краже. Ее наглость слегка интриговала. Но еще сильнее ему хотелось затащить красотку в постель, и это желание возобладало над любопытством. Он наклонился, чтобы поднять ее чемодан.

Но, оттолкнув его руку, она грубо выхватила свои вещи. Потирая пальцы, Паша смерил ее холодным взглядом.

— А я мечтал о спокойном вечере в домашней обстановке, — пробормотал он с сардонической улыбкой.

— Не прикасайтесь ко мне.

Он оценил ее внезапную вспышку храбрости.

— Но я хочу.

— Вы не можете.

Насмерть перепуганная, Беатрикс почувствовала, как гулко бьется сердце.

— Давайте договоримся, — выпалила она, когда он приблизился к ней.

— Согласен.

Паша обхватил пальцами решетку по обе стороны от ее головы и прижался к ее телу.

— Нет, я не это имела в виду, — воскликнула она и, выронив чемодан, уперлась ладонями ему в грудь, стараясь его оттолкнуть, и сполна ощутила мощь его крепкого тела.

— А теперь скажи, чего ты хочешь, — пробормотал он, — а я скажу, чего хочу я.

— Нет… пожалуйста. Вы заблуждаетесь. — Она тщетно сопротивлялась. — Вы не можете себе представить, как заблуждаетесь.

— Напротив, я прав, — прошептал он.

Она чувствовала его невероятное возбуждение, обжигавшее тело. Следовало бы оскорбиться или выразить негодование от столь непочтительного отношения к себе, от того, что ее приняли за содержанку Ланжелье. Но вместо этого Беатрикс ощутила, как где-то внутри зарождается нежелательная, провокационная и независимая от нее физическая реакция. И когда он наклонился ниже, чтобы коснуться губами ее рта, ее пронзила неожиданная молния наслаждения. Не желая поддаваться сладостному чувству, она стала колотить его по груди кулаками и выкрикнула неистовое «нет» в теплоту его рта.

Нащупав ее кисти, Паша сжал их в своих ладонях, лишая ее возможности двигаться, но Беатрикс изо всех сил продолжала противиться пьянящим ощущениям, которых уже много лет не испытывала. Происходящее казалось невероятным. «Уж не сон ли это», — думала она с ужасом, ошеломленная предательством своего тела. Внезапный прилив чувства вины и жалости к себе заставил ее возобновить борьбу. Навалившись на Пашу, она начала яростно пинать его ногами.

От жгучей боли он отпрянул и отодвинулся от нее на безопасное расстояние.

— Ты оставишь на мне синяки, дорогая, — произнес он тихо.

— Я вам не дорогая. — Она задыхалась, лицо покрылось румянцем, ее била дрожь.

Много лет обхаживая парижских красоток, Паша с легкостью узнал эти признаки женского возбуждения и понял, что тело мадемуазель находится в его распоряжении, нравится это ей или нет. И примирительно вскинул руки.

— У меня нет намерений причинить тебе зло.

— Именно этого я и боюсь.

Ее детская беззащитность глубоко его тронула.

— Может, пройдем в дом, согреешься и что-нибудь поешь?

Когда она подняла на него взгляд, луна осветила нимб золотистых волос. В глубине огромных глаз в этот миг отразились все мучившие ее страхи и неуверенность в своей дальнейшей судьбе. Наконец Беатрикс тихо промолвила:

— Я очень проголодалась.

— Тогда идем, — предложил он. — Я тебя покормлю.

— Но не более того, — предупредила она.

— Никто не станет принуждать тебя делать то, что тебе не нравится.

В отличие от большинства мужчин своего класса он еще не потерял совесть.

— Мне очень нужны деньги. — Совершенно измученная, Беатрикс решила принять его слова на веру.

События последних часов окончательно выбили ее из колеи, и она не могла ни о чем думать, кроме обустройства будущего.

— Понимаю.

— Постараюсь вернуть их… со временем.

— Как пожелаешь. — Паша пожал плечами. — Пара тысяч франков — не такие уж большие деньги. Ты позволишь мне взять твой чемодан или предпочтешь нести его сама?

Он широко улыбнулся. — Если хочешь, оставим его здесь, чтобы не таскать туда-сюда лишний раз.

Он не видел прежде ее улыбки, и она его очаровала.

— Обычно владельцы таких домов, как этот, не столь самоотверженны.

— Я знаю. Они мои друзья. Хотя я не считаю себя святым, — уточнил он. — Ты, вероятно, заблуждаешься.

— Я поняла, месье Дюра.

— Паша.

Она погрузилась в молчание, но когда все же произнесла его имя, оно прозвучало так сладко, что ему пришлось напоминать себе, что у него все-таки есть совесть.

Ее чемодан он все же взял в дом, хотя отнести его в свои комнаты она не разрешила.

— Я предпочитаю столовую, — заметила она.

В доме, построенном Ришелье, имелся ряд обеденных залов, и Паша дал ей возможность выбрать любой, хотя ему самому хотелось немедленно увести ее в маленькую комнатку для завтрака, расположенную на задворках дома.

Вероятно, в прошлой жизни они были родственными душами, потому что его гостья тоже предпочла это укромное помещение. Из-за бабочек и птиц, которыми были расписаны стены, как пояснила она. «Из-за мягкого диванчика у окна и удаленности от других помещений дома», — подумал он.

Паша велел поднять с постели шеф-повара и прислугу, чтобы мадемуазель могла высказать свои пожелания относительно блюд. Она оказалась непривередливой. Тогда, чтобы ублажить шеф-повара, Паша заказал фирменное клубничное суфле.

— И шампанское, — добавил он, — если мадемуазель не возражает.

Уютно устроившаяся в низком кресле у жарко пылавшего камина, мадемуазель улыбнулась и согласно кивнула. Мерцание свечей сообщало изображенным на стенах птицам и бабочкам волшебное сходство с живыми.

Улыбка женщины обнадежила Пашу, и он придвинулся к ней поближе, усевшись в кресло напротив.

Слуги удалились. Отблески пламени придавали особую магию чарам прелестной мадемуазель, и покой снова овладел его душой. Вечер обещал принести радость и удовлетворение.

— Погода для мая несколько холодноватая, не так ли? — спросил Паша.

— Я хочу объяснить насчет денег, — произнесла она, пропустив мимо ушей его официальную вежливость. Решимость, прозвучавшая в ее голосе, свидетельствовала о том, что в спокойной обстановке Пашиного дома к ней вернулось чувство достоинства. — Я не та, за кого вы меня принимаете.

— Тебя зовут не Симона Круа, — ответил он с улыбкой.

— Нет.

— А как?

— Мне не хотелось бы называть вам свое настоящее имя.

— Если не хочешь, не называй.

— Вы мне все равно не поверите.

— Я уже сказал, что мадемуазель может говорить лишь то, что пожелает.

— Просто вас это не интересует, — возразила она мягко.

— Не стоит обижаться на пустяки. Не все такие, как Ланжелье.

— Он держал меня у себя насильно. Паша нахмурился:

— Ты была его пленницей?

— Заложницей, — ответила она с горечью.

— Но почему?

Ее история была довольно запутанной. Беатрикс задумалась, не зная, стоит ли посвящать случайного знакомого в подробности своей жизни.

— Зная Ланжелье, могу предположить, что из-за денег, — изрек Паша.

— Конечно, из-за денег. — В ее голосе прозвучало нескрываемое отвращение.

— Значит, он был еще подлее, чем я мог себе представить, — пробормотал Паша себе под нос. — Он что, пользовался услугами еще и других женщин?

— Нет! — У нее на лице отразилось неподдельное изумление. — Вы меня неправильно поняли. Я никогда не была его любовницей. Он просто хотел завладеть наследством моего сына.

— Он ваш родственник?

Интимная связь с племянницей даже для Ланжелье представлялась чем-то вроде извращения. Несмотря на ее клятвенные заверения, Паша не мог поверить, что женщина не была любовницей мужчины, в чьей постели ее обнаружили в костюме Евы.

Беатрикс вздохнула и на мгновение отвернулась.

— Это дело носит очень личный характер, — пролепетала она, подняв на него глаза.

— В таком случае у нас тоже произошла личная встреча. А меня трудно повергнуть в шок.

Под его испытующим взглядом Беатрикс густо покраснела.

— Он держал мою одежду под замком.

— Неужели? — пробормотал Паша. — Всегда?

— Нет, нет. Не совсем так, — торопливо ответила она, почувствовав в его голосе скрытый намек. — У меня оставался халат.

— Но не в тот момент, когда я тебя увидел, — заметил он спокойно, скорее констатируя факт, чем упрекая ее.

Но ради собственного спокойствия она сочла необходимым объяснить:

— Я собиралась ложиться спать, когда Ланжелье влетел в мою комнату, спасаясь от своего преследователя.

— Правда?

— Правда. Я ненавидела его. Как и все вокруг. — Беатрикс прикрыла глаза, чтобы прогнать кровавую картину. — Он сказал, что у него есть семья и что я могу остановиться у них, пока адвокат будет работать над моим делом, — продолжала она.

«Какая же она доверчивая, — подумал Паша, — как школьница, приехавшая в Париж на экскурсию. Воплощенная наивность».

— Я никогда не была его любовницей. — При этой мысли Беатрикс содрогнулась. — Чтобы сохранить достоинство, я уступила ему часть своего наследства.

— Ты девственница? — Он вопросительно посмотрел на нее из-под темных ресниц. Ее возбуждение, которое он уловил некоторое время назад, свидетельствовало об обратном.

Она еще больше смутилась, но тут же взяла себя в руки и спокойно произнесла:

— У меня есть сын.

Конечно. Она уже упоминала об этом.

— Выходит, Ланжелье хотел присвоить себе наследство твоего мужа?

— Нет.

Паша постарался скрыть свое изумление.

— Понятно.

— По поводу наследства ведется спор.

— Семья отца сопротивляется.

Обычная ситуация при рождении внебрачного ребенка. Она кивнула:

— Я вдова.

Значит, она была замужем, но не за отцом своего ребенка. Что ж, такое порой случается.

— Моя сестра тоже недавно овдовела, — вставил Паша вежливо, но это замечание осталось без внимания, и он добавил: — Весьма сожалею.

— Не стоит. Мой муж был горьким пьяницей.

«Дама полна сюрпризов, — подумал Паша, — и, судя по всему, пренебрегает условностями». Эта мысль его обрадовала.

— Я бы не стала вам все это рассказывать, но, учитывая сложившиеся обстоятельства…

— Это объяснение все ставит на свои места. И позвольте вас заверить, что ваши откровения не станут достоянием гласности. Я не могу представить…

— Я должна кое в чем признаться.

Ожидая услышать более правдивое повествование о ее отношениях с Ланжелье, он прищурился. Вряд ли Ланжелье не вынуждал ее делить с ним постель. Ведь эта женщина просто неотразима.