Глава 17

Через два дня непрерывной езды верхом в дурную погоду Сунскоку и ее маленький отряд прибыли в Осаку. Промокнув до нитки, подчиненные Хироаки теперь жаждали отыскать временное пристанище и переодеться в сухое платье.

Им приказано охранять таю до Осаки и проследить, чтобы она вернулась в Эдо, выполнив данное ей поручение. Хироаки, однако, не проинструктировал об их обязанностях, когда гейша поднимется на борт корабля.

Устроив Сунскоку на ночь, Юкиё предложил обоим полицейским отправиться в чайный домик, где устроит им вечер развлечений. От такого приглашения не смог бы отказаться никакой человек с горячей кровью в жилах. Тем более предлагает вакаймоно, член банды Ёсивары; уж он-то знает лучшие веселые дома в городе.

Вечер начался с того, что они немного выпили… а потом еще и еще… пока люди Хироаки не перестали понимать, где находятся и с кем. Оставив деньги на их ночные увеселения и приказав задержать их до утра, Юкиё отправился туда, где оставил Сунскоку. Ему не терпелось оказаться в ее обществе без соглядатаев, неотступно сопровождавших их от самого Эдо.

В нескольких шагах от постоялого двора с ним поравнялся молодой человек.

Юкиё посмотрел на него:

— Ты быстро управился.

— Семейство Овари уже практически в пути.

— И ты проводил их до порта Нагоэи?

— Пока мы разговариваем, они направляются в Гонконг. Напуганные, но на борту корабля.

— Все они?

— Вплоть до старушенции. Красивая семья, кстати.

— Не сомневаюсь. И живут в относительно хороших условиях.

— На содержании у дочери.

— Конечно.

— Так когда мы отчаливаем? — спросил Ногучи.

— Мы?

— Не думаешь же ты, что я останусь здесь?

— Не уверен, что у тебя есть хоть одна иена, чтобы посмотреть мир.

— Хороших друзей найти трудно.

— Это верно. — Юкиё посмотрел на него и улыбнулся. — Мы, кажется, едем в Штаты. Или по крайней мере попадем туда в конце концов. Дело капитана Драммонда основано там.

— Что, если он не захочет взять нас на борт?

— Заставим его передумать.

— Учитывая, чем он занимается, он хорошо вооружен.

— Но он человек разумный, как я слыхал.

— В отличие от наших хозяев.

— Вот именно. Думаю, ему понадобятся телохранители.

Ногучи усмехнулся:

— Это точно. Они ему и сейчас нужны.

Юкиё бросил на него вопрошающий взгляд:

— Ты знаешь, где он находится?

— Мог бы узнать.

— Если понадобятся деньги, скажешь сколько.

— Порасспрошу в городе. У меня в этом городе прорезались молочные зубы.

Ногучи вырос на улицах этого морского порта, а в Эдо приехал всего два года назад в качестве телохранителя главаря якудза, который в новой столице приступил к организации преступных кланов. Когда его хозяин погиб в яростной борьбе за территорию, Ногучи нашел работу у Юкиё.

— Ты остановился, где мы? — спросил Юкиё, когда они подошли к постоялому двору.

— У меня есть дружок в городе. Увидимся завтра.

— Судя по твоей ухмылке, этот дружок — женщина. Если нас здесь не окажется, значит, мы будем на борту «Красавицы Юга».

— Не волнуйся. Я тебя найду.

— Как только капитан с принцессой появятся, якорь поднимут. Не уходи далеко.

— Ты всегда будешь в моем поле зрения, дружище, — сказал Ногучи.

— Может понадобиться помощь в одном дельце с людьми Хироаки.

Ногучи усмехнулся:

— Хочешь сказать, они с нами не поедут?

— Вроде того. До завтра. — И, кивнув, Юкиё свернул в ворота трактира.

— Я уж думала, с тобой что-то случилось. Хоть бы предупредил, — взволнованно сказала Сунскоку, когда Юкиё вошел к ней в спальню.

Очарованный представшим перед ним зрелищем, он остановился в дверях. На Сунскоку надет простой халат, волосы распущены, лицо не накрашено; никогда еще она не казалась ему столь прекрасной.

— Но ведь ты ждешь меня в постели, и вот я здесь, — тихо сказал он.

Она насмешливо подняла брови:

— Как оригинально.

— Не знал, что это требуется. — В его голосе сквозил легкий сарказм.

Опомнившись, она проговорила:

— Прости меня, я страшно волнуюсь. Так много зависит от того, чтобы все стало на свои места, от стольких людей, которые нам делают одолжение, зависим… И еще чтобы люди Хироаки не помешали…

— В настоящий момент они пьяны в стельку. Не очнутся до утра.

— Когда мы уйдем отсюда?

— Как только захочешь.

— Жаль, что нельзя сейчас.

— Если попытаемся подняться на борт ночью, команда «Красавицы Юга» скорее всего сначала начнет стрелять, а потом уж задавать вопросы.

— Знаю, знаю, но… — И Сунскоку вздохнула. — Хочется, чтобы все было уже позади. Благополучно. И чтобы мы вышли в море.

Он не видел ее такой — напряженной и напуганной, дрожащей от страха. Он знал ее только как утонченную гейшу и сдержанную куртизанку, привлекавшую всеобщее внимание красавицу, славу Ёсивары.

— Мы поднимемся на борт. Для этого нужны только деньги. Не беспокойся.

— Если бы все было так просто. Ты пытаешься меня успокоить. Но я в ужасе… Ты ведь знаешь, я никогда ничего не боюсь… не боялась… раньше. — Голос ее замер.

Он знал, что может сделать с человеком Ёсивара. Но ему понравилась возможность увидеть живую женщину со страхами и неуверенностью. Хоть это и известная в Эдо гейша.

— Если хочешь, посидим до утра, а на рассвете уйдем.

— А можно ли… то есть… Как это по-детски звучит… Я боюсь лечь спать. А вдруг не проснусь? Вдруг люди Хироаки вернутся прежде, чем мы уйдем… Да мало ли что может случиться не так…

— Это не проблема. Ты будешь пить чай, я буду пить саке, жаровня горит. Можешь рассказать мне историю своей жизни, пока не настанет утро, — сказал он с усмешкой.

— К твоему сведению, — отозвалась она, тоже пытаясь улыбнуться, — моя жизнь начнется в тот момент, когда судно Драммонда поднимет якорь.

— Справедливо. — Он снял плащ и отбросил в сторону. — Тогда сегодня ночью это будет моя история, — сказал он, и его насмешливые глаза засветились.

— Может, стоит придумать что-нибудь более приятное.

Он налил себе саке и поднял на нее взгляд:

— Я так и собирался. Ты ведь не думала, что я расскажу тебе правду, да?

— Я столько времени прожила среди лжи, что мне не слишком приятно слышать от тебя такое.

— Тогда помолчим о нашей жизни. Ты поела?

— Пыталась. — Кивком головы она указала на поднос с нетронутой едой.

— На самом деле у меня есть для тебя очень хорошие новости, — сказал он, садясь рядом с ней на постель. — Твоя семья благополучно выехала.

— Почему ты не сказал этого раньше?! — воскликнула она, широко раскрыв глаза.

— Забыл. — При виде ее он всегда терялся.

— Расскажи, расскажи мне! — Она села с ним рядом, крепко сжав на коленях кулаки. В голосе ее звенело нетерпение. — Хочу знать все подробности.

— Я мало знаю. Ногучи добрался до твоей семьи, увез их в Нагою и посадил на корабль, идущий в Гонконг. Тайком, конечно.

— Всех?

— Вплоть до бабки, как он сказал. Они будут ждать тебя в Гонконге.

На ресницах Сунскоку задрожали слезы, и, скатившись, они полились по щекам, а она пыталась подавить рыдания.

Обняв, он привлек ее к себе.

— Можешь поплакать, милая, никто не услышит.

Он понимает, думала она. И позволила выплакаться — за все годы. Она плакала о семье, плакала об утраченном детстве, плакала потому, что узнала, что те, кто ей дорог, в безопасности.

— Вы очень хороший человек, Юкиё-сан, — прошептала она, уткнувшись ему в грудь и всхлипывая. — Вы самый сострадательный и прекрасный человек в мире, и если любовь действительно существует, я буду любить вас за все, что вы для меня сделали.

Благодарность ему не нужна; он хотел большего. Но разве он не прожил в Ёсиваре десять лет? Он человек терпеливый.

— Рад был тебе помочь, — прошептал он, утирая ей слезы.

— Ты получишь все, что захочешь, за то, что дал мне, — шепнула она, целуя его в щеку.

Он понял, что она предлагает, но он хотел ее страсти, а не благосклонности.

— Когда окажемся на свободе, у нас будет много времени для этого. — Он снисходительно улыбнулся. — А сейчас следует подумать, как переправить на корабль наше золото, чтобы оно не досталось чиновникам.

Она отпрянула и сурово посмотрела на него.

— Ты серьезно? — Слишком дорогой ценой достались ей эти деньги, чтобы, лишившись их, остаться без будущего.

— Пройти сквозь строй чиновников может стоить очень дорого… если не…

— Что, что? Говори же!

Волнуясь, она походила на нетерпеливого ребенка, и он задумался. «Может, то, что ее так рано отдали на обучение профессии гейши, не дало развиться в ней чувствам взрослого человека? Или просто она наконец-то позволила себе реагировать на происходящее с присущей ей от природы непосредственностью?»

— Мы могли бы заплатить рыбаку, чтобы он провез нас мимо чиновничьего барьера. Дешевле обойдется, чем подкупать начальников гавани, — заключил он.

— Мы так и сделаем. — Она бросила взгляд на свой багаж. — А сколько можно взять с собой? Могу я взять все это?

— Да, возьми все.

— Откуда ты все это знаешь?

— Ногучи вырос в Осаке. Я слушал все, что он мне рассказывал.

— Хорошо, что у тебя багажа немного.

— Я отослал все ценное заранее.

— Заранее? Откуда ты узнал куда… — Она улыбнулась. — У стен есть уши, не так ли?

— И глаза, — добавил он с довольным видом. — Я, наверное, знаю о тебе больше, чем ты сама. Например, если ты выпьешь слишком много саке, ты храпишь.

— Этого не может быть!

— Я, быть может, ошибаюсь, — быстро согласился он. — Но ты очень красивая, когда спишь.

— То-то, — сказала она, уже не такая смущенная. — Значит, ты знал, что мы поедем в Осаку?

— Как только услышал, как Хироаки дает тебе указания. Я всегда был рядом, когда он приходил к тебе. Это опасный человек.

— Ты меня охранял?

— В некотором смысле.

Она улыбнулась:

— И видел все, что не полагается?

Он усмехнулся:

— И это тоже. Хотя, имей в виду, я гораздо лучше.

— Да, я наслышана об этом.

— Запомни это на будущее. Сейчас у тебя голова не тем занята.

— А у тебя?

— Я целеустремлен.

— Тогда не пей больше.

— Я не пьянею. Ты со мной в безопасности. И от меня. — Меньше всего ему хотелось пугать ее.

— Как ты можешь быть таким добрым? — прошептала она, чуть ли не погибая от его нежности, ведь все мужчины, которых она знала, были себялюбивы и требовательны.

— Я так хочу. — Будучи человеком дисциплины, он давно научился ждать. — Мне просто постель не нужна.

Она оглядела его красивое лицо и сильное молодое тело, отметила татуировку на кистях и предплечьях, завитки на спине, переходящие на грудь. Сколько нужно вытерпеть, пока так разукрасят? Или у него совсем нет нервов?

— Мне тоже. Хотя я, кроме секса, не знаю ничего другого.

— Я покажу тебе потом.

— А что, если я захочу теперь? — прошептала она, проверяя свою власть.

Он слегка улыбнулся:

— Ты говоришь несерьезно. Подожди, пока тебе действительно захочется. Тогда больше понравится.

— Сколько раз это нравилось тебе?

— А почему я должен тебе об этом рассказывать? Скажу только, мне кажется, мы с тобой поладим.

— Какой самоуверенный.

Он усмехнулся:

— Я реалист. Не хочешь ли чаю? Ночь будет долгая. — Действительно долгая, думал он, не привыкнув ограничивать свои похотливые желания. — Не сыграть ли нам в го?

— На деньги?

— Конечно. Я помогу тебе облегчить багаж.

— Вряд ли. Я хорошо играю.

Его ресницы опустились, скрывая насмешливое выражение глаз.

— Неужели?

— В прошлом месяце я выиграла тысячу рё.

— Тогда мне нужно быть внимательным, — с довольным видом сказал он. Даже держа пари, он выигрывал всегда, шла ли речь об игре в го или о дне, когда зацветет сакура.

— Я взяла с собой маленькую доску. — Это была мозаичная слоновая кость Хэйанской эпохи. — Это подарок, с которым я не могла расстаться.

Взгляд его насторожился:

— Подарок от кого-то близкого?

— От моего старого учителя. Незадолго до его смерти. — Самым известным гейшам полагалось уметь писать стихи каллиграфическим почерком и обладать творческим даром.

— А-а. Тадаясу. — Этот царедворец, разорившийся в трудные времена, научил читать и писать и Юкиё тоже. В действительности он стал для него наставником и жил в доме, купленном для него Юкиё. — Он и меня обучал. — Его медленно расплывшаяся улыбка содержала намек на вызов. — Почему бы нам не выяснить, кто учился лучше?..

Глава 18

На следующее утро, совсем-совсем рано, в то самое время, когда Ногучи осторожно постучал в дверь Сунскоку, неожиданно проснулся и Хью. Затаившись, он прислушался к некоему звуку, не понимая, приснилось ему или нет. Черт! Одетая в черное фигура ворвалась в дверь. Хью схватил кольт, перекатился через Тама, держа палец на курке, и разрядил револьвер в голову убийцы.

Потом с силой втянул в себя воздух. Одним меньше.

Но ниндзя никогда не ходят по одиночке, и, схватив второй револьвер, Хью быстро шепнул:

— Не двигайтесь! — и выпрямился.

Не обратив внимания на его слова, Тама вытащила из-под матраса свой длинный меч и встала в боевую позицию.

Ему хотелось сказать: «Вас же увидят голой. Оденьтесь!» — но он понял, как неуместны эти соображения, если через несколько секунд их убьют.

Подняв меч на высоту плеча, она направила его конец влево и кивнула. Хью тоже услышал — легкое дыхание, еле слышное. Прикинув рост противника, в направлении звука он выпустил четыре очереди по стене.

В предрассветном сером мраке прозвучал резкий крик.

Потом удар… и тишина.

Они посмотрели друг на друга, но ни один торжествующе не улыбнулся. Это было только начало. Где-то неподалеку выжидали еще и другие.

Зловещее молчание окутало хижину, тишину нарушал только отдаленный шум воды, низвергающейся на камни.

Казалось, этот звук существовал отдельно от надвигающейся катастрофы.

Хью начал торопливо одеваться, и Тама последовала его примеру. Если они уцелеют после этого нападения, им придется бежать. Кого-то ниндзя пошлют назад, за подкреплением.

Спустя секунды они оделись и, держа оружие наготове, стали ждать нового нападения. Но за пределами хижины все было неподвижно — ни звука, ни шороха, врагов не слышно и не видно. Собирая вещи, они то и дело останавливались, чтобы прислушаться. Самыми насущными для спасения были боеприпасы, и Хью еще раз проверил оружие; снова стали ждать.

Никто из их преследователей не был вооружен огнестрельным оружием, ведь в Японии строго соблюдались старинные обычаи и почитались традиции самураев в ведении боя. И Хью понимал, что это презрение ниндзя к иноземной смелости и оружию может спасти их с Тама.

Если только на них не нападет сразу несколько воинов.

Если им хватит боеприпасов.

Если никого из них не ранят серьезно.

Слишком много условностей и неизвестных обстоятельств, а главное, слишком далеко до побережья

Но начальное поражение придало нападающим осторожности, и, когда ниндзя наконец возобновили атаку, они навалились ватагой, ворвавшись, как сквозь стены хижины, с разных сторон.

В тесном помещении не было никакой возможности защищаться; их могли смять; реальная опасность. Но выбора не оставалось, и, полагаясь на инстинкт и навык, Тама и Хью целились и стреляли почти что наобум.

Один ниндзя упал, потом другой, но третий и четвертый оказались уже рядом с высоко поднятыми мечами. Воинственные возгласы самураев резали воздух.

Оттолкнув Тама себе за спину, Хью крикнул:

— Бегите!

И разрядил последний патрон. При всей его ловкости потребовались бы доли секунды, чтобы перезарядить револьвер, и, нацелив оружие на ближайшего ниндзя, он вытащил из-за пояса свой короткий меч.

— Убирайтесь вон! — заорал он, чувствуя, что Тама все еще здесь.

Чтобы дать ей время убежать, перемещаясь и загораживая ее от нападающих, он страшно хотел, чтобы она убиралась немедленно.

— Вон, вон, вон! — вопил и надрывался он, отражая удары мечей обоих ниндзя. Отступая, он жалел, что у него нет его длинного меча. Увернувшись вправо, чтобы ему не снесли голову, он споткнулся и начал падать…

Оба ниндзя ринулись на него с торжествующими воплями, их мечи уже опускались для рокового удара.

Перепрыгнув через Хью, Тама задержала их атаку, ее широкие горизонтальные взмахи мечами заставили их отступить.

Мусаси говорил: «Тот, кто вступает в атаку, есть ястреб. Ты должна это принять во внимание».

Без страха, с недрогнувшей решимостью напирала она на них мечами; дух ее спокоен; она рубила, целясь на их руки, кричала «эй», начиная и нанося удар. Ее мечи, острые как бритва, входили в плоть и кость, как в масло. Когда мечи выпали из обрубков их кистей, она, не робея, нанесла удары в сердце, холодная сталь ее лезвий погружалась в грудь. Когда в глазах ее врагов померк свет, Тама отбросила мечи и издала победный вопль. Это называется сёнгоно коэ. Кричишь — значит живешь.

— Господи Исусе, на это приятно было посмотреть, — пробормотал Хью, поднимаясь на ноги. — Я ваш должник, — добавил он, улыбаясь.

— Частично расплатилась с вами за вашу помощь, Хью-сан, — торжественно сказала она.

Быстро оглядев распростертые на полу тела, он кивнул туда, где недавно была дверь.

— Обсудим, кто кому должен, потом. А теперь нам лучше убраться отсюда подобру-поздорову.

— А это не опасно?

— Эти четверо пришли бы с подкреплением, если бы оно у них было, — заметил Хью, подбирая револьверы. — Хотя это не значит, что довольно скоро по нашему следу не пойдут другие ниндзя. — Проворно перезарядив револьверы, он сунул один себе в кобуру, отдал другой Тама и взял котомку. — Готовы?

Она кивнула и направилась к пролому бывшей двери, обходя лужи крови на циновках, как вдруг одно из распростертых тел выбросило руку и схватило ее за лодыжку.

Она похолодела. Раненый ниндзя наставил на нее нож.

Хью оторопел. Жизнь уходила из тела ниндзя; но у этого помощника Хироаки оставался один шанс преуспеть в исполнении поручения.

«Успею ли выхватить револьвер и выстрелить, или ниндзя опередит меня, нанеся смертельный удар?» — мелькнуло в голове у Хью.

На какое-то мгновение у него перехватило дыхание; казалось, время остановилось.

Потом он действовал как в тумане — выхватил, выстрелил, бросился к Тама, надеясь, что нож убийцы пролетел мимо.

Стилет свистел в воздухе, а он сбил Тама с ног, и она. тяжело упала.

На какой-то ужасный момент ему показалось, что цель все-таки поражена.

— Вы меня раздавили, — пробормотала она.

И если бы не трагичность ситуации, он из чувства юмора расхохотался бы беспечно и радостно. Но только отодвинулся и тщательно осмотрел ее, ища порезы.

— Кажется, вы невредимы.

— Разве что вы сломали мне пару ребер, — ворчливо сказала она, вставая на ноги.

— Очень может быть, — сухо отозвался он.

— Конечно. Благодарю вас, — поспешно сказала она. — Большое спасибо.

Он склонил голову набок, принимая благодарность.

— А теперь давайте попробуем еще раз выйти отсюда.

— Я готова. И я вся внимание.

Но чтобы покончить с сомнениями, он выстрелил каждому ниндзя в голову.

— Немногим меньше пойдут по нашим следам, — пробормотал он, поднимая котомку.

— Мы все же пережили еще один день, Хью-сан, — сказала она, слегка улыбаясь. — Я, например, очень рада.

— А я подожду радоваться, пока мы не окажемся на борту корабля. — Указывая винтовкой на сломанную дверь, он прошептал: — После вас.

Надеясь обогнать преследователей, они в тот день не останавливались на отдых, идя окольными путями, часто меняя направление, упорно продвигаясь вперед. Оба молчали; разговаривать не хотелось; головы были заняты одним — как уцелеть.

Хотя время от времени мысли Тама возвращались к планам возмездия. Ей, воспитанной на традициях, которые требовали воздаяния за зло, нужно было не только восстановить в правах убитого отца, но и отомстить за безжалостный злой умысел Хироаки. И в настоящий момент главный инспектор стоял первым в ее списке отмщения — жадный трус; у него не хватило даже смелости возглавить свой отряд полицейских.

У Хью заботы были более прозаические. Представление о загадочной кровной мести находилось за пределами понятий человека, который последнее время руководствовался исключительно соображениями выгоды, ставшими его путеводной звездой. В данный же момент он надеялся, что им боеприпасов хватит до Осаки, потому что в порту его ждал шелк, который нужно погрузить на борт. После этого, когда выгрузит его в Лондоне, он станет, черт побери, куда богаче.

Глава 19

Пока Тама и Хью боролись за свою жизнь в буквальном смысле слова, Сунскоку, Юкиё и Ногучи находились в прибрежной харчевне, где обсуждали, сколько будет стоить их доставка на «Красавицу Юга».

— Мы охотно заплатим вам за это, и заплатим неплохо, — заявил Юкиё. — Но нам вовсе не интересно покупать вам новую лодку, поняли?

Два рыбака прекрасно это понимали. С членом банды якудза не спорят.

— Мы встретимся с вами у причала, — пробормотал тот, что помоложе, наблюдая через все помещение за хозяином харчевни, который поглядывал на них с большим интересом. Хотя Сунскоку куталась в накидку, красота ее обращала на себя внимание. — Вы не обычные покупатели для этой части побережья. Вы обращаете на себя внимание.

Юкиё кивнул.

— Наш разговор закончен. Условия — половину сейчас, половину — когда сядем в вашу лодку. — Он сунул рыбаку маленький кожаный мешочек.

— Американский пароход каждый день присылал на берег маленькие лодки. Вы не те ли, кого они ждут?

— Спасибо за содействие, — сказал Юкиё, не отвечая на вопрос. Он встал. — Мы скоро будем у причала. Можете идти.

Когда оба поспешно вышли, Юкиё направился к хозяину харчевни, который при его приближении старался и виду не показать, что напуган. На грубый стол Юкиё бросил золотую монету.

— Ты нас не видел. А Кенкайти — мой друг, так что не соблазняйся и держи язык за зубами.

Кенкайти, главарь преступного синдиката в Осаке, был хорошо известен на побережье, где определенный процент каждого груза попадал в сундуки якудза.

Хозяин побледнел и молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

Вернувшись к своим, Юкиё вывел Сунскоку на улицу. Стоя у входа в этот ветхий домишко, они наблюдали, как рыбаки готовят лодки.